Живи по своей жатве.
Персий Флакк
Было это давно, ещё при социализме. Я был молодой, много читал, - тогда все, от мала, до велика, много читали, - самая читающая страна в мире!
Интересы разнообразные: от спорта до философии, абстрактного искусства и джаза.
Как-то в одной компании мужиков за выпивкой, познакомился с художником, примерно моего возраста. Парень был крепкого сложения, разговорчивый, находчивый… С первых же минут застолья мы почувствовали, что нам вместе будет интересно, у нас найдётся, о чём поговорить…
Он приехал писать картину для какой-то грандиозной выставки в Москве, на которую получил персональное приглашение и уже больше месяца работал над произведением. Выставка намечалась на октябрь, в его распоряжении оставалось два месяца.
Рисовал он в средней школе, завуч, - его бывший одноклассник, - помог ему организовать в подвале временную мастерскую.
Живописец задумал создать большое по габаритам полотно, для детального анализа произведения крупных размеров, требовалось большое по площади помещение.
Учитель труда сколотил ему раму, натянул холст, все необходимые принадлежности для работы он привёз с собой. У завхоза школы попросил электроплитку, стремянку и спортивный мат.
Формат картины был два метра сорок сантиметров на метр восемьдесят, без стремянки не обойтись, плитка - готовить еду, а старый мат служил постелью.
В тот вечер ему удалось склонить меня, съездить порыбачить на одну речку. Кто-то по секрету ему сообщил, что в этой речке полно рыбы, только успевай удочку забрасывать, он поверил, и стал мне, местному жителю, доказывать, что «успех предприятия гарантирован».
Большого желания ехать не было, знал я эту речку, но он так трогательно посетовал, что сейчас у него наступил творческий кризис, а преодолеть его можно только одним проверенным способом: побыть на природе, получить заряд энергии, вернуть утраченное вдохновение…
Про себя подумал: «рыбалка - не рыбалка, а на природе я и сам давно не был, человек он интересный, пообщаемся…»
На следующей неделе в назначенное время отправились рейсовым автобусом, вышли у моста через ту самую речку.
Вся рыбалка сводилась к тому, что мы шли друг за другом вверх по течению и периодически закидывали удочки. Не клюёт, идём дальше, а сами не умолкая, ведём непринуждённый разговор…
О чём только не переговорили. С темы на тему перескакиваем, друг друга перебиваем, форсим, он, как организатор процесса, идёт первым номером, я - за ним. Только в одну сторону пройти двенадцать километров!
Сейчас, в возрасте, даже трудно представить: покрыть расстояние в двадцать четыре километра по заболоченным и топким берегам. И всё это ради трёх окуней, примерно грамм по двести-триста каждый.
А вот наговорились от души, давно у меня не было такого, эрудированного, интересного, находчивого и эмоционального собеседника.
На мои назойливые вопросы о работе над полотном, на протяжении всей «рыбалки», он отвечал крайне неохотно и уклончиво, парень на время дистанцировался от него, для того и вырвался на природу.
Мне же, наоборот, было любопытно узнать: каков сюжет картины, почему такие фантастические размеры, что за выставка, её статус, принимал ли он участие в выставках раньше?..
Когда моя бульдозерная тактика ему окончательно надоела, он просто пригласил меня в «студию» посмотреть эскиз, я утихомирился и перестал на него наседать.
В тот день мы много говорили о живописи, художниках, творческом пути мастеров, их судьбах…
С раннего детства я тяготел к изобразительному искусству. В зрелые годы, бывая в Москве и Ленинграде, ходил по музеям, посещал картинные галереи и выставки, не упускал случая познакомиться с работами современных зарубежных знаменитостей.
Одно время даже провёл пол-отпуска в Республиканской публичной библиотеке, изучая репродукции известных художников, литературу об их непростой жизни, мучительных поисках нового в искусстве…
Чем это объяснить, не знаю, но мне это было почему-то интересно, доставляло настоящее эстетическое удовольствие, нравилось всегда, и до сих пор нравится…
Были и остаются близки: Ван Гог, - (Боже мой, сколько экспрессии, одна «Сирень» чего стоит!) - Гоген, Мане, Матисс, Писсаро, Сезан, Ренуар…
Наши: Василий Васильевич Кандинский - отец абстрактного искусства! Малевич, Шагал, Родченко, Лентулов, Любочка Попова, как жалко, что эта незаурядная женщина, так рано ушла, многое могла бы сделать, - эта талантливая личность.
Список можно продолжить ещё на полстраницы.
Собеседник, как представитель реализма, - соцреализма, - мои пристрастия не разделял, его отношение к новым направлениям в изобразительном искусстве было скорее скептическим.
После интеллектуальной рыбалки мы с ним не встречались недели две-три, в этом не было необходимости, знакомство шапочное, выговорились по полной программе, «блеснули» друг перед другом, ну и ладно. Но однажды случайно встретились, и он сам повторно, и уже настойчиво, пригласил меня к себе в подвал– «студию».
Первое, что мне бросилось в глаза, был мой старый друг, видавший виды, жутко закопчённый, - рыбацкий котелок. Он сиротливо стоял в углу, на такой же чёрной, грязной электроплитке.
Я говорю:
- Ах, вот он, родимый, а я думал, что мы забыли его у костра, когда варили уху, а он, оказывается, целёхонек! Надо же, жив, здоров, бродяга!..
Ему стало неловко.
- Да, нет, - говорит, - не забыли, я его временно пользую, как закончу работу, - сразу верну.
- Да, ладно тебе, о чём разговор, котелок, эка невидаль, - я повернулся к холсту.
Сюжет таков.
На городской площади провинциального городка идёт митинг, маленький оратор в кепке произносит речь, внешне он очень похож на самого мастера.
Сидит головной убор на главном персонаже слегка набекрень, как у деревенского подростка, который только что осадил два стакана браги и торопится выйти на улицу, показать себя в обществе.
Рядом с краснобаем стоят: суровый солдат с винтовкой, долговязый рабочий с усами и молодая женщина с пышными формами. Её миловидное, пухлое личико выражает полную готовность к классовой борьбе, но ей нужны чёткие указания, на что направить главные усилия.
На заднем плане скорчился политически незрелый студент в круглых очках, его облик чем-то напоминал человека с жуткого похмелья, который две недели праздновал по какому-то благовидному поводу, но уже не помнит, по какому именно.
Я обратил внимание автора сюжета на несуразный головной убор.
- Может кепочку лучше бы снять, пусть он держит её в правой руке, или размахивает ею, появится больше экспрессии, страсти, правдоподобия… А так, как-то не очень смотрится...
- Ты попал в точку, я давно мучаюсь с этой кепкой. - Сбегал в конец «студии» к пыльной тумбочке, принёс головной убор, попросил примерить, я надел.
Он усадил меня на ящик и на листе плотной бумаги лихорадочно стал делать набросок. Пока он работал, я нашёл в картине ещё одну особенность.
У всех главных персонажей, кроме тщедушного студента, были большие уши, посмотрел на художника, - у него точно такие же.
Если уши солдата и рабочего не бросались в глаза, то маленькая кепчонка на оттопыренных ушах трибуна неожиданно вызывала озорную улыбку. Вот почему у меня возникла ассоциация с готовым к прогулке по «бродвею» подростком, эта мелочь превращала историческую сцену в скоморошество.
- А нельзя ли оратору нарисовать уши не такие крупные, а главное, не оттопыренные, чтобы не так бросались в глаза…
- Да-да, пожалуй… - медленно, с раздумьем соглашается автор.
- Я продолжаю обосновывать мысль:
Ладно, у солдата и рабочего они широкие, это - народ, правдиво, да и сами они люди крупные…
- Вот, что значит свежий взгляд! А мне и в голову не приходило…
По тому как он засуетился, я понял, ему не терпится немедленно заняться ещё и ушными раковинами глашатая, сославшись на срочные дела, я визит свернул и мы расстались.
Со свободным художником я больше не встречался, посмотреть законченной его работу так и не довелось.
Говорили, что картину на выставку он представил в срок, она имела успех, после закрытия выставки, её приобрёл какой-то областной музей.
Вскоре о художнике все забыли.
Прошли годы, десятилетия…
За это время я успел приобрести дополнительное высшее образование, вышел на заслуженный отдых, по опыту работы написал книгу, четыре года искал спонсоров, наконец, детище всей жизни увидело свет…
Живу там же, но, отнюдь, не так же, и далеко не так же…
Давно не выписываю такого разнообразия журналов и газет, не покупаю столько книг, явно упростился быт, и всё, что с ним связано…
Многое изменилось с тех пор…
На прошлой неделе у подъезда остановился шестисотый «Мерседес». Сижу у окна, повернул голову, вижу, вылетел этакий молодчик под метр девяносто, за ним медленно, с трудом - грузный, пожилой мужчина.
Звонок в дверь, спрашиваю:
- Вам кого?
- Здесь живёт… - называют мою фамилию…
- Да, здесь, что вам угодно?..
Голос за дверью с нескрываемыми признаками радости.
- Ваня, ты?.. Ну, надо же, своим ушам не верю, да, не может быть, ну, наконец-то!..
- Да, я… Что вы хотели?.. - изумлён, с некоторой опаской приоткрываю дверь.
- Здравствуй, старина! Художника помнишь? Ну!.. Вспомнил?.. Мы в молодости с тобой однажды на рыбалку ездили, на Саппеницу. Забыл, что ли?..
- Михаил, Миша, это ты?.. Здравствуй, да-да, было, было, на речку, конечно, помню, а как же!.. Так это, когда было-то?.. Сто лет назад, заходите…
Испытываю естественное чувство неловкости, за то, что благородно беден, тороплюсь провести неожиданных гостей в свою комнату, там мой мир, моя библиотека.
На ум приходит выражение Роттердамского: «Моя родина там, где моя библиотека».
Садимся, незаметно наблюдаю за реакцией приезжих на мой архаичный быт, реакция вполне адекватная.
- Принеси, дружок, коробку, - обращается пожилой к молодому, - мы с товарищем давным-давно не виделись, посидим, покалякаем о том, о сём, вспомним, как бывало, рыбачили… - тепло смеётся…
Молодой человек приносит коробку, спрашивает.
- Куда поставить? - я показываю.
- Да вот, на журнальный столик, - он ставит и ждёт указаний.
- Машину отгоните в сторонку, чтобы не мешала проезду, и ждите…
Обращаясь ко мне:
- Я тут постарался учесть всё, что нам может понадобиться для приятельской беседы, - и начинает извлекать содержимое из коробки.
Чего только в его наборе не было, начиная от коньяка и икры, до ананаса и маслин. Салями, филе лосося для бутербродов, огромный балык палтуса, но, что особенно удивило, так это настоящее чешское пиво - много, и целая гора вяленой воблы!
Вот это даа-а!.. Вот это сюрприз!.. Сказочный!..
Я невольно зашевелился в кресле, даже закашлялся, не знаю, как себя вести. Такая роскошь для пенсионера, который считает мелочь перед выходом в магазин…
Сделать вид, что это нормально - глупо; замахать руками, завозмущаться, стать в позу, - ещё глупее. Люди мы, более чем, зрелые…
- Не комплексуй, Иван! Не журись, что раскис, знал я, куда еду, неси-ка, дружище, рюмки - отметим встречу. Да, перестань ты, в самом деле, как кисейная барышня, ну я не зна-ю…
Я с трудом вышел из оцепенения. Принёс рюмки, тарелки, вилки, нож, он распечатал «Хеннесси», налил, поднял рюмку.
- Гора с горой не сходится, а человек с человеком сходится, ты согласен со мной?
- Согласен.
- В своё время, ты мне крепко помог.
- Здрасте! Что значит, «помог»? Как, чем?.. Встречались всего три раза: за выпивкой, на рыбалке и после неё, да и то случайно…
- Вот, примем, - и я объясню…
Выпили, он продолжил.
- Помнишь рыбацкий котелок, который, я у тебя умыкнул?
- Помню. Ну и что с того?.. Что дальше?..
- Вот теб-е-е… и «что дальше!..»
Всё дело в том, что благодаря этому самому котелку, я не только волну пересидел, когда у меня ветер гулял в карманах, работу в срок закончил. Два месяца варил в нём каши из концентратов на плитке: пшённую, перловую, ячневую, тогда это была для меня единственно доступная еда, такое никогда не забывается…
Не перебиваю, его инициатива, человеку хочет выговориться, отчаянно закусываю.
- Это одно, это прелюдия. Второе, и главное, помнишь, мы с тобой спорили по импрессионистам и другим модернистским течениям?
- Да мы и не спорили, просто я озвучил свои предпочтения, хотел показать, что не лыком шит… - он нетерпеливо перебивает…
- Представляешь, тогда я даже не мог допустить мысли, что отойду от реализма, переверну страницу в своей жизни…
- А я-то тут, каким боком?.. - продолжаю недоумевать, не отвлекаясь, однако от еды.
- Я на абстрактной живописи, - в целом, если не детализировать многочисленные направления, - состояние сделал, вот «каким боком».
До тебя к ней относился, как большинство, терпимо, больше даже скептически. Ну, есть что-то, ну и ладно, считал это шутовством, сам даже не пробовал, пока жизнь не заставила…
Вот что, хозяин, я по первой налил, это был почин, дальше мне командовать не с руки…
Я налил, выпили, он продолжил.
- Живу в Штутгарте, вышел на большую дорогу, у меня своя студия. Жизнь так закрутилась, пришлось научиться плыть против течения, - продолжил с чувством, - всё время в суматохе, отдохнуть некогда…
Все эти годы постоянно вспоминал Россию, бывший Советский Союз, - это же наша с тобой Родина! - Пауза. - Так хотелось вырваться, побывать в Карелии, проехать по старым местам, а вот получилось только на закате. И то благодаря обстоятельствам, собираюсь устроить авторскую выставку в Москве, организационные вопросы устаканил и прямым ходом - рванул сюда…
- Даже так? Разма-шисто!.. Когда она будет?
- В первом квартале следующего года, но конкретные сроки ещё будут уточняться…
- Какова судьба той картины, которую законченной мне так и не удалось посмотреть? И как тебя угораздило за рубеж? Ведь решиться на такое…
- То полотно имело некоторый успех, толкнул одному музею из провинции. На подъёме ещё какое-то время продолжал работать, потом пошли серые будни, заказов не было, жил на случайные заработки. Вынужден был продавать изделия на улице, но и там конкуренция нешуточная. Чувствую, время уходит, накатило отчаяние, всё обрыдло, вспоминать не хочется…
Потихоньку, скорее от безысходности, начал, время от времени, баловаться абстракционизмом, кое-что по мелочёвке продал, постепенно увлёкся.
Однажды, - важные события в жизни часто происходят однажды, - стою на ветру в Сокольниках, замёрз как собака, останавливается какой-то долговязый холёный тип, пялит глаза на «Бриз», брезгливо, как мне показалось, тычет пальцем.
- Сколько?..
Я голодный, злой, замёрз, в туалет хочется, а «Бриз» - моё любимое произведение, долго вынашивал идею, столько души вложил…
- Тыща баксов!
Он как Му-му лениво достаёт бумажник, отсчитывает десять сотенных, протягивает.
Что греха таить, я не на шутку растерялся, картину отдал вместе с полотняной сумкой. Прибежал домой, - жил в общяге, - думаю: надул ведь гад, фальшивые - хрустят подозрительно.
Пошёл к одному барыге-валютчику, тот проверил на приборчике, говорит: «Не боись, паря, настоящие…» Вот тут-то я, братишка, тебя и вспомнил!.. - творческий человек не может остановиться, торопливо продолжает:
- После такой удачи начал серьёзно штудировать литературу, стал изучать направления, технику, манеры письма…
Пишу, - хожу по музеям, галереям, пишу, - продаю… Появилась невероятная движущая сила, жизнь закипела, стало интересно жить…
И так, несколько лет подряд, пока руку не набил и сам по-настоящему не втянулся. Появились деньги, потом немалые, с этим делом, - щёлкает себя пальцем по горлу, - завязал, женился на немке и уехал в Дрезден, сейчас живу в Штутгарте. Видишь, старина, сегодня я у тебя на исповеди, долго ждал этого дня, этого часа, давай, рыбак, вздрогнем.
- Как скажешь. - Выпили.
- У себя в студии, в выставочном салоне, ввёл новшество, могу похвастаться: собственное изобретение, - картины не только выставляю на продажу, но, не удивляйся, даю напрокат за определённую плату. Да, да, не поверишь, одно полотно идёт по двести марок в сутки!..
- Кру-у-то!..
- И, что интересно, находятся желающие, это, главным образом, на презентации, форумы и другие крупные общественные мероприятия, а мне без разницы, берёшь - плати, просрочил - пени.
Произведение называется «Трогательные воспоминания», по мотивам детства. Размеры сознательно взял двести сорок на сто восемьдесят, эту махину, как ты понимаешь, не вешают, а приставляют к стене.
Скажу без ложной скромности, смотрится, она мне и самому очень нравится, выполнена в мягких приглушённых тонах, благотворно воздействует на психику, завораживает, глаз не оторвёшь. Когда не в прокате, перед ней всегда толпа, люди на халяву заряжаются, не надо платить бешеные деньги психотерапевтам за их сомнительные сеансы.
Вообще, я давний и ярый сторонник крупных полотен, люблю размах, масштабность, в генах сидит, от деда купца, - помню, крутой был старик, - а что эти безделушки, с лупой надо рассматривать, только зрение портить.
Размеры по-своему оказывают влияние на зрителя, ошеломляют и притягивают одновременно, возможно, это лишь моё субъективное мнение, но мнение твёрдое…
И вдруг, без всякого перехода.
- Давай, земеля, начистоту, - выкладывай проблемы. Живо!
Я опешил.
- Проблемы… - механически повторяю за ним, мнусь… - дела, конечно, обстоят не так карамельно, как хотелось бы…
- Не тяни кота за хвост, дипломат хренов, всё я вижу и понимаю, не слепой…
- Проблем хватает… Первая, и, наверное, самая главная - это печка, дымит каналья нещадно, придётся её в третий раз перекладывать… Кирпич - купи, глину - купи, надо заказать каркас, - металл резко подорожал, всё это привезти, печнику - за работу, а про дрова я уж молчу, это отдельная тема…
- Сколько?
- Тут придётся две пенсии ухнуть, не меньше…
Он полез в карман, достал бумажник их крокодиловой кожи, мне стало не по себе, - от стыда отвернулся.
- Здесь тысяча баксов, вот, возьми!
- Ты с ума сошёл, я имею в виду, тронулся, окосел что ли, надо было закусывать, как я, - не возьму ни цента, ни копейки… Как тебе не стыдно, за кого ты меня принимаешь? Вот ещё, выдумал!.. Друг, называется…
- Не валяй дурака, это ты «тронулся», - развёл китайские церемонии, оставь свою невыносимую вежливость, прямо как маленький, - после короткой паузы, на полтона ниже:
Не обижай, старина, встретимся ли ещё, теперь, пожалуй, не доведётся, сам понимаешь, - годы…
Если я даю, значит, я могу, значит, я так хочу, - он положил банкноты на книжную полку, - ни за что не поверишь, но мне это надо ещё и для себя.
Всё это время я жил с чувством благодарности к тебе, люди мы с тобой из одной пробирки, только вот раньше вернуть долг не получалось. Судьбе было угодно, чтобы мы с тобой встретились, и когда у меня дела пошли в гору, я всё чаще стал вспоминать тебя и твой рыбацкий котелок, это превратилось почти в замечательную идею…
Мой начальный капитал составил тысячу долларов, прими, ты его заслужил! Мы с тобой, дружище, свои жизни, кажется, прожили… - он решительно взял бутылку, быстро налил только себе и залпом выпил.
В том, как вы здесь живёте, вашей вины нет. Прошлый труд разворован, вы стали обузой, лишними людьми, извини за откровенность…
Обидно и тошно смотреть, когда интеллектуальные, образованные, честные люди, можно сказать, передовая часть нации… и вот так, в таком уничижении…
- Не я один такой, нас много…
- Ваши правители, беспокоясь о власти, занимаются только политикой, и не понимают, - или не хотят понять, - что движущей силой прогресса во все времена были и остаются - интеллектуалы.
У кого свежие идеи, смелые мысли и хватка, те давно уехали, это заметно даже по Германии…
- Так это молодёжь, а наш-то брат куда?.. Старые деревья не пересаживают…
- Да-а… - долгое молчание, затем переход.
Нет, всё-таки не верится, что мы сумели через столько лет встретиться. Спасибо тебе, правда, искренне говорю, от чистого сердца, что ты появился в моей жизни в нужное время и в нужном месте, словно толчок, импульс, - я ничего не забыл. За котелок спасибо, за советы по кепке, растопыренным ушам, все мелочи помню, тем более, что для меня это, как раз, оказались не мелочи. Это ключевые моменты жизни, они выстроились в ряд, словно вешки, обозначили фарватер, проложили курс…
- Перебарщиваешь, - перебиваю, - льстишь старику, засыпал комплиментами словно даму, про несуразную кепку помню… Мне вот что интересно, давно за границей, а язык не забыл. Как удаётся?
- Ну, во-первых, Интернет, кроме того, регулярно читаю «АиФ», «Комсомольскую правду», слежу за литературными новинками, библиотека солидная, пожалуй, такая же, как у тебя, - он пристально и уважительно обвёл взглядом книжную стенку.
Но честно тебе скажу, бывает временами, так подкатит, так заломит-заломит, эээ-х!.. всё бы, кажется, отдал, бросил, только бы снова в лес, на рыбалку, за белыми сходить или набрать корзину крупной брусники…
- Понимаю… Жена кто по образованию?
- Филолог, преподаёт в университете русский язык, она намного моложе меня, хотя у нас уже две взрослые дочери: Оля и Урсула, обе замужем. Оля училась в Оксфорде, живёт в Мюнхене. Урсула выскочила за американца, живут в Филадельфии, скучает, часто звонит, прошлым летом приезжали. А как ты?
- У меня всё намного проще и скромнее: дети разъехались, с женой развёлся, один коротаю дни. И, слава Богу, что хоть пока ещё живой, многих друзей и знакомых похоронил…
Здесь совсем другая жизнь…
Отпустил мне Бог лишние дни, спасибо ему, вот с тобой, видишь, неожданно-негаданно встретились, молодость вспомнили, солидную поддержку оказал…
А, знаешь, я, пожалуй, и возьму, поломался для приличия, да и ты бы обиделся, такую дорогу отмахать, есть у меня на примете один печник, ещё старой школы, нынче они большая редкость.
Настоящий мастер кладёт печь, как минимум, на двадцать лет, а у горе-мастеров они стоят не больше семи, потом начинают разрушаться и дымить. Сделать ничего нельзя, только перекладывать.
- Налей-ка, старик, на посошок, да мне, пожалуй, и пора…
Я налил, выпили, затем встали, обнялись, постояли так, помолчали, похлопали друг друга по спинам, потом пожали крепко руки, долго не разнимали ладоней…
Смотрю, у него постепенно стали увлажняться глаза. Он смутился, отвернул голову в сторону, потом махнул рукой и ушёл. Ушёл быстро, почти убежал, у меня самого к горлу подступил комок…
На улице Миша оглянулся, два раза коротко махнул рукой, - я ответил, - решительно сел в машину, сильно хлопнул дверцей, и они укатили…
Присел на диван, задумался… Два мира, две планеты: сарайная жизнь и «Мерседес» с охраной, но как много у нас духовного общего и было, и осталось…
Странный мы русский народ.
Вот Михаил давно живёт в Германии, судя по тому, что говорит – живёт, более чем хорошо, а думает о России…
За грибами мужику хочется сходить, набрать ведро сочной брусники, - говорит искренне, от сердца, даже слёзы на глаза навернулись… Это ведь не сыграешь!..
В это же самое время, я терпеливо живу в повседневной нужде, только и остались: отдушина - библиотека, давние друзья – любимые авторы, да воспоминания о лучших днях, что были когда-то в прошлой жизни…
Как же надо любить эту обворованную, неустроенную для значительной части населения страну, жить на скромную пенсию и, несмотря ни на что, до глубокой старости продолжать любить свою Родину!
Как это понять, чем объяснить, и можно ли вообще найти этому феномену объяснение?
Можно!
Фёдор Иванович Тютчев объяснил это так: «Умом Россию не понять…»
Добавить к этому нечего, сказано точно и на века.
Порядком захмелевший, долго не мог прийти в себя, всё соображал, что за наваждение случилось!..
Чтобы хоть как-то успокоиться, отвлечься, из чистого любопытства, стал, как ребёнок, выкладывать из коробки оставшееся содержимое и разбирать надписи.
Художник, в самом деле, предусмотрел всё: настоящее французское «Бордо», - помощь старому сердцу "рыбака", - окорок, швейцарский сыр, кофе, коробка конфет… Всего так много, какие-то ещё баночки, коробочки, тюбики, пакетики…
То-то смотрю, детина, чистый бугай, а коробку несёт с заметным напряжением, да и коробочка, будь здоров…
Нахлынули воспоминания, в памяти всплыл эпизод из далёкого детства, когда цыганка нагородила всякой чепухи, а в конце и говорит: «Если в тринадцать лет не утонешь, в старости разбогатеешь…»
В тринадцать лет я действительно тонул.
По «Кумсе» сплавляли лес, на излучинах реки постоянно возникали заторы, мы с парнями любили бегать по скользким брёвнам. Один раз ухнул в воду и брёвна над головой сомкнулись, хорошо не растерялся, в кромешней тьме пришлось плыть около пяти метров, пока не нашёл место всплыть на поверхность.
А вот и вторая часть предсказания сбылась, похоже, - стал богатеньким. Теперь можно решить главную проблему, - пока печка окончательно не вогнала в гроб, и обязательно оставить хоть немного на, более или менее, сносные похороны.
Прожрать, - как и пропить, - можно всё, да ещё и мало будет…
Так что береги, дедушка, денежку на чёрный день! А он уже не за горами, день-то этот…