Иван Максимович прожил в своей деревне всю жизнь с самого рождения. Исключением стали военные годы, когда он, тридцатилетним, ушёл на фронт, да несколько лет московской послевоенной жизни. Пройдя всю войну, он не был даже ранен и, вернувшись с фронта, поступил в Московскую сельскохозяйственную академию по льготам, представляемым фронтовикам. Там познакомился со своей будущей женой, Галиной, которая была на пять лет моложе его. Окончив учёбу, они поженились, и Иван остался в Москве.
Галина (Иван звал её Галкой) оказалась очень активной и жизнелюбивой девушкой. Имея лёгкий и весёлый характер с ней невозможно было поссориться: все недоразумения она разрешала шутками и поцелуями. Она успевала везде: работала и участвовала в кружке самодеятельности, летом ездила вожатой в пионерские лагеря, занималась плаванием, а зимой по выходным вытаскивала, любящего поспать, Ивана на лыжные прогулки в Сокольники. Но главным её увлечением был парашютный спорт, и ему она уделяла бОльшую часть своего свободного времени.
Жили они вместе с родителями Галки, которые приняли Ивана как родного. Он работал в одной из научных лабораторий города вместе с Галкой и, получается, они были просто неразлучны.
Люди постепенно привыкали к мирной жизни и наслаждались ею. Но случилось непоправимое. Солнечным прекрасным , весенним утром на одном из подмосковных аэродромов у Галины не раскрылся парашют и она разбилась...
Иван пережил гибель жены очень тяжело. Находиться в квартире, где они были счастливы, он не мог и, несмотря на уговоры Галкиных родителей, у которых она была единственной дочерью, стал собираться в свою деревню. Его не прельщала намечавшаяся удачная карьера в Москве, которую ему пророчили: не для кого стало жить. Иван оказался однолюбом и, когда друзья пытались познакомить его с какой-либо девушкой, он, повстречавшись с ней несколько дней, больше не звонил и просил друзей оставить его в покое: ведь ни одна из них не шла ни в какое сравнение с его Галкой...
____________________
Приехав в деревню, он как выпускник столичного ВУЗа, да ещё и с опытом работы по специальности, был приглашён на должность главного агронома в областной центр, где и проработал до самой пенсии. Жил он в старом доме своих родителей, которые умерли ещё до войны. Дом был запущен, и Ивану пришлось немало потрудиться, чтобы привести его в порядок. Хозяйку себе Иван в дом так и не привёл...
Много лет прошло с тех пор и дом, как старый человек, начал «сдавать» – то крыша прохудится, то провалится половица, то дверь перекосит. Да и сам Иван, теперь – Иван Максимович, изменился: постарел, стал чудоковат, немногословен, но остался так же чуток и отзывчив на просьбы односельчан.
Его любили все: и дети, и взрослые. Он много знал, мог помочь в трудную минуту, готовил из трав замечательные лечебные настои, за которыми к нему обращалась вся деревня и он никому не отказывал. А мальчишки, которым по разным, порой всем известным, причинам не хватало дома мужского внимания, были частыми гостями ( да, что говорить – хозяевами) в его доме.
На пенсии Иван Максимович занялся садом. Заменил все состарившиеся и погибшие плодовые деревья новыми сортами, а так как с тех пор прошло много лет, то теперь он имел прекрасный плодоносящий сад, выращенный с большой любовью. А яблоки у него были самыми вкусными в деревне.
В иные годы урожай был таким, что Иван Максимович раздавал яблоки соседям, разъезжая по деревне на старом трофейном велосипеде, привезённом им из Германии. Этот велосипед был предметом зависти мальчишек, несмотря на то, что предназначался он для девушек или женщин, которые могли ездить на нём в платье, а чтобы юбка не попадала в спицы заднего колеса, там была установлена защитная сетка радужной расцветки, ярким пятном украшающая весь облик этого чёрного с золотом, лакированного велосипеда с большими колёсами и очень мягким седлом из натуральной кожи.
Иван Максимович ездил на нём долгие годы, но от этого велосипед не потерял своих ходовых качеств и привлекательности. Но однажды, не заправив как обычно, брючину в носок, он зацепился штаниной за цепь. Штанина застряла в цепи и он упал... Да так неудачно, что сломал ногу и срослась она неважно, после чего Иван стал хромать. А велосипед без дела остался в сарае.
Шли годы. Иван Максимович, как и его старый дом, начал прихварывать: то спину перенатужит, то одышка не проходит... А тут ещё начались проблемы с зубами. Корни их начали болеть, в «дупла» попадали остатки еды и дёсны воспалялись. Пришлось ехать в город к знакомому врачу. Тот, посмотрев зубы, покачал головой и сказал:
– Максимыч, припоздал ты с зубами-то: ничего уж сделать нельзя. Внизу я тебе всё починю. А вот сверху придется все зубы удалять: совсем пропали они...
Так и сделал. А, когда во рту всё зажило, Иван Максимович опять поехал в город и врач сделал ему замечательный зубной протез. С ним жизнь пошла совсем по-другому. Раньше он не мог ни огурчиком похрустеть, ни бараночками с чаем полакомиться, ни косточек погрызть, оставшихся после варки холодца, который Иван так вкусно готовил. Теперь он вновь стал получать удовольствие от еды. А в его возрасте это много значило. Он очень дорожил своими новыми зубами, про себя называя их «акульей челюстью», но никогда ни перед кем не хвастался ими, стесняясь, что все будут думать о том, как он на ночь вынимает их изо рта и кладёт в стакан с водой, что он, впрочем, заботливо делал каждый вечер.
Вот так и жил Иван Максимович в своей деревне со своими заботами и маленькими радостями, никого собой не обременяя, справляясь со всеми бытовыми проблемами и, всё чаще его навещающими, старческими болячками – спокойно и размеренно, но по-прежнему одиноко...
– – – – – – – – –
В то время в деревне многие стали заводить кроликов: и мясо, и шкурки были заметным подспорьем в жизни сельчан. Иван Максимович живности не держал: съесть, выращенное им самим животное, было для него просто невозможным. Это всё равно, что съесть его кошку Мурку или Боцмана, дворняжку, что жила с ним уже 10 лет. А соседские кролики, будто догадываясь о гуманности Ивана, нагло пролезали сквозь щели в штакетнике старого забора к нему на участок и оставались там.
Сначала он ходил по деревне и искал хозяев, а потом, передумав, стал содержать беглецов в своём сарайчике, куда они через несколько лет с трудом стали вмещаться... А хозяева, спасшихся от съедения кроликов, не искали их: всем известна способность этих животных к размножению и потеря одного – двух крольчат была неощутимой.
Вот тогда Ивана Максимовича и стали называть Дедом Мазаем, по аналогии с героем известного рассказа. Да и по возрасту Иван давным - давно мог быть дедом. Но не довелось... Потом слово «Дед» каким-то образом почти забылось и взрослые стали звать его просто «Мазай», а дети по-прежнему – «Дед».
Однажды Мазай собирал яблоки в саду. Набралось уже несколько мешков. Он устал и, присев на скамеечку возле стола под огромной грушей, выбрал самое красивое яблоко и, с хрустом откусив он него большой кусок, осмотрелся по сторонам. Август... Тепло... Но первые жёлтые листочки золотятся среди потемневшей, уставшей листвы. Небо высокое, просторное, светлое... Хорошо!
Вдруг он почувствовал боль в десне. Вынул свой зубной протез – разгрызенное семечко от яблока попало под него. Мазай палочкой вычистил остатки зёрнышка из своей «акульей челюсти» и, вымыв её в бочке дождевой водой и положив на стол, отправился добирать оставшийся урожай.
Прошёл час, а, может, больше. Мазай проголодался. Снял на пороге резиновые калоши и, оставшись в толстых шерстяных носках, зашёл в дом. В печке томилась каша со свининой. Он достал чугунок, поставил на стол и снял крышку: дивный зАпах мяса, гречневой каши и, немного пригоревшего лука, облачком вырвался наружу и, достигнув ноздрей, вызвал у Мазая огромное желание поесть. Сглотнув слюну, половником зачерпнув добротную порцию, выложил её в свою любимую глубокую, железную миску. И вдруг вспомнил: зубной протез остался в саду на столе... Чем жевать?! Дед, не торопясь, прикрыл крышкой чугунок и, плоской тарелкой, свою миску, надев калоши, вышел во двор.
Боцман носился вокруг стола, неистово лая. На столе сидела здоровенная ворона и держала в клюве дедов протез. Увидев приближающегося человека, тяжело взлетела, унося с собой Мазаево «сокровище». Дед кинул вслед палку – напрасно... Ворона села на сосну за забором и, вертя головой, не выпуская протез, смотрела вниз. Много раз Мазай пытался попасть в неё палкой, но слишком высоко сидела птица... Затем, выдержав ещё несколько минут своего триумфа, ворона торжественно улетела в лес.
Дед вернулся в дом, забыв снять калоши. Аппетит был испорчен. Он съел несколько ложек каши, выбирая оттуда мясо, жевать которое было трудно. Потом, в сердцах хлопнув ладонью по столу, встал и снова вышел наружу, захватив по пути с полки в сенях бутылку самодельного кваса. Посидел, покурил, выпил почти весь квас, зашёл в дом и улёгся спать.
– – – – – – – – – –
Когда Мазай проснулся, солнце уже начало садиться, розовым цветом окрашивая стволы берёз и сосен, белые «паруса» простыней, сушившихся на верёвке, протянутой меж двух, ещё совсем зелёных, клёнов ... И небо над головой: чисто – чистое с несколькими «барашками» на нём... Красота!..
Мазай вышел на улицу. Мальчишки шумной ватагой направлялись к нему: прохудилась их старая, общая лодка и надо было её законопатить, а никто, кроме Мазая, делать это так хорошо не мог. Пошли к пруду. Мазай перевернул лодку вверх дном и они начали работать. Через какое-то время, Мазай закурил и, внезапно выронив папиросу из беззубого рта, вспомнил о своей утраченной челюсти. Её отсутствие приносило Деду забытые неудобства и раздражало его.
И тут его осенило! Ведь мальчишки носятся везде и их так много в деревне! Он попросит их отыскать похищенное «сокровище», а тому, кто найдёт, подарит ценный подарок – свой велосипед, что совсем заскучал в сарае. Конечно! Он так и сделает!
Рассказав ребятам о том, что нужно найти, он не сказал напрямую о награде, но достаточно прозрачно намекнул о ней. Мальчишки заинтересовались и, закончив с лодкой, разбежались по домам. Их лёгкий топот вскоре затих вдали и Дед опять остался один.
Вечерело. Над тёмным прудом навис редкий, прозрачный туман и в него почти погрузилось большое оранжевое солнце, едва касаясь краем диска лёгкой ряби воды... Было тихо – тихо. И, пока ещё, тепло...
Мазай, вернувшись домой, поел немного остывшей каши, покряхтывая, влез на ещё не остывшую печку и уснул, предвкушая завтрашнюю радость от предстоящего возвращения челюсти на место. Ему снился сон, что он, тоже мальчишка, вместе с остальными, бежит босиком к пруду. Ноги, лёгкие и быстрые, скользят по росистой траве, а они бегут, бегут навстречу огромному оранжевому солнцу и сердце бьётся часто и радостно... Ночь пролетела быстро.
К девяти часам почти все ребята уже высыпали на улицу. Посовещавшись, разбежались на поиски в разные стороны. Где только не искали они пропавшую челюсть: и на деревьях, и в кустах, и на крышах сараев, и в поле, и у пруда – нигде её не было...
А среди ребят был один мальчишка, которого они долго не принимали в свою компанию. Звали его Пашка, очень смышлёный, но слишком маленький, чтобы участвовать во всех мероприятиях наравне с другими пацанами, которым было по 11 – 14 лет. Пашке не было ещё и семи лет. Только должно было исполниться в середине сентября. По этой причине его не принимали в школу, пока директор не убедилась в его, довольно раннем, развитии и, в порядке исключения, зачислила его в первый класс. И Пашка с нетерпением ждал 1-го сентября, которое, по его мнению, возвысит его в среде пацанов уже только одним званием: «школьник».
Вместе с остальными, Пашка с рвением приступил к поискам: очень уж ему хотелось получить этот велосипед и тем самым занять достойное место среди старших ребят. Он лазил по сточным канавам, поилкам для коров, куда часто залетали птицы; искал на сеновале, на зерноскладе. Везде... Безрезультатно. Он обшарил все известные ему дупла и в одном из них даже нашёл старые, ржавые, когда-то блестящие, часы. Но челюсти нигде не было.
Пашка задумался. Что за челюсть! Мазай ничего не сказал, какая она. Как выглядит? Только попросил найти... Пошёл к отцу, спросил, что такое «челюсть»? Тот ответил, что это кость, на которой находятся зубы и, что челюсти есть у всех. Получив такой ответ, Пашка долго сидел, размышляя... Потом встал и вышел за калитку.
– – – – – – – – – – –
Тем временем и этот день подходил к концу. Опять вечерело. Стало прохладно: не так как вчера. И не было всё таким розовым и сказочным, как вчера... И полупрозрачные серые, перистые облака закрывали почти всё небо. Казалось, скоро пойдёт дождь. И только оранжевые, бледные отблески на глади пруда, говорили, что именно туда: за пруд, за горизонт ушло солнце...
На крыльце своего дома сидел Мазай в окружении ребят и слушал их рассказы о поисках, не оправдавших его надежды. Мальчишки, испачканные и понурые, услышав скрип калитки, повернули головы и увидели, медленно входившего в неё, Пашку. Он, тоже уставший, держал одну руку в кармане так, что сжатый кулак ясно вырисовывался сквозь «жидкую», сношеную ткань его «треников».
– Дед! А ты, правда, отдашь «велик» за челюсть? – спросил он, исподлобья глядя на Мазая.
– Да, где ж она, челюсть то? – вздохнул Мазай – Не нашли нигде...
– Ты скажи, дед, правда, отдашь? – повторил Пашка.
– А, что я, врал когда? – Мазай удивлённо вскинул брови.
Ребята примолкли.
– Нет... – тихо сказал Пашка – Ну, так давай велик! Вот она, челюсть!
И Пашка, под взглядами замерших мальчишек, вынул руку из кармана и все увидели на раскрытой ладони, на измятом листке лопуха маленькую кошачью челюсть с острыми клычками...
Как хохотал Дед Мазай! Как корчились от смеха, валяясь на траве, пацаны! Когда все успокоились, Мазай спросил Пашку: – «А почему ты решил, что мне нужна ЭТА челюсть»? На что тот ответил: – «А ты ведь не сказал, какая челюсть тебе нужна. Ну, вот я и принёс тебе эту»... Немного помолчав, чтобы отдышаться после смеха, дед спросил: – «Где ж ты взял её»? И вот что рассказал Пашка.
– – – – – – – – – – – –
У них во дворе жила огромная собака. Очень злая и сильная. Её всегда держали на цепи и никогда не спускали. Но она всё-таки сумела укусить почтальона, когда тот принёс телеграмму и зашёл в калитку без звонка, который были вынуждены провести из-за злобного нрава Пыжика (так назвали пса, когда он маленьким, пушистым шариком, появился у них шесть лет назад). Цепь была длинной и, отойдя немного назад, Пыжик выждал, когда почтальон пройдёт дальше, на охраняемую территорию, затем, в быстром броске, завалил почтальона и прокусил ему руку. Тот, правда, сразу вскочил и мгновенно ретировался... Потом приходил милиционер: родителям пришлось заплатить штраф и купить почтальону новую куртку вместо разорванной Пыжиком. Цепь после этого случая укоротили, но в калитку без звонка никто теперь входить не решался.
Так вот, этот Пыжик, как и все собаки, ненавидел кошек. Но хозяйскую толстую, рыжую Патрикевну любил и позволял ей даже вылизывать свою свирепую морду, жмурясь от удовольствия. Остальным кошкам, случайно появившимся на участке, нельзя было позавидовать. Увидев чужую кошку, пёс, с поразительной точностью, сопоставлял длину своего броска с длиной цепи, этот бросок ограничивающей. И почти никогда у него не было осечки. Кошки гибли сразу: Пыжик огромной пастью хватал кошку за голову и прокусывал её. А оставшиеся в живых, уползали за забор и там покидали этот мир.
Однажды бабушка Пашки, увидев загубленную Пыжиком кошку, взяла её за задние лапы и так набила ею по морде сконфуженного пса, что он несколько дней не выходил из будки. Но даже после такого наказания, этот разбойник не прекратил жестокой охоты на кошек, но действовал он теперь очень осторожно и заметал следы своих преступлений необычайно хитрым способом.
Если на участке одновременно находился кто-то из хозяев и чужая кошка, этот бандит лежал с независимым видом, глядя в сторонку или на небо и только тихий, глухой рык выдавал его отношение к ненавистной твари. Если же кошка появлялась в отсутствие хозяев, всё шло, по отработанной хитрым Пыжиком, схеме: прыжок, укус... И вот тут, как потом выяснилось, он внёс усовершенствование в свой ужасный промысел: начал прятать тела жертв, заметая таким образом следы преступлений.
К ним на участок несколько лет назад привезли целую машину песка: для огорода и для ремонта сарая и высыпали песок недалеко от будки Пыжика. Получилась довольно большая куча. И вот в этой куче собака быстро рыла лапами довольно глубокую ямку, швыряла туда бедную кошку и носом ловко и тщательно зарывала место захоронения. Куча песка пролежала во дворе года три: ремонт сарая отложили. А для огорода песка потребовалось совсем мало.
Об этих проделках Пыжика так никто бы и не узнал, если бы этой весной Пашка не увидел вдруг под, почти стаявшим с кучи песка, снегом чей-то облезлый хвост. Пашка позвал отца и тот вытащил за этот хвост то, что осталось от кошки... Пашку отправили домой, но он видел в окно как отец, взяв лопату, перекопал всю кучу и нашёл там ещё шесть или семь тел загубленных кошек, которых закопал потом за забором, там где чуть дальше сажали картошку.
И тут Пашка вспомнил, что когда бабушка весной сажала картошку, то раскопав лунку, она увидела там кошачью челюсть. Наверное, Пыжик так хватил кошку за голову, что прокусил её и даже челюсть отвалилась. Пролежав в песке несколько лет, она освободилась от мяса и выглядела довольно чистой. Вот об этой челюсти и вспомнил умный Пашка, когда Мазай объявлял приз за находку.
Он стал рассуждать: Мазай просил найти челюсть, а чью – не сказал. А велосипед обещал. Он, Пашка, принесёт челюсть и дед не сможет отрицать, что Пашка принёс не то, что дед просил. Ведь папа сказал, что челюсть есть у всех. А, может она у всех одинаковая. А значит, дед должен будет выполнить своё обещание и наградить его, Пашку, таким прекрасным подарком. Пашка вздохнул... И, окрылённый, отправился на картофельные грядки.
– – – – – – – – – – –
Картофельная ботва совсем пожухла. Трава вокруг грядок подсохла, пожелтела и полегла. Под ней почти не просматривалась земля так, как это было весной. Но Пашку это не смутило и он начал искать. Долго ковырял палкой утоптанную бабушкой землю и вдруг, бросив случайный взгляд на, растущий рядом с грядками, куст репейника, увидел на нём белеющую челюсть с острыми клычками! Она! Как попала она на куст?! Наверное, птица хотела её унести, но что-то спугнуло её и челюсть выпала из клюва. Или может быть бабушка, пропалывая картошку, увидела её и брезгливо бросила в сторону, угодив в злополучный куст... Как бы то ни было, челюсть есть! Пашка схватил её и, сполоснув в луже, завернув в лист лопуха, отправился к Мазаю, где к тому времени уже собрались все другие, менее удачливые, искатели «сокровища» Мазая.
Вот такой рассказ услышали ребята с дедом от, взволнованного предстоящим событием, Пашки.
«Ну, ты хитрец, Пашка! Ну, ты хитрец!" – усмехаясь и покачивая головой, проговорил Мазай. Устало поднялся, пошёл к открытому сараю и скрылся в нём. Все замерли в ожидании. И вот дед Мазай выкатывает оттуда велосипед, подходит с ним к Пашке и говорит:
– «Ты правильно сказал: слово всегда держать надо. Даже, если тебя перехитрили. Только ты сам помни об этом»...
Вот так Пашка и заполучил вожделенный велосипед на зависть старшим пацанам. Но только относиться к нему после этого случая, ребята стали с некоторым недоверием. А дед Мазай поехал в город и ему сделали новый протез – лучше прежнего...