Как обо…нный валенок. Не совсем изящное, но очень точное сравнение. Он поднялся из-за стола, обмирая от кощунственной несправедливости.
- Юра! Не смей уходить,- табуретка отлетела в сторону. Рита настигла парня у двери и повисла на плече,- Юра, иди сюда.
Она усадила его за стол. Он подчинился. Родители смотрели изумленно.
- Теперь послушай, папа, как было все на самом деле,- сказала зло Рита.
Она объяснялась сбивчиво и сумбурно. Возвращалась к началу, опять убегала вперед. Себя не щадила, и именно поэтому родители поверили ей. Про Люду с квартирой Рита умолчала.
Воробьев мрачнел с каждой секундой, жена слушала с непроницаемым лицом. Вот так же реагировать, наверное, может и ее дочь.
Рита закончила рассказ. Воробьев отворачивал взгляд от Григорьева. Жена наоборот, прищурившись, внимательно разглядывала парня, будто знакомилась вновь. Юра вдруг поймал себя на мысли, что очень хочет понравиться Ритиной маме. Мнение профессора почему-то волновало меньше.
- Ну, вы даете, ребята,- сказал Воробьев и покинул кухню. Жена вышла следом.
- Ему теперь надо время, чтобы переварить услышанное,- прошептала Рита,- Ты только на него не обижайся.
Она убрала бутылку в холодильник, безжалостно выплеснула содержимое Юриного стаканчика в мойку.
Воробьевы вернулись.
- А где?- спросил отец.
- А надо?- Рита смотрела с сомнением.
- Надо. Сейчас как раз надо.
Опять наполнили стаканчики. В прежних пропорциях.
- Ну, что же, Юра,- профессор смущенно потирал затылок,- Извини. Я счастлив, что ошибся. Ну вы тоже виноваты. Напустили, понимаешь, тумана.
- Мы не нарочно,- сказала Рита,- Просто Владимира Павловича не хотелось подставлять.
- Ну, нам-то ты могла сказать,- вступила мать,- И отцу бы не пришлось теперь оправдываться.
Рита виновато уставилась в тарелку.
- Кто старое помянет, тому глаз вон. Давайте выпьем и забудем об этом неприятном инциденте,- произнес профессор.
Выпили. Юра облегченно вздохнул.
- У тебя хобби есть?- спросил Воробьев.
- Так, ерунда. Немного занимаюсь фотографией.
Воробьев оживился.
- И я. Очень уважаю это дело. Мы еще поговорим об этом. Потом.
- Да уж, будьте любезны,- сказала мать,- Мне это хобби во где.
Она провела ладонью по горлу.
- Начнешь печатать, в ванную не зайдешь. Юра, ты тоже занимаешь ванную на десять часов?
- Ну, положим, не на десять,- профессор смутился,- Максимум на три.
- Я ночью печатаю,- сказал Юра.
- Нет уж, ночью надо спать,- мать улыбнулась и тихонько щелкнула мужа по носу.
- А они ведь тоже этим занимаются,- подумал Юра,- И, наверное, еще вовсю. Интересно, как это бывает у сорокапятилетних? Брррр…. Даже представить страшно.
- А по мне, так лучше ночью,- брякнула Рита.
Мать ласково посмотрела на нее, перевела взгляд на Юру и усмехнулась.
Юра не соврал. Действительно увлекался фотографией с детства. В начале шестидесятых дядя Витя приобрел фотоаппарат с символичным названием «Смена» и примитивную увеличительную приставку. Фотогений из него не получился. На память о творчестве осталось несколько маленьких порыжевших фотографий с размытыми очертаниями.
Юра начал было фотографировать «Сменой», но ему исполнилось тринадцать, и у приятелей вдруг появились «ФЭДы» и «Зоркие». А у одного, даже «Зенит».
Юра пристал к матери. Та поделилась с мужем.
- Знаешь, что, мой дорогой,- сказал тот,- Я согласен купить тебе хоть «Зенит», хоть «Ленинград» с «Киевом». Но только после того, как увижу результат.
Юра не понял.
- Результат твоего творчества, Юра. А пока я ничего не вижу.
- Да на чем же мне творить?- вспылил Юра.
С дядей Витей отношения были простыми. Они ругались и мирились по десять раз в день. Дядька позволял ему больше, чем позволил бы родной отец. На этот раз дядя Витя оказался непробиваемым.
- А вот на этом, Юра. Вот на этом самом,- он постучал по «Смене», лежавшей на столе,- Чем тебе не фотоаппарат? Я на нем, знаешь, какие снимки делал?
- Покажи хоть один нормальный.
- Я просто не старался. А ты постарайся, и все у тебя получится.
Так бы и остался Юра ни с чем, если бы не соседка. Молодая учительница Лидия Михайловна Скобелева, преподававшая математику в Юриной школе. Отголоски перепалки между дядей и племянником долетели до нее сквозь открытое окно. Дня через два она остановила дядю Витю на улице.
- Виктор Васильевич, извините, что вмешиваюсь,- начала она смущенно.
Дядя Витя, даже когда улыбался, выглядел грозно, и многие побаивались его крутого нрава. Скобелева тоже.
- Я случайно услышала ваш спор с Юрой. Простите, что так получилось…. Мне кажется, что вы немного не допонимаете суть.
- А вы понимаете?- развеселился дядя Юра.
Учительница была очень симпатичной и могла говорить то, чего не могли другие.
- Кажется, да,- она смутилась совсем.
- Поделитесь, Лидия Михайловна, прошу вас,- он опять смеялся.
- Понимаете, Юра не по годам рослый,- начала неуверенно она,- Вы понимаете, о чем я?
- Ну, предположим.
- Им уже интересуются девочки…. Из старших классов…. И он, конечно, ими тоже. Да и в его классе много девочек.
- Я не понимаю, какое отношение девочки имеют к фотоаппарату?
- Да самое прямое,- разозлилась наконец Скобелева,- Неужели вы не понимаете? Предположим, Юра придет на демонстрацию…. Или еще куда-то…. На речку, например. Там его одноклассники с нормальными фотоаппаратами. А он…. Извините, конечно, но «Смена»- это что угодно, только не фотоаппарат. Я бы постеснялась с таким ходить. Честное слово.
На следующий день Юра получил в подарок «Зоркий-4» и в придачу увеличитель «Юность».
- Ты только девчонками- то очень не увлекайся,- съязвил дядя Юра,- Особенно из старших классов. А то научат плохому.
И долго хохотал, а Юра никак не мог связать две темы – фотографию и девчонок. И дивился дядькиным речам.
Фотографии получались отменными. Дядя Витя признал свою неправоту.
- Эх, Юрка, не понял я тебя сразу,- сокрушался он.
- Вы тут поворкуйте,- сказал Воробьев,- А я украду Юру на несколько минут.
Они прошли в комнату родителей. Профессор усадил Юру на стул, а сам начал вытаскивать из шифоньера свои «богатства».
- «Зоркий-4»,- Юра не поверил своим глазам.
- А у тебя какой?
- Точно такой же.
- А вот увеличитель,- Воробьев положил на кресло чемоданчик.
- Это «УПА». Я знаю. А у меня «Ленинград».
- Ты хочешь сказать, что «Ленинград» лучше, чем «УПА»?- с подозрением спросил профессор
- Нет, что вы,- соврал Юра.
- «Ленинград» хуже уже тем, что занимает вдвое больше места. Этот вот я сложил в чемоданчик и готово. А твой? Воооо какая коробища….. Так что тут я тебя переплюнул.
Воробьев торжествовал.
- А вот вспышка. Называется «Луч».
У Юры была точно такая же. В футляре с ремнем через плечо и с дополнительным осветителем. Но он благоразумно промолчал.
- Вот так. Знай наших. А ты много фотографируешь?
- Не очень.
- А я в отпуске, бывает, пленки три зараз отщелкаю. Смотри.
Он достал из шифоньера альбом. Перед Юрой потекли бесконечные пейзажи. Вот семейный снимок. Рита, родители и еще какие-то люди.
- Риты отдельно здесь нет,- профессор читал его мысли,- Только вот такие мелкие общие снимки. Свои фотографии она держит у себя в альбоме…. А у тебя штатив есть?
- Нет. Пока не приобрел.
- А у меня есть. Очень удобно. Даже не знаю, как я обходился без него раньше…. Ты проявителем каким пользуешься?
Тут Юра блеснул.
- Я покупаю отдельно реактивы. Обычно в ГУМе. Хотя лучше на «Соколе». Проявитель составляю сам.
- Это глупо,- перебил Воробьев,- В магазинах полно готовых проявителей. Зачем зря тратить время? Время, Юра, это деньги. Я даже в троллейбусе обязательно что-нибудь читаю….Из технической литературы.
Слава богу, в комнату заглянула Рита. Отец самодовольно разглядывал фотопринадлежности.
- Паааап, я Юру заберу?
- Забирай. Разбил я твоего кавалера по всем фронтам.
- Мама, мы ушли,- крикнула Рита из прихожей.
- До свидания,- рявкнул Юра.
Родители выглянули одновременно.
- А чай?- спросила удивленно мать.
- Юра не пьет после еды. Правда, Юр?
Мать, вроде бы, расстроилась.
- Ну, ты попей. Ты-то пьешь. А Юра подождет. Правда, Юр?
- Нет, мам, мы побежим.
- Ты наврала мне тогда в столовой,- понял он,- Просто решила слинять. Не хотела оставаться со мной.
- Зато сейчас хочу. Тебе этого мало?
- Да-да, конечно,- поспешно согласился Юра.
- И еще,- продолжала она,- Чья бы корова мычала. Сам ничего мне про себя не рассказал. Я даже не знала, что у тебя папа умер.
- Да как-то к слову не пришлось.
- Разве для этого нужен повод?
Они проболтались до вечера. Гуляли в роще, дошли до окружной, вернулись, перешли узенькую речку Тьмаку по крохотному мостику и вышли к кинотеатру «Россия». Юра хорошо знал этот путь. Еще несколько километров мимо утлых домиков частного сектора и вот он – микрорайон «Южный», жителем которого Юра намеревался стать в ближайшее время. В «Южный» они естественно не пошли. Повернули назад, но по другой дороге. Рита будто специально водила его по закоулкам и с интересом наблюдала за реакцией, когда ее дом вдруг неожиданно появился из полумрака.
- Не ожидал?- спросила она,- Небось думал, что мы зашли незнамо куда?
- Я без тебя бы заблудился,- соврал Юра.
Они долго целовались в подъезде. Его ладонь тонула в гриве густых волос.
- Все, я пошла,- Рита освободилась от его объятий,- У нас с тобой занятия завтра до трех. Приходи к нам… К четырем…. Не переживай. Родители уедут на дачу на выходной. Я тоже уеду, но вечером. Придешь?
Будто он мог не согласиться.
В шестнадцать ноль-ноль он стоял перед заветной дверью. Позвонил. Его не торопились впускать. Он увидел, как блеснул дверной глазок.
Он хотел крикнуть, что это он. Не успел. Дверь отворилась. Перед ним стояла Людмила Петровна. Рита через четверть века. Одета так, будто собралась уходить или только пришла. Светло серая юбка, чулки или колготки телесного цвета, белая блузка. Вчера в «фирмовой джинсе» Ритина мама выглядела эффектнее. А вот распущенные волосы молодят. Она сейчас явно моложе той вчерашней с узлом на затылке. Надо будет сказать об этом Рите.
- Юра?- удивилась она.
Он поздоровался, она ответила и продолжала смотреть удивленно, ни на шаг не отступая от двери.
- Простите, я, наверное, не вовремя?
Она словно очнулась.
- Да, нет, Юра, это хорошо, что ты зашел. Проходи.
Она отступила, и Юра вошел в прихожую. Переобулся во вчерашние тапки.
- Вчера как-то сумбурно все вышло,- сказала Воробьева с сожалением,- Проходи в комнату.
Он зашел.
- Ты вчера, наверное, толком ничего не разглядел. Садись куда хочешь. Можешь на диван или в кресло. Книги посмотри. У нас много книг. А я чай приготовлю.
- У вас очень хорошая квартира, Людмила Петровна. Книги мы вчера смотрели с Ритой…. Я ведь к ней пришел.
- Ясно, что не ко мне. Ты с ней договаривался?
- Да, на четыре.
Воробьева посмотрела на него странно. И ответила соответственно.
- Я не знаю, Юра. Она, вообще-то, сейчас занимается в читальном зале в Центральном корпусе. А я, кстати, должна была час назад уехать на дачу. Задержалась совершенно случайно.
Неприятный холодок пополз по позвоночнику. Снова Ритины сюрпризы. Как в Капошино. Может, она сейчас где-то идет под руку с Дроновым и смеется над бедным дурачком, наступившим второй раз на те же грабли.
- Боже, какой же я идиот. Как я сейчас нелепо выгляжу в глазах этой женщины. Что она сейчас обо мне думает?
- Я, пожалуй, пойду,- он сделал огромное усилие, чтобы скрыть свое состояние.
- Нет, уж,- Ритина мама вбивала слова,- Чаем я тебя, все- таки напою… И не смей перечить. Я этого не люблю…. Ну чего ты застыл как изваяние? Марш в ванную, мой руки и за стол.
Он сумрачно мыл руки под краном и размышлял. По всему выходило, что если бы Воробьева не задержалась случайно в квартире, стоял бы он у запертой двери и целовал «пробой».
- Юра, тебе крепкий чай?- крикнула из кухни Людмила Петровна.
Юра ничего не расслышал из-за шума воды. Только крик. Он выскочил из ванной в надежде, что появилась Рита и сейчас все объяснит.
- Тебе покрепче?- снова спросила Воробьева.
Юра сник. Покрепче, послабже… Какая разница.
- Все равно,- выдавил он обреченно.
- Ты чего так раскис?- она с интересом заглядывала в его глаза,- Из-за Риты? Чего ты в ней нашел?
- Как?- опешил Юра.
- Нуууу. Чем она так тебя пленила?
Юра смутился. Одно дело говорить о своих чувствах девушке, совсем другое ее матери. К тому же его признание в свете последнего часа может выглядеть комичным.
Воробьева ждала ответа. Он плюнул на то, что она могла подумать о нем.
- Просто, Рита мне нравится….. Очень… Я люблю ее.
Последняя фраза сорвалась случайно. Выворачивать душу перед Воробьевой он не собирался.
Та откинула голову так, что волосы соскользнули с плеч, и не весело засмеялась.
- Любовь… Как мы легко разбрасываемся такими словами,- проговорила она печально,- Ты еще юноша, Юра. Ты о любви пока ничего не знаешь.
Воробьева относилась к нему как к сопливому мальчишке. Юра возмутился было, но она умерила его пыл.
- Юра, я не хотела тебя обидеть. Вот послушай…
Она говорила, а сама смотрела в невидимую точку на стене. Юре показалось вдруг, что сама Рита сидит перед ним. А он уже не Юра, а Юрий Владимирович. А за окном 2000-ый год. Захотелось протянуть руку и погладить волнистые локоны. Он вздрогнул и вернулся в реальность. Воробьева ничего не заметила. Тихо лился бархатный голос.
-..... Ей многие признавались в любви. Смелые, ловкие, красивые, пробивные. А тот парень был обычным. Нет, не совсем конечно обычным. Он был трудолюбив, настойчив и упорен, но не блистал красотой и никого не бил. По-моему, даже драться не умел. Моя подруга его не замечала. Ей нравились красивые и смелые. Она меняла их, как перчатки. Выбирала следующего, а предыдущие уходили в тень. К слову сказать, вели они себя достойно и не устраивали истерик. Не пытались наложить на себя руки и из воинской части не сбегали… Хотя… Что-то было раза два… Не помню точно. Не в этом суть. Тот парень… Ну, который любил мою подругу, очень тосковал и частенько следил за ней, когда она гуляла с очередным поклонником. Моя подруга замечала это и поступала очень жестоко. Один раз прощаясь как обычно со своим ухажером, она стала целовать его прямо перед подъездом. Наверху горел фонарь и ….. Ты понял, о чем я.
- Он все видел.
- Только ты не подумай… Поцелуи и ничего более. Но какие поцелуи.
Она замолчала.
- И чем же закончилось?- спросил Юра заинтригованно.
- Все эти красавцы с бицепсами исчезли, как туман. Одного убили через год, другого через три. Кто-то спился. Кто-то влачит жалкое существование. А моя подруга вышла за того самого паренька. Они прекрасно живут… А ведь она могла связать жизнь с любым из тех… Как ты думаешь, почему она выбрала именно его?
У Юры было несколько вариантов ответа, но он не рискнул озвучить их, потому что уже догадался, о ком говорила Воробьева.
- Она поняла, что этот парень единственный из всех любит ее по-настоящему,- Воробьева не дождалась ответа и теперь говорила сама,- Для женщины очень важно, чтобы ее любили. А для мужчины,- чтобы любил он. И на этом держится мир.
- Все повторяется,- думал Юра.
И вспоминал заколоченный вагончик, Риту, обнимающуюся с Дроновым, и себя самого, наблюдающего из-за кустов.
- Я следил за ней, как когда-то будущий профессор за ее мамой. Значит, я такой же лопух как и он? И поэтому Рита выбрала меня? Получается, что высшая форма любви- это когда муж наблюдает, как при нем имеют его жену? Бред.
Даже голова пошла кругом от таких мыслей.
- Ты что-нибудь вынес из моего повествования?- спросила Воробьева.
Он задумался, подбирая слова. Мысль- то уже была, а слов нужных не хватало.
- Видите ли,- начал он,- Мне ведь тоже слегка пришлось побывать в шкуре того паренька. Рита вчера рассказывала вам, как я ждал ее, а она прошла мимо с другим. Не целовалась, не обнималась. Просто прошла…. Потом сгорел вагончик…
Он замолчал и посмотрел на Воробьеву. Та вдруг отвела взгляд.
- Юра, ты конфеты больше любишь или пряники?- спросила она нарочито громко.
На столе лежала продолговатая коробка конфет и вазочка с пряниками. Юра взял пряник.
- У твоей мамы много часов?- неожиданно спросила Воробьева.
Маминой работой Юра не интересовался никогда.
- Я не знаю,- признался он.
- А сколько она получает?
- Рублей сто пятьдесят…. Наверное.
Он отвечал, а думал об истории, рассказанной Воробьевой. Она готовит ему такую судьбу? Всю жизнь наблюдать из-за кустов, как развлекается ее дочь? Он внимательно посмотрел на Ритину маму. Собралась на дачу, а макияж наложен безупречно. Будто собралась в театр… Или на свидание? Может, профессор до сих пор наблюдает за ней из-за кустов? Как она там сказала- то? «Хотя было что-то раза два. Не помню точно». Было с теми, кто не смог наблюдать из-за укрытия за ее безобразиями.
- Учителя мало получают. К сожалению,- донеслись до него ее слова.
Он очнулся.
- А папа….. Извини… Твой дядя много получает?
- Не очень,- соврал Юра.
Он покончил с пряником и взял конфету из коробки. Круглая рубчатая с ликерной начинкой.
- Кем же он работает в леспромхозе, если не секрет?- продолжала допрос Воробьева.
Тут был один неприятный момент. Леспромхоз производил изделия из дерева. Доску, вагонку, брус и тому подобное. Дядя Витя, как говорится, «сидел на лесе». И уж чего греха таить, имел с этого солидный куш. Естественно, он не выписывал «лес» всем подряд. Только проверенным людям по «железобетонным» накладным. «По знакомству» отпускал в исключительных случаях. Один раз выписал брус и вагонку родителям одной Юриной девушки. Потом пенял ему этим целый год. Юра извлек урок и больше не выступал в качестве посредника. Он догадывался, что к «каким-то» Воробьевым из Калинина дядя Юра отнесется не лучше.
- Мастером,- осторожно ответил он.
- Как мастером? Я представляла, что леспромхоз- это лесное хозяйство, где работают лесники, егеря… А мастер тут при чем?
- Задолбала,- подумал Юра.
- Есть еще цеха,- сказал он кисло,- В которых делают доски…. И всякое такое.
- Ааааа,- сказала Воробьева.
И к счастью Юры, больше ничего не добавила.
Конфетка закончилась. Ликерчик горел на языке. А вкуса он не разобрал. Сбила Воробьева своими расспросами. Он наметил глазом еще одну конфетку. Квадратную с арнаментом. Но в голове пронеслась мысль.
- А вдруг проверка?
И не взял. Даже вида не показал, что желает еще чего-то отведать. Допил чай так.
- Хочешь еще?- поинтересовалась Воробьева.
- Нет, спасибо.
- Понравились конфеты?
- Да. Вкусно.
- Пробовал такие раньше?
- Пробовал, но мне больше зефир в шоколаде нравится.
Воробьева растерялась.
- А у меня нет.
- Ничего страшного, Людмила Петровна. Скажите, а когда Рита должна вернуться?
- Скоро должна,- она смотрела на него с любопытством,- Тебе Рита очень нужна?
- Вы в долгосрочном смысле или про сегодняшний момент?
Любопытство сменилось изумлением.
- Мне очень нужна ваша дочь,- поспешно добавил он,- Во всех планах. И пришел я к ней.
- Я поняла, Юра. Ты уже это говорил…. Придется тебе пока потерпеть мое общество.
В этот момент во входной двери щелкнул замок, дверь открылась, послышались быстрые легкие шаги в прихожей. Заглянула Рита.
- Как вы тут?
- Знакомимся повторно,- улыбнулась мать,- Юра очень приятный собеседник.
Рита тревожно посмотрела на Юру.
- Ну все, ребятки, я поехала на дачу,- мать поднялась со стула,- А ты уж сегодня не приезжай. Давай завтра с утра.
Юра сидел за столом, а они о чем-то шептались в прихожей.
- До свидания, Юра,- громко сказала Ритина мама.
Юра рысью выскочил в прихожую, но попрощаться не успел. Дверь уже закрылась. Рита прислонилась к ней. Глаза в потолок, ладошки перед грудью. Будто читает молитву.
- Слава богу. Я так боялась, что вы переругаетесь.
Юра опешил.
- С чего ты взяла?
- Она начнет просвечивать тебя рентгеном, и ты не сдержишься.
- Я скорее язык себе отрежу, чем поругаюсь с твоей мамой.
Рита посмотрела пристально.
- Не понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно… Ладно, какая разница. Ждал меня?
- А кого же я здесь еще мог ждать?
- Решил, что я умышленно задержалась? Скажи честно.
Юра молча кивнул.
- Дурачок, я так сюда спешила, что перепутала в читалке билеты и взяла чужой. Поняла только дома. Пришлось возвращаться. Хорошо, что мама еще была и согласилась тебя подождать. Хорошая у меня мама?
- Замечательная, отличная. Хотел бы я иметь такую тещу.
- Такую тещу заслужить надо. Красавица, правда?
- Твоя мама очень похожа на тебя, а ты самая красивая девушка на земле. Только я одно не пойму. Почему она ничего мне не объяснила? Смотрела на меня так, будто не ожидала увидеть.
- Проверяла тебя дурачка. Хотела посмотреть, как ты себя поведешь.
Она вдруг сделала загадочные глаза.
- Уйди на минутку в комнату. Я тебя кое-чем угощу.
На кухне взревел миксер. Через несколько минут в комнату зашла Рита с подносом в руках. Опустила поднос на журнальный столик и посмотрела на Юру, любуясь произведенным эффектом. Два высоких запотевших стакана, наполненных на две трети вспененным рубином. Соломинки с кружочками лимона довершали шедевр.
Юра втянул через соломинку приятный клубничный коктейль. Почти ледяной. Он удивленно поднял стакан и увидел кубики льда под бело розовой пеной. Юра зажмурился от удовольствия.
- Нравится?- спросила Рита.
- Нет слов.
- Лучше чая?
- Чай мне тоже понравился.
- Моя мамочка самая лучшая на свете. Самая-самая…. Согласен со мной?—Рита требовательно смотрела на Юру.
- Ну конечно
- Но… Я ведь все делаю чуть лучше…. И мой коктейль лучше чая. Правда?
В двенадцатом часу он покинул Ритино жилье.
Утром проснулся ровно в восемь. Он умел вставать без будильника в нужный час. Даже среди ночи.
Побрился и поспешил к Рите. До самого «Спутника» не попалось ни одного прохожего. Около кинотеатра ленивой цепочкой застыли таксомоторы. Водители, сразу все, с надеждой уставились на молодого человека. Тот свернул направо, показав им мысленно кукиш. Химико-технологический корпус парил в кромешной тишине, и улочка слева была пуста. Только в круглосуточном детском саду на углу горел свет в окнах. Рита недавно рассказывала ему, что одна из соседок по дому держит здесь своего ребенка. Рита негодовала и округляла глаза, а он думал, что уж пусть лучше ребенок будет здесь играть с такими же бедолагами, чем дома смотреть, как мать развлекается с очередным ё....м.
Огромный Учебный корпус сиял пустыми глазницами окон и показался Григорьеву унылым и заброшенным на веки вечные. От бетонных стен веяло сумрачной прохладой и сыростью. Юра обогнул правое крыло, пересек улицу имени славного маршала и оказался на Кооперативной. Солнце уж выбралось из-за деревянных двухэтажных бараков, окружавших улицу с обеих сторон. «Пивнуха» сияла пустотой.
Договаривались встретиться в девять, он пришел на пять минут раньше. Стремглав влетел на четвертый этаж.
Рита открыла после десятого звонка. Заспанная и красивая. Редкая красота, которой не нужен макияж.
- Тыыыы!? А сколько времени?... Уже девять!?
Юра топтался в прихожей, Рита носилась из туалета в ванную, из ванной на кухню и причитала:
- Ох, мне от родителей достанется.
Посмотрела на себя в зеркало и застонала.
- Оооооо. Нет!... Погоди, я сейчас.
Она исчезла в своей комнате и словно забыла о его существовании. Прошла минута, две…, пять минут…. Юра нажал на дверную ручку.
- Не заходи!- взвизгнула Рита.
Юра отдернул руку от двери и беззвучно выматерился. Дверь приоткрылась, и выглянула Рита.
- Ну чего ты?... Ладно, заходи. Только не мешай.
Она сидела на стуле перед трельяжем, он на диване позади нее. В боковой створке он видел Ритин профиль. Она колдовала над правым глазом.
- Ты и так красивая,- сказал Юра.
- Ты ничего не понимаешь. Красоту надо шлифовать.
Она перешла к шлифовке второго глаза. Впереди были еще губы, брови… Он не выдержал, поднялся с дивана и подошел к девушке. Они смотрели друг на друга в зеркало, кисточка замерла в ее руке.
- Я допустила тебя до святая святых. Цени,- сказала Рита,- Никто еще не видел, как я крашусь.
- Я ценю,- он осторожно обнял ее за плечи.
- Юррррр…… Мешаешь.
Он поцеловал ее в шею.
- Ну, Юррр… Прекрати.
Она дошлифововала глаз, а Юра смотрел и смотрел на нее. И не мог наглядеться. Он забыл о времени. Вообще, обо всем забыл. Вглядывался в ее черты и тонул в ее глазах. Он ощутил себя абсолютно счастливым человеком. Ему уже хотелось, чтобы она провозилась как можно дольше у зеркала. Час или два… Или целые сутки. Он бы смотрел на нее целую вечность. Много-много лет…. Она повзрослела бы, морщинки пробежали бы под глазами и пересекли лоб…
От мысли, что красота ее когда-нибудь померкнет, перехватило дыхание, и во рту пересохло. Он даже глаза прикрыл, чтобы избавится от видения.
Рита расценила его мимику по-своему и наспех докончила с ресницами.
- Юр, поцелуй меня.
Он наклонился и осторожно поцеловал ее в капризный ротик.
- Еще,- попросила она.
Они целовались и он подумал:- «А вдруг….». И осторожно положил ладонь на ее грудь. Показалось, что под блузкой ощутил твердый сосок… Но это скорее всего был плод возбужденного воображения. Зато он точно увидел через разрез в блузке кружева ее бюстгальтера и попытался расстегнуть пуговку, но Рита пресекла намерения.
- Все,- сказала она, отстранившись и оторвав его руку от своей груди,- Сейчас накрашу губы и больше целоваться не будем.
- Вообще, никогда?
- Вообще.
Рита оживилась, глаза блеснули лукаво.
- А если, правда, Юр? Вообще никогда. Поцеловал меня в последний раз и все. Больше нельзя. Будешь со мной встречаться?
- В зависимости от причины. Если венерическое что-то….
- Пошляк…. Одна гадость у тебя на уме.
- Я читал, что Новозеландские аборигены вместо поцелуев трутся друг о друга носами и хрюкают,- сказал Юра.
- Сейчас придумал?
- Это не я. Джеймс Кук описал в своих исследованиях.
- И они его за это съели,- заключила Рита.
- Видишь, какими кровожадными становятся те, кто не целуется?
Вместо ответа Рита притянула к себе его голову и потерлась носом о его нос.
Юра громко хрюкнул, и они расхохотались.
- Представляешь картину,- говорил он, размазывая слезы, выступившие от безудержного смеха,- Занимаются люди сексом, и такой «хрюк» стоит по округе…. Как на свиноферме.
Рите сравнение не понравилось. Она перестала смеяться и с ужасом посмотрела в зеркало. Тени и веки оказались на месте, и она успокоилась. Юра продолжал веселиться.
- Очень смешно,- хмыкнула девушка,- Лучше признайся, это правда или твоя очередная выдумка?
Веселость сразу улетучилась.
- Что значит очередная?- обиделся он,- Когда я тебе врал? А про это я читал…. В одном дореволюционном издании.
- И я могу при случае это кому- то рассказать?
- Естественно.
- Я читаю «ЖЗЛ»,- похвасталась гордо Рита,- Много про кого прочла. Про Менделеева, Чайковского, Мане, Островского…. Даже про Колумба. А про Кука не встречала.
- Значит, он не очень замечательный. А, вообще, «ЖЗЛ»- это такая хрень, если честно. Все согласовано с Партийными органами и выдержано в Советской идеологии.
Рита «взвилась». Глаза потемнели и приобрели штормовой цвет бушующего моря, скулы обострились. Юра вдруг вспомнил панночку из Гоголевского Вия. Причем, именно такую, как описал Гоголь. С прекрасными чертами, созданными высшей гармонией, в которых чудилось что-то страшное пронзительное. Он даже строчку вспомнил:- «Рубины уст ее прикипали к самому сердцу». Так сумасшедший Гоголь описывал ведьму.
- Не говори глупости. Там все сказано так, как было на самом деле,- возмущалась она.
Юра не слышал ее слов. Ему в голову пришло, что ежели бы она сейчас попросила его встать на четвереньки, и сама бы села сверху, а потом заставила бежать до самых дач, он бы встал, а потом побежал с удовольствием быстрее всех трамваев и автобусов. Он бы и полетел с радостью, как Гоголевский псарь Микита, если бы она оказалась настоящей ведьмой.
Она перестала шуметь и воззрилась на него.
- Рит,- он не смог спрятать в себе свой трепет перед ней. Это было ужасно. Впервые он почувствовал, что может сравнять себя с землей, стать никем, превратиться в ничтожество.
- Рит,- повторил он хрипло,- Что бы ты сказала про парня, который ради тебя превратился бы в кисель, в желе, в манную кашу?….. В дерьмо, одним словом.
Лицо ее меж тем уж поменяло выражение. Она за дни их встреч начала понимать и чувствовать Григорьева. Правда, пока чуть-чуть. Она определяла момент, когда он «впадал в мысли». В это время ругать его и спорить с ним было пустым занятием. Проще было подождать и разобраться позже. Эти выпадения из реалиев раздражали ее. Разные мысли лезли в голову. Но сейчас она его поняла.
- Ты про какого парня говоришь?- спросила Рита,- Может, про себя?
- Может и про себя,- ответил он глухо и замолчал и разговор не продолжал.
Рита «доделывала» губки, Юра угрюмо рассматривал ковер под ногами. Наконец, она нанесла на свою красоту последний штрих и обернулась.
- Ну как?
Он пересилил себя, перешагнул через «крохотный» пустячок, называемый самолюбием, и улыбнулся.
- Оооо… Вы великолепны, ваше величество,- выдохнул с восторгом и шутливо опустился на одно колено перед ней.
- Поцелуешь и размажешь помаду, убью,- она смеясь приложила кулачек к его носу.
Потом ухватила за руку и усадила на диван. Сама уселась рядом.
- Отвернись.
Юра послушно повернулся к окну.
- Я кое-что спрошу, а ты не смей поворачиваться. Понял?
- Понял.
- Скажи, а как это происходит?
- Что?- не понял Юра.
- Нуууу…. Вдруг я захочу, чтобы мы стали близки…. Ты понял, о чем я?
Юра вспыхнул и язык одервенел.
- Понял.
- Как это происходит?
Она спросила тихо и очень серьезно. Настолько наивен и целомудринен был ее вопрос, что Юра задохнулся от нежности к ней. Он смутился. Сильно смутился. Потому что рассказывать любимой девушке о половом акте он не умел. Он мог бы поведать ей о своих чувствах величиной с Джомолунгму и о нежности шириной с Тихий океан. Но о том, как он будет вставлять в нее свой член, говорить он не мог. Язык сразу стал сухим и занял всю территорию от глотки до зубов.
Рита заметила, как под его рубашкой резче обозначились лопатки.
- Механизм я представляю,- сказала она с иронией,- Я совсем про другое спрашиваю.
- Про что?- хрипло спросил он, продолжая изучать окно.
- Как это будет? Что ты скажешь мне такого, отчего я должна стать вдруг твоей?
Он не отвечал.
- Вот мы сейчас вместе,- продолжала она,- Мне хорошо от того, что ты рядом. Правда, хорошо…. Но в постель с тобой я не хочу…. Вот я и спрашиваю. Что ты сделаешь, чтобы я захотела? Я ведь должна захотеть, правда? Сама, без принуждения.
То ли она была слишком наивная, то ли чересчур хитрая
- Это все не так происходит,- начал он.
- А как?
- Мы целуемся, обнимаемся…. Я…. Я дотрагиваюсь до твоей груди…. Короче, ты возбуждаешься… Не от того, что я тебе что-то сказал или не сказал, а от того, что я мужчина, а ты женщина… Ты возбуждаешься и позволяешь мне все…. Вот так это происходит.
Пока он говорил, она за его спиной угорала от беззвучного смеха.
- Я так и думала, что ты расскажешь мне что-то подобное. Наша связь будет для тебя просто связью самки и самца.
Он обернулся и начал горячо доказывать, что она его не поняла.
- Поняла, поняла…. И поэтому, мой дорогой, никакой связи у нас не будет. До самой свадьбы….. Если такая состоится.
Она резко поднялась с дивана.
- Все. Пошли на улицу.
Они молча шли к троллейбусной остановке. Юра переваривал последние ее слова брошенные у трельяжа. Она взглянула на него раз и два, поняла какая буря кипит в его голове.
- Я ждала от тебя других слов,- сказала она.
Подлила масла в огонь. Она умела так делать. Он уже прочувствовал это у заколоченного вагончика в Капошино.
- Каких?
Как ему хотелось сейчас, чтобы она произнесла ту заветную фразу, до которой он не «допер» своим умом.
- До этих слов ты должен дорасти сам…. Дорасти душой. Понимаешь?
На троллейбусе минут двадцать до центра. Оттуда на шестом трамвае до конечной у Константиновки - еще столько же. Потом на пригородном автобусе до дачного кооператива. Это еще минут пятнадцать. Плюс время на пересадки. Итого два часа. Все это время он рассеянно общался с Ритой на разные темы, а думал об одном. Что же это за слова, до которых не доросла его душа? И что будет, если она так и не дорастет?
Вышли из автобуса. Дачники заспешили к воротам в садоводческое хозяйство. Рита с Юрой отстали. Рита указала на жилые дома через дорогу от дач.
- Видишь? Это цыганский табор. Они здесь мирно себя ведут и не воруют.
- Не гадь, где живешь…,- произнес Юра.
Рита согласилась. Они прошли ворота и повернули в боковую улочку. Рита увлекла его в фантастический сад- огород без загородок и границ. Юра бывал в таких кооперативах раза два, и в памяти ничего не отложилось. Он привык к прочным непроницаемым заборам с калитками, запирающимися на стальной засов. Таким забором был окружен их дом на берегу Волги на окраине Волжска. Юра никогда не упоминал об этом доме, потому что иметь трехкомнатную квартиру и дом одновременно коммунисту дяде Вите было как бы непозволительно и неприлично. Но на это закрывали глаза в Горкоме, потому что дядя Витя был «свой».
- Смотри, как здорово,- восторгалась Рита,- Я здесь морально отдыхаю. Воздух свежий… Природа какая…. Боже мой.
Она замолчала и посмотрела на Юру.
- Тебе нравится?
Ему нравилась только она. В джинсиках (затертых ровно настолько, чтобы выглядеть супермодными), в батничке небесного голубого цвета на кнопочках и темно синих босоножках на танкетке. Льняные волосы, собранные на затылке, легкие невесомые прядки вьются у висков. Он вспомнил, как давным-давно (ему было тогда лет двенадцать или тринадцать) дядя Витя, вернувшись из кинотеатра, ходил до самого вечера сам не свой и повторял как заведенный отрывки из увиденного фильма. «Такая женщина»,- говорил он восхищенно,- «такая женщина». Жена не разделяла его восторгов и выражалась про фильм сдержаннее.
Через два месяца мама уехала на курорт в Грузинский город Цхалтубо, дядя Витя затосковал в одиночестве, но однажды Юра увидел его необычно помолодевшим и не на шутку возбужденным. В руках дядя Витя сжимал два билета в кинотеатр. Юру ждал футбольный матч с «базаровскими», но дядя был непреклонен. Всю дорогу до кинотеатра он уверял Юру, что тот не пожалеет.
- Тебе ведь понравились «Мушкетеры»?- спрашивал он, заглядывая в глаза племяннику,- Помнишь, как Д, Артаньян фехтовал сразу с тремя гвардейцами Кардинала?
Юра воодушевился. «Три мушкетера» он посмотрел в прошлом году раз пять. Как лихо дрались эти мушкетеры. Книга Дюма в подметки не годится. А как под занавес Атос заколол шпагой гадюку Милледи? В романе ее казнь размазана на двадцать страниц, а тут бац и все.
- Это тоже про мушкетеров?- спросил он, наполняясь восторгом.
- Не совсем…. Видишь ли, Юра…. А впрочем, сражений там будет предостаточно. Ты незабываемо проведешь два часа. Уверяю тебя.
Юра уставился на экран в ожидании. Его окружали солидные мужчины и женщины, ровесников не было видно. Дядя Витя провел его на сеанс по блату. Свет в зале медленно потух….
Он ждал и ждал. А сражения не начинались. Светловолосая чувиха то плакала, то смеялась, размазывая слезы. Ее парень взялся за вилы, Юра понял, что вот оно началось, но все закончилось мгновенно, и чувиха опять ревела в три ручья.
- Дядь,- он подтолкнул дядю Витю.
Тот приложил палец к губам и пожирал глазами происходящее на экране.
Назад Юра шел угрюмо. Дядя Витя насвистывал танго.
- Ты видел, какая женщина?- повторял он.
Прошло несколько лет. В кинотеатр в очередной раз привезли «Трех мушкетеров». Он пошел посмотреть. Придурки со шпагами издевались над красавицей в исполнении Милен Демонжо, а под занавес еще и убили. Юра проклял мужиков, способных загубить «такую женщину», и на этот фильм больше не ходил. Но пошел на «Анжелику» и понял дядю Витю. Два часа он не отрываясь смотрел на сказочную женщину и раздражался, когда ее не было на экране.
Вот так же, как тогда, смотрел он сейчас на Риту и боялся, что она исчезнет с экрана. Не на пять, не на десять минут… Навсегда. Он смотрел на нее не отрываясь, пока в глазах вдруг не защипало. Он отвернулся резко, а она, удивленная его молчанием, наоборот повернулась к нему и увидела его затылок.
- Ааааа,- сказала она чуть досадливо,- Ничего ты не понимаешь.
- Где уж нам,- думал он, с отчаянием представляя, что может потерять ее навсегда, если не додумается до каких-то неведомых слов. На нее будет смотреть кто-то другой. Всю оставшуюся долгую жизнь.
Юра обернулся и с удивлением и ужасом обнаружил, что Рита загрустила. А как же иначе, если он молчал как сыч, да еще и отворачивался. Он лихорадочно заработал «мозгами». Надо что-то срочно сказать. Только не молчать больше. Не молчать.
- Когда уезжали в деревню, думала, что ощущу что-то подобное. Ехала с такой радостью…. Не подумала о людях. Люди там другие. Озлобленные, отчаявшиеся…
Она испугалась своих слов, закусила губу и дотронулась до его руки.
- Ничего, что я вспоминаю про Капошино?
Вместо ответа он прижал к губам ее ладонь.
Интеллигенция и на дачах вела себя интеллигентно. Было ощущение, что участки пустуют. Кто-то вскопал землю и засадил луком, редиской, клубникой…. А потом загадочно испарился. Так показалось Юре вначале. Потом он увидел мужчину с лопатой и женщину с граблями. В мужчине признал преподавателя по начертательной геометрии Газгольдера. На соседнем участке стояла тишина, но метрах в пяти от дорожки копошилась у клумбы «математичка» Веселовская, а дальше….
- Ты чего не здороваешься?- Рита толкнула его в бок.
- Они все равно не видят.
- Это тебе так кажется.
На рабочее- крестьянских дачах все проще. Во-первых, тишину нарушал бы характерный громогласный ор. Во-вторых, тебя встречали бы в полный рост, рассматривали в упор и долго бы смотрели вслед. Ты бы сразу почувствовал, какая армия, какая невиданная сила собралась за оградой дачного рая. Тебя осмотрели бы с ног до головы, окатили бы презрением и оплевали спину. Так, что рубашка бы промокла до костей. Ты бы повернулся и сказал:- «Пошли вы на х…».
А тут все было интеллигентно, и никто на тебя не пялился. А косые взгляды…. Разве их различишь меж зазеленевшего крыжовника и смородины?
- Имей в виду,- прошептала Рита,- Здесь все всё видят и слышат. И все всё знают про меня и моих родителей. Так что иди спокойно и не хватай меня за жопу…. И здоровайся, здоровайся.
Сама-то она старалась. Изображала такую радость от встречи с «любимыми преподавателями», что даже Станиславский поверил бы. А остальные нет, потому что сами владели искусством не хуже Риты.
- Риточка, здравствуй солнышко,- неслось с «полей» разными голосами, но с одинаковыми интонациями в ответ на ее не менее радостное приветствие.
- Такое впечатление, будто все они с отличием окончили курс по специальности – «лицемерие и ложь»,- прошептал Юра со злой иронией.
Рита посмотрела негодующе.
- Много ты понимаешь….
Они шли дальше мимо домов и сарайчиков, теплиц и компостных ям. Впереди раздавались голоса. Из той же категории «отличниц».
- Ой, Гелечка,- выводил первый голос,- Я видела Марка. Как вырос. Какой красавец. Весь в тебя. Представляешь, мы были два года назад в Праге…. Не описать, как красиво. Вацлавская площадь, Карлов мост, Влтава. Чудесно…. И вдруг увидели Сонечку. Да-да, девочку Марка. Она была со своей мамой. Такая женщина… Просто душка. И мы конечно друг друга узнали. Ну, сама понимаешь, чужой город, чужая страна. Конечно же интеллигентные люди собираются вместе… Она много спрашивала про Марка… Ну, я конечно расхвалила его… Но он того заслужил….
- Людочка,- медово запела вторая,- Я тебе так благодарна, родная. Твоя -то – красавица. Как увижу, сердце заходит. Такая складненькая, такая миленькая…. Мы ведь в прошлом году были в Югославии. Вот там я скажу…
Что было в Югославии, Юра так и не узнал, потому что они с Ритой свернули вправо и оказались прямо перед Ритиной мамой и преподавательницей физики Бергман.
- Здравствуйте, Ангелина Николаевна,- прочувственно сказала складненькая и миленькая Рита.
- Здравствуй, Риточка, здравствуй, солнышко.
Они облобызались.
На Юрино «здравствуйте» последовал легкий кивок, снисходительная улыбка, губки свернулись в неизящный бант. Молчаливый знак вопроса (что делает здесь этот малый?) повис в воздухе.
Ни одного слова, только глаза. Немой вопрос и горестное молчание Ритиной мамы в ответ.
Почему Рита не родилась в Волжске? У ее родителей была бы точно такая же дача, как здесь. Только на берегу залива. Она пригласила бы Юру, и они вот так же шли бы мимо домиков и сарайчиков, а любопытные соседи таращили бы глаза. И вот, точно такая же Геля, только из Волжска, спросила бы с придыханием у Ритиной мамы:- «Это не сын ли самого Григорьева»? И та бы гордо кивнула в ответ.
Подошли к добротно сколоченному дачному дому, окрашенному в зелень.
- Нравится?- спросила Рита, гордо взглянув на Юру.
- Хороший домик.
- Папа с дедушкой строили.
- Рукастые твои папа с дедушкой,- одобрил Юра.
Мать многозначительно посмотрела на дочь и прошла на участок. Навстречу вышел Воробьев. Жена что-то сказала ему и покосилась на Юру. Юра сообразил, что разговор о нем. На душе стало противно.
- Мам, мы не завтракали,- сказала Рита.
- А мы уже обедать собрались. Проходите на кухню.
Рита потащила Юру в сторону сарая. К темно- серой стене был прибит щит с умывальником. Рита оставила Юру, а сама скрылась за сараем. Юра рассеянно оглядывал Воробьевское «поместье». Несколько яблонь, кусты крыжовника возле дома. Прямо напротив крыльца водяной насос с длинной ручкой и кустик жасмина. Аккуратные ряды смородины, грядка с луком, вишневое дерево. Слива, слива, еще одна вишня. С другой стороны две теплицы под пленкой и пашня. А там уже соседский участок, и женщина средних лет в спортивном костюме расхаживает по меже, делая вид, что не замечает Юру.
Из-за сарая вынырнула Рита.
- Надо? Иди.
- Успеется.
Они мыли руки сразу вместе. Рита набрала пригоршню воды и ловко плеснула Юре в лицо. Вода попала в нос. Юра чихал, она хохотала от души. Он тоже набрал пригоршню.
- Юр, не надо,- взвизгнула Рита,- Тушь потечет.
- А что мне за это будет?
Она притянула его к себе и поцеловала. Он выплеснул воду на траву и привлек девушку к себе.
- Юр, почему ты такой мокрый? Тебя кто-то облил?
Они зашли на кухню, и мать сразу уставилась на мокрые разводы на рубашке и джинсах.
- Где это ты успел?- спросила она и пробормотала тише,- Боже, какой неуклюжий.
Юра еле сдержался, чтобы не ответить.
Аппетитный запах обеда настроил его на философский лад. Рита сидела на соседнем стуле слева. Ее локоть легко касался Юриного локтя. Воробьевы сидели напротив. Мать разливала суп по тарелкам. В эмалированной миске краснел редис и зеленел лук. В одной фаянсовой плошке белела густая сметана, в другой лежали вареные яйца.
- Юра, ты любишь зеленые щи?- спросила Людмила Петровна.
- Очень.
- Это хорошо, потому что весной авитаминоз в организме, и свежие витамины просто необходимы. Мы иногда варим из одного щавеля, но сегодня я добавила крапивы. Она сейчас такая молодая и сочная. Просто прелесть…. Твоя мама варит щи из крапивы?
- Иногда.
- Зря. Надо варить чаще.
Она поставила перед Юрой тарелку со щами. Юра взял из плошки яйцо и тюкнул по нему ногтем.
- Рита!- предупредила мать покосившись на молодого человека.
Та забрала яйцо, хлопнула тупым концом о стол и ловко скинула скорлупу в пустую плошку. Мать смотрела на дочь с одобрительной лаской, а на Юру с легкой насмешкой. Рита плюхнула яйцо в Юрину тарелку. Тот зачерпнул ложкой аппетитный бульон.
- Юра, ты ешь щи без сметаны?- удивилась мать.
Он сразу вспомнил про сметану и взял чистую ложку.
- Рита!!
Рита отобрала ложку и зачерпнула сметану из плошки.
- Ты любишь, когда много сметаны или нет?- спросила мать.
- По-всякому.
- Вот Андрей Федорович любит, чтобы было много. У него все щи одного цвета. Белого.
Она посмотрела на тарелку мужа.
- Чего это ты сегодня прибедняешься?
Тот вроде как смутился. А потом добавил ложку сметаны. Щи стали походить на молочный суп.
- Видишь, как он любит?- сказала мать Юре.
Рита в это время превращала в молочник его порцию.
- А сверху еще покроши лука,- продолжала мать,- Андрей, ты же любишь.
- Да, душа моя, да,- повторял он и крошил, крошил лук в тарелку.
- Юра, почему ты не берешь лук?- грозно спросила мать, и он схватил несколько перьев.
- Бери больше. Это же витамины.
Он накрошил много-много лука. Даже мать удивилась. А ему уже было все равно. Он бы покрошил весь лук с огорода, лишь бы она отстала. Но не тут-то было. Он только взялся за ложку, как она вспомнила о яйце.
- Юра, а ты как поступаешь с яйцом? Ритин папа крошит его ложкой, а Рита режет пополам.
- Я режу пополам, а потом крошу,- сдержанно ответил Юра.
Наконец-то он отведал щей. Супец был ничего, но вот Ритина мама… Она разрешила ему проглотить пару ложек и опять пристала с расспросами.
- Как тебе щи?
- Прекрасные щи.
- Как ты думаешь, на чем они приготовлены?
- Из говядины,- уверенно сказал Юра,- Из хорошей свежей. Не из магазина.
- Ты хорошо разбираешься в мясе,- похвалила мать,- Твои родители держат корову?
- Мама, ну я же сто раз сказала, что у них квартира.
- Я забыла. Доживешь до моих лет…
- Да что вы говорите, Людмила Петровна. Вы еще совсем молодая.
- Да,- гордо сказала она,- Я молодая…. А твоя мама, Юра, тоже выглядит молодо?
- Нет. Она же старше вас на десять лет.
- Ах, да. Я совсем забыла…. Юра, а у вас есть дача?
- Нет.
- Как же вы без овощей и фруктов?
- На рынке покупаем.
- Это совсем не то. А за ягодами в лес ходите?
- Нет, только за грибами.
- Мы и грибы и ягоды собираем. Рита двумя руками ягоды собирает. Знаешь, как быстро?
Юра расправился со щами.
- Это же скучно, собирать ягоды,- сказал он,- Вот грибы, совсем другое дело.
Зря он так сказал. Сразу пожалел, но было поздно.
Мать смотрела на него пристально.
- А ты, значит, занимаешься только тем, чем хочешь? А если не хочется, а надо?
Юра пожал плечами.
- Если очень приспичит, то конечно никуда не денешься. Будешь делать…. А без ягод прожить можно.
- Можно и без денег прожить, только плохо. Я к тому, что деньги тоже не всегда весело зарабатываются.
- Людочка,- вмешался профессор,- Смотри, парень уже сам не свой. Пожалей его.
- Японский бог, как я его утомила.
Рита сидела, как на иголках, до невероятности смущенная. Она сотворила невиданную вещь. Подошла к плите и сама положила в Юрину тарелку жаркое. Молча поставила перед ним и прошмыгнула на свое место.
- Ты думаешь, я бы сделала это хуже?- спросила с иронией мать.
- Нет, мама, просто ты увлеклась разговором, и я решила сама.
- Дался вам мой разговор,- мать досадливо поморщилась,- Юра, скажи, тебе правда не приятны мои вопросы?
- Ну что вы. Я получаю огромное удовольствие от разговора с вами, Людмила Петровна.
- Ну вот, видите? Ты ешь, Юра, ешь. Твоя мама хорошо готовит?
- Да, не плохо.
- Лучше меня?
- Сложно сравнивать. Вы прекрасно готовите, Людмила Петровна.
- А ты сам умеешь готовить?
- Немного умею.
- А что ты еще умеешь делать?
Юра застыл с куском крольчатины перед носом.
- В смысле?
- Мы Риточку с детства приучали к труду. Ты умеешь косить траву?
- Нет. Я не пробовал никогда.
- А Рита может.
- У моего троюродного брата есть бабушка. Так вот она своих двух внуков и внучку учит ткать половики. У них на террасе стоит такой станок метра четыре длиной. Протянуты нити, и по ним бегает челнок. В общем, кошмар. Она меня тоже пыталась учить, а я отказался. Через несколько лет эти половики снесут на помойку вместе со станком. Даже в самых глухих деревнях.
- Ты намекаешь на то, что и косить скоро будет не надо? А трава куда денется?... Ты не прав, Юра. Смысл ведь даже не в результате, а в самом труде. Та бабушка поступала мудро. Приучала внуков к труду. Конечно, им не придется ткать половики, и Рита, надеюсь, косить траву не будет. Но они привыкнут трудиться не потому что нравится, а потому что надо. Видишь ли, Юра, существует такое слово – НАДО.
- Я же не о том, Людмила Петровна,- горячо заверил Юра,- Я же не к тунеядству призываю. Но голова- то у человека одна. Зачем же ее загромождать знаниями и умениями, которые никогда в жизни не пригодятся?
- Резонно,- вмешался профессор.
Рита благодарно взглянула на него. Жена вскипела.
- Нет, не резонно. Я считаю, что в юности самое главное- просто приучить человека к труду. Любому. Например, копать гряды. Может, в жизни ты не будешь больше ничего копать, но если привыкнешь работать, то уже не важно, чем ты займешься потом. Ученым станешь или космонавтом. Главное, привыкнешь трудиться. Ну что тут непонятного? Объясняю, как детям. И ты, Андрюша, туда же.
- Пожалуй, ты права, Людочка,- смутился тот.
- Конечно, права. Кто бы сомневался. Юра, ты умеешь что-нибудь делать лучше других?
- Как это?
Мать раздраженно развела руками.
- Извините, доступнее объяснить не могу.
К счастью кролик закончился.
- Чай,- сказала мать.
Рита вскочила со стула.
- Неееет! Чай мы потом попьем…. Пойдем, погуляем. Ладно, мам?
- Да идите ради бога. Вас никто не держит.
Они уж поднялись из-за стола, профессор вдруг вспомнил.
- Юра, а Гришаев, случайно, не с тобой в одной группе учится?
- Со мной. А что?
- Да говорят, его сильно избили вчера вечером. Лежит в больнице.
Рита ахнула.
- Бывает,- сказал Юра.
Они вышли на улицу.
- Ничего себе новость,- Рита не могла придти в себя,- А ты от нас иногда так поздно уходишь. Я боюсь, Юр.
- Да брось. Сколько хожу, никого не встречаю.
- Это до случая,- сказала Рита, волнуясь,- Один раз нарвешься на компанию, и никакие твои приемчики не помогут.
- Какие приемчики? Ты о чем?
- Ни о чем. Все, проехали. Лучше скажи, как тебе моя мама?
- Нормально.
- Ты на нее не обижайся. Ей просто не безразлично, с кем встречается ее дочь.
Они миновали дачный поселок и углубились в лесок. Прошли совсем немного по лесной тропинке и оказались у небольшой речки Орши.
- Здесь мелко,- говорила Рита,- Но летом ребята ставят запруду… Вон там…. И можно купаться. Вода, правда, коричневатая…. От торфа.
Они немного прошли вдоль речки. Был тот момент в природе, когда весна уж переходит в лето, но еще остается весной. Снега нет, но кустики и прошлогодняя трава еще помнят его следы. Воздух свеж и чист, комары и мухи со слепнями еще не выбрались на свет божий и не надоедают назойливым гулом. Только порхают одинокие бабочки, да птички насвистывают в глубине ветвей.
- Мы ездим купаться на Волгу,- говорила Рита,- Отсюда на велосипеде всего минут сорок. Там, где Орша впадает в Волгу, стоит разрушенный монастырь. Так красиво…. И немного грустно. Летом обязательно сгоняем туда на великах. У нас два стоят в сарае. Папка их каждый год консервирует на зиму, а весной…
- Вы их едите.
- Да ну тебя… Юморист.
- Кажется, я знаю, где этот монастырь,- оживился Юра,- Когда еду домой на «Метеоре», всегда смотрю на него. Он стоит на левом берегу, сразу за Калинином. Так и называется - Оршин монастырь.
- Ты его издали видишь. Это совсем не то,- ревниво бросила Рита.
Потом неведомыми тропами она привела его к татарскому поселку. Здесь Орша чуть расширялась, но вода все так же отдавала торфом.
- Вон там татарское кладбище,- сообщила Рита,- Но мы туда не пойдем. Татары очень не любят, когда ходят по их кладбищу… Вообще, мне кажется, что они очень злые.
- Просто, они не любят нас.
- Кого это нас? Русских, что ли? Ну не знаю, со мной в классе училась Урузай Гарипова… Такая душка.
- Они все душки, когда их мало.
- А ты националист,- сказала Рита с иронией,- Может, ты и евреев не любишь?
- А, может, я сам еврей?
Рита растерялась и беспомощно разглядывала его.
- Глаза и волосы черные, тело волосатое,- начал перечислять Юра.
- У тебя волосатое тело?! Покажи,- ахнула Рита.
Юра задрал штанину до самого колена.
- О, боже… Ты, правда, еврей?
- А как лучше?
Рита смешалась.
- Я не знаю…. Моя мама, наверное, будет недовольна… Понимаешь, они так все под себя подмяли. Папа бедный от них стонет…. Скажу тебе по секрету, ваш Палыч тоже по матери еврей.
- Я думаю, что и по папе тоже. Одна фамилия чего стоит… Руденский. А сам я русский. И мама моя и мой отец. Так что не переживай.
- А почему ты так грустно это сказал? Хотел бы быть евреем?
Он взял ее руку.
- Рит, давай закроем тему национализма. Скользкая тема и опасная.
Татарский поселок скрылся за поворотом, они углубились в лес. На этот раз часть пути пришлось прошлепать по сырому мху, забросанному гниющей листвой. Рита несколько раз оскальзывалась и с визгом хватала Юру за руку, потом он сам поскользнулся, и они приземлились в заросли крапивы. Рита упруго поднялась и протянула ему руку. Он сидел в крапиве и с изумлением смотрел на протянутую ладошку. Поднялся одним движением, обнял девушку и целовал, целовал ладошку.
- Ну чего ты?- спрашивала Рита.
А он зарылся лицом в ее волосы и молчал.
«Болотинка» закончилась. Они опять оказались на твердой лесной тропинке.
- Летом там тоже будет сухо,- сказала Рита, и в голосе неожиданно проскользнули виноватые нотки,- Я просто не подумала, что в лесу еще сыро….. Ты решил, что я на тебя наору из-за того, что упала? Плохо ты меня знаешь, если так подумал.
Лес закончился, и тропинка побежала вдоль ограды дачного поселка. Сделали шагов двадцать, протиснулись в некое подобие калитки и оказались в зеленеющем царстве огородников. На соседнем участке «орались» безбожно две бабы. Юра терпеть не мог слово «баба», но другого к этим воинственным фуриям было не подобрать.
- Если я еще раз увижу, как ты тащишь наш навоз на свою дачу, я тебя в…….у,- орала та, что помладше.
Рита заткнула уши и сморщила носик.
- А ты не раскидывай его, где не попадя,- орала в ответ старшая,- Наложут, где попало и пасть разевают.
- Где попало? Я под смороду наложила…. И под крыжовник. А ты прямо оттуда совком…. Сука.
- А ты видела?
- Мне Дуська сказала.
- Пошла на х…… твоя Дуська.
Рита прибавила шаг, и Юра рванул следом.
Через несколько метров дорожку перегородил березовый ствол. Не толстый, сантиметров десять в диаметре у комля. Один мужик держал ствол за середину, а второй орал.
- Какого хрена ты мои березы воруешь?!!! Это, ежели бы я на дачу не приехал, ты бы все до конца сп ил?!!!
- Семеныч, я думал, что тебе не нужно,- отвечал второй без тени смущения.
- Мои березы! Я их на своем участке срубил…. И положил…. И пусть лежат…. А ежели тебе надо, подойди и попроси…. Теперь я тебе х… дам….. Заноси березу назад, сука!!!
Второй не торопился заносить березу назад и топтался на дорожке в обнимку со стволом.
- Разрешите нам пройти,- попросила Рита.
Мужик повернулся к ней и кивнул на канаву.
- Вон там обойди.
Рита округлила глаза и задохнулась от возмущения.
- Где?! Где здесь можно обойти ваше бревно?
- Ты сама бревно. Чего ты здесь прешься, вообще? Кто ты такая?
Рита моментально оценила ситуацию и повисла на Юре.
- Юра, не смей. Я прошу тебя.
- Ох ты, мохты. Какие нежности. Интеллигенция, бля,- заржали мужики.
Оба. И хозяин березы и тот, кто ее украл.
- Рита, не мешай,- свирепо шипел Юра, стараясь освободиться из ее цепких объятий.
А потом было как в кино. Плотно сколоченный парень, невесть откуда взявшийся, вихрем подлетел к обладателю березового ствола. Береза улетела в сторону, мужик получил пару ударов в физиономию, удар по яйцам, и растянулся на дорожке. Он протяжно выл, а парень еще добавил ему пару раз ногой. Второй мужик созерцал происходящее с явным удовольствием. И зря. Потому что парень закончил с первым и перепрыгнул с дорожки на участок. Фантазией он не отличался и отделал второго по той же схеме. Вся экзекуция заняла меньше минуты. Рита смотрела открыв рот, но Юру держала крепко. Для того чтобы вырваться, ему пришлось бы основательно ее потрепать.
Парень еще покричал на мужиков и пообещал всяческих неприятностей. Те кряхтели и вставать не спешили. Парень обернулся и расплылся в улыбке. Его лицо нельзя было назвать некрасивым. Настолько страшно оно было. Никаких уродств, как у Кваземодо или Гуимплена. Все на месте. Два круглых глаза, круглое лицо. Темные волосы до плеч. Не такие уж и длинные, кстати. Просто шеи у парня не было. Голова прямо на плечах. Как у снеговика. Скошенный узкий лоб. Нос крупный и мясистый. Под ним мелкая щетинка усов. Щеки полные, покрытые трехдневной небритостью. Вот вроде и все. А все приметы вместе создавали необычной эффект. Может причиной тому было выражение лица? С таким восторгом баран смотрит на новые ворота.
- Воробьиха,- сказал он почти ласково,- Сколько лет… Чего вы здесь ныкаете?
Рита остолбенело смотрела на парня.
- Ты, Пирогов?- наконец узнала она.
Тот улыбнулся еще шире. Его крупные кривоватые зубы покрывал желтый налет.
- Забыла, Воробьиха? А я тебя сразу признал. По голосу.
Рита смутилась.
- Юр, познакомься, это Толя Пирогов. Мой бывший одноклассник.
Парни пожали руки.
- Воробышек,- повторял Пирогов,- Воробьиха… Во дела. Ты где сейчас?
- Учусь,- сказала Рита.
- В университете?
- В институте.
- А это не одна мутатень?
Рита вздрогнула и покосилась на Юру. Тот с удивлением рассматривал Пирогова.
- Не совсем,- пробормотала она,- Хотя, в принципе…. А ты как?
- Воробьиха, у меня все классно!! Вот только простыл малеху.
Он шмыгнул носом, зажал одну ноздрю и смачно высморкался в траву. Рита отскочила, чуть не свалив Юру. Пирогов же достал носовой платок из кармана брюк и вытер нос. Как и подобает воспитанному человеку.
- А вы чего здесь потеряли?- спросил он.
- Да вот шли. У нас дача в соседнем кооперативе.
- А у меня вон,- он показал за спину.
Посреди ухоженного сада возвышался домик. Приблизительно такой же, что и у Воробьевых. Даже отсюда было видно и слышно, что на террасе толкаются люди, и гремит музыка.
- У свояка день рождения,- сообщил Пирогов,- Пошлите, по стопке дернем.
- Нееее,- Рита замотала головой,- Неудобно.
- Да, брось… Обижусь.
Он начал яростно размахивать руками доказывая, что они обязаны посетить торжество. Григорьеву было все равно. Он мог посидеть и на дне рождения, лишь бы снова не беседовать с Ритиной мамой. Рита ждала поддержки от него, а он молчал предоставив решать ей.
- Ладно,- согласилась Рита,- Уговорил. Только на пять минут.
- Лады.
Они двинулись к дому.
- «Был еще недавно я любим и мил
Отчего внезапно изменился мир
Стали вдруг светлее сумерки назло
Тем, кому в любви не повезло….»
«Веселые ребята». Юра вспомнил злополучные танцы в Капошино. Мелькающие огни, нервные звуки гитар и утробный грохот ударника. Выплыло лицо длинного шофера Толика. Юра зажмурился, прогоняя жуткое видение.
- А свояк - это кто?- спрашивала в это время Рита.
Пирогов на секунду задумался и поскреб макушку.
- Короче, мы женаты на сестрах.
- Муж сестры твоей жены,- подсказал Юра.
- Точно.
- А ты уже женат?- удивилась Рита.
- Воробьиха, я уже и в армии отслужил, и женился, и ребенка родил.
- Когда же ты успел?
- В отпуск приехал из армии, женился и жене заделал…. Уметь надо… Пацану уже три месяца.
Зашли на террасу. Поздоровались. За столом сидела пестрая и изрядно подпитая компания. Пестрая в прямом смысле слова. На парнях переливались разноцветные рубашки с «петухами», а на девушках пестрые «кричащие» блузки. Из динамиков неслось:
-«От-че-го ясный и счастливый мир
Каааак первый снег растаял
От-че-го так легко расстались мы
В канун долгожданной веееесны»…
Парни все, как один, сделали стойку, когда появилась Рита. Кто-то даже сказал негромко:- «Ух ты». Подругам это не понравилось, и они невзлюбили Риту с первого мгновения. Но появился Григорьев… Он никого не хотел здесь сразить и уж тем более влюбить в себя. Поэтому смотрел безразлично и уверенно. Это подействовало на дам сильнее, чем если бы он всю ночь пропел им серенады под балконом. Черные волнистые волосы, римский нос и темные бездонные глаза довершили впечатление. Про Риту забыли.
- Ничего мальчик,- сказала одна,- Толик, познакомь.
Рита обожгла ее взглядом и с возмущением обернулась к Пирогову.
- Это моя одноклашка Ритуля Воробьева со своим кентом Юрием,- поспешно объяснил тот,- Мамуль, помнишь Воробьиху?
- Нее,- ответила та,- Разве всех упомнишь. Столько времени прошло. Вы проходьте, проходьте.
Им уступили место в центре стола. Пирогов сел как раз напротив, рядом с размалеванной как кукла, крашеной блондинкой. Та исподлобья разглядывала Риту.
- Вы ложте салат. Ложте,- говорила Пирогова,- Юрочка, наклади салата Риточке.
К ним пододвинули неимоверных размеров тазик, наполненный «оливье»
- Наложь мне,- прошептала Рита,- А потом я тебе налОжу.
- Толя, ты ребятам водочки налей. Они к самогону- то видать непривычные,- говорила Пирогова.
Рита порозовела и сообщила, что можно и самогон. И совсем смутилась и стала совсем красной. Жена Толика презрительно мерила ее взглядом. Бутылка с самогоном поплыла по ряду.
- А можно водки?- спросил Юра.
Чтобы не раздражать компанию, он налил Рите водки, а себе все-таки самогону. Жена Толика пододвинула к мужу свой стакан.
- Мне тоже водки налей. Чё, я хуже твоей однокашки, что ли?
Толик отодвинул стакан в сторону.
- Тебе, вооще, больше не наливаю.
- Чёй - то?
- Ты ребенка кормишь… Мудила.
- Сам мудак.
Толик заливисто захохотал. Весь стол поддержал его. Рита с ужасом посмотрела на Юру. Он успокаивающе сжал ее руку. Толик прохохотался и поцеловал свою половину в засос. Та победно посмотрела на Риту.
- Это Валера Базулин,- мой свояк,- Пирогов показал на плечистого парня с простецкой физиономией, сидевшего справа от него,- Ему вчерась исполнилось двадцать два. Рит, скажи что-нибудь.
Та встала со стопкой в руке. Она уж двадцать раз пожалела, что поперлась через этот кооператив.
- Очень неудобно получилось,- сказала она,- Мы шли мимо и встретили Толю. День рождения, а мы без подарка….
- Да, брось, Рит, здесь все свои,- заверил Пирогов.
- Ты сама, как подарок, - оскалился Базулин.
Рита совсем смутилась.
- Короче, Валерий, мы поздравляем тебя с днем рождения и желаем всего, чего ты себе желаешь.
- Хороший тост,- крикнул Пирогов,- Молодец, Воробьиха.
Все его поддержали. Кроме двух сестер. Те смотрели на Риту враждебно.
Выпили.
- Толян, а чего ты молчал, что у тебя такая одноклашка?- спросил Базулин.
- И не молчал бы, и чего?- спросил тот набычившись.
- Нуууу…
- Чего нууу? Сиди и сопи в пятак…. Рит, это моя жена Анька. Хорошая девчонка. Дождалась меня из армии. Целый год ждала.
Юра почувствовал, как напряглась Рита, и приготовился к скандалу. Но Пирогов ничего не имел в виду.
- Я как восьмой закончил, так в путягу,- продолжал он,- Закончил… Тракторист, экскаваторщик…. Служил в стройбате. Две штуки домой привез… Устроился экскаваторщиком… Ща на Соминке котлован рою. Первая получка – полторы сотни. Плюс калым. Еще сотняга к карману прилипла… И Валерка со мной…. На соседнем котловане…. Видала, как живем? Жри не хочу. Во;на мясцо лежит, вона холодец…. А ты братан, Юрий, сколько будешь иметь?... Рублей сто? Ну, сто двадцать на крайняк.
- На полный крайняк,- подтвердил Базулин,- У нас мастер в жопе сидит. У меня трешник до получки стреляет. Скажи, Толян.
- Да. Скажу…. А я приеду на любую дачу, выкопаю колодец… Четвертной…. МИ-НИ-МУМ.
Тут вмешалась Анна.
- Я вчерась в магАзин зашла, кошель открыла, а у меня там четвертные пачкой. Оооо…
- И чё?- спросили сидящие за столом.
- Ни чё. Все рты пооткрывали…. Хы,хы,хы….
Она зашлась идиотским смехом и смотрела на Риту.
- Мы институтов не заканчивали, зато живем - дай бог каждому…. Я шмотья могу тонну купить. Хоть «джины», хоть батник…. Только на хер мне это, извините за выражение. У меня все на месте. И задница и титьки…. А то напялят «джины», жопа с два кулачка, титьки с ладошку. Тьфу, смотреть тошно.
В это время в соседней комнате заплакал ребенок, и Анька рысью выскочила из террасы.
- Ты, Ритуля, не обращай на нее внимания,- сказал весело Пирогов,- Одно слово- баба. Ревнует меня до жути.
- Ты же видный у меня,- откликнулась Пирогова.
- За ним с первого класса все девочки увивались,- продолжала она,- Риточка, небось, тоже? Ну, чего, права бабка старая?
- Об этом история умалчивает,- сказал Пирогов, скромно потупившись.
- Я не представляю, как жить без тебя,- сказала Рита.
У того глаза сразу налились кровью, как у быка, которого схватили за кольцо в носу.
- Ладно, Воробьиха, не пинди.
Рита сразу вскочила с места, и Юра следом.
- Все… Спасибо за угощение. Мы пошли,- сказала поспешно Рита,- Валерий, еще раз поздравляю тебя с днем рождения.
Пирогов пытался оставить их, но они были непреклонны.
- Вы чего, обиделись что ли?- спрашивал он,- Так это обычный наш базар. Нее, ребята, без обиды… Юра, братан, дай с однокашкой две минуты поговорить с глазу на глаз.
Юра посмотрел на Риту, та пожала плечами.
- Да, не съем я ее. Ну, что вы, как дети?
Юра вышел на дорожку, Пирогов что-то говорил Рите. Та смущенно улыбалась. Пирогов поцеловал ей руку, она с испугом посмотрела на Юру. Из террасы вывалилась толпа, завыл магнитофон. Начинались танцы на природе.
- Параллельный мир,- Рита никак не могла придти в себя,- Представляешь, я ведь в школе с ним даже не здоровалась. Он для меня был никем. Овощем на огороде. Знаешь, что он сейчас сказал? Жалко мол, что у нас тогда ничего не случилось. Не заметил он меня вовремя. МЕНЯ не заметил. Представляешь? А сам, помню, глаза таращил. Смотрит, смотрит своими оловянными лупешками. Один раз даже пытался заговорить….. Да я, как Женька говорит, с ним на одном поле…. Представляешь, он и еще несколько таких же сдавали экзамен по математике отдельно от класса. Чтобы остальных не смешить. У них спрашивали таблицу умножения. В восьмом классе. Пирогов, вроде, бы ответил, а еще один фрукт по фамилии Куленюк дошел до четырежды четыре и спекся…….Все равно поставили трояк. С условием, что в девятый он не пойдет…. А как они говорят? Ложьте, прохОдьте, магАзин. А жена? Боже, какое убожество. «Джины»… У самой задница шестидесятого размера и вместо груди – коровье вымя. Какие ей джинсы, какие батники? Сарафан в горошек и на чайник…. А как они одеты? У тебя когда-нибудь была такая рубашка? Думаю, года три назад. А они до сих пор думают, что это модно…. Зачем я пошла через этот кооператив?.... Юр, чего ты молчишь?
- Да, так. Капошино вспомнил. Помнишь, какой там «быдляк» ходил?
Рита передернула плечами.
- Я тоже сразу о совхозе подумала…. Как здорово, что мы живем в другом мире.
Они вернулись в поселок когда солнце одним краем село на макушки дальних елей. День прошел, не оставив в душе разочарования. Близилось расставание. Пусть не на вечность, пусть только на одну ночь. Юра представил как тоскливо будет трястись в автобусе, потом в трамвае…
Последний автобус отходил через полчаса. Рита наскоро затолкала в Юру два бутерброда с колбасой и стакан чая. А он уже не жил. Он смотрел на часы и считал сколько осталось секунд до конца счастья.
- Ты так боишься опоздать на автобус, будто тебя в городе кто-то ждет,- сказала Рита нервно.
Он жалко улыбнулся в ответ. Время неумолимо отрезало от сердца кусочки.
- Ты чего?- спросила Рита.
- Дааа.. Так… Уезжать не хочется.
- Так оставайся.
- А можно?- он не поверил ушам.
В этот момент на кухню зашла мать.
- Мам, Юра останется у нас. Ладно?
- Да пусть остается. Куда он пойдет на ночь глядя?
Юра ликовал. Пока Воробьихи решали, где ему спать, он вышел из дома и вдохнул полной грудью вечерний воздух. Солнца уж не было видно. Оно спряталось за ели, оставив за собой малиновый мягкий свет заката. На водонапорных башнях алели полоски непрестанно меняющихся теней.
Вышла Рита и встала рядом.
- Красиво,- сказала она мечтательно,- Разве в городе такое увидишь?... Я постелила тебе в большой комнате.
- Я хочу спать на террасе,- возразил Юра.
- С ума сошел? Там холодно.
- Я буду спать на террасе.
- Как хочешь.
Рита поджала губы и пошла в сторону сарая, Юра двинулся следом, но она возмущенно показала ему кулак. Тогда он сел на крыльцо и откинулся на стену, блаженно прикрыв глаза. От ощущения, что всю предстоящую ночь Рита будет рядом, кружилась голова. Вдруг послышался негромкий оклик, он открыл глаза. Рита стояла у сарая и махала рукой. Юра вскочил с крыльца и подошел к ней.
- Пошли, я покажу тебе ручей,- сказала она,- Там живет уж.
Они прошли мимо туалета, протиснулись сквозь кусты смородины и малины….
- Это канава между участками… Какой же это ручей?
- Какая канава!?- она возмутилась, но тут же сбавила тон,- Ну, конечно, канава… Но мы ее зовем ручьем…. Ну почему ты такой приземленный? Посмотри, как красиво. И вода по дну бежит… Ну чем не ручей?
- А где уж?
- Тебе обязательно нужен уж? Больше, чем я?
Они целовались стоя над ручьем.
- Буду сюда приходить и вспоминать как целовалась здесь со смешным несносным мальчишкой,- говорила она.
- С кем это ты здесь еще целовалась?
- Только с тобой.
- Значит, я смешной и несносный?
- Да. Ты несносный и смешной. Понимаешь, я пытаюсь строить вокруг нас необычный красивый мир, а ты его рушишь и рушишь своими здравыми рассуждениями. Будто ты уже старичок. Прости, но твоя мудрость начинает немного утомлять.
Он не знал, что ответить ей. Любые слова сейчас (во всяком случае, те, что приходили на ум) были неуместны. Она воспринимала мир по- другому. Он даже не понимал, как. Оставалось только подхватывать на лету ее выдумки.
- Здесь неподалеку, через две улицы, живет интересный парень,- говорила Рита,- Наш ровесник. Он играет на гитаре, и у него такой голос… Сердце замирает. Честное слово. Мы иногда собирались компанией у костра. Вон в том лесочке… Он такие песни знает и сам сочиняет. Целые баллады…. Однажды мы с мамой собирали малину. Вот эту самую, что у канавы. Он подошел… Вот здесь как раз встал. И так восхищенно сказал:- «Какой сказочный ручеек»! Представляешь, первый раз увидел и сразу понял.
- Все ясно,- грустно констатировал Юра,- Ты в него влюблена.
Рита застонала.
- О, боже, какой же ты примитив.
И оттолкнув плечом, быстро прошла мимо. Он нагнал ее только у крыльца.
Юра проснулся среди ночи. Вышел на крыльцо, как был в плавках и майке, и сел прямо на крашеные доски. Сидел и думал обо всем. О Рите, о ее родителях, о Пирогове, о жене Пирогова… И еще о неизвестном барде, оказавшемся на Ритиной «волне».
Забрезжила заря, он почувствовал, что продрог и натянул на себя рубашку. А потом задремал, и «профессорша» напрасно толкала дверь, пытаясь выбраться из дома. Удалось это только с третьего раза самому профессору. Юра хлопал глазами, ничего не понимая с просонья, изумленные Воробьевы застыли, как соляные столбы. Потом дружно подхватили его и затащили на кухню. Мать смотрела на него, как на сумасшедшего, и заодно готовила завтрак, а Рита растирала его промерзшие руки и плечи.
- Ты с ума сошел,- говорила она,- На градуснике плюс семь. Ты подхватишь воспаление легких.
Мать вышла на улицу, и Рита сказала:
- Ты отчудил такое из-за моих вчерашних слов? Ты сумасшедший, Григорьев. Тебе лечиться надо.
- Я проснулся среди ночи. Было так хорошо на душе. Вышел на улицу и сел на крыльцо. Думал посидеть минут десять, двадцать… Не больше. И случайно заснул. Я не сумасшедший. Просто люблю тебя. И я, наверное, научусь понимать тебя…. А воспаления легких не будет. Я даже насморк не подхвачу. Вот увидишь.
Прошло два дня. Григорьев сдержал слово и не заболел. Они возвращались из кинотеатра «Россия». Рита затащила его на «Народный роман» с Орнеллой Мути и Уго Тоньяци в главных ролях. В те времена на советских экранах мелькали совсем другие артисты. Мишель Мерсье и Делон, Клаудиа Кардинале и Бельмондо, Софи Лорен и Мастрояни. Джина Лолобриджида, Пола Ракса, Гойго Митич, Барбара Брыльска, Пьер Ришар…… И еще много-много других. Мути делала первые шаги по экранам, а Тоньяци просто не попал в Советскую обойму.
- Мне говорили, что фильм неприличен до ужаса,- возмущалась Рита,- И ничего особенного.
- Самое-самое, конечно вырезано,- возразил Юра.
- Ты откуда знаешь?
- Догадался по сюжету.
- Слишком ты догадливый. Скажи, а правда, эта Винченца похожа на меня?
- Правда.
- Нет, не правда. Я намного красивее. У нее лицо слишком круглое… И вообще… Ей только вульгарных женщин играть. В ней нет утонченности….. Если ты понимаешь, что это такое… Вот увидишь, что из этой артистки ничего не получится.
Юра соглашался с ее доводами. Когда он соглашался, она позволяла обнять ее за талию или даже положить руку на плечо. Правда, всего на несколько мгновений. И она становилась необычайно ласковой. Вот и сейчас они остановились возле зарослей сирени, и Рита подставила губы для поцелуя.
Впереди уже замаячили очертания заветного дома.
Стремительно темнело. Как на юге. Черные тучи затягивали небосвод с запада. Закатная полоска растворялась во мраке. Дунул порывистый ветер, и где-то вдали зарокотали громовые раскаты.
- Сейчас ливанет,- восхищенно произнесла Рита и потащила Юру к скамейке у подъезда,- Давай здесь дождемся первых капель, а потом в подъезд.
- Давай.
Они сели, тесно прижавшись плечами. Юра обнял ее, но тут же убрал руку. Из темноты с хохотом и взвизгиванием вынырнули трое. Два рослых парня в джинсах и высокая девушка в джинсовой юбке. Парни сели на скамейку напротив, девушка меж ними.
- Ритуль, привет,- сказала девушка.
- О, Тома, привет.
- Ребята, это Рита, моя подруга детства,- начала девушка.
- Знаем, начитаны,- хрипло прервал тот, что сидел справа.
Тамара смутилась и замолчала. Юра взял за руку присмиревшую Риту.
На минуту воцарилось напряженное молчание.
- Санек, спой что-нибудь,- попросила Тамара, пытаясь разрушить неловкость ситуации.
Тот обнял гитару и неумело дергая струны, начал хрипловатым тенорком:
«Я ухожу,- сказал мальчишка ей сквозь грусть-
Ты только жди, я обязательно вернусь.
И он ушел. Не встретил первую весну.
Пришел домой в солдатском цинковом гробу…».
Рита напряглась. Юра чувствовал, как бешено заколотилась жилка на ее запястье.
Санек рвал струны и завывал, брызжа желчью.
«Когда-то он свою девчонку провожал,
Дарил цветы и на гитаре ей играл
И даже в час, когда на белый снег упал
Он кровью имя той девчонки написал.
Развеет ветер над страною черный дым,
Девчонка та идет по жизни уж с другим,
Девчонка та, что обещала подожду,
Растаял снег, исчезло имя на снегу…».
В этот момент за соседним домом ослепительная молния резанула полнеба, и через три секунды громыхнуло. Потом еще и еще раз. Ударили тяжелые капли. Одна, вторая.… И с шумом обрушился ливень. Но они уже стояли в подъезде. Троица с визгом унеслась в соседний.
Рита прижалась к Юре.
- Сволочи…. Ведь ничего не знают и судят,- в отчаянии шептала она.
- Да плюнь, мало ли кто чего придумает.
- Хорошо тебе говорить… Плюнь. Я каждый день хожу мимо них и вижу взгляды. Боже мой, Юра, ну почему все против меня?
- Не все. Только его знакомые, а их не так много. Помнишь, как моя бабушка говорит?
- Все пройдет зимой холодной? До нее так далеко, Юр.
Эта пара попадалась ему почти каждый день. То встречался с ними на тротуаре, то обгонял, когда шел в том же направлении.
Белобрысый паренек на инвалидной коляске. Ноги закутаны в плед. Позади женщина лет пятидесяти. Невысокая полная с увядшим землистым лицом.
Вот и сейчас они маячили впереди. Он задумался и вздрогнул, когда чуть не столкнулся с ними. Паренек сидел в той же позе. Было тепло, и плед не укрывал ноги. Худые, похожие на лапки кузнечика, обтянутые дешевыми «джинсиками».
Они проехали мимо. Долетели слова женщины. Она спросила заботливо:- «Что, Витенька?»
Внутри царапнуло. Легкий шелест памяти. Заветный двор и порыв ветра:- «Вон там за теми соснами…..».
- Нет, не может быть.
Он прошел еще метров пятьдесят и обернулся. Коляска мелькала за спинами прохожих вдалеке. Юра пошел следом. Не верил в свою догадку, но шел. Они миновали те самые сосны. И повернули к дому за соснами. Юра остановился. Женщина толкала коляску с инвалидом. Через минуту они скрылись в третьем подъезде. Дверь захлопнулась, и Юра припустился бегом. Подбежал к подъезду. Вот список жильцов…. Не то, не то…. Вот… Белоконь О. Н.
Он вбежал в подъезд. Наверху с лязгом открывались двери лифта. Юра рванул по ступенькам, перескакивая через две. Успел. Увидел, как закрывается дверь квартиры. Той самой.
Он спустился вниз. Мозг пылал. Сел на скамейку и долго- долго разглядывал облака, проплывающие над городом.
Юра позвонил. Он не очень понимал, зачем делает это.
В дверях стояла та самая женщина. По ее глазам Григорьев понял, что она знает, кто перед ней.
- Проходите,- сказала она сухо.
- Я…,- начал Юра.
- Я все знаю. Даже того, кто послал вас сюда. Вернее, ту… Что вы хотите услышать от меня?
- Правду,- выдохнул Юра.
- Проходите в комнату. Можете не разуваться.
Небольшая прихожая, застеленная старенькой вылинявшей «дорожкой», маленькая комнатка, обставленная видавшей виды мебелью.
Юра сел на диван с просевшими подлокотниками. Женщина опустилась на стул напротив.
- Вы, как я понимаю, новый ухажер Воробьевской дочки?- спросила она резко.
Юра кивнул.
- Вам уже что-то наговорили про нас?
- Нет! Честное слово.
- Как вы уже, наверное, догадались, инвалид в коляске - мой сын Витя.
- Да, я догадался.
Она плакала навзрыд, Юра понуро смотрел на рассохшиеся доски пола.
- Нет, это не выносимо,- простонала она, утирая слезы,- Я никогда к этому не привыкну. Никогда…. Он был спортсменом и отличником. Понимаете?... Ни одной четверки за восемь лет.
Она тяжело поднялась со стула, подошла к шифоньеру и распахнула дверку.
- Видите? Это все его.
Юра увидел спортивные кубки, вымпелы и медали на бархатной ленте.
- А вот здесь почетные грамоты и всякое другое…. А это его фотографии.
На Юру смотрел симпатичный вихрастый мальчишка в пилотке юнармейца.
- Вот таким он был…. Веселым, озорным.
Она захлопнула дверку и опять опустилась на стул.
- Потом он увлекся Воробьевой. В самом начале восьмого класса… У него до этого не было девушки. А тут сразу влюбился. Они встречались весь учебный год. Она и здесь бывала, а Витя ходил к ним…. Видите, как мы живем, Юра? Отца у Вити нет. Погиб в семидесятом в автокатастрофе…. Жили на мою зарплату. А на нее не разбежишься. А девочка требовала денег.
Она смутилась.
- Нет, я не в том смысле. Конечно она не просила у него денег, но кино, кафе с мороженым, цветы… Однажды он потратил на нее в кафе больше десяти рублей…. А она называла его Гобсеком. Поверьте, Юра, когда она потащит вас по ресторанам, вы меня поймете.
- Я вас и сейчас понимаю.
- А кто ваши родители, Юра?
- Разве это имеет значение? Скажите, а что же все-таки случилось с Витей?
- Все очень просто. Каникулы они провели вместе. Рита, кажется, уезжала на юг в конце лета… Но это не важно…. В девятом классе появился новый ученик. Вы поняли, о ком я. У него было все, чего не было у моего сына. Родители с большими деньгами и машиной… Ну, а вот тут, Юра, произошло то, в чем я виню только себя. Не поговорила с Витей вовремя, не объяснила… Короче, он пришел к Воробьевым. Рита его прогнала. Он пообещал, что покончит с жизнью. Она расхохоталась ему в лицо. Это происходило на лестничной площадке, и соседи все слышали…. И мой Витя оказался слаб духом. Выбросился в окно с шестого этажа…. Разбился бы насмерть, но помешали ветки.
Юра потрясенно молчал.
- Он, вообще, ничего не понимает?- спросил он наконец.
- Да, что вы. Он как раз понимает все. Он разговаривает… Только редко. Замкнулся в себе.
Она опять поднялась со стула.
- Идите сюда.
Вышли в прихожую. Она приоткрыла дверь в соседнюю комнату. Витя сидел в коляске. На голове наушники. Мерцали лампочки магнитофона, левая рука чертила в воздухе невидимые иероглифы. Стопка книжек на столе. Самая верхняя – «Математический анализ».
Она прикрыла дверь.
- Левая нога тоже отзывается, но это все, что смогли врачи.
Они стояли в прихожей, Юра собирался уходить.
- Вы только поймите, Юра, я не обвиняю ее в том, что она бросила Витю. Человек всегда ищет, где лучше. Это закон…. Но она рассмеялась в лицо. Представляете, как это страшно для неокрепшей души? Еще и влюбленной к тому же.
- Я понимаю.
- И еще, Юра, не принимайте поспешных решений. Я иногда думаю, может, она изменилась после случившегося? Если честно, к Витиньке она не подходила ни разу. Сначала шарахалась, как от чумы, а сейчас загодя переходит на другую сторону улицы…. Да и с Громовским сынком, как я слышала, она поступила в том же духе.
В этот момент глаза ее торжествующе блеснули.
В конце мая Юра в очередной раз оказался на даче Воробьевых. Солнечный теплый день настоящего лета, немного омраченный зачетами и предстоящими экзаменами. Они приехали вдвоем с Ритой, и сразу попали под перекрестный огонь. Профессор разобрал водяной насос и теперь задумчиво смотрел на груду деталей и деталюшек. На работе наклюнулась небольшая финансовая операция, которую надо было решить в самый кратчайший срок. Последние сутки он только и думал, что об этой операции. И когда лихо разбирал насос, тоже. И теперь не мог вспомнить, откуда какая деталь взялось. От дочери он слышал, как ловко Григорьев управлялся с техникой в совхозе, и поэтому ждал Юру с надеждой. Правда, очень слабой. А «профессорша» договорилась с заведующей «Гастрономом» у Константиновки насчет дефицитных продуктов и ожидала с нетерпением дочь и Григорьева, чтобы дать им ответственное задание.
- Что важнее?- спросила Рита,- Насос или продукты?
- Насос. Продукты никуда не денутся, а без воды пропадем,- заявил отец и жена с ним согласилась.
Юра собрал насос за пятнадцать минут. Профессор отлучился, а когда вернулся, насос уже работал. Он раздосадовано посмотрел на Юру и попросил разобрать насос и вновь собрать уже при нем. Но вмешалась жена.
Рита выкатила из сарая велосипеды. Выглядели они не очень. Кожаные седла давно утратили лоск, рамы перекрашены кисточкой, на ободах следы ржавчины. У одного руль торчал вверх, как рога у оленя. Юре достался олень. Вряд ли это был намек, но макушка слегка зачесалась.
Внешний вид оказался обманчивым. Педали крутились легко, без скрипа. Тугие шины плавно шуршали по асфальту. Рита сразу вышла вперед и неслась по шоссе уже метрах в ста впереди. Юра окликнул ее, она обернулась и притормозила. Он подъехал.
- Ты совсем не умеешь ездить?- спросила она удивленно.
- Умею… Просто гонки не собираюсь устраивать. Не хватало еще под машину влететь.
В подтверждение его слов, мимо, поднимая клубы пыли, пронесся огромный «ЗИЛ» лесовоз, следом еще один.
- Видишь?- сказал Юра,- А если бы ты в это время ехала?
- Боже мой. Я здесь езжу на неделе по пять раз, и лесовозы постоянно туда-сюда носятся. И ничего не случилось за столько лет. Объедут, не трамваи.
- Кто-то объедет, а кто-то…
- Ну, если только такой водитель, как ты попадется… Все поехали. Не умеешь ездить, так и скажи. А то теории развел.
Она опять рванула вперед.
- Дура,- прошипел вслед Юра.
Нажал на педали и через пару минут «сделал» Риту. К «Гастроному» подкатил первым. Рита отстала метров на сто.
Она смотрела иронично.
- Ты как дите. Обогнал девчонку и радости полные штаны.
Велосипеды оставили у крыльца и зашли в магазин. За прилавком скучала полненькая ярко крашенная молоденькая блондинка.
- Привет, Шурик,- сказала Рита.
- Привет, Ритуль.
Они чмокнули друг друга в щеки и зашептались. «Шурик» не сводила глаз с Юры. Тот учтиво кивнул ей и принялся рассматривать витрину. Банки сока, коробки с сахаром, вазочки с конфетами… Из сливочного масла сооружен целый айсберг с резными арнаментами. На последней полке красовались бутылки с молдавским портвейном, «гнилухой» и водкой. Когда он добрался до склянок с сухофруктами, девушки о чем-то договорились, и продавщица скрылась в подсобке, прихватив Ритину сумку. Рита подошла к Юре.
- Моя однокашка, зовут Саша, разведена,- сообщила она игривым шепотом.
Юра удивленно воззрился на нее.
- Мне это зачем?
- Вы очень подходите друг другу по интеллекту,- сообщила Рита.
«Однокашка» вышла с раздутой сумкой и протянула ее Юре. Рита расплатилась. Девушки опять чмокнули друг друга.
Вышли из магазина. Юра попытался заглянуть в сумку.
- Прекрати. Ты дурак, что ли?
Она оглянулась по сторонам и посмотрела на него, как на больного.
- Сели и поехали… Дома все увидишь…. Я от тебя шизею.
В последнее время Григорьев вел внутренний монолог. Когда оставался один. Вернее не так. Это был скорее диалог, но сам с собой. Первый Григорьев ставил закавыки второму Григорьеву. Второй Григорьев нервничал и оскорблял первого. А иногда второго Григорьева заменяла Рита или ее родители. Вот и сейчас первый сказал:
- Пошла ты на х….
Второй смутился и оборвал первого на полуслове.
Рита не слышала монолога и занималась делом. Ловко привязала сумку к багажнику «рогатого» велосипеда и легонько щелкнула Юру по носу.
- Не дуйся, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть…. Юрррр, ну прости. Ладно?
Они целовались перед окнами «Гастронома». «Шурик» с завистью смотрела через стекло.
- Я люблю ее,- крикнул первый Григорьев.
Второй плакал от счастья.
Он дал Рите обогнать себя и теперь разглядывал изящный изгиб спины, скользящие по седлу ягодицы и умопомрачительные ноги, жмущие на педали. Какое-то время держался рядом, почти касаясь передним колесом ее велосипеда. Но так было неудобно спорить с собой. Он отстал сначала на полкорпуса, потом на три, потом метров на тридцать. Навстречу проносились редкие автомобили. Лесовоз обошел их по противоположной стороне. Даже пыли не поднял. Мотоциклист на темно- зеленом «Ковровце» пролетел стрелой навстречу, сверкнув мотоциклетными очками из-под синего шлема.
Рита оглянулась на своего спутника и прибавила ходу. Юра размышлял, умиротворенно накручивая педали, и отстал еще больше. Рев мотоцикла вернул к действительности. Мимо пронесся темно- зеленый «Ковровец». Притормозил возле Риты. Несколько секунд шел рядом колесо в колесо, потом резко ушел вперед, огласив окрестности треском двухтактного движка. Через минуту он пронесся навстречу. Где-то за поворотом заскрежетали тормоза. Снова нарастающий рев. «Ковровец» пронесся мимо, пролетел мимо Риты и резко затормозил, уйдя вправо. Рита надавила на тормоз и вывернула руль. Велосипед вылетел на песчаную обочину, заднее колесо занесло. Рита не удержалась и упала на землю. Мотоциклист «дал газа» и через секунду скрылся за поворотом дороги.
Черт… Черт…Черт… В голове будто граната рванула. Ничего не слыша, видя только тело, распростертое на обочине, как в страшном сне, приблизился он к ужасному месту. Упал на колени и заглянул в Ритины глаза….. Она возмущенно смотрела на него.
- Чего ты вылупился? Дай руку.
Велосипед не пострадал, а Рита поцарапала ладонь, ушибла колено и плечо.
Вернулись на дачу. Рита сообщила родителям, что упала с велосипеда сама. Григорьев понуро топтался рядом и боялся встретиться взглядом с Людмилой Петровной. Потом ходил сам не свой, потому что ничего не понимал. Однако загадка разрешилась быстро.
Рита легла на диван и прогнала Юру из дома, родители ушли сами. Андрей Федорович занялся поливочной установкой, Юра взялся помочь. Ему теперь казалось, что будь он чуточку расторопней, Рита не упала бы с велосипеда. Мотоциклист просто не смог бы приблизиться к ней. Еще ему казалось, что это понимают и Воробьевы. Он ощутил неловкость и стыд.
- Ты чего такой смурной?- спросил Воробьев.
Юра не успел ответить. По соседней улице пронесся темно- зеленый мотоцикл.
- Вот придурок,- в сердцах выпалила Воробьева,- Носится и носится. Словно хочет что-то доказать.
- А кто это?- осторожно спросил Юра.
Воробьевы переглянулись.
- Помнишь, я говорила о парне, убежавшем из части?- напомнила Воробьева,- К тебе еще мать его подходила. Этот придурок - его двоюродный брат. Калинин, вроде, не маленький, а все так переплелось. Ужас.
- Этот Юра…. Просто слов нет. Чего-то из себя корчит…,- раздраженно говорила мать на следующий день.
- Ты о чем?- не поняла Рита.
- Туалет ему наш не по нраву…. Институт благородных девиц, блин.
- Мам, с чего ты взяла?
- Ночью приспичило,- тихо рассказывала мать,- Выхожу в прихожую, а дверь не на крючке. Заглянула на терраску. Так и есть. Диван пуст. Я решила, что он в туалете. Подождала…. Долго… Минут десять. Потом вышла… Подхожу, а туалет заперт снаружи. Ну, я дела сделала, подошла к дому…. А луна такая яркая…. Вижу, кто-то идет со стороны леса. Я шась на терраску и смотрю в окно. Подходит ближе и к нам на участок…. Юра! Я в комнату. Он зашел в дом, дверь на крючок… И на терраску.
- Ну и наплевать. Пусть куда хочет бегает. Я же говорила, у них дачи нет, живут в квартире. Вот он и не привык к «удобствам» на улице.
- А как же в совхозе обходился?
Рита вспомнила Людкину квартиру, и по сердцу резануло.
- Мама, ты меня про такое спрашиваешь,- возмутилась она.
Минут через пять она заглянула в деревянную будку. Оглядела скептически дощатые стены.
- Чего его здесь не устраивает? Даже свет проведен.
Она нажала на выключатель, и будка залилась ярким светом стоваттной лампочки. Профессор не терял времени даром даже здесь. Читал свою техническую литературу. Под потолком в углах приличная паутина и два здоровенных «крестовика». Рита взяла веник, притулившийся в углу, и смела паутину вместе с пауками. Стряхнула на дорожку у туалета и брезгливо раздавила мохнатых чудовищ.
Юра вернулся с пробежки и скрылся в летнем душе. Воробьева увидела и подошла.
- Юра, ты решил душ принять?
- Да. А что, нельзя?
- Воду вечером закачивали. Она после ночи ледяная.
Услышала, как зажурчали струи.
- Нормально, Людмила Петровна. Водичка класс,- кричал он с восторгом.
- Дурдом,- Воробьева вернулась на террасу и набросилась на дочь,- Помяни мое слово, он заболеет уже к вечеру. Вода ледяная, ума нет.
- Ты же не знаешь его физического потенциала,- сказал профессор, выглядывая из-за газеты.
- Какой там потенциал. Один выпендреж… Голубая кровь..
Муж сложил газету и удивленно уставился на жену.
- Мама, он ничего не говорил про свою кровь,- возмутилась Рита.
- Ведет себя так… Возьми полотенце. Голубое махровое. И отнеси ему… А лучше сама разотри. Мне тут еще соплей не хватало… Ну, чего смотришь? Бери и иди.
Рита загрохотала кулаком в дверь душевой.
- Выходи сейчас же.
Он выглянул сверху. Совершенно счастливое лицо, мокрые волосы похожи на черный шлем.
- Перестань, Юр. Заболеешь, домой отправим. В твой родной Волжск. Выключай воду и выходи. Я тебе полотенце принесла.
- Полотенце- это хорошо, это очень хорошо,- он выключил воду и приоткрыл дверь,- Давай его сюда.
Рита топталась у душевой, мать прошла к парнику.
- Не пускает?- спросила одними губами и тихо рассмеялась.
Она возвращалась с миской, наполненной редисом. Юра вышел из душевой. В спортивных штанах, завернутый в полотенце, в руках мокрая футболка.
- Ты ее постирал, что ли?- удивилась мать.
- Прополоскал немного.
Воробьихи переглянулись.
- Ты ему что-нибудь из отцовского подбери,- сказала мать.
- Ой, да ладно, сейчас тепло,- Рита ухватилась за полотенце,- Давай сюда, я сушиться повешу.
Юра не успел опомниться, полотенце слетело с него.
- Матерь божья,- проговорила Воробьева и смотрела потрясенно на Юру.
Рита окаменела. Григорьев боялся взглянуть на нее. Молча взял из ее рук полотенце и накинул на себя. Так же молча пошел к дому.
- Ты не видела раньше?- прошептала мать.
Рита развела руками.
Они нагнали его на дорожке у соседней дачи. Юра с остервенением натягивал мокрую футболку.
- Юра, ты чего подумал- то?- шептала Рита,- Я ведь знала про ожоги. Просто увидела в первый раз. …. И ничего особенного. Подумаешь…. Я думала хуже… Тем более времени еще мало прошло.
- Шрамы украшают мужчину,- сказала мать,- Ты меня прости, Юра, я просто забыла про все на свете. Главное, все зажило и не болит… Пошли домой, я завтрак приготовила.
Профессор ел овсянку. Обстоятельно и со смаком.
- Советую,- сказал он Юре,- Очень полезно.
Юра сидел напротив в вылинявшей старенькой футболке Воробьева. Скептически посмотрел на кашу и покачал головой.
- Я чай… И все.
- Что значит все?- возмутилась мать,- Для кого я старалась?
Он получил порцию тушеного кролика с картошкой.
- Нравится?- спросила мать.
- Вкусно
- Вот и ешь. Тут еще в сковороде осталось. Доешь. А на обед я еще приготовлю. А то видишь ли взял за моду поститься. Ты в совхозе тоже голодал?
Юра посмотрел недоуменно
- А при чем тут совхоз?
- При том самом.
Рита выразительно посмотрела на мать, и та замолчала. Юра так ничего и не понял. Посмотрел вопросительно на Риту, но та словно воды в рот набрала. Кролик и в самом деле был приготовлен недурственно. Юра увлекся едой.
- А ты боишься пауков?- спросила вдруг Рита.
- Смотря каких. Тарантула, наверное, испугался бы. А что?
- Сказанул. Я про наших спрашиваю. Таких больших мохнатых крестовиков.
- А чего их бояться- то? Висят себе и висят.
- А если он спустится к тебе на плечо? Или на лицо?
- Меня даже кусал один,- вспомнил Юра,- В детстве. Зудело целый день. Потом прошло.
- Наверное, у тебя с детства остался страх,- констатировала Рита.
- Да нет у меня никакого страха. С чего ты взяла?
- Правда, с чего?- вмешался отец,- Я слушаю и не пойму, о чем вы говорите.
- А мы с Юрой знаем. Правда, Юр?
Юра кивнул на всякий случай.
- Ну-ну, секретничайте. А у нас «чепе».
Все воззрились на профессора.
- У Любы Заболотной украли мотоцикл. Сегодня ночью.
Мать прищурилась.
- У Заболотной? С четвертой улицы?... Ничего себе…. А ты откуда узнал?
- Она пятнадцать минут назад забегала…. Не к нам. К Майоровым. А я как раз шланг вешал и слышал.
- А что за мотоцикл?- спросил Юра.
- Кажется, «Ява».
- Да,- подтвердила Рита,- «Ява». Красивая малиновая. Он мне в прошлом году покататься давал.
Юра не поверил своим ушам.
- Ты умеешь ездить на мотоцикле?
- Я много чего умею.
- Жалко,- посочувствовала мать,- Они его в том году купили…. Он ведь дорого стоит.
- Семьсот пятьдесят,- подсказал Юра.
- Вот я и говорю. Дорого…. А у тебя, случайно, нет мотоцикла?
- Случайно, есть. Точно такой же двухцилиндровый. Только ему уже три года.
У Риты заледенели глаза.
- А почему ты мне ничего не говорил?
- К слову не пришлось,- он смутился.
- А у тебя глаза уж разгорелись,- взвилась мать,- Юра, не вздумай приезжать на мотоцикле сюда. Она вон с велосипеда падает.
Рита закусила губу и отвела взгляд.
- Обещай, что не приедешь на мотоцикле,- потребовала мать,- У нас тут своих придурков хватает… Вот почему такая несправедливость? У Любы угнали мотоцикл. Мы его никогда не слышали. Слава всегда катил мотоцикл до самого дома. А этот придурок гоняет по улицам, и никто его мотоцикл не украдет.
Рита залилась краской.
- Сравнила,- взвился профессор,- То «Ява» новая, а то раздолбанный «Восход».
- «Ковровец»,- поправил Юра.
- Тем более. Кому он нужен, этот металлолом?
- Тем не менее, звоночек серьезный,- сказала мать,- Начали воровать. Смотри, Андрей, как бы насос не украли.
- Да, брось. Кому он нужен?
Вдалеке послышался шум мотора.
- Помяни черта,- сказала со злостью мать,- Опять едет паразит на своем «Ковровце».
- Это «Ява»,- возразила Рита.
Юра посмотрел пристально. Неизвестный Слава начал чуточку утомлять. Слишком многому успел научить Риту.
Шум приближался, потом стих. Раздались взволнованные счастливые голоса, и целая толпа ребят и взрослых прошествовала по соседней улице. Впереди коренастый светловолосый парень катил малиновую «Яву».
- Нашлась!- обрадовалась Рита.
- Ну и слава богу,- мать вздохнула облегченно,- Надо будет узнать подробности.
Подробности пришли сами. Соседка по фамилии Майорова постучала в дверь. Ее впустили.
- Привет чесной компании,- сказала она.
Ее усадили за стол и налили чаю.
- Ну, дела,- начала она,- Сидите здесь и ничего не знаете. У Любы… Ну, у Заболотной украли мотоцикл ночью. Видать, откатили до самых ворот, а потом уехали.
- Мы видели. Слава его назад вез только что,- сказала мать.
- Точно. Вез. Кто-то покатался и оставил мотоцикл у леса. Прямо на виду. Ничего не взяли. Ни шлем, ни инструмент… Но это все ерунда. Главное,- Роговой Нины сын разбился.
- Как?- ахнула мать.
- Не насмерть. Но лежит в больнице. Говорят, перелом руки и ноги. В кювет свалился вместе с мотоциклом. Носятся, как оглашенные. Вот и результат. Мотоцикл в металлолом, сам в гипсе месяца на два. Это еще хорошо обошлось.
Майорова ушла, Воробьевы молчали и Юра тоже.
- Ты не думай, что у нас такие приключения каждый день,- сказала мать,- Просто тебе «повезло».
Рита пыталась разобраться в своих чувствах. Сын Роговой Нины напомнил ей о многом. Юра даже не догадывался, какие чувства сейчас раздирали его девушку.
Спешно дозавтракали, мать принялась мыть посуду, отец возился с насосом, Рита предложила Юре прогуляться до реки.
- Ща, только забегу кое-куда и пойдем. Слушай, а чего вы газеты режете? Это же вредно. Сплошной свинец.
Рита не сразу сообразила, о чем он. Когда поняла, он уже скрылся за сараем. Рита зашла на кухню. Мать посмотрела на нее с нескрываемой досадой.
- Идите, погуляйте. Чего дома киснуть?
- Сейчас уйдем. Мам, а почему у нас в туалете газеты?
Та замерла с недомытой тарелкой в руках.
- Нельзя положить туалетную бумагу?- продолжала Рита.
- Ага, сейчас. Ты иди ее достань. В квартире есть и то ладно.
Она прищурилась.
- Это Юра опять капризничает?
- Но он прав, мама. Краска с газет очень вредная.
- Японский бог. Все наши бабушки и дедушки пользовались газетами и ничего. Отстань, Рита. Не зли меня.
Рита надулась и вышла на улицу. Юра появился минут через пять.
- Чего так долго?- раздраженно спросила девушка.
Тот посмотрел недоуменно и не нашелся, что ответить. Они прошли участок и повернули на дорожку, ведущую к лесу. Мать смотрела вслед из-за занавесок.
Вернулись неожиданно быстро. Родители надеялись на большее и смотрели на молодежь с сожалением. Рита ничего не поняла, а Юра понял и объяснился сходу.
- У Риты заболела нога.
Родители сразу сменили гнев на милость.
- Это после вчерашнего,- запричитала мать.
Рита уныло кивнула головой.
- Вот я как в воду глядела,- мать повернулась к Юре.
- Юра, это ты, наверное, гонки устроил вчера?
Тот подавленно молчал.
- Мама, он не при чем. Я сама.
Глазами показала ему: - исчезни.
Душа скрипнула, и первый Григорьев опять выругался матом. Второй добавил в том же духе. Спор не получился.
Воробьихи остались вдвоем, и Рита рассказала о вчерашнем инциденте. Мать выслушала угрюмо.
- А твой молодой человек что же?
- А что он? Еще не хватает, чтобы Юра связывался с местными. Ему Капошина на всю жизнь хватит.
Мать думала о чем- то.
- Мам, этому уроду воздалось,- сказала Рита.
- Воздалось,- эхом повторила мать,- Что там Юра говорил насчет газет?
Юра заметил сразу, что Людмила Петровна как- то странно начала поглядывать на него. Посмотрит и вдруг задумается. Будто хочет что-то сказать, но не говорит. Через час он не выдержал и улучив момент, когда они остались одни, спросил прямо в лоб.
- Людмила Петровна, вы хотите мне что-то сказать?
- Я хочу поговорить с тобой, Юра. Очень серьезно.
Он понял, она начнет сейчас объяснять, что Рита не пара ему, и почувствовал себя маленьким и беззащитным.
Ритина мама начала издалека. Мало того, первые слова ее радостно обожгли сердце молодого человека.
- Ты смелый парень, Юра…. Мне когда- то нравились смелые парни. Наверное, всем девушкам нравятся такие…. Ты бы смог свою девушку защитить, Юра?
- Во всяком случае, я все сделал бы для этого.
- Мне Рита рассказала, как было на самом деле. Ее, оказывается, чуть не сбил Роговский парень. Тот, который лежит в больнице.
Юра кивнул.
- Ты очень расстроился вчера?
Юра снова кивнул.
- Тебе не захотелось догнать негодяя?
- Очень хотелось, но у него мотоцикл.
- А потом?
Юра беспомощно посмотрел на Воробьеву и поймал пристальный взгляд.
- Эх, Юра, Юра,- с грустью сказал она,- Тебе не страшно?
Он с мольбой посмотрел в ее все понимающие глаза.
- А потом загорелся вагончик,- прошептала она,- Все просто, просто, просто…
Она думала о чем-то, он молчал и ни о чем не думал.
- Я понимаю тебя,- сказала она, наконец,- Но… Юра, ты хоть чувствуешь что-то? Вижу по глазам, что нет. Поэтому твой поступок ужасен…. Прости.
«Майский вечер уронил сумрачную тишину на свинцовую гладь Тьмаки». Такая фраза родилась в голове Григорьева в это мгновение. Они стояли облокотившись о перила моста, и молча смотрели на последние всполохи ярко оранжевого заката. Рита плотнее запахнула на груди вязаный жакет. Юра заметил ее жест и снял пиджак.
- Неееет! Юра… Не надо.
- Сняла решительно пиджак наброшенный,- пробормотал он не весело.
- С ума сошел? Дурачок. Просто мне не холодно.
Рита вдруг загорелась идеей.
- Ну-ка, накинь на меня. На секунду.
Пиджак поглотил ее. Она изогнулась, повела плечами, обрадовано сбросила пиджак в его руки и доверчиво прижалась щекой к его щеке. Он привык воспринимать ее нежность как небесный дар, как хрупкое мгновенное счастье, как гранату с выдернутой чекой. Он ловил каждую каплю ее нежности… Каждая капля могла быть последней. Вот и сейчас Рита вдруг отстранилась от него и тихо запела продолжая смотреть в бегущую под мостиком речку Тьмаку.
- «Как хотела меня мать за первого отдать
А он первый паренек не верный.
Ой, не отдай меня мать….
Как хотела меня мать за второго отдать
А тот вторый парень невеселый
Ой, не отдай меня мать….»
У Риты был голос, может, не слишком сильный, но чистый и правильный. Григорьев никогда раньше не слышал ее песен, он даже не представлял, что она вообще поет. Эту песню он, кажется, слышал где-то, но слов не помнил.
Рита пропела про третьего, который был, «как в поле ветер», про четвертого – «ни живого, ни мертвого», про пятого – «пьяницу проклятого», про шёстого – «малого и недорослого».
«Как хотела меня мать за сёмого отдать
А сёмый красивый да веселый
Ох, не хотел меня брать…».
Она допела, и повисла тишина. Мгновенная нежность, и песня…. Как приговор. Короткий поцелуй перед смертью.
- И кто же я?- деревянный язык в окаменевшей глотке ворочался с трудом,- Вторый?... Или четвертый?
Она смотрела на него, но он не мог различить взгляд в сумерках.
- Мне сейчас такая глупая мысль пришла в голову,- она улыбнулась смущенно,- Даже не понимаю, почему…. Скажи, я красивая?
- Очень.
- А ты?
Юра растерялся.
В юности он не задумывался над своей внешности. Бегал вместе с ровесниками по улице, гонял мяч по футбольному полю, сигал в реку вниз головой с пятиметровой вышки, приглашал девчонок на свидание. Так же, как остальные пацаны. Он ничем не отличал себя от вихрастых, веснусчатых, тупорылых и кривомордых.
В 71-ом году в школу пришла новая «старшая пионервожатая» Люба Ерошина. Она жила в другом районе Волжска, окончила другую школу и не прошла по конкурсу в МГУ. Ей исполнилось восемнадцать лет, парни сохли по ней, а она никого не привечала. Предполагали, что она ждет сказочный корабль с алыми парусами, как Гриновская Ассоль. Но через год она, все-таки, покорила Московский университет. Во всех смыслах. Прошла по конкурсу, а потом «подцепила» сына одного из преподавателей. Через год вышла замуж и обосновалась в столице. Но это произошло позже, а в тот год черноокая красавица покорила школу в которой учился Юра. Ему было только четырнадцать, и ее чары еще не действовали на него. Он с первого взгляда понял, что она воображала и выпендрежница и не заслуживает нормального отношения с его стороны. Он думал так дня три. А на четвертый ей зачем-то понадобился Григорьев, а она еще не знала почти никого и искала на «ощупь». Юра стоял у раздевалки, а Ерошина пытала техничку.
- Мне нужен Григорьев из 7-го «А»,- говорила она,- Он не выходил из школы?
- Кажись, нет,- отвечала техничка,- Ты на третий этаж подымись. В химический кабинет. Может он там еще.
Навстречу по вестибюлю радостно неслись школьники.
- Я его в лицо не знаю,- говорила Ерошина,- Как он хоть выглядит?
- Ну, такой…. Черноволосый. Красивый,- сказала техничка.
Юра обомлел.
- Неужели это про него?
- Ааааа…,- протянула Люба,- Красивого я знаю…. Спасибо.
Развернулась, кинулась к лестнице и наткнулась на Юру.
Он рисовал ей плакаты, стенгазеты, Ленина, Крупскую, Дзержинского. Забросил футбол, друзей…. В конце мая на прощание подарил ей ее портрет.
- А ты?- повторила Рита.
- Я не знаю,- он скромно пожал плечами.
- Ты только не воображай… Ты очень красивый….. И прекрасно это знаешь.
Рита отчетливо вспомнила ту ночь в Капошино. Необычно красивый сон растворялся в памяти, хлопали двери, и кто-то грохотал в окно. Вспыхнула лампочка под потолком, Рита вместе с подругами выскочила в коридор, наспех застегивая молнию на джинсах. Вдалеке полыхал пожар, освещая, казалось, весь небосвод дрожащими алыми всполохами. Дронов насильно загнал девушек в школу и запер входную дверь. Они вернулись в комнату. Нависло странное состояние апатии и безразличия к происходящему. Так бывает после сильного потрясения, когда уходят из сознания страх и ужас. Где-то что-то горело. Что-то, не имеющее отношения ни к Рите, ни к близким ей людям.
- Только бы ребята не обгорели,- сказала Наташа Фридман.
Рита почувствовала, что это не просто слова, что Наташке действительно страшно за ребят. Она взглянула на остальных и увидела тревогу в лицах, и поразилась себе. Она ничего не чувствовала. Валерка был рядом. Его голос слышался из коридора. А на остальных ей было по большому счету нас….ь. Она начала копаться в своей душе. Она не хотела быть хуже остальных.
Коридор наполнился громом взволнованных голосов и шагов, девушки распахнули дверь, и в нос ударил неповторимый запах пожарища. Кажется, он успел пропитать стены и потолок школы. Подошел Руденский. В его бушлате, в волосах и глазах до сих пор бушевал пожар.
Он подошел, и Рита услышала фамилию Григорьев и сначала не поняла о ком речь.
Она вернулась в пустую комнату. Только Наташка Фридман с красными глазами сидела на своей кровати закутавшись в одеяло. Рита почему-то села рядом, и сколько они так просидели - неизвестно. Вернулись девчонки, взбудораженные и, кажется, расстроенные.
- Представляешь?- сказала Женька Рите,- Такой парень был симпатичный….. Жалко… Говорят половина лица обгорела….. Слышишь, Рит?
Рядом беззвучно плакала Наташка. Рита погладила ее по плечу, а она вдруг больно ударила ее по руке.
Рита вспомнила ту ночь, но ничего не сказала Юре. Что передумала она в остаток той ночи, ему знать не полагалось.
- А ты к чему это?- спросил Юра удивленно,- Ты красивая, я красивый… А дальше что?
Пришедшая мысль уж не казалась девушке забавной.
- Просто подумала, что если мы такие, какие же у нас могут быть дети?- ответила она устало.
Даже воспоминания о той ночи дались с трудом. Она почувствовала пустоту внутри, будто выгорел закуток в котором жила душа.
- Это неудачная шутка, Юра. Прости.
- Да почему же шутка?- начал он, но она уже не слушала и пошла к дому.
Он нагнал ее и взял под руку. Сначала не понял, почему так подрагивает ее рука. Она плакала беззвучно, так же как плакала в Капошинской школе Наташа Фридман.
Они прощались у подъезда в полном унынии. Григорьев не понимал, чем мог обидеть ее и медленно умирал. Она не объясняла своего состояния.
- Не пригласишь?- спросил он надеясь на чудо.
- Извини, сегодня мама с папой в гостях у папиного двоюродного брата. Будут ночевать в квартире. Вернутся усталые… Ты сам понимаешь.
На проспекте Ленина какая- то сволочь опрокинула урны с мусором. Ветер гнал по тротуару скомканные бумажки, стаканчики от мороженого и окурки. Юра нащупал в кармане «двушку» и забрался в телефонную будку. Гудки, гудки… Долгожданный щелчок.
- Какой я?- крикнул он в трубку.
- Ты сейчас где?
- Неважно…. Какая разница. Я тебя спрашиваю:- Какой я?
- Ты дурной. Уже первый час…. Ты от «Спутника» звонишь?
- Неважно… А кто тогда сёмый?
Короткие гудки в трубке.
- Юр, ты с ума сошел? Сколько ты выпил?.. Полбутылки!… Без закуски! Ты с ума сошел.
- Как ты догадалась, что я здесь?
- Папа догадался. Где в такое время можно найти спиртное? У таксистов…. И еще телефон.
- Как же они отпустили тебя одну?
- Папа в такси сидит.
- Твой папа?!!!
- Юра! Не смей больше пить! Ну-ка, отдай бутылку!
Голова болит, и во рту тошно. Белый потолок и хрустальная люстра. Пить хочется безмерно. Сбоку на стене ковер. И под ногами тоже. Как хочется пить. И как болит голова. Из обрывков складываются мысли…. Как же болит голова. Мысли путаются и пропадают. Как хочется пить…
Рита зашла в комнату, Григорьев в три погибели согнулся на диване. Приподнял голову и сразу опустил.
- Какой же ты дурак, Григорьев,- сказала Рита и опустилась на диван рядом с ним,- Голова болит?
- А ты как думаешь?
- Это ты должен думать. Вставай, пошли пить чай.
Его костюм и рубашка аккуратно развешаны на спинке стула. Наверняка, Рита постаралась.
- Спасибо,- сказал Юра.
- Пожалуйста.
Он одевался, она терпеливо наблюдала.
На кухне пыхтел паром чайник. Рита поставила перед Юрой большую чашку с крепчайшим цейлонским чаем. Он сделал пару обжигающих глотков.
- Можно просто воды? Побольше.
Рита усмехнулась, наполнила из кувшина литровую банку и протянула ему. Он жадно начал пить. Пил большими глотками, не отрываясь.
- Еще?- спросила Рита с сочувствием.
- Нет. Теперь чай.
Она поставила перед ним вазочку с конфетами и печеньем. Он смотреть не мог на еду. Пил и пил чай. Чашку за чашкой. Сбегал в туалет и опять пил… Чуть-чуть полегчало.
- Я бы тебе коктейль сделала, но родителей будить не хочется,- сказала Рита,- Ты как? Не лучше?
- Лучше. Намного…. Завари еще чаю, пожалуйста.
Рита колдовала у плиты.
- А твои родители видели?- осторожно спросил Юра, в тайне надеясь, что его визит остался незамеченным.
Рита воззрилась на него.
- Вообще ничего не помнишь?
- Ни бум-бум…
- Как твой любимый герой Лукашин… Одно отличие. За ним не носились по городу на такси среди ночи.
- А за мной носились?- ужаснулся Юра,- Ты?
- Вместе с папой. Нашли тебя возле «Спутника» в невменяемом состоянии. Привезли сюда и поднимали по лестнице как бревно. Очень тяжелое, кстати, бревно. Хорошо, что я в свое время занималась спортом.
- Я хоть сразу уснул? Ничего лишнего не наболтал?
- Ты уснул? Ты часа два обнимался с унитазом. Мы с мамой поили тебя водой, и ты…. Обойдемся без подробностей.
- Людмила Петровна все это видела?…. Боже мой.
Он вскочил с табурета.
- Рит, что теперь делать, а? Боже мой, лучше бы я там подох.
Рита психанула.
- Хватит дурь нести. Ты мужик или нет? Мне намного хуже, чем тебе. Мама вообще решила, что я с тобой уже того…
- Почему она так решила?
- Ты лег в моей комнате, а я в большой. Ты так грохотал в мою стенку… Звал меня. Только дурак не подумает, что у нас отношения.
- Твои родители слышали, как я грохотал?
- Половина подъезда слышала.
- Боже мой. Какой кошмар.
Скрипнула дверь, в прихожей послышались шаги. На кухню зашел Воробьев. С кривой ухмылкой взглянул на Григорьева.
- Тяжко? Может, стопочку опрокинешь? Полегчает.
- Да я на водку смотреть не могу. Чтоб она вся провалилась в преисподнюю.
Продолжение следует.