- Как зовут твою куклу?
- Сольвейг - протяжно и мелодично ответил дошкольник, слабым ногтем сковыривая второй глазик.
Закончив работу, он просвистел весь танец Акиры и строго взглянул на непрошеного собеседника:
- Что вы смотрите так, милейший? Гении, знаете ли, до смерти хранят в себе себя во все пройденные моменты, иначе до гения не хватает.
А межвременное, знаете ли, множественности отфильтровывает, так что на тебе это чучело и вали отсюда, пока вон те бритые за педофила не приняли...
Межвременное, по всей видимости, претерпевало некие трансформации - дошкольник ещё убавился в росте, но оброс бородой.
- Ладно, пора мне Озе хоронить. Да не делай большие глаза, шутка! В обшем, я потикал. А ты сиди, думай - Ибсен я или Чайковский... Подбери челюсть, вообще чувства юмора нет. Григ или Пер Гюнт. Пока, алкаш!
-Анитра - вспомнил я. - Танец Анитры. Акира - это Курасава. Григ. Грог, а? И какая ещё была фамилия... Абсент, нафиг фамилию! Вот бы попробовать, но это же жутко дорого!
Мелочи вполне хватало ещё на банку, жизнь была вовсе не плоха, но сердце разрывало воспоминание о Сольвейг - непереносимая её песня, длиной в жизнь песня смерти от любви.
Пьяные слёзы и не только смерзались в мерзкие сосульки на усах.
И ведь какое имя, а. Само - песня.