Милая моя, чудесная- расчудесная Машенька! Я пишу Вам. Да пишу, пишу, но не отправляю. Я понимаю, что почти в три раза старше Вас. Складываю в ящик письменного стола. И накопилось уже столько, что ящик не закрывается. И не решаюсь отправить. Вы засмеётесь надо мной, закусив пухлую губку. И смех долго ещё будет блуждать по комнатам. Перебегать от одной белой тяжёлой деревянной двери к другой. Скользить по отблеску паркетного лака. И затихнет за большим дубовым шкафом со стеклянными дверцами в гостиной.
Даже вижу, вижу, как это происходит. Золотой пушок над верхней губой золотит утреннее раннее солнце. Я хотел бы быть этим лучом солнца , и будить Вас утром солнечным зайчиком. Бродя кусочком медовым света, пятнышком маленьким по постели, по кружевной пуховой подушке, по Вашей нежной коже. Перебегать на ажурные обои в цветочек и запутаться в занавесях. Молочных и матовых, шифоновых. Если Вы будете смеяться надо мной, то разрушите эту ауру, этот чудесный мир, в котором я пребываю благодаря Вам. Только Вам, Вам и никому более.
Я хочу быть серебряным чайником за завтраком на Вашем столе, чтобы в моём выгнутом боку овалом отражалось Ваше милое личико. Салфеткой белоснежной крахмальной. Чтобы Вы своими маленькими ручками расправили меня и разложили у себя на коленях. Чашкой английского костяного прозрачного фарфора с золотым витым ободком. Чтобы вы своими пальчиками взяли меня за тонкую ручку и поднесли к губам. Чаем, заваренным накрепко. До оранжевого насыщенного цвета. Вареньем из крошечных яблочек-китаек с сухими длинными ножками. Всем, всем, чем угодно. Только бы быть рядом с Вами. Просто видеть Вас. Больше мне ничего и не нужно. Ничего, совершенно.