Любимый и уважаемый мною читатель! Хотя бывает ли читатель нелюбимый и не уважаемый? Так вот, к твоему вниманию обращаюсь, желанный мой сопереживатель, надеждой льщу себя, что поведанное мной в данном повествовании найдет отклик в душе твоей. История эта близка к детективной, но я не советовал бы людям с розыскными наклонностями заострять на ней внимание.
Это просто рассказ. Для одних-художественный вымысел, а для того, о ком оно, это повествование,-кусок личной жизни. Прошу не искать прототипа, не нарушать идиллию блаженного человека. А вот о нашей встрече, пожалуй, расскажу.
Денек выдался на славу. Столько солнца, столько света. Возвращаюсь из прозаичного, почти ежедневного "хлебного похода". В сумке горячая коврига черного, пара батонов и несколько румяных булочек и ватрушек.
Район наш в городе известный, густонаселенный и шумный. Но в этот час и счастливую спокойную минутку стояла тишь необычайная. Куст рябины, больше порхожий на деревце. На нем, на уровне моего лица, сидит и самозабвенно тенькает синица. Звуковая симфония.Праздник чувств. В каком-то странном порыве опускаю руку в сумку,достаю ватрушку, отламываю кусочек и протягиваю симпатичному птичеку, пернатому певцу. Цветной пушистый комочек перестал петь и перелетел на ветку повыше.
-Что кумекает пичуга? Не к каждому идет. Нечто можно удивляться. Промеж людей и то нет понимания.
Рядом со мной стоял человек, удивительно напоминающий взрослого и большого гнома. Веселые круглые глаза, большой лоб и светлая в завитушках бороденка. Что-то чистое и сияющее в нем было, не от мира сего. Застенчивая улыбка и рука, протянутая к кусочку булки. Он не просил. Он просто сказал: "Дай-ко". а взяв хлеб и размельчив его на крошки, положил на ладонь, ласково и тихо сказал: "Тенька". Синица, ликующе пискнув, села на его ладонь и, как само собой разумеющееся, стала поглощать крошку за крошкой.
-Тенька ее зовут. А меня-Юрка.
-А отчество?
-Отчество есть у тебя, Михалыч.
Я опешил.
-знаю, читал...-продолжил незнакомец, - читал в газетах твои рассказы. Злодобрый ты: простых людей уважаешь, понимаешь, не чванишься. Знаком ты нам писаниями своими.
Умные и лукавы глаза странного незнакомца озорно блестели, дескать: "Знаем мы Вас, не лыком шиты".
Странно, но у синицы один глазок тоже был почти такой же: веселый, озорной, хитренький, головка набок. Она пискнула, вроде бы поблагодарив за хлеб и, больше не мешая общению людей, возвратилась на насиженную рябиновую ветку.
-Много ли надо пичуге? А человек ненасытен... Так вот, Михалыч, давай "на ты". Юрка я. Бомж Юрка.
Бомж. Человек произнес это слово тихо, как бы стесняясь, но оно как выстрел. Откуда же появилось это гнусное, оскорбительное , как пощечина, слово "б-о-м-ж"? В памяти всплывали странные человеческие образы, которое породило время. Вот из классики: бродяги, босяки, странники, юродивые... бездомные люди. Для них странноприимные дома, ночлежки. Приюты они находили в стогах сена, сараях, на церковных папертях, около монастырей. О них нам поведал Горький, Гиляровский, Шмелев и другие писатели, дети земли русской. Но там была какая-то романтика. Неужели это еще оттуда? И что за человек кроется за этим омерзительным словом-"бомж"?
-А вот я тебе расскажу.
Бомж Юрка будто прочитал мои мысли.
-Не испугаешься? Вот несколько шагов и можешь кое-что узнать. А дальше - продолжение жизненой сказки вперемешку с кондовым бытом.
Подвал многоэтажного дома. Обычный. Грязный, затхлый, пахнущий сыростью. Но пройдя десяток-другой шагов и опустившись чуть ниже, мы оказались во полне благоустроенной секции.
Горела сигнальная лампа, светилась отдушина в стенном проеме. Воздух тут был значительно чище и намного теплее.
-Проходи, проходи. Здесь трубы с горячей водой. Вот и теплее. Да будет свет!
Щелкнул выключатель. загорелась настольная лампа. А Юрка продолжал:
-Пришли отдохнуть. Имеем право улучшить условия?!
И вдруг заработал совсем новенький кондиционер :Silver Star". Это меня совсем доконало. По-детски радуясь, произведенным эффектом, Юрка бомж жестом матерого факира указал на стену за моей спиной.
- А вот и наша монументальная пропаганда.
Вся стена была заклеена плакатами и портретами претендентов в депутаты. Вот где нашли достойное место. А может в этом и есть своя сермяжная правда. Отсюда надо начинать. дорогие, отсюда. Ближе к народу, теснее с народом. А вот "Глас народа". На куске белого ватмана углем начертаны вирши:
" Наш народ, знать позабыл,
Кто тогда придурком был.
И болтун и казнокрад,
Тот теперь уж депутат"
Юрка опередил мой вопрос.
Это не мое. Это своего рода фольклор. Тут частушки пели свадебные. А мое вот.
" Что такое афоризм?
Это четкость, ясность, мысль,
А словесный весь понос
В жизнь нам депутат принес".
-А не боишься?
-А чего?
Юрка явно куражился:
" Чего же мне бояться?
Осталось жить-то братцы
Лет десять или двадцать.
А очень может статься,
Что тоько года три".
-Ну ты прямо Корней Чуковский.
-Почему Чуковский? Бери выше. Шекспир!
Юрка дурачился. Он произнес имя великого драматурга с ударением на первом слоге, повторил еще раз и, как-то по-детски рассмеялся.
Морщинки расправились, щеки раскраснелись. Определить сколько ему лет было уже совсем невозможно.
-Юрка, так где же ты настоящий? Там наверху или здесь в подвале?
-Здесь, здесь. Здесь я сам и есть. Жительствую вот в этом неопределенном месте жительства. Ты ведь тоже своего рода бомж. Ох, сколько нас на Руси. Жизнь нас сделала такими. Не у каждого есть свое место в жизни. Многие без определенного места работы. Не хочу быть день голодным, день пьяным. Была у меня сестра, сейчас для меня ее нету. Мешал я им. Ушел, слова не сказал. вот только это и захватил с собой. Это мое. И только тут я обратил внимание на подобие полок, заваленых книгами: Толстой, Гоголь, Некрасов...Агата Кристи, Роберт Говард...Фолькнер, Артур Конан Дойл, Стефан Цвейг. И все это неразрозненые тома, а собрания сочинений. А вот Шекспир в тех сафьяновых переплетах. И что уж совсем удивительно: Бернард Шоу, Эдмон Ростин , Стейнбек, Стринберг, Селенджер...
-А не мог бы ты мне это прод...
Я не договорил фразу. В его глазах появилась ноющая грусть. Поняв свое наглое бесстыдство, я было, хотел оправдаться. Он заговорил первым.
- Тебя я понимаю. У тебя родные, друзья, знакомые. У тебя дети, наконец. У меня только они. Только они...
Он весь как-то сник.
-Я не хотел...не хотел обидеть тебя.
То ли от стыда, то ли от того, чтобы уйти от щемящей в сердце темы, я вдруг невпопад ляпнул:
-А как ты относишься к музыке?
-А что о ней говорить? Что меня спрашивать? Вот держишь ты в руках томик Льва Толстого. Этот могучий старик знал толк во всем. А уж в музыке-то: "Что такое музыка? Что она дает? И зачем она делает то что она делает? Говорят. музыка действует возвышающим душу образом. Она действует не возвышающим, ни принижающим душу образом, а раздражающим душу образом..."
Юрка смотрел куда-то сквозь бетонную стену. Глаза его лихорадочно блестели, в голосе появились низкие ноты. Он как будто читал, не читал а искал слова вот сейчас. Я вспомнил: это текст из "Крейцеровой сонаты" Льва Толстого.
Я вспомнил смысл, а передо мной в задрипанном подвале, на каком-то ящике сидел бомж и наизусть шпарил мысли гениального старика:
" Музыка заставляет меня забывать себя, мое истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не свое положение: мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я, собственно , не чувствую, что я понимаю то, чего не понимаю, что могу то, чего не могу.
Она, музыка, сразу, непосредственно переносит меня в то душевное состояние, в котором находился тот, кто писал музыку. Я сливаюсь с ним душою и вместе с ним переношусь из одного состояния в другое;.
Юрка умолк, посмотрел на меня каким-то уже потухшим взглядом, стал обыденным.
-Прости, не могу больше, а то меня понесет, я расчувствуюсь и разоткровенничаюсь. Как-нибудь в другой раз. - И уже дурашливо:
-Вот в Урюпинске поставили бронзовый памятник Козе. Лепо! У нас бы на площади вместо вождя воздвигли бы какого-нибудь Козла. Ненавязчиво, оригинально, понятно...
Я понял: дальше разговор не получится. Для первого раза и так много.
-Пойду я, Юрка. До следующей встречи.
-Это уж как бог даст.
И бог дал. Следующая встреча состоялась. Лучше бы ее не было. Почти в то же самое время, с той сумкой и с той же поклажей, но с надежной на встречу с Юркой -бомжем я приближался к тому же дому. Меня возбудила необычная суета, какая-то тревожная , возле этого места. Вот и рябина, вот и вход в тот подвал. И все было не так. Не было волшебного сна. Была суровая реальность.
Стоял молоденький лейтенант полиции с уныло трезвой физиономией. От него веяло домом и пахло супом. Он печальными глазами смотрел на все происходящее, не вмешиваясь в действия общественников-обывателей.Чуть поодаль возвышались какие-то типы с матерным выражением на лицах. А вот несколько знакомых сантехников в слегка трезвом состоянии усекли что-то забавное.
Да вот еще бойкая бабенка, перебегая от группы к группе, с завидной активностью объясняла каждому прохожему или досужему зеваке, что вот, мол, обнаружили и даже обезвредили мощный воровской притон. А то могло бы быть невесть что. Могли бы и взлететь, а вот бдительная общественность это предотвратила. Да, общественность бдит! Бдит!
Муторно стало у меня на душе от этого бдежа. Муторно. И как в тот раз, вроде бы из ни откуда , появился Юрка. Из подвала начали выносить книги.
- Юрка, книги!-вырвался из меня шепот. Глядя сквозь меня, он как-то безвольно и безнадежно махнул рукой:
-Что книги? Люди пропадают, гибнут.
Казалось глаза его ничего не видели, но светилась в них извечная мудрость. Он смотрел куда-то вдаль сквозь собравшихся зевак. а потом взгляд его устремился на меня.
Хотелось мне крикнуть: " Да не стукач я, Юрка! Не стукач!!! Не говорил я никому,"-да по глазам его понял: поверить не может, простить-да.
Он с надеждой оглядывал ветки рябины. Теньки не было. Только бойкая воробьиная стайка весело чирикала. Юрка чуть приподнял руку, как бы приветствуя или дирижируя. Воробьиный хор пошел на фортиссимо, взлетел, описав полу дугу над его головой, и скрылся под застрехой соседнего дома.
Уних есть свое место жительства. Они не бомжи.
П-Посад. 2013-2014гг.