Готов сгореть

               
   Я - стол в квартире полуразрушенного дома на Петроградской стороне.  Второй год войны.  Рядом со мной на железной кровати вот уже третий день безучастно лежит, завёрнутый во что только можно, ребёнок. Он замерзает. Он с большим трудом открывает глаза на просьбу матери скушать кусочек хлеба. Её сейчас нет дома - она ещё утром опять ушла за хлебом. С улицы  доносятся выстрелы и взрывы. Дрожат стёкла в оконной раме. С потолка на нас сыпется  штукатурка и я в страхе, что вот-вот обрушится потолок. 
  Наконец мать вернулась и принесла кусочек хлеба, за которым простояла на морозе около двух часов. Теперь надо было затопить печку - буржуйку и нагреть воды, но в доме, кроме меня, не осталось ничего что могло бы гореть. И я готов сгореть, только бы ребёнок согрелся и  смог  сделать несколько глотков размоченного в воде хлеба.
 Женщина взяла в руки топор.
 Когда пламя разгорелось, я успел увидеть, как ребёнок, поднесённый  к теплу, улыбнулся.