АФГАНЕЦ (Лирическая новелла)
«Так у нас в народе называют обжигающий раскаленный ветер с песком. Появляется в сентябре. После ураганного ветра обычно падает температура, и изнурительная летняя жара идет на нет».
Колёса монотонно отстукивали километры, то ускоряя, то замедляя бег. Уютный вагон скорого поезда покачивался в такт. На крутых виражах со стоном и скрежетом кренился то влево, то вправо, и, казалось, ещё чуть-чуть и он свалится в песок близлежащего бархана.
За окном унылый однообразный пейзаж, но, если барханы представить застывшими волнами Великого океана, то можно нафантазировать себе что- то интересное, чем и занималась, сидя у окна, молоденькая девушка, с короткой стрижкой, нежным румянцем, карими и немного грустными глазами. Как над океаном резвясь, выпрыгивают обитатели морских глубин, так и здесь, обитатели пустыни появляются на поверхности барханов. Вот из норки выскочил суслик, замер в стойке на задних лапках, скрестив перед собой передние, удивившись своей храбрости, посвистел и юркнул обратно. Вот варан проскочил среди кустов засохшей верблюжьей колючки, а вот мелькнул тушканчик, коренной житель песков.
Казалось, эти картинки бесконечны. Как вдруг, откуда ни возьмись, вырастают хозяйственные постройки, привязанный за ногу верблюд, с горделивым безразличием жующий жвачку, три домика и дворик с топчаном под виноградной лозой. Разъезд. Поезд тормозит, останавливается не надолго. С грохотом проносится встречный поезд и наш скорый, поскрипывая, плавно трогается, постепенно набирая скорость, неохотно расставаясь с людьми на разъезде, сигналит, будто извиняясь перед ними, продолжая свой неумолимый путь к конечной цели.
Девушка не первый раз едет этим маршрутом, ей знаком каждый поворот, каждая кочка.
К разъездам у неё особое отношение. Она ни как не могла, но очень хотела понять, как могут эдесь жить люди? Неужели им достаточно этих трех домиков и больше ничего не нужно?
Один разъезд запомнился ей особенно. Всякий раз, она видела старика со старухой, сидящими на топчане. Они пили чай и о чём то беседовали. Скоро этот разъезд. Странно, старик сидит один. Поезд как никогда стоит долго, но старуха не появляется. Сухощавая согнувшаяся фигурка старика кажется маленькой и беспомощной. Неужели случилось что-то плохое?
Пролетел встречный, а семафор все показывал красный. Скорый продолжал стоять, как бы сочувствуя старику и затем медленно поплыл, покатил дальше, оставляя его одного горевать свое горе …
………
….…Крохотный разъезд из трёх домиков с пристройками, утопающий в зелени, был вдали от суетного мира. Редко наведывался кто ни будь из дорожного управления, других гостей не было.
День и ночь сновали поезда, обдавая придорожные кусты жаром долгого нелёгкого пути. Пассажирские поезда останавливались не надолго. Постояв минуту, как бы подтверждая своё прибытие и, пропустив встречный поезд, просигналив, набирали скорость, и, позвякивая и поскрипывая, уносились вдаль.
Дома составляли треугольник, вершиной острого угла была будка с высоким окном и дверью, внутри которой был стол с телефонным аппаратом, журналом для записей. Пахло обтиркой, машинным маслом, тем особым запахом, по которому можно было узнать любое железнодорожное помещение.
За витой железной оградкой, вечного атрибута разъездов, буйно цвели циннии, торчали жёлтые головы подсолнухов. Слева по ходу от разъезда красовалась надпись « Счастливого пути!», выложенная невесть кем из раскрашенных камней. С тыльной стороны разъезд обступали горы и по ночам, вниз, в долину струилась прохлада с густым запахом арчи, ежевики, грецкого ореха.
Казалось, никакие земные страсти не могут нарушить монотонную, однообразную жизнь, оторванного от всего мира, маленького разъезда. Но, там где есть жизнь, там есть радость и печаль, любовь и страдания!
Старик сидел на кошме, на излюбленном месте возле служебной будки и смотрел на проходящие составы. В темноте проносились пассажирские поезда. В освещённых окнах видны были люди, занятые своими заботами, мыслями, кто за чаем, кто за книгой, кто просто слепо озирающийся в темноту ночи. Куда они ехали, зачем, почему не сидят дома? Как много людей на земле, как много городов! Куда всех несёт с насиженных мест? Он думал о снующих людях, воображал их жизнь и вспоминал свою.
Как жили, душа в душу, со своей женой, как подарила она на старости лет красавицу дочку, желанную, выстраданную, рождённую скорее мечтой, чем плотью. Дочь росла быстро, не мучила болезнями, бегала как козочка по ближним холмам, оглашая хмурые горы звонким счастливым смехом. Училась в школе для детей железнодорожников в городе. Для них был построен интернат. Но бывало, затосковав, удирала на товарном домой, чтобы побыть в родном доме, возле родных. Семнадцать лет пролетели как один долгий счастливый день, и вот настала пора ехать учиться, получать высшее образование. Директор школы сам наведался на разъезд и долго уговаривал стариков не держать дочь, что девочка талантливая, ей обязательно нужно учиться дальше, описывал красивую Москву, где она будет учиться и, в конце концов, уговорил.
Письма от дочери были длинные, написаны стихами. Старик плохо понимал стихи, удивлялся, но думал, значит у неё всё хорошо, раз пишет стихи. Летом её ждали в гости. Задолго до её приезда старуха готовясь к встрече с дочерью, намывала и выскабливала и без того чистые полы, убирала в кладовках, начищала посуду. Старик, посмеиваясь, смотрел, как мечется старуха, шутил: « Что, министра встречаешь?» А сам вытащил из сундука свой пиджак с медалями и повесил проветриваться от нафталина.
Наступил долгожданный вечер встречи. Загрохотал вдали поезд. Старикам казалось, что поезд не летел, не ехал, а шёл медленно, как бы нехотя, подползая к разъезду. И вот, наконец, из разгорячённого нутра вагона, вышла их дочь, черноглазая красавица с короткой стрижкой.
При всей огромной взаимной любви, они никогда не целовались с матерью, тем более с отцом. Слегка обняв мать, пожав отцу руку, приветливо кивнув молодому человеку, стоявшему поодаль, она помчалась вперёд к дому, распахнув руки в объятия, закружившись в невероятном танце «радости». « Ура, вот я и дома!» « Ура!»- ответили горы.
Константин стоял возле крыльца, держа чемодан и сумку, и с любопытством наблюдал за девушкой.
Вечера на юге короткие. Сумерек почти не бывает. Только был день, жаркий, бесконечно долгий, а вот уже и ночь, прохладная, звонкая несёт желанную свежесть измученной земле.
- Дочка, познакомься, это Костя, сын моего фронтового друга, приехал изучать азиатские растения, ну он сам тебе потом расскажет, гостит у нас. Хочет собрать горное мумиё для отца, раны подлечить.
- Мать, ну давай, собирай ужин - просит старик, -
- Иди, дочка, посмотри, что мы тебе приготовили.
Майя, затаив дыхание, зашла в дом. Он, кажется, стал меньше и темнее. Сколько раз в Москве, он снился ей во сне, сколько раз, закрыв глаза, она мечтала об этой встрече. В углу красовался телевизор. Вот это подарок! Конечно, она и думать не могла о такой роскоши. Старик покряхтывал от удовольствия, что угодил дочери.
Майя стала разбирать чемодан. Сколько всяких диковинных вещей она привезла! Матери она подарила голубой с переливами платок, под цвет её глаз, отцу шерстяную безрукавку, трубку с фирменным табаком « Нептун», массу всяких сувениров, безделушек, кофейную мельницу, которую старуха долго вертела, но, так и не поняв, что к чему, отложила в сторону. Достался подарок и Константину – авторучка с золотым пером. Сумка была сплошь набита книгами.
- Зачем так много читать, голова заболит - жалела дочку старуха.
Весь вечер Майя рассказывала о большом городе Москве, о Литературном институте, о театрах, о новых подругах. Костя внимательно слушал Майю.
Отец же с матерью не вникали в суть её рассказов, половины не понимали, а просто любовались своей любимой доченькой ,красавицей и умницей.
Ранним утром Майя убежала в горы, и до обеда её не было видно. Бегала по одной ей знакомым тропам, по старым тайникам, где хранила секреты детства, цветные стёклышки, камешки. Самым драгоценным тайником были припрятанные дневники, где скрывались первые пробы пера, стихи о кузнечиках, о жёлтом листочке, о лете и зиме, обо всём, что окружало Майю.
Майе многое было дано от природы, так остро чувствовать, восхищаться силой земли, которая после зимней спячки вдруг разрешалась первой почкой, первым зелёным листом, первым цветком. Она замечала то, мимо чего другие проходили равнодушно. Её удивлял восход солнца, она чувствовала его власть, мощь, или, когда полная луна всходила на горизонте, такая огромная в полнеба, она явственно ощущала себя инопланетянкой.
Она любила ложиться в траву, жмуря поочерёдно глаза, смотреть, как солнце пробивается сквозь листву, слушать, как стрекочут кузнечики, смотреть, как бегают муравьи по стебелькам травы, слушать пение птиц. Она радовалась белым мотылькам, бегала с ними от цветка к цветку, напевала им какие-то свои немудрёные песенки.
В этот раз, вернувшись с прогулки, она закрылась у себя в комнате, читала и что-то записывала. Журналистом стать непросто.
Вечером бегала по двору, прибирала, чистила, поливала. Из кухни доносились невероятно вкусные запахи пирогов, приготовленные по новым столичным рецептам. При этом напевала, не замечая, что поёт, не задумываясь, есть ли голос, но мелодию выводила точно.
Каждый занимался своим делом. Старик не забывал свои обязанности, встречал и отправлял поезда, переводил стрелку, следил за состоянием пути на его участке. Старуха возилась с живностью, доила корову, задавала корм скотине, птице.
Константин уходил по утрам в горы, возвращался вечером с охапкой новых растений и, сидя на топчане, разбирал всё по травинкам. Оказывается, он готовил материал для своей диссертации по азиатской флоре, побывал в Батхызском заповеднике, в Кугитангском, Репетекском, словом, основательно готовился к защите. По пути, по просьбе своего отца - приехал на разъезд, встретиться с его другом - однополчанином. Константину понравились гостеприимные старики, место, где располагался разъезд, и он немного задержался. А тут ещё такая красавица появилась, что уезжать и вовсе расхотелось.
Старику нравился Костя. Он очень напоминал своего отца
в молодости, и старику иногда казалось, что он видит Василия и, вспоминая фронтовую жизнь, обращаясь к Косте, называл его Василием.
Вечером, за ужином, молодёжь о многом говорили, находились общие темы. Старики сидели рядом и любовались своей дочкой, не вмешивались в их разговоры, да, по правде сказать, они и не понимали о чём те говорят.
Константин, с присущим москвичам пренебрежительным отношением и столичным гонором, заметил, что девушка, прожившая в глубинке, разбирается в тонкостях поэзии, живописи, начитанная. Знает лечебные свойства местных трав, и даже взялась помочь по теме его диссертации.
Теперь они вместе уходили в горы, собирали цветы, травы. Майя легко определяла вид растения, рассказывала о его лечебных свойствах. Так что гостю пришлось поубавить свои амбиции. Как- то вечером после такой прогулки, разбирая траву, и украдкой поглядывая в сторону девушки, он откровенно залюбовался ею, а когда их взгляды встретились, неожиданно смутился. Сердце бешено заколотилось, и он не увидел, что девушка тоже растерялась и убежала в дом.
Как ни странно, но после этого случая, Майя старалась найти причину, чтобы отказаться от очередного похода с ним за травами.
Однажды старуха затеяла плов, и Костя предложил Майе прогуляться за барбарисом. Майя, помедлив, согласилась и, натянув тапочки, схватив кошёлку, побежала вперёд. За первым поворотом Костя догнал её, пошёл впереди и всякий раз, как приходилось перепрыгивать через ручеёк или кочку, оборачивался, молча подавал руку. Лёгкое прикосновение ладоней волновали оба сердца и, теперь, уже они, смотрели вперёд, не ждёт ли их ещё какое-нибудь препятствие, чтобы продлить нежданное новое ощущение.
Наконец они достигли заброшенного кяриза и сели передохнуть.
-Туркмению всегда представляют жаркой пустыней и, никто и не знает, какая у нас разнообразная природа! Чистый горный воздух, родники. Как легко дышится! Какой аромат!
- Ты говоришь, как поёшь, заметил Костя.
- Пойдём дальше, - смутилась девушка.
Вскоре они добрались до зарослей барбариса. Колючие, низкорослые деревья прятали свои тёмные плоды на самых верхушках.
Костя ловкий парень. Осторожно и быстро добравшись до верхушки, он сбрасывал нежные ягоды вниз, хохочущей девчонке, которая подставляла обе ладошки и командовала:
- Вон ещё слева, а теперь справа, нет, нет - над головой!
Набрав с пол мешочка ягод, Костя вдруг оступился и рухнул вниз, обдираясь о колючие ветки.
- Эх ты, медведь, ну что сильно ушибся?- наклонилась Майя.
- Да нет,- растерялся Константин, вытаскивая занозы.
-Давай, я помогу,- смеялась Майя.
Лёгкое прикосновение рук, близкое девичье дыхание, сделали своё дело. Парень схватил девушку в охапку и поцеловал, измазанные кислыми ягодами, губы. Испуганная девушка, оттолкнув Костю, сказала спокойно:
- Дурак.
Молча, почти бегом, вернулись домой. Майя долго умывалась под краном, потом ушла в свою комнату. К ужину не вышла, сказав, что разболелась голова.
Ах, эти блаженные южные ночи! Лежишь так, а звёзды сыплются cверху и так часто, что не успеваешь загадывать желание. Небо бездонное, ясное и всё хорошо просматривается далеко вглубь Вселенной. Звёзды разгораются всё ярче, порой слышится их шёпот! Да, да звёзды такие болтушки, как девчонки! Потом, поднимается старая луна, буквой С повиснет крючком где-нибудь сбоку. Так пролежишь, промечтаешь, уснёшь под утро с улыбкой на лице. Безмятежная молодость - прекрасная пора жизни!
В одну из таких ночей Костя, дождавшись, когда старик уйдёт домой на целых два часа, после развода очередных встречных поездов, постучал в окно Майи.
- Не спишь?
- Нет
- Пойдём, погуляем?
- Пойдём, только я вечернее платье надену.
« Какое ещё вечернее платье?» - подумал Костя. Майя вышла в белом красивом платье и, Костя всё понял.
Добравшись до старого кяриза, Костя постелил пиджак, бережно усадил Майю, примостился рядом с ней, прикрывая её от ветра. Ночи становились прохладными.
- Я знала, чувствовала, ещё там, в Москве, что со мной что-то должно случиться. То ли поезд попадёт в аварию, то ли землетрясение, то ли ещё что- то, а когда вышла из вагона и увидела тебя, то сразу поняла: вот она, моя погибель.
- Какая же я погибель? Когда я увидел тебя, подумал: Вот она, моя мечта!
Нашёптывая друг другу слова нежности и любви, понятные только им двоим, они вступали в новую жизнь. Что же принесёт она им? Горе или радость, покой или волнение? Разве думаешь об этом в такие минуты?
Ночь задумчиво смотрела на этих счастливых людей, оберегая их близость, редкий и недолговечный дар природы.
Всякое начало, есть начало конца.
- Я скоро уеду, сказала Майя.
- Давай вместе поедем, мне немного осталось разобраться с травами?
- Нет. Скоро наступит время афганца. А я его не люблю. Опустошает всё.
- Увидимся там, в Москве?
- Не знаю, у сказок нет продолжения и, пока счастливый конец, надо остановиться.
- Как ты можешь так спокойно говорить, - расстроился Костя. Я всё равно тебя найду в Москве.
Майя промолчала.
- Сорви мне целую веточку барбариса с ягодами, с собой увезу…
……….
…..Наступил месяц афганца. Раскалённый ветер обрушился на измученную зноем землю, и, казалось, хотел покончить с ней раз и навсегда.
Несколько кустиков сухой колючки, намертво вцепившихся в безжизненную землю, бессмысленно вертелись из стороны в сторону, раболепствуя перед властелином.
Ветер набросился на три небольших домика, у забытого Богом и людьми разъезда, один из которых был видимо служебным помещением.
Когда- то, этот разъезд был бойким местом, поезда сновали день и ночь. Но построили новую магистраль, защищённую квадратами степняка от заносов песка, и жизнь ушла отсюда.
Афганец облюбовал себе железную решётку, вечную спутницу разъездов, за которой когда-то укрывались циннии, ночная красавица, виноградная лоза, потом стал рассматривать расцвеченные камни, аккуратно уложенные в надпись « СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!».
Покрутившись вокруг безжизненных, истлевших домиков, заглянув в пустой сарай, ветер умчался дальше. Где нет жизни, нет ничего. Пустота…
………….
- Девушка, девушка, проснитесь, наконец, сколько можно спать, или я сейчас врача вызову! Скоро Москва, сдавайте бельё!- тряс девушку за плечо проводник.
Молоденькая девушка, с короткой стрижкой и нежным румянцем на щеках, с трудом приходя в себя, увидела перед собой проводника вагона с лицом Кости. Он улыбался.
- У вас что, летаргический сон? Мы уже стали волноваться, не случилось ли, что!
За окном вагона кружились берёзки, сосенки, ели. Воздух стал влажный, прохладный, напоенный запахом хвойного леса, грибов. Поезд уверенно и радостно приближался к своей цели.
«Вот так сон,- никак не могла прийти в себя девушка. Приснится же такое! Хорошо, что это только сон! Надо же такому присниться?-продолжала повторять она. А впрочем, почему бы не взять этот сюжет для моей курсовой работы? Посоветуюсь с педагогом! Надо записать всё, пока не забыла!»
1979 г, Туркменистан