В квартире мы разулись и сняли верхнюю одежду, кинув её на батарею, свою обувь я занес в ванную, а Рыбкин примостил свои кроссовки на полотенцесушителе. Усадив его на кухне и тут же включив чайник, я сходил в комнату и принёс ему свои спортивные брюки. Он начал было сопротивляться, что, мол, не полностью джинсы мокрые, что он теплокровный и штаньки на ногах могут высохнуть.
- Надень, я сказал, а то от сырости твой плавленый сырок плесенью покроется, – я хмыкнул и всё же бросил ему в руки спортивки.
- А чего сразу плавленый, может, «колбасный», - негромко пробубнил Рыбкин и растянул мои брюки, рассматривая их.
- Да хоть Пармезан! Мне по бубну, если не считать, что ты сейчас его в мои штаны запихивать будешь, - я снова хохотнул и пошел в комнату переодеваться.
Идти в душ при госте было не совсем удобно, ведь ему я не мог предложить того же, да и оставлять в одиночестве надолго не хотелось. Я по-быстрому скинул с себя влажные брюки и стянул свитер, облачился в шорты и тенниску, перед зеркалом разгрёб волосы, сморщил зачем-то лицо, приподнял обе руки, напрягая бицепсы, и только после этого вышел на кухню.
Стажёр уже дефилировал по кухне в моих штанах, которые почему-то были на нем немного коротковаты. Он лихо тут хозяйничал: на тумбочке стояли две разные кружки, из каждой свисала нитка с ярлычком, и кипяток уже затягивался «пылью дорог». Рядом стояла сахарница, а сам Рыбкин барабанил чайными ложечками по булке батона, который он достал из моей хлебницы. Не хватало лишь банки с вареньем и пачки масла из холодильника, но, видимо, туда он не посмел заглянуть. Или просто не успел.
- Слышь, Рыбкин, а я вижу, ты быстро в аквариуме освоился, - я сам открыл дверцу холодильника и достал «намазку» для батона.
- Да я вроде нестеснительный. Или я мог что-то компрометирующее у тебя найти? – вопросительно глянув на меня, он слегка растянул губы в улыбке. – Неужели между пачкой чая и упаковкой соды можно было наткнуться на что-то интригующее?
- Ну тебя, балабол, - отмахнулся я и тут же вспомнил про Нинкины плюшки, которые до сих пор сохли в кармане куртки, висящей на батарее. – О, сейчас банкет будет!
И я устремился в комнату к окну, под которым распял свою куртку для просушки. Сдернув её с батареи, я нырнул рукой во внутренний карман и извлёк пакет с двумя порядком помятыми приплюснутыми плюшками. Они, и правда, подсохли на батарее и не были уже такими мягкими, какими их вручила мне накануне подруга.
Вернувшись на кухню, я застал Рыбкина, стоящего у окна и высматривающего что-то на улице. Он опёрся о подоконник и прижался головой к стеклу, отчего вся его фигура вытянулась и наглым образом привлекала мой голодный взгляд. В одно мгновение я весь превратился в дикого зверя на охоте, ну, или, по крайней мере – в хомячка, учуявшего руку хозяина с жареными семечками. Скорее всего, у меня начали трепетать ноздри, и глаза прищурились, ведь так происходило каждый раз, когда кто-то конкретно будоражил меня до глубоких глубин. Непроизвольно обведя языком губы и медленно выдохнув, я так же не спеша скользил взглядом от пяток в серых коротких носках, открытых щиколоток, по напряжённым икрам под тонким трикотажем брюк. Всё выше и выше я мацал глазами его фигуру и остановился лишь на уровне талии, где его водолазка чуть-чуть не доставала до резинки спортивок. Наверное, я очень уж увлёкся, поскольку мои руки расслабились, и пакет с плюшками упал на пол кухни. Рыбкин тут же оглянулся, а я, чтобы скрыть замешательство, бухнулся на колени и схватил пакетик в руки.
- Вот тут эти, как их, плюшки к чаю, так что, это… можно садиться. В смысле, за стол, - проблеял я, прижимая к груди злополучные хлебобулочные изделия.
- О! Меня ещё никогда на коленях не приглашали за стол, - приподняв одну бровь, проговорил парень. – Но, в принципе, и на полу можно поужинать.
- Не-не! Это я так, случайно, ты давай садись за стол, - я быстро вскочил и положил пакет на тумбочку. Отойдя к мойке и сполоснув руки, я снова вернулся за стол и сел напротив гостя, водрузив рядом с половиной батона и две многострадальные плюшки. Он продолжал рассматривать меня, и мне было немного неуютно от его взгляда. Чтобы как-то сменить тему, я выдал: - И вообще, тебе нужно «пупсику» позвонить, что ты задерживаешься.
- Пупсику? – немного наморщив лоб, Рыбкин на секунду задумался, но тут же хлопнул рукой по колену. – Так ты про Нинель? Хорошо, позвоню, раз ты настаиваешь. Сказать, что я не приду домой? Чтобы не волновалась?
- А чего это ты не придешь? Ты же не собираешься у меня заночевать? – изобразил удивление я, но внутри как-то нехорошо ёкнуло. Мне начинало казаться, что я сам себе что-то придумываю и сам же начинаю в это верить.
- Ты выгонишь меня на улицу? Под дождь?
- Часто мне снятся такие дела: на улице зонт, а я без дождя…- процитировал я какую-то засевшую в мозгу глупость. – Вот только не надо мне тут театр одного актёра устраивать и декламировать, что «хороший хозяин…» и прочее бла-бла-бла. Я и так тебя подобрал. Вернее – забрал. А мог бы и просто на улице распрощаться. Так что не наглей.
- Так я, вроде, смирный, - заулыбался Рыбкин и упёрся локтями в стол, подперев ладонями свой подбородок. – И очень исполнительный. Хочешь, твой батон намажу?
- Не нужно мне ничего мазать! – почему-то вспылил я и тут же осёкся.
- Как хочешь, тогда намажу себе, - и гость потянулся за ножом, придвинул пачку масла и начал сооружать себе бутерброд. Он щедро полил вареньем толстый ломоть булки с маслом и довольно укусил, на ходу подсыпая в чай сахар, размешивая его ложечкой и тут же отпивая. – Я же согреться должен, сам говорил. Вот попью чаёк и тогда позвоню. Или у тебя прием гостей строго лимитирован, и мне придется оплачивать сверхурочные?
- Вот же пустомеля, - улыбнулся я и тоже начал чаепитие. Обычно на ночь я не ел, но с этим странным парнем как-то невозможно было сдержаться. Он был настолько непосредственным, что я ощущал себя в его присутствии как с давнем приятелем.
Мы посидели ещё какое-то время, то молча жуя и дуя на горячий чай, то болтая о всякой чепухе. Никто не распространялся о личном, не расспрашивал о родственниках, друзьях и прочей лабуде. Парень оказался очень весёлым и совершенно лёгким на подъём. Стоило мне заговорить о том, что люблю музыку, он тут же предложил напеть свою любимую песню из репертуара какой-то андеграундной группы. Получилось смешно, но я так и не понял, правда, это была его любимая музыка, и у него отсутствовал и голос, и слух, или он просто хотел меня повеселить и поэтому воодушевлённо завывал на английском языке, сопровождая стуками указательных пальцев по краю стола, словно пионер-барабанщик.
Потом он всё же позвонил своему «пупсику», а я старался особо не прислушиваться и тереться в коридоре, но как только он спрятал мобильный и возник в комнате, куда я убежал из прихожей, я встал и потёр руки.
- Ну что, уже уходишь? Я вот зонт нашёл, сейчас проверим твою одежду. Думаю, подсохла нормально, в такси не наследишь, - я скороговоркой выпалил и уставился на Рыбкина.
- Значит, всё же выгоняешь, - вздохнул гость и, пожав плечами, демонстративно хлопнул ладонями по ляжкам. – Ладно, тогда пойду, - и парень тут же начал стягивать мои спортивки с себя.
- Эй, погоди, я ведь не снял твои штаны с батареи!
- Да ладно, я и сам могу сходить, - непринужденно начал Фёдор, - недалека дорога.
Наглец переступил ногами брюки, лежащие у его щиколоток, и неспешно пошёл через всю комнату к батарее под окном. Наклонившись, он стал щупать свои джинсы и комментировать степень их просушки. Я же, как полоумный, уставился на его безволосые упругие ноги и на задницу в голубых плавках. Что он там говорил, я не особо слушал, у меня все органы чувств обострились в строго определённом направлении – его пятой точки. Думать о том, как я выгляжу, и что он может подумать, если оторвётся взглядом от созерцания своей одежды, я не мог. Но в какой-то момент меня вернули на землю довольно громким окриком «Гей!» У меня тут же всё похолодело, поджалось и скукожилось. Я шагнул назад, ткнулся ногами в край кресла и бухнулся в него задницей, выкрикнув «Нет!» и замотав головой из стороны в сторону. И лишь потом вопросительно проблеял: «А?»
- Ты чего? Так вымотался, что с ног падаешь? – после паузы, видимо поняв, что я вернулся из параллельного мира, он снова задал вопрос: - Так может, я в твоих поеду домой, а, Сергеич?
И тут меня шандарахнуло по мозгу: он назвал меня Сергеич, а я, в силу своей зацикленности на заднице в голубых плавках, услышал лишь «гей». Оставалось надеяться, что парень не совсем понял мою реакцию и просто спишет всё на усталость.
На сегодня было достаточно конфузов, и я, кивнув, не глядя, Рыбкину, позволил брать всё, что он пожелает, и постарался тут же его по-быстрому выпроводить из квартиры. Через пять минут, вручив одетому парню зонт и всунув в ладонь пару купюр на такси, я пожелал хорошо добраться и завтра не опаздывать на работу. Закрыв двери, я прислонился к стене спиной и сполз на корточки. Вот это гость! Расшевелил, раздраконил и смылся, хотя это я вытолкал его взашей, но по-другому нельзя было поступить. Будь он просто знакомый, а не мой стажёр и, скорее всего, с завтрашнего дня – сотрудник, я бы хрен выпустил его из своих рук. Оставалось надеяться, что в ближайшее время мне всё же кто-то попадется подходящий и можно будет хотя бы временно снизить уровень своей дикости к парням. С этими мыслями я отправился в душ, а после и в постель. Заснуть какое-то время не мог, перед глазами маячили голубенькие плавки…
Утро принесло много новостей: мою машину отремонтировали, и уже до обеда можно было съездить на СТО и забрать. К десяти нас с Рыбкиным вызвал Иван Лукич и потребовал очень краткий отчет по совместной работе со стажёром. Я, не лукавя, признался, что парень, и правда, башковитый, с работой справляется, идеи подкидывает, приказы выполняет.
- О, идейный? – довольно хмыкнул начальник и встал из-за стола, чтобы подойти к Рыбкину и в очередной раз потрепать его по плечу. – Молодца!
- Служу Отечеству, - отчеканил стажёр и вытянулся по струнке.
- Значитца так, молодые люди, сейчас курс на отдел кадров, оформляетесь и мухой в бухгалтерию, - Иван Лукич начал вышагивать по кабинету и временами замирал, всовывая одну руку за борт пиджака. Видимо, его любимым героем в юности был товарищ Сталин, и некоторые его жесты начальник перенял, стараясь подчеркнуть и своё местное величие.
- Тогда мы пошли? – переспросил я и тут же направился к дверям.
- Белов! Стоять, ать, два! – начальник был явно навеселе. – Это ещё не все радостные новости. Пусть бухгалтерша выпишет командировочные и выдаст аванс, - я удивлённо приподнял бровь, но промолчал. Обычно даже суточные не выпросишь наперёд, а билеты и вовсе за свой счет покупали, а в зарплату нам возвращали по приложенным документам.
- Так это мы мигом, - я кивнул головой и снова повернулся к дверям.
- Белов, раскудрить твою черешню! Ты куда так гонишь? Не видишь, я не все радостные сообщения выдал, - Иван Лукич прошёл наконец-то к столу и сел, а Рыбкин, сдерживая смех, косился на меня и закатывал глаза. – С вами… едет… - он упёрся обеими руками в стол, растопырив в стороны локти, и сделал паузу, словно Якубович на «Поле чудес», это уже бесило и давало стойкое ощущение, что начальник что-то курнул.
- Ревизор? – вяло предположил я, устав от этой таинственности.
- Анджелина Джоли! – ни с того ни с сего выпалил Рыбкин.
- Ага, Перис Хилтон, - хохотнул начальник, на что я, не сдержавшись, пробубнил «Пенис Хюстон», но, кроме Рыбкина, стоящего в двух шагах от меня, никто этого не услышал, ни Иван Лукич, ни портрет президента, ни фотография его детей на письменном столе. Буквально через полминуты, когда начальнику всё же надоело играться в загадки, он открыл все карты: - С вами едет Дудкин! И не нужно благодарностей!
Я тут же поперхнулся. Этот детина был настоящим геморроем, он был болтлив, неопрятен, всегда таскал какую-то еду с собой и, главное, был сплетником хуже любой бабы. Мужики наши его, мягко говоря, недолюбливали, а женщины с охотой болтали и угощали домашними пирожками. Но ни одна из них ему не дала! Даже довести до дома.
- Иван Лукич, ну зачем? – я сделал два шага и остановился возле студента. Отчаянно взмахнув руками, я прошёлся локтем по стажёру. - Он же и так… всё очень хорошо знает. Зачем ему обмен опытом?
- Цыц, Белов! Ты, вон, и Рыбкина не хотел, а ничего, сроднился, трёшься теперь о него, - начальник, видимо, очень был доволен своей шуткой, поэтому хрипловато, но от души засмеялся. – Всё, приказ начальства не обсуждается. Сегодня собираете свои документы, дома моете ноги и бреете шеи, а завтра чтобы к десяти были на месте!
Мы вдвоём с Рыбкиным мотнули головами и вышли из кабинета. Я не собирался что-то обсуждать с ним, поэтому направился по коридору в сторону лестницы, чтобы спуститься к кабинету и начать сборы. На лестничной площадке, как только я свернул в сторону цоколя, Рыбкин тут же меня ухватил за пояс брюк и довольно ощутимо дёрнул.
- Куда? А кто должен сопровождать меня в отдел кадров и в бухгалтерию? – Фёдор не отпускал меня и продолжал цепко держать пальцы под моим ремнём.
- Обнаглел, да? – хлопнув по его руке, я сбил пальцы и, почувствовав свободу, снова сделал шаг к лестнице.
- Игорь Сергеич, хочешь ты этого или нет, но я твоя тень, так что не отвертишься.
- Как же ты меня задрал, стажёр, - простонал я и вскинул голову к потолку. – Ты чего, сам не найдёшь кабинет? Чего я тебя за пальчик должен водить? Может, ещё и памперс поменять?
- Ну, если с перепугу обделаюсь, то можно и поменять, - хохотнул парень, а потом, посерьёзнев, добавил: - Ты же мой начальник, так что в ответе за меня.
- Ладно, умник, идем, отведу, но учти, - прихватив его за шиворот свитера, я негромко проговорил: - То, что ты хавал у меня дома, щеголял в трусах и уехал в моих спортивках, не даёт тебе право хамить. Усёк?
- Так я же с почтением! – Фёдор обаятельно улыбнулся, что вызвало лишь гримасу отвращения на моём собственном лице.
Странное дело, вчера у меня на него ноги подкашивались и руки подрагивали, а сегодня он ничего, кроме злости, не вызывал. Возможно, при других обстоятельствах я был бы более нейтрален, но то, что этот паренёк слегка, совсем немножко мне нравился, но у него была какая-то «пупсик», меня бесило.
День пролетел, как черепаха с горки, если бы я не подстёгивал то одного, то другого, то поездка могла бы и вовсе сорваться. Сначала я чуть ли не за шкварник отволок Рыбкина оформлять документы, потом нашёл Дудкина и попробовал уломать его не ехать, или хотя бы поменяться с кем-то из нормальных мужиков. Мало того, что мне не удалось призвать его к благоразумию, так я ещё получил три тысячи слов радости прямо в лицо от этого детины. На пятой минуте перечня, как мы весело и интересно проведём в командировке время, я тупо развернулся и пошел одеваться, чтобы съездить и забрать-таки свою машину. После обеда меня уже сложно было чем-то достать, я был рад, что поеду на своих колёсах, а не рейсовым автобусом.
К вечеру я свалил домой раньше всех, мне нужно было собрать хоть какие-то вещи и лечь пораньше спать. Но меня обрадовал звонок того самого незнакомца, встреча с которым так и не состоялась. Он расспросил о моём настроении и есть ли возможность провести этот вечер, а возможно, и ночь где-то в клубе. Со скрежетом зубов и немым стоном в трубку, я тактично отказался, пояснив, что надолго отбываю по работе, и выезжать мне придется часа в четыре ночи. Он пожелал счастливого пути и пообещал ещё позвонить, чтобы хоть морально поддержать меня вдали от дома.
Пока я мотался по квартире в поисках носков и нового тюбика зубной пасты, пока засовывал бритвенные принадлежности между кроссовкам и рулоном туалетной бумаги, позвонила Нинка, чуть ли не слёзно прощаясь и давая кучу ценных советов, как вести себя вне дома. Потом дважды звонил Дудкин, то намекая взять его в свою машину, то советуясь о комплектации набора «юного командировочного». Когда я был в душе, ещё раза три звонил мобильный, потом один раз городской, и когда я вышел в коридор, до меня наконец-то дозвонилась мама. От неё я тоже получил обширную консультацию, узнал три ужасные истории об авариях, махинациях и болезнях, вычитанные из местной газетёнки. С этим настроением я и лёг спать. Ну как спать – лежать. Ну как лежать - ворочаться. Сон долго ещё не шёл, закрывая глаза, я видел бесовский хоровод из дорожных чемоданов, ароматных плюшек, разноцветных зонтиков и почему-то голубых плавок. Его плавок. Выругавшись матом в потолок, я повернулся на бок, накинул одеяло на голову и только тогда уснул.
Южно-Чуйск встретил меня бледным утром и слякотью. По-быстрому проехав по улицам города, дважды не там свернув и трижды возвращаясь, я всё же нашел улицу Индустриальную, где и располагалась затрапезная гостиница. Достав из багажника спортивную сумку и целлофановый пакет, я направился на ресепшн. По сравнению с четырёхзвездочным отелем Белека, где в последний раз я отдыхал ещё будучи «парным», здесь было не просто скромно, а убого - аля-Совдепия с одной единственной звездой, и та была на фронтоне в обрамлении колосьев.
Поселился я довольно быстро, и, как оказалось, в номере присутствовали признаки довольно приличной цивилизации в виде небольшого холодильника, телевизора на расшатанной тумбочке и даже собственного душа и туалета, так что настроение всё же улучшилось. Но это было недолго, ухудшилось оно уже минут через тридцать, когда я распаковал вещи, переоделся и даже съел пакет чипсов, которые в виде завтрака захватил с собой. Как только я скомкал пакет, в двери постучали, и я пошел открывать. На пороге стоял Рыбкин.
- О! Ты уже здесь? А я думаю, чего ключи нам не дают?
- Нам? – я продолжал стоять в дверях.
- А вот и я! – заорал Дудкин и выскочил из-за угла.
- Какое счастье, - пробормотал я и пошел в комнату, чтобы выбросить наконец-то пакет и начать собираться на работу.
- Мужики, да тут холодильничек! – заорал Дудкин, а Федька молча прошел к кровати напротив моей и бухнул на неё сумку. – О! Тут и телек есть! Интересно, а каналы для взрослых тут показывают?
- Вася, утихомирься, ты же взрослый мужик, - я понимал, что успокоить этого детину будет невозможно, но шанс ведь всегда есть, хоть я и сочувствовал ему, ведь дожить до таких лет и оставаться с мамочкой на одной территории, тут любой будет искать повод сбежать в командировку.
- Игорёня, да мы тут так оторвёмся! – не унимался парень.
- Угу, лишь бы пришивать потом не пришлось, - устало ответил я и полез в сумку за папкой с документами.
Всё это время Рыбкин спокойно наблюдал за нами и лишь улыбался. Пока мы разговаривали, он спокойно подошёл к холодильнику, открыл его и посмотрел на положенный туда мною тюбик горчицы и пакет с сосисками. Ухмыльнувшись, он стал загружать какие-то пакеты, свертки и банки. Дудкин тут же хлопнул себя по лбу и тоже полез за провизией. В результате получилось, что мои сиротливые сосиски совсем спрятались за обширной «продовольственной массой».
- Так понимаю, пупсик снарядила? – спросил я Рыбкина, на что тот лишь губы в улыбке растянул. – А тебя – мама? – скорее утверждая, чем спрашивая, у Дудкина.
- Конечно! А как же иначе? – отрапортовал Василий и тут же обратился к Федьке: - Пупсик твоя девушка?
- Парень, - ухмыльнулся тот, но Дудкин отреагировал правильно. Несмотря на тугодумие, парняга всё же обладал удивительной способностью улавливать юмор во всём. Даже там, где его в помине нет.
- Ох и попируем, мужики! И не важно, кто нас снарядил, главное, побыстрее отсидеть да назад в отель вернуться!
Я аж хрюкнул, так начал хохотать. Василий был образцом наивности и его «отель» прозвучало так, словно здесь, и правда, был Бурдж Аль Араб. Так, веселясь и болтая, распихивая свои сумки и некоторые вещи по номеру, мы собрались-таки на работу и дружным, но не совсем ровным строем отправились в учреждение под замысловатой вывеской «АкваПроффитТермоГрупп», где и находился наш головной офис совместного с финнами предприятия, дистрибьютором которого и являлась наша контора.
Встретили нас не особо душевно, поскольку ещё из нескольких регионов припёрлись точно такие же спецы, как и мы. Хотя, может, у них такой корпоративный стиль общения, чтобы не было панибратства. В общем, мы втроём с Василием и Федькой в компании ещё двенадцати человек проследовали в довольно просторную комнату, по-видимому, конференц-зал, где нас ознакомили с образцами наисовременнейших, экологически чистых систем водоснабжения, канализации, отопления и вентиляции. Но был один экспонат, который заслуживал особого внимания. С ним мы все познакомились одновременно и звали его Глеб Львович. Был он, как потом нам пояснили, младшим сыном директора, гадом редкостным, а по совместительству и замом генерального по связям с общественностью. Вместо приветствия Глебушек Львович на нас брызнул ядом, навонял циничным выпендрёжем и оставил на память свой лощёный до рези в глазах и оскомины на языке образ золотой молодёжи.
Потом мы вернулись к мирским делам и ознакомились с новой сертификацией оборудования, которая согласуется со стандартами и нормами СНиП. Короче, мы полдня осматривали то, чем они хотели похвастаться, а после обеда изучали новейшие комплексные решения в области систем отопления, водоснабжения и канализации. За это время нам устраивали раз пять кофе-брейк, который скрашивал наше пребывание, но к концу рабочего дня мы всё же устали от навалившейся информации, кучи документов, схем на флипчарте, транслируемых проектором графиков на экране и прочей лабуды.
В гостиницу мы добрались лишь к восьми вечера, потому что по дороге зашли в бар и выпили пива для бодрости. От ужина Дудкин нас отговорил, посулив шикарный банкет из привезённой провизии, я полагался хотя бы на Федьку, он ведь был моложе нас обоих и однозначно должен был захотеть развлечься вне стен и трёх кроватей, но Василий был непреклонен. Заодно он напомнил Рыбкину, что у того тоже есть куча домашней жрачки и глупо переплачивать втридорога здесь. А что мне оставалось делать? Я согласился, тем более, что неугомонный Дудкин пообещал нам весело отпраздновать приезд и начало вольной жизни. А ещё он намекнул, что в сумке у него запрятана пара бутылочек беленькой. Кто ж знал, что вечер, и правда, будет развесёлый…