Анна. Часть 2

      Мне стыд­но го­ворить о том, как я жил даль­ше. Это бы­ли дни, пол­ные от­ча­яния и раз­мышле­ний о смыс­ле жиз­ни. Пос­коль­ку я знаю, что Вам, мой до­рогой пси­хи­атр, при­дет­ся чи­тать эти стро­ки, я знаю, что все же не ска­жу Вам ни­чего но­вого, но я счи­таю, что каж­дый че­ловек так или ина­че хоть раз за­думы­ва­ет­ся о смыс­ле жиз­ни. Ко­го-то по­доб­ные раз­мышле­ния при­водят к от­ве­ту, а ко­го-то - в ту­пик. Это как ог­ромней­ший ла­биринт, в ко­торый за­пус­ка­ют всех лю­дей, и кто смо­жет най­ти вы­ход - тот и бу­дет счас­тлив. Я при­шел в ту­пик. И этот ту­пик был пол­ностью об­кле­ян фо­тог­ра­фи­ями мо­ей сес­тры.
      Пра­виль­но, я ду­мал о ней, как о сво­ем собс­твен­ном смыс­ле жиз­ни. Ее счастье для ме­ня бы­ло важ­нее счастья лю­бого че­лове­ка, и ког­да ее шат­кая пси­хика, как цве­ток, заг­ну­лась под на­пором кам­ня из пе­чали и скор­би, и мое счастье с гро­хотом рух­ну­ло. Я по­нял, что нич­то мне не за­менит ее улыб­ки - ни улыб­ки слу­чай­ных жен­щин, ни хо­рошая ра­бота, ни день­ги и ни рос­кошь. «Как мне вер­нуть улыб­ку на ее ли­цо и свет в гла­за?..» - ста­ло глав­ным воп­ро­сом мо­его бы­тия. К со­жале­нию, я так и не смог его ре­шить.
      Пос­ле ме­сяца та­кого су­щес­тво­вания внут­ри се­бя, пос­ле ду­шев­но­го мо­его ски­тания и бо­роз­де­ния шра­мов, я ре­шил сно­ва пой­ти к сес­тре. От нее не бы­ло ни­каких вес­тей. Ни в один из дней она не поз­во­нила мне в дверь и не из­ви­нилась за то свое по­веде­ние, она так и не от­ве­тила на сот­ню ма­миных пи­сем и так и не выш­ла из до­ма. Я шел к ней мед­ленно, пос­то­ян­но раз­во­рачи­ва­ясь на пол пу­ти и идя об­ратно, но по­том я сно­ва по­вора­чивал­ся и шел к ней. За­шел в ки­но по пу­ти, по­сидел в ка­фе, по­вер­нул к до­му, а по­том сно­ва к Аню­те. Я му­чил се­бя. Я тер­зал свою ду­шу. Встре­ча с Аню­той ста­ла для ме­ня чем-то страш­ным: я бо­ял­ся уви­деть что-то ху­же мо­их ожи­даний, я бо­ял­ся сно­ва ра­зоча­ровать­ся в ней. И еще боль­ше я бо­ял­ся то­го, что она ста­нет та­кой, как рань­ше, за­быв о Мак­си­ме - са­ма эта мысль от­равля­ла ме­ня. Мне хо­телось это­го, да, ра­ди ее же бла­га, но все же я ви­дел ее пе­чаль­ной и крот­кой вдо­вой с чер­ной ву­алью на ли­це. Пе­чаль­ной и крот­кой, а не со­шед­шей с ума от го­ря.
      Я до­шел до нее, тер­за­емый чувс­тва­ми, толь­ко к ве­черу. На этот раз дверь ока­залась от­кры­той, мне да­же не приш­лось сту­чать. Я ос­то­рож­но за­шел и ти­хо-ти­хо зак­рыл же­лез­ную дверь. Из спаль­ни до­носи­лись зву­ки скрип­ки… что это? Та­кое зна­комое… Ка­жет­ся, «Вальс цве­тов» Чай­ков­ско­го. С удив­ле­ни­ем я за­метил, что из это­го валь­са кру­тит­ся лишь од­на часть, для­ща­яся не боль­ше по­лови­ны ми­нуты, та часть, ког­да му­зыка при­об­ре­та­ет бо­лее пе­чаль­ные и нап­ря­жен­ные обо­роты, а не свет­лые, как в на­чале. Я сде­лал все­го па­ру ша­гов и под мо­ей но­гой что-то хрус­тну­ло. В тем­но­те я не рас­смот­рел это­го, но, ког­да наг­нулся, по­нял, что под но­гами у ме­ня цве­ты. Ос­мотрев­шись пов­ни­матель­ней я с не­веро­ят­ным ужа­сом осоз­нал, что они здесь вез­де - прик­репле­ны к сте­нам, к по­тол­ку, раз­бро­саны по по­лу, сто­ят в ва­зах и чаш­ках вдоль стен… Я дос­тал те­лефон и стал фо­тог­ра­фиро­вать их - мне неп­ре­мен­но за­хоте­лось уз­нать, что же это за цве­ты и за­чем они здесь? Мо­жет, есть ка­кой-то смысл? Все цве­ты ока­зались бе­лые и раз­ных ви­дов - все­го я нас­чи­тал шесть. Не­кото­рые я уз­нал с фо­тог­ра­фий - ли­лии, ро­зы и мар­га­рит­ки, но ос­таль­ные для ме­ня ос­та­лись за­гад­кой. Я не силь­но раз­би­рал­ся в цве­тах. Я вспом­нил те, ко­торы­ми был об­ло­жен гроб Мак­си­ма, и мне ста­ло лю­бопыт­но - есть ли они здесь? Но я да­же не смог вспом­нить фор­му тех рас­те­ний, толь­ко бе­лос­нежный цвет. Здесь они то­же все бе­лые. Толь­ко тог­да, ког­да я за­метил цве­ты, я ощу­тил их рез­кий аро­мат. За­пахи пе­реби­вали друг дру­га, но сре­ди них чувс­тво­вал­ся прос­то ужа­са­юще зло­вон­ный. Он был поч­ти скрыт за­пахом цве­тов, но все рав­но за­метен. Во­няло как буд­то тух­лой ры­бой или чем-то та­ким… Я не смог ра­зоб­рать сре­ди та­кого кон­трас­та.
      За­быв про цве­ты, я по­шел даль­ше, к све­ту, иду­щему из спаль­ни сес­тры. Я ос­то­рож­но, пря­чась за двер­ным ко­сяком, пос­мотрел в ком­на­ту. Пос­мотрел - и не по­верил сво­им гла­зам. Пе­редо мной бы­ла ее спаль­ня - боль­шая кро­вать, нак­ры­тая си­ним ат­ласным пок­ры­валом, бе­лос­нежные за­навес­ки, ог­ромный шкаф во всю сте­ну с зер­ка­лом. И кровь. Она бы­ла раз­ма­зано по всей ком­на­те, алые пят­на вы­деля­лись на сте­не так же, как вы­деля­ют­ся сей­час, ког­да я пи­шу про­шед­шие со­бытия в днев­ник. Эти пят­на сей­час тут, пе­редо мной, и я мо­гу их опи­сать, но не ска­жу, что вы­ис­ки­вать фор­му в кро­вавых пят­нах та­кое уж ин­те­рес­ное за­нятие. По­верь­те мне, не сто­ит это­го де­лать, ес­ли вам до­рога Ва­ша пси­хика. Я ведь пра­виль­но пи­шу, да, ува­жа­емый док­тор? Вер­немся к со­быти­ям то­го ве­чера. Под за­меча­тель­ный фраг­мент из валь­са Чай­ков­ско­го Ан­на си­дела на кро­вати, а ря­дом с ней ле­жал Мак­сим. Точ­нее, его те­ло. Она гла­дила его по во­лосам, нас­висты­вая эту ме­лодию. Ли­цо ее вы­ража­ло лю­бовь, вер­ность и пре­дан­ность. Она гла­дила его и пред­став­ля­ла, что он жив, хо­тя те­ло мес­та­ми уже яв­но дав­но гни­ло в та­ком теп­лом по­меще­нии. Пе­редо мной про­мель­кну­ли все про­шед­шие со­бытия, прав­да уда­рило в ли­цо так силь­но, что я прис­ло­нил­ся к две­ри, за­быв об скрыт­ности, и сполз по ней вниз, из­да­вая ка­кие-то зву­ки ужа­са. Я не опи­шу сво­их чувств в тот мо­мент, но я до сих пор от­хо­жу от этой кар­ти­ны. Иног­да она снит­ся мне. Я при­ложил ру­ку ко рту и рас­кры­тыми ши­роко гла­зами смот­рел на сес­трен­ку. Ус­лы­шав ме­ня, она вздрог­ну­ла, ли­цо ее рез­ко по­меня­лось. Она смот­ре­ла на сте­ну не мор­гая, ру­ка ее за­мер­ла у Мак­са на го­лове, а я тем вре­менем пы­тал­ся встать, но бе­зус­пешно. Все во мне ста­ло нес­ги­ба­емым и на­качен­ным нар­ко­зом, все ко­неч­ности ра­зом от­ка­зали, а мозг да­вал раз­ные ко­ман­ды нев­по­пад. Осоз­на­ние то­го, что моя сес­тра по­хити­ла труп мо­его луч­ше­го дру­га и жи­ла с ним столь­ко дней, при­вело ме­ня в силь­ней­ший шок. Я не знал, ку­да де­вать­ся. Ан­на мед­ленно по­вер­ну­ла ко мне го­лову. Дви­жение это бы­ло очень ме­хани­чес­ким, поч­ти ку­коль­ным. Она ве­ла се­бя как ма­ри­онет­ка - дви­галась стран­но, не вы­ражая эмо­ций, слов­но ею уп­равля­ли не­весо­мые ни­точ­ки. Она вста­ла с кро­вати и поп­ра­вила платье - си­нее с ши­роки­ми го­лубы­ми лям­ка­ми, то са­мое, ко­торое ей по­дарил Макс на 8 мар­та. Да-да, я пом­ню его. Пом­ню, как мы втро­ем ели мо­роже­ное тог­да, как она сме­ялась, как хо­дила по­том в этом платье, не сни­мая. Я пом­ню эту Анеч­ку, мою род­ную Аню­ту. А те­перь пе­редо мной сто­яла Ан­на.
Ан­на не со­бира­лась со мной го­ворить, не со­бира­лась ме­ня жа­леть и ус­по­ка­ивать. Ан­на су­щес­тво­вала в сво­ем лож­ном ва­ку­уме, в нем был один че­ловек - Мак­сим. И он то­же был ложью, пос­коль­ку ре­аль­ный Мак­сим был мертв. Ме­ня же Ан­на не же­лала ви­деть в сво­ей идил­лии. В ней не мог­ло су­щес­тво­вать треть­его че­лове­ка, тем бо­лее уж то­го, ко­торый те­перь зна­ет ее сек­рет. И по­ка я в шо­ке пы­тал­ся спра­вить­ся с болью и эмо­ци­ями, она ре­шила из­ба­вить­ся от ме­ня. Под кро­ватью Ан­на име­ла при­выч­ку дер­жать то­пор - это бы­ло ее ору­дие. Ког­да вспо­минаю об Ан­не, все вре­мя она вид­не­ет­ся мне в си­нем или чер­ном платье и с то­пором. Ан­на - вы­родок, ужас­ная эмо­ци­ональ­ная му­тация, ко­торая все­лилась в те­ло мо­ей сес­тры и пож­ра­ла ее свет­лую ду­шу, вы­тес­ни­ла ее и прев­ра­тила в прах. Вот кем я счи­тал Ан­ну. Она вы­нула то­пор и лов­ко по­вер­те­ла его в ру­ке, она уже зна­ла, как его нуж­но ис­поль­зо­вать. От это­го мне ста­нови­лось еще ху­же. Я по­чувс­тво­вал за­пах от те­ла Мак­си­ма так точ­но, что ко мне в гор­ло под­ка­тил прис­туп рво­ты, но я сдер­жал его. Она под­хо­дила бли­же, гля­дя пря­мо в ду­шу сво­ими го­лубы­ми гла­зами. Я не знал, что де­лать. Уме­реть? По­жалуй, это бы­ло бы про­ще, чем му­чить­ся вот так, как сей­час. В тот мо­мент все для ме­ня зас­ты­ло, Ан­на вста­ла пря­мо пе­редо мной. Я уви­дел ее ру­ки, они бы­ли все в кро­ви, дро­жали. Те са­мые ру­чон­ки, ко­торые в цер­кви воз­ло­жили на Мак­си­ма ве­нец из бе­лых пог­ре­баль­ных цве­тов. Ка­жет­ся, это бы­ло так дав­но… Моя Аню­та умер­ла. Пе­редо мной вос­ста­ла, как де­мон, Ан­на. Она сто­яла так, под фраг­мент «Валь­са Цве­тов», с то­пором в ру­ке и в си­нем платье, а я жал­ся к сте­не. Мой мозг про­дол­жал бо­роть­ся с этим, вклю­чил ин­стинкт са­мосох­ра­нения, но я был в та­ком па­рали­зован­ном сос­то­янии, что прос­то не мог ни­чего де­лать. Я смот­рел на нее, на ее жес­то­кое ли­цо, на ее бе­зум­ные гла­за и ду­мал о смер­ти. «На­де­юсь, хоть ме­ня она не ста­нет хра­нить в этой спаль­не так же, как и Мак­си­ма,» - ду­мал я тог­да. Я точ­но знал, что Ан­на мо­жет ме­ня убить, да что там, она и хо­тела ме­ня убить, прос­то в один миг в ней что-то щел­кну­ло, и она вы­рони­ла из рук то­пор. В гла­за ее хлы­нули сле­зы; я пе­рес­тал ды­шать. Она упа­ла на ко­лени пе­редо мной и спря­тала ру­ки в ла­дош­ки. За­рыда­ла, гром­ко воя. В тот миг я не знал, ку­да де­вать­ся, ме­ня гло­жил страх и ужас, ме­ня уби­вало уви­ден­ное и уби­вало то, во что прев­ра­тилась моя сес­тра, но сер­дце мое бо­лез­ненно сжа­лось при ви­де ее та­кой - ры­да­ющей и сла­бой. Аня, моя ма­лень­кая Аня… Я по­нял в тот мо­мент, что я бу­ду лю­бить ее лю­бой. Я был го­тов по­любить и Ан­ну, убий­цу и бе­зум­цу, стра­дали­цу люб­ви. Она мог­ла бы убить ме­ня? Да, мог­ла. Все­го один удар - и я был бы тру­пом, та­ким же без­жизнен­ным, что и труп Мак­са в этой же ком­на­те, но она ре­шила сох­ра­нить мне жизнь. Я не дви­гал­ся с мес­та, по­ка она ры­дала, не тре­вожил ее и поч­ти не ды­шал. Из глаз мо­их тек­ли сле­зы, я за­метил это не сра­зу. Мы про­сиде­ли так дол­го, мне да­же на­до­ел этот фраг­мент му­зыки, кру­тящий­ся сно­ва и сно­ва. Я ус­пел от­ды­шать­ся и прий­ти в се­бя, ос­та­новил сле­зы, взял свое те­ло под кон­троль, но не спе­шил вста­вать. Ма­лей­ший шо­рох - и она бы сор­ва­лась. Я си­дел не­под­вижно, ста­рал­ся ров­но ды­шать, слу­шал бе­шеный ритм собс­твен­но­го сер­дца и ду­мал о том, как бы пос­ко­рее уй­ти от нее. И тут в спаль­ную дверь за мо­ей спи­ной вон­зился то­пор, пря­мо ря­дом с мо­ей боль­ной го­ловой. Я вздрог­нул, ощу­тив сер­дце у се­бя в гор­ле, все во мне сжа­лось в ту­гой узел. Под лез­ви­ем ору­дия прог­ну­лось де­рево, из­дав ужас­ный звук, ко­торый по­том дол­го от­да­вал­ся в ушах вол­на­ми. Ан­на сно­ва ста­ла жес­то­кой. Она сто­яла на ко­ленях, на­висая на­до мной, и дер­жа­ла од­ной ру­кой то­пор. Рез­ким дви­жени­ем она вы­дер­ну­ла его и от­бро­сила в сто­рону, к кро­вати. Я был пе­репу­ган до смер­ти и так и не по­нял ее дей­ствий.
      - За­чем ты при­шел? - го­лос Ан­ны был не та­кой, как у Аню­ты. И не та­кой, ка­ким она про­гоня­ла ме­ня в прош­лый раз. Этот го­лос был взрос­лым, жес­тким и су­хим, но в то же вре­мя он зас­тавлял жа­леть его об­ла­дате­ля, про­питать­ся к не­му не­ким… со­чувс­тви­ем? Я слы­шал этот го­лос мно­го раз, Ан­на го­вори­ла со мной час­то и дол­го, и каж­дый раз мне хо­телось об­нять ее и уте­шить. Она, как змея, ши­пела на ме­ня, бро­салась, по­рыва­ясь впить­ся зу­бами в мое ли­цо и в мою ду­шу, она обе­щала вы­пот­ро­шить ме­ня, но я да­же тог­да хо­тел уте­шить ее, но не знал, как. Быть мо­жет, ес­ли бы у ме­ня выш­ло, я бы вер­нул свою Аню­ту. Бы­ло что-то не­веро­ят­но кра­сивое в об­ра­зе Ан­ны, как в об­ра­зе Но­чи, но это бы­ла уже не моя сес­трен­ка. Я вос­при­нимал ее, как дру­гого че­лове­ка. До­иг­рался…
      - Я… - я не мог по­вер­нуть язык. Как сей­час пом­ню. Вот пи­шу об этом, и сно­ва та­кое ощу­щение, что ска­зать ни­чего не мо­гу. Как буд­то мне длин­ной иг­лой вка­чали что-то под язык и он рас­пух так, что не уме­ща­ет­ся во рту. Та­кое бы­ло ощу­щение. - Аня, я… Ты…
      Она нак­ло­нилась бли­же. Кон­чи­ки ее во­лос кос­ну­лись мо­его ли­ца и мне ста­ло ще­кот­но, но я все же не дви­нул­ся с мес­та, толь­ко с пе­репол­ненны­ми ужа­сом гла­зами смот­рел на нее. Да, я бо­ял­ся ее. Бо­ял­ся Ан­ны. Пер­вое вре­мя она вну­шала мне толь­ко страх, а ее пос­тупки - неп­рикры­тый ужас, но поз­же я на­чал за­мечать, что это ка­жет­ся мне обыч­ным. Ан­на, та­кая, ка­кая она яви­лась мне, бы­ла воп­ло­щени­ем ис­тинной сле­пой люб­ви. Та­кой сле­пой, что не ви­дела, как у нее на ру­ках гни­ет воз­люблен­ный.
      - Я не мо­гу убить те­бя, Влад, - про­шеп­та­ла она, прик­рыв гла­за. Ког­да эти жес­то­кие си­ние озе­ра скры­лись, мне да­же по­каза­лось, что я ви­жу пе­ред со­бой Аню - мою Аню, а не Ан­ну. Но вот она от­кры­ла гла­за, на­рушив мое спо­кой­ствие. Я в па­нике при­жал­ся к две­ри силь­нее, нап­рягся. Вот оно. Взрос­лый двад­ца­тилет­ний му­жик бо­ит­ся сво­ей млад­шей сес­тры. Мо­жете сме­ять­ся, но тог­да мне бы­ло дей­стви­тель­но страш­но. Ока­жись лю­бой на мо­ем мес­те, он был бы… хо­тя, зна­ете, его бы уже не бы­ло. А мою жизнь она сох­ра­нила. Ан­на, су­мас­шедшая влюб­ленная, име­ла внут­ри се­бя ку­сочек Анеч­ки. Она вста­ла, по­вер­ну­лась ко мне спи­ной и сто­яла так, гля­дя на кро­вать. Я не знаю, что она там ви­дела. На мно­жес­тве по­душек и на ат­ласном си­нем пок­ры­вале ле­жал Мак­сим. И од­но­му Бо­гу из­вес­тно, ка­ким его ви­дела Ан­на в тот мо­мент. Воз­можно, жи­вым и ве­селым. Воз­можно, она и ви­дела прав­ду, но тща­тель­но от се­бя ее пря­тала в за­ко­ул­ках соз­на­ния. Од­но я по­нял точ­но раз и нав­сегда - го­ворить с Ан­ной о Мак­си­ме нель­зя. Да­же ког­да она са­ма на­чина­ла, да­же ког­да вспо­мина­ла бы­лые дни, да­же ког­да зас­тавля­ла по­гово­рить с ней о нем, это­го нель­зя бы­ло де­лать. Для ме­ня это пос­лу­жило «Зо­лотым пра­вилом» и за­коном - нель­зя и все. Я ре­шил так в тот день, ког­да си­дел у нее на по­лу, весь вспо­тев­ший и на­пуган­ный, и слу­шал­ся это­го пра­вила на про­тяже­нии все­го про­шед­ше­го вре­мени.
      Она от­пусти­ла ме­ня в тот день. Спле­ла мне ве­нок из бе­лых цве­тов и мол­ча опус­ти­ла на го­лову. Он по­казал­ся мне свин­цо­вым, но я нес его на го­лове до са­мого до­ма - по­том он сам упал, ког­да я ус­та­ло плюх­нулся на кро­вать, пы­та­ясь пе­ремо­лоть все уви­ден­ное. Мы не го­вори­ли в тот день, но я точ­но по­нял, что те­перь при­вязан к Ан­не, при­вязан к ее судь­бе, при­вязан ко все­му слу­чив­ше­муся, да­же к по­хище­нию. На са­мом де­ле на ду­ше Ан­ны уже тог­да ле­жало очень мно­го гре­хов, ко­торые я то­же унес с со­бой. Вот по­чему ве­нок был та­ким тя­желым.