Тверской технический университет Григорьев Часть 4

Владимир Рыбаков
1989 год.
Следующий день застал Юрия Владимировича в заводских цехах. Несколько лет назад, будучи начальником производства, он начинал каждый день с обхода. Как и все его предшественники. С одной лишь разницей. Те старались следовать по маршруту, максимально совпадающему с маршрутом директора, а Григорьев, наоборот, шел своим собственным.
Существует поговорка:- «подальше от начальства, поближе к кухне». Вековой страх перед начальником, и желание - побольше урвать на «кухне».
Григорьев не испытывал трепета перед руководством. Просто привык заниматься делом и не тратить драгоценное время впустую, выслушивая бредни вышестоящих.
Начал с заготовительного цеха. Грохотали многотонные пресса, звенело «железо», гудел мостовой кран. Над цехом поднимался «коктейль из ароматов». Горячий металл, плавящийся солидол, сварка…
Любопытные глаза следили за Григорьевым из-за каждого пресса.

В 82-ом он вернулся из армии. Старший лейтенант с орденом на груди. Предложили должность инструктора в Горкоме. Благо в Партию он успел вступить еще в Афганистане. Партийное руководство армии пошло на беспримерный шаг. Сократило кандидатский стаж на три месяца раненому орденоносцу.
В Горком не пошел по наитию. Ощутил вдруг некую бесперспективность. Слишком оглушительным трепом пришлось бы заниматься.
Вернулся на завод. Тот самый, на котором начинал конструктором в КБ.
Директором тогда был Кадочников, и секретарша была другая. Света. Молодая, высокая и симпатичная. Григорьев ждал в приемной и от скуки травил анекдоты. Света хихикала, зажимая рот ладошкой, и с обожанием смотрела на молодого человека. Вдруг появился Алексей Витальевич Плотников начальник того самого КБ. В первую минуту Григорьева он не признал. Тот сам поднялся навстречу.
- Аааа, Юра,- удивился Плотников с гаснущей улыбкой.
Если честно, Григорьев не был тем послушным пластилином, из которого можно было бы лепить «шедевр». И на губку, впитывающую знания, тоже не походил. Два года назад, когда «труба» позвала Григорьева в поход, Плотников перекрестился.
- Никак к нам надумал?- спросил он теперь. Улыбка уже улетучилась полностью,- Как время несется. Два года пролетели… Уму непостижимо.
И сразу ринулся в бой.
- А ты не думал пойти в цех? Мастер получает больше. Ну сколько я тебе дам? Сто пятнадцать… Ну, может, на червонец больше. А у мастера сто пятьдесят.
Он заметил, что Григорьев не слушает, и скривил губы.
- Алексей Витальевич, присаживайтесь,- сказала Света,- Директор пока занят.
Плотников присел на самый краешек кресла.
- Светочка, не знаете, зачем Евгений Федорович вызывает?
Плотников трепетал перед начальством. Даже перед главным технологом. А директор заменял ему земного бога.
- Не знаю,- ответила Света с усмешкой и покосилась на Григорьева.
Тот промолчал.
Через несколько минут подтянулись два главных специалиста. Главный конструктор Юрий Семенович Гершман и главный технолог Аркадий Михайлович Лойцкер. За ними начальники бюро обоих отделов. Плотников подошел к Лойцкеру и зашептал косясь на Григорьева:
- Аркадий Михайлович, вы же знаете, у меня свободных вакансий нет. Аркадий Михайлович, вспомните, как он вел себя. Зачем нам такой специалист? Недисциплинированный, неисполнительный…. Пусть идет в цех. Там ему самое место.
Лойцкер невесело усмехнулся и ничего не ответил. Только воздел глаза к потолку.
- Товарищи, проходите. Евгений Федорович вас ждет,- сообщила Света.
Расселись за длинным совещательным столом. Директор во главе, главный инженер сбоку. Остальные по неписанному ранжиру. Последним зашел Григорьев. Сел у края стола. На него поглядывали удивленно. Впрочем, не все.
Кадочников начал пламенную речь.
- Товарищи, ни для кого не секрет, что залогом успеха предприятия является быстрейшее внедрение конструкторских разработок в серийное производство. И вот здесь мы сталкиваемся с постоянной кофро… Извините… С постоянной конфронтацией двух главных и наиважнейших технических служб. Я говорю об ОГК и ОГТ…. При всем уважении к вам, Юрий Семенович, должен признать, что от вашего отдела частенько поступают сырые проекты. Иногда возникает впечатление, что ведущие конструктора не представляют, где и на каком оборудовании будут изготавливаться их изделия…. При этом проекты подписаны как начальниками бюро, так и вами, товарищ Гершман. Вы бросаете в ОГТ недоработанные проекты, надеясь на то, что технологи решат ваши недочеты.
- Правильно вы говорите, Евгений Федорович,- поддакнул Лойцкер,- Постоянно такой бардак. Мы столько лишнего времени тратим…
- Аркадий Михайлович, давайте отвечать каждый за себя,- взорвался Гершман.
За столом начался гвалт. Директор пытался урезонить подчиненных. Не получилось. Григорьев с горькой иронией взирал на эту сцену.
- Товарищи,- воззвал главный инженер Боков,- Имейте совесть. Вы не на митинге…
Гвалт продолжался.
- Ну-ка замолчали,- заорал Боков, покраснев лицом,- Замолчали и слушаем.
Шум не сразу, но улегся.
- Вы, Аркадий Михайлович, не стройте из себя невинную овцу,- продолжал Боков,- Сколько было обратных случаев, когда добротный во всех смыслах проект пылился на вашем столе. Вы придирались к каждой закорючке, лишь бы отвергнуть проект. Гробили на корню…. Да, да, я не побоюсь этого слова. Один раз дошло до того, что наш парторг предлагал поставить вопрос на партбюро. Я еле его отговорил.
- Мы посовещались с Олегом Константиновичем,- опять вступил директор,- И решили, что без чрезвычайных мер не обойтись.

Кадочников сделал продолжительную паузу и строгим взглядом окинул присутствующих. Присутствующие дружно уставились на полированную крышку стола. Когда Кадочников распалялся, чужой взгляд значил для него тоже, что красная тряпка для быка. Это знали все. Кроме Григорьева. Кадочников глянул в его глаза, сразу сник и продолжил на пол тона ниже.
 - Поэтому с первого числа ваши службы объединяются в один отдел. Технический.
Присутствующие испытали шок.
- Главные останутся на местах,- успокоил директор,- Никаких ущемлений в правах и зарплатах не будет…. Теперь позвольте представить вам начальника технического отдела Григорьева Юрия Владимировича.
Второй шок.
- Вы все его знаете,- продолжал Кадочников,- Он работал когда- то в ОГТ. Уходил в армию, теперь вернулся. Служил в Афганистане, награжден орденом «Красного знамени».
Третий шок.
- Задача Юрия Владимировича - создать из двух противоборствующих организаций один целостный организм.
Григорьев поймал убитый взгляд Плотникова.

В эту затею никто не верил. Даже директор. Два заводских туза. Две глыбы. Два главнокомандующих со своими армиями, погрязшими в бесконечные сражения. Но несколько дней назад Кадочникову позвонили из Обкома и обстоятельно объяснили, что «афганец» должен получить приличную руководящую должность с учетом незначительного опыта работы по специальности.
- И учти, Федорыч,- голос начальника промышленного отдела обкома зазвучал глуше,- У нас на него полная характеристика с места службы. И служебная и партийная. Вот здесь в партийной в самом конце приписка:- «жесток с подчиненными». Расшифровки нет. Ты там сам посмотри.
- Ну что ж, если ты жесток с подчиненными, получи подчиненных, которые этого заслужили,- решил Кадочников.
Григорьев начал с самого трудного. С Гершмана. Сломал его за несколько дней. Величественная самоуверенная неприступность не выдержала грубого беспощадного напора. Гершман испугался. Как в давнем детстве, когда его сопливого чернявого пацаненка зажал в подъезде местный хулиган Витя Ворон и обобрал до нитки, отобрав двадцать копеек, приготовленных на кино, перочинный ножик и костяную расческу. Ворон скрылся в подворотне. У маленького Гершмана тряслись коленки, и что-то теплое струилось по ногам.
Затем настала очередь Лойцкера.
Бывшие отделы больше не враждовали друг с другом. Григорьев затосковал. Его не интересовали технические нюансы и не восхищали новые конструкторские решения. Хотя, по долгу службы, он разбирался во всем. Лез в тонкости, кропотливо изучая каждый проект.
- Я ничего не изменил,- думал он в те дни,- Гершман с Лойцкером также как и раньше готовы вцепиться друг другу в глотки. Просто боятся меня. Если я уйду даже на неделю, все вернется на круги своя. Значит, я плохой руководитель.
Но директор так не считал и отправил Григорьева в производство. Как он выразился, временно. На наведение порядка. В производстве оказалось намного сложнее, чем в отделе. Григорьев забрался «с руками и ногами». Гершман и Лойцкер опять превратились в тузов, но ненадолго. Григорьев разгреб «авгиевы конюшни», повторив подвиг Геракла, и не выпуская из рук производство, ухватился с новой силой за отдел.
Директора освободили от занимаемой должности, появился Лифшиц и попробовал укротить строптивого Григорьева. И обломал бы зубы, но его вовремя предупредили сверху.
А потом надломилась советская власть, и появились кооперативы. С тех пор Григорьева в цехах никто не встречал. Он забыл туда дорогу. И вот Майя…
Он предполагал, что ощутит ностальгию. Ничего не ощутил. Только грохот и специфический запах производства.
- Как я здесь работал?
Он разочарованно покинул цех.

Около сборочного встретился с Лифшицем. Тот стремительно шел по проходу, за ним семенил начальник цеха Ершов. Поздоровались. Ершов предусмотрительно отошел в сторону и как бы заинтересовался токарно-карусельным станком. Лифшиц казался радостно смущенным.
- Слышал новость?- спросил он. Сквозь горестные нотки проступало счастливое удовольствие.
Григорьев пожал плечами.
- Вчера вечером избили Малевича.
Сказал и выжидающе посмотрел на Григорьева. Будто желал услышать подробности.
- Да ты что?- изумился Григорьев,- Вот беда. Сильно?
- Говорят, сильно,- Лифшиц спрятал взгляд.
- Как некстати,- вздохнул Григорьев,- Норман в отъезде, теперь Малевича нет. Чего говорят- то? Кто его бедолагу тронул?
- Неизвестно. Он только помнит, что было несколько человек. А вот жена сообщила, что он пошел на завод. Наверное, опять хотел проверочку нам устроить. Вот и устроил. Его нашли с черепно-мозговой на краю той жуткой улицы. Декабристов, кажется.
- Черепно-мозговая - это серьезно,- опечалился Григорьев.
- Врачи сказали, что ничего страшного. Легкое сотрясение. Но недельки две проваляется. Это точно.
- Какое несчастье,- снова вздохнул Григорьев,- А кто вместо него?
- Латыпов. Свой парень. Теперь мы на коне,- радостно сказал Лифшиц и сразу переключился на трагичный тон.
- Как думаешь, Юрий Владимирович, надо мне его навестить или нет?
- Как хочешь. Но я бы на твоем месте сходил,- посоветовал Григорьев.
- А ты пойдешь?
- Ты директор, а я кто такой?
Лифшиц смотрел вслед удаляющемуся Григорьеву.
- А вдруг и меня так же?- мелькнула мысль.
Он сразу отогнал кошмар.
- За что меня- то? Я все делаю правильно.

Через две недели Григорьев получил телеграмму.
«САША УМЕР ПОХОРОНЫ СУББОТУ 10 ЧАСОВ ВАЛЯ».
Вечером она позвонила. Голос ровный без эмоций. Наверное, уже все пережила за долгие дни угасания мужа.
- Я послала телеграмму. На всякий случай решила позвонить. Саша очень хотел, чтобы ты приехал. Перед смертью раз десять сказал.
- Я приеду,- поклялся Григорьев.
Субботний день выдался изумительным. Жара, державшаяся целую неделю, накануне спала. В пятницу вечером прошел дождь, омыв листву и напоив воздух влажной прохладой. К утру лужи подсохли, а прохлада осталась.
Григорьев вызвал заводскую машину.
Черная «Волга» подъехала ровно в половине девятого. За рулем Славик. Высокий плечистый малый лет двадцати пяти. Григорьев устроился на заднем сидении справа. Рядом с водителем он садился только в том случае, если в машине присутствовали другие пассажиры. В соответствии с негласным законом «иерархии».
Славик прекрасно управлялся с баранкой, но имел недостаток. Бывал чересчур разговорчивым. Григорьева это раздражало, но недовольства он не выказывал. Пусть треплется парень. Лишь бы за рулем не спал.
Славик что-то рассказывал взахлеб о футбольном матче, с придыханием произнося слово «Спартак». Григорьев иногда поддакивал, а мыслями витал в другом месте.
Где-то совсем близко в гробу лежит бывший друг Сашка Зайцев. Ровный шелест шин и гул мотора неумолимо приближают Григорьева к Сашкиному гробу. Пройдет время, и кто-то вот так же будет спешить к гробу Григорьева.
Он вдруг подумал:- «А кто? Придут первые лица завода, бездушные «горкомовские» подтянутся. С единственной целью- убедиться, что он на самом деле почил. И никто не всплакнет… Майка выйдет к тому времени замуж и забудет про него. Светы, Тани, Мани постареют. Воспоминания о нем не растрогают их».
В нос ударил запах тухлых яиц. 513-ый химкомбинат встречал гостей областной столицы.
- Юрий Владимирович, от «Терешковой» в какую сторону?- спросил Юра.
- Доедешь, покажу,- бросил Григорьев недовольно.

Машина свернула на проспект Победы.
- Слава, останови. Похороны вон в том доме. Во двор не заезжай, встань где-нибудь поблизости. Увидишь катафалк, пристраивайся за ним…. В хвосте.
- Если он будет этот хвост,- думал он, окольным путем пробираясь к Сашкиному дому.
У знакомого подъезда толпились люди. Мужчины в темных костюмах и рубашках. Женщины тоже оделись не по сезону. Не найдя в своих гардеробах темных сарафанов и платьев, натянули черные костюмы, годные скорее для поздней весны или ранней осени.
Григорьев подошел к подъезду. Гроб примостился на двух табуретах широкой частью к дверям. В голове стояла Валя. Бледная с припухшими глазами. В черном костюме и траурной косынке. Рядом пожилая женщина, лицом похожая на Валю. Наверняка, ее мать. Двое детей. Мальчик лет шести-семи и девочка младше года на два. Оба неуловимо похожи на Зайцева. Больше никого Григорьев не признал. Положил в гроб четыре розы и отошел в сторону.
Он предался мыслям о мимолетности жизни и воспарился в небо. Кто-то грубо прервал полет, тронув за руку. Григорьев обернулся. Перед ним стояли Протасов и Сидоров. Первый чуть погрузнел. Очки в солидной деловой оправе усиливали значимость. Темный костюм, явно шитый на заказ у хорошего портного, на ногах дорогие импортные штиблеты.
Сидоров одет не дешево, но выглядит как пацан. Чем-то напоминает артиста Крамарова, только глаз не косит. Толик преклонялся перед «фирмой» еще тогда. На последнем курсе приобрел наконец мечту – джинсовый костюм «Levis» по баснословной цене в триста тридцать рублей. Тот костюмчик ему определенно шел. А пиджак и брюки - стиль не его.
Поздоровались сдержанно. Место обязывало не проявлять эмоций.
- Я сначала думал,- ты не ты,- говорил Сидоров,- А это оказывается, ты.
- Я,- подтвердил Григорьев,- А вы какими судьбами?
- Здрасьте. Мы работали в одном НИИ.
Григорьев удивился. Зайцев ни разу не упомянул про сей факт.
- А я не знал. Саша ничего про вас не говорил.
- А вы, значит, поддерживали отношения?- спросил Протасов.
- Да, некоторым образом.
- Давно?
- С восемьдесят первого.
- Ни фига себе. А нам слова не сказал,- удивился Толик.
- Постой,- перебил Протасов,- Он в восемьдесят первом служил в армии. Ты путаешь.
- Может, путаю,- легко согласился Григорьев,- Может, с восемьдесят второго.
- Ладно, какое это имеет значение. Главное, мы встретились… Благодаря Сашке.

Гроб устанавливали в катафалк.
- Ты своим ходом или на машине?- спросил Протасов.
- Своим.
- Тогда поедем с нами.

Они прошли под аркой, миновали соседний дворик и оказались в пяти метрах от «Волги» со Славиком. Тот посмотрел равнодушно. Молодец Слава.
У тротуара метрах в двадцати дожидалась серая «Волга». Пожилой шофер дремал на припеке. Протасов сел рядом. Григорьев с Сидоровым забрались на заднее сидение.
- Давай, Михалыч, трогай,- скомандовал Протасов,- Вон за тем катафалком.
Командир Протасов. Как десять лет назад.
- А что с Дроновым?- вспомнил Григорьев.
- Валерий Николаевич служат в министерстве,- сообщил Протасов,- Изредка встречаемся. Когда в Москву приезжаю. Последний раз – неделю назад…. Женат. Двое детей.
- А ты-то где?- спросил Сидоров.
- В Волжске.
- На заводе?
- Да,- коротко и нехотя ответил Григорьев.
- Понятно,- протянул Толик,- Не всегда все получается так как мы хотим.
Протасов прервал тягостный разговор.
- Надеюсь, ты останешься на поминки?- спросил он.
- Скорее всего.
- Тогда у нас будет время,- обрадовался Протасов,- У меня по твоему Волжску несколько вопросов. В блокноте записано, но я сейчас искать не буду. Поговорим потом.

За окном потянулись утлые домишки улицы Спартака, через несколько минут выбрались на проспект Калинина. На Комсомольской площади ушли влево.
- Мы куда едем?- изумился Григорьев.
- На Первомайское кладбище.
Какое невероятное совпадение.
Много лет назад осенью они гуляли в Первомайской роще и неожиданно вышли к кладбищу. Ветер срывал желтую листву с деревьев и кидал под ноги, застилая мрачные надгробия золотистым ковром.
- Чего бы ты хотел больше всего на свете?- вдруг спросила она.
- Чтобы когда-нибудь меня похоронили на этом кладбище.
Она изумилась.
- С ума сошел?
- Это бы значило, что я буду с тобой до самой смерти,- серьезно сказал Юра.
Она не нашлась что ответить.

Катафалк остановился у кладбищенских ворот. Михалыч проехал стороной и припарковался у ограды. Следом подтянулись остальные. Шумно выбирались наружу. У катафалка раздавались команды.
- Взяли дружненько, ребята. Вот так.
Зайцев поплыл в последний земной путь.
- Думаю, мужики, нам надо подключиться,- сказал Протасов.
Холодный атлас обжигал щеку, на плечо давил острый край. Григорьев уставился в затылок впереди идущему и пытался отогнать мысль. А она не уходила, все ярче проникая в сознание.
- Чтоб ты сдох, паскуда,- вот так он тогда сказал.
Ему уже исполнилось двадцать лет. А Зайцеву было только девятнадцать. Сашка криво усмехнулся и ответил:- «Ты раньше сдохнешь».
Могила оказалась недалеко от входа. Гроб поставили на табуреты. Григорьев помассировал затекшее плечо и посмотрел на Зайцева в последний раз. Он решил так для себя. Взглянуть и больше к открытому гробу не подходить. Слишком страшные картины выплывали из прошлого.
- Прощайтесь,- раздалось, как эхо.
- Стойте, надо слово сказать…. Владимир Васильевич….
Протасов подошел к гробу и заученно начал дежурную речь. Начал витиевато, середину скомкал и проглотил конец, ощутив настроение присутствующих. Он отошел, и началась унылая сцена прощания. Грустить по Сашке было некому. Валентина отревела свое за последний год, Зайцевы старшие давно отошли в мир иной.
- Так даже лучше,- думал Григорьев,- Когда я уйду вот так же, никто не бросится за мной в могилу. Молча положат цветы в гроб, выпьют водки, расслабятся и вспомнят меня недобрым словом.
Он отошел в сторону, так что гроб с прощающимися оказался невидимым за высокой могильной оградой и кустами сирени. Отсюда хорошо угадывалась дорожка по которой когда-то он шел с Ритой.
- Она жила совсем рядом,- пронеслось в голове,- А может живет и сейчас? Нет, вряд ли… Как глупо. Не расспросил Сашку про нее. Сделал вид, что все давно забыто. Зачем? Кого хотел обмануть?... Интересно, Рита знает, что ее бывший муж умер?
Он вдруг понял, чего ждет. Стука молотков, забивающих гвозди в гроб.
- Это не по-людски.
Он сделал усилие над собой и двинулся назад. Но до гроба не дошел, остановился возле одинокого дуба. И вздрогнул. Вот здесь он стоял тогда. Рита искала чью-то могилу и прошла дальше, а он остановился под дубом. Под ногами поскрипывала резная темная листва и желуди. На сороковины здесь тоже будут разбросаны желуди. Как тогда.
Тихий шепот и вздохи за спиной. Легкий шелест шагов и неслышный окрик Протасова.
- Юра.
Он обернулся. Рядом с Протасовым стоял Руденский. Безукоризненно сидящий костюм, черные волосы, едва заметные залысинки на висках, на лбу чуть обозначены ранние морщинки.
- Ему ведь уже за сорок,- вспомнил Григорьев.
- Владимир Павлович… Здравствуйте… Очень рад видеть вас,- сказал он горячо и искренно.
- Здравствуй, Юра.
Они пожали руки.
Наверное, надо было еще что-то сказать. Столько лет не виделись.
- Позволь познакомить тебя с моей женой,- сказал с улыбкой Руденский.
И около него выросла Маевская.
- Женя,- прошептал изумленно Григорьев.
- Удивлен?- спросил Руденский,- Мы и сами до сих пор не верим. Правда, Жень?
- Угу,- сказала та весело. А сама смотрела на Григорьева и улыбалась.
В отличие от других, в ее гардеробе нашлось черное платье, причем совершенно новое.
- Ты замечательно выглядишь,- сказал он.
Женька и в самом деле была великолепна. Черное платье еще больше подчеркивало красоту черных глаз и волос. И взгляд уже не был надменным. Наверное, отпала необходимость в защите. От подруг и настырных однокурсников.
- Ты тоже на пять с плюсом,- ответила она.
Мужчины отошли в сторону и о чем-то заговорили тихо. Только Григорьев остался с Женькой. Что-то вдруг колыхнулось в душе, и сердце тревожно набрало обороты. Перед глазами всплыла кухня. И Женька с влажными волосами…. И Рита.
- Вы живете в Калинине?- спросил он, думая совсем о другом.
- Да… Володя преподает в институте. Уже профессор, доктор наук. А я в НИИ. В том самом, где работал Саша.
- Он ничего не говорил о тебе.
- А вы общались?
- Да… Немного.
- Значит, не считал нужным. Кто я ему такая? Обыкновенная однокурсница.
Они замолчали. Григорьев хотел спросить про Риту, но не знал, как начать.
- Твой муж на той же кафедре?- спросил он.
- Да, на той же самой.
Она посмотрела лукаво.
- Андрей Федорович жив и здоров. Недавно был у нас на Володином дне рождения… Вместе с Людмилой Петровной.
- А их дочь?- одервеневший язык не слушался.
- Рита?- спросила та небрежно,- Ну не знаю… Видела ее как-то…Недавно… Сегодня…. Да вон она у гроба стоит.
 В этот момент глухо застучали молотки.

Григорьев бросил горсть земли на крышку гроба и отступил от края. Его оттеснили в сторону ребята с лопатами. Загрохотала падающая земля. Он отступил еще на шаг и неосторожно кого-то толкнул.
- Простите.
Обернулся и увидел рядом Риту. Она смотрела на него так, словно он был артефактом. Тем, что не могло существовать в природе. В ее гардеробе тоже отыскалось подходящее новое платье. Край подола слегка припорошила песчаная пыль. Рита стряхнула ее брезгливо. Григорьев смутился.
- Извини, я нечаянно…
- Ты не при чем. Эти вон размахались лопатами.
- Здравствуй,- сказал он запоздало.
- Привет, Григорьев. Ты-то откуда взялся?
- Прости, но я пока живу на этом свете.
Он обернулся. Руденские с любопытством смотрели на них.

«- Не встречайтесь с первою любовью.
Пусть она останется такой.
Острым счастьем или острой болью.
Или песней смолкшей за рекой.
Не тянитесь к прошлому, не стоит-
Все иным покажется сейчас…
Пусть хотя бы самое святое
Неизменным остается в нас…»

Строчки стихотворения Друниной всплыли в памяти. Наверное, она понимала, о чем писала.

- Живи, Юра. Долго и счастливо,- бросила Рита вслед.
Протасов перехватил его.
- Ты куда?
- П..пойду покурю.
- Надо выпить за помин.
- Я н..не пью на кладбище.
Он вышел из ворот, окинул взглядом окрестности и увидел то, что искал.

Славик высунулся в открытое окно.
- Наверное, сейчас уедем,- сказал Григорьев,- Только попрощаюсь с ребятами.
- Пойду, пойду, не пью, не пью,- шептал он.
- Что вы сказали, Юрий Владимирович?
- Да нет, ничего… Так просто..
И вдруг не выдержал:
- Представляешь, разнервничался… Заикаться начал.. Впервые в жизни.
- Вы и правда неважно выглядите,- подтвердил Слава,- У меня тоже недавно друган помер. Разбился на мотоцикле. Вовка Ешков. Такой пацан был.
Григорьев уже вполз в броню.
- На поминки я останусь,- сказал он, не дослушав про «пацана»- Поеду, скорее всего, на той серой. А ты опять в хвосте. Все понял?

Рассаживались по машинам. Руденский смотрел многозначительно на Григорьева из кабины бежевой «шестерки». Женька сидела рядом с ним, Рита на заднем диване. Григорьев залез в серую «Волгу». Траурная колонна тронулась в обратный путь.
- Ты не знал, что Маевская вышла за Палыча?- удивлялся Протасов.
- Нет. Откуда?
- Ты же вроде контачил с Сашкой.
- Он ничего не говорил.
- И про Воробьеву ничего не знаешь?
Сердце екнуло, но он спросил небрежно:
- Что именно?
- Развелась. Недавно.
- Я ничего не слышал о ней с 79-го.
- Аааа,- протянул Протасов и покосился недоверчиво.
- Ну, а то, что она развелась с Сашкой, ты знал?
- Ну, естественно.
- А про то, что у них умерла дочь?
- Как умерла?- известие потрясло,- У них была дочь?
Зайцев никогда не говорил о дочери. Весь год, который они прожили бок о бок.
Протасов о чем-то разглагольствовал жестикулируя руками..
- Как это произошло?
Протасов замолчал.
- Как это произошло?- повторил Григорьев.
- Так я тебе это и пытаюсь втолковать.
- Прости, я задумался.
- Дочь заболела. Врачи ошиблись с диагнозом. Подробности я не помню. Столько лет прошло.
- Они сразу развелись,- добавил Сидоров,- А потом Сашку забрали в армию.
- Он говорил тебе, что служил в армии?- спросил Протасов.
- Да, упоминал.
- Он не говорил, что служил в Афгане?
- Нет.
- Странные у вас были отношения. Ты о нем ничего не знаешь. О чем же вы говорили?
К разговору неожиданно подключился Михалыч.
- Загубили пацанов, а теперь вывели войска. Ненужная война оказывается была. Политический просчет….У меня племяш инвалидом пришел. Медаль дали… А на хрена ему эта медаль?
- Тяжело ранен?- поинтересовался Григорьев.
- Не. Не очень. Немного хромает на правую ногу.
- Чем он занимается?
- Известно чем... Пьет.
Григорьев сразу потерял интерес к теме.
- Поминки- то где?- спросил у Протасова Михалыч.
- Дома.
- Я думал, кафе какое-нибудь снимете.
- Валя хотела, а мы отговорили. На хрена тратить лишние деньги? Они и так с хлеба на квас перебивались.
- Оно и верно,- согласился Михалыч,- Сашка почти год не работал, а на лекарства столько денег вбухали… И все зазря.
- А я даже не подумал об этом,- осознал запоздало Григорьев,- Надо было в прошлый раз оставить деньги. Может, Сашка и звонил, потому что надеялся на помощь?
Машина остановилась у подъезда. Вышли. Григорьев огляделся. Черная «Волга» припарковалась в отдалении.
Руденский с дамами скрылись в подъезде. Сидоров стоял в дверях, Протасов дожидался Григорьева.
- Идите. Я чуть позже,- сказал тот.
Протасов пожал плечами и ушел. Григорьев подошел к своей «Волге». Славик выглянул из окошка.
- Извини, с собой не приглашаю,- Григорьев протянул Славику червонец,- Там за углом есть приличная «кафешка». Перехвати чего-нибудь. Я постараюсь не задерживаться.

Протасов с Сидоровым зашли в прихожую и попали в толчею.
- А где Юра?- спросила Женька.
Протасов пожал плечами.
- Остался у подъезда. Сказал,- придет попозже.
- Может, уехал домой?- предположил Руденский.
- Не знаю. Какой-то он…. Странный, одним словом.
- А почему он, вообще, здесь?- спросила Рита,- Какое отношение он имеет к Саше?
- Они же дружили,- возразила Женька.
- Когда? В далекой юности? Нашла друзей.
Она хмыкнула и двинулась в комнату.
- Погоди,- остановила Женька,- Пусть первый стол помянет, а мы потом.
- Тогда не будем мешаться и выйдем на улицу,- предложил Руденский.
Вышли из подъезда. Григорьев сидел на скамейке и задумчиво рассматривал асфальт под ногами.
- Вот и Юра,- обрадовалась Женька и села рядом.
Григорьев взглянул на Риту. Черное платье, светлые волосы и голубые глаза. У него закружилась голова.
«Не встречайтесь с первою любовью…».
- Чего ты на меня уставился?- спросила Рита.
- Ты замечательно выглядишь,- сказала Женька и тихонько засмеялась, ткнув соседа кулачком в бок.
Рита села рядом с ней.
Они сидели на скамейке втроем. Руденский, Протасов и Сидоров стояли напротив. Двое элегантных мужчин и один увалень раздолбай.
- Часто ты сюда приезжал?- спросил Протасов у Григорьева со странной интонацией. Будто хотел уличить во лжи.
- Редко… Последний раз три недели назад.
- Узнал о его болезни и приехал?- опять те же интонации.
- Он сам позвонил.
- Ты приехал. И что?
- Глупо,- сказал Григорьев.
- Что глупо, Юра?- сразу встрепенулась Рита,- Думал, мы ничего не поняли? Зачем ты приехал? Только не вешай нам лапшу о ваших отношениях. Все эти годы вы знать друг друга не желали. Ты о его жизни ничего не знал, он о твоей. И вдруг кто-то тебе шепнул, что Саша умер, и ты сюда, как коршун.
Григорьев недоуменно посмотрел на Руденского. Тот пожал плечами. Григорьев покосился на Протасова.
- Видишь ли, старик,- сказал тот,- Я тоже думаю, что ты врешь. Извини, но одно с другим не стыкуется. Ты говоришь, что встречался с Сашкой, а сам ничего о нем не знаешь. Он ни разу не упоминал о тебе. Может такое быть? Ни в жизнь. О нас ты ничего не слышал. Сашка - открытая душа. У него секретов- то никогда от нас не было.
- Господи, о чем вы говорите? Какая разница виделись они или нет? Саша умер, и Юра приехал проститься. Это же нормально,- возмутилась Женька.
Рита проигнорировала ее слова.
- Много лет назад. В 79-ом….. В апреле… Ты появился на лекции моего отца. Он читал второму курсу. И вдруг ты. За два часа до этого, отца отстранили от заведования кафедрой. Отдали должность одному выскочке со связями. Потом, слава богу, все утряслось. Как говорится, бог шельму метит… Но это потом. А в тот день… Зачем ты приперся на лекцию? Мы «сидели на дипломе» и в институт ходили только на консультации. Зачем ты приходил, Юра? Посмотреть на папу и позлорадствовать? Мой папа- то что тебе сделал? А сегодня приехал посмотреть на Сашу. Ты, наверное, не знал, что мы в разводе, и решил позлорадствовать снова. Какая же ты сволочь.
- Они все уже решили про меня,- понял Григорьев,- Даже Женька не заступается.
- Если в тебе хоть капля совести осталась, ты сейчас встанешь и уедешь домой,- продолжала Рита.
- Маргарита, ты уж чересчур,- начал Руденский.
- Я требую, чтобы ты ушел немедленно. Саша- мой бывший муж. У нас горе, в конце концов, общее. А ты… Мразь,- Рита кипела.
- Да уйду я. Не переживай. Только зайду на секунду. Вдове деньги отдам.
Он поднялся со скамейки и неспешно пошел к подъезду.
- Твои деньги ей колом в горле,- бросила Рита в след.

- «Мечты, мечты, где ваша сладость. Ушли мечты, осталась только гадость».
С этими мыслями он поднялся на нужный этаж и позвонил в дверь. Та сразу же распахнулась.
- Не заперто. Проходите.
Его подталкивали к поминальному столу. Он отнекивался как мог. Заглянул в комнату и позвал негромко Валентину.
- А, Юра, проходи,- сказала та.
- Прости, Валя, можно тебя на одно слово?
Та вышла в прихожую.
- Давай где-нибудь пошепчемся,- попросил Григорьев.
Они зашли на кухню. Валина мама колдовала у плиты.
- Мам, прости, можно мы с Юрой посекретничаем?- виновато попросила Валя.
- Да ради бога,- сказала та и выплыла из кухни, очень внимательно оглядев Григорьева.
Они остались вдвоем.
- Прости, Валя, но я сейчас уеду,- начал Григорьев.
- Да как же? Куда?... А поминки? Саша просил…
- Ну, во-первых, он просил меня приехать на похороны. Я приехал. И на поминки бы остался, но… Пойми меня правильно…. Ты, наверное, слышала, что мы с твоим мужем когда-то бодались из-за одной дамы.
- Из-за Риты. Я знаю.
До нее вдруг дошло.
- Ты не хочешь ее видеть?
- Она не хочет. Только что мне это объявила… При всех.
- Подумаешь, какая фря. Сама Сашу бросила в самую трудную минуту. Юра, даже не думай уходить из-за нее. В конце концов, я ей могу и на дверь указать.
Григорьев взял ее ладонь и сжал несильно.
- Не надо, Валь. Я потом приеду. На сорок дней, например. Не надо скандалов. Пришла попрощаться с Сашей и слава богу…. Да, чуть не забыл. Я, наверное, большой дурак и давно бы должен… Но не догадался. Прости.
Григорьев достал из кармана пиджака конверт и протянул Валентине.
- Что это?
Она заглянула в конверт.
- Деньги?!! Юра, ты с ума сошел.
Она изумленно разглядывала стопку сто рублевых купюр.
- Две тысячи. Юра, ты обалдел…. Я не могу это принять.
- А ты-то тут при чем? Это Сашке и его детям. Поняла? У нас с ним свой расчет был. Не возьмешь, я обижусь насмерть. Так и знай.
Она смущенно спрятала конверт в карман брюк.
- Спасибо, Юра. Дай бог тебе…
Вдруг спохватилась.
- Юра, я совсем забыла. Саша оставил для тебя конверт. Сейчас принесу.
Он остановил ее.
- Постой. Передай этот конверт Рите.
- Рите!!!???
Валентина секунду смотрела непонимающе. Потом до нее дошло.
- Там их фотографии, да? Он хотел отдать их тебе, чтобы я не уничтожила… Очень жаль, что он так думал обо мне.
Она сразу сникла. Григорьев поразился. Валентина страдала от того, что покойный муж как- то не так думал о ней.
- Ты зря расстраиваешься,- сказал он,- Это нормальная реакция. Редкая женщина придет в восторг от фотографий мужа в объятиях бывшей жены. Даже если этим фотографиям сто лет. Ну, все, пора… Знаешь еще что? Когда вы тут соберетесь, ты обо мне не упоминай. Очень тебя прошу.
- Почему, Юр?- тревожно спросила Валентина.
- Ну не хочу я, чтобы они копались в наших отношениях. Саша ведь не зря ничего обо мне им не рассказывал. Это только наше. Его и мое. Понимаешь?

Он вышел из подъезда. Ничего не изменилось. Женщины сидели на скамейке, мужчины стояли напротив. Григорьев посмотрел на них и почему- то развеселился. Наверное, так всегда бывает, когда растворяются иллюзии. Легко и свободно становится на душе. И груз недосказанного не давит, и пройденный путь уже не кажется таким корявым.
-До свидания,- сказал он,- Простите, если что не так.
Молча пожал руку мужчинам, кивнул Женьке и пошел от подъезда. Руденский двинулся вслед за ним.
- Юра, постой.
Они остановились у соседнего подъезда.
- Хреново получилось,- начал Палыч,- Юра, я не верю в то, что говорила Рита. По-моему, это плод ее буйных фантазий на фоне семейных неурядиц. Было бы дома все в порядке, ходила бы радостная и не рылилась на всех…. Да она бы и не приехала на поминки в этом случае. А тут все так совпало.
- Я не обиделся на нее, Владимир Палыч. Честное слово. Бог ей судья. Слово даю, никогда не желал плохого ее родным. Никогда.
- Да я знаю, Юр.

Он прошел по тротуару, незаметно просигналил Славе и свернул за угол. «Волга» нагнала его у проспекта. Григорьев забрался на любимый диван.
- Ты поесть успел, Слава?
- Ага. В той самой «кафешке». Нормальная жрачка. А вы как?
Григорьев не ответил. Он уже думал о заводе в Волжске.



1976 год.
Две недели каникул омрачались ощущением вины. Жестокая шуточка с жутким результатом ужасала теперь ее саму.
Происшествие в совхозе вызвало некоторый резонанс в институте, но без каких либо мер со стороны руководства.
Официальная версия случившегося звучала приблизительно так. Шефы из города Волжска протапливали печь и по неосторожности допустили возгорание занимаемого ими помещения. Вспыхнул пожар, огонь преградил выход. В вагончике находилось тринадцать человек, и естественно возникла паника. Пока сообразили что к чему, огонь охватил вагончик со всех сторон. В это время студент Григорьев выходил из помещения бывшей школы в туалет и заметил начинающийся пожар. Бросился к горящему вагончику и подручными средствами выбил боковые стенки помещения. Активно участвовал в спасении людей и получил ожоги легкой и средней степени тяжести, а так же перелом правой ключицы и правого ребра.
Руденский оказался «не при делах». Вернувшись в Калинин, он в тот же день в подробностях изложил все детали случившегося руководству «Политеха», предоставив документы, полученные от руководства совхоза и районного ОВД.
Непосредственный шеф Руденского, профессор Андрей Федорович Воробьев, естественно, тоже был в курсе.
Он явился с работы около семи вечера. Жена готовила ужин на кухне. В прихожей у тумбы примостились Ритины кеды, на вешалке висела ветровка.
- Людочка,- позвал громко профессор.
Жена выглянула в прихожую.
- Риточка дома?
- Дома. Ты уже в курсе? Ну да, конечно, Володя же с твоей кафедры.
Рита вышла из своей комнаты и подошла к отцу.
- Привет, па.
Они чмокнули друг друга в щеки.
Воробьев переоделся в домашнее. В любимый спортивный костюм. На спортсмена он явно не тянул, но лишнего веса имел совсем немного. Вальяжности, соответствующей профессорскому чину, в нем не было отродясь. Зато через край «перла» интеллигентность. Окружающим могло показаться, что профессор утонченно издевается над интеллигентностью в целом и в тоже самое время кичится ею в себе самом.
Он долго и смачно принимал душ в ванной. Вышел только после третьего окрика жены.
- Сколько я должна кричать, Андрей?- сердилась та,- Я для кого ужин готовила?
- Для меня, моя душа, для меня.
- И для меня,- добавила Рита.
- И для Риточки,- сюсюкал профессор.
- Ну и чего ты там намываешь целый час? Ждешь, пока все остынет? Я разогревать не буду. Не надейся.
- Я уже ем, душа моя.
- Где ты ешь? Ты в прихожей возишься. Андрей, сколько тебя можно ждать?
- Иду, иду, мои родные.
Он бочком прошел на кухню, пряча за спиной правую руку.
- ВОТ!!!
Он водрузил на стол букет розовых астр.
- С возвращением, дочь.
Рита пораженно смотрела на цветы. Мать озадаченно смотрела на нее.
- Риточка,- Воробьев удивился реакции дочери и внимательно осмотрел астры,- Что-то не так?
Та попыталась взять себя в руки.
- Папа, все нормально. Я просто не ожидала….

Жена готовила неплохо. Но без души. На скорую руку. Неприхотливый муж переносил недочеты супруги спокойно. Вот и сейчас он с аппетитом набросился на поджарку из говядины.
- Вкусно, Людок. Я как раз сегодня хотел попросить тебя приготовить поджарку. А ты, как будто, мои мысли прочитала.
- Это вот чьи мысли,- жена покосилась на дочь,- Привязалась – пожарь мяса, пожарь мяса. Вас там совсем не кормили что ли?
- Кормили.
- Ну, значит, не вкусно.
Неделю назад Рита посчитала бы мамину стряпню самой вкусной на свете. А сейчас вспомнила улицу Революции и уютную комнатку в столовой. Вот мама бы так умела…..
Если бы она попробовала «мясо по-французски», так старательно приготовленное Григорьевым.
- С тобой, моя хорошая, никто не сравнится,- сказал Воробьев.
- Кто бы сомневался.
- Что это за Григорьев у вас такой?- неожиданно спросил профессор у дочери.
Та вздрогнула от неожиданности.
- Просто студент. Самый обычный.
Профессор хмыкнул.
- Про что вы говорите?- подозрительно спросила жена,- Андрей, я ничего не поняла.
- Людочка, я собственно сам обо всем знаю из вторых рук. Риточка, может ты объяснишь нам поподробнее, что там все-таки произошло?
Рита уже взяла себя в руки.
- Ничего особенного, пап. Просто недалеко от нас жили рабочие из Волжска. Ночью у них загорелся вагончик. Тот, в котором они жили. Начался пожар, а Григорьев помог им выбраться, и сам немного обгорел.
- Ты никогда не упоминала фамилию Григорьев,- удивилась мать.
- Во-первых, я отучилась всего неделю, во-вторых, он из другой группы.
- Значит, этот Григорьев побежал спасать людей,- профессор внимательно смотрел на дочь,- А остальные?
- А мы спали. Ночь ведь была.
- А он не спал?
- Не знаю. Вроде, он пошел в туалет. Ну и увидел.
- У вас удобства были на улице?- ужаснулась мать.
- Ну и что?
- Вот! Я говорила,- не езди. А мылись где?
- В бане.
Мать ужаснулась еще больше.
- Ты шлендала босиком по бане?
- Конечно.
- Вот я дура. Надо было дать тебе резиновые тапки. Наверняка ты подцепила грибок. Вот как пить дать… Японский бог.

Рита разозлилась.
- Ничего я не подцепила. Все наши девчонки ходили без тапок.
- Вот дура, дура,- не унималась мать,- И ты, Андрюша, тоже хорош. Мог бы догадаться.
- Да я как- то…
- Как-то, как-то.. Только и можешь какать… Пойдешь с ней к дерматологу сам.
- Людок, ты преувеличиваешь. Ну почему сразу грибок?
- По кочану и кочерыжке.
Профессор обиженно засопел.
- Ты всегда так, Андрюша,- продолжала жена,- Говоришь о какой-то ерунде, о каком-то Григорьеве... А о деле не помнишь.
- Людок, ты не поняла. Этот Григорьев…
- Да сдался мне ваш Григорьев. Слышать о нем не хочу.

Прошла неделя, за ней другая. В последний вечер ее охватил мандраж. Сказавшись уставшей, легла в постель в девять. Не хотела, чтобы родители заметили ее состояние. Не спалось. Она часа четыре проворочалась на измятых простынях. Наконец поняв, что не заснет, встала с постели и взяла книгу. «Американская трагедия» не пошла. Мысли были в другом месте. Рита взяла томик Блока. Открыла на случайной странице.
- «И вечный бой. Покой нам только снится…»
Вспомнила вдруг, как в «Зорях» этот отрывок читала одна из пяти погибших девушек. Кажется, ее звали Соня. Романтичная интеллигентная девочка, невесть как попавшая на войну. Наташка Фридман немного похожа на нее. И тоже читает Блока. Очень умненькая девочка. Одна единственная из всех (Женька не в счет) догадывается о роли Риты в происшедшем в совхозе. Столько сожаления было в ее взгляде две недели назад. Будто она разочаровалась в Рите навсегда. Очень порядочная Наташа никому не расскажет о своих догадках, но саму себя не обманешь.
Заснула под утро и еле встала после сигнала будильника.
- Ты так переживаешь, будто первый раз в первый класс,- ворчала мать.
Хорошо, что родители именно так истолковали ее состояние.
Она пришла в институт, готовая встретить любые претензии с его стороны. А Григорьев не пришел. Через час стало известно, что он лежит в ожоговом центре в Москве.
Прошло две недели. Рита подходила к аудитории. В холле у окна толпились однокурсники.
- Шмотки что ли разглядывают?- пронеслось в голове.
В следующую секунду она увидела Григорьева. Он стоял у окна прислонившись к подоконнику и что-то рассказывал обступившим его студентам. Женька стояла рядом. Чувствуя, как пол уходит из-под ног, Рита почти бегом рванула в аудиторию.
Через пять минут прозвенел звонок, и аудитория наполнилась студентами. Женька села рядом с Ритой. Григорьев прошел на свое место ни на кого не глядя.
Женька молча достала из «дипломата» тетрадь и ручку. Преподаватель уже топтался у кафедры.
- На лице ожогов нет,- прошептала Женька.
У Риты отлегло от сердца.
- Что он вам рассказал?- прошептала она.
- Мне кажется, это не он,- прошептала в ответ Женька.
- Как это?- не поняла Рита.
- Совсем другой человек.
- Не поняла. Объясни.
- Сама с ним поговори… Все. Я пишу лекцию.
- О чем вы там шепчитесь?- спросил тихо Дронов. Он сидел с другой стороны и слышал лишь обрывки разговора.
Рита что-то ответила невпопад. Дронов насупился и уткнулся в тетрадь.
Лекция закончилась. Рита обогнала Дронова в проходе и рванула к выходу. Тот догнал ее.
- Рит…
- Валер, иди один. Пожалуйста. Я должна переговорить с Григорьевым.
Тот набычился.
- Просто, поговорить,- успокоила Рита,- Мне это необходимо. Понимаешь?
Дронов совсем скис.
- Хорошо, я на улице подожду.
- Ты лучше иди сразу на остановку.

Григорьев проходил мимо и старательно не смотрел на нее.
- Юра,- окликнула Рита.
Он остановился.
- Я виновата. Прости,- сказала она.
Он усмехнулся:
- Бог простит.
И ушел, напоследок скользнув по ней чужим равнодушным взглядом.

Он изменился. Мог застыть у окна. Один бог ведал, о чем он размышлял в это время. Никто не удивлялся этим переменам. Каждый успел по нескольку раз мысленно побывать в его шкуре. Говорил он теперь только по делу, не отвлекаясь на постороннее. Он больше не обсуждал с приятелями хоккейные матчи и новые фильмы. Да и приятелей-то не стало. Он отдалился настолько от них, что мог в лучшем случае считаться одногруппником. Зайцев пытался в первые дни поддерживать с ним отношения, но наткнулся на глухую «стену» и отступил.
Наташка Фридман, до мозга костей «литературоведка», неизвестно как попавшая на «железки», припомнила старинное выражение – «интересничать».
- Григорьев интересничает,- сказала она как-то.
Разговор происходил в женской раздевалке спортзала. Женька сразу включилась.
- Насколько я знаю, интересничать – это пытаться вызвать к себе интерес. А он, кажется, добивается только одного – чтобы от него отстали и не замечали вовсе.
- Может, ему психиатр нужен?- предположила Ефремова.
- Сама пойди полечись,- вдруг огрызнулась Рита.
Встала и ушла в зал, сопровождаемая недоуменными взглядами подруг.
Рита была уверена, что знает истинную причину необычного поведения Григорьева. Он не «интересничал» и не изображал Печорина. Проходил мимо нее, не удостаивая даже взглядом. Самое скверное, она сразу не поняла это, и первые дни кивала с легкой улыбкой. Но он не ответил раз и два. Она теперь тоже делала вид, что не замечает его. Роман с Дроновым вспыхнул с новой силой.
В школе у нее всегда была пятерка по брусьям. Занималась гимнастикой с девяти лет, но бросила в седьмом классе. Была немного влюблена в Сашку Борисова из восьмого. В майский прохладный вечер он накинул на нее свой пиджак.
Она ревела навзрыд. Родители метались в ужасе.
- Мама, представляешь, я надела пиджак, а он в плечах тесен. Мама, у меня плечи, как у мужика.

Рита дотронулась до жерди, провела ладонью по отполированному дереву и вздрогнула, почувствовав на себе пристальный взгляд. Обернулась и увидела Григорьева. Тот застыл в дверях спортзала. Всего лишь на секунду встретились их глаза. В зал стремительно влетела преподавательница физкультуры Кулакова.
- Ааа, Григорьев, заходи.
Тот зашел следом за ней в зал.
- Давай справку.
Григорьев протянул листок бумаги. Она пробежала взглядом.
- Все, Юра, вопросов нет. Лечись, выздоравливай. Можешь через месячишко ко мне подойти, я дам тебе программу упражнений.
- Спасибо,- сказал тот глухо и ушел не взглянув на Риту.

Как вести себя с Ритой?
Сначала хотел объясниться с ней при первой же встрече. Выдать все, что думает, не скупясь в выражениях. Но снизойти до мелочных обвинений… Не так он был воспитан.
Посчитал достойным только один вариант. Не замечать Риту вовсе. И начал страдать. Проходить мимо с безразличным взглядом оказалось невыносимо тяжело. Помочь могла бы ненависть. А он ее не испытывал. Попытался настроить себя на нужную волну и не смог.
В середине марта вдруг заметил на лице Дронова новое выражение. Радостно снисходительное. И Рита показалась необычно присмиревшей. А на следующий день подтвердились худшие опасения. Дронов с Ритой подала заявление в ЗАГС.
К тому времени он настолько отдалился ото всех, что смог баюкать свою печаль незаметно.
Был обычный мартовский понедельник. Зима не собиралась сдаваться и напоминала об этом свеже выпавшим снегом. Солнце проглядывало сквозь свинцовые тучи. Но ветер, задувавший с юга, вселял надежду.
Григорьев поежился и поднял воротник плаща. Час назад Протасов предложил попить пива в пивном зале на Кооперативной. Юра согласился. Тяжелый панцирь, которым он окружил себя, давил невыносимо. Наступала пора выбираться из-под него.
«Пивзал» уже маячил на горизонте. Парень, напоминающий Протасова, стоял в дверях. Скорее всего, это он и был. Может как раз ожидал Григорьева. В этот момент Юра увидел Риту. Она шла навстречу. Рядом высокий парень. Одет тот был так себе. Серенький плащик, черные брючки и дешевые полуботинки. Лицом сильно напоминал артиста Старыгина. Несколько лет назад в кинотеатрах прошел фильм, в котором тот сыграл отвратительного подонка Васина. Действие происходило в зале суда, и Старыгин со стриженной макушкой очень походил на Ритиного спутника. Сама она в темном демисезонном пальто и высоких импортных сапогах выглядела настолько эффектно. Юра напрочь забыл, что должен игнорировать ее. Впился глазами в лицо девушки и увидел переполох в голубых глазах. Великан по-хозяйски сгреб ее правой рукой. Рита изобразила недовольство и только… Рука так и повисла на ее плече.
Они прошли мимо. Юра ошеломленно смотрел вслед.
Утром во вторник ждал еще один сюрприз. Дронов явился на лекцию в темных очках. Зайцев сообщил шепотом:
- У Дрона «финики» под обоими глазами.
И горбинка на носу припудрена. Это Григорьев заметил сам.
Рита появилась на второй паре. Темная, как туча. О чем-то шепталась с Дроновым всю лекцию.
На следующий день они не явились на занятия. В четверг Рита пришла одна. Совершенно убитая. Это еще больше подчеркивалось тем, что она пыталась делать вид, что ничего не происходит. Вездесущий Зайцев постарался выведать информацию у Маевской, но та упрямо молчала.
В конце дня Юра не выдержал. Плюнул на гордость и подошел к Рите. Она заметила его и отвернулась.
- Я могу чем-то помочь?- спросил он.
- Уйди,- отрезала она,- Без тебя тошно.
- Кто этот парень, с которым я тебя видел?
По ее глазам понял, что попал в точку.
- Хочешь, расскажу, как было дело?- спросил он.
Рита промолчала.
- Когда-то ты встречалась с парнем. Тем самым. Что-то он совершил… Может быть, подрался из-за тебя… И сел в тюрьму. Отбыл срок и явился к тебе…. А ты собралась за Валерку. Теперь Дрон зализывает «финики», ты не знаешь что делать. Так?

Она посмотрела удивленно.
- Пошел ты… Прорицатель хренов.
И ушла.
В понедельник Рита не пришла на занятия. Дронов сумрачно сидел на своем месте.
Рита появилась только в четверг. С непроницаемым лицом.
Через неделю поползли слухи, что свадьба откладывается на неопределенное время. Дронов выглядел убито, и его командирский голос больше не оглашал аудиторию. Протасов явно был в курсе событий, но молчал. Видно был связан словом. Вторая группа прекратила сборы на подарки. Собранное вернули, и все успокоились.
Несостоявшиеся молодожены так же как и прежде сидели рядом и вечерами бродили по городу.

Проницательный Григорьев ошибся, но не сильно.
Рита имела поклонников столько, сколько хотела. С первого класса портфель носила сама только в исключительных случаях. Самые отчаянные хулиганы робели перед ней. Ее никогда не прельщала грубая сила, не подкрепленная крепкими мозгами.
В каждом классе обязательно находился один самый-самый. Успехами в учебе обычно такой «королек» похвастаться не мог. Зато имел приводы в детскую комнату милиции, распивал спиртное со взрослыми пацанами и бил физиономии своим более хлипким приятелям. Девочки восхищенно ахали, шептались меж собой и говорили, например, так:- «Толик, ну как тебе не стыдно?» А сами млели и мечтали, чтобы Толик ущипнул их за какое- либо место. А как завидовали той, которую Толик делал своей избранницей? Неважно на сколько. На месяц или два дня…..  За Толиком шли его верные «вассалы». Они были «мельче» и находились в тени своего «идола». Но все равно, дружить с такими мальчиками было престижно.
«Дно» класса создавали разные придурки, не имеющие ни мозгов, ни приличных родителей, ни физической силы и наглости. К таким нормальные девочки не приближались.
«Ботаники» зависали посередине. К ним у девочек было особое отношение. Те, которых прельщали ребята из первой группы, обычно «ботанов» не замечали. Зато их ценили серенькие умненькие «мышки».
Рита терпеть не могла безмозглых «боксеров», но и связываться с безвольным «ботом» считала ниже своего достоинства. Ей повезло фантастически. В ее девятом «А» появился новенький ученик. Его отец подполковник военно-воздушных сил перевелся в Калинин из Заполярья. Звали паренька Игорем. Он имел разряды по пятиборью и стендовой стрельбе, водил мотоциклы и автомобили и клятвенно уверял, что летал на аэроплане. К тому же пять раз самостоятельно прыгал с парашютом и отличался удивительным сходством с артистом Игорем Старыгиным, в которого Рита была немного влюблена после выхода фильма «Доживем до понедельника». В заполярной школе Игорь считался отличником. Он и в новой сразу проявил себя.
Как в песне:- «Самые красивые девчонки сообща вздыхали по нему»…
Высокий голубоглазый «варяг» сразу сразил всех. Мериться кулаками с ним мог только сумасшедший. На первом же школьном «балу» он покорил своим танцевальным мастерством. На следующий день девчонки школы с горящими глазами передавали новость. Оказывается, Игорь Громов завоевал в Минске второе место на республиканских соревнованиях по бальным танцам.
- Почему же в Минске, ежели он из Заполярья?- спрашивали дотошные.
- Вы что не знаете? Они же из Минска. Отец отслужил в Заполярье два года, перевелся сюда, а в Минске осталась квартира, и скоро они опять туда уедут. Как только отец станет полковником.
Несомненно, такому парню и девушка должна быть под стать. И ей стала Рита. Это показалось настолько естественным, что никто не удивился. Даже Дронов, влюбленный в Риту с первого класса.
Красивая была пара.
Игорь собирался поступать в военное училище. С самого детства твердо решил стать десантником. А Рита не хотела мужа десантника. Она хотела мужа, похожего на папу. Она твердо знала, что будущий супруг должен любить ее, приносить домой хорошую зарплату и воспитывать детей. Десантник мог только приносить зарплату и любить один раз в месяц. Ей же предстояло мотаться с ним по гарнизонам и ждать, ждать, ждать.
Если бы она любила Игоря до беспамятства, а то так… Просто увлечение. И не опасаясь потери, она поставила жесткий ультиматум – или гражданский ВУЗ или прости прощай… Он выбрал ВУЗ и естественно не простой. Московский «Физтех». И не прошел по конкурсу.
В марте ему исполнилось восемнадцать, и он ушел в армию в конце мая 75-го года. Попал в десант в Псковскую дивизию.
- Сбылась мечта идиота,- прокомментировала событие Рита.
Она пришла на проводы. Весь класс пришел. Дебилы работали дебилами. «Ботаники» пристроились в различные вузы Москвы и Калинина.
На тех проводах она впервые посмотрела на Дронова. Спортсмен, отличник, учится в «Политехе». К тому же влюблен в нее по уши. Где раньше были ее глаза?
Пока Игорек где-то колобродил (выпил лишнего и с непривычки окосел), она подсела к Валерке. Нет, в тот вечер она ничем не выдала своего интереса к нему. Просто разговор двух «Политеховцев». И она уже знала - будущих однокурсников. Обсудили знакомых преподавателей и еще кой- чего по мелочи. Как бы, между прочим, Рита сказала:
- Господи, как я устала, Валер. Упертый баран. Ведь твердили ему,- поступай в «Политех». Нет, все сделал по-своему. Как же, он ведь «звезда». Вот пусть теперь и звездит два года.
- Будешь ждать?- спросил Дронов, затаив дыхание.
- Не знаю. Он ведет себя так, что я уже ничего не знаю.
Больше ничего не было сказано меж ними в тот вечер. Игорь проспался и вышел в «народ».
Прощались у военкомата.
- Я сразу напишу,- говорил он,- Как только приедем, сразу напишу.
Хоть тут ему везло. Отец добился, и сына отправляли в конкретный адрес.
- Ты сразу ответь. Слышишь?
- Да,- отвечала она рассеянно.
Потом спохватилась:
- Конечно, напишу.
Наконец, долгий утомительный поцелуй прилюдно. Но что не вытерпишь?
Автобус тронулся. Игорь махал шляпой из окна.
Раннее свежее утро. Дронов провожал ее домой. Губы еще горели от поцелуя.
- Я задал себе вопрос,- сказал Валерка,- Если бы дали выбирать – учиться в институте без тебя или идти в армию, и чтобы ты вот так целовала на прощание… Я бы выбрал армию.
- Дурачок,- подумала она,- Скоро ты заговоришь совсем по-другому.
А вслух произнесла:
- Неужели ты не понял, что я целовала его из жалости? Он слабак, Валерка.
Дронов не понимал, она объяснила.
- Он эгоист. Ему плевать на меня. Главное доказать, что он везде первый. С его-то гордыней в «Политех», когда наши самые забитые «зубрилки», как он их называл, поступили в Бауманское и МГУ. Вот и попер в «Физтех». Без связей, без протеже. Конкурс бешенный. Полный кретин. Он обо мне думал в это время? Теперь я должна ждать его два года, а там ему еще что-нибудь придумается…. Когда жить, Валер? И главное, на что?
- Я тоже сначала хотел в Бауманку,- сказал Дронов,- А потом подумал, - на хрен рисковать.
- Правильно подумал. Ты все сделал правильно.
Они остановились рядом с ее подъездом.
- Спасибо тебе,- сказала Рита.
- За что?
- За то, что проводил, за то, что выслушал. Ты настоящий друг, Валерка.
- Нет,- выпалил он отчаянно,- Я не друг. Я тебя люблю. Очень давно.
Она посмотрела долгим взглядом.
- Ты шутишь?
- Нет, не шучу. Я давно хотел признаться…
- А почему не признался?
- Я думал, ты с Игорем…
- А при чем тут Игорь, если ты меня любишь?
- Да, правда… Я дурак, Рит.
Он посмотрел на нее с надеждой.
- Рит, а ты как ко мне относишься?
Она ответила легкой грустью.
- Ты… Ты честный, умный… Мне кажется, ты очень надежный, Валерка. Я тебя в школе всегда выделяла, а ты как- то ко мне относился странно.
- Я же был всегда около тебя. Неужели не замечала?
- Нет. Представь, даже в голову не приходило. К сожалению.
Он подался к ней.
- Можно я тебя поцелую?
Она отстранилась.
- Нет. Мне надо подумать. Голова кругом.
Думать было не о чем. Она уже все решила. Через два дня они встретились вечером, и он поцеловал ее в первый раз.
Через несколько дней пришло письмо от Игоря. На следующий день еще одно. За первый месяц он прислал двадцать писем. Каждое дышало чувствами через край, и в каждой строчке находилось место для слова люблю. Она отвечала менее эмоционально. И до этого никогда не говорила, что любит, а уж в письмах…
За месяц она ответила три раза. Он писал, что зачитывает и зацеловывает ее послания до дыр.
Прошло полгода. Игорь немного успокоился и отсылал письма раз в три дня. Теперь она зачитывалась (в кавычках, конечно) его рассказами о БТР-ах, маршбросках, ночных стрельбах и о двадцать каком-то парашютном прыжке.
Отношения с Дроновым стремительно развивались. Даже их родители уже перезванивались меж собой.
Один раз Валерка увидел случайно на ее столе несколько конвертов без марок. Не надо семи пядей, чтобы понять, кому предназначены сие конверты. Он смотрел на Риту обиженно.
- А ты как хотел?- возмутилась она,- Чтобы я все ему рассказала? Чтобы он потом прыгнул без парашюта?
В тот раз она написала ответ прямо при нем.
- Вот видишь? Чисто деловое письмо.
Заклеила конверт и отдала ему.
- Пойдешь мимо ящика, опусти.

В марте пришло неприятное письмо. Игорь писал, что вскорости получит отпуск и принесется в Калинин. Свадьба была назначена на середину июня. На Риту напал «мандраж». Впрочем, паниковала не долго. Здраво рассудила, что до мая что-нибудь придумает.
В тот мартовский день она возвращалась из института вместе с Валеркой. Около подъезда на скамейке их дожидался Игорь. В костюме и плаще. На голове фетровая шляпа. Он поднялся навстречу.
- Как мне и говорили,- сказал с горькой усмешкой и приказал Дронову,- Смойся с глаз.
А Дронов не смылся. Отвел в сторону руку, которой тот хотел обнять Риту, и провел девушку в подъезд. Игорь в тот день ушел. Они облегченно вздохнули. Оказалось, раньше времени.
На следующий день он выловил Дронова прямо у его дома. И отметелил. Сначала профессионально настучал по корпусу, а напоследок ударил с двух рук по физиономии. Потом пришел к Рите и уговорил на разговор. Последний, как он выразился. Рита согласилась. Они шли по Кооперативной, им навстречу попался Григорьев.
Она позволила многое. Обнять себя и даже поцеловать в подъезде. Вечером рыдала дома.
Самое страшное выяснилось на следующий день. Игоря забрала военная комендатура. Прямо из его квартиры. Он оказался дезертиром. Какой-то доброхот сообщил ему о Ритиных проделках, и он подался в бега. Хорошо, что без оружия.
Армия не гражданка. Здесь все решается быстро. И судят быстро тоже. Игорь получил год дисбата.
У подъезда Риту встретила мать Игоря, постаревшая за одну неделю.
Рита не появлялась в институте три дня. У постаревшей женщины оказалась тяжелая рука. Левая щека болела целую неделю. В свете этих событий со свадьбой пришлось повременить.
С Дроновым отношения затухали. Последней каплей стал день рождения. Рита не пригласила Валерку. Как всегда пригласила школьных подруг (отношения с ними Рита ценила). После случая с Громовым появление Дронова могло быть воспринято, как надругательство над их кумиром.
Подруги не пришли. Не простили ей Громова.
Ну и шут с ними. У нее уже появились новые. Появилась Женька. Для них Громов -лишь факт Ритиной биографии.
Дронов обиделся смертельно. Два дня сторонился и почти не разговаривал. Наверное, считал себя потерпевшим от Громова и желал каких-то особых привилегий с ее стороны. Еще и отсел от Риты на другое место. Теперь уж она посчитала себя уязвленной.
Время шло, Дронов ходил стороной. Двадцать девятого апреля Рита решила пойти на мировую. В кинотеатре «Спутник» в эти дни шла премьера фильма «Осень». Вечером купила два билета на семь часов на тридцатое число.
Пришла на занятия, увидела насупленную непримиримую физиономию и расхотела мириться. Решила порвать билеты, но подумала,- пусть полежат. Вдруг…
«Вдруг» встретился в коридоре на втором этаже. Случайно. И она решилась.
- Юра, можно тебя на минутку?
Отошли к окну.
- Как ты живешь?- спросила Рита.
Он пристально посмотрел на девушку и подозрительно спросил:
- А что?
- Просто интересуюсь. Спросить нельзя?
- Нормально живу,- ответил он, не веря ее словам,- А ты?
- А я не очень,- призналась Рита,- Ты, наверное, слышал…
- Хочешь, чтобы я тебя пожалел?- усмехнулся Юра.
- Нет, что ты,- ответила она поспешно и печально,- Просто я за эти дни столько переосмыслила…. Ааа, что я тебе говорю. Все равно не поймешь.
- Где уж мне…
Она прикрыла его рот ладошкой.
- Не обижайся. Давай поговорим серьезно. Ладно?
Он посмотрел на часы.
- Вообще-то у меня сейчас начинается семинар, но…
- Никаких но. У меня тоже семинар через пять минут… Вот что. У меня есть два билета в кино. На сегодня на семь. Приходи к «Спутнику» без пятнадцати. Посмотрим фильм, а потом поговорим.
У Григорьева защемило внутри. Перед глазами всплыл заколоченный вагончик и букет розовых астр в руке.
- Я приду,- сказал он и пытался найти предательство в ее глазах,- Только ты меня снова не продинамь.
- Юра, есть хорошая поговорка. «Кто старое помянет, тому глаз вон…»,- улыбнулась девушка.
- А кто забудет, тому оба,- подумал он.



Григорьев пришел на пять минут раньше. В гастрономе неподалеку купил плитку шоколада и предусмотрительно спрятал в карман. В Ритину искренность он давно не верил и ждал подвоха. Поэтому внимательно оглядел площадь перед кинотеатром. Вдруг она еще кого-нибудь пригласила в кино. Такого свинства с ее стороны он не исключал. Когда часы показали без десяти, душа усмехнулась. Никакого подвоха. Просто не придет.
Кто-то мягко тронул его за рукав плаща. Он оглянулся и увидел Риту. В легком демисезонном пальто, сапожках и берете. Все подозрения вылетели из головы. Он смотрел на нее глупыми счастливыми глазами.
Странный фильм странного Смирнова. Главные герои в течение часа практически не вылезали из постели. Рита иногда брала Юрину ладонь в свою и вкладывала дольку шоколада.
- Это твое,- шептал он.
- А я с тобой делюсь… Не возражай.
Дольки он не считал, но в конце концов ощутил, что съел всю плитку один.
Фильм закончился, и они вышли на улицу.
- Ты не любишь шоколад,- сказал он разочарованно.
- Я люблю цветы.
Юра смутился.
- Розы, тюльпаны,- продолжала Рита,- Розы. Особенно белые. Просто с ума схожу от них… И от темно бардовых. Жасмин обожаю… И сирень…. И еще розовые астры.
Юра изумленно глядел на нее.
Она схватила его за рукав и повела за собой.
- Не слушай меня. Я глупости говорю. Какие сейчас цветы. Спасибо за шоколадку.
- Которую слопал я.
- Мне тоже досталось. Не переживай. Тебе фильм- то хоть как?
Он пожал плечами.
- Сам не знаю. Определенного мнения не сложилось.
- А у меня сложилось. Скукотища.
Он начал что-то объяснять про актеров Кулагина, Гундареву и про главную героиню – жену режиссера Смирнова.
- Юра,- перебила Рита,- Расскажи, пожалуйста, как все произошло. Никто ведь ничего не знает. Даже ваш Палыч.
- Вот оно,- понял Григорьев,- Наконец-то все прояснилось. Ей для чего-то понадобились подробности. Эх, Рита-Рита.
- Странно,- ответил он,- Я рассказывал ребятам сто раз как было дело. И Женька слышала. И Палыч прекрасно все знает.
- Ты решил, что я пригласила тебя в кино, чтобы что-то вызнать?- с досадой сказала Рита,- Да мне все это было бы вообще до лампочки… Если бы это не касалось меня.
Они остановились в каком-то плохо освещенном переулке с редкими прохожими. Она стояла перед ним и держала за руку, словно старалась уловить его «флюиды».
- Юра, я клянусь тебе, что наш разговор останется между нами. Чего бы я не услышала. Для меня очень важно знать все про тот вечер… И про ночь. Ну, пожалуйста.
Он решился. Так чисты были ее глаза.
- Я увидел вас,- начал Юра.
Он излагал только факты и о своих переживаниях не распространялся. Когда дошел до сцены в клубе, Рита перебила.
- Извини, Юр, почему они все-таки напали на тебя? Неужели только из-за коров?
Юра бросился «с головой в омут». И рассказал про длинного Толика, приревновавшего его к Люде.
- Я просто помог погрузить вещи,- добавил он виновато.
- Не оправдывайся. Между нами тогда ничего не было…
Он обомлел.
- А теперь что-то будет?
- Может,- сказала она,- Я поэтому и добиваюсь от тебя правды. Рассказывай дальше.
Через пару минут перебила снова.
- Дурачок, надо было бежать в школу. Неужели бы ребята оставили тебя в беде? Да и мы бы выскочили. С девчонками они воевать бы не стали.
И поцеловала его прямо в переулке на глазах у прохожих.
- Совсем совесть потеряли,- пробубнила какая-то бабуся.
Рита хихикнула и спрятала лицо в отворотах его плаща. Григорьев согласился бы еще сто раз сгореть в вагончике, лишь бы это счастье продолжалось вечно.
- Дальше,- попросила Рита.
Он рассказал, как попал в вагончик земляков. И про голубей.
- Юрочка, ты шутишь,- не поверила Рита.
- Честное слово даю. Сам видел собственными глазами. Одного даже держал в руках.
- Господи, чего мы только там не повидали. Дальше рассказывай.
- Вагончик качнуло туда-сюда. Мужики стояли в прихожей с топорами и вилами, бросились кто куда, а уже поздно. Местные все рассчитали и опрокинули на ту стену, где была дверь и окна. Печка… Представляешь, раскаленная стальная обложенная кирпичом рухнула на бок и придавила Кузьмича. Хорошо, что кирпич не успел толком прогреться, а то бы ему сразу кранты. Я уже был в комнате и ничего не знал. Мужики поубивались сильно. Представляешь, кровати валились с одной стены на другую. Мат стоит, а толку никакого. А все уже горит. Я схватил колун и через кровати и мужиков рванул к стене. Вышиб на хрен с трех ударов. От страха такая сила появилась. Как у Ильи Муромца. Мужики на улицу. Кто смог. И я сначала следом. На мне тогда еще ни одного ожога не было….. Не смог смотреть как мужики гибнут. Знаешь, какой рев в вагончике стоял? Кузьмича нашел под печкой. Помог выбраться и рванул во вторую комнату. Там тоже, что и в первой. Выбил стенку, вытаскивал мужиков. Тех кто сам не смог уйти. Потом вернулся в первую комнату и …
- А вагончик уже вовсю горел?
- Это я рассказываю долго, а на самом деле все за секунды происходило. Но когда последнего вытащил, стена рухнула вниз. На пять секунд бы замешкался и все. Собирали бы вы на мои похороны.
Они шли куда-то. Он не понимал куда. Потом увидел знакомые очертания «пивнухи» и понял, что Ритин дом уже рядом.

Они стояли в ее подъезде. Он обнимал ее, она шептала:
- Юрочка, прости меня, пожалуйста.
- Да за что? Я тебя никогда ни в чем не винил,- растроганно шептал он в ответ
Потом они долго-долго целовались, и Григорьев совсем потерял ориентацию во времени и в пространстве.
- Поздно, и я тебя сегодня домой пригласить не могу,- шептала Рита,- Но после праздников я познакомлю тебя с родителями. Ты ведь простил меня, правда?
- Я люблю тебя.
- Давай Капошино больше не вспоминать,- Рита заглянула в его глаза,- Никогда. Все, что там случилось, большое ужасное недоразумение, и мы забудем про него. Хорошо?
Что-то прочла в его глазах.
- Ты не согласен?
- А мне хорошо было там. Как вспомню тот вечер, когда мы втроем пили «рябиновку», а потом сидели с тобой вдвоем и ели грибной суп…
- А мне другое вспоминается. Твоя Люда, унитаз и пожар.
- Я согласен. Никакого Капошина не было. Просто дурной сон нам приснился,- поспешно согласился Юра.
В его жизни были счастливые моменты. И раньше и потом. Но такого немыслимого счастья он уже не ощутит никогда. Наверное, у каждого бывает самый-самый счастливый день в жизни. Даже не день. Час, минута, несколько секунд… Жаль, что осознаешь это лишь спустя многие-многие годы. Вот и Григорьев испытал удивительное состояние. Все люди вокруг вдруг стали родными, и захотелось творить добро. И он наивно подумал, что так будет теперь всегда.
Вернулся в общагу. В предпраздничную суету. Зайцев посмотрел удивленно. Впервые увидел приятеля в таком состоянии. Если бы он знал, где и с кем только что был Григорьев. Но он не знал.
- У Плетнева компашка собралась. Пойдешь?- спросил он, не сомневаясь, что Юра откажется, как обычно.
- Может быть,- сказал Юра,- Как-нибудь потом.
Зайцев еще раз посмотрел изумленно и испарился. Юра бросился на неразобранную кровать как был, в плаще и шляпе, и так лежал долго-долго, уставившись счастливыми глазами в потолок. Не заметил, как опять появился Сашка.
- Слышь, Юрок, чего с тобой?- спросил он озабоченно.
Юра переместился из лежачего положения в сидячее. Сашка показался таким близким и родным. Захотелось поделиться с ним своим счастьем. Что-то остановило.
- Там это…- начал Сашка,- Ну, короче девчонки из второй Танька Власова и Ирка Езерская просят, чтобы их проводили до дома. А наши мужики уже бухие. Может, проводим?
Григорьев почувствовал прилив сил.
- Проводим,- легко согласился он.
Действительно, чего торчать в душной общаге? Сна все равно не будет. Какой сон в такую счастливую ночь?
- Далеко, на Волоколамку,- предупредил Зайцев.
- Да хоть в Волоколамск.
Вышли в майскую ночь.
- Только что был апрельский вечер, а теперь майская ночь,- воскликнул Юра.
- Ты прямо поэт, Григорьев,- съязвила Татьяна.
- У меня душа поэта.
У «Спутника» вереницей выстроились таксомоторы.
- Пешком, только пешком,- потребовала Ирина.
Пошли по проспекту, Юра несколько раз оглядывался на кинотеатр.
- Не смей даже думать, Григорьев,- прикрикнула Ирина.
Он вздрогнул.
- Неужели уже все знают?
- Не смей думать о такси. Говорю же, пешком…
Они миновали Комсомольскую площадь.
- Я видела, как ты на днях выходил из «Пингвина»,- сообщила Таня Григорьеву,- Чего ты там делал? Пил?
- Я просто там завтракал.
- Не ври. Ты там пил. Я точно знаю, что пил,- заверещала Таня и вдруг переменила тему,- А вдруг на нас нападут хулиганы?
- А нас Юра защитит,- Ира взяла Григорьева за руку и заглянула в его глаза,- Правда, Юр?
От нее пахнуло «свежачком» с примесью чего-то чесночного. Юра затаил дыхание. Она не понимала и лезла все ближе и ближе.
- Юрик, ну пообещай, что защитишь нас.
Он чуть отстранил ее.
- Ну, естественно. Куда же я денусь?- ответил шутливо.
- А я не в счет, что ли?- уязвленно спросил Зайцев.
- Ну, твоих талантов мы не знаем, а вот Юрочка…
- Что, Юрочка?- не сдавался Сашка.
- Аааааа. Надо было ехать с нами в совхоз, а не брать липовые справки.
- С какого хрена они липовые?- взорвался Зайцев.
- Юрик, мы тебя обожаем,- продолжала Ира, не обращая внимания на Зайцева,- Две недели каникул благодаря тебе.
Таня оттащила подругу в сторону и начала нашептывать в ухо. Они смешно размахивали руками и покачивались в разные стороны. Кончился их разговор неожиданно. Ирка уселась на бордюр мостовой.
- Ребята, подойдите,- попросила Таня.
Они подошли. Ирка обхватила руками коленки и смотрела под ноги.
- Не хочет идти дальше,- Таня растерянно развела руками.
Юра дотронулся до Иркиного плеча. Худоба проступала даже через «плащевку».
- Юр, прости. Я не хотела тебя обидеть,- сказала она,- Я пьяная, Юр.
- Да брось ты, я не обиделся. Пошли.
- Пошли,- согласилась она и встала.
Но никуда не пошла. Начала оглядываться.
- Ты чего?- спросили все хором.
- В одно место приспичило.
Татьяна увела ее за кусты в темноту. Они долго не возвращались.
- Спать охота,- Зайцев молодецки зевнул,- А тебе?
- Мне не очень. Ночь- то какая. Залюбуешься.
Появились девчонки.
- С облегчением,- сказал Зайцев.
- Спасибо,- ответили обе.
Продолжили путь.
- Юр, ты, правда, такой хороший,- щебетала Ирка,- И сильный. Представляешь, Зайцев, Юра отделал нашего железного Валерку.
Юра ушам не поверил. Откуда они узнали? Неужели Дронов признался сам? Не может такого быть.
- Ты что-то путаешь,- сказал он.
- Юрка, ты еще и скромный.
«Пролетарка» осталась далеко позади.
- Нашему Дронову не везет,- сказала Таня,- Проиграл на всех фронтах. Сначала морду набили, теперь Рита бросила.
- Бросила?- изумился Зайцев,- Когда?
- Откуда я знаю… Недавно. Ты чего, не видишь, что они жопа к жопе, извини за выражение.
- Юра,- влезла Ирка,- Это не ты нашему Валере фингалов наставил?
- Да с чего вы взяли, что я вообще с ним когда-то дрался?
- Ой, не надо только нам врать, Юрик. Тайны Мадридского двора. Все мы знаем. Даже где это было…. У старой фермы… Ну чего, съел?
- Чего вы еще знаете?
- Много чего. Что ты с Ритой ночь провел.
- Как провел?- изумился Зайцев.
- Вот так, Сашенька. Наш скромный Юрочка целую ночь провел с Риточкой.
- Ну, ты ведь врешь,- возмутился Юра,- Там еще Женька была…. И Люда.
- Ой, да ладно. Людка была с Сахно. Которого потом убили.
- Не с Сахно, а с Толиком,- поправила Таня.
- Точно. А Женька с Сахно. Все мы знаем.
- Юра,- спросила томно Ирка,- Скажи, только честно. Чем вас Воробьиха берет, а? ****ской наружностью?
- Замолчи,- рыкнул Юра.
Он уже проклинал себя за то, что согласился провожать девок.
- Ух ты, как страшно,- процедила Ирка.
Но примолкла.
Метров сто прошли молча. Ирка что-то мурлыкала под нос. Молчание нарушила Татьяна.
- Юр,- спросила она заговорщески,- А кто убил тех троих?
- Откуда я знаю?- ответил он резко.
- Ой, Юр, не темни.
- Юр,- зашептала Ирка,- У тебя такие друзья в твоем городе. Даже страшно. Когда вы уехали, эти трое так забегали. Боялись. Рванули на станцию, а вы их там….
- Какие мы?!- закричал он в бешенстве,- Чего ты несешь, дура!
Юра остановился.
- В общем, так. Или вы заткнетесь, или я возвращаюсь в общагу. И идите одни. Может, вам повезет, и вас изнасилуют.
- Дурак,- сказала Ирка,- Шуток не понимаешь. Я о тебе лучше думала. Тебе только с Воробьихой чирикать. Она такой же примитив.
Они о чем-то зашептались с Танькой и потом долго и громко хохотали.
- Не обоссытесь от смеха,- сказал зло Зайцев и сплюнул в сердцах.

Они вышли на Советскую площадь. Невдалеке возвышалась новосколоченная, обтянутая кумачом трибуна. Рядом ни одной живой души.
- Пойдем, скажем с трибуны слово,- предложил Зайцев.
Его не поддержали.
- Ты, правда, мог бы нас бросить?- приставала Ирка к Юре.
Они разделились. Зайцев с Татьяной шли впереди, а Юра с Иркой за ними на некотором расстоянии.
- Бросил бы, но у меня совесть есть.
- Если ты такой совестливый, то держись от Воробьихи подальше.
- Почему?- спросил он настороженно.
- Ууууу,- начала Ирка.
Но что обозначало это «Ууууу», Юра так и не узнал. Она вдруг осеклась на полуслове и резко поменяла тему. Заговорила о парусном спорте, о том, что занимается в секции вместе с Татьяной. Юра уже слышал об этом, но не перебивал. Пусть лучше о яхтах трындит.

Возле дома распрощались. Ребята повернули назад.
- Значит, ты переспал с Воробьевой,- сказал Сашка,- А мне ни звука.
- Санек, я слово тебе даю, что нет. Вот как было….
В нескольких словах, не вдаваясь в подробности, Григорьев поведал историю с пьянкой на кухне.
- Чего же ты растерялся? Маевская в отрубе…
- Мне даже в голову такое не пришло.
Зайцев приободрился, но Юра, захваченный своими чувственными переживаниями, ничего не заметил.
- Значит они расжопились с Дроном,- Сашка мыслил вслух,- А я и не знал. Интересно, очень интересно.
Он посмотрел на Юру и прищурился.
- А ты, выходит, знал?
Юру распирало. Даже пошлые намеки девчонок не могли омрачить праздника в душе.
- Эх, Санек,- сказал он радостно,- У меня сегодня такой вечер был. С такой девчонкой. В кино ходили, потом гуляли.
- С ней?
- С ней.
Сашка сник, но Юра этого не заметил. Счастливые люди эгоистичны.
- Ты хоть ей засадил?- спросил Сашка, и в голосе его слышался такой страх и ужас.
- С ума сошел?- Юра говорил умиротворенно, не обращая внимания на интонации приятеля.
- А чего такого? В подъезде в стояка.
Зайцев истязал себя. Любой нормально мыслящий давно заметил бы это и сделал выводы. Но Григорьев мыслил не нормально. Вообще не мыслил. Летал в счастливых мечтах.
- Дурак ты, Сашка,- сказал он снисходительно,- Разве можно принцессу в стояка, да еще и в подъезде.


Они опять оказались на Советской площади. Юру распирало.
- Сейчас речь толкну,- пообещал он и двинулся к трибуне.
- И я,- Зайцев пошел следом.
До трибуны не дошли. Рядом выросли два милиционера.
- Ребятки, куда идем?- спросил один.
- Туда,- Григорьев указал на трибуну,- А чего, нельзя?
- Нельзя,- ответили милиционеры, смеясь.
- Вить, впервые таких кадров встречаю,- сказал один другому,- Пьяные что ли?
Тот присмотрелся.
- Один точно, а второй, вроде, нет. Но какой-то неадекватный. Наркоша, наверное.
Другой подошел к Юре вплотную и заглянул в глаза.
- Сам ты наркоша. Девку отымел, вот и глаза по полтиннику. Я их еще час назад приметил. Они туда шли. Эти и еще две девчонки.
- Чего нам теперь будет?- спросил Зайцев упавшим голосом.
- У вас деньги есть?
- Есть, но не много.
- Сколько?
- Рубля три…
- Идите к стоянке, берите «мотор» и мотайте домой. Мой вам совет.
Они так и сделали.

Утром Григорьев был на демонстрации в Волжске. Встреча с бывшими одноклассниками прошла буднично. Он уже думал только о Рите.
В понедельник третьего числа военная кафедра весь день. Рита дежурила в раздевалке одного из корпусов. Юра смог встретиться с ней только после занятий. Она как раз собиралась домой. Он радостно подошел. Не подошел, подбежал. Рита холодно кивнула. Юра сразу вспомнил «заколоченный сарай». Понял, что Рита опять его «кинула», только с большей изощренностью. Они оказались одни в большом сумрачном вестибюле.
- Мы больше не будем встречаться,- проговорила Рита, с презрением глядя на Юру,- Дура, поверила тебе…. Ответь мне только на один вопрос. Ты решил отомстить мне таким образом?
- Каким?- опешил Юра.
- Попрощался со мной и как ни в чем не бывало пошел гулять ночью по Калинину с девками.
- Погоди. Ну не так же все было. Я тебе все объясню.
- Не надо ничего объяснять. Сволочь ты, Юра.

Он пропустил лекцию по физике. Не было сил маяться полтора часа и видеть перед собой Риту. Удивительно, но это помогло. Она подошла к нему сама.
- Идиотничаешь? Я думала у тебя характер.
- Зачем мне эта учеба, если ты меня не понимаешь?
- Хорошо,- вдруг согласилась Рита,- Объясняйся.
Он рассказал.
- Я даже пальцем к ней не прикоснулся. Просто шел рядом.
- А зачем ты шел, Юра? Она тебе кто? Подруга, сестра?
Он запнулся.
- Ну, они учатся с тобой. Я думал…
- Скажи еще, что они часть меня.
- Зачем ты утрируешь?
- На демонстрации мне Танька взахлеб рассказывала о вашем «променансе». Я чувствовала себя идиоткой.
Юра потерянно молчал.
- А если у тебя праздник в душе, зачем укатил домой? Пришел бы на демонстрацию. Я, кстати, ждала, что ты так и поступишь.
- Но ты мне ни слова не сказала.
- А почему я должна тебе это говорить?
Он проводил ее до подъезда.
- Я хотела познакомить тебя с родителями,- сказала Рита,- Теперь думаю, что пока рано.
- Но мы встретимся сегодня?
- Нет. Мне надо о многом подумать, Юрочка. Прости.
Он скис.
- Завтра встретимся в институте,- она не пыталась его успокоить. Слова вбивала, как гвозди.
Он зашел вслед за ней в подъезд.
- Не поднимайся за мной.
Он попытался обнять.
- Не прикасайся ко мне. Не смей.
- Ёко-гэри-кэаге,- прошептал Юра.
- Чего?- не поняла Рита.
- Просто одна японская аббревиатура. Очень помогает от стресса.

К Ритиным приколам Григорьев начал привыкать. Варианта было два. Или привыкнуть или послать к черту.
Утром он встретил ее у аудитории. Не терпелось выяснить отношения до конца. До лекции еще оставалось минут пятнадцать. Они отошли к окну.
- Спал?- спросила Рита.
Он кивнул.
- Завтракал?
Он кивнул еще раз.
- А я переживала, что наговорила вчера лишнего. А с тебя, как с гуся вода.
- Я плохо спал, и утром в рот ничего не лезло,- соврал Григорьев.
Ритино лицо прояснилось.
- Сам виноват. Еще раз так сделаешь, не прощу. Понял?
- Понял,- сказал он облегченно.
- Кстати, чтобы ты знал. Ира такая дремучая. Корчит из себя невесть что. А говорит такое, уши вянут. На прошлой недели повернулась к нам и попросила….. Юр, ты даже представить не можешь… Рейсдрифер! Представляешь?
- А что это?
- Чем наши девицы выщипывают ресницы?
- Пинцетом.
- Правильно. А если нет пинцета, то рейсфедором…. А Ирка рейсдрифером. Вот умора…. Как ты мог с такой рядом идти? Не представляю.
- Я сразу понял, что с ней что-то не так,- сказал Юра.

В аудиторию зашли вместе. Дронов спрятал глаза, девчонки из второй посматривали ехидно. Зайцев превратился в простоквашу, Протасов переглянулся с Гришаевым.
Григорьев никого не заметил. Только Гришаева.
Странный парень этот Гришаев. От природы получил все. Рост (185 см.), вполне приличный фасад, ум (схватывает материал на лету) и недюженную силу (первый разряд по плаванию). А вот мозги у парня набекрень. Имеет фантастический дар отталкивать от себя при ближайшем рассмотрении. Девчонки млеют на расстоянии и очень быстро разочаровываются после самого короткого знакомства.
- Может, у парня просто не достаточная потенция?- размышлял Юра,- Хотя, вроде не похоже. Гормон аж прет наружу.
В марте у Гришаева случился конфуз с Наташей Фридман из второй группы. Симпатичная девушка с черными маслинами глаз. Невысокая стройная. Григорьев симпатизировал ей, а Гришаев вступил в интимную связь. Во всяком случае, так он охарактеризовал свои с ней отношения.
У них был период легкого флирта. Она сидела счастливая, а Гришаев что-то упоенно нашептывал ей в ухо. Потом настал романтический период. Они гуляли по городу и днем и вечерами, и опять он что-то упоенно вещал. Потом началась эта самая связь…. И сразу закончилась. Наташа сторонилась Гришаева и больше не улыбалась. Отшучивалась от назойливых подруг и на расспросы не отвечала. А Гришаев? Он как раз скромностью не отличился. Поверг в шок одногруппников таким признанием.
Они занимались любовью в кромешной темноте. В первую ночь и во вторую. А на третью…. Доходя до этого места, Гришаев округлял глаза.
- Просыпаюсь среди ночи. Темно, как у негра в жопе. Наташка рядом. Сопит во сне. Встал поссать, включил свет….. Мама моя…. Не поверите, чуваки, она вся в волосах. Живот, ноги, даже титьки. Я, блин, свет потушил. Утром сделал вид, что ничего не видел.
- Ты же ее щупал. Неужели не чувствовал?- недоверчиво спрашивали чуваки.
- Ну они же не как на лобке. Но такие черные-черные, в спиральки скрученные.
- Тьфу!- чуваки смачно сплюнули,- Ну и Наташка… А мы- то думали…
Эту историю Григорьев услышал от Зайцева неделю назад. И не поверил. Потому что летом 75-го встретил Наташу в Алуште. Может быть ее лодыжки были слегка волосатыми, но это даже придавало шарм и сексуальность. Юра не на шутку увлекся. Но после двух романтических вечеров она сообщила с сожалением, что отношения стоит закончить.
- Я могу увлечься тобой,- сказала она смущенно.
- Так это же здорово. А я тобой уже увлечен.
- Понимаешь….
Она объяснила Юре, что ее родители не позволят….
- Понятно,- промолвил Юра.
В ту ночь он не спал. Проклинал судьбу за то, что не родился евреем. А потом время затянуло ранку на сердце, но те два вечера в Алуште остались в памяти. Поэтому сейчас смотрел он пристально на Гришаева.

Прошла неделя. В этот день Рита решила познакомить Григорьева с родителями. Как говорится, встречают по одежке… К сожалению в Юрином гардеробе достойных вещей не было. В общаге воровали безбожно (главный вор учился и ходил рядом, но Григорьев этого не ведал). За последний месяц у Юры украли сетчатую футболку и детектив «Дело пестрых». Этого хватило, чтобы решиться кардинально поменять место проживания. Наклевывался неплохой вариант в «Южном». А пока все ценное хранилось в Волжске. Так что «одежка» на Григорьеве была самая наипростецкая. Серенький костюмчик, темно синяя рубашка, широкий галстук, повязанный двойным узлом, и темные полуботинки на платформе.
Рита просила подойти к пяти. Юра оказался у подъезда на пятнадцать минут раньше. Как воспитанный человек, решил не беспокоить Воробьевых раньше времени и остался дожидаться у двери назначенного «часа».
Все-таки есть большой плюс в домах, где проживает интеллигентное население. В рабоче-крестьянских домах скамеечки у подъезда обязательно забиты озабоченными бабушками-старушками. Те вот так постоять у подъезда не дали бы. Просклоняли бы по всем падежам и его, и Риту, и всю ее семью. И еще… Во дворе нет доминошников. Столик со скамейками пуст. Никто не забивает козла и не матерится на весь двор. Хорошо жить в интеллигентном доме.
Так приблизительно размышлял Юра. Увлекся и не заметил, как к нему подошла невысокая женщина лет сорока пяти. Не толстая и не худая. В темной юбке и в темной кофте. Лицо нездорового землистого цвета, а волосы темные с проседью и уложены не аккуратно. Она подошла не сразу. Несколько раз прошла мимо туда-сюда, разглядывая украдкой молодого человека и наконец решилась.
- Простите,- сказала она чуть застенчиво,- Вы ведь пришли к Воробьевым?
Он уставился на нее удивленно, прокручивая в голове все, что слышал от Риты о ее родственниках. Их в Калинине было не так много, и никто из них не походил на подошедшую даму. Однако он решил не рисковать и ответил вежливо:
- Простите, с кем имею честь?
Наверное, это прозвучало смешно и гротексно. Но женщина не обиделась.
- Если вы пришли к Воробьевым,- сказала она,- Мне необходимо с вами побеседовать с глазу на глаз.
Юра взглянул на часы. Большая стрелка подходила к двенадцати.
- Вы не волнуйтесь,- продолжала женщина,- Их сейчас нет дома. Ни матери, ни дочери. Я видела, как полчаса назад они прошли туда.
Женщина махнула рукой в сторону улицы.
- О чем вы хотите со мной говорить?- спросил Юра.
- Не волнуйтесь, я не займу много времени. Давайте отойдем отсюда. Хотя бы за угол.
- Это же мать Дрона,- догадался Юра,- Ну дает Валера. Подослал свою мамашу.
Они зашли за угол.
- Вы же дружите с Ритой, да?- спросила женщина.
Юра не ответил.
- Мой сын с ней встречался. Вы вряд ли его знаете, но…
- Я прекрасно знаю вашего сына,- перебил Юра,- Извините, но наш разговор не имеет смысла.
- Знаете,- сокрушенно промолвила женщина,- Ну да, Игоря многие знали.
- Игоря?! Я думал, вы мать Валеры Дронова.
- Нет,- зло бросила он,- Слава богу, я не его мать. Его родителям еще воздастся за такого негодяя. А вы… Простите, как вас зовут?
- Юра.
- А вы, Юра, человек со стороны. Я надеюсь, вы порядочный и честный мальчик. Я решила предупредить вас. Не связывайтесь с этой гадиной. Мерзкая лживая дрянь – вот кто эта Рита.
- Постойте,- вознегодовал Юра,- Вы обвиняете человека, а я не знаю даже в чем. Чем конкретно Рита навредила вашему сыну?

Она достала кружевной платочек и смахнула набегающие слезинки.
- Если в двух словах, Игорь ушел в армию, а она обещала ждать. И письма писала. А сама в это время готовилась к свадьбе с этим самым Дроновым. Игорек узнал. Наверное, кто-то написал ему. Он убежал из части и приехал сюда…. Теперь его отправили на год в дисбат. Его отцу не дали очередного звания…. Да звания-то что. Ерунда. А вот Игорь… Отличник, спортсмен. Всегда первый… И вот итог.
Она посмотрела на Юру.
- Я ничего не сумела доказать вам,- сказала она печально,- Вы сейчас очарованы и не можете рассуждать объективно…. Жаль… Вы будите очередной жертвой, Юра.
Они молчали.
- Я пойду,- сказала она,- А вы все-таки подумайте….. И еще…. Вон в том доме. Видите за теми соснами? Там живет Витя Белоконь со своей мамой. Кажется, в сто десятой… Нет, путаю… Там на подъезде есть фамилии жильцов…. Можете на досуге поинтересоваться у Витиной мамы насчет вашей пассии. Если вам, конечно, захочется во всем разобраться…. Не забудьте. Фамилия Белоконь.
Она быстрым шагом пересекла двор. Юра вышел из-за угла и увидел Риту и ее маму. Они обеспокоенно посматривали на удаляющийся силуэт. А Юра впился взглядом в профессоршу. Он никогда до этого не видел ее. Иначе сразу бы признал в ней Ритину маму. Сходство было поразительным. Фигура, рост, походка, шея и овал лица. Тот же нос и губы. Такие же небесные глаза и легкие ямочки на щеках. Они и одеты были похоже. В джинсовых костюмах, батниках и танкетках темного цвета.
Юра пошел навстречу.
- Мама, познакомься, это Юра,- сказала Рита. А сама сверлила взглядом молодого человека.
- Здравствуй, Юра. Рада познакомится с тобой,- мать с интересом изучала глаза парня.
- Здравствуйте, Людмила Петровна.
- Возьми мамину сумку,- процедила сквозь зубы Рита.
Юра смутился. Такое с ним не часто бывало.
- Людмила Петровна, давайте я помогу.
- Спасибо, Юра, я сама.
- Мама, отдай ему сумку.
- Хорошо, бери.
Юра ухватил увесистую продуктовую сумку.
- И мою возьми,- Рита протянула ему свой «Мальборовский» пакет,- Смотри, не порви, а то заставлю новый доставать.
- Риточка, ну чего ты на него напала? Он и так растерялся.
- Ничего, ему это полезно.
Зашли в подъезд, поднялись на четвертый этаж. Рита отворила дверь. Зашли в просторную прихожую. Рита скинула танкетки и исчезла в комнате.
- Вот сюда поставь сумки,- сказала мать,- Только аккуратно. Разувайся, Юра. Я сейчас найду тебе тапки.
В дверях комнаты показалась Рита.
- Заходи сюда.
Юра зашел в большую комнату.
Он всегда желал, чтобы его девушка жила обеспеченно в хорошо обставленной квартире. Насчет себя не заморачивался. Но очень хотел, чтобы у той, которую встретит, было все. Прекрасная квартира, импортная мебель, хрусталь, ковры, цветной телевизор…. Чтобы она одевалась в самые лучшие импортные «шмотки». Чтобы она не была ущербной и никому не завидовала.
У Воробьевых квартира была как раз такой.
- Нравится?- спросила Рита.
- Даааа.
- Все, что можешь сказать?
- У вас очень много книг.
Он подошел к книжной секции. Гоголь, Пушкин, Толстой. Полные собрания. Юра взял томик Достоевского.
- А у вас есть «Бесы»?
- Не знаю. Я вот это читаю,- Рита указала на одну из книг.
Он взял и прочитал громко.
- Драйзер. «Американская трагедия».
- Ты так говоришь, будто читал.
- Я на самом деле читал. В десятом классе.
- Почему ты употребляешь столько слов?- возмутилась Рита,- «Я на самом деле читал». Сказал бы одно слово – «читал». И все. Не люблю занудства.
Юра поспешно поставил книгу на место и закрыл створки.
- Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь?- спросила Рита.
Юра посмотрел непонимающе.
- Что тебе рассказала добрая тетя?
- Про своего сына говорила,- сказал Юра.
- Что она говорила?
- Что он когда-то встречался с тобой, потом ушел в армию, а ты не дождалась…. Рит, это обычное дело. Так часто бывает, и я ей сказал об этом.
- Прямо так в лоб?
- Прямо в лоб,- соврал он.
- А про меня она что говорила?
Юра смущенно подыскивал слова.
- Ну, так… Ругала тебя… Но это с ее стороны естественно.
- И ты спокойно слушал, как она меня ругает?
- Нет. Я сказал, что не согласен с ней…. И она ушла.
Дверь приоткрылась, и заглянула Ритина мама.
- Давайте обедать, ребята. Риточка, покажи Юре, где у нас ванная.

Рита открыла дверь.
- Вот, заходи.
И прищурилась. Юра зашел, она следом. Он окинул взглядом импортный кафель.
- Ничего не напоминает?- спросила она с издевкой.
- А как же наша договоренность никогда не вспоминать о Капошине?- хотел он крикнуть ей в лицо. Но благоразумно промолчал.
Рита вышла из ванной, вильнув бедром.

Юра зашел на кухню. Воробьихи сидели за кухонным столиком.
- Садись сюда,- Рита указала ему на место рядом с собой.
Он послушно сел.
- Юра, ты любишь голубцы?- спросила мать.
- Да, спасибо.
- Вот нож и вилка. Умеешь есть голубцы?
- Ел когда-то.
Воробьева наблюдала, как он вгрызается ножом в капусту. Юра совсем смутился.
- Заметил, какой острый нож?- спросила она.
- Да, чудесный нож.
- Это Ритин папа так умеет точить ножи. Обрати внимание, сталь не повреждена. Ни одной риски. Зеркальная поверхность. Ты бы смог так наточить?
- Не знаю, я не пробовал,- растерянно пробормотал Юра.
- Ешь, Юра,- ободрила мать,- Ты долго нас у подъезда ждал?
- Нет, не очень.
- А эта дама к тебе специально подошла?
- Мама, ну конечно специально,- проговорила Рита.
- О чем вы с ней говорили?
- Мама, конечно же о ее сыночке.
- Видишь ли, Юра,- начала мать,- Сейчас я тебе все расскажу по порядку. Лучше ты от нас правду узнаешь, чем вранье от этих… Ты ешь-ешь…. Юра, вот ты сейчас встречаешься с Риточкой. Но это же не значит, что ты должен жениться на ней. Ведь так?
Юра перестал жевать и лихорадочно подыскивал правильный ответ. Что ему сейчас сказать? Согласиться? А вдруг это проверка? Скажут: – «Ооо, как ты считаешь. Значит, ты к Рите относишься несерьезно»?
Лучше уж не согласиться.
- У меня самое серьезное отношение к Рите,- сказал он.
- Юра, ты анекдот помнишь? «У тебя было три яблока. Два ты отдал Мише. Сколько осталось»? «Три. Я Мише яблоки не дам». Я абстрагируюсь. Понимаешь?
- Ну, если так, то вы правы.
- Вот я и говорю. Ты не обязан жениться на Рите, она не обязана выходить за тебя замуж. Вы просто встречаетесь и присматриваетесь друг к другу. Что получится в результате, неизвестно, и как бы ситуация не повернулась, виновника искать нельзя.
- Я понимаю,- кивнул Юра.
- Когда-то еще в школе Риточка встречалась с этим самым Игорем. В десятом классе. Представляешь? Дети еще практически. Он ушел в армию. Она не давала никаких обещаний…. Ведь так, Риточка?
- Конечно, не давала.
- Он писал ей письма. Она отвечала. А что оставалось делать? Человек служит в десанте, имеет дело с оружием. Не хватало еще, чтобы он что-нибудь с собой сделал.
- Даю тебе слово,- сказала Рита,- Я иногда ему ответы писала при Валерке. Потому что ничего в этих письмах не было. Просто товарищеская поддержка.
- Золотой характер у девочки. Жалела мальчика,- продолжала мать,- А он видишь, как поступил? Узнал про Дронова и дезертировал…. И получил срок…. Нам его, Юра, искренне жаль. Мы так переживали, когда узнали. А что делать?
- Я считаю, что в этой истории Рита виновата менее всего,- горячо заверил Юра.
У девушки полыхнули глаза.
- Я вообще не виновата.
- Конечно, не виновата. Юра, просто не совсем точно выразил свою мысль… Юра, вот видишь, как легко можно обидеть человека? Ты поторопился, а Риточка обиделась. Никогда не говори, не подумав хорошенько. Знаешь такую пословицу «Слово не воробей…»? Хорошо, что наша девочка добрая и отходчивая, а другие могут не простить.
Юра осторожно погладил Ритину ладонь.
- Прости, я в самом деле хотел сказать не так.
Капризница руку не отдернула, но губы надула и на Юру не смотрела. Причина была в том, что сама-то она прекрасно осознавала свою вину перед Громовым и боялась, что Григорьев прочтет это осознание в ее глазах.
- А, вообще-то, есть очень хорошее выражение,- продолжал Юра,- Не судите, да не судимы будете.
У Риты отвисла челюсть. Она сразу забыла про Громова и отдернула в ужасе руку.
- Ты совсем грохнулся?- рявкнула она.
А мать заливалась звонким смехом. Даже слезы на глазах выступили.
- Ты про тех, а Риточка подумала, что про нас. Боже мой, вы друг друга совсем не понимаете. Вам так трудно будет вместе… А ты, Юра, решил перед нами похвастаться знаниями «Нового завета» и опять сел в галошу. Ха-ха-ха…
- Ну и дура,- подумал с яростью Юра,- Неужели и Рита будет такой же?
И вдруг снизошло откровение.
- Она и сейчас такая. А я ослеп от чувств.
Глаза Григорьева иногда бывали обманчивыми. Не выдавали эмоций. Это очень помогало в жизни. Вот и сейчас помогло. Воробьева прочла в них совсем другое, вдруг усовестилась и одернула дочь. Та уж была готова сорваться на своего «ухажера».
- Риточка, не сердись на Юру. Просто он другой. Мы более практичные, а он немного отрывается от земли. Так бывает в юности. Главное, чтобы это не затянулось надолго.
И сразу сменила тему.
- Юра, твоя мама преподает в школе?
- Да. Физику.
- Ты у нее учился?
- Нет, она преподавала совсем в другой школе.
- У вас там несколько школ?
- С десяток наберется.
- А папа твой кто?
Про маму он вскользь рассказывал Рите, а про отца не успел.
- У меня нет отца,- сказал он сухо.
Воробьевы вздрогнули и переглянулись.
- Как нет?- спросила Рита в замешательстве.
- Он умер, когда мне было пять лет.
Повисла тягостная пауза.
- Извини, Юра,- сказала смущенно мать,- Я не знала… От чего он умер? Если, конечно, не секрет.
- Он воевал. Несколько раз был ранен…. Потом сидел в лагере по 58-ой статье. Вышел только в 54-ом году. Встретил мою маму, женился. Родился я…. А потом он умер от рака желудка.
- Наверное, выпивал, да?
- Нет, никогда не пил,- сказал Юра резковато.
- Прости. Просто когда на человека обрушивается столько испытаний, трудно…. Ты чего улыбаешься?
- Вы моего отца не знали… У него был железный характер.
Воробьевы опять переглянулись. Тревожно.
- Тебе передался характер отца?- поинтересовалась мать.
- Да что вы. Я в основном в маму,- рассмеялся Юра.
Но Воробьихам было не до веселья. Они опять переглянулись.
- Значит, мама воспитывала тебя одна?- осторожно спросила мать, буравя взглядом молодого человека.
- Мама вышла замуж второй раз, когда мне было девять лет. За дядю Витю- папиного брата. Он младше папы на три года.
- А кем он работает?
- В леспромхозе,- уклончиво ответил Юра.
- Он не сидел в тюрьме?
- Нет, он не сидел. Он даже член КПСС.
- У вас частный дом?
- Мама, я же говорила, что Юра живет в квартире,- перебила Рита.
- Я забыла. Чего ты раскричалась? Разнервничалась из-за Игоря? Видишь, Юра, как она переживает? Кстати, по нашей женской линии у нас в роду есть индусы. Представляешь, что это значит?
Юра развел руками. Он не представлял.
- Индийские женщины, Юра, очень жертвенны. И еще, они однолюбки. Если полюбят, то на всю жизнь. Понимаешь?
Юра кивнул и посмотрел озадаченно на Риту. Та состроила ему рожу и показала язык.
«Есть женщины в русских селеньях». Припомнилась фраза, оставленная русским классиком.
Кто может быть жервеннее простых русских баб? Какая индуска? На закланее мужику неряхе на всю жизнь.
- Вижу по твоему взгляду, что ты пока не можешь оценить достойно эти качества, Юра,- сказала мать,- Наверное, ты еще слишком молод. Придет время, и ты поймешь, что семья держится именно на этих качествах женщин.
- Только какое отношение имеет к этим качествам ваша дочь?- пронеслось в голове.
- Кем ты собираешься стать после института?- вдруг сменила тему мать.
- Не знаю. Я пока не думал. Получу распределение, а там уж видно будет.
- А ты не задумывался об аспирантуре?
В этот момент открылась входная дверь.
- Людочка, у нас гости?- послышался из прихожей голос профессора Воробьева.
Через секунду он сам заглянул на кухню.
- Папа, это Юра Григорьев,- сказала Рита.
Юра множество раз встречал Воробьева в институте. На первом курсе даже раза два слушал его лекции. Обычный дядька с заурядной внешностью. Хорошо, что Рита похожа на мать.
- Здравствуй, Юрий,- профессор протянул ему руку.
Юра пожал мясистую ладошку.
- Сейчас переоденусь и подключусь к вашей беседе,- пообещал Воробьев.
Жена занялась едой для мужа, и Юра облегченно вздохнул. Зашел профессор и уселся напротив молодого человека.
- А, что, мама, не усугубить ли нам?- спросил он с озорной улыбкой и посмотрел на Юру.
- Ради бога,- ответила мать.
Из холодильника появилась запотевшая бутылка, наполненная малиновой жидкостью. Людмила Петровна водрузила ее посреди стола. Рядом поставила два хрустальных стаканчика.
- А себе?- вознегодавал профессор.
Появился третий стаканчик.
- А про меня забыли?- обиделась Рита.
Юра пододвинул к ней свою стопку.
- Бери, я не буду.
- Что значит не буду?- удивился Воробьев.
Юра сразу устыдился и подвинул стопку к себе.
- Мама, дай, пожалуйста, еще стаканчик,- попросил Воробьев.
Себе и Юре налил по полной, а жене и дочери по половинке.
- Ты не бойся, не отравишься,- с улыбкой сообщил он Юре,- Тут все натуральное. Ягодное вино и медицинский спирт. В самых правильных пропорциях….. Ну, за знакомство, Юрий…. Как тебя по батюшке?
- Владимирович.
- Ооооо. Как Андропова. Ну, за знакомство, Юрий Владимирович.
Выпили. Юра отпил половинку и поставил стаканчик на стол.
- Не понравилось?- спросил Воробьев.
- Да нет, нормально. Просто я много не могу.
- Не имеешь физической возможности?
- Не имею желания.
- Ну, что же похвально… А у тебя, Юрий, наверное, любимой книгой была «Два капитана»?
Юра посмотрел удивленно.
- Ну там же главный герой твой однофамилиц. Саня Григорьев.
- А у вас, получается, любимой книги нет?
Профессор расхохотался.
- Точно подметил. Не баловали классики нашей фамилией свои произведения.
- Воробьянинов есть,- подметил Юра,- В «Двенадцати стульях».
Профессор опять расхохотался.
- Нет, такого однофамильца нам не нужно.
Он вдруг прекратил смеяться.
- Тут вот какая закавыка, Юрий. Твоя фамилия должна зазвучать. Помнишь фильм «Весна на Заречной улице»?.... «Рахманинов и Блок… Звучит?» «Звучит». «А Савченко, звучит?»….. Понял, о чем я толкую? Прожить надо так, чтобы твою фамилию знали не только по книге Вениамина Каверина…. Ты не обижайся, Юрий, но пока твоя фамилия звучит не в очень красивом деле.

Воробьевские дамы посмотрели удивленно, Григорьев напрягся.
- По ушам ты можешь ездить нашей дочери,- продолжал суховато Воробьев,- А со мной попрошу начистоту.
Рита попыталась вмешаться.
- Цыц,- сказал Воробьев и погрозил ей пальцем.
- Итак, Юрий, давай, как на духу. Руденский мне рассказал, но…. У него свои резоны, и уж извини, я ему не поверил.
- А что собственно не так?- спросил Юра.
- Да все. Все, дорогой мой, не так…. Начнем с того, что пожар случился в вагончике у твоих земляков. И именно тебе приспичило в туалет именно в эту самую минуту. Ни раньше ни позже. Я никогда не поверю в такое совпадение, Юрий. Следователей может быть и устроила такая версия, а меня нет. Им, я понимаю, сор выносить из избы не захотелось.

Профессор сверлил молодого человека глазами, Рита подавленно молчала, мать делала вид, что разглядывает пейзаж за окном.
- Чего молчишь?- вдруг спросила она Юру.
- Ему нечего сказать,- объяснил с победной улыбкой Воробьев,- Я сам расскажу, как было дело…. Ты, дорогой мой, встретил в деревне своих знакомых земляков и пошел вечером к ним пьянствовать. Пить водку со своими товарищами- уголовниками. Вы нажрались до беспамятства, и, как всегда бывает в таких случаях, кто-то бросил спичку или окурок… И начался пожар…. А потом соорудили распрекрасную версию. Все чистенькие и замечательные. И мой Владимир Павлович и ты…. Ты, вообще, герой. Хоть сейчас медаль на грудь.
Юра попытался объясниться.
- Это еще не все,- продолжал профессор,- Это еще ягодки.
Он посмотрел на жену.
- А что еще?- спросила та, делая ужасные глаза.
- Через два дня в лесу неподалеку нашли три трупа…. Доказано, что его земляки конфликтовали с этими трупами….. Когда они еще были живы, естественно. Именно их и подозревают в убийстве. И этого молодого человека тоже допрашивали следователи…. Именно по этому делу.
Профессор перевел дух.
- Все, с тобой я закончил,- сказал он сурово,- А теперь у меня к тебе вопрос, дочь.
Он повернулся к Рите.
- Ты ведь догадывалась, что все было так, как я сказал?
Рита молчала.
- Догадывалась… И привела этого человека в нашу квартиру.
- Папа,- крикнула Рита.
- Я не хочу ничего слышать. Пусть он уйдет немедленно. Я запрещаю тебе встречаться с ним. Слышишь?
Он взглянул на Юру.
- Прощайте, молодой человек.


                Продолжение следует.