***
– Мне кажется, это чувство как песок, сыплющийся сквозь пальцы.
– Это не всегда так, мой мятежный Этнани.
– На что же тогда похоже это чувство, Эстелла?
– Оно похоже на растаявший снег в ледяной пустыне.
***
– Я бы хотела попросить у тебя прощения, но... Послушай, случившегося нам не вернуть. Этнани... пока ещё дышу, просто послушай меня. Я действительно хочу, чтобы ты жил. Избавься от холода в своей душе. Я знаю, тебе было так холодно, что не хотелось жить. Знаю, что об этом ты никому не говорил, даже мне. Именно поэтому я хочу, чтобы ты продолжал жить. Чтобы познать то, чего ты никогда не понимал. Я хочу, чтобы ты услышал. Я хочу, чтобы ты проснулся. Не злись, мой упрямый брат. Однажды ты убедишься, что это не пустой звук и не красивая картинка из старинных человеческих книг.
– Эстелла, нет!
– ...помнишь про растаявший снег в ледяной пустыне?..
– Эстелла, нет, пожалуйста, нет. Не умирай, сестра, слышишь меня?
– Не уходи вслед за мной. Я знаю, что ты должен жить. Не уходи.
– Никуда не уйду. Я здесь. Просто не умирай, хорошо?
– Прости, не могу. Эту рану уже не залечишь даже ты, Этнани. Прощай, мой холодный брат. Помни, что я сказала.
Тонкие белые пальцы в затхлой темноте вздрогнули, сжались и разжались.
Этнани тяжело дышал. Лицо его было заляпано вязкой чёрной кровью, его воспалённые глаза смотрели только на небольшое обмякшее тело, безжизненно повисшее в его изрезанных руках. Этнани не плакал, он не умел плакать. Грудную клетку разрывала боль, это было похоже на то, как киркой дробно долбили горную руду. Этнани был каменной скалой, не знавшей боли, не знавшей ни единого чувства, свойственного человеку. Слёзы всё не шли и не шли, но бедный Этнани едва мог дышать, его лёгкие исступлённо горели. Во имя чего он сделал то, о чём его попросила сестра? Теперь Эстелла мёртва, а винить некого, кроме себя самого. Потому что он согласился на эту чёртову, на эту невозможную, беспредельно глупую миссию. Чего добивалась ненаглядная Эстелла этой миссией? Зачем, скажи мне?
Внезапно Этнани понял, что в этот момент начал чувствовать.
Эта величественная скала начала понемногу понимать людей.
Боже, Эстелла. Боже, сестра.
Неужели ты считала, что, научившись понимать людей, научившись чувствовать, я смогу их победить? Боже, сестра. Более абсурдной идеи никто не мог придумать, кроме тебя, моя безумная Эстелла. Из-за твоих гениальных идей я потерял тебя. Я потерял мир… Ради чего?
Ради чего ты сражалась, вот здесь, в этих проклятых стенах?
Уж точно не ради меня, сестра.
Безутешный Этнани оглянулся. Невидящими глазами он уставился в грязноватые серо-синеватые стены разгромленной пещеры. Повсюду на рельефных стенах красовались чёрные разводы, смердило гарью. Этнани остался совершенно один в этой чёртовой пещере. Во всём этом проклятом мире он теперь совсем один.
Этнани не признавал союзников, у него не было друзей. Да, конечно, он знал, что есть другие. Такие же, как он и его погибшая сестра. Но ему было плевать. Он привык работать один или с сестрой. Он не знал или не хотел знать другого способа борьбы.
Теперь он знает эту боль. Он знает эту ненависть. Он начал забывать, что такое равнодушие. Некогда бесчувственный Этнани понимал теперь, что на этот раз надо найти других и присоединиться к ним. Иначе он не справится. Он должен закончить то, что начала сестра. Иначе не выживёт вообще никто. Погибнет даже тот мир, откуда были вынуждёны уйти их предки. Всё погибнет. Разве у Этнани есть выбор?
Никогда раньше не было у Этнани такого тягостного ощущения безнадёжности. У него всегда был выбор. Сестра умерла, выбирать стало не из чего. Этнани захотел возненавидеть мёртвую сестру, но не смог.
На Этнани навалилась смертельная усталость.