От камня, брошенного в воду

Татьяна Сопина
Судьба и поэзия Ирины Фещенко-Скворцовой

Так случилось, что об авторе я узнала раньше, чем начала читать стихи Ирины Фещенко-Скворцовой.

Вобщем, это нормально. Выдающийся критик второй половины ХХ века В.В. Кожинов считал: «Поэт – это судьба». Пишущих хорошие, грамотные стихи стало много,  - говорил он, - это радует (речь идёт о 80-х годах ХХ века). Но количество авторов стало намного превышать издательские возможности. Редакторы в замешательстве, а для тех, кто пишет всерьёз, отсутствие публикаций  становится трагедией.

(В наше время отсутствие благосклонности редактора уже не трагедия: накопи деньги и издавай, что хочешь, в  любом количестве. Но тут уже беда для читателя – какую книгу взять в руки? Опять же Интернет, телевидение… Количество пишущих стало едва ли не больше, чем читателей).


Но В.В. Кожинов ввёл понятие, актуальное и поныне: «генеральная дума».  Это не «готовность отозваться на всё, что идёт в душу: на снег, на дождь, на прочитанную книгу, прослушанную песенку» (по Твардовскому), но нечто властное, захватывающее, что выше писателя и поэта... что непременно должен он донести читателю. А то ему и жизнь не в радость. Судьба. Генеральная дума.

О том же писал Д.С. Лихачёв: «Загляни через плечо автора и попробуй понять, почему именно этот человек, в это время написал то или иное произведение» (цитирую по памяти – ТС).

Я знала о Фещенко-Скворцовой, что она эмигрантка. До начала 90-х прошлого века работала в высшем учебном заведении в Волгограде, а потом в ВУЗах Киева. Была известна в литературных кругах. Но по неким причинам покинула Родину… И всё стало иначе. Ныне трудится простой рабочей на португальской фабрике, а это очень тяжело и морально, и физически.
 
Есть  судьба. А это уже интересно.

Когда Галина Александровна Щекина нынче осенью представила нам книгу И. Фещенко-Скворцовой «Блажен идущий» и сказала, что по ней мы узнаем трудную судьбу автора, я подумала, что это исповедь-проза.  Но оказалось – стихи. И тут стало понятно, что стихами можно сказать не меньше, но в определённом смысле даже больше, чем повествованием. Потому что это – судьба души, выраженная эмоционально, красиво, больно.

Я прочитала книгу с начала до конца. Потом – с конца до начала. Потом стала открывать наугад. Что-то припоминать и находить запомнившееся стихотворение. Книга хороша ещё и тем, что издана скромно, но хорошим шрифтом в мягкой обложке. Её можно носить с собой, открывать, когда хочется отключиться от окружающего мира (в поезде, в очереди в больнице...). Быт есть быт – куда от него денешься? Молодёжь ходит с наушниками, а кому-то ближе книга.

Что же мне близко в этой мятущееся душе?

«Чужая среди чужих, искала она слова, и были её слова – чужие…»
Стихотворение-триптих называется «О женщине», и можно подумать, что это о любви. Так и есть, но это стихотворение и о Родине. И о поиске в поэзии. Лучи от зажжённой свечи расходятся в разные стороны. Настоящая поэзия многогранна, многозначна.

«Вселенная поместится в горсти, и ей – твоим дыханием расти…»; «Отболевшее и недавнее отдирать от себя…»; «Не стоит думать: если бы тогда… Другие люди, ночи, города…»: - а ведь это всё о том же. В стихах Фещенко-Скворцовой прослеживается именно «генеральная дума»: не мимолётная готовность отозваться «на снег, на дождь, на прочитанную книгу», а то, что рвётся из души и лечит!

Я не знаю в подробностях прозаическую сторону жизни автора. Но мне кажется, что не будь таких резких (вероятно, трагических) переломов в судьбе – не состоялся бы и поэт.

Она в стихах ещё и очень прекрасная, чуткая, нежная. Женское начало.

Как я буду тебе близка –
Вся, до жилочки у виска…

Я буду вливаться в природу
Стихами, как будто кругами
От камня, брошенного в воду…

Снег на цыпочках шёл,
Он боялся обидеть траву…

Таких находок множеств, их можно сплести, как вологодское кружево. Но в кружеве –только радость. В нём нет трагедии. А у Фещенко-Скворцовой –  раздумья и о вселенских ранах,  и о чужих храмах, и о силках для птиц и людей, и якоря памяти…

Мутное море, и разве не рыбы на дне мы?
Только во сне омывает и нежит дневное.

…И в поздний-поздний час
Взойдут созвездия твои
В орбитах мёртвых глаз.

В последнем позволю не согласиться. В орбитах мёртвых глаз ничего не всходит, потому что они закрыты. Но иные стихи тем и хороши, что заставляют не просто скользить по строчкам - думать.

И. Фещенко-Скворцова – человек религиозный. Об этом говорит и название книги, и  многие строки. И невольно думается, что в Господе утешение автора. Хочется его пожалеть, погладить, и тут же думаешь: а достоин ли ты такого порыва? Поэт и не посмотрит вниз, потому что над ним – Бог и Небо. Но если смотреть вверх слишком долго – устанешь. И захочется простого:

Ты у меня один,
И если будем живы,
Мы, дом отгородив,
Посадим прутья ивы…


Я посмотрела выходные данные сборника «Блажен идущий»: «Вологодская типография», тираж 100 экз. Капля в море. Разойдётся, скорее всего, по узкому кругу. А почему не по России? Так ли много сейчас в нашей стране истинно хороших поэтов – пусть они даже живут в иной стране?

Потом заглянула на сайт Стихи.Ру. Красивая женщина. Член Союза российских писателей. Переводчик, критик, учёный.

У неё была (и есть) большая любовь. И состоявшаяся творческая личность: огромная эрудиция, критические статьи, переводы.  Ничто из её многостороннего таланта никуда не делось.

Тем не менее, Российский СП (кроме Вологды) её своей не считает, и не будь Г. А. Щекиной, которая подарила на это издание свою материальную помощь от Союза  (считай, издала за свой счёт, что в выходных данных не указано), увидел бы свет поэтический сборник?

 Публикации на Стихире – только переводы. В 2013 году вышла из печати книга Антонио Нобре в переводе Фещенко-Скворцовой. А своё? Это, как я понимаю, только в Интернете и самиздате. Две Родины – и ни одной? «Свой среди чужих, чужой среди своих»?

Когда-то в СССР не признавались выдающиеся творческие личности, живущие вне Родины – потом спохватились о столь длительной потере русских ценностей. Не повторяется ли история?

А пока… Будем считать, что Вологде повезло. И я радуюсь, что имею эту книжку у себя дома.