…Мой друг уехал в Магадан…
Высоцкий В.С.
Да он оттуда и не уезжал вот уж много лет. Живёт он там.
Конечно, не со дня своего появления на свет, а значительно позже поселился дружок моей молодости, уже обременённый семьёй, только начинавшей разрастаться в в этом легендарном регионе. Дружок мой был парень не простой – на всё распространялись его амбиции. Вполне, впрочем, оправданные.
Оставив за скобками повествования высокие его достижения в трудах на благо тому, чему учит нас и школа и семья, отмечу здесь некоторую экзотичность в воспроизводстве именно его семьи. Если он сам, его жена их старший сын были люди уральских кровей, то вот два сына-близнеца появились на свет в районе Карибского бассейна, что указывает на то, сколь плодотворны оказываются действия наших людей в благоприятствующих к тому условиях.
Если на Урале создатели будущих своих детей могли совершать танцевальные, например, па, ну совершенно по-казацки воспаряя в воздухе, то уж как работал их тазобедренный комплекс, поощряемый образцами латино – трудно себе и вообразить. Однако же, результат налицо.
Но условия контракта рано или поздно заканчивают действовать; наш высокий советник того правительства, снова оказался в суровых местах, повторюсь, легендарного края, да, причём, в районе, довольно сложном для определения.
Если мы возьмёмся формализовать название той местности с позиций физического географа, то он бы назвал это место, как отроги Корякского нагорья, тяготеющие к течению реки Анадырь; географ же экономический сказал бы, что это место находится вблизи границы Корякии и Чукотки; политическая география определяет интересующую нас точку так же пограничной между Камчаткой и Чукоткой, хотя в историческом аспекте место это Чукоткой назвать было бы неправильно, поскольку издревле населялись эти места конкретно коряками.
С тех пор, как здесь обнаруживает себя популяция человека, и по день сегодняшний не особенно то что и изменилось в округе. Если доведётся кому вдруг да оказаться одному в произвольной точке этих обширных пространств, то уж не важно в каком году, веке, тысячелетии это произойдёт – всё будет одно и то же: ландшафты, описание которых у человека там не бывавшего вызывает отклик весьма поверхностный; тому же, кто там побывал хотя бы один раз – любое описание окажется примитивным.
Сейчас я далек от всего этого. Другие ландшафты меня окружают, в другие условия погружён, и заботит совсем иное.
И вдруг возьми да подстереги меня давнее прошлое, этаким пароксизмом ревности.
А всё от того что случилось как- то мне оказаться перед ликом вездесущего многоканального циклопа, умеющего так выстроить собственную реальность, что реальность настоящая предстаёт бледным подобием того великолепия, что является нам на плазменной – да хоть бы и на жидкокристаллической – панели; сила искусства на этот раз оказалась так велика, что я, - презрев не раз себе данный зарок обходится без этой жвачки, - на некоторое время завис у экрана, чтобы в конце телесюжета увидеть как коллективу особей преимущественно мужеского пола торжественно вручается свидетельство о достигнутом группой рекорде.
Круто!
Этому трогательному эпизоду предшествовали сцены представлявшиеся мне шалостями юных угонщиков автомобилей. Там было несколько легковых автомобилей, и они таскали друг друга на буксире, а их водители иногда собирались в круг и там танцевали, а перед этим картинно махали снеговыми лопатами, изображая борьбу с сугробами, воздымающимися над землёю не выше колена. Потом победители сугробов весело пили шампанское и поливали автомобили петушиной расцветки пенными его струями.
Это были герои.Они совершили автопробег по северо-восточному бездорожью.
А мне вспомнилось, как мой друг приехал из очередной командировки к себе домой, и мы сидели с ним долгим вечерком и болтали о том, о сём. Потом, вдруг мой собеседник посерьёзнел и проронил:
- Представляешь, молодой - только что дембельнувшийся - парень, упал грудью на баранку и заплакал: - Юрий Викторович, я больше так не могу! мы умрём, да?
Услышав эту тираду, я, если сказать честно, никак тогда не отреагировал. Каковая реакция вполне согласовывалась с тем болванистым обликом, что я обнаружил, спустя много лет, в себе, тогда молодом придурке. Не одно десятилетие ушло у меня на это открытие.
Тогда же Юрий Викторович только что возвратился из рейса от посёлка Хатырка, куда и был командирован для того чтобы перегнать новенькую электроразведочную станцию, состоящую из двух блоков, смонтированных на шасси автомобилей Зил-131. Почему эта станция оказалась в Хатырке , а не в Магадане, или в Анадыре – мне невдомёк. Может быть судно, которое и должно было доставить их для нас, припозднилось и льды успели перекрыть путь в порт назначения, а Хатырка ещё была открыта – вот и выгрузили там.
Причём здесь Хатырка, причём – Анадырь и прочие элементы экзотики исходящие для вас из уст велеречивого телезрителя?
Для ответа на этот резонный вопрос позволю себе ещё немного побродить вокруг да около.
Не знаю от чего, от того ли, что мне не досталось и капли шампанского принародно разлитого рекордсменами, то ли от престарелой своей праздности, но после просмотра церемонии награждения участников того рекордного автопробега, как- то слишком уж заинтересованно и целенаправленно пробежался я по гуглу эрт.
Вообще, есть у меня идея виртуально повторить одно своё путешествие на край света, уж на этот раз не отрывая от кресла свою часть тела, название которой совсем недавно запрещено к употреблению в общественных местах.
Так вот гугл этот эрт на этот раз показал мне, что называется, фото, на котором было изображено селение у берега моря.
Увидавши такую картину, я несколько возбудился; меня торкнуло воспоминанием о том, как моя крохотулечка дочка ползает по полу нашего дома, да, играючи в свои игры, напевает:
Один вездеход ушёл в Анадырь
Другой вездеход ушёл в Хатырку…
–напевает она, ещё не вполне освоившая артикуляцию некоторых звуков русской речи, песню собственного сочинения; да так трогательно, что захотелось прослушать это ещё раз, и ещё, пока братец , чуть более её взрослей, не выступил на защиту своей сестрёнки от издевательств старших, даже если это и был их строгий отец.
-Нет, папа, Катя не скажет тебе больше «Хатылка» - вымолвил он с отчаянным вызовом.
Ну, да ладно – есть и другие дела у папаши, как видим - не вполне авторитетного в делах воспитания подрастающего поколения.
Так какое же дело уж теперь-то подвигло меня к контакту с системами электронного отображения геоинформации?
Так вот. Если от побережья Берингова моря, где расположен посёлок Хатырка, взять генеральное направление на северо-северо–запад (восточнее-то нет земли, там плещет Тихий океан), следуя этим курсом , выбирая на своё усмотрение проезд среди тундр и подгорий, руслами речушек (если хочешь - пробирайся), то через сто шестьдесят километров абсолютного бездорожья тебе повезёт уткнуться в Тамватнейский горный массив. Найдя в центре этого массива марсианского вида долину и пройдя её через перевал до конца, путешественник неизбежно наткнётся на развалины заброшенного посёлка. Это будет - некогда нелегально существовавший - посёлок Тамватней.
Был ещё один населённый пункт в ближайшей округе - двести двадцать километров по прямой было от Тамватнея до Анадыря - там находилось наше начальство и там, в крохотной комнате рабочего общежития было прописано большинство жителей нашего посёлка.
На Тамватнее же ещё может быть сохранился балок, состоящий из двух комнат. В правой – проживала семья Юрия Викторовича, в левую же привела меня однажды юная его соседка, да так и оставила с собой на многие года.
Стены нашего жилища представляли собой весьма проницаемую границу наших личных жизней, но всё же мы соблюдали некоторые условности и приглашали друг друга в гости. А чаще заявлялись и без приглашения.
Там и узнал я про эти сто шестьдесят километров; но вербально, совсем не по глобусу, на котором видны только реки, озёра, низменности определяются, возвышенности тоже, впрочем, с весьма высоким разрешением.
Но, всё равно, какова она - та реальная дорога зимой, в ясную погоду, в пургу, и после пурги? Каков он - каждый метр пути по дороге, которой не было и нет, а есть только направление, в котором надо пробиваться сквозь белый объём без берегов и ориентиров – только монотонно тягучий подъём, длящийся сутки? двое? или сколько там? Неизвестно.
Этого не знает мой друг Юрий Викторович, ведущий невеликую эту автоколонну совершенно незнакомым маршрутом. Тем более этого не знают молодые водители. Когда же закончится этот рейс, и закончится ли он вообще?! Может быть в мире нет уже ничего из того, что связано с прошлой твоей жизнью и отныне есть и будет всегда только белая пустыня, зима, и равнодушное небо.
-А мы не умрём?- плачет недавний дембель, но всё же не бросает баранку; а педали и рычаги управления настырной, крепкой машины не прекращают свою работу, как будто бы сами по себе: натяг - вперёд, назад – натяг, вперёд… вперёд… вперёд - метр за метром сквозь белое безмолвие.
А всё же досадно, что я не поддержал тот дружеский разговор, потому что, как проехать на Хатырку - в деталях я не знаю и по сей день.А тогда, действительно, что было взволноваться: ведь не погибли же – как это иногда бывает в наших условиях - а, наоборот, живы и здоровы; да и новоприбывшие два зилка , как ни в чём ни бывало, стоят, облепленные снегом на стоянке с прочей нашей колёсной и гусеничной техникой. Совсем недолго всем им быть вместе, ведь их участь – снова и снова уходить в тундру, не задумываясь о том, чем встретит она их на своих просторах – звонким ли морозцем, затяжной ли пургой, ли ещё чем-либо из своих обычных прихотей.
04.01.2014 8:33