В своём отечестве

Екатерина Калуцких
– И ты хочешь сказать, что выбрал сам себе такую судьбу? – недоумевал человек невысокого роста с чуть посеребрёнными висками.
– Сам, – в который раз упрямо отвечал парень, потупив взор в пол. Пальцы его мелко дрожали, выдавая волнение. Почему-то с ним никак не удавалось справиться. И тогда возникала плохо подавляемая злость на… крёстного (?). На единственного человека, вобравшего в себя всё святое, что только может быть в жизни (?). На того, кто сызмальства внушал ему и благоговейное уважение, и безграничную любовь, и неосознанный страх (?).
 – Как можно считать, что делаешь свой собственный выбор – осознанный и самостоятельный, – когда мозг твой затуманен? Скажи, как? (Их глаза на мгновение встретились). Тебя поймали на крючок, как рыбку, неужели ты не понимаешь этого? Очнись! Очнись, пока не поздно, пока не засосало совсем!
Но снова упрямый ответ:
– Я сам… решаю… за себя… Мой разум… чист от…  повседневной суеты… и грязи… (Юноша монотонно чеканил каждое слово). Я волен… выбирать… сам… Я делаю… то, что мне нравится.
И каждое слово добавляло уверенности. Наконец, собрав волю в кулак, он посмотрел на крёстного. Во взгляде сверкнул металл. Пальцы перестали дрожать, и пространство поглотило и растворило в себе и страх, и любовь, и уважение. Оно безжалостно расплющило время, отпущенное ему. Отпущенное им. Отпущенное для будущего.
Тяжёлым отливом заиграло серебро на висках не молодого уже мужчины. Он потупил взгляд. Он был бессилен.