Думайте что хотите, но я не верю в психологическую терапию как таковую, но все же напишу этот «дневник» для моего психиатра. Будем считать, что это такой квест, и мне надо его выполнить, чтобы снова стать здоровым человеком без ночных кошмаров и постоянных истерик. Мне плохо и больно вспоминать это, сидя в той самой квартире, где все произошло. На стенах кровь - осколки прошедшей трагедии. Я ее еще не отмыл, потому что боюсь прикасаться к любому окровавленному предмету тут. Я часто смотрю на стены в алых пятнах и думаю, кто же хозяин этого пятна? Здесь было много трупов. Кто знает, кровь это незнакомой мне девушки или моей сестры Анюты.
Анечка… Моя родная сестренка. То, что случилось, напрямую связано с ней. Она и была эпицентром всех развернувшихся событий, очагом возгорания и жерлом вулкана. Она на моих глазах сходила с ума все больше, и я видел - видел своими глазами! - как ее безумие достигло невероятных пределов. На ней был венец печали и страдания, но в ее пугающем образе было что-то романтично-трагичное, что я никогда не забуду. Голубые глаза ее в моей памяти останутся именно такими - заполненными слезами, окрашенными в боль и скорбь, вечно открытыми и не моргающими. Она смотрит на меня так во снах. Так, как смотрела последние недели жизни.
Моя Анечка всю жизнь любила Максима - моего лучшего друга и бывшего одноклассника. Ему было шестнадцать, а ей - тринадцать, когда они только начали отношения. Мне казалось, влюбленней я не видел никого. Она смотрела на него, как на божество, все время порывалась коснуться его - то рукой заденет, то плечом. Они были вместе дольше, чем любые другие мои знакомые, я уж начал шутить про то, что Максу придется жениться на Анютке. Он в ответ улыбался и говорил: «Когда-нибудь». Этого момента времени «когда-нибудь» на отрезке жизненной ленты не было - слишком коротка она оказалась у Максима. Вот отсюда и начинается вся эта ужасная история.
Макс умер в двадцать лет. Ужаснейшая авария. Столкнулось несколько десятков машин, и в одной из них направлялся домой мой друг. Об этой аварии вещали все Федеральные каналы, все новости, газеты и интернет. Не было конца и края агонии близких умерших. Я сам испытал это на себе. Ты хочешь забыть, закрыться от этого, но вокруг тебя все средства информации пытаются напомнить о твоем несчастии. Ты хочешь убить время перед телевизором, не проливая лишних слез, но в итоге ревешь в подушку, снова увидев те печальные кадры. Машины одна за одной врезаются друг в друга, сталкиваются на бешеной скорости, вдребезги разламывая запчасти, и ты понимаешь - в одной из них твой друг. Ни я, ни Анюта не смогли оправиться до похорон. Мы рыдали навзрыд, натягивая черную одежду на уставшее от стрессов тело. Душа моя хотела вырваться наружу и полететь к Максу, я хотел убедится в том, что он не мучается, я хотел сказать ему, что простил за тот постыдный случай, что простил ему долг, что я позабочусь о младшей сестренке и что мы обязательно встретимся снова. На что он бы обязательно улыбнулся и ответил: «Когда-нибудь».
Похорон не было. Я уже настроился на то, что черный ящик с телом моего дорогого друга кинут в яму, закидают землей и поставят на всем этом камень с его именем. Я собрался с мыслями, что так надо, что так его последняя часть из этого мира сохранится, что кусочек его души останется здесь и будет слышать все то, что я стану рассказывать ему о своей жизни, держа в руках цветы. Но этого всего не было. Тело Макса просто украли. Это сделала моя сестра.
Я помню то, как вошел в церковь, мы с Анютой пришли раньше всех. Она сразу пошла внутрь, к гробу, а я решил немного прогуляться. Вернувшись, я чуть не разревелся прямо там, у дверей церкви. Увиденное заставило меня открыть рот в изумлении. С вида, открывшегося моим заплаканным глазам, можно было писать картину. Я увидел Анечку, тогда еще она была прекрасной и светлой, словно ангел. Лицо ее с пухлыми розовенькими губами обрамляли светлые волосы, а глаза горели голубым светом. Видеть ее в черном платье было для меня в новинку, она любила более светлые тона. Глаза ее были закрыты черной вуалью, прикрепленной заколкой к волосам, а по щекам текли хрустальные слезы. Гроб лежал у алтаря, а в нем - Максим в белом костюме. Его безжизненное лицо не выражало никаких эмоций, бледная кожа была совсем не похожа на его обычную, чуть смуглую. Руки его сложили на груди, как это всегда делают покойникам, а вокруг уложили такие же белые, как и костюм, цветы. Я не узнал их издалека, но они были очень похожи на лилии. Позже я прочел об очень многих цветах, этому поспособствовала Анна, но все же не нашел именно этих, в моей памяти они остались неизвестными. Анюта сидела на полу, держась за черный гроб и беззвучно плакала, свет из небольшого окошка опускался ровно на них двоих, освещая бледное лицо мертвого друга и искаженное болью лицо моей сестры. Она сплела из цветов небольшой венок и положила его на голову Максима. На его смоляных волосах этот венец из белоснежных погребальных цветов выглядел метафорично. Как только цветы коснулись его головы, слабые дрожащие ручонки моей сестры дрогнули, как в судороге, и она нарушила тишину церкви своим рыданием. Не знаю почему, но тогда я убежал оттуда, почувствовав, что я не должен за этим наблюдать. Тот момент должен был стать ее прощанием с Максимом. Возлагая венок на его голову, она отделялась от него, обрекала себя на долгое душевное скитание и словно клялась в своей вечной любви. И потому я убежал.
Через полчаса, войдя в церковь со всеми другими людьми, - родственниками, знакомыми, друзьями, - я увидел, что Максима в гробу нет. Несколько цветов были раскиданы вокруг черного ящика, атласная ткань, на которой он должен был лежать, выбилась и свисала, как одеяло из колыбельки младенца, а вот самого «младенца» там не было. Тогда я не знал, что моя Анечка, моя любимая сестра, светлая и нежная, утащила труп своего возлюбленного с его же похорон. Конечно, как она смогла поднять его безжизненную тушу и дотащить до машины, как она смогла уговорить кого-то отвезти их домой и как она вообще смогла протащить тело на восемь этажей вверх, когда лифт сломан - остается загадкой, ведь это кажется мне просто невозможным. Тем не менее, на нее никто и не подумал, мало того, ее отнесли в список «невиновных» одной из первых. Даже я, находившийся тогда у всех на виду, был в списке предполагаемых похитителей, но она - нет. Я и сам был уверен, что это не она. До какого-то времени.
Я тогда не до конца отошел еще от этого случая, потому какое-то время вообще не выходил из дома. Очень сильно похудел, стал много думать о том, что произошло, и постоянно искал виноватых. Я перечел всех людей, всех до единого, включая даже свою мать, но Анюту я и не думал включать в свои размышления. Я предпочел думать так: она нарыдалась у его гроба и уехала домой, терзаемая горем и скорбью. Такой вариант устраивал мой разум, превозносящий мою младшую сестренку к небесам из-за ее внешности и скромного и покладистого характера. И именно из-за особенностей ее характера я встал с дивана и решил наконец выйти из дома. Я помылся, побрил недельную щетину, оделся и вышел навстречу улице. Было солнечно, а на душе у меня скребли кошки. Меня мучило осознание того, что я оставил сестру на неделю в состоянии траура. «Какой же я идиот! - думал я. - Вдруг она уже что-то сделала с собой?..» Стоило мне только представить мою Анютку, лежащую в ванне с перерезанными венами, висящую на люстре, с туго затянутой на шее петле, как я ускорял шаг. Под конец я уже бежал. От моего дома до ее всего три остановки, но мне, подгоняемому темными мыслями, показалось это расстояние ничтожным. Я долетел за каких-то пять минут и уже колотил в дверь, запыхавшийся и на нервах. Она долго не открывала. Я уж было оживил все свои догадки, стал глотать слезы, прощаясь со своей милой сестренкой, но все же колотил в дверь, как сумасшедший, до боли в руках. И вот, наконец, послышался ее голос из-за железной двери:
- Кто там? - ее голос… Он тогда показался мне чужим. Хриплый, пугающий, скрежетящий по душе, как железкой по асфальту, полный чего-то нематериального, но ужасно тяжелого. Этот голос осадком упал на мое сердце так, что я не смог выдавить даже своего имени, только: «Я». Она открыла дверь на малюсенькую щелочку, ее голубые глаза уставились на меня из этого проема. Я уж шагнул вперед, но она тут же резко закрыла дверь, больно прижав мою ногу. Только она мешала ей отделиться от меня этой железной дверью.
- Как ты? - спросил я и понял, что голос мой дрожит. Я так боялся за Анютку, так бежал, хотя на самом деле не знал, что потерял ее навсегда. Теперь передо мной была не моя сестренка, а чудовище с тем самым романтично-трагичным взглядом, о котором я говорил ранее. Я прозвал этого монстра, поглотившего весь свет души моей сестры, Анной.
- Жива, - пожала плечами она и надавила на мою ногу дверью, прижимая ее к косяку. Стало больнее. Она хотела, чтобы я ушел как можно быстрее, у нее были неотложные дела, о которых я узнал потом. В тот момент до меня дошел еле уловимый, но просто ужаснейший запах, но я не обратил на него внимания, счел, что это откуда-то из подъезда.
- Можно мне зайти? - скрежетя зубами от боли спросил я. Ее глаза наполнились ужасом. Она надавила резко и сильно, так, что мне пришлось вырвать ногу. Дверь молниеносно захлопнулась, я услышал, как она в второпях закрывает ее на ключ.
- Нет, - услышал я ее взволнованный голос. - Уходи.
- Анюточка, милая, - я проворковал это как можно нежнее, чтобы уговорить сестру. Обычно бы она бросилась мне на шею, радостно смеясь и, счастливая от нашей встречи, приготовила бы что-то вкусное. Тогда же она просто захлопнула дверь. Это была Анна. Она уже овладевала ею. - Открой дверку братику. Мне нужно поговорить с тобой.
- Говори так, - ровным тоном произнесла она.
- На лестничной площадке?
- Да.
- Анюта, - я вздохнул, выровнял тембр и сказал уже серьезно: - Я понимаю, что Макс умер, но это не пово…
- Заткнись! - она крикнула это так громко, что я в ужасе отошел от двери. Аня никогда не поднимала голоса на меня, а сейчас… Я не мог принять этого. Я не мог принять сам факт, что моя маленькая девочка стала такой нелюдимой. Она повторила этот крик еще много раз, прежде чем я смог различить другую ее реплику: - Он будет жив! Он станет жить со мной!
- Аня, ты не в себе, - прошептал я, но она все равно услышала.
- Заткнись! - я услышал топот шагов. Она ушла. А я так и продолжал стоять, от ужаса не знающий, куда деваться теперь. Я вышел из дома в надежде увидеть сестру, обсудить с ней проблему и попробовать жить дальше, попробовать справиться с горем. Теперь же мне снова захотелось запереть себя в угол и сидеть так, пока сам не окочурюсь. Такое впечатление произвела на меня Анна в первую встречу.