А счастлив кто..?

(23 апреля 2014 г.)

Вадим Брик               

А счастлив кто?


Драма в 3-х актах.
 


Действующие лица:
1. ИНГА ЯНАВИЧУТЕ (по мужу Сазонова). Почти 40 лет. 
2. ВОЛКОВ ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ. Преподаватель экономики. 47 лет.
3. ОКСАНА ИВАНОВА. 35 лет. Хозяйка spa-салона.
4. МАРК ЛИВШИЦ. Владелец мясоперерабатывающего холдинга. 37 лет.
5. САЗОНОВ МИХАИЛ АЛЕКСЕЕВИЧ - муж Инги. Большой петербургский чиновник. 55 лет.
6. ЛИЗА – дочь Волкова.
7. БАБУШКА Лизы.
8. РУСЛАН – первый поклонник Инги.
9. СЕРЖ – второй поклонник Инги.
10. ПРОВОДНИК поезда.
11. РУДОЛЬФ – друг Оксаны.
12. РУСТАМ – муж Оксаны.
13. ГЕРМАН – друг Марка.
14. ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР.
15. ВТОРОЙ МИЛИЦИОНЕР.
16. СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР.
17. ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ.
18. ОФИЦИАНТ.

(Массовка. Пассажиры, в ожидании поезда).

АКТ I.
(Волков и Инга).


Декорации:.
Основное действие пьесы происходит в течение одного летнего дня и одной ночи в купе поезда. Через всю сцену – от кулисы к кулисе – тянется зеленый вагон «Владикавказ-Санкт-Петербург». Тамбур за сценой справа.

Картина первая.

Вокзальная суета. Гудят уходящие и приходящие поезда. На сцене из-за левой кулисы появляется Волков. Очки в поллица. На Волкове рубашка с длинным рукавом, на шее галстук. Узел спущен неприлично низко. Невыносимая жара. Пиджак на плече. Волков останавливается посреди сцены, ставит чемодан перед собой, достает телефон, пиджак бросает на чемодан, нервно набирает номер.   

ВОЛКОВ. Лизанька, не плачь. Я прошу тебя. У меня связь оборвалась. (Пауза). Мамы больше нет! Нет больше мамы. Как только приеду, обязательно тебя заберу. Непременно! Лизанька! (Пауза). Не плачь. Милая. С бабушкой своей, Воронежской, ты жить не будешь! (Пауза) Обещаю. Лизань…

Чуть ранее из-за левой кулисы выбегает широкоплечий здоровяк. На голову выше Волкова. Здоровяк на бегу смотрит за спину, Волкова не замечает. Тот тоже не видит здоровяка, обращен лицом к залу. Здоровяк с такой силой бьет в плечо Волкова, что тот падает на сцену, выставив руки вперед.  Очки слетают с лица, телефон из рук вон. При падении распадается на фрагменты.

МАРК. Питерский поезд?
ВОЛКОВ. Однако...
МАРК. Прости, старик. Не заметил. (Исчезает за правой кулисой).
ВОЛКОВ.  Да какой же я Вам «старик»?! (Становится на колени, тянется к очкам). Будь проклято чрево, плодящее таких вот… (пауза, ищет слово) кретинов!

За сценой слышен топот ног. Из-за левой кулисы выбегают два молодых человека в полицейской форме. Первый: капитан. Второй: лейтенант. Проносятся мимо Волкова. Один наступает Волкову на руку, другой на очки.
 
ВОЛКОВ. Очки! Новые!!!
ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР (не замечая Волкова). Лейтенант, где он? Где?!
ВТОРОЙ МИЛИЦИОНЕР. Михал Саныч, да не он это был. Клянусь! Не он.
ПЕРВЫЙ. Не клянись, лейтенант. Он это был! Точно: он. Ходить тебе в сопливых лейтенантских погонах вечно. Если его упустил!

Двое покидают сцену.

ВОЛКОВ (разминает руку). Господи, что ж за день! Очки. Новые! Дряни! (Поднимает. Душка сломана). Какие же дряни!! (Медленно встает, прячет обломки очков в карман пиджака, потом опускается, собирает фрагменты телефона). 

Из-за левой кулисы на сцену выходит с небольшой дорожной сумкой Оксана Иванова. Очень худая, среднего роста женщина. Носки туфель при ходьбе разводит так широко, как это делают балетные танцовщицы после многолетней работы за «станком».

ОКСАНА (останавливается в трех метрах от Волкова. Достает один телефон, прячет его в карман, затем другой, набирает номер. С нервозностью в голосе). Здравствуйте. Это прачечная? (Пауза). Я перед отъездом оставляла у Вас грязное белье. (Пауза). Д-да, да, этот заказ. Вы не могли бы к моему приезду постирать? (Пауза). Завтра. В пять утра. Х-ха-а-а-р-р-а—а-шо.  Да. Этот телефон. (Отключает телефон, кладет в карман, идет к правой кулисе).

Вновь слышится топот ног.

ГОЛОС (за сценой, справа). Эй! Стойте! Гражданин!
ОКСАНА (уже поравнялась с Волковым. Испуганно). Я?! (Резко разворачивается на крик,  случайно, сумкой, выбивает телефон из рук Волкова).
ВОЛКОВ (телефон снова падает на сцену). Да черт всех вас возьми!
ОКСАНА. Ой, простите! Этот кричащий вокзал. Сплошь и рядом одни идиоты. 
ВОЛКОВ (с сарказмом). Весьма тонкое наблюдение. 
ОКСАНА. Вы телефон уронили? (Ставит сумку на сцену). Давайте, собрать помогу. У меня падает пять раз на день. И также на части. Крышка здесь, батарея там… (Поднимает батарею, крышку телефона, остальное). Собираю. Ничего.
ВОЛКОВ. Да что телефон. Один негодяй до Вас так грохнул в плечо. Очки на перрон! Телефон туда же! Стал поднимать, так другой негодяй: прямо всем башмаком! На очки! Пронесся, как вихрь!
ОКСАНА. Раздавил?
ВОЛКОВ.  Конечно. А я оправу полгода выбирал. Потом ждал ИМЕННО ЭТУ ОПРАВУ! НО В ЧЕРНОМ ИСПОЛНЕНИИ! Еще три месяца!! 
ОКСАНА. Невезенье.
ВОЛКОВ. Подлейшее! Дьявольское!
ОКСАНА. Оправа дорогая?
ВОЛКОВ. Дорогая! И редкая. Провались он в преисподнюю. Этот вокзал.
ОКСАНА (почти собрала телефон). А Вы линзы не пробовали?
ВОЛКОВ. Коньяк вчера пробовал.
ОКСАНА. ???
ВОЛКОВ. На ночь помогло.
ОКСАНА. Да, жара была страшная. Я с «Махито» уснула.
ВОЛКОВ. С кем, не расслышал?.
ОКСАНА. С «Махито». Латиноамериканский коктейль.
ВОЛКОВ. Действительно. Простите. Я, было, подумал… «Махито» - «Махито».
ОКСАНА. Кондиционер в номере так работал.
ВОЛКОВ. Как работал?
ОКСАНА. Два дня с уличной стороны окна сидела муха.
ВОЛКОВ. И что?
ОКСАНА. В номер влететь не решилась.
ВОЛКОВ. ???
ОКСАНА. Не работал кондиционер.
ВОЛКОВ. А-а-а… (кивает). Несомненно. Современной мухе для комфортного полета по гостиничному номеру  жизненно необходим кондиционер.
ОКСАНА. Ваш телефон (дает Волкову телефон). Включайте.
ВОЛКОВ (включает). Кажется, работает.
ОКСАНА. Набирайте номер.
ВОЛКОВ. Какой?
ОКСАНА. Любой.
ВОЛКОВ. Господи! Чего ж это я… (Набирает номер, в трубку). Проклятая жара! Лизанька, это снова папа. У меня тут в руках… Что не горит, то плавится. Я еще наберу тебя, обязательно. (Отключает телефон, прячет в карман брюк). Спасибо Вам.
ОКСАНА. Не за что. И вы меня извините. (Идет с сумкой через сцену, исчезает за кулисой).

Появляется с большим чемоданом на колесах Инга. Останавливается в трех метрах от Волкова. Волков смахивает пот со лба, поднимает все свои вещи, устало идет к правой кулисе, исчезает за ней.

ИНГА (достает из кармана телефон, набирает номер). Сазанов? Сазонов!!!

Из-за кулисы выбегает немолодой среднего роста, приятной наружности мужичок. В резиновых сапогах выше колен, рыбацком костюме, широкополой, бесформенной шляпе. 

САЗОНОВ (на бегу достает телефон, останавливается). Инга, милая. Прости меня.
ИНГА. Сазонов, по твоей милости я буду сутки трястись в поезде!  Скажи мне, что ты сейчас делаешь? Где ты?!
САЗОНОВ. В Финляндии. Ловлю форель.
ИНГА. Третий день?
САЗОНОВ. Второй.
ИНГА. Ты никогда не ловил рыбу! До вчерашнего дня – никогда! Понравилась форель? Надеюсь, она холодная, скользкая? Не выше тебя ростом?
САЗОНОВ. Инга!
ИНГА. И осенью твоя ФОРЭ-Э-ЭЛЬ не отправится с тобой в Испанию?
САЗОНОВ.  Зачем?
ИНГА. Прохладное вино. Джакузи на двоих.
САЗОНОВ (с мольбой). Инга! Я хоть раз… Хотя бы раз за двенадцать лет дал повод? Ты лучшее, что у меня было и есть в жизни!
ИНГА. Как ты к этому пришел?
САЗОНОВ. К несчастью, опытным путем.
ИНГА. Что значит: «опытным путем»?
САЗОНОВ. Через две женитьбы.
ИНГА. Сазонов, я в ярости! Я просто зелена от злобы!!
САЗОНОВ. Ну, прости меня, пожалуйста.
ИНГА. Какого черта ты отправил меня поездом?!! Он опоздал на сорок минут. Я всю ночь торчу в этом чудовищном! Душном! Вокзале! А самолет спокойно улетел в Петербург. Я звонила в аэропорт минуту назад!
САЗОНОВ. Ну, прости. Эти мои странные виденья.
ИНГА. К старости все твои видения обернутся одним большим привидением. Которое будет ходить за тобой по пятам.  И твоими зачарованными слушателями будут Че Гевара, Шекспир и Дюрренматт. В палате номер «шесть».
САЗОНОВ. Инга, перестань. Ты еще можешь вернуться в аэропорт.
ИНГА. Прямой рейс домой будет только завтра. А я не желаю оставаться в этом проклятом городе ни минуты. И блуждать по небу: взлет-посадка, взлет-посадка, не желаю тоже!
САЗОНОВ. Хочешь, я пришлю за тобой дирижабль?
ИНГА. Пусть он меня снимет с поезда в дороге. Где-то под Ельцом.
САЗОНОВ. Сколько желчи…
ИНГА. Поезд прибывает завтра в пять утра. На Московский вокзал. Только посмей опоздать!
САЗОНОВ. Я буду вовремя. Или пришлю водителя.
ИНГА. Нет, Сазонов! Ты приедешь сам. За видения свои надо платить. (Обрывает разговор, кладет телефон в карман, берет чемодан).
САЗОНОВ. Хорошо. Приеду сам. (Пожимает плечами, уходит со сцены).
ИНГА. Боже, как я на него зла! Сейчас задушила бы в ванной! И откачала. И еще раз задушила! И еще откачала. ( Идет к кулисе). Хотя, при чем тут ванная? Он на рыбалке. (Машет рукой). Задушила б на рыбалке. (Покидает сцену. За сценой). И откачала.


КАРТИНА ВТОРАЯ.
 
Теперь центральная часть декорации (вагона) поднимается вверх. И в этом «разорванном» пространстве зритель видит обычный коридор купейного вагона поезда. Все двери заперты, открыто лишь одно купе № 6. 

Появляется Волков. Он идет с билетом по коридору, всматривается, сильно щурясь,  в номера на закрытых дверях, останавливается перед открытым купе, заглядывает внутрь: никого. Кладет чемодан на нижнюю полку, достает  дорожные брюки, рубашку, мягкие туфли, снимает с переборки плечики, чемодан прячет вниз – под полку, выходит из купе, идет по коридору к левой кулисе скрывается за ней. Появляется Инга. Медленно шагает по коридору вагона (от правой кулисы), входит в открытое купе, чемодан ставит под стол. Инга садится у окна, смотрит на часы, зевает, устало откидывается назад. Оксана Иванова быстрым легким шагом спешит от правой кулисы к открытому купе.

ОКСАНА (на ходу, скороговоркой). Не моё, не моё, не моё, не моё… (останавливается у открытого купе). Моё. (Инге) Доброе утро.
ИНГА. Здравствуйте. Не совсем оно доброе. Это утро.
ОКСАНА. Да. Поезд - негодяй - опоздал на сорок минут. Вы тоже сейчас сели?
ИНГА. Тоже. 
ОКСАНА. Едете до конца?
ИНГА (кивает). До Петербурга.
ОКСАНА. Славно. Так… Это моя полка. (Поднимает нижнюю полку). Багажа нет. (Кладет свою сумку). Неужели до Питера вдвоем?
ИНГА (качает головой). Я хотела выкупить все купе, но пустых не было. И если мы только сели, значит, в купе с нами едет кто-то еще.
ОКСАНА. Логично. Слушайте, но можно договориться об отдельном купе cейчас. С проводником, с начальником поезда.    
ИНГА. Сейчас я уже ничего не хочу. Ни договариваться. Ни переезжать, носить туда-сюда чемодан. Я так устала! Только упасть. Уснуть.   

Объявление: «…Скорый поезд сто двадцать первый – «Владикавказ-Санкт-Петербург» - отправляется с первого пути». Раздается характерный стук вагонов, трогающегося поезда.

ОКСАНА. Наконец-то. (Садится рядом с Ингой).

Тут появляется Марк. Почти бегущим, крепким шагом он идет от правой кулисы по вагону.

МАРК (заглядывает в открытое купе). Шестое?
ИНГА. Да.
МАРК (входит в купе, сумку бросает наверх – на третью полку, затем по-хозяйски валится спиной к подушке, обращается  к обеим женщинам сразу). Всем привет. Вы, когда садились, тоже проходили через соседний вагон?
ОКСАНА. Я проходила.
ИНГА (кивает). И я.
МАРК. Потрясную историю мне щас рассказал тамошний проводник. Наш вагон – этот (тычет пальцем в пол), был специальным, добавочным. В Ростове его должна была полностью занять делегация.
ОКСАНА. Какая «делегация».
МАРК. Направлялась в Питер на экономический форум. В Ростове, из-за этой делегации поезд задержали на сорок минут.
ОКСАНА. Разве такое возможно?
МАРК. За что купил, за то продаю.
ИНГА. А дальше?
МАРК. Делегация не появилась. Оказалось, ее отправили самолетом. Потом оба проводника нашего поезда из восьмого вагона отравились. Неизвестно где, непонятно чем. В Каменской их сняли, увезли на скорой. Двух парней из этого вагона отправили в восьмой. Все купе, кроме нашего, пусты.
ОКСАНА. То есть билеты продали только сюда?
МАРК. Именно. Только нам! Начальник поезда три часа назад команду дал: в этот вагон билеты больше не продавать.
ОКСАНА. Стало быть, до Питера никто в наш вагон не сядет?
МАРК. Никто. Проводник сказал: если кому что надо, просить у него в соседнем вагоне.
ИНГА. Признайтесь, Вы это все придумали сейчас. И нас разыгрываете?
МАРК. Нет, черт возьми! Если только не разыграли меня!
ОКСАНА. Вам об этом, точно, сказал проводник?
МАРК. Он. Шельма. В общем, всем нам чертовски повезло! И, раз так, предлагаю устроить маленький утренний сабантуй по поводу… (Теперь садится. Локти на стол).
ИНГА (резко и властно). Стоп, стоп, стоп! Волею обстоятельств, попутчики. У меня сегодня была самая мерзкая ночь за последние пять-шесть лет. Может, десять!
МАРК. Во как!

Переодевшийся Волков идет от левой кулисы к открытому купе. На пироне он был «профессором в пути». Переоделся. Теперь это «учитель в дороге». И на лице уже другие, похожие на прежние, очки.

ИНГА. Сейчас нам всем надо лечь. Выспаться. Остальное потом!
ОКСАНА. И у меня было черное утро.
ВОЛКОВ (останавливается у купе). Здравствуйте. 
ИНГА. Здравствуйте.
ВОЛКОВ (встречается взглядом с Марком). ?!!! 

Долгая пауза.

МАРК ( лезет в карман, достает бумажник, протягивает Волкову купюру). Пятьсот евро.
ВОЛКОВ. Зачем?
МАРК. Взгляд у Вас странный. Мало ли, должен?
ВОЛКОВ. Нет. Не должны.
МАРК (прячет купюру в бумажник, бумажник в карман. Инге, Оксане). Ежли сон важней, прошвырнусь я в вагон-ресторан. Надеюсь, уже работает. Кофе и завтрак должны быть горячими. (Выходит из купе в коридор вагона, покидает сцену).
 ВОЛКОВ. (Оксане). Вы?   
ОКСАНА (с улыбкой). Еще раз, здрасьте. Больше никто Вас не толкал на пироне?
ВОЛКОВ (Оксане). Больше никто. (Садиться напротив женщин). В вагоне прекрасно работает кондиционер. Подарок цивилизации.
ИНГА. Мне уже все равно. Только б ехать, ехать и ехать!
ОКСАНА (кивает). Да, побыстрей.
ИНГА (всем сразу). Вы позволите, я переоденусь?
ВОЛКОВ. Конечно. (Выходит из купе).
ОКСАНА. Потом я. (Встает и направляется по коридору к левой кулисе, покидает сцену).
ИНГА (закрывая дверь купе). Спасибо. Я постараюсь быстро.
ВОЛКОВ (один). Насмешка судьбы! Из-за этого человека я потерял новые очки. В сердцах я пожелал ему смерти. И вот же! Мы едем в одном купе! Мистическое совпадение? Или козни дьявола?
Звонит телефон.
   
                (достает, отвечает). Алло? Алло!

Тут на сцену к рампе выбегает юная 17-ти лет девушка. Она в ночной пижаме, с растрепанными волосами, прижимает к уху телефон. 

ЛИЗА. Папа, папа! Я больше не могу с ней жить! Она изводит меня каждый день. Каждый час!
ВОЛКОВ. Как изводит, Лизанька?
ЛИЗА. Она знает, что я с детства боюсь, когда меня закрывают в квартире одну. С тех пор, как тетя Варя умерла, и никого не было. И меня на все утро закрыли вместе с ней. И теперь, после мамы…
ВОЛКОВ. Что сделала бабушка?
ЛИЗА. Она ушла. Может, на работу, или еще куда. И закрыла меня. А я не могу быть одна в закрытой квартире. Мне страшно. Я полезу вниз по простыням. И упаду с четвертого этажа… И разобьюсь! 
ВОЛКОВ. Лиза не надо лезть. Ни в коем случае! Я прошу тебя. Я сейчас наберу твою бабушку. (В сторону). Что ж за стерва! Твоя бабушка. (Лизе). Доченька, ты говори мне. Что-нибудь. Или все-все говори. Расскажи, кем ты хочешь быть? На кого учиться. (В сторону). Чем бы отвлечь ее… Чем?!!
ЛИЗА. Пап, ты, правда, заберешь меня в Питер?
ВОЛКОВ. Правда, Лизанька. Правда! Ты сядь к окну. Лицом. Сейчас рассвет. Пусть солнце погладит твое лицо. Пощекочет лоб. Это отвлечет тебя от мрачных мыслей.
ЛИЗА (садится в полоборота к залу). Села. Смотрю в окно.
ВОЛКОВ. Молодец.
ЛИЗА. Папа, я хочу быть дизайнером. Или моделью. Или… А можно быть и дизайнером и моделью, это ведь рядом?
ВОЛКОВ (в сторону). Как горчица и пряник. (Лизе). Да, это рядом. Только модель – это как… (Подыскивает слово) Это как…  Первая скрипка в оркестре шашлычников.
ЛИЗА. Чего?
ВОЛКОВ. В общем, это не профессия.
ЛИЗА. А дизайнер?
ВОЛКОВ. Рано или поздно всякой модели становится ясно: подиум не удался! С этого дня она - дизайнер.   

Из-за левой кулисы появляется Бабушка. Она из той редкой породы взрослых и даже пожилых  женщин, которые, одеваются, ведут себя и определяют себе место в окружающей среде вечной девчонки, подростка. Чаще всего подобные особы уже в ранне-зрелом возрасте выглядят комично, в 50 лет смешно, в 60 вызывают жалость. Бабушка Лизы – исключение из этого правила. Сколько ей лет определить нельзя: молода! Молода, и все. На бабушке модный, кричащей расцветки, спортивный костюм «Адидас», белые из последней коллекции «Найк», кроссовки. Бабушка тихо, незаметно проходит в комнату, садится за спиной внучки и выполняет несложные физические упражнения. Лиза продолжает говорить с отцом до той поры, пока не замечает Бабушку.

               
ЛИЗА. Папа, а когда ты меня к себе заберешь?
ВОЛКОВ. Быстро, Лизанька. Быстро, как только смогу. Ты скажи, за окном красивый рассвет?
ЛИЗА (вскакивает, идет к воображаемому окну, становится лицом к зрителю, кладет локти на воображаемый подоконник).  Представляешь, из моего окна видна башня «Авроры». Она то расплывается, то собирается опять.
ВОЛКОВ. Почему?
ЛИЗА. «Аврора» в облаках.
ВОЛКОВ. Здорово. Но если ты видишь «Аврору», твой дом стоит на Петроградской набережной?
ЛИЗА. Нет, папа. Ты знаешь, где стоит мой дом! Жаль, что его на эту самую, Петроградскую  набережную, не перенести! А где твой дом?
ВОЛКОВ. Если ехать как раз мимо «Авроры», по Сампсониевскому  мосту, и переехать мост, будет улица Куйбышева. Вперед два квартала – там я живу. Там будешь жить ты.
ЛИЗА. Когда?!
ВОЛКОВ. Лиза, дай мне совсем немного времени?
ЛИЗА. Сколько?
ВОЛКОВ. Неделю. Может быть, две…
ЛИЗА. Ну, сколько?!! Неделю? Или две!!! (Тут телефон вываливается из девичьих рук). Ой… (Опускается за телефоном, поднимает, видит бабушку, крайне испуганно). Бабушка!!! (Отключает телефон, бросается из комнаты за левую кулису).
ВОЛКОВ. Лиза! Лизанька, Лиза! (Нажимает несколько раз на сенсорные кнопки телефона, без всякого смысла). Что ж за дрянь. Что ж за дрянь, твоя бабушка (Прячет телефон в карман). Стерва! (Идет по коридору вагона к левой кулисе). Стерва!! (Скрывается за ней).      
БАБУШКА (продолжает невозмутимо заниматься). Ну, так когда ж, Лизетта: через неделю, или через две?
ЛИЗА (за сценой). Не скажу! Напугала! Ничего не скажу!
БАБУШКА. С папашей своим, веди себя осторожно. Он был тряпкой в 25, в тридцать не изменился, и сейчас он – тряпка. 
ЛИЗА (возвращается на сцену). Бабушка, не говори так о папе.
БАБУШКА. Ты, нежная дурочка. Осталась без матери, слушай меня. (На короткое время прекращает заниматься). Твой папашка свои куриные кулачки сожмет иногда, а на самом деле - мямля. Ты, когда надо, плач. Рыдай. И слезы твои – веревки. Которыми свяжешь ты его по рукам и ногам! Навсегда.
ЛИЗА. Но я не хочу вязать папу. Мне это зачем?
БАБУШКА. Захочешь жить рядом с отцом в Санкт-Петербурге, придется порыдать. Этому я тебя научу. (Теперь встает и продолжает заниматься стоя).
ЛИЗА. А если ты ошибаешься?
БАБУШКА. Твой отец давно ясен мне, как труп патологоанатому.
ЛИЗА. Это как?
БАБУШКА. До тончайших костей скелета!
ЛИЗА. Бабушка, а почему папа ушел от нас?
БАБУШКА. Он не ушел. Это я выставила его. Когда поняла: он твоей маме не пара.
ЛИЗА. Странно. Он был женат на маме, а выставила его ты?
БАБУШКА (на минуту перестает упражняться). Запомни Лизетта. Просто сказать человеку: уходи! Ума в этом мало. Истинный талант женщины – не сказать ни слова мужчине. Но создавать и создавать УСЛОВИЯ! 
ЛИЗА (кивает). Я это запомню. (Пауза. Глаза наливаются слезами, подбородок дрожит). Бабуля, как у тебя хватает черствости заниматься? Когда мама всего три недели, как ушла?
БАБУШКА (спокойно). Лизетта! Скорбь – малая часть жизни. Никогда не позволяй скорби заслонить собой саму жизнь!

Звонок в дверь.

ЛИЗА. Семь утра. Это кто?
БАБУШКА. Открой!
ЛИЗА (уходит со сцены, потом возвращается, останавливается рядом с левой кулисой). Там тип..? Очень странный.
БАБУШКА. Ну?
ЛИЗА. Говорит, ты плейер оставила на скамейке. Когда занималась в парке.
БАБУШКА. Да? Вот я… Раззява.

Лиза уходит за кулису, покидает сцену

                (идет вслед за внучкой). Идиот. Говорила ему: пока не приходи! (Тоже покидает сцену).

Из-за левой кулисы появляется Волков: медленно шагает по коридору, подходит к купе, берется за ручку, но потом спохватывается и становится у окна вагона. Тут открывается дверь купе, появляется Инга. Она в легком тонком халате. Шлепанцах. 

ИНГА. Извините, что-то случилось?
ВОЛКОВ. Я так громко кричал?
ИНГА. Было.
ВОЛКОВ. Понимаете, у меня здесь – в Воронеже – умерла первая жена. Три недели назад. Скоропостижно. Страшно. (Вздыхает). Тромб.
ИНГА. Понимаю.
ВОЛКОВ. Жил человек с дочерью в квартире. Ходил на работу.
ИНГА. Сколько жене было?
ВОЛКОВ. Бывшей жене. Сорок пять. Она стояла на остановке. Ждала автобус. Мгновение. И нет ее! ВСЕ!
ИНГА. А дочь?
ВОЛКОВ. Осталась с бабушкой. Но это страшный человек.
ИНГА. Почему?
ВОЛКОВ. Сразу не объяснить. Мы развелись с женой через пять лет после замужества. Тому была сотня причин.
ИНГА. Как всегда и у всех.
ВОЛКОВ. Да! Но одна из причин: ее мать! Выдающаяся интриганка.
ИНГА. Когда это стало понятно?
ВОЛКОВ. Невероятно! Уже после развода. В аэропорту. Представьте: ее мать одна пришла меня проводить.
ИНГА. Насладиться триумфом?
ВОЛКОВ. Вроде того. И в аэропорту она сказала: преподаватель экономики в колледже (я тогда им работал) – профессия мелкая. Ничтожная. За пять лет я ни на грош не вырос. И уже не выросту. Денег никогда не заработаю. Ни головы у меня нет, ни рук. К сорока стану еще большим ничтожеством. А дочь ее сама не бросила б меня. Никогда. Не хватило бы духу. Но, чем с таким как я, лучше быть ей свободной.
ИНГА. Одной?
ВОЛКОВ (кивает).  Двадцать семь – не возраст,  может, дочери еще будет судьба. Выйдет случай. Я должен это понять. Потом она спросила, а не заберу ли я с собой Лизу, когда обоснуюсь там?
ИНГА. «Там» - это где?
ВОЛКОВ. Вот в том-то и штука! Летел я в никуда. Не знал, что делать. Москва, Петербург, Урюпинск, Воркута… Все равно. Никто не ждал меня. Ни на Камчатке, ни на Колыме ... И мать моей бывшей  жены хотела всучить мне, как бесполезную вещь, свою внучку. Тут же – в аэропорту.  Чтобы ее дочери легче было дальше строить свою судьбу. Тогда меня понесло! Я сказал, что она дрянь, подлая стерва, каких мало… 
ИНГА. Пожалуй.
ВОЛКОВ. Даже сейчас вспоминаю о ней, говорю. Противно. До дрожи!
ИНГА. И чем история кончилась? Дочь вы забрали?
ВОЛКОВ. Конечно, нет. Я очень хотел…
ИНГА. Но дьявол, как известно, в мелочах.
ВОЛКОВ. Да, в жестоких мелочах. Меня мытарило по свету несколько лет. От Омска, даже Лондона до Петербурга. Потом я удачно женился. На дочери ректора университета. Где сейчас преподаю. Только прошло еще 5 лет, пока не стали меня воспринимать всерьез. В новой семье. Не жена, конечно. Ее близкие. 
ИНГА. А в Воронеже?
ВОЛКОВ. В Воронеже бывшей жене вроде повезло. Она вышла замуж за богатого человека. Думаю, без маминых интриг не обошлось. Но ее второй муж разбился через два года на машине.
ИНГА. Серьезно разбился?
ВОЛКОВ. Насмерть. Такая судьба. И третий раз мать Лизы  замуж не вышла. Теперь тромб. И  вот такая (тяжело вздыхает) судьба!
ИНГА. Что тут скажешь.
ВОЛКОВ. Лизу надо забрать от бабушки. Пока не поздно. Пока эта дрянь не сделала из внучки чудовище, подобное себе. 
ИНГА. А если поздно?
ВОЛКОВ. Не знаю. Даже думать об этом не хочу! Извините, разоткровенничался. (Машет рукой, уходит по коридору вагона за левую кулису).

Оксана появляется из-за левой кулисы, расходится с Волковым, покидающим сцену. Оксана и Инга одни.

ОКСАНА. Уже переоделись?
ИНГА. Да. Теперь давайте Вы. Я схожу умыться, потом здесь подожду. (Идет по коридору вагона к правой кулисе. Покидает сцену).

Гудит и мчится вперед утренний поезд. Стучат колеса, мелькают тени. Волков появляется из-за левой кулисы, останавливается у крайнего вагонного окна. Зал смотрит на Волкова через стекло. Волков говорит по телефону. Он возбужден, жестикулирует руками, пытается перекричать стук колес, но зритель слов Волкова не слышит. Появляется Инга. Идет от правой кулисы по вагону, подходит к купе, берется за ручку двери. Раздумывает: открыть – не открыть. Потом откидывает кресло у переборки, садится, клонит голову к вагонному окну, тут же засыпает. Открывается дверь купе. Появляется в  спортивном костюме Оксана, замечает Ингу, осторожно трясет ее за плечо. Тут гаснет свет. Стихают все звуки на сцене.


КАРТИНА ТРЕТЬЯ.

Тихо. Свет на сцене теперь бледно-желтый. Возникает туманная, легкая дымка, символизирующая ирреальность картины.   

ОКСАНА (трясет за плечо Ингу). Эй? Эй?! Вы уснули или задумались?
ИНГА. Задумалась.
ОКСАНА. О чем? 
ИНГА. Как странно устроена жизнь. Между двадцатью и двадцатью тремя годами - в первом браке - я дважды делала аборт. (Пауза). Какое черное слово.
ОКСАНА. Согласна.
ИНГА. Между тридцатью пятью и сорока годами я семь раз делала ЭКО. 
ОКСАНА. И что?
ИНГА. Не забеременела ни разу!
ОКСАНА. Почему?
ИНГА. Не знаю, «почему».   
ОКСАНА. Может, у вас что-то не так?
ИНГА. Все у меня «ТАК»! И очень даже «так».
ОКСАНА. А у мужа?

Тут из-за левой кулисы выходит на сцену Сазонов. В том же рыбацком костюме, длинных сапогах, со спиннингом в руках.

САЗОНОВ (сматывает леску, потом забрасывает блесну за сцену). И у меня все «так». В первом браке остались два крепких уже взрослых парня. Сейчас они в Англии. Оба. Изучают право.
ОКСАНА (Инге). Так в чем же дело?
ИНГА. Дело в том, что в чреве моем оплодотворенная мужем яйцеклетка категорически не желает развиваться.
ОКСАНА. Я не много в этом понимаю. Вообще, бывает так: чтоб семь раз, и ничего?
ИНГА. Смотрите на меня. Бывает.
ОКСАНА. Может дело в физиологической… как это…
ИНГА. Несовместимости?
ОКСАНА. Да.
ИНГА. Все что осталось из объяснений. Я пыталась забеременеть – делала ЭКО - сначала в Англии, потом в Швейцарии.
ОКСАНА. Ого?
ИНГА. Потом в Германии. Наконец, нашла хорошую клинику у нас.
ОКСАНА. В Петербурге?
ИНГА (кивает). И вот на пятой или шестой попытке я сошлась довольно близко с врачом - эмбриологом.
ОКСАНА. Это, который соединяет мужские и женские… организмы?
ИНГА (кивает). Мужские сперматозоиды с женской яйцеклеткой.
ОКСАНА. Точно.
ИНГА. Вы совсем не сведущи в этом вопросе.
ОКСАНА. Да. Я, скорее, в кремах, пудрах, эротическом белье специалист.
ИНГА. Радуйтесь.
ОКСАНА. Слушайте, но если с мужем не получалось до сих пор, есть донор? Можно же попробовать?.
САЗОНОВ (отвлекаясь от удочки, сматывая ее, чтобы забросить снова). Что значит: «попробовать»?! Черную икру можно попробовать. Коньяк попробовать. А когда муж в командировке, а жена с соседом, это не пробы. Это, извините меня… (разводит руками, кивает; залу). Вот именно! 
ИНГА (Оксане). Так вот.
ОКСАНА. Ситуация.
САЗОНОВ. Никакая это не «ситуация». Я – здоровый крепкий мужик. Я – уникальная тысячелетняя эволюция моих предков: бабушек, дедушек, дядьев, теток до… Бог знает! Сотого колена. И  я достаточно здоров для того, чтоб выплеснуть из себя! Именно из себя! Это маленькое, новое чудо. В котором будут черты мои, моего отца, моей матери, и деда, прадеда!
ОКСАНА. Ситуация. 
САЗОНОВ. И «ситуаций» никаких не надо! И проб с  донором не надо! Пока я здоров, как бык! И еще в силе! (Показывает через куртку торс, бицепсы).
ИНГА (Сазонову, едва не плача). Но у тебя два взрослых сына! Им уже по 25 лет. А у меня никого! И мне сорок! Сорок!!
САЗОНОВ. У тебя есть я.
ИНГА. Ты не мое продолжение.
САЗОНОВ. А кто я?
ИНГА. Сейчас пузатая, самодовольная жаба, алчущая скользких пескарей.
САЗОНОВ (залу). Сосны шумят. Не расслышал.
ИНГА. И не думающая о счастье собственной жены ни на йоту!
САЗОНОВ. Койоты? Откуда здесь койоты? (Снова забрасывает удочку). 
ИНГА (Оксане). Иногда на эту тему он позволяет себе шутить!
ОКСАНА. Мужчины.
ИНГА. Теперь я знаю точно. Есть в нашей жизни вещи, которые ИНОГДА надо совершать  не по велению здравого смысла! А вопреки ему.
ОКСАНА. Это какие ж вещи? 
ИНГА. Деторожденье. Например. Забеременела в двадцать два, рожай. Не слушай дьявольский голос ЗДРАВОГО СМЫСЛА: ты выучись сначала. Ты сделай хоть чуть-чуть карьеру, ты разберись с замужеством, квартирой, машиной… И потом..!
ОКСАНА. Эт, точно.   
ИНГА. Смотрите на меня. Мне сорок. И у меня все есть. И с этим всем, хоть в омут. 
ОКСАНА. Но можно же, в конце концов, ребенка из детдома взять?
ИНГА (качает головой). Тут я всецело на стороне вот этой  жабы-рыболова.
ОКСАНА. Кого?
ИНГА. Супруга моего. (Указывает в сторону Сазонова).
ОКСАНА. Почему?
ИНГА. Если, можешь сама, хоть на йоту. Хоть на чуть-чуть! Рожай. Истинная радость женщины в своем живом продолженьи. В СВОЕМ. ЖИВОМ. И ТОЛЬКО. Помните, я начала рассказывать о враче эмбриологе?
ОКСАНА. Помню.
ИНГА. Месяц назад мы сидели с Эллой в ее кабинете. Пили вино, которое я принесла.
ОКСАНА. По поводу?
 ИНГА. По случаю неудачной попытки ЭКО.
ОКСАНА. Уже седьмой?
ИНГА (кивает). Седьмой. Вино развязало бабьи языки, мы с Эллой о чем только не говорили.
И вот, она стала рассказывать о своей близкой подруге. Очень давно, когда об ЭКО еще никто не слыхивал…
ОКСАНА. В прошлом веке?
ИНГА. Или раньше… Ее подруга не беременела, десять лет. Потом три выкидыша, внематочная. У мужа, ко всему, плохие гены: брат эпилептик, дед алкоголик, у кого-то гемофилия. В тридцать шесть подруга Эллы полетела в Крым. Лечиться. 
ОКСАНА. Отчего?
ИНГА (пожимает плечами). От бесплодия. (Пауза). Вернулась. В тот же месяц забеременела. Родила мальчика, теперь ему двадцать шесть. И тут я увидела слезы.
ОКСАНА. Чьи слезы?
ИНГА. Элла плакала. Совсем не по-женски. Скупо. Незаметно. И смотрела на фотографию сына. Рамка девять на двенадцать. На ее столе.
ОКСАНА. Понятно.
ИНГА. Муж подруги, кончила Элла историю, умер от инфаркта через шесть лет. А сын живет. И счастлив.
ОКСАНА. Счастлива Элла..?
ИНГА (с улыбкой). Да. 

Долгая пауза.

ОКСАНА. Но Ваш-то муж. Он умный человек. Он должен вас понять. Почему Вы не поговорили с ним начистоту?
ИНГА (после долгого раздумья). Я не решилась. Есть в семье темы, которые вообще не обсуждают.
ОКСАНА. Почему?
ИНГА. Потому что они понимаются даже не с полуслова… С полувздоха. Есть слова, которые в семье не произносят вслух. Их говорят глазами.
ОКСАНА. Не понимаю.
ИНГА. Муж слишком черствый, слишком грубый человек, чтобы прочесть хоть что-то в моих глазах.
САЗОНОВ (Оксане). Почему «черствый»? Почему «грубый»? Что ж я бесчувственная сволочь? Не вижу, как она мучается? Её бессонные ночи! Её сумасшествие с этим проклятым ЭКО… (подсекает спиннинг). Черт, сорвалась! (Залу). Я теперь про женскую яйцеклетку знаю больше, чем, про свою… (подсекает еще раз)  чем про свою лысину! Ох, рыбища сорвалась! Да! Чем про свою лысину! (Подергивает спиннинг). На которую вынужден пятнадцать лет смотреть каждое утро. Я боюсь, Инга скоро сойдет с ума!
ОКСАНА. Вы должны ей помочь!
ИНГА (Оксане). Что он говорит?
ОКСАНА (Инге жестом: погодите).
САЗОНОВ (Оксане). Я уже хочу, чтоб она забеременела… (долго ищет слова, удилище дрожит в руках)  любым доступным ей способом! (Дергает удилище). Черт! Опять сорвалась.
ОКСАНА. Что значит: «любым»?
САЗОНОВ. То и значит!
ОКСАНА. Не поняла?
САЗОНОВ. Да все вы поняли. И тут (смотрит в зал) все! Всё! Поняли!!! (Пауза)  Только…
ОКСАНА. «Только»?
САЗОНОВ. Я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ ОБ ЭТОМ ЗНАТЬ. НИ СЕЙЧАС. НИ ПОТОМ. НИКОГДА.
ОКСАНА. То есть…
САЗОНОВ (подсекает еще раз. Радостно). Да ну Вас к черту, когда клюет же! Клюет!!! (Бешено сматывает леску, водит спиннинг, убегает за кулису).
ИНГА. Вот так...
ОКСАНА. Мужчины.

Пауза.

ИНГА. В общем, пятнадцать дней назад я собрала чемодан и полетела в Воронеж.
ОКСАНА. Почему в Воронеж?
ИНГА. Под Воронежем у озера живет моя университетская подруга.
ОКСАНА. А еще.
ИНГА. Рядом большая спортивная база футболистов.
ОКСАНА. А еще?
ИНГА. От дома очень-очень далеко.   

Затемнение.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Возникает легкий шум ветра, волны накатывают на берег, поют цикады, «на небе» появляются звезды и яркая южная луна. Инга идет от правой кулисы с маленьким стульчиком, раскладывает его и садится лицом к озеру и волнам, набегающим на теплый ночной песок. Из-за левой кулисы появляется парень спортивного телосложения в оранжевых шортах, светлой майке.  На вид молодому человеку 18-20 лет. Он в очках. Восторженный, влюбленный провинциал.
 
РУСЛАН (взволнованно). Здравствуйте, Инга.   
ИНГА. Руслан.
РУСЛАН. Вы р-р-раньше меня пришли. Давайте на «ты».
ИНГА. Ведь перешли. Еще позавчера. 
РУСЛАН. Да. Перешли.
ИНГА. Как день?
РУСЛАН. Тренировка. Мяч туда, мяч сюда.
ИНГА. Содержательно?
РУСЛАН. О-о-ч-ч-чень. Мне тренер мяч, а в голове стихи.
ИНГА. В чьей голове?
РУСЛАН. В моей. И тренер мне: чего ж ты, с…
ИНГА. Вот этого не надо.
РУСЛАН. Потом, минут так через 20, я пас! Мяч в огороды. Мне тренер: куда ж ты лупишь ж-ж-ж… 
ИНГА. И этого не надо!
РУСЛАН. Всю ночь думал о тебе. Весь день. 
ИНГА. Я польщена.
РУСЛАН. Как?
ИНГА. Мне приятно.

Тут звонит мобильный телефон. Трезвонит, не смолкая.

             Я без телефона.
РУСЛАН. Да. Эт мой.  (Достает из кармана телефон. Отвечает раздраженно).  Нет. Нет! Не могу сейчас! (Инге). На минуту. (Бросается в сторону, исчезает за правой кулисой. Оттуда). Нет! Не сказал. Еще скажу!
ИНГА. В семнадцать… Вечер, клуб, танцпол. И сэкс. (Вздыхает). Одни эксперименты. (Пауза). А  в сорок настороженность. Усталость от вранья. Все нелегко. Все не просто.
РУСЛАН (возвращается на сцену, становится за спиной сидящей на стульчике Инги). Поговорил. (Прячет телефон в карман).
ИНГА. Руслан, ты женат? Признайся. Есть девушка?
РУСЛАН (истошно). НЕ-Е-ЕТ!
ИНГА (от испуга вскакивает). О, господи.
РУСЛАН. Ты когда-нибудь влюблялась до умопомраченья. До срыва башки?! Чтобы хотелось летать-летать-летать! Вдвоем! 
ИНГА. Все так влюблялись. Наверно.
РУСЛАН. Что значит: «наверно»?!
ИНГА. Ну, влюблялась.
РУСЛАН. Что значит: «ну»?
ИНГА.  «Ну» - значит: «ну»!
РУСЛАН. Как у тебя это было?
ИНГА. Не помню.
РУСЛАН. Вспомни!
ИНГА. В 15 лет. Школьная дискотека. Рыжий длинноволосый мальчик из параллельного класса. Большие восточные глаза. Мы танцевали. Он прижимался ко мне. Я к нему.
РУСЛАН. А любовь?
ИНГА. Что? (Пауза). Потом мы ходили в кино, прогуливали школу, садились в зале, где не было зрителей, тискались все полтора часа.
РУСЛАН. А любовь?
ИНГА. Через год мы поругались. А дальше в двадцать он женился, занялся производством соков.
РУСЛАН. А любовь?
ИНГА (залу). К труду и соковыжималке? 
РУСЛАН. Ёрничаешь?
ИНГА. Здраво смотрю на вещи.
РУСЛАН. Не «здраво»! Цинично.
ИНГА. Не знаю, что сказать.
РУСЛАН. Как ты перенесла это… в общем, расставанье?
ИНГА. Поплакала в подушку.
РУСЛАН. Ну, а…
ИНГА. Любовь?
РУСЛАН. А чувства?
ИНГА (в сторону).  Шизофреник? Или обойдется? (Руслану). Руслан. Может, пойдем ко мне?
РУСЛАН (истерично). А любовь?
ИНГА. Ох, черт возьми!
РУСЛАН. Я все решил. Ничего нельзя сразу. Чувства надо выстрадать! Я всю ночь,  весь день писал стихи! И даже песню.
ИНГА (в сторону). Только не сейчас. (Руслану). Читайте ж, мой поэт. Или пойте?
РУСЛАН. С духом соберусь. Чуть погодя. Я занимался танцами.
ИНГА. Какими танцами?
РУСЛАН. Бальными. Могу я пригласить тебя на танец? (Хватает Ингу. Начинает танцевать).
ИНГА. Мой кабальеро, пламенный! А музыка?
РУСЛАН. Да-да. Я ж записал. (Отстраняется от Инги, достает телефон).
ИНГА. Плеер?
РУСЛАН. Я в телефон записал.  (Проделывает быстрые манипуляции. Возникает танго. Телефон прячет в карман. Влечет Ингу к себе). 
ИНГА. Изобретательно. (Уже танцуют). Но можно было плейер, то есть телефон, на мой стульчик положить.
РУСЛАН (лезет в карман). Сейчас.
ИНГА Нет-нет. Танцуйте, кабальеро! (Руслан наступает на пятку. В сторону). Ох-х-х, нога!

Тут музыка обрывается. 

          Это все? (Останавливается).
РУСЛАН. Представь себе, заело! (Крепко бьет себя по карману ладонью. Музыка появляется снова). Танцуем.
ИНГА. Оригинально. Кабальеро. Где вы учились танцевать?
РУСЛАН. Правда, здорово танцую?
ИНГА. Волшебно! (В сторону). Мои бедные ступни. Бедная спина. (Руслану). Так, где Вы учились танцевать, кабальеро?
РУСЛАН. Еси честно, в интернете.
ИНГА. Кто был первой партнершей?
РУСЛАН. Полгода швабра. Два месяца ведро.
ИНГА. Теперь я?
РУСЛАН. Ты.
ИНГА (залу). Третья. В блистательном ряду!

Снова обрывается танго.

РУСЛАН. Вот, зараза! (остервенело бьет себя по карману. Снова играет танго). О-п ля!
ИНГА. Кабальеро, без цыганщины.   
РУСЛАН. Непременно. Дорогая.   
ИНГА. И… (подыскивает фразу). Аккуратней с телом. (Указывает на карман, в котором плеер-телефон, и по которому Руслан уже ударил трижды). Пригодится. 
РУСЛАН. Я хорошо веду? Ни разу на ногу не наступил?
ИНГА. Почти ни разу.
РУСЛАН. Что значит: «почти».
ИНГА. На втором шаге я потеряла шлепанец.
РУСЛАН. Чё, оторвал?
ИНГА. Конечно.

Музыка смолкает.

            Опять? 
РУСЛАН. Где он, твой шлепанец?
ИНГА. Там. (Указывает в сторону). Где-то.
РУСЛАН (идет по сцене, смотрит под ноги). Нашел. (Поднимает). Он?
ИНГА. Он?
РУСЛАН. Точно, порвал. (Идет к Инге). Дай, второй.
ИНГА. Наверно, пожалуйста?
РУСЛАН. Ну, дай, «пожалуйста».
ИНГА (снимает с ноги, дает). Зачем?
РУСЛАН (разглядывает оба). Воронежский рынок на Студенческой. 300 рублей пара. Угадал?
ИНГА. В точку!
РУСЛАН (бьет себя по голове). Череп! Мозг! 
ИНГА (залу). Бутик «Кристиан Лабутан». Париж. 600 евро.
РУСЛАН. В километре от лагеря живет Михал Палыч. Запойная пьянь. Но обувщик от бога. Всему лагерю бутсы подшивает, клеит. Эти тож зашьет. (Берет сланцы, прячет их под резинку плавок, за поясницей). А куда?
ИНГА (пожимает плечами, рукой машет, залу). А куда?

Тут раздается  телефонный звонок.

РУСЛАН. Я сейчас. (Убегает за кулисы. Оттуда). Чего ты звонишь каждые полчаса. Не сказал еще! Не спел! Не знаю еще!  (Возвращается на сцену).
ИНГА. Руслан, с кем ты все-таки говоришь? С девушкой своей?
РУСЛАН. Нет.
ИНГА. А с кем?
РУСЛАН. С сестрой. 
ИНГА. И она тебя инструктирует? Сообразно обстоятельствам?
РУСЛАН. Решился!
ИНГА. На что?
РУСЛАН. Стихи читать! Петь.
ИНГА. Читайте ж. Пойте! Мой поэт. 
РУСЛАН. Только они длинные. Очень длинные.
ИНГА. Я подожду, пока не кончатся. (Вздыхает). Стихи. Песня. (В сторону). Мой Соломон. (Руслану).  Я дослушаю. То есть, послушаю.
РУСЛАН (становится в позу «памятник поэту», начинает петь).
«… Уютное кафе, дождливый вечер
       Я жду тебя дрожь пальцев не унять…» (Вдруг падает на одно колено). Да бес с ними, со стихами. Выходи за меня замуж! 
ИНГА ???
РУСЛАН (чудовищной скороговоркой). Я приеду в Питер, ты выйдешь за меня замуж! Я буду играть за Питерский «Зенит». Ты на трибуне будешь кричать: «Русик! Бей!»
ИНГА. Русик?
РУСЛАН. Так кричит мама.

Пауза.
ИНГА. Но это невозможно.
РУСЛАН. Как невозможно?! А любовь?
ИНГА. Прежде женитьбы, надо узнать друг друга.
РУСЛАН. А любовь?
ИНГА. Иногда узнавание длиться долго. Мучительно долго! 
РУСЛАН. Так ведь узнали.
ИНГА. За три вечера, два дня?!
РУСЛАН. Но ежли это настоящая любовь?
ИНГА. Да что можно знать в семнадцать лет о настоящей любви? Я только в тридцать поняла, что значит это слово!
РУСЛАН. Восемнадцать.
ИНГА. Что?
РУСЛАН. Мне восемнадцать!
ИНГА. Поздравляю!
РУСЛАН. И чё ж мне двенадцать лет выжидать, до тридцати? Чтобы понять. Что такое: любовь. 
ИНГА. ??! (Разводит руками, пожимает плечами. Залу). Идиот! 
РУСЛАН. Я приеду к тебе; нет, мы уедем с тобой. Мы заберемся ночью на крышу Эрмитажа! Нет, на шпиль этой, как её… Петро… (мучительно вспоминает) Павловской колокольни!
ИНГА. Крепости?
РУСЛАН. Да.
ИНГА. Не заберемся.
РУСЛАН. Почему?
ИНГА. Там ночью по периметру дежурят снайперы.
РУСЛАН. Зачем?
ИНГА. Отстреливают лезущих на купол.
РУСЛАН. Зачем?
ИНГА. Чтобы не сдирали башмаками золото сусальное.
РУСЛАН. Откуда?
ИНГА. С купола! (В сторону). Русик! Мой!!
РУСЛАН. Я затащу туда священника и там, на шпиле, женюсь на тебе. С венчаньем!
ИНГА. Не «на шпиле»! Надо говорить: на шпиле.
РУСЛАН. На шпиле, на шпиле… Какая разница. Ежли это любовь?
ИНГА. Руслан, какая, к дьяволу, любовь, когда мне сорок, тебе нет и двадцати?!
РУСЛАН. Пять дней только о тебе думаю. Ложусь – думаю. Просыпаюсь – думаю. Дышу – думаю. С мячом – думаю… Даже без мяча! Думаю. 
ИНГА. Но, может, это страсть? Может это секс?
РУСЛАН. Секс. Страсть. Сорок. Восемнадцать. (Пауза). Ну, а любовь?!
ИНГА. Ну, а Тартюф?!
РУСЛАН. Не понял?
ИНГА. Это для понимающих! Руслан, я замужем! Черт тебя возьми! 
РУСЛАН. А любовь..?  (Пауза. Ополоумел). Кто он?! Твой муж?
ИНГА (испуганно). Человек. (Отступает на два шага назад).
РУСЛАН (наступает). Как зовут?
ИНГА. Да какая же разница!
РУСЛАН (подбегает к Инге, пальцами стискивает шею). Как зовут?!
ИНГА (хрипло). Миша. Михаил.
РУСЛАН. Телефон?!
ИНГА. Чей?
РУСЛАН. Домашний.
ИНГА (неразборчивой скороговоркой). Восемь, восемьсот двенадцать, девять-два-один-один-девять-семь-восемь.

Руслан бросает Ингу, достает телефон, набирает номер. Делает громкую связь.

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Алло?
РУСЛАН. Михаил!?
МУЖСКОЙ ГОЛОС (громко, уверенно). Да!? (Скомкано, тихо). То й… стьнет.  Вик….
РУСЛАН. Ваша жена с вами разводится.
МУЖСКОЙ ГОЛОС (после паузы). Вы кто?
РУСЛАН. Любовь всей её жизни. (Держит телефон перед Ингой, чтобы происходящее на другом конце «связи» слышали оба). 
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Галочка? Галочка?!! Кто?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Витенька…
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Кто?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Витенька.
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Кто?!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Сашка. Рыжий. 
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Продавец сантехники с вокзала?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Да!
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Как?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Витенька!
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Я спрашиваю: как?!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Я сначала не хотела.
МУЖСКОЙ ГОЛОС. А потом?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. А потом так получилось.
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Галочка (звон битой посуды, хруст мебели).
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Мой зеленый борщ, мое баранье рагу..!
МУЖСКОЙ ГОЛОС. С такими рогами зачем мне рагу!

Пауза. Звуки стихают.

РУСЛАН. Это ж не он? Не твой муж?
ИНГА (пожимает плечами, разводит руками). Не мой.
РУСЛАН. Значит, муж твой о нас ничего не узнал?
ИНГА (вздыхает с облегчением). Не узнал.
РУСЛАН. Перед этими людьми как-то… Не совсем…
ИНГА. Что: «не совсем»?
РУСЛАН. Не совсем получилось… Хорошо. 
ИНГА. То есть, совсем нехорошо.
РУСЛАН. Да. Чё звонить взялся. Дурак. Кретин. 
ИНГА. Страдалец. Бедный. 
РУСЛАН. Извиниться надо. (Снова набирает телефонный номер). Михаил?
ГОЛОС В ТРУБКЕ. Виктор.
РУСЛАН. Да. Виктор. Я, извините, ошибся. Не люблю я Вашу жену. Ваша жена не то, что… Она не такая, как… Та чё ж-ж-ж я несу, идиот. Короче, Михаил…
ГОЛОС В ТРУБКЕ. Виктор.
РУСЛАН. Да какая ж те-е-е-ерь разница!? Ежли я ошибся! В общем… Перепутал я вас. С тем.
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Галочка. Он перепутал.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Витя. Он перепутал. А мое рагу!? Мой зеленый борщ?
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Но Саша? С рынка.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Что Саша? Ну, оступилась! Шесть с половиной раз. Дело прошлое.
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Что значит шесть с половиной? Один раз без удовольствия?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Говорю, дело прошлое.
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Галичка! Галичка!!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Мой зеленый борщ, мое баранье рагу? Щас будешь, зараза, с паркета все слизывать!
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Галичка! Стерва ты, этакая! (Снова звон битой посуды, хруст мебели).
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Витечка! Они все тебя не стоят!
МУЖСКОЙ ГОЛОС. Да кто ж это: «они»? И Скоко ж их всех?!!

Голоса исчезают. Пауза.

      РУСЛАН. Перед… (имя вспоминает) Виктором. Неловко получилось.
      ИНГА. Мне понравились твои стихи. (Вздыхает). Русик.
      РУСЛАН. Да, мам…
ИНГА. Что?
РУСЛАН. Да, Инга. (Короткая пауза). Все-таки, женщина, алчущая любви! Должна быть свободна!!
ИНГА (в сторону). Господи, где ж ты этой дури понабрался. (Руслану). Русик, мне понравились твои стихи!
РУСЛАН. Правда? А любовь?
ИНГА (устало вздыхает). Я хочу, чтобы ты их закончил. Только по-настоящему. С чувством. И С ЛЮБОВЬЮ.
РУСЛАН. Сейчас. Соберусь.
ИНГА.  Соберись. И, пожалуйста, шлепанцы мои положи на стульчик.
РУСЛАН. Конечно. (Кладет шлепанцы на стульчик, снова становится в позу «памятник поэту». Закрывает глаза).
«… Зимними, холодными ночами
Ты будешь класть мне голову на грудь
Рассказывать о всех своих печалях
И долгим будет к старости наш путь.

И будет дочь с твоею красотою
И дом и сад у маленькой реки
(замолкает, мычит). Забыл, твою налево.
В общем… от тут я на коленях стоя
Трепетно прошу твоей руки!»
(Пауза). Инга! Инга! Когда ж мы полетим в Санкт-Петербург? 

Едва Руслан закрывает глаза и начинает под музыку читать стихотворение, Инга собирает  стульчик,  на цыпочках идет к ближней кулисе, скрывается за ней, потом дважды быстро пробегает босиком, со стульчиком в руках, от кулисы к кулисе. Свет на сцене тускнеет, скоро исчезает вовсе. Руслан еще какое-то время во тьме читает стихотворение. Зовет Ингу. 

КАРТИНА ПЯТАЯ.

 Возникает свет. Такой же бледно-желтый, как и в двух предыдущих картинах. Снова шум волн, накатывающих на берег. Снова поют цикады, ночь, луна. Появляется Инга с прежним стульчиком в руках.

ИНГА. Через три дня я снова пришла к озеру. Смотреть на луну и звезды. (Раскладывает стульчик, садится). Шлепанцы мне кое-как починили. Вернусь домой (усмешка) с курорта, выброшу их к чертовой матери. 

Появляется молодой человек с сумкой через плечо. На вид 25 лет. В стильных брючного кроя, шортах,  модной рубашке. Самоуверенный мачо. Полная противоположность Рудольфу.

СЕРЖ. Привет, Инга.
ИНГА. Здравствуйте, Сергей.
СЕРЖ. Мы же на «ты»?
ИНГА. Точно.
СЕРЖ. И зови меня: Серж. (Подходит к Инге, бросает на сцену спортивную сумку, садится рядом с Ингой)
ИНГА. Ладно.
СЕРЖ. Закончилась тренировка, сразу к тебе.
ИНГА. Тренировка?
СЕРЖ. Я же тренер по фитнесу. Забыла?
ИНГА. Действительно. Нравится работа?
СЕРЖ. Работа, как работа. Сама чем занимаешься?
ИНГА. Собой. В основном. По профессии журналист.
СЕРЖ. Пишешь?
ИНГА. Не пишу. Давно-о-о-о не пишу.
СЕРЖ. Почему?
ИНГА. Ужасная профессия.
СЕРЖ. Почему?
ИНГА. Не моя.
СЕРЖ. На озере потрясно.
ИНГА (кивает). Хорошо.
СЕРЖ. Раньше не спросил: ты отдыхаешь на базе?
ИНГА. Не работаю точно.
СЕРЖ. Сколько уже?
ИНГА. Полторы недели.
СЕРЖ. На днях ты гуляла у причала. И по берегу озера. В зеленом сарафане,  каких-то экстравагантных сандалях. Золотистого цвета.
ИНГА. Было.
СЕРЖ. Я специально проехал дважды мимо причала. Ты казалась такой… (подыскивает слово) такой.., прости, сексуальной!
ИНГА. Правда?
СЕРЖ. Вылитая модель.
ИНГА. Рассмешил. Так это ты катался на красных роликах? Шлем, налокотники? 
СЕРЖ. Я.
ИНГА. Здорово гонял.
СЕРЖ. Конечно. На роликах с двенадцати лет.
ИНГА. Вообще-то, мне стало неловко.
СЕРЖ. Почему?
ИНГА. Потому что меня откровенно разглядывали. Я с причала ушла. А уходить не хотелось.
СЕРЖ. Но я тоже тебе понравился? (Играет мускулами, трясет правым-левым плечом). 
ИНГА. Понравился.
СЕРЖ. Ладно. Прости. Хочешь, за это я тебе сделаю массаж ступней? (Властно берет в руки женскую ступню, снимает шлепанец, начинает делать массаж). Это так эротично.
ИНГА (робко пытается вырвать ногу из мужских рук). Не слишком ли рано? Для эротики?
СЕРЖ. Глупости, это, всего лишь, массаж. (В сторону). Наверняка, приехала с мечтой  о крепком мужском теле!   
ИНГА. У тебя сильные руки.
СЕРЖ. Еще бы. Спорт – мое ремесло. И я хороший массажист. 
ИНГА. Скажи, в твоей семье все такие крепкие? И все спортсмены?
СЕРЖ (с сарказмом). Да уж, все. Папашу своего вообще не знаю. Говорят, тот еще был крепыш. Бросил мать, я не родился. Она была на седьмом месяце. Сошелся с какой-то шалавой. Тощей. Однажды выпили вдвоем водки дешевой. Полведра. Она ослепла. Он загнулся. (Пауза). Быстро и легко взял свою ПОСЛЕДНЮЮ высоту. Спортсмен. Брат младший - тоже здоровяк.  (Вздыхает). Третий год в тюрьме.
ИНГА. За что?
СЕРЖ. За правду.
ИНГА. Как же я сразу (вздыхает) не догадалась. Тяжелые гены?
СЕРЖ. У кого ж они легкие? С виду все хороши. Все здоровяки, красавцы. А глубже копни. Шкафы от скелетов ломятся.
ИНГА. Да. Ты прав. Отпусти, пожалуйста, мою ногу.
СЕРЖ (игриво). Не отпущу.   
ИНГА (настойчиво). Отпусти!
СЕРЖ (отпускает, резко встает). А пойдем купаться?
ИНГА. Не сейчас.
СЕРЖ (в сторону). Зачем я здесь? Я ведь пришел сюда, сижу c ней (кивает головой в сторону Инги). А радости никакой. И никакого желания. Я ведь пришел мстить той, что бросила меня! МЕНЯ БРОСИЛА!! Две недели назад. (Подходит к Инге). Хочешь, я отнесу тебя к воде! (Вырывает из кресла, взваливает на плечо).
ИНГА (со смехом). Отпусти сейчас же! И опусти меня на место!
СЕРЖ. Не опущу! И не отпущу! (Кружит с Ингой по сцене).
ИНГА. Опусти, или укушу за шею. Сильно укушу.
СЕРЖ (игриво). Ты ведьма?
ИНГА. Еще нет. Но завтра сдаю экзамен.
СЕРЖ. Так у вас, у ведьм окрестных, здесь шабаш? На этом озере в полнолунье?
ИНГА. До чего ж догадливый паренек.
СЕРЖ (сажает Ингу на сцену). Песок уже сырой, прохладный?
ИНГА. Еще теплый.

Пауза

СЕРЖ. Когда ты стояла на причале, два дня назад, и платье развевалось на ветру…
ИНГА. Это была туника.
СЕРЖ. Не важно! Мне захотелось подкатить на роликах. Схватить тебя. И с тобой причала!
ИНГА. Зачем?
СЕРЖ. Просто так. От безумья. Не все в жизни надо делать от ума! Кое-что от безумья.
ИНГА. Наверное…
СЕРЖ. У меня была девушка. Женщина. И на днях… Две недели назад. Мы расстались.
ИНГА. Почему?
СЕРЖ. Потому что я обычный инструктор по фитнесу. Просто инструктор. А она замужем. (В сторону). И ее муж – жирный и старый. Хозяин мебельной фабрики. Трех фабрик. А я простой спортсмен. Я никто. А он мебель всей стране продает. Я знал, всегда знал, что так будет. С самого начала знал. Но почему на душе так паскудно? Почему?
ИНГА. Ты быстро-быстро говоришь. Я тебя не понимаю. Не слышу.
СЕРЖ. А чё тут слышать-понимать? Этого не надо слышать. (В сторону). Как же я всех вас, шлюх порочных, ненавижу. У меня давно веры нет в нормальную женщину. Чего ж так жжет и жжет внутри. (Инге). У тебя,  конечно, есть муж?
ИНГА (холодно, сухо). Есть.
СЕРЖ. Чем занимается. Сколько лет?
ИНГА. Зачем тебе?
СЕРЖ. Так, просто.  (В сторону). Ну, чё ж так паскудно на душе. Я теперь, когда стану трахать всех этих подержанных шлюх, и молодых тоже, буду представлять себе: вот она стонет подо мной, извивается, а где-то пыхтит зарабатывает тысячи или миллионы ее потный олень. Он там, думает: вернется домой моя олениха, какой бы ей сделать подарок? А олениха кувыркается в моей постели. Тебе, рогатому, уже подарок сделала. И рога твои такие, что ты ни в одну машину с ними поместится не должен. Ни в одну дверь своего офиса влезть не должен. (Вздыхает. Короткая пауза). Только я это все со зла говорю..? Потому что ОНА МЕНЯ БРОСИЛА!
ИНГА. Чего замолчал? 
СЕРЖ. Все думаю. Что бы сотворить такого… Запоминающегося. Надолго. Слушай, наверно муж твой – бизнесмен? Много зарабатывает?
ИНГА (раздраженно). Да зачем тебе это?
СЕРЖ. Точно. Дурацкий вопрос. (В сторону). Вот у меня нет Бентли, И Мерседеса нет. Машины вообще нет. Но есть классный велосипед. И я люблю свой велосипед. И как-то раз, года два назад ехал я на велосипеде. А рядом проезжала на Бентли ОДНА МРАЗЬ. И наплевать ей было на лужу. На меня наплевать, на мой велосипед. И через мгновенье вся лужа на мне. Хоть не ездий больше в дождь. Но езжу я по любой погоде. Потому что люблю. И он, этот олень, даже не заметил, что облил меня. От пяток до бровей. А, может, посмеялся надо мной, подонок, и поехал дальше. Но в тот же вечер я трахал его жену. Не раз. Не два. До изнеможения. И думал тогда олень и до сих пор думает, что это ОН хозяин жизни. Но не знал, что трахал его жену в тот вечер я. И сын, которому тогда исполнилось полтора года, на самом деле мой. И вот оно было – удовольствие. Истинное. Покруче сексуального! Но две недели назад эта дрянь, жена оленя, бросила меня. И прет из меня желчь, как из рыбы икра! И я теперь всех вас - порочных шлюх - ненавижу. А на самом деле я другой. Я простой  инструктор по фитнесу. И я люблю эту дрянь до сих пор. Но она меня бросила. И я сюда пришел мстить. Ей мстить. Но я не мститель. Я обыкновенный инструктор по фитнесу. И мне больно, мне так паскудно и невыносимо! От того, что меня бросили!  (Инге). А пойдем, все ж, купаться? (Вскакивает). 
ИНГА (во время длинного монолога Сержа встает и медленно идет к своему креслу, садится. Уже в кресле). Серж. У меня нет купальника.
СЕРЖ. Давай нагишом. Это же здорово.
ИНГА. Рановато. Нагишом.
СЕРЖ. Лучше рано, чем поздно. Еще хуже: никогда. (Снимает с себя майку, бросает на сцену. В сторону). Как я хотел бы рассказать ее мужу о нашем с ней романе. Но для меня это была любовь! Настоящая! До смерти! Никакой не роман. Как бы я хотел рассказать ему о нашей с ней любви! Только триумфа не выйдет. Ее муж – страшный человек. Как не боялась она изменять ему со мной? Так долго! Если он узнает о нашем романе, триумфа у меня будет ровно одна минута. Может быть, три. А потом представят меня к ордену «Правды». Посмертно.  Да и эту дрянь вместе со мной. И, не дай бог, сына моего туда же. Только кто ж теперь поручиться за то, что он мой? Наш с ней сын? Его мать, стерва, увлеклась лошадьми. И теперь у нее новый любовник – тренер по выездке. Лошадник, в общем. Сволочь! (Инге). Слушай, у тебя есть какое-нибудь заветное сексуальное желание. Эротическая фантазия? Тайная-тайная? Может, из детства?
ИНГА. Никогда об этом не думала.
СЕРЖ. А у меня есть.
ИНГА. Какая?
СЕРЖ. Мы, когда бегали пацанами во дворе, старые сидельцы…
ИНГА. Сидельцы – это кто?
СЕРЖ. Те, которые всю жизнь по тюрьмам. Так вот они рассказывали: если женщина полногрудая, можно ей в грудь влить через шприц двести грамм вина. Или коньяка. А потом во время секса выпить. Интересно, ощущения как?
ИНГА. Не интересно.
СЕРЖ. А мне до сих пор интересно. (Снимает с себя шорты. В сторону). Зачем спросил? Я ведь тыщу лет не вспоминал об этой глупости? Дурак. (Вздыхает). Господи, как же я ее люблю! До сих пор. И как же я ее ненавижу! Если утону сейчас, не пожалею! (Уже совсем снял шорты. Бросает их у края левой кулисы. Инге). Догоняй! (Скрывается за кулисой).

Инга встает с кресла, начинает собирать его. Затем оставляет кресло, поднимает сумку Сержа, стоящую рядом, идет к майке, шортам, подбирает их и швыряет все вещи Сержа за кулисы. Женщина возвращается к своему креслу, собирает его совсем, медленно, пошатываясь, шагает вглубь сцены в темноту. Останавливается. Возникает сильный рвотный позыв. Инга опустошает желудок. 
   
ИНГА (зритель видит лишь ее спину; вытирает рот краем халата). Это ужин. (Делает два шага). 

И снова женщина изгибается в «вопросительный знак». Снова рвотный позыв. 
 
             (вытирает кончиками пальцев рот). Это ночь.

Свет на сцене становится на какое-то время бледно-желтым, как и две картины назад: символ  ирреальности происходящего. Потом свет тает-тает, скоро исчезает совсем. Силуэт Инги растворяется во тьме. 
После недолгой темноты и тишины вдали возникает шум приближающегося поезда. Гул, стук колес, гудки все ближе и ближе, возникает прежний свет, возвращающий зрителя в реальность. Гул пронесся от кулисы к кулисе и почти совсем исчез.  На сцене прежние декорации: коридор вагона, купе. Сбоку у окна на коридорном, откидном стульчике спит, уронив к окну голову, Инга. Над ней стоит Оксана.

ОКСАНА (трясет Ингу за плечо). Эй! Эй. Да проснитесь же, наконец! Идите в купе.
ИНГА (просыпается, отрывает голову от окна, открывает глаза). Я спала? Или нет? 
ОКСАНА. Как же нет, когда я Вас три минуты бужу. 
ИНГА. Надо же. Странно. А я во сне ничего не говорила? (Встает). Про санаторий, подругу?
ОКСАНА. Ничего Вы не говорили. Спали крепче медведя в берлоге. Только что не храпели. Простите.   
ИНГА. Ладно. Теперь в купе. И спать, спать, спать…! (Открывает дверь купе, пропускает Оксану вперед, закрывает за собой дверь). 


Занавес.


АКТ II.
( МАРК).

КАРТИНА ПЕРВАЯ.

Возникает стук колес. Поезд приближается, гудит все громче и громче. Поднимается занавес. Прежний вагон с единственным открытым купе. Марк стоит спиной к залу, размахивает руками, колдует над столом. По разные стороны сидят Инга и Оксана (слева), Волков (справа). Гул мчащегося поезда стихает.

МАРК. Так, так, так, и вот так… Все теперь открывают глаза. Ап! (Срывает салфетку, садится рядом с Волковым. Залу теперь виден стол. Он ломится от снеди. Одна другой изысканней. желанней, слаще).
ОКСАНА (изумлена). Ох-х-х чудо! И по какому ж это поводу!?
МАРК.  Сегодня у моего отца день Рождения. Ему 80 лет.
ИНГА. И где же отец?
МАРК (вздыхает тяжело). Отец остался в селе Горки. Воронежской области.
ОКСАНА. Но как же так: стол есть, именинника нет?!
МАРК (вздыхает). Мне пришлось спешить. 
ОКСАНА. Что-то случилось?
МАРК. Не случилось. Но дела-дела-дела, будь они прокляты! Отец сказал: Марик! Ты возьми стол с собой. В поезд. Попадутся хорошие люди, посиди с ними. Выпей за меня. Попадутся плохие или на безлюдье… Посиди один. Просто подумай о жизни.
ИНГА. Любите отца?
МАРК. Очень. Мой отец – великий человек.
ОКСАНА. Чем же он велик?
МАРК. Он, в общем, простой мужик. Подвига для страны не совершил, сокровищ не нашел, больших денег не нажил. Но для меня он – великий человек.
ИНГА. Почему?
МАРК. Всему НАСТОЯЩЕМУ, хорошему, что во мне есть, научил меня он.
ИНГА. А остальному?
МАРК. Плохому научился я сам. Но давайте знакомиться. Мы даже имен друг друга не знаем. (Смотрит на Оксану).
ОКСАНА. Я?! (Пожимает плечами). Ладно. (Снимает с крючка сумочку, достает из нее визитку, протягивает Марку).
МАРК (удивлен, тем не менее, читает). Иванова Оксана Юрьевна. Сеть spa-салонов «Лилия». Генеральный директор. Соучредитель. О как! (Дает визитку Волкову. Тот без особого интереса берет ее, протягивает Инге. Она, едва взглянув, кладет визитку на стол). Ну, коли так… (Достает из кармана бумажник, роется в нем). Пожалуйста. (Протягивает визитку Оксане).
ОКСАНА (читает вслух). Лившиц Марк Давидович. Аграрный холдинг «21 век». Президент. (Присвистывает). Чем занимается холдинг?
МАРК. Производит молоко, колбасу, мясные и рыбные консервы. В огромном количестве.
ОКСАНА. Приятно с президентом. Вот так, запросто.
МАРК. Не я. Вы начали этот балаган с визитками. (Волкову). Теперь ваша очередь.
ВОЛКОВ (легонько бьет себя по карману рубашки). Ох, дворецкий, негодяй. Говорил ему, когда вещи мне собирал: будь любезен, положи визитку в карман. Пижамы.

Пауза.

ОКСАНА. А серьезно?
ВОЛКОВ. Визитка есть, конечно. В чемодане. Но я, извините, не знал, что сейчас принято спать с визиткой. Держать всю ночь ее, как доллар! В трудовой руке.
ОКСАНА. Простите, я визитку сдуру достала. 
ВОЛКОВ (кивает). Не извиняйтесь. Я преподаю в университете экономику. Волков Лев Александрович.
ОКСАНА. Профессор?
ВОЛКОВ (кивает). Профессор. Кафедра мировой экономики.
МАРК. Чудная компания. (Инге). А вы?
ИНГА. Инга.
МАРК. Что?
ИНГА. Меня зовут, Инга. Я родилась в Литве. У меня труднопроизносимое отчество. Потому просто, Инга.
МАРК. Да, чего там, отчество. Кто Вы по профессии?
ИНГА. Я уже тысячу лет не в профессии. Давно жена петербуржского чиновника.
МАРК. Может, это профессия?
ИНГА. Еще какая.
ОКСАНА. И большого чиновника?
ИНГА. Никогда не думала о системе координат. (Смотрит в окно, дает понять:  распросы  окончены).   
МАРК (встает). В честь дня Рождения моего великого отца я предлагаю позавтракать. И, поскольку уже два часа…
ОКСАНА (смотрит на часы). Начало третьего.
МАРК. Да. Завтрак обязан плавно пере… как бы это выразить… (подыскивает слово, щелкает пальцами).
ИНГА. Завершиться?
МАРК. Да. Завтрак должен завершиться! Обедом. Но длинный день, дальше вечер. Ехать долго. Чего там завершать?! В общем, на столе (указывает) произведения кулинарного искусства. Из французского ресторана моего приятеля. «Помидоры по-провансальски», «Фуагра с апельсиновым конфетюром», «Сырное суфле по-андалузски»… (названия выговаривает с трудом)
ИНГА. Андалузия  - это…
ВОЛКОВ. Испания.
МАРК. Да! Но из ФРАНЦУЗСКОГО ресторана! Еще эти… как их… «волованы с шампиньоном  и уткой» и р-р-рразная там… Хрень!
ИНГА. Простите, последнее? Блюдо. Чьей национальной кухни?
МАРК. «Хрень»?
ИНГА. Да.
МАРК. Интернациональной.
ИНГА. Любопытно. Надо записать.
МАРК. Я напомню.
ИНГА. Ни в коем случае.
МАРК. Еще есть замечательные напитки!
ИНГА. Послушайте… (пытается вспомнить имя).
МАРК.  Для вас, восхитительная попутчица, просто Марк.
ИНГА (кивает). Простите, Марк. Обычный день нормального человека начинается с чашки кофе. Или чая. Позвольте, я все же дойду до проводника, или ресторана (поднимается).
МАРК. Стойте, стойте! Нетерпеливая красавица. То есть, сидите. Неужели Вы думаете: в день Рождения отца, я забыл об этом! Барабанная др-р-р-р-о-о-о-о-бь! Все смотрят в дверь!

Тут в вагонном коридоре справа появляется Проводник. Несет поднос. На подносе четыре чашки кофе, и четыре бокала чая. 

ПРОВОДНИК (спотыкается). Твою ж… Налево! (С трудом ловит поднос, останавливается у купе). Ваши чай, кофе. Господа.

Волков, Инга, Оксана, переглядываются, лезут в сумки, карманы за кошельками, с тем, чтобы расплатиться.   

                (ловит гневный взгляд Марка). Денег не надо. За все заплачено.

Инга и Оксана согласно кивают, Волков, тем не менее, достает бумажник.

                (пытается поставить чашки, бокалы на стол. Смотрит на Марка). Но, честно говоря, идти к Вам сюда, с чаем, через вагон… Мука. Адская. Больная спина. Штифты в колене. Острый… (вопросительно смотрит на Марка) ревматизм.
МАРК (медленно достает бумажник, вытаскивает купюру, дает проводнику). Что еще?
ПРОВОДНИК (ловко выхватывает купюру, прячет в карман). Мать при смерти.
МАРК. Еще?
ПРОВОДНИК. Дом недостроен. Пятый год. Кирпич с крыши валится. Детям-крохам чуть не по башке.

Марк дает проводнику еще купюру.

                Голова, она ведь одна, а его много.
МАРК. Кого много?
ПРОВОДНИК. Да, кирпича же. Кирпича.
МАРК. Еще что?
ПРОВОДНИК. В прошлом году озеро в деревне обмелело, карп ушел. Бывало с братом сетку бросишь… Ночь костерок, водочка, звезды… Теперь ни черта.  Ни рыбы, ни звезд.
МАРК. Карпа в твое озеро вернуть… Денег в моем кошельке не хватит. (Жестко). Все! 
ВОЛКОВ. Извините, за чай сколько с меня?
ПРОВОДНИК. Сто рублей. (Ловит удивленный взгляд Волкова). Двадцать пять рублей.
ВОЛКОВ. Возьмите. (Марку). Простите. Не готов изменить принципам. За себя всегда плачу сам.
ПРОВОДНИК (берет деньги у Волкова). Да, двадцать пять рублей. (Прячет мелочь в карман. В сторону). С этого хоть шерсти клок. (Марку). Еще раз хочу напомнить: в Ваш вагон билеты не продают. Раз проводников нет. Но ежли чё надо, зовите.
МАРК. А «штифты в колене»? «Ревматизм»?
ПРОВОДНИК. Ничто так не лечит ревматизм проводника, как щедрые чаевые.
МАРК. Сильно.
ПРОВОДНИК (уходит, в сторону). Не скучайте долго. Без проводника. (Исчезает за правой кулисой).
МАРК (Инге). Инга, вам говорили, что в Вашем лице, в чертах… есть что-то аристократичное?
ИНГА. Говорили много всякой чуши.
МАРК. Вы попробуйте вот эту штуку. Попробуйте!
ИНГА. Марк, суфле предпочитаю есть теплым.
МАРК. Восхитительная женщина. (Оксане). Оксана, ну, Вы, попробуйте.
ОКСАНА. Я попробую. (Кладет себе в тарелку суфле, ест).
МАРК.  Вот дурацкий вопрос! Который мучит меня с утра. Все мы, кажется, люди не бедные. Современные. Могли бы лететь самолетом. А едем поездом. Почему? 
ИНГА (берет со стола чай). Вы у меня спрашиваете?
МАРК. И у вас. 
ИНГА. Марк, это почти анекдот. Я должна была лететь сегодня в полшестого утра. Прямым рейсом. Но вчера вечером мне позвонил муж и сказал: только не этот рейс!
ОКСАНА. Почему?
ИНГА (глоток чая). Видите ли, вся его родня по материнской линии из Новочеркасска. Казачий край. Прабабка мужа была ясновидящей. Думаю, сильный, настоящий дар.  В семье о ней сотня легенд. Есть даже старые, начала прошлого века, вырезки из газет. (Еще глоток). После смерти прабабки в семье мужа кто-то решил: этот дар наследственный!
ВОЛКОВ. Разве такой дар может быть наследственным?
ИНГА. Мы с Вами современные люди. И понимаем, что нет! А его семья решила: может!
ВОЛКОВ. Атавизм сознания.
ИНГА. Согласна. И вот я пять лет потешалась над супругом. Не зло, конечно. По-доброму. Когда он говорил: этой дорогой мы не поедем. Этим самолетом не полетим. Мне было видение.
ОКСАНА. Утомляло?
ИНГА. Не то слово. Но однажды мы отдыхали в Новой Зеландии. Решили посмотреть остров Баунти.
ОКСАНА. Тот, что в рекламе?
ИНГА. Именно. 
ОКСАНА. И как?
ИНГА. Мы приехали в аэропорт. Надо было лететь сначала на Таити, потом в Гамбье. Я уже взяла билеты. Приходит из бара муж, бледный, как смерть, говорит: мы этим рейсом… ЭТИМ САМОЛЕТОМ! НЕ ПОЛЕТИМ! Я ему: ты что, идиот? Он не полетим и все.
ОКСАНА. Истерика?
ИНГА. Истерика. Я ему: ты ненормальный. Он: у меня было видение. Я ему: сколько ты выпил? Он говорит: я трезв. Две порции виски.
ОКСАНА. Так полетели?
ИНГА. Не полетели! Я сдавала билеты, не знала, куда деться от стыда. Мы потеряли половину денег. В гостиницу возвращались, ругались, едва до развода не дошло. В гостинице: он в один бар, я в другой. Противно вспоминать.
ОКСАНА. А потом?
ИНГА. Утром в новостях передали: самолет исчез.
ОКСАНА. Как исчез?
ИНГА. Пропал. Искали его несколько дней. Так и не нашли. Вокруг на тысячи миль Тихий океан. И, конечно, самолет упал в океан.
ОКСАНА. Сколько человек?
ИНГА. Сорок три человека официально пропали без вести. Лежат где-то на дне океана. (Пауза). Я тогда извинилась перед мужем.
ОКСАНА. Еще бы.
ИНГА. И теперь не смеюсь, когда он говорит: мы не едем этой дорогой. Вообще, тот отдых не удался. На обратном пути пропал чемодан с десятью дорогими французскими платьями.
ОКСАНА. Как «пропал»?
ИНГА. Сдала чемодан в багаж в Новой Зеландии. В  Париже, мы летели через Париж, чемодана нет. Так и пропал. Ругались, письма писали... Не помогло.
ОКСАНА. А сегодняшний Питерский рейс. С ним что?
ИНГА. Ночью муж позвонил мне, умолял не лететь. Снова истерика.
ВОЛКОВ. И Вы его послушали?
ИНГА. Послушала. А самолет взлетел и приземлился в Пулково по расписанию.
ВОЛКОВ. Все живы здоровы?
ИНГА. Конечно. Я звонила в аэропорт. Приеду,  убью прорицателя. Полдня будет беден!
ОКСАНА. Смешная история.
ИНГА (Оксане). Да, уж. А вы почему не полетели?
ОКСАНА. А… То ж забавная история. Мой муж занимается благотворительностью. 
ИНГА. Сам? Один занимается?
ОКСАНА. Не один, и не сам, конечно. Я до сих пор не знаю подробностей, какой-то «Негосударственный фонд» создает проекты, находит деньги, а муж ведет часть проектов.
ИНГА. Это его главное занятие?
ОКСАНА. Не главное. Это… (щелкает пальцами, ищет определение).
ИНГА. Веленье души?
ОКСАНА. Вроде того.
ИНГА. В чем суть благотворительности?
ОКСАНА. Есть несколько интернатов, детских домов, которые раз в год проводят конкурс  красоты.
МАРК. Неужели по взрослому сценарию? Из одежды: два блюдца, ситечко. И бирка на руке. (Короткая пауза). Новорожденные!
ОКСАНА. Конечно, нет. Все прилично и скромно. Это же дети. Непростые дети. И главная задача: отвлечь их хотя бы на три дня от сиротства.
ИНГА. Сиротство - страшно.
ОКСАНА. А при живых родителях?
ИНГА. Не знаю, что ответить. 
ОКСАНА. Задача проекта: выявить одаренных детей.
ИНГА. Какого возраста?
ОКСАНА. Неважно. Любого возраста. Одаренных в математике, литературе. Физически одаренных. И помочь им устроиться дальше. Поучаствовать в судьбе!
ИНГА. Здорово.
МАРК. Слушайте, Оксана, Инга, все это очень интересно. Но давайте я налью шампанского. День Рождения отца, сиротские дети, дай бог, чтоб у них все склеилось. День длинный. Вечер тоже. Дорога долгая?
ОКСАНА. Я даже не знаю.
ИНГА. Я точно воздержусь.
МАРК (Волкову). А Вы, молчун.  Принципиальный?
ВОЛКОВ. Воздержусь тем более. Едва проснулся. День толком не начался.
МАРК. Я так и думал.
ВОЛКОВ. Рад. Что оправдал. Ваши ожиданья. 
МАРК (машет рукой). Дамам налью. И берите. Если захочется.  (Встает, открывает шампанское). Оксана, так что там, с детьми? Сиротами?
ОКСАНА. Есть разные дети.  Одни – просто голова светлая. Девочка. Дурнушка с виду. Ходит разлаписто, чистый увалень. А, представляете, с первого класса в третий. Потом из четвертого в шестой. И все сама. Четырнадцать лет, уже школу кончает. И что дальше..?
ВОЛКОВ. А почему же ее до сих пор не удочерили?
ОКСАНА. Порок сердца. Тяжелейший. Ее от всего освобождают. Волноваться ни секунды нельзя. А она сама все учит-учит, зубрит-зубрит. И в кайф ей все!
ВОЛКОВ. В удовольствие?
ОКСАНА. Да! Словно жить торопится! Другая девочка, двенадцать лет. А ФОРМЫ!! Прям, пышет, горит сексуальностью! Губы полнющие. Налитые, как сливы! Лицо точеное! Грудь, бедра… Сейчас же в модели! Точно в Питер ее заберу. Через два-три года жена богатого папочки…
ВОЛКОВ. Это-то здесь при чем?
ОКСАНА. Да. Чушь несу. Не при чем. Просто красота (сжимает кулаки) вот такая, исключительная! Это редкость. Уж я-то знаю, о чем говорю.

Тут выстреливает пробка из бутылки!

МАРК. Извинения, барышни! Теряю квалификацию. (Наливает шампанское в бокалы. Оксане). Но вы отвлеклись.
ОКСАНА. От чего?
МАРК. Был вопрос: почему поездом?  Почему не самолетом?!
ОКСАНА. Ах, да! (Берет бокал. Глоток вина). Классное шампанское.
МАРК. Пейте, пейте, Оксана.
ОКСАНА. Так вот, на конкурсе я встретила девочку семи лет. Вылитая я! В далеком детстве. (Начинает волноваться, дальше волнение все сильней и сильней). Моя мама всю жизнь мечтала, чтобы я стала балериной. (Два глотка шампанского). Простите, вспоминаю девочку, губы дрожат. (Допивает фужер, ставит на стол. Слезы на глазах).  И еще мечтала мама, чтобы я танцевала в Большом. В Мариинке.
ИНГА. Ну, об этом все мамы балетных девочек мечтают.
МАРК. Налью еще шампанского?
ОКСАНА. Даже не знаю…
МАРК (берет бутылку). Налью. (Наливает).
ОКСАНА. В четыре года мама отдала меня в танцевальную студию. Потом Вагановская академия. Пять последних лет я была в классе лучшей! После академии меня зачислили в труппу Мариинки.
ИНГА. Ого!
ОКСАНА. Да! Мариинки. (Пауза. Снова пьет шампанское). Но продолжения у этой сказки не получилось.
ИНГА. Почему?
ОКСАНА. Балет с изнанки страшен. Жесток. Если ты вторая… те, кто напирают сзади, желают тебе долгой и мучительной болезни. Если ты первая… Все! Все! Желают твоей смерти. И каждую секунду приближают твою смерть! (Выпивает шампанское, весь бокал).
МАРК. Так что произошло?
ОКСАНА. Всем классом мы пошли в кафе на Садовой. Праздновать окончание академии. Я отвернулась, мне в чай плеснули отраву. Какую отраву, не знаю до сих пор. Замутило голову, я, шатаясь, пошла на улицу. Там меня толкнули. Я слетела со ступенек лестницы. Травма позвоночника, перелом стопы.
ИНГА. Ужасно. Ужасно!
ОКСАНА. Со временем я встала на ноги. Поднялась. Крепкий, юный организм. Но балета больше не было в моей жизни. И уже никогда я не смогу забеременеть. (Смахивает слезу со щеки). 

Долгая пауза.

ИНГА. Пожалуй, я счастливей Вас.
ОКСАНА. Когда умирала мама… Она долго-долго боролась с раком.  Мне было четырнадцать когда она умерла. И вот мама лежала, уже бредила. Несвязный, тяжкий бред. И вдруг она пришла в себя. На какие-то секунды. И захрипела, зашептала: Оксана, ты будешь великой балериной?! Я ей ответила: да мама! Да! (Вздыхает, смахивает слезу). И вот…
ИНГА. Лучше бы в такие минуты никто нас ни о чем не спрашивал.   
МАРК. И обещания не тянул.
ОКСАНА. Не могу спокойно об этом говорить. (Успокаивается с трудом). Вы, Марк, спросили: почему же я не полетела?
МАРК. Спросил.
ОКСАНА. Так вот, Я три дня смотрела в интернате на одну девчушку. Росточка маленького. Худая прехудая. Попка на месте. Выворотность потрясная.
МАРК. Что значит: «выворотность».
ОКСАНА (показывает). Это когда ножки детские не вот так: ровно. Как положено. А вот так: в стороны. В общем, балетный термин, долго объяснять.
МАРК. Не объясняйте.
ОКСАНА. И гибкость, и подъем, и музыкальность у малышки… Чудо из чудес. (Марку). Налейте шампанского еще.
МАРК. Непременно. (Наливает. Инге). А вам, холодная аристократка?
ИНГА. Воздержусь. (Оксане). И что? С девочкой?
ОКСАНА (вздыхает). В общем, все у маленького ангела замечательно. Природные данные… балерине каждой, дай бог. Ну, вылетая я. В далеком детстве. Вылетая я! (Снова вздыхает). Так вот, не полетела я самолетом, чтобы время было подумать.
ИНГА. Мне тоже в поезде хорошо думается. В самолете нет.
ОКСАНА (Инге кивает). Да! Да! Да!!! Еду я сейчас в поезде. Вспоминаю свою страшную балетную жизнь. (Снова смахивает слезу со щеки). Все представляю и представляю эту девочку, крутящую фуэте. И думаю: А надо ли?! НАДО ЛИ?!!
ВОЛКОВ. Вопрос…
ОКСАНА (смотрит на Волкова). Вопрос! Вот потому-то поездом. Чтобы спокойно подумать обо всем! (Берет со стола фужер. Волкову).  Теперь уж и Вы, Лев Александрович, признавайтесь, почему не полетели?
ВОЛКОВ. Всё банально и просто. Я приехал сюда в командировку. (Смотрит на Ингу). И по личному делу. (Оксане). Командировка оплачена университетом. Билеты на самолет в это время года в два раза дороже, чем на поезд. Есть университетский бюджет. Вот причина: почему поездом. 
МАРК. Прав был отец. Классная компания. Я еще раз предлагаю выпить за его здоровье. Или что-нибудь съесть. Приятно будет старику! В деревне Горки.
Оксана. Я уже пью.
ИНГА (отрицательно качает головой). Скажите, Марк, а у вас большая семья? И все, также как Вы, любят отца?
МАРК. Детей в семье трое. Брат на пять лет старше меня, сестра на три года моложе.
ИНГА. И кто они?
МАРК. Брат – художник. Рисует шикарные картины. Сестра – классный дизайнер. Я  – бизнесмен. Собираемся раз в год у отца.
ИНГА. Семьями?
МАРК. У брата и сестры с семьями не получилось. Он один, она одна. Как-то... Не сладилось.
ИНГА. А у Вас?

Долгая пауза.

МАРК (пожимает плечами, думает: отвечать, не отвечать). Я к отцу ездил сказать, что развелся.
ОКСАНА. Что ж отец?
МАРК. Мы с женой не жили вместе последние три года. Хотя, еще ездили в Горки вдвоем, все делали вид. Из-за детей. Отец внуков носит на руках. Бывало, сажает на трактор и по полю. Дает им руль.
ОКСАНА. Визг, восторги?!
МАРК. Конечно. Два дня назад мы сидели в беседке в саду. Я сказал: знаешь отец, я с Юлькой развелся. Тут он как даст мне в лоб. Ладонью. Всей пятерней. Я вылетел из кресла. Не ожидал.
ИНГА. Ему восемьдесят лет?!
МАРК.  Восемьдесят лет. А силы в руках! Дай бог каждому. Встал я! Батя, ты что?!! А он посмотрел мне в глаза:  «Дурак!».  И пошел в дом.
ИНГА. А потом?
МАРК. Ни слова лишнего. Ни жеста, ни полслова. День молчал, ничего не говорил. Потом отлегло. У него, у меня.
ИНГА. Тепло расстались?
МАРК. Да. Отец спросил, что нового на заводе. Я рассказал. Думаю, старик ничего не понял. Но порадовался за меня.
ВОЛКОВ. Скажите, Марк. На вашей визитке знаки. Это…
МАРК. Торговые марки холдинга.
ВОЛКОВ. Вот-вот. «Солнечная ферма – 2». Это Ваш брэнд?
МАРК. Мой.
ВОЛКОВ. В Петербурге он не представлен. Но в Новгородской области у нас дача. В окрестных магазинах продается колбаса, деликатесы вашей марки.
МАРК. Да, мы возим в Новгородскую область продукцию холдинга.   
ВОЛКОВ. Раньше колбасы Ваши были хороши. Исключительно хороши.
МАРК. И что?
ВОЛКОВ. Сейчас мы их брать перестали.
МАРК. Почему.
ВОЛКОВ. Простите, существенно снизилось качество.
МАРК. Ну, договаривайте.
ВОЛКОВ. Если начистоту: ваши колбасы теперь отвратительны!

Долгая пауза. Марк меняется в лице, сжимает кулаки, багровеет. Тут громко звонит телефон.   
 
ОКСАНА. Это же мой! (Берет сумочку, нервно, по-женски, ищет телефон, вываливая все содержимое сумки на колени. Очевидно, давно ждала звонка, и ожидание было невыносимо. Находит телефон. А он все звонит и звонит). Простите, муж. Очень важный звонок. (Поднимается, оставляя содержимое сумочки на спальной полке, выходит из купе и закрывает дверь за собой с громким хлопком).


КАРТИНА ВТОРАЯ.

Оксана выходит в коридор вагона, идет налево и останавливается в трех-четырех шагах от своего купе. Телефон продолжает звонить. Из-за кулисы босиком выбегает в ярком, стильном халате на голое тело «жгучий красавец» 27-30 лет. Волосы на голове беспорядочно и жутко всклокочены. Движения нервные, но голос убедительный. На первый взгляд – человек искусства. На второй… Враль, плут и прохиндей. Телефон «красавец» прижимает к уху.    

ОКСАНА (гневно и властно). РУДОЛЬФ! Что это такое!? Почему с пяти утра, твой телефон отключен?!
РУДОЛЬФ. Ксана, я… (начинает придумывать на ходу, разминает лоб, нервно трет щеки).
ОКСАНА. Почему я не могу дозваться до тебя все утро? Весь день?! Когда ты мне нужен, как воздух!?
РУДОЛЬФ. Ксана, я…
ОКСАНА. Рудольф, три часа дня. И только теперь включился твой телефон! 
РУДОЛЬФ. Ксана, я…
ОКСАНА. Что «Ксана», что «Ксана»? Я КСАНА уже 35 лет! Спрашиваю: где был? С кем? Почему не отвечал? Зараза этакая?!
РУДОЛЬФ. Я ж-ж-ж... Приболел. Горсть таблеток замахнул! И отчалил.
ОКСАНА. Куда?
РУДОЛЬФ. Ко сну.
ОКСАНА. Врешь! Человек-пароход. Если б в памяти был, позвонил в пять утра, и в семь и в девять! А потом в сон отчалил. Но был ты без памяти!
РУДОЛЬФ. Да я же таблеток горсть…
ОКСАНА. Не заливай, Рудольф. Где был?
РУДОЛЬФ. Дома. Клянусь здоровьем Московской тетки.
ОКСАНА. Полгода назад умерла. С кем был?
РУДОЛЬФ (в сторону). Точно. Полгода назад. (Оксане). Сам был.
ОКСАНА. Еще раз: с кем был?
РУДОЛЬФ. С горстью. Таб…
ОКСАНА. Рудольф?!!!
РУДОЛЬФ. Да, с горстью ж. Таб…
ОКСАНА. Где живет, сколько лет, как зовут?! Таблетку!
РУДОЛЬФ. Но я же...
ОКСАНА. И тебе, и этой… ТАБЛЕТКЕ шею сверну. Переломаю ноги!
РУДОЛЬФ (истошно). Я клянусь!

Пауза.

ОКСАНА. Утром я заказала белье.
РУДОЛЬФ. Уже?!!
ОКСАНА. Да! ( с издевкой). «Уже»!
РУДОЛЬФ. Где заказала?!
ОКСАНА. «Где?!!» Ответить прозой или в рифму? В прачечной! И потому нужна мне была твоя помощь. Поддержка. Одно-два слова!
РУДОЛЬФ. Не по телефону же.
ОКСАНА. Конечно! (Снова с издевкой). «Не по телефону!» Который весь день молчит. Негодяй!
РУДОЛЬФ. Ну, прости, Ксана. Прости.

Тут из-за правой кулисы в вагон входит проводник. Он осторожной, кошачьей походкой направляется к Оксане.

ПРОВОДНИК (вкрадчивым голосом). Я это… Хотел предложить… Если есть желание…
ОКСАНА.  Короче?!
ПРОВОДНИК. За небольшую плату.
ОКСАНА. Еще короче!
РУДОЛЬФ. Кто там?
ОКСАНА (Рудольфу). Проводник. 
РУДОЛЬФ. Что ему надо?
ОКСАНА. Помолчи! (Проводнику). Дальше?
ПРОВОДНИК. Пустуют в вагоне вашем (оглядывается) все купе. И если даме тесно, неуютно, так сказать, в шумном соседстве… можно… (жестом указывает на закрытую дверь).
ОКСАНА. Что «можно»?
ПРОВОДНИК. Переехать. Уединиться. За умеренную плату.
ОКСАНА (Рудольфу). Он мне предлагает перебраться в отдельное купе. Со мной сейчас едут трое.
РУДОЛЬФ. Нельзя!
ОКСАНА. Почему?
РУДОЛЬФ. Потому что тебя должны видеть как можно больше людей. Народу.
ОКСАНА. Действительно. (Проводнику). Нельзя.
ПРОВОДНИК. Что «нельзя».
ОКСАНА. Перебраться.  Нельзя мне.
ПРОВОДНИК. Почему?
ОКСАНА. Надо, чтоб вокруг меня было много народу.
РУДОЛЬФ (бьет себя по лбу). Кому ты это говоришь? Зачем ты ему это говоришь!?
ОКСАНА. Точно. (Проводнику).  Аривидерчи. (Жестом: убирайся). 
ПРОВОДНИК. Нет, ежли Вам дорого, сговоримся. Умеренная плата. (Пауза).
ОКСАНА. ??!
РУДОЛЬФ. Ну, чего он..?
ПРОВОДНИК. Дом недостроен, мать при смерти. Штифты в колене. Ревматизм...
ОКСАНА. Исчезни. Ущербный!
ПРОВОДНИК. Сильно! Емко. Понятно. (Идет назад к правой кулисе,  останавливается у купе, за дверью которого Инга, Марк и Волков. Прислушивается). И эти горланят. Едва не дерутся. Что ж за вагон. Всего четыре пассажира. (Пожимает плечами). Две ведьмы. Два идиота! (Скрывается за кулисой).
ОКСАНА (Рудольфу). Последний раз спрашиваю: где был? С кем?
РУДОЛЬФ. Говорю же: дома. Один. Сожрал таблеток горсть и…
ОКСАНА. Я знаю, где ты был! И с кем!
РУДОЛЬФ (со страху падает на колени. В сторону). Убьет! Убьет!! Бежать. В Воркуту. И дальше… (В голосе смертельный страх). Где ж я был?
ОКСАНА. Заперся в квартире, которую я! Именно я, дура, для тебя сняла! И резался в покер! До беспамятства! Так?!
РУДОЛЬФ (оживился, воспрянул духом. Встает с колен). Ксана…
ОКСАНА. Вместе со своими картежными друзьями?! Спустил все деньги, которые я тебе оставила перед отъездом!
РУДОЛЬФ. Да! Да! Я играл в покер! Но я не проиграл. Я выиграл! 

Тут из-за левой, ближней к залу кулисы, высовывается красивая женская рука. Только рука от пальцев до предплечья. На мизинце этой руки висит ажурный, «мощный» («арбузного» размера) красный бюстгальтер. Лишь одна бретелька на мизинце, весь бюстгальтер книзу. И свободные пальцы руки игриво зазывают Рудольфа: бросай болтать. Сюда. Скорей!   

ОКСАНА. И много выиграл?
РУДОЛЬФ (смотрит на женскую руку).  Много-мало… Но качественно! (Свободной рукой непроизвольно рисует женские формы). КАЧЕСТВЕННО!! Такой банк слупил! Одна другой… Жарче! Перчё… Перчёней…
ОКСАНА. Что ты мелешь? Ты о чем?!

Тут из-за другой, левой средней кулисы, появляется вторая рука. Как и прежде только рука. И на мизинце этой руки женские плавки черного цвета. Свободные пальцы руки зазывают Рудольфа еще настойчивей за кулису. 

РУДОЛЬФ (облизывает губы. Отчаянное нетерпение. В сторону). Кто ж придумал проклятый телефон. Разбил бы щас его о башку этого! Изобретателя!! (Оксане). Я не «мелю». Я говорю. Сколько б не выиграл: все деньги… Все! До копейки! В семью.
ОКСАНА. Мы еще не семья. Мы не оформили отношения.
РУДОЛЬФ. Чего? Где не оформили?
ОКСАНА. В ЗАГСЕ. В церкви, наконец.
РУДОЛЬФ (безотчетно прячет свободную руку в карман халата). Нет, мы семья! (Достает из кармана свободную руку, сжатую в кулак, бьет себя по груди).  Настоящая! ЕВРОПЕЙСКАЯ! Семья. (Разжимает кулак и вдруг из кулака падают красные плавки). Ёрш, твою медь! (Ловит плавки налету, прячет в карман).
ОКСАНА. Что ты там лепечешь?

Тут обе женские руки синхронно зовут Рудольфа за кулисы.

РУДОЛЬФ (мечется по сцене, раздираемый страстями, не зная, что делать, что говорить. Нервно перекладывает телефон в другую руку, свободную теперь запускает во второй карман). Телефон, скотина! Выскользнул из рук.
ОКСАНА. Что?
РУДОЛЬФ. Да мы - семья, говорю. (Достает из кармана свободную руку, сжатую в кулак. Разжимает кулак, бьет себя ладонью «по сердцу». Из руки выскальзывает черный бюстгальтер). Мы крепкая! Современная! Семья! (Говоря это, пытается на лету поймать бюстгальтер). Да ёрш твою медь! (Ловит и прячет в карман). 
ОКСАНА. Какая семья?

Тут из-за самой дальней к зрителю левой кулисы появляется третья элегантная женская рука. И ставит она на сцену вешалку, с которой свисает женский кожаный костюм для «крайних плотских утех». Рудольф, взвывает, «брызжет слюной» от нетерпения. Исполняет танец марала, которому на время достался гарем.      


                Чего молчишь? Я спрашиваю: какая мы с тобой семья?
РУДОЛЬФ. Ультрасовременная! европейскаясемья (последнее скомкано, произнесено одним словом, горло пересохло). 
ОКСАНА. Не смей больше отключать телефон!
РУДОЛЬФ. Да! (Согласен на все, только бы скорей кончился разговор).
ОКСАНА. Звони мне, как соскучишься.
РУДОЛЬФ. Да. (Сглатывает слюну).
ОКСАНА. Поезд завтра приезжает рано.
РУДОЛЬФ. Да.
ОКСАНА. В полшестого.
РУДОЛЬФ. Да.
ОКСАНА. Что ты все: «Да! Да!»
РУДОЛЬФ. Нет!
ОКСАНА. Что значит: «Нет»?
РУДОЛЬФ. Да.
ОКСАНА (в сторону). Может, и впрямь заболел? (Рудольфу). Рудик, если, действительно, тебе плохо..?
РУДОЛЬФ. Да!
ОКСАНА. Возьми: чай, малину, книгу. Отдыхай.
РУДОЛЬФ. ЧАЙ! (Первая рука с красным бюстгальтером исчезает за кулисы). МАЛИНА! (Исчезает вторая рука). КНИГА! (Скрывается рука с вешалкой). ОТДЫ-Ы-Ы-ЫХ-Х-Х-ХА-А-А-Ю!!!
ОКСАНА. Ты меня любишь?
РУДОЛЬФ. Да!
ОКСАНА. Ты со мной счастлив?
РУДОЛЬФ. Да!
ОКСАНА. Ты встретишь меня завтра? Несмотря на ранний час?
РУДОЛЬФ. Да!
ОКСАНА. Тогда спи, счастье мое. Только не забудь: Ранний час.
РУДОЛЬФ (отключает телефон, прячет в халат, выходит на середину сцены; разбег и прыжок за кулисы). «Счастливые часов не наблюдают!»  А-а-а-а-а-а-а-а-х-х-х-х! (Ныряет за сцену, как ныряют в теплое, нежное море. За сценой желательно постелить в два-три ряда поролон).   

Оксана возвращается к двери в свое купе, открывает ее.


КАРТИНА ТРЕТЬЯ.

МАРК. Значит, производство мое: дрянь! И консервы мои: гадость.
ВОЛКОВ. Послушайте. Не вскипайте, как чайник. Я говорил лишь о потере качества.
МАРК. Нет. Вы сказали, что жрать их теперь нельзя.
ВОЛКОВ. Наверно, не «жрать»? А: «есть»?
ОКСАНА (Марку). Позвольте, Марк, я сяду.
МАРК. Да.
ОКСАНА (садится). Шумно у вас. (Складывает все, ранее выброшенное из сумки, обратно).
МАРК. Вы  знаете, что такое производство? Паркетный экономист! Настоящее пищевое производство?!
ВОЛКОВ. Я не «паркетный экономист». Я занимаюсь наукой. Экономикой.
МАРК. Вы знаете, сколько надо приложить усилий, чтоб этот дьявольский механизм – пищевое производство – заработал.
ВОЛКОВ. Знаю.
МАРК. Да ни черта вы не знаете. Я готов производить шикарную колбасу, чудные консервы, элитные сыры. Только народ сейчас нищ! В основном. Вы представляете, какая сейчас зарплата у простого работяги в Белгороде или Вышнем Волочке? Двести-триста километров от Москвы и Питера?
ВОЛКОВ. В общих чертах.
МАРК. Чушь собачья – эти ваши «общие черты». Не представляете!  Восемь – десять тысяч рублей. Пятнадцать – предел мечтаний. И ритейлеры, эти продавцы в супермаркетах согнули производителя в бараний рог. Сделай вкусно и даром. А вкусное не может быть даром! Даром может быть только дерьмо! Но этот бедолага! Который живет в провинциальной России, за месяц работы получает десять тысяч рублей. Он не в состоянии за колбасу дорого платить. Он ищет… Нет, даже не ищет, он рыщет! Как волк! Наматывая круги от магазина к магазину. Рыщет ДЕШЕВИЗНУ! Так называемые, скидки! Халяву и даром! Но вкусное не бывает даром.
ВОЛКОВ. Сложно объясняете.
МАРК. Да какие тут сложности! Профессор. Чтоб не разориться, чтоб не остановить производство, я вынужден был урезать зарплаты своим людям, ушли классные профессионалы. Но, главное, в колбасе стало меньше мяса. И вы мою колбасу перестали жрать!
ВОЛКОВ. Выбирайте выражения.
МАРК. Ладно. Перестали есть.
ВОЛКОВ. Может, на Вашем предприятии слабый менеджмент?
МАРК. Нет, профессор. Дело в том, что богатый человек ест каждый день вкусную и дорогую колбасу, а нищий жует подошву своих стоптанных сапог.
ВОЛКОВ. Поясните?
МАРК. Поясняю! Пока зарплата в Белгороде десять тысяч, половина из которых за квартиру, я буду вынужден производить не колбасу! «Подошву стоптанных сапог». 
ВОЛКОВ. Почему?
МАРК. Повторяю. Чтоб не разориться. А вот когда народ станет богаче втрое, хотя бы вдвое… Тут же перестанет покупать мою колбасу.
ВОЛКОВ. «Подошву стоптанных сапог»?
МАРК. Именно! И заставит меня и всех других класть в колбасу мясо. Ничего, кроме мяса!
ВОЛКОВ. Если говорить всерьез о вашем предприятии. Знаете что-нибудь о системе ХААСП ?
МАРК. О «Критических контрольных точках» производства?
ВОЛКОВ. Да.
МАРК. На бумаге, дорогой профессор, все потрясно. А на деле… Вот вам случай из практики. Месяц назад. Мой консервный завод в поселке в Воронежской области. Пятнадцать тысяч народу.
ВОЛКОВ. Завод – градообразующее предприятие?
МАРК. Именно. Звонит мне дежурный по заводу и орет: караул. Восемь автоклавов, по пять тысяч банок консервов в каждом не варены. То есть, банки закрыты, закатаны. Но мясо в них сырое. Банка в розницу 60 рублей. Продукции на 4 миллиона. Вот-вот все, стухнет, к чертям собачьим! По технологии не более двух часов в сыром виде. В закатанной банке. Дальше консервам смерть. И в этот день городу исполнилось 200 лет. И автоклавёр бросил пять автоклавов, пошел бухать. Праздновать. Решил по-тихому утром вернуться, консервы сварить. Этот молодой ублюдок, как потом выяснилось, был племянником мэра города. Взяли его на комбинат по протекции. За окном пятница, вечер, восемь часов. Впереди два выходных. Как по волшебству все работяги вдруг отключили телефоны. На сутки вымерли! Я дозвонился до Главного инженера. Он приехал не трезвый, но опыт не пропьешь! И вот я пошел в котельную. И в новых ботинках «Бальдинини» за 25 тысяч, и в небесного цвета рубашке от «Гуччи» запустил парогенератор. А он, сволочь, давай чихать. Когда я опалил себе брови и волосы, вспомнил: мне, мудаку, говорили: Марк Давыдыч, надо поменять форсунку парогенератора. Марк Давыдыч, надо починить автоматику парогенератора. Я: да, да. Сам экономил. И вот стою у этого парогенератора, он пляшет. Ходит ходуном. (Усмешка). Мне страшно. Но я даю пар заводу! Хозяин. Едрена вош. Директор.
ИНГА. Картина. 
МАРК. Та еще. А Главный инженер –  на вечер стал автоклавёром. Варил консервы. Напутал, зараза, с режимом, банки пошли «птичкой». Профессор, вы знаете, что такое в консервном производстве «птичка»?
ВОЛКОВ. Не знаю, Генеральный директор.
МАРК. Ёрничаете?
ВОЛКОВ. Меня зовут: Лев Александрович.
МАРК. Конечно. И я спрашиваю вас, какой тут, к черту, ХАССП. Какие там «контрольные точки»?! Когда ВОТ ТАКАЯ! Действительность!!
ВОЛКОВ. Очевидный управленческий кризис.
МАРК. Что – «кризис»?
ВОЛКОВ. То, о чем Вы сейчас рассказали.
МАРК (кричит). Да, Лев! Александрович!! Ты в своей жизни сам что-нибудь построил? Своими руками. Дом на даче? Гараж? Курятник?
ВОЛКОВ. К чему вопрос?
МАРК. Профессор, чем ты ворочал в этой жизни тяжелее языка?!

Пауза.
 
             Молчишь? Не знаешь, что ответить?!
ВОЛКОВ. Проблемы, о которых вы говорите сейчас, Марк, не новые. Недавно я читал о них в авторитетном научном журнале. 
МАРК. Вот! Вот!! Даже науку занимают мои проблемы. (Инге и Оксане). Дамы! Тут мы отвлеклись с профессором. Шампанское, воллованы…
ИНГА. Воздержусь.
ОКСАНА. Я тоже.
МАРК. Так в каком журнале писали о моих проблемах, профессор?
ВОЛКОВ. В журнале: «Иранский свиновод».
МАРК (багровеет, вскакивает). Слушай, профессор. Твою м…. (смотрит на попутчиц, едва сдерживается). Тебе не нравятся мои колбасы? Мои сыры?! Но мне на это наплевать. Я должен был сохранить производство! Пусть колбаса моя – дерьмо, но триста человек до сих пор работают на заводе, получают зарплату. А два года назад работало полтыщи. И пусть такие как ты считают: колбаса моя – дерьмо. Пусть думают, и пусть считают, что я… ДЕРЬМО!!! Мне на это наплевать! Ты все понял?! Профессор!
ВОЛКОВ. Дерьмо, будьте добры, газету? (Указывает на дальний угол стола, где лежат стопкой  газеты). 

Марк хватает Волкова двумя руками за шею, собирается ударить головой, но в последний момент останавливается.

                Вы можете сейчас сломать мне нос. Вы сильнее. Но я Вас засужу. Будете полжизни оглядываться за спину.
ИНГА (жестко, не по-женски). Хватит. (Бьет ладонью по столу, встает). Сели! Оба!!   

Марк убирает руки с шеи Волкова. Мужчины медленно садятся.    

МАРК. Только этого мне сейчас не хватало. (Разминает шею). Плохой ответ, профессор. Но все ж ответ. (Расстегивает верхнюю пуговицу рубашки).   
ВОЛКОВ (разминает свою шею). На самом деле, Марк, я так не думаю. Я хотел объяснить вам. СЛОВА! ВСЕ СЛОВА, которые мы говорим, имеют значение. (Пауза). ЭМОЦИИ ИСЧЕЗАЮТ БЫСТРО. КАК ДЫМ. НО СЛОВА РУБЦУЮТСЯ В ШРАМЫ. И НОЮТ В ЗАКОУЛКАХ ПАМЯТИ  ДО СМЕРТИ. (Пауза).
 
Марк резко встает, выходит из купе, и идет в сторону правой кулисы. Быстро исчезает за ней.

ВОЛКОВ. С детства не выносил фамильярности. Амикошонства. Я потому стал заниматься наукой, преподаванием, чтобы ко мне относились уважительно. И в 22, и в 30, и в мои 47. (Вздыхает). На пироне он так налетел на меня, что я грохнулся! Я прямо-таки встрял лицом в пирон. Очки с лица вон. Телефон из рук! Да на асфальт! Вдребезги!
ОКСАНА. Так это был Марк?!!
ВОЛКОВ. Конечно. А те, что бежали за ним, или просто бежали, не знаю. Раздавили очки. Которые я искал, выбирал… Три месяца!
ИНГА. Дорогие?
ВОЛКОВ. Важно ли это? Сейчас без всякой причины. Запросто! Он наговорил мне столько гадостей..! (Качает головой). Сколько я не соберу в памяти за десятилетье! В следующий раз полечу самолетом. Чего бы мне это ни стоило.
ИНГА. Не зарекайтесь.
ВОЛКОВ. Непременно полечу. (Выходит из купе, идет налево, становится у самого крайнего окна вагона, рядом с кулисой, опускает окно вниз. И как это бывает в пути, стук колес врывается в вагон (на сцену) из окна, за ним тепловозный гудок).

Волков стоит у открытого окна, наслаждается божественной перспективой пространства. Ветер бьет в его усталое, удовлетворенное лицо. Появляется Марк. Быстро идет от правой кулисы, заходит в купе. За Марком следует проводник.  С напускным подобострастьем. В руках несет мешки для мусора. Волков, завидя Марка, идет к левой кулисе, скрывается за ней.
 
МАРК. День Рожденья папы удался. (Проводнику). Санчо Панса. Мешок! (Берет у проводника мешок, бросает в него всю снедь со стола). Помидоры провансальские. (В мешок). Вместе с приборами: ножи-вилочки.
ПРОВОДНИК (из-за спины). Эх, приборчики. В хозяйстве сгодились бы!
МАРК.  Остынь, голуба! Гулять, так гулять! Суфле сырное. Фуагра с апельсином. ( В мешок). И напитки. К изыскам! (Проводнику). Еще пакет!
ПРОВОДНИК (полушутя-полусерьезно). Извольте, барин. (Дает второй мешок, забирает первый).
МАРК. Волованы. Соус. Холодное…

Стол почти чист.
             Счастья, долгих лет тебе! Папа! (Смотрит на Оксану, отдает Проводнику второй пакет).
ОКСАНА (кивает). Того же. (Указывает на стол). Салатик. Кажется «Греческий». Забыли.
МАРК (оглядывается по сторонам: что бы придумать). А это… Подарок. Тульским полям. (Открывает окно, возникает громкий стук колес).

Марк высовывается из окна, насколько хватает сил и роста, выбрасывает пиалу с салатом. Пиала делает пируэт за окном (зритель этого не видит) и возвращается назад. Марк закрывает окно, поворачивается к залу. Полсалата на лице. Пауза.

ИНГА. Месть тульских полей.
ПРОВОДНИК. Как вас салатом уходило, барин! Полотенце? Зеркальце?
МАРК.  С днем Рожденья, папа.
ОКСАНА. Впечатляет. Это от души.

Марк прикрывает до половины купейную дверь и за ней вытирает лицо.   

ПРОВОДНИК (залу). Клоун? Или идиот?
МАРК (открывает дверь, Проводнику). Чист?
ПРОВОДНИК (внимательно разглядывает  Марка, снимает горошину с головы). Горошек. Зеленый. (Держит пальцами, размышляет: куда бы деть горошину, решает съесть. Ест, морщится).
МАРК. Суховато? Соус из пакета зачерпни. (Указывает на мусорный пакет).
ПРОВОДНИК. Надо бы это… (смотрит на мусорные пакеты).
МАРК. Денег за пакет?
ПРОВОДНИК… (разводит руками: надо бы).
МАРК (достает бумажник). Пакеты. (Дает купюру Проводнику).
ПРОВОДНИК (берет деньги, не уходит).
МАРК. А..! (С пониманием кивает). «Мать при смерти»?
ПРОВОДНИК (благодарно кивает, берет купюру). ! (Не уходит).
МАРК (дает новую купюру). «Штифты в колене»?
ПРОВОДНИК (берет купюру, кивает, не уходит). !!
МАРК (новая купюра). «Ревматизм»?
ПРОВОДНИК (берет купюру, мнется: сказать - не сказать). …
МАРК. Говори!
ПРОВОДНИК. Отец! Два года как умер. Памятник не на что справить. А у Вашего слышал: день Рождения. Нынче. 
МАРК (лезет в бумажник). На это трижды возьми.   
ПРОВОДНИК (глаза к небу). Спасибо тебе, господи! За такого пассажира.
МАРК. Вернешься домой, заведи ферму, купи корову.
ПРОВОДНИК. Зачем?
МАРК. У тебя доить получается. ДО ДНА. (Резко закрывает дверь купе).
ПРОВОДНИК (подобострастно). Всенепременно, барин! Всенепременно!! (Поворачивается, идет к правой кулисе, качает головой). Кретин. 

Затемнение



КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Появляется свет. Опускается часть декорации, которая ранее, поднималась наверх, открывала залу коридор вагона и шестое купе. Теперь зеленый вагон поезда тянется от кулисы к кулисе без разрыва посредине, как в начале Первого акта. 

Объявление: «Скорый поезд Сто Двадцать Первый, Владикавказ-Санкт-Петербург,  прибыл на вторую платформу левая сторона. Репродуктор: «Только у нас! Только у нас! Свежий, вкусный Тульский пряник…»   
 
ВОЛКОВ (появляется из-за правой кулисы, напряжен, взволнован, держит в руках телефон, набирает номер). Ну,  черт возьми! Да, что ж это такое! 

На сцену из-за левой кулисы выбегает дочь Волкова. Она плачет. Одета по-домашнему. В одной руке телефон, в другой видавший виды чемодан и  простые девичьи вещи: майки, блузки, брюки… Вещи и чемодан с трудом удерживаются одной рукой; девушка прижимает все это к груди. Лиза садится на сцену у самой рампы, кладет рядом чемодан, вещи. Плечом держит у уха телефон. Во время разговора сумбурно, неаккуратно укладывает вещи в чемодан.   

ЛИЗА. Папа, я уеду! Прямо завтра же. Я не могу с ней жить!
ВОЛКОВ. Лиза, может, рано: завтра? Я не успею для тебя все приготовить.
ЛИЗА. Почему она со мной так!? (Рыдает). Почему?!
ВОЛКОВ. Что случилось?
ЛИЗА. Час назад мы пошли покупать мне туфли. Еще не пошли, собирались. Я стояла в прихожей, а она… (рыдает взахлеб). 

Тут из-за левой кулисы появляется бабушка. Одета, как и в прошлый раз, не по возрасту стильно. Ультрасовременная рубашка, ремень с крупной пряжкой. Джинсы не традиционного цвета, а ярко-красные, модного кроя. Туфли: в тон джинсам, лодочки из алой замши. Бабушка входит неслышно, Лиза сидит к ней спиной. В руках у бабушки маленький раскладной стульчик. Его она тихо раскладывает, потом усаживается за спиной внучки: метрах в двух.   

ВОЛКОВ. А она?
ЛИЗА. А она спросила: почему я выгляжу безобразно?
ВОЛКОВ. Что значит: «безобразно»?
ЛИЗА. Сейчас же пойди, говорит, и свою скорбь смой с лица.
ВОЛКОВ. Что «смой», не понял?
ЛИЗА. Иди, говорит, подведи брови! Сделай губы, глаза! Я говорю: бабушка! Не могу. Какая краска?! Трех недель не прошло, как мамы нет!
ВОЛКОВ. А она?
ЛИЗА. А она (рыданья), она говорит…
ВОЛКОВ. Что говорит?
ЛИЗА. «Живые, пока живы, должны думать о живых. Мертвые пусть думают о мертвых!»
ВОЛКОВ (в сторону). Стерва! Стерва!! Ну, что ж за дрянь!
ЛИЗА. Потом, говорит: марш к зеркалу! Губы накрасить, глаза подвести... Зачем она так?!
ВОЛКОВ. Лизанька, я не знаю, зачем? Только она, эта… (ищет слово, не находит). Твоя бабушка знает:  зач..! (обрывается связь). Да что ж такое?! Эх-х-х, телефон. Почему проклятая батарея умирает тогда, когда сильней всего надо, чтоб она жила! (Убегает за правую кулису).
БАБУШКА. Ну, что, Лизетта, сказал тебе великий деятель ЭКОНОМИЧЕСКОЙ (с сарказмом) науки? Твой отец.
ЛИЗА (от неожиданности и жуткого страха вскакивает). Бабушка! Почему ты опять меня напугала! Сердце, чуть не наружу! Изнутри!
БАБУШКА. Молодому сердцу полезно разогнать вялую кровь.
ЛИЗА. Ты вошла тихо!
БАБУШКА. Вошла.
ЛИЗА. Села сзади!
БАБУШКА. Села.
ЛИЗА. Слушала, о чем я с папой говорю.
БАБУШКА. Немного. К сожаленью, не все. 
ЛИЗА. Почему ты всегда открываешь входную дверь ТИХО?!! И пугаешь меня до смерти!
БАБУШКА. Лизетта, если хочешь, чтобы дверь доверяла тебе свои тайны, всегда отворяй её тихо.
ЛИЗА (хватает чемодан, плачет еще сильней, бежит к левой кулисе). Бабушка!!! (Исчезает за кулисой).
БАБУШКА (аккуратно собирает все оставленные на сцене вещи. Внучке за кулису). Так что сказал нам несравненный папочка?  (Уходит вслед за внучкой). Будет скорой? Дорога в Петербург? (Со всеми Лизиными вещами, прихватив с собой стул, покидает сцену).

Вновь появляется из-за правой кулисы Волков. Он медленно прохаживается вдоль вагона. Нервозность читается во всем: в походке, движенье рук, во вздохах - то глубоких, то прерывистых… Инга выходит на сцену вслед за Волковым, в руках маленький пакет.
   
ИНГА. Взяла «Тульский пряник». Представляете, последний раз была в Туле семнадцать лет назад. Проезжала на поезде. Как сейчас.
ВОЛКОВ. Решили сравнить прошлый пряник и настоящий?
ИНГА. Решила. Опять что-то стряслось?
ВОЛКОВ. Громко кричал?
ИНГА. Громко.
ВОЛКОВ. Понимаете, Инга, моя бывшая теща – это исчадие ада! Свою внучку, мою дочь! Допекла! И теперь Лиза собирает чемодан! Едва ли не завтра едет ко мне!
ИНГА. Так это же здорово!
ВОЛКОВ. Да что же в этом замечательного?! Я не умею врать. Ну… (разводит руками)  почти не умею. Все на лице.
ИНГА. Это прекрасно!
ВОЛКОВ. Какое там! Иногда надо соврать. (Машет рукой). А я лучше ничего не скажу.  Но моя жена… Она так посмотрит иногда. Взглядом наизнанку вывернет. Эти ее глаза! Прокурор! Сущий!
ИНГА. Ваша дочь здесь при чем? (Лезет в пакет, отламывает пряник). Хотите пряник?
ВОЛКОВ. Нет.
ИНГА (открывает пакет). Мне не удержаться.   
ВОЛКОВ. Я сейчас приеду. И должен буду сказать жене: Лиза едет за мной! Ко мне! К нам. Но Ирина – моя жена – она интроверт.  Такой, что не рассказать! Она вся в доме! Никто ей не нужен. Ни родственники, ни друзья! Она со временем вытурила, вымела, как мусор и хлам, всех своих родственников. Маму, папу, брата, его обеих жен! Кошек, собак…
ИНГА. Всех?
ВОЛКОВ. Всех. Остались только я и наша дочь. Ей 8 лет. Другого мира для моей жены нет. И вот я должен сказать жене: едет Лиза. Но куда?! Я не знаю, что мне делать! Вдруг она возьмет, и объявится через неделю? Я к этому не готов!
ИНГА. Лев Александрович, да вы посмотрите на это с другой стороны?!
ВОЛКОВ. С какой?
ИНГА. У Вас дочь. Ей восемнадцать лет.
ВОЛКОВ. Семнадцать.

Тут из-за кулисы появляется СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР с потрепанным чемоданом на колесах. Идет через сцену от левой к правой кулисе. 

СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР (Волкову). Простите, какой вагон?
ВОЛКОВ. Первый.
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Надо же. Елки зеленые. Мне в пятнадцатый. Нет такси на пироне?
ВОЛКОВ. К сожаленью.
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Поезда длинные. Ноги короткие. «Почему люди не летают..»  (Исчезает за правой кулисой).
ВОЛКОВ (вслед пассажиру). Философ.
ИНГА. Да. Так вот, дочери вашей семнадцать. Вы ее воспитывали первые пять лет.
ВОЛКОВ. Меньше.
ИНГА. Потом не знали: как она, что с ней на самом деле.
ВОЛКОВ (кивает). Был исключен из почетной когорты её воспитателей.
ИНГА. Ребенок не видел Вас годы. Теперь остался один, или почти один.
ВОЛКОВ (машет рукой). Не «почти»! Один. Это (указывает в  сторону кулисы, за которой скрылась Бабушка, с сарказмом) «почти»… Лучше б оно в чреве рассосалось до рождения. Растерзали злобные бактерии «ЭТОТ ЭМБРИОН».   
ИНГА. Сильно.
ВОЛКОВ. Мягко сказано.
ИНГА. И вот ребенок один. Едет к Вам! И хочет вашего участия, любви. Да вы счастливый человек.
ВОЛКОВ. Полагаете?
ИНГА (дрогнувшим голосом). Знаю, что говорю! Вы счастливый человек!
ВОЛКОВ (пожимает плечами). Может, вам видней?
ИНГА. Что касается жены, как примет она вашу дочь. Когда мы поженились с мужем, в прошлой семье у него остались сыновья. Одного роста. Оба светловолосые, голубоглазые.
ВОЛКОВ. Близнецы?
ИНГА. Двойня. Да, важно сказать, мы познакомились с мужем, когда он уже был разведен. Иначе, я не подпустила бы его на пушечный выстрел!
ВОЛКОВ. Верю.
ИНГА. И вот я, ненормальная, боялась, мало ли, все вернется назад. Муж в прежнюю семью. Я снова одна. Запрещала ему видеться с детьми. 
ВОЛКОВ. А дети?
ИНГА (пожимает плечами). Не знаю. Так продолжалось года полтора… Или два. Но однажды они пришли к нам домой. Без приглашения. (Вспоминает). Нет-нет! Я вернулась домой и застала их у нас!
ВОЛКОВ. Случайно?
ИНГА. Да. И я поняла: они видятся с отцом – он молодец, а я… дура. ДУРА! Что с меня возьмешь.
ВОЛКОВ. Не стоит…
ИНГА. Стоит, стоит. Как журналист (с усмешкой) в прошлом. Разверну вашу мысль: все слова имеют значение. Но ИСТИННОЕ ЗНАЧЕНИЕ ЗАКЛЮЧЕНО В ТОЧНЫХ СЛОВАХ.
ВОЛКОВ. Соглашусь.
ИНГА. И вот с того дня дети стали приходить к нам иногда, потом чаще. Наконец, они зажили у нас неделями. Потом месяцами.
ВОЛКОВ. Правда?
ИНГА. Совершенная правда. Теперь они в Англии. Изучают право. В прошлом году мне стало плохо без них. Давно не виделись. Я одна полетела в Лондон. Мы провели вместе три недели. Было чудное лето! 
ВОЛКОВ. Здорово.
ИНГА. Теперь, когда они возвращаются домой – в Петербург, у нас живут дольше, чем с родной матерью. Мы тогда переезжаем на дачу. Парни шумные – квартиры нам маловато.
ВОЛКОВ. Да. Было б у меня так.
ИНГА. Будет, Лев Александрович. Будет. Вот увидите. Поверьте, Вы счастливый человек!
ВОЛКОВ (сомнения в голосе, тем ни менее согласно кивает головой). Верю. (Тяжело вздыхает). Вам верю.
ИНГА. Извините, пряник отнесу в купе.
ВОЛКОВ. Да, конечно.
ИНГА (почти подошла к кулисе, останавливается). Лев Александрович, нескромный вопрос: у Вас в семье все такие умные, здоровые? Счастливые?
ВОЛКОВ (задумался, вопрос застал его врасплох). Соврал бы с удовольствием. Врать не умею.
ИНГА. А не за чем врать.
ВОЛКОВ. Я с Алтая. В семье было 10 детей. У троих рак. Их уже нет. Нас осталось: четыре брата, две сестры. Трое братьев - алкоголики, две сестры – монахини в Бийском монастыре. Уж не знаю, какие были грехи. Теперь замаливают. Младший, четвертый брат, пропал. Лет пятнадцать о нем ничего. Хорошо, если в Сиднее шофером. Хуже, если в тюрьме, или давно в земле.
ИНГА. Печально.
ВОЛКОВ. Мать умерла восемь лет назад. С тех пор на Алтае не был. 
ИНГА. Почему?
ВОЛКОВ. Не тянет. В мир детства своего не хочу.
ИНГА. Простите.
ВОЛКОВ. Не извиняйтесь. Ведь это моя история. 
 
Инга уходит, скрывается за левой кулисой, Волков остается один. Через некоторое время на сцене вновь появляется Инга. Она идет по коридору вагона к своему купе, открывает дверь, входит в купе, закрывает за собой дверь. Из-за правой кулисы появляется Марк и направляется к Волкову.
МАРК (на ходу). Профессор?
ВОЛКОВ. Лев Александрович.
МАРК. Да. Лев. Саныч. Оказывается, это тебя  я сшиб на пироне. Утром. Когда поезд догонял.
ВОЛКОВ. Я об этом забыл. 
МАРК. Профессор, ты извини.
ВОЛКОВ. Марк… Не помню Вашего отчества.
МАРК. Да какое там, на хрен, отчество. Всё в Европу хотим, а просто по-европейски, без этих русских вывертов, общаться друг с другом не научились.
ВОЛКОВ. Франция – тоже Европа. Но и там принято обращаться к малознакомому человеку на «Вы». Простите, я старомоден.
МАРК.  То есть, не западник?
ВОЛКОВ. Нет. Скорей, русофил.
МАРК. Не «русофил»! Еврофоб!!
ВОЛКОВ. Марк, вы жонглируете понятиями, сути которых не знаете. И не понимаете. 
МАРК. Да, бес с ними. С понятиями. (Лезет в карман брюк, достает конверт). Вот.
ВОЛКОВ. Что значит: «вот»?
МАРК. Деньги на новые очки. Возьми.
ВОЛКОВ. Все же не «возьми»! Возьмите?
МАРК. Вот же ж-ж-ж-ж! Угораздило в купе соседствовать. Ладно. Возьмите!
ВОЛКОВ. Не возьму.
МАРК (в сторону). Что за тип. Подраться с ним не могу. Слишком умный. Но умом своим довел меня до белого каленья. (Волкову). Профессор, прошу, возьмите!
ВОЛКОВ. Не возьму.
МАРК. Почему?! Едрён батон!
ВОЛКОВ. Да, это Вы сшибли меня на пироне. Но сломали, раздавили очки мне не Вы. 
МАРК. А кто?
ВОЛКОВ. Двое ненормальных. Те, что бежали за кем-то сразу после Вас. Один наступил мне на руку, другой на очки.
МАРК. Но очки Вам раздавили из-за меня!
ВОЛКОВ. Марк, если этот вокзальный столб ( указывает в сторону) по какой-то непостижимой причине покоситься и рухнет на меня. Я умру из-за Вас?
МАРК. Почему: из-за меня?
ВОЛКОВ. Потому что именно Вы держите меня последние пять минут на ЭТОМ месте.
МАРК. Сойдите с этого места.
ВОЛКОВ. Зачем?
МАРК. Перейдите сюда.
ВОЛКОВ. Зачем?!
МАРК. Там Вас не достанет столб.
ВОЛКОВ. Так вот, полагать, что очки я потерял из-за вас – такая же глупость, как перейти на другое место.
МАРК. Почему?
ВОЛКОВ. Потому что этот столб простоит еще сто лет. И не упадет.
МАРК. Точно. Я идиот.
ВОЛКОВ. Уж, это, как Вам угодно.
МАРК. Лев. Александрыч. Почему Вы профессор? Не я?
ВОЛКОВ (пожимает плечами, разводит руками, не знает, что ответить). … 

Инга выходит из купе, на шее красный тонкий шарф, и идет к правой кулисе, затем исчезает за ней.

МАРК (прячет конверт в карман). Ладно. Оставайтесь без очков. Без денег. Шут с вами. Но со своими принципами.
ВОЛКОВ. Поверьте, они дороже денег.
МАРК. Профессор, у меня к Вам еще одна просьба.
ВОЛКОВ. Какая?
МАРК. Не выставляйте меня дубиной перед этой женщиной.
ВОЛКОВ. Какой женщиной?
МАРК. Перед Ингой.
ВОЛКОВ. Странная просьба.
МАРК. Инга мне нравится. И вам, профессор, она тоже нравится.
ВОЛКОВ. Конечно, как человек…
МАРК. Как женщина, профессор. Не врите ни мне, ни себе. Как женщина.
ВОЛКОВ (после некоторого раздумья, через силу, будто переступая через что-то в себе). ДА! И как женщина тоже!
МАРК. Спасибо.
ВОЛКОВ. За что?
МАРК. Не соврали. Знаете, дурацкие воспоминания. Я, когда был совсем пацаном, и постарше, часто ездил с мамой, с отцом поездом. Мечтал: однажды, куплю билет в купе. И так выйдет: попутчицей будет женщина. Восхитительная! И мы только вдвоем. И будем говорить, пить вино всю ночь. И обязательно ЭТО произойдет. Под утро.
ВОЛКОВ. Что произойдет?
МАРК. Не дурите, профессор?
ВОЛКОВ (едва не выходит из себя). Лев Александрович!
МАРК. Вы ж нормальный мужик.
ВОЛКОВ. Слушайте, Марк! Вы изумляете меня! Чем дальше от Воронежа, чем ближе к Петербургу..! Тем сильней и сильней! ИЗУМЛЯЕТЕ!! Она – эта женщина – воспитана, не в пример Вам. Умна. Самодостаточна. Похоже, счастлива.
МАРК (цинично кивает). Да, профессор, да.
ВОЛКОВ. Неужели Вы всерьез полагаете, что она хоть на секунду, хотя бы на мгновение пожелала (подыскивает слова) оказаться с Вами ОДНА!? В купе?!
МАРК. Да, профессор. Полагаю. Потому прошу, как мужик мужика! Не выставляйте меня дубиной перед Ингой. Мало того, Вы тоже думали об этом!
ВОЛКОВ. О чем?
МАРК. Как было бы в кайф оказаться с ней одной в купе поезда. Сегодня вечером. Сегодня ночью!
ВОЛКОВ. Да как вам в голову, в вашу БЕЗУМНУЮ БАШКУ! Простите! (Стучит несколько раз кулаком по своей голове) Могла прийти такая чушь! (Брезгливо отскакивает от Марка. Напряженная пауза. В сторону). НО ВЕДЬ ОН ПРАВ! Этот… Дрянной заводчик бедных воронежских свиней! Он прав, прав. ПРАВ!! Я ведь тоже думал об этом!
МАРК. Лев. Александрыч. Не выставляйте меня дубиной перед этой женщиной. Прошу.
ВОЛКОВ. Да идите Вы! К черту!! (Уходит, яростным шагом за левую кулису).

Марк идет к правой кулисе, исчезает за ней. Потом он появляется в вагоне поезда. Идет по коридору к своему купе, настежь открывает закрытую Ингой дверь. В купе Марк осматривается, снимает с вешалки пиджак Волкова и выходит с ним в коридор. Из-за левой кулисы появляется на сцене Оксана. Она спешит через сцену и вдруг видит Марка в вагоне за стеклом, останавливается. Приглядывается. Оксану Марк не замечает. Он достает конверт из своего кармана, из профессорского пиджака ручку, что-то быстро пишет на конверте, затем кладет конверт в карман пиджака Волкова, ручку возвращает на место.

ОКСАНА. Это ж профессорский пиджак. Мама дорогая. Неужели еду в одном купе с вором! (Хватается за сумочку, открывает ее, ворошит содержимое, облегченно вздыхает). На месте! Всё, сплю на чемодане, кошелек под подушкой! Ох, угораздило… (Быстро идет к правой кулисе, покидает сцену).

Марк тем временем возвращает пиджак на место, закрывает купейную дверь и идет к правой кулисе. В коридоре Марк встречает Оксану. Она спешит в купе. Поравнявшись с Марком, Оксана смотрит на него так странно, что Марк останавливается. Очень удивлен. И провожает Оксану  взглядом до двери купе. Дверь за Оксаной закрывается с громким щелчком. Марк скрывается за правой кулисой.

Объявление: «До отправления скорого поезда номер:  Сто Двадцать Один «Владикавказ-Санкт-Петербург» осталось пять минут». Репродуктор: «Только у нас! Только у нас! Свежий, вкусный Тульский пряник…»   
Марк выходит из-за правой кулисы, медленно прохаживается вдоль вагона. Появляется Инга. Подходит к Марку.

ИНГА. Ну что, профессор? Взял деньги?
МАРК. Не взял.
ИНГА. Я так и думала. Этим он мне еще больше нравится. А вы получили.
МАРК (кивает). Получил. Упрямый мужик. До чего ж упрямый. Но я приготовил ему сюрприз.
ИНГА. Какой?
МАРК. Не скажу.
ИНГА. Вы не женщина. Загадочность вам не к лицу.
МАРК. Не скажу!

Тут из-за правой кулисы появляется СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Понуро бредет с чемоданом через сцену.

            Не нашли пятнадцатый вагон?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР (ставит чемодан). Нашел. Не было проводника на пироне. Сам сел. Место по билету. Гляжу на столе газета. Читаю. Страшная история. Знаете Кению? Найроби?
МАРК. Африка?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР (кивает). Африка. Аэропорт. Сорок человек летят в Берлин. Самолет на взлете. И вдруг! У самолета спустило колесо. Страшная история.
МАРК. Стойте. Вы в пятнадцатый вагон сели?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Сел.
МАРК. Зачем вышли?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Я ж рассказываю. Страшная история. Сорок человек.  На борту самолета. Спустило колесо. Знаете, чем качают колеса самолета?
МАРК. Нет?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Кто бы знал. Азотом!
МАРК. Азотом?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Пошли за баллоном. Чтоб  накачать колесо. Баллон пустой. Ну, нема  азота. Чё делать..?
МАРК. Вы зачем из пятнадцатого вагона вышли?!!
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Я  ж рассказываю! Страшная история. Решили снять колесо. Пошли за домкратом: нет его. Сперли домкрат.  Пассажиры - половина в панике, половина в гневе. Позвали представителя аэропорта. Пришел Весека Самба.
МАРК.  Кто?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Представитель аэропорта.
МАРК. Вы вопрос слышите?! Читать по губам умеете?! Зачем вышли из вагона?!
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Проводник пришел.
МАРК. И что?!
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Дайте ж  кончить! Страшную историю!
МАРК (передразнивает). Да кончайте ж! Историю!
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Пилоты нашли велосипедный насос.  Качали полчаса. Не помогло. Колесо самолета. Велосипедным насосом! Африканцы дают! Один пилот стал надувать колесо ртом. Потерял сознание. Через три минуты. Надуть губами. Колесо самолета.
МАРК (с издевкой). Африканцы? Дают?!
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Дают! Потом пассажир по фамилии Муту свистком от спасательного жилета тяпнул по лицу Весеку Самбу!
МАРК Кого?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Работника аэропорта. Знаете, что заявил Весека Самба?
МАРК. Что заявил?
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Через две недели будет другой рейс. И….
МАРК. Ты зачем вышел из вагона?!!!!!
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Питерский поезд?
МАРК. ИНГА (Разом. Разъяренно). Питерский!!!
СЛУЧАЙНЫЙ ПАССАЖИР. Мне ж в Саратов. (Берет чемодан, уходит понуро. Исчезает за левой кулисой).

Долгая пауза.

МАРК. У вас чудный шарф. Как бы точнее выразится… Потрясно смотрится. Прямо на картину. Хоть сейчас: мольберт, краски. Вы загадочны. И загадочность Вам к лицу. Вы красивы. И у вас шарм…

Вдруг Инга импульсивно, неожиданно целует Марка в губы. Отрывистый поцелуй. Длится мгновение. Марк изумлен. Сама Инга смущена, смотрит в сторону. Двое стоят как статуи. Объявление: «Скорый поезд  Сто Двадцать Первый «Владикавказ-Санкт-Петербург» отправляется с пятого пути». Затемнение. Во тьме возникает стук колес, все громче и громче, поезд разгоняется сильней и сильней, наконец, мчится на полном ходу. Возникает свет. Перед нами та же декорация: вагон поезда во всю длину. И слева за стеклом вагона зритель видит Волкова. Он стоит, прислонясь плечом к стеклу, взволнованно говорит по телефону, потом делает два шага в одну сторону, в другую. И так, шагая туда-сюда, туда-сюда все говорит- говорит. За бешенным, громким стуком колес зритель не слышит ни одного слова. В конце вагона, у правой кулисы, оживленно о чем-то спорят Марк и Проводник. Марк достает бумажник, отсчитывает купюры. Проводник возражает жестами: мало. Марк дает еще. Спор продолжается. Недовольный Проводник хочет уйти, Марк его останавливает… Открывается дверь купе, выглядывает Оксана. Она смотрит налево, потом направо, пожимает плечами, снова прячется в купе, закрывает за собой дверь. Затемнение. 

КАРТИНА ПЯТАЯ.

Ночь. Те же декорации. От левой к правой кулисе тянется зеленый вагон. На сцене появляется Оксана, за ней Волков.

ОКСАНА. Никогда не думала, что буду гулять по пирону этого захолустья. Проезжала на машине много раз, но поезд, пирон…
ВОЛКОВ. И я не думал.
ОКСАНА. Скажите, Лев Александрович.
ВОЛКОВ. Да?
ОКСАНА. Вот я ни чёрта не смыслю в экономике. В большой экономике. Я как веду свой бизнес: чувствую, где деньги, и зарабатываю их. По наитию. По чутью!
ВОЛКОВ. Может быть, в вашем случае это правильно.
ОКСАНА. Нет! Думаю, это не правильно. Но я сейчас о другом. Вы, ведь, знаете миллион историй: как сколачивались состояния. И в прошлом. И теперь.
ВОЛКОВ. Знаю. Не «миллион историй». Некоторые знаю.
ОКСАНА. Вы, обладая такими знаниями, должны были сколотить огромное состояние. Ведь, если человек понимает, как зарабатываются миллионы, как контролируются финансовые потоки! Как создаются деньги! Куда движутся… Он просто обязан их заработать!
ВОЛКОВ. Все не так!
ОКСАНА. Объясните?
ВОЛКОВ. Знать, как заработать и суметь заработать – вещи разные.
ОКСАНА. Почему?
ВОЛКОВ. Хороший менеджер должен обладать замечательной интуицией. Мгновенной реакцией на резкое изменение обстоятельств. Способностью уволить сотню сотрудников в один день. При необходимости жёстко идти против всех. 
ОКСАНА.  И что?
ВОЛКОВ. Я занимаюсь наукой. Преподаванием. У меня, скорее всего, нет и половины необходимых качеств.
ОКСАНА. Откуда вы знаете?
ВОЛКОВ. Если б они были, сейчас я возвращался бы домой  в своем самолете.
ОКСАНА. Во как!
ВОЛКОВ. Или бизнесклассом  «Боига». Согласитесь, не самый плохой вариант.
ОКСАНА. Все равно не очень понятно…
ВОЛКОВ. На пост вице-президента одной американской транснациональной корпорации подходил кандидат. Возраст, карьерный рост, широта мышления…
ОКСАНА. Подходил на все сто?
ВОЛКОВ. Именно. Он был на голову выше остальных претендентов. И вот его вызвали на собеседование в совет директоров компании. Всем казалось: пустая формальность перед назначением. Председатель совета директоров спросил: а у Вас есть что-то или кто-то необычайно значимый в жизни. Претендент подумал и ответил: да, есть. Я очень люблю своего младшего восьмилетнего сына. Тогда Председатель спросил, скажите, а что будет, если он вдруг умрет? Претендент побелел, как мел, и заявил: я даже думать не могу об этом. Наверно, я не выдержу: умру, сойду с ума, что-нибудь с собой сделаю! Стану монахом…  Значит Вы, заявил Председатель, допускаете мысль, что можно взять и наплевать на сто тысяч вверенных вам сотрудников,  огромную корпорацию, миллиарды долларов?! Случись, смерть вашего сына?!! (Пауза).
ОКСАНА. Что было дальше?
ВОЛКОВ. Карьера претендента на этом закончилась. И, конечно, вице-президентом компании он не стал.
ОКСАНА. Интересно.
ВОЛКОВ. Поучительно. Наконец, чтобы заработать миллионы и миллиарды надо быть «Гением места». 
ОКСАНА. То есть?
ВОЛКОВ. Надо оказаться в определенный час, в определенную минуту там, где рождаются миллиарды. Там, где их создают.

Неожиданно у Оксаны звонит телефон.

ОКСАНА (достает трубку). Да, слушаю. (Волкову). Извините, профессор. (Быстро уходит за кулису).
ВОЛКОВ (один). Не понимаю, что происходит. Два часа назад она пригласила меня на ужин  в вагон-ресторан. Отвратительная еда. Я согнул вилку, пока разрезал на куски жуткий стейк! Полагаю, самым тупым в своей жизни ножом. Полусырой картофель! Бессмысленный разговор! Сущий трёп. Зачем она меня позвала? Зачем я согласился с ней пойти?!  Иногда вежливость  обходится человеку слишком дорого.

Возвращается Оксана.


ОКСАНА. Простите. Полпервого ночи. И очень важный звонок. (Прячет телефон в карман).
ВОЛКОВ.  Скажите, Оксана. Вы когда видели Ингу и Марка? Последний раз? Я проснулся, было около девяти. Почему-то подумал: они отправились в вагон-ресторан. Но их ведь не было в вагоне-ресторане?
ОКСАНА. Вы, почему спрашиваете?
ВОЛКОВ. Вежливое любопытство. Ничего более.
ОКСАНА. С восьми вечера я их не видела.
ВОЛКОВ. Не находите это странным?
ОКСАНА. То есть?
ВОЛКОВ. От Марка можно всего ожидать. Нашел друзей, отстал от поезда. Но Инга? Не предупреждала Вас ни о чем?
ОКСАНА. Не предупреждала.
ВОЛКОВ. Значит, она, просто исчезла?
ОКСАНА. Не знаю.
ВОЛКОВ. Слушайте, вдруг, что-то случилось? Женщина вышла на пирон, случайно осталась. Или на нее напали. Отобрали сумку! Бумажник. Если сейчас Инги нет в купе вагона, надо звать начальника поезда. Немедленно! И…
ОКСАНА. Профессор! Не надо никого звать.
ВОЛКОВ. Лев Александрович.
ОКСАНА. Не надо никого звать! Лев Александрович.
ВОЛКОВ. Почему?
ОКСАНА. Потому что Марк у Проводника пять часов назад взял ключ от свободного купе.
ВОЛКОВ. И что?
ОКСАНА (размышляет: сказать-не сказать). Марк с Ингой там. 

Пауза.

ВОЛКОВ. Чушь. Чушь!! Нелепость. Пускай Марк перебрался в свободное купе. На него похоже. Но Инга. Она отстала от поезда, быть может, сошла в Москве. Она скорее умрет, чем…
ОКСАНА. Лев Александрович, НАИВНЫЙ ВЫ ЧЕЛОВЕК! Она сама попросила меня увезти вас в вагон-ресторан. Всеми силами. Всеми правдами и неправдами! Как можно дальше от нашего вагона. Держать вас рядом с собой хотя бы час. Лучше два! Предлагала деньги. Я, конечно, не взяла.
ВОЛКОВ. Но зачем она попросила об этом вас?
ОКСАНА. Она сказала: в профессоре есть что-то библейское. Праведное. «…Рядом с ним мне будет неловко». 
ВОЛКОВ. Она так сказала?
ОКСАНА. Слово в слово. По мне бред. Полный.

Долгая пауза. Объявление «До отправления скорого поезда Сто Двадцать Первого «Владикавказ-Санкт-Петербург» осталась одна минута». Волков неожиданно делает шаг к Оксане и целует ее в губы. Неловко, бесчувственно. Неясно, отчего, откуда возник этот глупый, мальчишеский порыв.

               (наотмашь ладонью бьет Волкова по щеке. Мужскую голову прямо-таки заворачивает набок). Лев! Ты… Вы дурак?! Я ПОРЯДОЧНАЯ ЖЕНЩИНА!!

Затемнение.

КАРТИНА ШЕСТАЯ.
      
Во тьме возникает стук колес. Мелькают на сцене блики света и тени. Появляется слабый бледно-желтый свет, как и раньше символизирующий ирреальность картины.  На сцене два танцующих силуэта. Звучит песня. Поет Марк. 

Давно обнимала ночь
Серебро петербуржских крыш
Загадочна и недурна
Чуточку странная лишь
И огненно-красный шарф
И пряди густых волос
Какой неподдельный шарм
В городе снов и грез

По Невскому шли пешком
Смеялись, как в 20 лет.
- Я замужем.
                - Ну и что?
Нева нам дышала вслед… 

Гостиница. «Ночь нежна».
Красив Петербург и пьян.
- Хотите бокал вина?
- Вина и еще огня.
Упал у порога шарф.
Платье скользнуло с плеч.
Легла у окна луна
Любовь до утра стеречь.

По Невскому шли пешком.
Смеялись, как в 20 лет.
- Я замужем.
                - Ну и что?
Нева нам дышала в след…
 

Занавес.

АКТ III.
(ОКСАНА).

КАРТИНА ПЕРВАЯ.

Поднимается занавес.
Возникает слабый бледно-желтый свет, символизирующий ирреальность картины.  Вагона нет. Теперь на сцене парк, лужайка и велосипедные дорожки. Появляется тихий шелест листвы, щебечут птицы, где-то рядом резвятся, играют дети. Марк выходит из-за левой кулисы, наводит два пальца, будто ствол ружья, в кроны деревьев, в гущу листвы, произносит: «пых-х!» «Пых-х!». Так несколько раз. Из-за правой кулисы выезжает на дорогом горном «велобайке» Герман. Он в шлеме. Наколенники, налокотники… Герман серьезно экипирован для экстремальной езды по крутым горным склонам, ухабам.

МАРК. Ну, здравствуй, Герман! Фронтовой товарищ. Партнер по бизнесу. (С издевкой). В прошлом. 
ГЕРМАН (подъезжает, останавливается). Марик-Марик, привет-привет. (Еще, не сойдя с велосипеда, обнимается с другом).
МАРК. Где посидим?
ГЕРМАН. Здесь же. На травке.
МАРК. Давай. На травке.. Сделал то, о чем я просил?
ГЕРМАН. Сделал. Как договорились: на Московском вокзале, в полшестого утра. Завтра.
МАРК. Сегодня, Гера. Уже сегодня.
ГЕРМАН. Да, сегодня. Теперь рассказывай.
МАРК. Что рассказывать?
ГЕРМАН. Все. Начистоту. Почему тебя ищут? 
МАРК. Кто ищет?
ГЕРМАН. Рассказывай.

Пауза, во время которой Марк садится на сцену.

МАРК. Видишь ли Гера, когда Вы с Алексей Иванычем из нашего общего бизнеса ушли…
ГЕРМАН. Ноги вынули.
МАРК. Да. «Ноги вынули». И деньги свои забрали. Я подумал, вот теперь-то я порезвлюсь. Р-р-р-разойдусь не на шутку. Никто не остановит! Ни фронтовые друзья (указывает пальцем на Германа), ни враги (указывает в сторону левой кулисы).
ГЕРМАН. Да кто ж из нас тебе враг был!?
МАРК. Оба!
ГЕРМАН. Это почему?
МАРК. Потому что ушли! Шутка. И вот я поперся в Москву к торгашу Глебу…
ГЕРМАН. Который весь наш товар продавал?
МАРК. Да. Почти весь. И подписал с ним контракт на поставку с начала вот этого года Несметного количества сыров.
ГЕРМАН. Каких сыров? (Сходит с велосипеда, кладет его на сцену, и сам садится рядом с Марком).
МАРК. Которые я намеревался делать уже без вас.
ГЕРМАН (изумленно). Марик?! Марк!! Ты что? Все-таки ввязался в это дерьмо? Ты стал строить сырзавод?! За два миллиона евро?!!!
МАРК. Стал! (Вскакивает). Стал!! И построил!!! За два с половиной миллиона! (Хватает велосипед, садится на него). А ну, дай-ка, прокачусь на твоем едрен-мобиле!
ГЕРМАН. Не ругайся! В парке дети.
МАРК. Гера, я же сам дитя!

Далее, говорит с Германом и раскатывает на байке по сцене, демонстрируя «финты» и пируэты.

ГЕРМАН. Сколько строил?
МАРК. Полтора года.
ГЕРМАН. Ничего не сказал. Я, дурак, ни разу не приехал!   
МАРК. Да, ты б отговорил.
ГЕРМАН. Ну, дальше?
МАРК. Кредит взял в московском банке, воронежском филиале.
ГЕРМАН (изумлен). Дали?
МАРК. Легко, Гера. На удивленье легко.
ГЕРМАН. С головой! В это дерьмо!
МАРК. Наконец, я все построил. И пришел к нашему другу московскому писать договор на объем! На товар. На весь товар. На тонны сыров. Обсуждать цены.
ГЕРМАН. И что?
МАРК. Эта мразь вдруг говорит мне: видите ли, Марк Давыдыч, конъюнктура рынка изменилась.
ГЕРМАН. Что?!!
МАРК. Мы теперь, говорит, не можем взять весь объем ваших сыров.
ГЕРМАН. А сколько могут?
МАРК. Да, говорит, процентов десять. Пятнадцать. Тут я понимаю, что и это блеф! Вранье. Сказал, чтобы я просто ушел. Я ему: ты что ж, паскуда, несешь?! Кому ты это говоришь?! Я под тебя новый завод построил. Кредит два с половиной миллиона евро взял, холдинг...! Все, что у меня было, заложил! Хвать его за грудки, трясти давай!
ГЕРМАН. А он?
МАРК. Спекся. Враз. Побелел от страха. Выложил, сучий потрох, правду!
ГЕРМАН. В парке дети!
МАРК. Да я сам несмышленыш! Гер-р-р-раааа!
ГЕРМАН. Какую «правду» выложил?
МАРК. Оказывается, вся эта московская торговая балалайка не его.
ГЕРМАН. А чья?
МАРК. Дяди. Он в правительстве Москвы заседает. Дал племяннику 10 процентов бизнеса, чтоб мальчик землю рыл, бизнес строил. Вот щенок яму-то мне и вырыл!
ГЕРМАН. Не яму, ямищу!
МАРК. Да, Гера. Ямищу! И сказал еще этот потрох, дядя решил сам сырный завод строить.
ГЕРМАН. Чё строить. Купил бы твой!
МАРК. Вот! Вот!! Я… (делает финт)  Оба на! Я ему то ж говорю: купи мой? С дядей своим!
ГЕРМАН. А он?
МАРК. Нет, говорит. Дядя из Псковской области. Там завод будет строить, край родной поднимать. Дело решенное. Дядя крестьянин. От земли, от сохи. Созидатель. Едрена вошь!  И вот этот поганый червь все что-то говорил-говорил, я уже не слушал… (Еще финт). И когда мне слушать его смертельно надоело… (Пауза. Финт). Оба на…
ГЕРМАН. «Когда слушать его надоело…»
МАРК. Посмотрел я на его прямой, холеный римский нос! И со всей силы кулаком в него хрясь! (Бросает руль, бьет кулаком по своей ладони, теряет равновесие). Эх-х-х (ловит руль). Чуть не жахнулся!
ГЕРМАН. Разбил?
МАРК. Разбил. Кровищи море! Охрана набежала. Двоих-то я убрал. Но впятером одолели.
ГЕРМАН. А червяк?
МАРК. Оклимался, очухался... Убью тебя, орет! Посажу тебя, я своему дяде… он всю Москву на уши… Приехал дядя. Нормальный мужик, спокойно выслушал его, меня. Говорит: разбирайтесь сами. Уехал.
ГЕРМАН. Что «червь»?
МАРК. Поник. Тут же расклеился. Дал я ему десятку «гринов», что б он свой нос выправил. Ушел. (Снова финты). А надо было на прощанье еще руку сломать! 
ГЕРМАН. Что дальше?
МАРК. А дальше всё! Время отдавать долги. Отдавать нечем.  Я в банк, который меня кредитовал. Управляющий, сволочь, долг рефинансировать не захотел.
ГЕРМАН. Почему?
МАРК. Есть подозрения, холдинг мой решили прибрать к рукам конкуренты из соседней области! Договорились с Москвой. Потому банк долг рефинансировать не захотел. Так пусть теперь эти банковские твари сами поуправляют производством. Поймут, скволыги, как оно! На самом деле! Управлять производством! И что это такое!
ГЕРМАН. С твоей колокольни, может все оно так. Но моя жена…
МАРК. Третья?
ГЕРМАН. Не ерничай. Третья. Служит в небольшом банке. Управляющей. Ты знаешь, что все мелкие и средние банки на боку. Почти разорены. Кризис жесточайший. В сотни раз хуже того, о чем вещают с экрана. Никто не возвращает долги! Ты знаешь, каково сейчас банкам!?
 
Пауза.

МАРК (останавливается, маска паяца, гаера сходит с лица).  Герман, я знаю: каково сейчас мне.
ГЕРМАН. Да. (Вздыхает). Всегда ответить умел.

Марк оставляет велосипед, садится рядом с другом.

МАРК. Когда я понял, что все потерял, и  дальше петля мне. Будет только агония… Я набрал в долг сырья.  Много, много сырья. Триминг, туши-полутуши… Быстро слил всё в деньги.
ГЕРМАН. Продал ниже плинтуса?
МАРК. На четверть ниже цены! Перевел деньги на Багамы. И завтра…
ГЕРМАН. Уже сегодня.
МАРК. Да, сегодня. Через четыре часа. Я сяду в машину, которую ты мне купил, которую ты мне отдашь на Московском вокзале. Еще через два часа я буду на финской границе. Пройду ее… ВСЕ!
ГЕРМАН. Марик! Марик!! Брось это! Брось!!! Ш-ш-што ж ты делаешь, Марик! Может, еще не поздно?
МАРК. Поздно, дружище, Герман. Все поздно. И знаю, о чем говорю!   

Долгая пауза.

ГЕРМАН. Ладно. Будь по-твоему. «Поздно». Хотя я мог бы найти для тебя деньги! Влезть в долги, хрен с ними с долгами, я жизнью тебе обязан. И дважды! Марик…
МАРК. Теперь уже ПОЗДНО!
ГЕРМАН. Всегда был упрям. Прут железный. Зараза. Много хоть денег увозишь?
МАРК. Миллион долларов. Почти.

Долгая пауза.

ГЕРМАН. Куда?
МАРК. В Индонезию. Я в последние годы полюбил Индонезию. Открою там сеть рыбных ресторанов. Приедешь ко мне есть рыбу? Гера?
ГЕРМАН (тяжело вздыхает). Сеть. Ресторанов. Но, скажи, зачем ты попросил меня купить тебе «Мазерати Кваттропорте». Машину за 150 тысяч долларов. Когда бегут из страны, когда бегут от долгов, исчезают тихо… Незаметно! На старом «Фольксвагене», на ржавых «Жигулях». ПОЧЕМУ ИМЕННО «МАЗЕРАТИ КВАТТРОПОРТЕ»?!!
МАРК. Потому что всю жизнь хотел. И не купил. Вначале не мог, потом было денег жалко. Теперь тебя попросил.
ГЕРМАН. Но почему?!! Зачем «МАЗЕРАТИ КВАТТРОПОРТЕ»?
МАРК. Решил: если  не сейчас, уже никогда не куплю.
ГЕРМАН. Это же – пир во время чумы! Раскаленное масло на открытые раны! Это ж…
МАРК. Да, Гера, да. (Вздыхает). Принимай меня таким, какой есть.
ГЕРМАН. Марик-Марик. (Качает головой). Марик-Марик!
МАРК. Ты знаешь, я хотел убраться, улететь в новую жизнь с шиком! Под фанфары! Самолетом было нельзя.
ГЕРМАН. Почему?
МАРК. Насолил многим. Боюсь, встречают в Питере. В аэропорту. А поезд… Не встречают! Я накупил во французском ресторане изысканной жратвы три пуда.
ГЕРМАН (с усмешкой). Три пуда?!
МАРК. Ну, мешок точно. Попутчики – трое. Симпатичные люди. Наплел про день Рождения отца. А родился батя зимой – в феврале. Полгода назад надо было праздновать.
ГЕРМАН. Как отец?
МАРК. Ездил с ним прощаться. Сказал, что с Юлькой развелся. И батя меня всей пятерней по роже тресь! Я аж со стула слетел!
ГЕРМАН. Это в восемьдесят лет?
МАРК. В восемьдесят лет. Потом помирились. Когда уезжал, старик, кажется, все понял.
ГЕРМАН. Что «понял».
МАРК. Видимся последний раз. Никогда не был сентиментальным! Всегда -  кремень. А тут заплакал! Как ребенок. Слезы ручьем. Первый раз увидел его слезы! Все понял отец. Как любил он меня. С первых минут я это чувствовал. Столько лет. А до сих пор флюиды! Космическая паутина. Небесная связь! Что ж за жизнь моя сучья! Щас сам заплачу! (Подбородок трясется, но с волненьем справляется).
ГЕРМАН. Не ругайся.
МАРК (стиснув зубы). Не буду! Не буду, Гера! Не буду!!
ГЕРМАН. Вот ты исчезнешь, кто за отцом будет смотреть? За братом, который в психушке?!
МАРК. Может, сестра?
ГЕРМАН. Сестра, наркоманка. Насмешил.
МАРК. Гера, чё ж ты давишь на больное. Нож в печень вогнал и вертишь. И вертишь. Туда-сюда! Туда-сюда.
ГЕРМАН. Извини.
МАРК. Гера, тебя прошу. Смотри за отцом. Брат, сестра – этих к чертям собачьим! Сами разберутся. За батей смотри. До конца.
ГЕРМАН. Мог бы не просить. А работяги на заводе? Как же они без тебя? Ты ж был для них «отец родной».
МАРК. Жалко работяг. Сам из работяг. Рассчитал весь завод под ноль. В отпуск на неделю отправил. Сделал, что мог. (Тяжело вздыхает). Все.
ГЕРМАН. Ладно. Банкет в поезде удался?
МАРК. Не удался банкет. Профессор, сволочь, все испортил!
ГЕРМАН. Почему?
МАРК. Профессор – умнейшая башка. Жена, дети! Чудная работа. От него веяло счастьем. Простым человеческим счастьем. ПОЧЕМУ Ж Я НЕ ТАКОЙ ВОТ ПРОФЕССОР. ЗАЧЕМ БЫЛО ВСЕ ЭТО ДЕРЬМО? В  МОЕЙ ЖИЗНИ! ВОЙНА, ДВЕ ЖЕНЫ, БИЗНЕС, ЯХТЫ, МАШИНЫ, ЗАВОДЫ… ТЕПЕРЬ БЕГА! ЗАЧЕМ?! КОГДА НАДО БЫЛО ПРОСТО РОДИТЬСЯ СЧАСТЛИВЫМ?!!
ГЕРМАН. Может, не родиться счастливым? А стать? 
МАРК (качает головой). Не знаю, Гера, не знаю. (Просветленье).  А, может, потому что: СЧАСТЬЕ – ГАДЮКА – ЖАЛИТ ДОСТОЙНЫХ! Но я не достоин?!
ГЕРМАН. Взводного вспомнил?
МАРК. Его, Гера, его! Царства старлею небесного!
ГЕРМАН  (кивает). Погиб ни за грош. 

Герман встает, садится на велобайк и теперь сам «нарезает круги» по сцене. Но зритель замечает, что ездит Герман немного не так, как обычный велосипедист. Странно не так.

МАРК. Знаешь, всю жизнь мечтал о «дорожном романе». В поезде, у меня случился роман. Вроде все, как мечтал. Не представляю, сколько ей лет. Осанка! Глаза! Веришь, королева!! Но разве это был секс?!!
ГЕРМАН. Объясни?
МАРК. До сих пор не пойму, что ей от меня было надо. Мне показалось: она стыдилась себя, меня!
ГЕРМАН. Почему?
МАРК. Не знаю. На вид 30 лет. Может, 35. Она должна была понимать, что делает. Но, если я был ей противен, зачем она пошла ко мне в купе?
ГЕРМАН. Может, ты все это придумал?
МАРК (отмахивается от слов друга). Когда надо было вовремя остановиться… (ищет слово, так и не находит). Все прекратить. Она вжалась в меня когтями, как кошка. Как…
ГЕРМАН. Опустим подробности!
МАРК. Но у меня, ведь, такое живучее семя! На асфальт плюну! И там прорастет!
ГЕРМАН. Как же мы все будем жить без тебя? СЕМЯВЕРЖЕЦ?
МАРК. Ладно! Хватит обо мне! Давай о себе!

Пауза. Герман все раскатывает на велобайке по сцене.

ГЕРМАН. С чего начать?
МАРК. Сначала!
ГЕРМАН. Когда мы три года назад с тобой расстались, я вернулся в Москву. Помыкался немного, нашел парней, строили загородные коттеджи. Денег им катастрофически не хватало.
МАРК. Кому ж их когда хватало?
ГЕРМАН. Взяли в бизнес. Купили мы по случаю в Подмосковье клок земли под строительство. Переругались все трое, едва не разбежались. Через месяц рядом с нашей землей стали строить завод крупных металлоконструкций. Митя – компаньон, самый младший из нас, договорился на завод этот плиты вентиляционные поставлять. Стал клеиться к девчонке – менеджеру транспортного отдела. Этой стройки.
МАРК (с сарказмом). Важная история. Ты приберег ее, чтоб рассказать именно теперь.
ГЕРМАН. Дослушай! И поймешь, о чем история. (Делает финт). Митя зажил с девушкой. И дело пошло к свадьбе. Месяца через три знакомит Катя – так девушку зовут – нашего Митяя с мамой. С папой. И вдруг оказывается, что это папаша Кати строит завод металлоконструкций. Таких объектов у будущего тестя более двухсот: Москва, Питер, Россия. Даже Черногория и Кипр.
МАРК. О как!
ГЕРМАН. Вот так. Митя и Катя поженились. Через полгода с четырех своих заводов мы увозили 22 фуры вентиляционных плит. Голова моя вспухла от логистики! Сейчас это малая часть большого бизнеса. Год назад жена заметила, что в нашем холодильнике сохнет черная икра. Потому что она всем надоела.  И теперь я достраиваю трехэтажный особняк. Рядом коттедж для охраны и прислуги  на 250 квадратных метров.
МАРК (останавливает проезжающего рядом Германа: хватает велосипед за раму). Слушаю я тебя, сейчас, Гера, слушаю… Думаю: кто же, черт возьми, из нас двоих еврей?!
ГЕРМАН. Да ты, Марк, еврей, ты. Только ты – упрямый еврей. А я – расчетливый русский. (Бросает велосипед, садится рядом с Марком). 
МАРК. Если меня найдут кредиторы, сюда вернут, поможешь с адвокатом?
ГЕРМАН. Конечно, Марик помогу. Я жизнью тебе обязан. Дважды. (Бьет по-братски Марка кулаком в плечо).

(Долгая пауза).

МАРК. О чем задумался?
ГЕРМАН. Вспомнил, как ты меня раненого без ноги на себе из леса выносил.
МАРК. Так стреляли. Прикрывался тобой безногим. Как бронежилетом.
ГЕРМАН. Шесть километров прикрывался?
МАРК. Ты ж тогда был тощий, как гвоздь. Неси, тебя, да неси.
ГЕРМАН. Шутишь, значит, запал еще есть.
МАРК (вскакивает, поднимает Германа). А давай как тогда, взвалю тебя на плечи? Понесу!
ГЕРМАН (поднимается). Давай.
МАРК (взваливает Германа на плечо, носит по сцене). Как протез? Смотрю, даже не хромаешь!
ГЕРМАН. За деньги бешенные такую лодыжку в Германии сбацали! Вишь, на велике гоняю. Быстро иду - почти не хромаю!! А не спеша топаю, как все.
МАРК. На велике гоняешь? А потеряешь протез?
ГЕРМАН. Мне их сделали три. Один я уже сломал.
МАРК. Молодчина!
ГЕРМАН. Каждый день просыпаясь, я задаю себе  вопрос: сколько во мне еще осталось железа? Не превратилось ли оно в дерево?! Я сломаю еще пять протезов! Обе руки сломаю, обе ноги, но буду! Буду ездить по горам, прыгать с парашютом,  ходить на яхте в шторма..! Я живу! Пока во мне есть железо!
МАРК. Солдат! Настоящий солдат на этой сучьей войне! С названьем: жизнь!
ГЕРМАН. Не ругайся, в парке дети!
МАРК. Гера, да я сам – дитя! Этого времени!
ГЕРМАН. Не разжирел я? Марик?
МАРК. Закабанел ты, Гер-р-р-раааа! Закабанел. Лишних килограмм двадцать нажрал. И я освинячился!
ГЕРМАН. Что, такой тяжелый?
МАРК. Не пронес бы я тебя в том лесу десяти шагов. Какие там шесть километров! Положили бы нас! Обоих. Враз. Были бы мы теперь без вести павшие.
ГЕРМАН. Пронес бы, Марик, пронес! Освинячился ты, я закабанел, а железа в тебе на четверых. Зубами тянул бы, тащил! 
МАРК. Да, Гера, пока не оторвало бы мне башку мою! Дурную. Тащил бы! Тащил! А давай песню взводного? О счастье?
ГЕРМАН. Давай, Марик. Давай!

(Вдвоем поют, Марк несет Германа к левой кулисе). 

«...Пусть мимо летит последняя пуля.
     Не нам дуют злые ветра.
     СЧАСТЬЕ – ГАДЮКА – ЖАЛИТ ДОСТОЙНЫХ!
     Поспи-ка, солдат, до утра!..»

ГЕРМАН. Тп-п-п-ррр-уууу!
МАРК. Чего?
ГЕРМАН. Велосипед забыли!
МАРК (с сарказмом). Конечно…
ГЕРМАН. А донесешь меня вон до той горы (указывает вперед – за кулису)? С велосипедом?
МАРК. Донесу! (Возвращается к велосипеду). Хватай свой велосипед.
ГЕРМАН (цепляет ногой велосипед, ставит его на колеса везет за собой). Оба на!
МАРК. Нет, ну кто ж из нас двоих все-таки еврей?!!
ГЕРМАН. Ты, Марик. Ты. По фамилии. Паспорту!
МАРК. А по сути!??
ГЕРМАН. «… СЧАСТЬЕ – ГАДЮКА - ЖАЛИТ ДОСТОЙНЫХ!»
МАРК, ГЕРМАН (вместе). «… Поспи-ка солдат до утра!»

Двое исчезают за левой кулисой. 

КАРТИНА ВТОРАЯ.

Возникает стук колес, гудок электровоза. Прежние декорации. Во всю длину сцены зеленый вагон, с «разорванным пространством» посредине. Марк спит, прислонясь к переборке, на откидном стульчике. Стук колес стихает. Из купе выходит Оксана, тихо затворяет за собой дверь, идет к левой кулисе по коридору вагона, видит Марка.

 ОКСАНА (трясет Марка за плечо). Марк. Марк! Проснитесь.
МАРК (открывает глаза). Что?
ОКСАНА. Идите в купе.
МАРК. Я щас спал?
ОКСАНА. Конечно.
МАРК (встает). Дурацкое кресло. Кто ни сядет, спит. (Разминает лоб, щеки). Ничё не говорил во сне?
ОКСАНА. Ничего.
МАРК. Приснится же всякая дурь! (Идет не к своему прежнему, а к третьему купе. Тому, которое снял у проводника, открывает дверь, скрывается за ней).

Оксана уходит по коридору за левую кулису. Покидает сцену.  Инга открывает дверь шестого купе, появляется на сцене, тихо затворяет за собой дверь, отходит в сторону от двери – к правой кулисе, достает телефон, набирает номер. Тут возникает на сцене звон колокольчика. Дзынь-дзынь, дзынь-дзынь… Из-за правой кулисы выбегает Сазонов и мчится через сцену к левой кулисе, на мгновение скрывается за ней, но тут же появляется со спиннингом в руках. И радостно, возбужденно начинает подсекать-отпускать, подсекать-отпускать рыбу. Недавний звон колокольчика означал хорошую поклевку: рыба села на крючок.      

САЗОНОВ. Да, блин же! Блин! Полвторого ночи. Какая ж зараза! Надо было отключить его к дьяволу!! (Сматывает леску, телефон все звонит. Лезет в карман одной рукой, достает телефон, одновременно отпускает рыбу, подтягивает...). Она! Придется отвечать! Чё ж не отключил!?  Зачем не отключил?! (Наконец, отвечает). Ингусик! Ингусик… (Телефон падает из рук на сцену).
ИНГА. Мишенька… Мишаня…
САЗОНОВ. Эй-й-й… Пусть думает связь пропала. (Яростно мотает леску).

Инга снова набирает телефонный номер. Сазонов в это время подтягивает рыбу к себе и она – средних размеров, килограмма на полтора-два, - появляется из-за кулисы и бьет хвостом по сцене. Вновь звонит телефон. Настойчиво и долго.

                Ну, черт же! Черт тебя возьми!! (Бросает удочку на сцену, мечется: что делать.., наконец, поднимает телефон, отвечает). Да, Ингусик. Связь пропала. (Рыба пытается ускользнуть обратно – за сцену. Наступает ногой на леску. Рыбе). Стой, ласточка! Стой! 
ИНГА. Мишаня, ты где?
САЗОНОВ. Уже в пути.
ИНГА. Как же в пути, когда я слышу: сосны шумят. 
САЗОНОВ. Мыслями! Мыслями в пути. (Рыба все сильнее бьет хвостом, рвется назад – за кулису).
ИНГА. Мишаня, ты ведь меня любишь?
САЗОНОВ. Ну, конечно.
ИНГА (начинает плакать, и слезы льются и льются по щекам. Эти слезы – мольба о прощении. В этих слезах просьба: сейчас быть понятой до конца). Ты меня по-настоящему любишь?
САЗОНОВ. Да.
ИНГА. Мишаня, я иногда делаю глупости. Я злая. Жестокая. И столько гадостей во мне!
САЗОНОВ (рыба все равно тянет леску из-под ноги, прыгает и отдаляется к кулисе). Да!
(Почти не слушая Ингу). То есть, нет! (Рыбе). Ах ты стервоза. Скользкая! (Телефон снова выпадает из рук. В этот раз ловит телефон. В сторону). Поставлю на громкую связь. (Проделывает манипуляции).
ИНГА. Не перебивай!
САЗОНОВ. Не буду. (Садится на сцену, кладет телефон рядом, хватает рыбу двумя руками).
ИНГА. Утром я накричала на тебя. 
САЗОНОВ (пожимает плечами). Что, первый раз? (Спохватывается). Да сам я… был хорош.
ИНГА. Миша, Мишенька, я иногда делаю глупости. Страшные глупости! ЧУДОВИЩНЫЕ ВЕЩИ!
САЗОНОВ (не слушает, борется с рыбой, пытается снять ее с крючка). Бывает. Женщина, она ж ведь… Женщина.
ИНГА. Мишенька, но что бы я ни делала, я делаю во имя нас двоих. 
САЗОНОВ (рыбе). Сволочь, отдай крючок!
ИНГА. Что?
САЗОНОВ (спохватывается). А..?  Да… ну, кто б сомневался.
ИНГА. В чем?
САЗОНОВ (рыбе). Зараза! Отдай крючок! (Инге). В любви. Любовь это ж… Это ж… Не слабей крючка. (Рыбе). Отдай крючок!!
ИНГА. Миша, я люблю тебя сильней, в сто раз сильней, чем ты думаешь!
САЗОНОВ (кивает). Да. (Рыбе). Слезь с крючка!
ИНГА. Никогда! Веришь? Даже в мыслях я тебе не изменяла!
САЗОНОВ (в сторону). ТЬМА ЕГИПЕТСКАЯ! Что именно сейчас надо об этом!!? (Инге). Да! (Рыбе). Скотина, слезь с крючка! (Пытается вытащить крючок из пасти рыбы. Все никак).
ИНГА. Потому что я люблю тебя. Очень. По-настоящему. И мне никто никогда не был нужен в этой жизни! Сильней, чем ты! Может, только ребенок!!

Из-за левой кулисы появляется Оксана. Идет по коридору к купе, видит Ингу, удивляется. Женщины на секунду встречаются глазами. Инга отходит еще на два шага в сторону от шестого купе, отворачивается от Оксаны. Она отворяет дверь купе, входит и закрывает дверь за собой.

САЗОНОВ (в сторону). Опять! Опять она об этом! (Инге). Мы попробуем еще раз. Если надо, еще… Будет тройня. (Рыбе). Зараза, слезь с крючка! (Инге). Нет, двойня! От тройни я сбегу!
ИНГА. Мишаня, я люблю тебя. Ты прощай меня, когда я на тебя кричу, когда я дурствую. Пожалуйста. И я буду любить тебя! До самой смерти.
САЗОНОВ. Прощаю. Неж-ж-ж-жная (трясет рыбу) Моя. (Рыбе). Слезь, тебе говорю, с  крючка! Слезь!! Зараза!

Долгая пауза.

ИНГА (громче громкого, низким голосом). НЕ СЛЕЗУ!!! 
САЗОНОВ (в диком страхе). А-а-а-а! (отбрасывает рыбу). 
ИНГА. Получил?
САЗОНОВ (понимает, что произошло). Ну, зачем ты так?
ИНГА. Ты слышал, о чем я сейчас говорила?!
САЗОНОВ. Все. До последнего слова!
ИНГА. Ненавижу, когда ты говоришь со мной по громкой связи. Будто я пришла в твой кабинет за инвестициями: брать-давать! Возьми телефон в руку! Немедленно! Отключи громкую связь. И в половину второго ночи один раз за день нормально поговори с женой! Наконец! Пять минут поговори! 

Муж бросается исполнять то, о чем просит жена: отключает громкую связь, прижимает телефон к уху. В это время рыба освобождается от крючка и, уверенно шлепая хвостом, пружиной выгибая тело, перемещается к кулисе, скрывается за ней.

САЗОНОВ (наступает одной ногой на рыбий хвост, и эта нога уже за кулисой. Рыбе).Стой! Змеища! Стой!
ИНГА. Мишаня, отойди от рыбы. В эту… (ищет слово) минуту. В эту… непростую ночь. Я ПРОШУ ТЕБЯ. ОТОЙДИ ОТ РЫБЫ!
САЗОНОВ (лукавит). Отошел. (Но от рыбы не отходит. Рыбе тихо). Стой! Стой! Шельма! (Шажок за кулису, еще шажок. Громкий всплеск. Возвращается на сцену, на лице неописуемое разочарование). Эх-х-х-х! Отошел. Лучше б я в мир иной отошел!
ИНГА. Миша, я все сказала тебе. Все, что хотела сказать. Ты меня, конечно, не услышал. Не понял и половины. Прошу, приезжай вовремя на вокзал.
САЗОНОВ (прижимает телефон плечом к уху, обреченно поднимает спиннинг, сматывает леску). У меня зеленый коридор. Буду.
ИНГА. Я люблю тебя, Мишаня. По-настоящему. Как любит взрослый человек взрослого человека. Приезжай. (Отключает телефон, кладет в карман халата, долго, задумчиво сидит у окна вагона).    
САЗОНОВ (кладет телефон в карман куртки). Мы, мужчины, выслушиваем все их истерики. Все бредовые мыслишки и мыслищи! Вот о чем она сейчас говорила? Что в ее словах было такого важного, что могло б перевернуть мой мир! НИЧЕГО! РОВНЫМ СЧЕТОМ НИЧЕГО!  НИ НА ГРАМ, НИ НА ГРОШ! И часами, неделями, и месяцами! ГОДАМИ! Только и делаем мы, что выслушиваем их! Выслушиваем… ВЫСЛУШИВАЕМ!!! Но кто из них, из этих вот! (Указывает в сторону сидящей в вагоне Инги). ВОТ ЭТИХ! Выслушал нас хотя бы раз. Выслушал и понял до конца. Как сейчас! Ну, какая любовь! Ну, какие дети?! Когда клюет же?! Клюет!! И нам придется их слушать. И выслушивать всегда. Часами, днями, неделями… ВЕЧНО. КАК СЕЙЧАС. Но женщина! Она когда-нибудь выслушает до конца? Поймет мужчину? Прочувствует, что значит РЫБА! КЛЮЕТ?!! (Пауза. Совсем смотал леску). ДА НИКОГДА. (Уходит со сцены).

И это «НИКОГДА»-«НИКОГДА»-«НИКОГДА»…  непроходящим эхом гуляет и гуляет по сцене. Инга встает, медленно идет в шестое купе, открывает дверь, тихо затворяет ее за собой. Затемнение.   


КАРТИНА ТРЕТЬЯ.

В темноте звонит телефон. Настойчиво. Звонит, звонит и звонит. Появляется стук колес, возникают блики света от «мелькающих деревьев за окном летящего поезда». Открывается дверь шестого купе, стук колес стихает, появляется свет. Заспанная Оксана быстро выходит на сцену, закрывает за собой дверь. Волосы растрепаны, возбуждена; смотрит на дисплей телефона, долго неловкими движениями пальцев пытается активировать «вызов».

ОКСАНА. Алло? Алло?

Теперь освещается дальний правый угол сцены, который ранее был затемнен. Возникает тихий шум ночного кафе (ресторана): приглушенный людской треп, звон рюмок, бокалов. Тупые ножи скрипят по стеклу, тяжело разрывая на части нелегкие стейки. Стол. Стул. Вполоборота к зрительному залу сидит за столом Рустам. На столе коньяк, в руке рюмка. На вид Рустаму лет шестьдесят, он совершенно лыс, толстоват. Типичный представитель криминального мира.      

РУСТАМ. Какие новости?
ОКСАНА (вытягивается едва ли не в струну, стоит «по стойке смирно». «Солдат докладывает генералу»). Здравствуй, Рустам. Я все сделала.
РУСТАМ. Что? «Всё»? (Глоток виски).
ОКСАНА. Девочек нашла. Свежие. Разные. Везу фото. Будешь доволен.
РУСТАМ. Что я? Мне зачем? Бизнес остановить нельзя. Клиент должен быть доволен. Партнер доволен.

Долгая пауза. Наливает виски в рюмку. 

                Виски дерьмо. Забегаловка – срань.
ОКСАНА. Зачем, пришел? Остался?!
РУСТАМ. Тебя не спросил. (Делает два глотка). Наш общий друг и компаньон, Шота Захарыч, открывает еще три spa-салона. Два в Москве, один в Белграде. (Глоток виски). «Свежее мясо». Его надо много. Будет у тебя еще командировка.
ОКСАНА. Куда?
РУСТАМ. На север. Петрозаводск. Мурманск.
ОКСАНА. Да это ж, проклятый край, Рустам!
РУСТАМ. Ты бухгалтер. Ты держишь мои деньги. (Глоток виски). Если меня «закроют», кто-то должен будет сохранить все мои деньги. (Еще глоток. Резкий, сильный удар кулаком по столу). Но управлять моими делами не смей!
ОКСАНА. Я…
 РУСТАМ (снова бьет кулаком по столу). Оксана! Оксана!! (Короткая пауза). Напомнить, откуда я тебя выволок в свет? И пустил в свой бизнес.   
ОКСАНА. Рустам, я…
РУСТАМ. Ты была шлюхой! Дорогой эскортной шлюхой!
ОКСАНА. Не правда. Я была балериной!
РУСТАМ. Ты перестала ей быть в семнадцать лет! И тут же сделалась шлюхой!
ОКСАНА. Меня заказали одноклассницы!
РУСТАМ. Вранье! Неделю назад я развлекался с твоей давней подругой: Эльвирой. Два года не танцует, а задницу нажрала 54-го размера. Она много чего о тебе рассказала!
ОКСАНА. Что «рассказала»?
РУСТАМ. Как ты в кафе на Садовой по случаю окончания Вагановки устроила стриптиз. Танцевала полуголой на столе. Стол под тобой развалился, вот ты и жахнулась поясницей на спинку стула.
ОКСАНА. Не правда!
РУСТАМ. Все правда. Никакой это был не заговор. Дурная выходка пьяной, безмозглой соплячки. Видать, на роду было тебе написано: стать шлюхой!
ОКСАНА (начинает тихо плакать, потом рыдать). Зачем ты так? Зачем?!!
РУСТАМ (глоток виски). Затем, что ты обнаглела, Оксана! До края. На людях появляешься в обнимку со своим (презрительно) балетмейстером! 
ОКСАНА. Но ты же сам три года назад меня отпустил?!
РУСТАМ. Отпустил. Надоела в постели. Но для всех ты – моя жена. Спим вместе мы или нет. Ты – моя жена. Я бизнесмен.
ОКСАНА. Рустам…
РУСТАМ (бьет бутылкой виски по столу). Не перебивать! Мой товар: «петарды», «зубной порошок», «нежные формы». Это НЕПРОСТОЙ! Особый товар! Ты – мой сейф. Ты в миру – моя девка! Только моя, иначе уважать меня перестанут серьезные люди. Перестанут бояться. А уважение! Страх! То, на чем стоит МОЙ МИР!
ОКСАНА. Рустам…
РУСТАМ. Ты поняла?!

Молчание, всхлипы.

                (Снова бьет бутылкой по столу). Ты поняла?!!
ОКСАНА. Поняла.
РУСТАМ. Отчитаешься перед Шотой Захарычем, сразу ко мне. В Москву. С тобой, во-первых, разберусь, потом с твоим танцором. Вставлю ему раскаленный прут в рабочую жопу…
ОКСАНА. Это неправда!
РУСТАМ. Все правда! Знала бы ты, дура, что он рассказывает о тебе за глаза. Сначала прут ему в зад, потом отрежу яйца! Скормлю собакам. 

Рустам пьет коньяк, Оксана плачет.

ОКСАНА. Господи! Господи!! Когда ж все это кончится?! Когда?!
РУСТАМ. Я старый бандит. Ты шлюха из эскорта. И это уже не кончится никогда.

Тут из-за кулисы появляется ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ с пистолетом в руке. Стреляет Рустаму в грудь. Рустам встает, пытается бутылкой ударить ЧЕЛОВЕКА В ЧЕРНОМ. Но киллер стреляет еще раз - в голову. Рустам валится у стола. В ресторане крики, падают стулья, бьется об пол посуда; топот убегающих ног… Затишье.
Появляется ОФИЦИАНТ с подносом. Осматривается, руки трясутся, не знает, куда деть поднос, зажимает подмышкой. Поднимает телефон, который выпал из рук Рустама.

ОФИЦИАНТ (в телефон). Из-з-з-звините. Человек. С которым щас говорили… Это…
ОКСАНА. Мой муж.
ОФИЦИАНТ. Его застрелили. (Обрывает разговор, кладет телефон в карман, поднос на грудь Рустаму). Черт! Черт!!! На прошлой неделе мордобой, поножовщина! Щас пистолет! Ну, почему?!!! Почему в мою смену! (Берет тело Рустама подмышки, утаскивает за кулису). 

Оксана убегает со сцены, скрывается за дверью шестого купе. Затемнение.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ.

Возникает яркий утренний свет. Такой же зеленый вагон, который был в самом начале пьесы. Только название поезда: «Владикавказ-Санкт-Петербург», теперь грязное, не читается. Объявление: «Внимание. До отправления электропоезда Воронеж-Усмань осталось 10 минут». На сцену из-за левой кулисы с большим чемоданом выбегает Лиза. Волосы растрепаны, мятые джинсы, майка.
Лиза останавливается посредине сцены. Мечется вправо, влево… Не знает, куда идти. Обращена лицом к залу. Из-за правой кулисы выходит БАБУШКА. Она снова в экстравагантной для ее возраста ультрасовременной и стильной одежде. БАБУШКА неслышно идет к внучке, подходит, касается плеча.

БАБУШКА. На силу тебя нагнала.
ЛИЗА (испуганно оборачивается). Бабушка.
БАБУШКА. И куда ж ты собралась? Не сказав мне ни слова.
ЛИЗА. Опять ты тихо. Как хищница. Напугала.
БАБУШКА. Так куда же ты собралась, Лизетта?
ЛИЗА (отступая на три шага от бабушки). Подальше от тебя. Это ты! Ты виновата в смерти мамы. Я еду к отцу. К тебе не вернусь никогда! Я тебя ненавижу. За все, что ты сделала с нами!
БАБУШКА (спокойно, с родственной улыбкой). Полегче. Полегче, Лизетта. Помню, 22 года назад на таком же вокзале твоя мать стояла с чемоданом и сыпала похожие проклятья! А потом..?
ЛИЗА. Что «потом»?
БАБУШКА. Потом через два года мать твоя вернулась, поджавши хвост. Присмиревшая. С двумя детьми на руках. К одной груди припадала ты, к другой – твой папаша! (Презрительно). Экономист.
ЛИЗА. Не смей больше так говорить о папе! Никогда сюда не вернусь. К тебе никогда! (Убегает с чемоданом за правую кулису, покидает сцену). 
БАБУШКА (внучке вслед). Подождем, что ты – Лизетта – скажешь через год. (Достает из кармана телефон, набирает номер, подносит телефон к уху. После недолгой паузы).  Она, наконец, уехала. К отцу («к отцу» произносит с издевкой. Пауза). Что значит, выставила?! Нет. Всего-то СОЗДАЛА УСЛОВИЯ. (Пауза). Можешь переезжать ко мне! Зачем звоню в полшестого утра? (Железным, приказным тоном). Приезжай! (обрывает разговор,  прячет телефон в карман). Хорошая новость всегда хороша. И в два часа ночи, и в полшестого утра! Мой искушенный, пламенный любовник. (Идет к левой кулисе, покидает сцену).

КАРТИНА ПЯТАЯ.

Утро. Шум вокзальной суеты. Объявление: «Уважаемые встречающие. Поезд сто двадцать первый: «Владикавказ – Санкт-Петербург прибывает на пятую платформу, левая сторона».  Звучит музыкальная тема: «Прибытие поезда. (Гимн Петербурга).

В синем небе чайка
Ляжет на крыло.
Невы коснется ранней
Легкое весло.
И шпиль Адмиралтейства
Засверкает вдруг.
По Невскому проспекту
Шагает Петербург.

Рожден в Санкт-Петербурге,
Крещен рекой Невой.
Этот город чудный
Назначен мне судьбой.
Пока живу на свете
Мой самый верный друг
Сияющий, как солнце,
Родной Санкт-Петербург.


В полдень злая туча
Реки слез прольет.
Над Невою чайка
Завершит полет.
Но в лужах отразится
Вечный Эрмитаж.
Заискрится Медный
Петербурга страж.

Рожден в Санкт-Петербурге,
Крещен рекой Невой.
Этот город чудный
Назначен мне судьбой.
Пока живу на свете
Мой самый верный друг
Сияющий в зените
Родной Санкт-Петербург.

Под этот гимн открываются двери шестого и третьего купе. В музыку песни вплетается характерный звук последнего гудка электровоза, перед остановкой поезда на платформе. Наконец, поезд останавливается. Из-за правой кулисы появляется ПРОВОДНИК. Он прохаживается вдоль вагона. Марк в своем купе, Инга, Волков и Оксана в своем собирают сумки. Сначала выходит из купе Волков. За ним Оксана. Двое идут к правой кулисе и скрываются за ней. Далее Марк идет по коридору вагона, видит: в шестом купе Инга одна, улыбается ей, касается руки. Но Инга одергивает руку. И смотрит на Марка так, что он спешит поскорее убраться на пирон. Инга шагает по пустому вагону и последней скрывается за правой кулисой. Гимн смолкает.
Волков выходит на пирон, идет мимо Проводника.

ПРОВОДНИК. До свиданья.
ВОЛКОВ (далеко в своих мыслях. Возвращается к пирону). Что, извините? Не расслышал?
ПРОВОДНИК. До свидания!
ВОЛКОВ. Не приведи Бог. Прощайте. (На ходу, уже спиной к Проводнику). Желаю Вам большого карьерного роста.
ПРОВОДНИК (Волкову вслед). А? Какая «короста»? (Пожимает плечами).  При чем тут «короста»! (Машет рукой Волкову в спину: «…сумасшедший, что возьмешь…» ) 

Появляется Оксана.

ПРОВОДНИК. До свидания.
ОКСАНА. Гуд бай, красавчик. Гуд бай. (Покидает сцену).
ПРОВОДНИК. Тьфу! (Сочно плюет Оксане вслед).

Появляется из-за правой кулисы Марк.

МАРК. Ну, что? Теперь в деревню? (Ироничная усмешка). «Мать при смерти», «штифты в колене», «ревматизм»?
ПРОВОДНИК (неожиданно умное, усталое лицо). Начистоту?
МАРК. Конечно.
ПРОВОДНИК. Все это… (передразнивает сам себя) «мать при смерти», «штифты в колене», «ревматизм»… Все -  представление. (Пауза). Шоу.
МАРК. А на деле?
ПРОВОДНИК. На самом деле: нет никакой «деревни», «штифтов» и «ревматизма».
МАРК. Что есть?
ПРОВОДНИК. Коммуналка на Садовой. Любовница - бывшая жена лучшего друга.
МАРК. О как?!
ПРОВОДНИК. Так получилось. (Вздыхает устало). И еще…
МАРК. Еще?
ПРОВОДНИК. Я пассажиров (долго разминает затекшую шею) НЕНАВИЖУ!!! 

Пауза.

МАРК. Ты говорил: отец твой умер два года назад. Памятник не на что справить?
ПРОВОДНИК. Жив, старый бабник. До сих пор. Мы не общаемся.
МАРК (подходит почти вплотную к Проводнику, украдкой смотрит направо, налево). Про отца соврал зря. (Мощный апперкот в солнечное сплетение).
ПРОВОДНИК. Ох-х-х! (Опускается вниз).
МАРК. (поддерживает обмякшего Проводника). Отец для меня святое. На колено встань. (Ставит на колено). Постой вот так. «ВСЕ СЛОВА, КОТОРЫЕ МЫ ГОВОРИМ, ИМЕЮТ ЗНАЧЕНИЕ». Дыши. Ровно дыши. И думай. О СЛОВАХ. (Оставляет проводника, идет к левой кулисе).
ПРОВОДНИК. (через силу, почти шепотом). Попадешься ты мне, гад, на обратном пути!
МАРК. Не в этой жизни, прохиндей. Не в этой жизни. (Скрывается за сценой).

Инга с чемоданом выходит из-за правой кулисы, видит стоящего на одном колене Проводника.

ИНГА. Что-то случилось? Помочь?
ПРОВОДНИК (с трудом поднимается). Не надо. Издержки профессии. (Разминает живот).
ИНГА. До свидания. Предприимчивый железнодорожный работник. Как хоть зовут Вас?
ПРОВОДНИК. Фирсов. Андрей Сергеич. Свои Фирсом зовут.
ИНГА (изумленно). Как? Фирсом? Вы: ФИРС?!!
ПРОВОДНИК (кивает). Фирс.
ИНГА (размышляет). Нет, Вы не Фирс. Вы АНТИФИРС. 
ПРОВОДНИК. Не понял?
ИНГА. Это для понимающих. (Идет к левой кулисе, скрывается за ней).
ПРОВОДНИК (пожимает плечами). Что за вагон! Одни кретины! Тьфу! («Сочно» плюет Инге вслед). Что за вагон!! Надо было потерять его на ходу! Сразу за Ростовом! (уходит со сцены за правую кулису).   

КАРТИНА ШЕСТАЯ.

Площадь у Московского вокзала: выход на Лиговский проспект. Слева «Галерея» справа вход в метро на станцию «Площадь Восстания (Московский вокзал)». Появляется с чемоданом Волков. Он выходит из-за правой кулисы, останавливается и стоит в углу сцены, время от времени смотрит на часы, выжидая чего-то. Шумит Лиговский проспект. Объявляют о прибытии и убытии поездов на Московском вокзале.
Слышится рев очень мощной машины, где-то рядом срывающейся со светофора и набирающей скорость. Потом скрежет тормозов (горят диски), легкое нажатие на газ: раз второй третий, остановка двигателя, хлопок закрывающейся двери, «щелк-щелк» - блокировка дверных замков. Герман выходит из-за левой кулисы, делает два-три шага останавливается и крутит на пальце брелок с ключами от машины. Из-за левой кулисы, той части, что у самой рампы выбегает возбужденный Марк. Волкова не замечает, несется через сцену к другу.

МАРК (на бегу раскрывает объятья).Ну, здравствуй! Здравствуй друг на все времена…

Герман раскрывает свои объятья, делает шаг к Марку.   

            (отталкивает Германа). Мой, «Мазерати Кваттропорте»! (скрывается за левой кулисой).
 
Герман взглядом провожает Марка. 

            (возвращается на сцену из-за кулисы).  Оценил? Шутку?
ГЕРМАН. Оценил. 
МАРК (вновь раскрывает объятия). Ты, Гера! Ты, на все времена. Здравствуй, дружище. (Обнимаются). А это (кивает за кулису) железа кусок. Надоест через месяц, через полгода продам.
ГЕРМАН. Ну, что, Марик?
МАРК. Ключи!
ГЕРМАН (протягивает Марку ключи, Марк берет). Документы в бардачке. Владей.
МАРК. Едем со мной до Выборга? У границы попрощаемся.
ГЕРМАН. Едем. (Идет к левой кулисе скрывается за ней).
МАРК (нажимает на брелок, «щелк-щелк», двери открылись. Хлопок – Герман сел в машину. Долго стоит у края левой кулисы, смотрит по сторонам). Прощай, Московский вокзал. Прощай, Петербург. НЕ ДАЙ БОГ! ЕСЛИ НАВСЕГДА! (скрывается за левой кулисой, покидает сцену).   

За сценой заводится с перегазовкой «Мазерати Кваттропорте», машина срывается с места, и звуки ее быстро затихают. Волков, провожает взглядом машину, качает головой, смотрит на часы, уходит за правую кулису.
Появляется Инга. Она выходит из-за правой кулисы, спешит через сцену, останавливается, смотрит на часы. Стоит посреди сцены в ожидании. Раздается мелодичный звук клаксона. Инга обрадованно машет рукой и делает шаг к левой кулисе.

САЗОНОВ (из-за сцены). Стой на месте!
ИНГА (удивлена, останавливается). ?!!

Возникает звук: «клик-клик» - машина закрылась. Из-за левой кулисы выходит на сцену Сазонов. В тех же резиновых сапогах, том же рыбацком костюме. Только без шляпы. И в руках Сазонов несет большую, сверкающую свежей чешуей, килограмма на 3-4 радужную форель! Сазонов сияет счастьем: древний человек, сваливший для всей «стоянки»  мамонта. 

САЗОНОВ. Как тебе? (Трясет рыбой). Как?!
ИНГА. Потрясена! (качает головой от изумления). «Ленд Крузер» починил?
САЗОНОВ.  Уже неделю. Никогда не ловил рыбу. А тут,  три дня назад, меня затащили на озеро.
ИНГА. Сосед позвал?
САЗОНОВ. Он. И там я поймал эту огромную - в четыре килограмма форель! Я боролся с ней, как…
ИНГА. Давид с Голиафом!
САЗОНОВ. Как Геракл со львом.  Но я-таки вытащил ее! Конечно, мне помогли. Но боролся с рыбищей Я! Победил форель я.
ИНГА. Герой!
САЗОНОВ. Я был два часа так счастлив..! Как юнец! И я понял, что такое – счастье. Простое человеческое счастье!
ИНГА.  Объясни?
САЗОНОВ. Счастье – это огромный шкаф маленьких радостей. Которые надо собирать каждый день и хранить внутри. Как дорогие фарфоровые чашки. И когда чашки бьются, теряются, надо искать другие, ставить их в шкаф на новые места. Иногда пить из них, потому что эти чашки с мелкими, ежедневными радостями – хранители прошлого и настоящего счастья! (Пауза).
ИНГА (с интересом). Продолжай.
САЗОНОВ. Пусть это  - глупость. Чушь! Но я вытащил сегодня ночью эту (трясет) ЧЕТЫРЕХКИЛОГРАМОВУЮ форель! И я был так счастлив. Когда я был последний раз так счастлив? Десять лет назад? Пятнадцать?!! Так что такое счастье? Новый «Мерседес»? Большая пенсия? Или озеро. Лес. Сосны! И огромная, живая рыбища в руках?!!
ИНГА. Ты стал оптимистом? Сазонов?
САЗОНОВ. И, наконец, счастье - это умение радоваться жизни.  Просто радоваться. Хотя бы раз в день! Всего одну минуту!! Всем мерзостям и бедам… Вопреки!

Долгая пауза.
ИНГА. Сильно.

Тут из-за правой кулисы на сцене вновь появляется Волков. Он останавливается метрах в двух от кулисы и прохаживается туда-сюда, краем глаза наблюдает за Ингой.

             Миша, я высчитала, сегодня у меня будет овуляция.
САЗОНОВ. Что будет?
ИНГА. Самый благоприятный день месяца для зачатия.
САЗОНОВ (машет рукой). Ты отдохнула?
ИНГА. Не отмахивайся от меня. Сегодня у нас ОБЯЗАТЕЛЬНО! должен быть нормальный здоровый секс.
САЗОНОВ (устало вздыхает). Опять двадцать пять.
ИНГА. Нет! Не «опять двадцать пять»! Пусть будет всего один раз! Но достойный! (Пауза).
САЗОНОВ. Ты будешь потрясена.
ИНГА. Я надеюсь.
САЗОНОВ. Идем?
ИНГА (замечает Волкова. Мужу). Постой, я сейчас. (Направляется к Волкову).
САЗОНОВ. Куда?
ИНГА (мужу, на ходу). Обидела вчера человека. Хочу извиниться. (Подходит к Волкову). Лев Александрович. Простите меня.
ВОЛКОВ. Не понимаю, о чем Вы.
ВОЛКОВ. Лев Александрович. Вы умный. Вы НАСТОЯЩИЙ. (Пауза). Вы все понимаете! (Возвращаются к мужу). Идем.

Двое уходят со сцены, исчезают за левой кулисой. «Клик-клик» - открылись двери, завелся мотор, машина тихо отъехала прочь. Звуки исчезли. Волков снова смотрит на часы, пожимает плечами. Медленно идет с чемоданом к правой кулисе скрывается за ней. Появляется Оксана. На плече дорожная сумка, а в руках огромный букет розовых тюльпанов.
Звучит песня.

«С охапкой розовых тюльпанов
Пустынной улицею шла
Звезда по имени: Оксана.
Дорога ей была светла.
Сегодня праздник у Оксаны
Убит ее богатый муж
Преступным был он коммерсантом
И по щекам льет радость – тушь…»

Телефонный звонок. Песня прерывается, Оксана достает из кармана телефон, смотрит на него, понимает: не тот. Прячет в карман, перекладывает цветы в другую руку, извлекает второй телефон.

ОКСАНА ( взволнованно). Да-да-да..!

Пауза.

ГОЛОС В ТРУБКЕ (без всяких эмоций, сухо). Это прачечная.

Долгая пауза.

                ПРАЧЕЧНАЯ!
ОКСАНА. Да, да.
ГОЛОС В ТРУБКЕ. Был заказ на стирку белья?
ОКСАНА. Да. Был заказ.
ГОЛОС В ТРУБКЕ. Ваше белье постирали.
ОКСАНА. Скажите, а его… (подбирает слова) хорошо постирали?
ГОЛОС В ТРУБКЕ. Достаточно. Было контрольное полоскание.  (Короткие гудки).
ОКСАНА (прячет телефон в карман). Прощай, Рустам. Да будет земля пухом тебе! (Бросает цветы на сцену, и они разлетаются в стороны; пинает ногой цветок, который упал на носок туфли). Ты так любил розовые тюльпаны. (Снова достает из кармана телефон, по которому только что говорила, вынимает сим-карту, ломает ее, идет к правой кулисе, бросает за кулису сим-карту. Вынимает из телефона батарею и с силой бьет ею по табло телефона. Удовлетворенно). ВСЁ! (Телефон летит за сим-картой вслед).

Выбегает Рудольф из-за левой кулисы, останавливается в метре от нее. Переводит дух. Оксану не замечает. Рудольф взмылен, волосы всклокочены. Лезет в карман, достает платок вытирает лоб, щеки, смотрит на платок. Встряхивает его: красный бюстгальтер.

РУДОЛЬФ. Ах, Жанна, Жанетта. Стерва. Нам мужчинам верить нельзя. Конечно. Женщинам можно. Сто долларов не доплатил, отомстила. Как в любовь  бескорыстную, чистую после этого верить?
ОКСАНА (по-прежнему стоит у правой кулисы, Рудольфа не замечает. Достает телефон, набирает номер). Рудольф? Рудольф, где ты?
РУДОЛЬФ ( чуть ранее извлек телефон, отвечает).  На вокзале. Уже на вокзале.  Единственная моя. (Отбрасывает платок за левую кулису, оглядывается по сторонам, видит Оксану, машет ей, зовет, чтобы шла к нему).

Оксана идет к Рудольфу. Волков появляется из-за правой кулисы, смотрит на часы, качает головой.

                (бросается к Оксане, стискивает в объятиях, поднимает, кружит с ней по сцене). Как поезд? Ночь? Я глаз не сомкнул.
ОКСАНА. Почему?
РУДОЛЬФ. Кофе, сигареты. Одиночество. Переживал: как ты!? (Ставит на сцену).
ОКСАНА. Сейчас хорошо.
РУДОЛЬФ. Что с «бельем?»
ОКСАНА. Постирали.
РУДОЛЬФ. Уже?!!
ОКСАНА. Уже.
РУДОЛЬФ. Тебе не страшно? Вдруг доберутся?
ОКСАНА. Рустам насолил русским, грузинам, итальянцам, курдам, мексиканцам… Стольким людям! У всех: от бандитов до интерпола от его смерти будет только радость! ( Пауза. Смотрит на свою руку). Локоть испачкала. (Достает влажную салфетку из сумки вытирает локоть).
РУДОЛЬФ (вынимает платок, вытирает лоб, встряхивает платок: черные ажурные дамские плавки. Тихо). Жанна, Жанетта! (ищет, куда бы их бросить). О чем задумалась?
ОКСАНА (вытирает локоть, непроизвольно). Ты следующий.
РУДОЛЬФ (не слышит, швыряет плавки в сторону, перекрестился). Что?
ОКСАНА (спохватывается). Жара будет днем.
РУДОЛЬФ. Поехали к нам?
ОКСАНА (смотрит на Рустама так, что тому делается не по себе). ?!!
РУДОЛЬФ. К тебе-к тебе.
ОКСАНА (замечает Волкова). Видишь того чудика. (Указывает на Волкова).
РУДОЛЬФ. Ну?
ОКСАНА. Поцеловал меня в поезде. Приставал.
РУДОЛЬФ. Вот это серое! Старое! Чмо?!! Ну, наглость! Щас я ему разобью харю! (Делает шаг к Волкову).
ОКСАНА. Стоять!
РУДОЛЬФ. Почему?
ОКСАНА. Он – профессор. Экономист. Сначала я вспылила. Потом мне стало приятно.
РУДОЛЬФ. Чё ж тут «приятного»?
ОКСАНА. Понравилась умному человеку.
РУДОЛЬФ (машет рукой). Ксана, я, ехал к тебе, знаешь, о чем думал? Давай в честь ПРАЗДНИКА…
ОКСАНА. ??!
РУДОЛЬФ. В честь твоего ОСВОБОЖДЕНЬЯ! Устроим свинг-вечеринку. Твой загородный дом, бассейн. У бассейна голые тела. Тел двадцать. Нет, тридцать. И все трах-трах-трах-трах-трах-трах-трах…
ОКСАНА. Уймись.
РУДОЛЬФ (берет Оксану под руку, идет с ней к левой кулисе). Безостановочно! Снимем все на камеру. Выложим в интернете?
ОКСАНА (останавливается). Никакого интернета!
РУДОЛЬФ. ??!
ОКСАНА. Я ПОРЯДОЧНАЯ ЖЕНЩИНА.
РУДОЛЬФ (понимающе кивает).

Двое покидают сцену, скрываются за левой кулисой. «Клик-клик» - звук разблокировки замков машины, открываются двери, хлопок – двери закрываются, машина уезжает прочь. 

  ВОЛКОВ. Марк уехал на «Мазерати Кваттропорте». Инга упорхнула на Тойоте «Ленд Крузер 200». Оксана села в черный «БМВ Х6». (Вздыхает). Никогда не заработать мне на такие машины. НИКОГДА! Но КТО ОНИ?! Эти трое. Марк – нувориш! Выскочка. Дитя плебса. Ничтожество, разбогатевшее случайно! Не знающее ничего о морали, об уважении человека человеком. НИЧТОЖЕСТВО!! И, судя по тому, как весело, Марк унесся прочь! Вокзалу крикнул что-то  на прощанье, да я не расслышал..! Все в его жизни ладно. Все хорошо. Инга. (Короткая пауза). В поезде, вчера, мне представилась недосягаемой, возвышенной аристократкой! Но оказалась вульгарной охотницей до железнодорожных романов. Самого грязного! Пошлейшего толка! (Снова вздыхает). Оксана. Пожалуй, она - одна из всех троих – милая, ПОРЯДОЧНАЯ ЖЕНЩИНА. Зачем я ее поцеловал? С двадцати лет не совершал подобных безрассудств! И прошлой ночью.!  Неужели зависть к одному удачливому самцу так разрушительно действует на человеческий мозг, что и в пятьдесят лет Волков Лев Александрович, профессор кафедры мировой экономики,  готов совершать такие вот… безумства.

Вокзальное объявление: «Уважаемые пассажиры. Электропоезд до станции Любань отправляется с 3-й платформы левая сторона». 

Эти трое: Марк, Инга, Оксана укатили на дорогих машинах. А я все жду открытия метро! Потому что моя машина: скромный «СИТРОЕН», в ремонте. Вчера ее починили, и денег у меня в кармане ровно столько, чтобы забрать «СИТРОЕН». Я давно не задавал себе этого вопроса! Но, ПОРЯДОЧНАЯ ЖЕНЩИНА, вчера мне его  задала! Я веду в университете курс: «Создание мирового капитала». Всю жизнь занимаюсь экономикой! Знаю о деньгах так много… «… Ну, почему, - спросила вчера она, - вы еще не стали миллионером?» ПОЧЕМУ?!! (Нервно вздыхает). Этих троих на вокзале давно нет! А я  все жду открытия метро! Потому что не могу сейчас (!)  позволить себе такси. (Снова тяжело вздыхает). Да! У меня есть трехкомнатная квартира на Васильевском острове. В центре Петербурга! Да! У меня есть сносная машина. Есть верная жена. Дочь. А СЧАСТЬЯ НЕТ, НЕТ! НЕТ. Откуда во мне эта ЧЕРНАЯ ЗАВИСТЬ! Почему ж так отвратительно, так гадко на душе! ХОТЬ ТЫ СГОРИ НА КОСТРЕ ЗА СВОИ УБЕЖДЕНЬЯ, КАК КОПЕРНИК. ИЛИ, УМРИ ОТ ЦИКУТЫ!  КАК СОКРАТ! СЧАСТЬЯ НЕТ!(Смотрит на часы). Открылось метро. (Снимает с чемодана пиджак, надевает его). Эти трое не заслужили ничего. Они лишь оказались вовремя в том месте, где возникли деньги. И деньги эти им удалось приумножить, сохранить. Этим троим ПОВЕЗЛО!!  (Берет чемодан за выдвижную ручку, лезет в карман). Снова придет жара. (Достает платок, вместе с платком из кармана выползает конверт, падает на сцену. Поднимает конверт, разворачивает, платок снова прячет в карман. В конверте деньги, записка. Читает).  «Профессор, наверно, я негодяй! Но здесь деньги на пару очков. Лев. Александрович. Купи себе двое очков. Смотри в зеркало. Знай: встречаются на земле ОТЗЫВЧИВЫЕ НЕГОДЯИ. Лившиц. Марк». (Недолгая пауза). Выбросить, выбросить деньги этого ничтожества! (Оставляет чемодан, на мгновение скрывается за кулисой, но тут же возвращается назад. Опустошен). Но я учу людей тому, как сохранить, как приумножить деньги. В двадцать я б их сжег! Или подарил! Отписал детдому! Но теперь не могу! Надо купить новые очки. Надо снять Лизе на первое время хотя бы комнату… Приезжает завтра. Следует сказать об этом жене. Но как?!! Будет скандал! Страшный скандал!! Вроде, все хорошо, а… Счастья нет, нет! Хоть сгори на костре, как Коперник! Или, как Сократ, пей цикуту. И умри мучительной смертью! (Берет чемодан, деньги Марка кладет в карман, медленно идет через сцену к левой кулисе).

Тут свет становится бледно желтым: каким был раньше в ирреальных картинах. Волков скрывается за левой кулисой. Возникают звуки Петербургского метрополитена. Падают жетоны, щелкают турникеты, вверх-вниз движутся эскалаторы…
Объявление: «Станция: «Маяковская». Следующая станция: «Гостиный двор». (Голос машиниста: «…Поезд следует только до станции: «Гостиный двор»). Звук закрывающихся дверей поезда, потом станции «Маяковская».

Вербальный коллаж из произнесенных ранее фраз:
«(ИНГА). Поверьте, Лев Александрович. Вы, счастливый человек! (МАРК). Профессор – умнейшая башка. Жена, дети! Чудная работа. От него веяло простым человеческим счастьем. Почему ж я не такой вот профессор?! (ВОЛКОВ). Марк – ничтожество! Разбогатевшее случайно. Инга – охотница до железнодорожных романов! Только Оксана. Одна из всех – порядочная женщина. Этим троим повезло. … ПОВЕЗЛО! (Пауза). Есть квартира на Васильевском … сносная машина…верная жена. Дочь. А счастья нет, нет, и нет.  (САЗОНОВ). Счастье - это умение радоваться жизни хотя бы раз в день! Всего одну минуту!! Всем мерзостям и бедам… Вопреки! (ВОЛКОВ) А счастья нет, нет, и нет! (ГЕРМАН И МАРК хором) Счастье – гадюка – жалит достойных! Поспи-ка солдат до утра! (ВОЛКОВ). Этим троим повезло. Просто повезло. Повезло…»

Где-то далеко-далеко, на Московском вокзале снова звучит тема: «Прибытие поезда (гимн Петербурга).
Занавес.
05 января 2015 года.
8-905-2228035. Вадим Владимирович. 


Ремарка.
(В шапке пьесы после действующих лиц значится: «Массовка. Пассажиры в ожидании поезда». Но в пьесе массовки нет. Пояснение данного обстоятельства.
Автор считает, что пьеса, в которой «главные герои» - поезд и вокзал, будет не живой, статичной, если время от времени на пироне, то есть на сцене, не будут появляться случайные пассажиры. Массовка, которой дела нет до происходящего. Такова жизнь: и реальная, и драматическая (сценическая). Но автор за всю пьесу так и не примерил на себя «режиссерский кафтан». Т.е. «скучающие пассажиры» - предмет исключительно постановочный, не авторский).
Таково мнение автора. Хотя, возможно, у читателей возникнет десять других вопросов, куда более важных, чем этот. 
В.Б. 





Анкета автора.

Брынзюк Вадим Владимирович. (Литературный псевдоним: Вадим Брик).
Родился в г. Таганроге, Ростовской области. 21 июля 1967 г.
Образование: н. высшее.
Профессия: менеджер.
Серьезных творческих заслуг и удач нет.
Адрес: 190000, ул. Казанская д. 33/5, кв. 99.
Р/т. 8-812-9211978
М.т. 8-905-2228035.
e-mail:vadimbrik@mail.ru