-Ну, товарищ батальонный комиссар, теперь пришла пора песни разучивать-чертыхнулся водитель, когда грузовик безнадёжно взвыв, окончательно сел на мост.
-Что за песни?-удивился Щипачов, предугадывая ответ.
-Да, бурлацкие в основном. Подёрнем-подёрнем-да ухнем!-вздохнул водитель.
Часа через два, когда грузовик уже на закате доехал до лесной стоянки в километре от штаба комкора сорок один генерала Кособуцкого все журналисты превратились до пояса в подобие божьего творения.
-И слепил господь человека из грязи, глины и земного праха и решил он, что это хорошо!-процитировал Щипачов, пытаясь отчиститься от грязи возле лужи перед входом в штаб.
-Да уж, из грязи мы слеплены наполовину, и жизнь из нас уже наполовину ушла. Точно мы недочеловеки, как наш общий друг Ося Хеббельс нас обзывает-засмеялся Борис Бялик и вдруг вытянулся в струнку.
Из огромного штабного блиндажа, построенного сапёрами из неошкуренных восьмиметровых брёвен, вышел расстроенный и мрачный комкор Кособуцкий. От стоявшей неподалёку легковой эмки отделились три подтянутых офицера НКВД.
-Генерал Кособуцкий! Согласно приказу Военного совета фронта вы арестованы за беспричинное паническое оставление псковского укрепрайона. Прошу сдать оружие и сесть в мою машину-объявил мрачный подполковник и Кособуцкий, неловко заторопившись, с поникшей головой, торопливо сел в воронёный автомобиль, не оглядываясь на столпившихся на пороге штаба командиров.
Садясь в машину, подполковник НКВД недовольно обернулся на вспышку магния, но, чуть придержав дверь, видимо, передумал отнимать фотоаппарат у Фролова и дал водителю команду трогаться.
-Эх, жаль мужика!-вздохнул Матусовский, недобро сощурившись на уходящую машину. Теперь на него всех собак понавешают.
-Чего ты его жалеешь?-спросил, подошедший к кучке коллег, исхудавший и обросший щетиной фотокор Ваня Фролов и пожал всем руки. Ты бы побывал на переправах у Карамышево и у железнодорожного моста. Знаешь, сколько там народу полегло? В реке Великой две дивизии чуть не потонули. Я этот ад видел своими глазами. А за горящие бомберы над Псковом и Островом я бы ещё кого-нибудь из авиаторов расстрелял. Лётчики пытаются танки бомбить, а мессеры их жгут, жгут, жгут и жгут. Бомбовозы без прикрытия пускать-это бред или вредительство? Да половину из того, что я отснял надо засвечивать. Иначе шлёпнут за паникёрство.
-Ваня прав-хмуро отозвался Щипачов. Ты,Миша лучше бы деваху ту беременную с детишками пожалел. Ей ведь и двадцати пяти, наверное, не было. Если бы наши генералы с командирами побольше в войсках бывали, тогда бы и управление полками-дивизиями не растеряли. И города врагу не отдавали бы один за другим. А командующего ВВС фронта генерала Ионова, Ваня, ещё позавчера арестовали.
-И о чём же нам теперь писать, если кругом трусы, паникёры и предатели?-огорчился Борис Бялик.
-О смелых людях пиши. Их немало. А о недостатках командования напишем коллективное письмо в Политуправление фронта. Ибо пора нашим генералам очнуться-давно пора!-подвёл итог разговора Щипачов и журналисты медленно потянулись в штаб корпуса, но мрачный адъютант Кособуцкого посоветовал им подождать корпусного комиссара или отправиться на ужин и укладываться спать в палатке в ста метрах от штаба.
С сомнением глядя на темнеющее небо журналисты предпочли поужинать и выспаться, тем более опасения главреда по поводу тринадцатого числа сбили им настроение торопиться на передовую.
На следующий день четырнадцатого июля спозаранку Степан Щипачов, Михаил Матусовский и молодой разбитной фотокор Ваня Фролов выдвигались в пятьсот шестьдесят первый гаубичный артполк майора Кузнецова. В полк, отличившийся в боях за Остров и, при отступлении сто одиннадцатой дивизии, оставшийся с частями заграждения до самого конца. Комполка Кузнецов умудрился сдерживать немцев до последнего снаряда и увёл дивизионы на рысях, когда их стали атаковать немецкие автоматчики.
-Миша не отставай, Миша не отставай-ворчал под нос Матусовский, трясясь на смирной кобылке Мухе.
-Самому хорошо, в гражданскую в кавалерии воевал, а я то коней всю жизнь боюсь… -продолжал ворчать поэт Матусовский, трясясь в седле и едва не выпал из него, когда вслед за сопровождающим их бойцом перешёл в галоп, не совсем поняв его неразборчивой команды.
-«Костыль» торчит!-прокричал боец громче и показал вверх на немецкий самолёт-корректировщик, способный зависать не хуже привычной нашим бойцам «рамы».
И действительно, едва они успели скрыться в спасительный лес, как на лесной прогалине встали султаны полдюжины разрывов немецких стопятидесяток.
Блиндаж коренастого, но сухого и подвижного комполка Кузнецова был меньше и скромнее корпусного, но более тщательно замаскирован ветками хвои и больше утоплен в землю. Комполка посмотрел удостоверения журналистов и сердито поморщился.
-Ну, что бы вам завтра не объявиться? А сегодня у меня передислокация двух дивизионов. Один я оставляю здесь под Красными Стругами, а первый и третий уже снимаются, условно в направлении Большое Заборовье.
-Неужели наступаем, товарищ майор?-обрадовался Матусовский, но майор недружелюбно посмотрел на него.
-Передислоцируемся, передислоцируемся, товарищ Матусовский… и больше никаких подробностей. Не положено-ответил комполка и вызвал сержанта-разведчика.
-Космачёв! Срочно к майору!-услышали они крик вестового снаружи, но никто не появлялся.
Затем молоденький проворный вестовой, запыхавшись, ввалился в блиндаж.
-Товарищ майор! Космачёв на перевязке в медсанбате. Будет через двадцать минут.
-Ладно! Пока иди и скажи ординарцу, чтобы заварил чай, а то похоже товарищи военкоры в такую рань заявились натощак?-подмигнул майор Степану Щипачёву и тот сдержанно улыбнулся.
Из осторожного с недомолвками разговора с майором журналистам всё же удалось немного прояснить общую обстановку.
-Нашу сто одиннадцатую дивизию немецкие первая танковая и шестая танковая потрепали изрядно после переправы через Великую на подручных средствах, потрепали вместе с девяностой. Мои артиллеристы проскочили раньше и поэтому мы потеряли пару орудий на бронепоезде и несколько десятков бойцов. Как не паскудно так говорить, но это мелочь. Основной костяк сохранили, благодаря танковой группе полковника Орленко.
Они нас здорово выручили и дали передышку на пару дней и возможность закрепиться на Черёхе, пока немцы не выбили у них почти все танки. Наша дивизия потеряла тысяч пять личного состава на Великой и Черёхе. Но после гибели полковника Иванова двенадцатого июля нам дали нового комдива полковника Рогинского из оперативного отдела штаба фронта. Мужик толковый. Порядок навёл. Теперь мы потихоньку отбиваемся от шестой танковой и от двести шестидесятой пехотной дивизий. И я чувствую, что фрицы выдохлись. Это очень заметно.
-Да вы не стесняйтесь товарищ Матусовский, налегайте на сгущёнку с хлебом. Я её почти не ем, вот и накопилось изобилие…- Кузнецов почти насильно впихнул военкорам по две банки сгущёнки.
-А как бы нам, товарищ Кузнецов, к комбату Иншанину попасть на батарею. Он ведь у вас самодельным бронепоездом командовал? И даже женщин с детьми вывез?-попросил Щипачёв.
-Кхм! Да уж командовал он бронёй на полную катушку. Я бы даже сказал, что чересчур раскомандовался... А насчёт вывоза гражданских, это слухи. Писать об этом не стоит-нахмурился комполка.
Ещё через час военкоры были уже в расположении батареи новоиспечённого старшего лейтенанта Иншанина и, оставив коней коноводам в полукилометре от батареи, попали в настоящий ад. Комбат не успел сняться, как началась атака фрицев на позиции прикрываемого батареей полка.
Рассредоточенные по полкам дивизии батареи второго дивизиона кузнецовского полка ещё не подошли, а часть батарей уходящих дивизионов уже снялась. И по просьбе пехотного комполка отставший маленький комбат прикрыл его огнём. Естественно, что вскоре дым его батареи засекли немецкие корректировщики, и вокруг его расположения стоял настоящий лес разрывов, которые, к счастью, заглушали мат майора Кузнецова.
Комполка орал по поводу трибунала и расстрела, а грязный от чавкающих большей частью в стороне от батареи разрывов немецких гаубиц маленький комбат Иншанин держал телефонную трубку связи с полком в стороне и, морщась от напряжения, слушал доклады корректировщика.
-Буссоль сорок пять, возвышение сорок восемь, заряд два. Батарея-четыре снаряда беглый-огонь!-выкрикнул он, приподнявшись над бруствером блиндажного окопа и сержанты-командиры орудий тут же прокричали его команду своим расчётам и резко взмахнули флажками, потому что почти все бойцы их расчётов наполовину оглохли.
От грохота гаубиц у сползающих в окоп журналистов тоже заложило уши, и они поспешно повторили позу комбата, зажавшего уши и открывшего рот, чтобы не порвало барабанные перепонки.
-Со свиданьицем!-криво улыбнулся комбат. Комполка передал, что вы уже на подходе, товарищ Щипачов. И я рад чрезвычайно. Я ведь многие ваши стихи читал и они мне нравятся. О, и Ваня Фролов опять к нам! Неужели соскучился?
Журналисты пожали комбату руку, и он жестом показал сержанту Космачову на вход в блиндаж. На правах своих Космачов и Фролов завели журналистов в блиндаж и уселись покурить. Сержант взял развёрнутую на столе карту и стал наносить на свою новые пометки и цели.
-Космачов! Ты чего мою карту всю залапал-расхозяйничался, понимаешь!-выговорил ему согнувшийся в три погибели комбат и присел к мощному дощатому столу.
-Извини, комбат! Мне Кузнецов приказал твоих сменщиков дождаться и передать им цели и разведданные-привстал сержант со своего табурета.
-Ладно, работай! Я доложил Кузнецову, что через десять минут снимаюсь, и он успокоился. Сегодня обещал не расстреливать-серьёзно проговорил полуоглохший комбат громким голосом.
-И часто он так вот…расстрелом грозиться?-поинтересовался Матусовский.
-Не часто, но бывает. Позавчера комбата из нашего дивизиона растрелял перед строем. Тот в деревню сходил, где семья его брата жила, а там одни головешки вместо избы. Он и напился у соседей, а как проспался, через полдня заявился. Кузнецов таких вещей не прощает. Командир, бросивший подразделение, для него как предатель-вздохнул Иншанин.
-Слишком много у нас таких лютых, а толку мало. Драпаем!-прищурился Матусовский.
-Я его понимаю и не осуждаю-посуровел комбат. У нас каждую ночь пехотное прикрытие разбегается. Если и своих прощать, тогда уж лучше застрелиться.
-А почему немцы в стороне от батареи лупят, а по вам не попадают?-решил подать голос, чиркающий что-то в блокноте Щипачов.
-Всё просто! Мы в болото деревянные макеты загнали, их «рама» засекла. А когда начали стрелять мы туда еще и шашки дымовые на плотиках подбросили. Вот гансы и лупят по наиболее густому дымному выбросу, тем более, что с фотосъёмкой координаты совпадают.
-это отличная мысль!-обрадовался Щипачов. Эту уловку надо бы широко пропагандировать.
-Да чего её пропагандировать-итак все знают. Только пока орудия по грязи потаскаешь на себе туда –сюда на хитрости уже кишка тонка. Ну а я своих всё же заставил. Ну, а выбьют половину-тут уж и заставлять некого будет-вздохнул старший лейтенант и вдруг резко поднялся. По коням товарищи командиры, десять минут прошли.
Удивляясь наступившей тишине военкоры торопливо направились к лошадям и выехали вперёд с разведкой, оглядываясь на измученных артиллеристов, с криком выдиравших трёхтонные пушки из окопов по задним скатам. Это была адская работа. Коноводы привели лошадей с передками и расчёты стали цеплять на них орудия.
-Тюрин! Выдвигаешься с батареей!-прокричал комбат своему новому заместителю и тронул коня. Оставь пару разведчиков встретить корректировщиков и пулемётное прикрытие. Потом пусть тоже двигаются за нами.
Разведчики и журналисты поскакали за маленьким комбатом неспешной рысью. А ещё через пять минут трое разведчиков проехали далеко вперёд. И через час батарея соединилась с полком и мощные битюги потащили параллельные колонны по лесным дорогам и гатям.
Для замыкающей батареи Ивана Иншанина большой неожиданностью стала пулемётная очередь из кустов, уложившая пару лошадей и ездового. Следующие очереди были подавлены ответным огнём. И военные корреспонденты с большим пылом приняли участие в настоящей перестрелке.
-Миша ! ты ранен! –закричал Щипачов, прячась за стволом и стреляя из нагана.
Матусовский палил из-за ствола рядом, но боль почуствовал позже, когда кровь от щепы, вонзившейся над ухом, уже потекла за воротник.
-Ерунда, Степан Николаич!-прокричал он и перебежками метнулся вперёд.
Всё было кончено. Батарейцы вытащили трупы четверых мотоциклистов немецкой разведки и завели мотоциклы. Пара разведчиков села на них, а их лошадей пришлось впрягать в постромки артиллерийской упряжки из шести лошадей. Лошади фыркали и брыкались. Им не нравилась их новая обязанность тащить тяжёлый груз.
Иншанин подъехал к журналистам
-Ну как, все живы?! Тогда порядок. Боевое охранение хорошо сработало –обстреляли мотоциклистов сзади, а то мы малой кровью могли и не отделаться.
А ещё через пять часов маленький комбат показал журналистам в бинокль берег реки Шелонь и окраины города Сольцы. На его подступах уже гремел бой, но даже генералы ещё не отдавали себе отчёта в том, что в городе истекала кровью, борясь в первом своём советском окружении восьмая танковая дивизия СС из пятьдесят шестого корпуса самого знаменитого немецкого генерала и героя французской компании Эриха фон Манштейна.