21.00. 18.01.2015.
Из меня никогда не получится разведчик. И сплетница — тоже. Не наблюдательна. Какие-то очень важные события происходят вдруг, хотя могли состояться десятки лет назад. Тогда — тоже...
Она стояла, прижавшись к холодным камням стены слева от двери, ведущей в четвёртый подъезд. Живу в третьем и всегда ходила и хожу стандартно: либо мимо второго, либо мимо четвёртого подъездов. Другой альтернативы не придумано. Но заметила согнутую фигурку с выставленной вперёд ладонью правой руки лишь в тот холодный осенний день. Не умею проходить мимо просящих, но определённая мысль затормозила невольное движение в сторону «нищенки»: «Почему она выбрала такое неудобное место для сбора подаяний?» Впрочем, замешательство длилось секунду — подошла вплотную (вижу-то плохо — и в очках, и без). Но растерялась ещё больше: в замёрзшей ладони, не защищённой даже подобием перчатки, приютилась единственная, но серьёзная купюра. Мне в этом плане можно было лишь позавидовать странной незнакомке: до пенсии неделя, а мой «бюджет» составлял лишь пятую часть её «богатства». Зажатая в замшевой перчатке «десятка» показалась колючей. Убивало и другое: глаза несчастной устремлены были не на меня, а в вечность. Они уже ничего не боялись увидеть. Они насмотрелись на этот мир и устали. Но ведь зачем-то она стояла здесь!
- Вам помочь? - каким-то не характерным для меня писком оформила я единственный подходящий в такой ситуации вопрос.
- Да, милая. Мальчишке колбаски надо купить, а мне не дойти сегодня.
- Где Вы живёте?
- В этом подъезде и живу. Да я здесь тебя подожду...
Я впервые обратилась к ней, поскольку и заметила-то в первый раз. Она не могла слышать моего голоса. Сколько же доверчивости к людям вмещало её сердце (либо счастливого предвидения), чтобы «за здорово живёшь» вручить кому-то говорящему немалую сумму в надежде на возвращение сдачи и «колбаски для мальчишки».
Ошарашенная такой беззащитностью я бросилась исполнять просьбу. Мысли путались, пытаясь найти логическое объяснение беспомощности этой «старушки» (она была «бабушкой» даже по сравнению со мной, имеющей трёх внучат). Её сын не мог быть «мальчишкой». Внуки и то должны в институте учиться! Что за малыш был вверен попечению несчастной, которой самой требовался постоянный уход? В «беседе» с самой собой я незаметно выполнила просьбу новой знакомой. Вернувшись, обнаружила её, прикованной к тому же отрезку стены. От одного взгляда на это единение камня и человека стало холодно! А она с радостью в голосе поблагодарила и только тогда оторвалась, наконец, от ледяной опоры своей и заскользила левой рукой в карман «пальтушки» за ключом. Как могла, я помогла ей. Возможно, наоборот - мешала излишней услужливостью. Её не волновали проблемы, связанные с собственными удобствами. Чувствовалось, что вся жизнь её заключена в «мальчишке», желавшем колбасы определённого сорта. Квартира была на первом этаже. Я нервно прислушалась, боясь услышать ещё и детский плачь любителя взрослой пищи. Обошлось. И она уже торопилась избавиться от моего присутствия: «Спасибо, милая, спасибо — дальше я сама, сама!»
Среди обитателей нашего дома у меня всё-таки есть несколько знакомых лиц. Именно несколько, хотя соседствуем мы со старожилами больше сорока лет. Одна из маминых приятельниц, с которой некое подобие дружбы продлилось и после моего перехода в статус «полной сироты» (отца-то я никогда не знала), и дала исчерпывающие ответы на вопросы, не дававшие отдыха моим мозгам после «колбасной» прогулки.
Зовут её Лиза. Ослепла не так давно. Бывшая учительница. Живёт с «чёкнутым» сыном, которого под свою ответственность берёт из «психушки», а он - «буйный».
Я уже никогда не оставляла без внимания четвёртый подъезд. И, если видела иссохшую фигурку с протянутой рукой, знала, что делать. «Сценарий» был стандартный: «мальчишка», как правило, хотел колбасы. Однажды, когда набор продуктов был достаточно весомый, она была вынуждена воспользоваться моей помощью для открытия квартирной двери. Тогда (первый и последний раз) мне довелось увидеть мужское существо с испуганными глазами, стремительно нырнувшее вглубь жилища.
Не помню даже времени года, на которое пришёлся тот страшный день. Наверное, опять осень, поскольку на него сваливают все «обострения». Было оно и у меня — ишемическая болезнь мозга «посоветовала» мне прилечь — пришлось подчиниться. Но заснуть не успела. «Запел» так неудачно пристроенный в изголовье кровати телефон. Слышно было хорошо. Слишком...
- Лена! Он убивает её!
- Кто? Кого?
- Лизу! Сын «чёкнутый»!
Я испугалась и за «рассказчицу»:
- Вы- то где находитесь?
- Дома! Ко мне социальный работник прибежала. Звонит к ним, а Лиза кричит истошно.
- Милицию вызвали?
- Да! А счас-то что делать?
- Ждать.
Милые «простые» старушки. Как много у них доверия к погонам. Приятельница моей покойной мамы полагала, что, раз я работала «в органах», то мне достаточно подойти к дверям и попугать «плохого мальчишку», чтобы он перестал «убивать маму». Даже если бы я могла встать с кровати и проделать эти манипуляции, помочь женщине, не видевшей глаза своего убийцы, но знавшей, что это — её сын, было невозможно. А я не была способна даже принять вертикальное положение. Хотя и сама мысль о сне, конечно, улетучилась. Голова наполнилась тяжестью и отчаянием. Милиция не успела. Не знаю, торопилась ли. Но даже пожарный расчет вряд ли мог успеть спасти хрупкую женщину, тело которой терзал нож сына, не отдававшего отчёта своим действиям. Это рожать долго. Лишить человека жизни - «легкое» дело.
Какие-то «дальние родственники» увезли «тело», ещё недавно принадлежавшее одной из самых любящих матерей на земле. «Пристроили» и убийцу — туда, где он, вероятно, должен был находиться пожизненно. За чьи грехи случилась с ним его жизнь-трагедия, не мне судить, но убитую мать он пережил ненадолго. В день, когда моя соседка - «осведомитель» позвала меня к себе («помянуть Лизу»), я купила две розы и положила их на то место, где её невидящий взор был обращён к миру с одной просьбой: «Колбаски — мальчишке...»
Как жалко «бедную Лизу», убитую Раскольниковым. Но смерть «моей» Лизы страшнее. Думаю, больше ножа её терзала мысль: «Что же с ним без меня-то будет!»
P.S.
Надеюсь, Господь упокоил их души. Его любовь бесконечна. Лизу (отчество я так и не успела узнать — соседка его не озвучила) я включила в список усопших (только сейчас пришло на ум, что она-то — убиенная), о которых молюсь ежедневно. Возможно, поминала бы и сына её ради матери его. Но его имени никогда не знала. Теперь и не узнаю. Не у кого. Умерла и соседка, информировавшая меня о жизни нашего дома...
23.00.