Глава 3
Утро выдалось жарким. Не то что бы погода уморила, утомила хозяйка. Мы мотались по Афинам, как будто у нас был в запасе один единственный день. На мое счастье это был в основном, центр, который в свое время я исходил со Славко вдоль и поперек. Мы не разговаривали. Кирия( госпожа-гр) София пребывала в каком то нервной задумчивости.
Хмурое лицо ее не предполагало светского обращения, тем более со своим работником. Я возил ее уже третий день, постепенно привыкая к этой ее суровой молчаливости. В мои задачи входило четко и быстро доставить Софию туда, куда ей взбредет в голову. Сегодняшнее утро выдалось суматошным. Мы буквально сорвались с цепи, побывали в банке, я ждал ее возле каких-то магазинов, постоянно выглядывая из машины. Хозяйка была без ноги, точнее ноги не было после колена. Это обстоятельство ее совсем не смущало, она лихо выбрасывала впереди себя костыли и, хромая, быстро исчезала в дверях предупредительно распахнутых магазинов. Похоже, что ее тут знали, и не успевал я припарковать ее старенький фиат, как набегало двое, трое человек и начинали что-то быстро стрекотать Софии.
Никогда я не привыкну к этим пулеметным очередям, выстреливающим из греческих ртов. Годы отсутствия после первого визита повлияли на мою способность быстро улавливать нужные слова в эллинской речи, я мог понять только медленное произношение, да и то не полностью. Память угодливо стерла все ненавистное из моего мозга, теперь приходилось перестраиваться на ходу.
Мы подъехали к многоэтажному дому, София кратко бросила
_- Перимене! (подожди,- гр), - как будто у меня был выбор - и исчезла в подъезде.
Можно было вытянуть ноги и расслабиться. Не то что я был всем доволен, но выбирать особо было не из чего. Эта работа привалила просто дуриком, все-таки Янис небрежно, как это всегда с ним бывает, походя, даже не прилагая никаких усилий, помог мне.
Я нашел его в бильярдной, из которой он не вылазил сутками. Делать особо ему было нечего, сезон летних турниров еще не начался и мой единственный афинский приятель как будто специально дожидался именно в том месте, которое я знал. Будь он где-нибудь еще, ночевать пришлось бы, видимо на улице. Я подошел к его дому, напряжение момента давило. Звонок в домофон отозвался полным безмолвием.
Оставалась только кафения на первом этаже, куда я и вошел, безнадежно вздохнув напоследок.
Янис играл в бильярд с каким-то волосатым греком, был весел и тут же, швырнув кий на стол, бросился ко мне.
Мы обнялись, радость, что мой друг жив, здоров и, что самое главное, рад моему приезду, придала решимости.
Я тут же, не откладывая на потом, выпалил, что жить мне негде, денег нет и вообще все хреново.
Янис бы не был Янисом, если бы воспринял эту ситуацию как то трагично, он даже не нахмурился.
-Поживешь у меня, - черные глаза его сверкали ,- ми стенихорьесь! (не тревожься,-гр)
С этими словами он вскочил резвым козликом и заказал нам пива. Пока я приходил в себя и медленно узнавал забытый вкус греческого пива, мой приятель уже был за бильярдным столом, игра была у него в крови, не важно, во что и с кем. Я не обиделся, дневная усталость от переезда и всего пережитого дала о себе знать.
Но это было еще не все. Дома меня ждал тот еще сюрприз. За безмолвным домофоном прятался отец Яниса. Тот самый, шапочное знакомство с которым состоялось еще в прошлый приезд. Не скажу, что я очень обрадовался. Взглянув на его, ничего не выражающее лицо, мне стало понятно, что тут надолго не задержусь.
Эту мысль сам папаша тут же и озвучил. После обеда, отведя меня в другую комнату, подальше от своего сына, он напрямик спросил
- Что ты собираешься делать,- вопрос был достаточно жестким и отвечать на него надо было максимально конкретно.
Я бодро ответил, что скоро найду работу, только надо первое время где-то пересидеть.
- Надолго я у вас не задержусь, вы не волнуйтесь,- добавил я, видя, что мне не особо верят и чутко взвешивают каждое мое слово.
В конце концов, мы договорились с ним на две недели, на большее я и не рассчитывал. Найду или не найду я работу, определится мое положение в ближайшее время или нет, не важно. Важно, что меня уже к тому времени в этом доме не будет. Ударили по рукам, Янису я ничего не сказал.
Это была благодарность за приют, так решил я про себя.
Следующая ночь была для меня благодатью небесной, я заснул как младенец. Будущее рисовалось во всем розовом, я поверил, что и дальше будет так же несказанно везти. И даже жесткий сундук, стоящий в моем новом жилище, прямо в прихожей, не разуверил в обратном. Добрый папа Яниса был так любезен, что разрешил мне на нем поспать, как выяснилось больше мне спать негде, да и не на чем.
Не раздеваясь, я брякнулся на этот антикварный раритет, видимо привезенный из Грузии, ноги вытянуть не удалось, и блаженно уснул.
Следующую неделю мы с Янисом провели в поисках работы, утром завтракали под сверлящим взглядом папаши, и выскакивали на улицу. Все нормальные люди, хоть немного обтершиеся здесь, начинали обрастать друзьями, приятелями, знакомыми.
И с их помощью цеплялись за любое предложение, пусть самое невыгодное. Многие толпились в определенных местах, справедливо полагая, что «биржа труда» на то и биржа, чтобы привлечь богатеньких эллинов.
Но это другие. Мы же пошли по самому бесперспективному, так сказать официальному пути поиска - обошли десятка два графий (офисы –гр) предлагающих свои услуги в поиске работы. За деньги, разумеется.
И столкнулись с одной маленькой неприятностью, ставящей все наши попытки под сомнение. За мое отсутствие греческие законы немного изменились. Появилось такое понятие , как Зеленая карточка, или разрешение на работу. Тот, кто строил свой бизнес легально, не хотел больше рисковать и все попытки найти работу разбивались о требование как то натурализоваться, получить разрешение.
Об этом надо было позаботиться еще в Салониках.
Выбор был невелик. Либо я делаю эту зеленую карточку, либо нет. Счетчик, однако, неумолимо отсчитывал отпущенное мне время. Каждый раз, вечером, я сталкивался нос к носу с отцом Яниса и мой деревянный сундук становился все более жестким.
Наконец, после десяти дней хаотического шатания от графии к графии, мы зашли в одно неказистое полуподвальное помещение. Вывески как таковой, не было. Была всего лишь маленькая табличка, что это Польская графия.
Нам было все равно, хоть китайская.
Янис небрежной походкой эллинского сибарита прошел в комнату.
За столом сидела миловидная, средних лет женщина. Славянский тип лица, ее красота, для этого места были совершенно удивительными. Женщина оказалась полькой, она неплохо ориентировалась в этом калейдоскопе языков. Приходили люди, в основном женщины, совершенно не знакомые с греческим.
Янис же произвел совершенно разительное впечатление. Видимо не часто сюда заглядывали эллины, годы, проведенные в тесном контакте с ними, превратили Яниса в одного из них.
На правильно построенную греческию фразу из кабинета напротив, осторожно скрипнув дверью, выглянул некий седовласый джентльмен. Он оказался хозяином графии, полька же занимала место буфера-полиглота, принимала основной удар волны эмигрантов.
С боссом у Яниса произошел очень интересный разговор. Мой приятель быстро уловил в голосе седовласого неуверенные нотки. Он принял Яниса за своего, на что мы и рассчитывали.
Разговор принял неспешный вальяжный тон, посреди графии стояли два эллина и решали вселенские проблемы. Решали судьбу бедного холопа, нимало не смущаясь его присутствием. Холоп стоял между ними и помалкивал. Мне редко доводилось быть свидетелем разговора равного с равным, глубокие мысли витали в воздухе. Наконец, нам было предложено пройти к нему в кабинет. Полька, с которой Янис тоже успел перекинуться парой фраз, засуетилась и проскочила вместе с нами в кабинет к начальнику.
То, что у меня нет разрешения, выяснилось практически сразу. Седой господин разочарованно покачал головой. Дальнейшее не имело смысла, по крайней мере, для него.
Но в этот раз я решил идти до конца. В момент, когда все уже было сказано, все ритуальные церемонии соблюдены и нам оставалось удалиться, я сунул руку в карман.
Перед этим мы договорились с Янисом о форс-мажорном решении предполагаемой ситуации. Мне было разрешено выложить наш самый главный козырь.
Мы сложили все деньги, которые были у нас обоих и получилась сумма раза в два превышающая обычный гонорар любой из подобного рода графий.
Вот эту сумму я и выложил на стол. Опыта у меня не было никакого, я просто молча вытащил. Это был мой последний козырь.
Внимательно осмотрев меня с головы до ног, будто в первый раз, седовласый все же выдавил из себя
- Я не могу взять эти деньги.
Далее последовал монолог в греческом стиле.
Тот, кто смотрел греческое телевидение, без труда представит непрерывно говорящего, бурно жестикулирующего, срывающегося в истерику, холеного эллина.
Мне же смотреть на это действо быстро расхотелось, забрав деньги со стола, я молча вышел. Выйдя из графии, закурил. Что же делать, голова внезапно сильно разболелась.
- Вам можно сказать? – позади меня стояла польская полиглотка
Все-таки русский язык у нее не очень, подумал я
- У меня есть вам что-то,- мы отошли в сторону от графии.
Она сунула мне в руки свою визитку и попросила позвонить, на большее здесь видимо не решилась. С тем мы и удалились, Янис от седого вышел с неизменной улыбкой во весь рот.
-Урод, надоел сволочь, - ему было весело!
Вечером назревал скандал, дома оказалась мать Яниса. Работала она прислугой где-то рядом с Афинами и периодически на выходных навещала непутевого сына. Мне же места совсем не осталось и, выскочив на улицу, я стал судорожно набирать польку.
Так я попал к Софии.
Эта женщина предпочитала славян, уж не знаю, почему. Долгое время с ней был чех, профессиональный водитель, хорошо знавший Афины, вежливый и обходительный. Отношения у них за все время были довольно близкие и доверительные. Все это мне выложила полька, чех внезапно исчез, София ужасно нервничала последнее время. Полячка была, в каком- то смысле, подругой богатой эллинки, мужчины в доме Софии появлялись только через нее.
Что повлияло на ее выбор, сказать не берусь. Сам себя я убедил, что везучий Янис, этот баловень судьбы, которому вечно везет, отстегнул мне немножко от щедрот своих. Так или иначе, мне выпал ДЖЕКПОТ. Права у меня были, разговаривать по-гречески с грехом пополам получалось, большего от меня никто не требовал.
На следующий день я стоял у ворот небольшого одноэтажного особняка. Предостережение о женщине-инвалиде, нуждающейся в сильном мужчине, заставило напрячься. Я ожидал увидеть что угодно, но только не это.
Ко мне приближалась женщина с палочкой, но шла она на своих ногах. Походка почти ее не выдавала, и только вблизи я разглядел, что палочка вовсе не палочка, а локтевой костыль. На ногу же был одет протез, длинная юбка не давала возможности разглядеть всю конструкцию. Миловидная, лет 50-ти, немного полноватая эллинка приветливо пригласила меня внутрь.
Дом был довольно большой, несколько спален, большая гостиная и кухня с барной стойкой. Мы прошли сразу в гостиную. Просторная зала, минимум мебели, все белоснежное. Я осторожно присел на краешек кресла.
Моя госпожа ловким движением, не выпуская из руки костыль, опустилась на диван напротив. Началась светская беседа, говорила в основном она, я лишь изредка односложно отвечал на вопросы.
Любопытство ее не знало границ. Несмотря на мягкий деликатный тон разговора, меня не покидало нарастающее чувство тревоги. Так у меня всегда бывает, когда я не понимаю человека. София была для меня загадкой. Про себя я точно знал, что с каждым не уживусь, под каждого не подстроюсь. И чем дольше я слушал ее, к тому же не полностью понимая, тем все сильнее трепетала во мне мысль, а что, если все пойдет не так? Ответа не было, но и вопросы внезапно прекратились.
Хозяйка вдруг взяла большую паузу и пристально посмотрела мне в глаза. До этого мы встречались взглядами как бы случайно.
-Ты женат,- видимо это был главный вопрос – дети?
-Да,- выпалил я. Последнее время всем нужно знать, женат я или нет.
София встала, давая понять, что разговор окончен, я не знал, что думать.
Однако смотрины на этом не кончились, эллинка хотела посмотреть меня в деле. Машины у нее было две, но внушительных размеров мерседес остался в гараже. Не знаю, ездил на нем мой предшественник или нет, но мне доверили видавший виды фиат.
Чему я был несказанно рад, внутри было такое ощущение, что сел в русскую машину. Я тронулся со знанием дела, сидевшая сзади госпожа откинулась на спинку. Поездкой она осталась довольна, лишь временами просила ехать немного потише.
Войдя в дом во второй раз, после часового бесцельного катания по городу, я понял, что принят. София указала на мой мятый чемодан, стоявший в прихожей, и ввела в одну из спален.
Целая комната была моей! Даже в самых смелых мечтах, которым я предавался на жестком сундуке у Яниса, не мог себе представить, что все сложится именно так.
Два дня я наслаждался комфортом этого дома, предупредительная хозяйка не сильно напрягала. За все время мы еще пару раз съездили в магазины.
Я пил свежевыжатый сок, без конца что-то ел, долго плескался в ванной, спал после обеда! Короче вел жизнь эллина, бессмысленную, но приятную. Вечером мы сидели перед телевизором, София натирала полные руки кремом, изредка прищуривалась в мою сторону, но молчала. Она часто и подолгу читала любовные греческие романы, в разных местах дома я натыкался на толстые книжки с пестрыми обложками, на которых черноволосые красотки со страстью изгибались в руках брутальных мужчин.
Это ее молчание я поначалу воспринял как обычную реакцию эллинов, когда они чувствуют перед собой иностранца. Заканчивался второй день, я ничего не знал про эту женщину, какое то беспокойство овладело мной.
Она сидела, наклонив голову, и рассматривала что-то на тюбике с кремом. Губы безмолвно шевелились, словно читали молитву. Вероятно, почувствовав на себе мой взгляд, она выпрямилась и взялась за костыли. Вечером ногу свою София держала свободной, протез валялся в ванной.
- Многие смотрели на меня , как ты,- Софи видимо подбирала слова так, что бы я ее понял,- как это было давно..
В этом я почему то уже не сомневался.
Как и в том, зачем я ей действительно нужен…
Прошло три часа. Подъездная дверь открылась, и я в очередной раз за сегодня увидел, как ей мешают эти проклятые костыли. И почему она не надела протез, не понятно. Я вышел из машины, помог присесть, получил благодарную улыбку.
-Едем домой, я устала, Баби,- вновь, как и несколько лет назад я стал маленьким Бабисом.
Вспоминать про него мне не хотелось, но, настойчивая в своих распросах, Софи выудила у меня старую историю.
Дома Софи приготовила удивительный ужин, названия блюд мне были незнакомы, мы сели на кухне напротив. Блузка хозяйки распахнулась, немного расплывшаяся, но еще довольно привлекательная грудь сверкнула передо мной.
-Нравится?- уголки рта Софии медленно ползли вверх.
Секса у меня не было со дня приезда, она это прекрасно понимала. Но и кидаться на нее я не собирался. Мне это было понятно как дважды два.
Три года назад, когда меня мотало по всем Афинам в поисках работы, как то, добираясь домой из центра на троллейбусе, я вдруг почувствовал на себе чей то взгляд. Замученный и затравленный неудачами, я решил не реагировать ни на что и просто доехать. В тот день я еще ничего не ел, и кроме как о сувлаке, ни о чем другом думать не хотел. Троллейбус был полон, люди ехали с работы домой, сесть было некуда. Решив посмотреть через головы в открытое окно, перейдя на другое место, я наткнулся на горящий взгляд.
Так смотрит удав на кролика. Взгляд порочный и властный, просто пронзил меня. Женщина лет 60ти, высокая и мощная, с огромной копной крашеных волос, вонзилась в меня похотливыми глазами. Надменное, каменное лицо ее не шевелилось.
Сидела она возле окна, куда я стремился, одна. Второе место на сиденье было занято ее огромной рукой, и когда я невольно перевел взгляд на эту лапу…
Та сделала несколько похлопывающих движений. Меня приглашали сесть.
Подняв глаза на это чудо, я увидел, как еле заметно дернулись ее веки. Как под гипнозом, я начал садиться, рука исчезла в огромном плаще.
Проехав две остановки (оставалось еще одна) я начал суетиться и пытаться встать, что бы пробраться к выходу и тогда в ухо мне прошептали огромные губы.
-Сколько ты стоишш, - прошипела тетка.
Для меня это было - как бомба разорвалась в ухе.
Меня покупали прямо в троллейбусе!
Но завернуть себя в товарную упаковку я не дал. Вскочив как ошпаренный, вылетел пулей из открывающихся дверей.
После того случая я поклялся себе, что никто и никогда меня не купит.
-Что мы делали сегодня, весь день,- я заставил себя отвернуться от двигающейся в такт дыханию груди.
Темные глаза Софии смотрели на меня вызывающе. Отвечать эллинка явно не собиралась, она вообще за все время не рассказала о себе ничего.
Кто были эти мужчины, любившие ее, почему дом пуст, на стенах не было даже картин. Спокойствие и тишина приютившего меня дома, блаженное чувство покоя расслабило. Чувство опасности отступило, я решил сыграть в ее игру.
- Ты не отвечаешь, потому что я не эллин? У меня нет денег, но я тоже человек.
Трудно было только начать, слова нанизывались, словно бусинки на нить. В ответ на молчание замершей словно статуя, эллинки, речь моя приобрела пафос.
- Ты сидишь со мной за одним столом, я сплю в твоей доме, ты не доверяешь мне?
Грудь тяжело шевельнулась, статуя на мгновение ожила.
- Налей мне вина,- лицо Софи обрело задумчивость, - ты красивый но ..глупый.
Малака … Давненько я не слышал этого дерьма.
От неожиданности, я чуть не упал со стула. У меня, как у собаки Павлова, потекла слюна изо рта. А показалась совсем без этих замашек, нормальным человеком показалась.
Чтобы не выдать себя, жаркая волна вспыхнувшей ненависти окатила с ног до головы, я уткнулся в тарелку и стал проглатывать чудо греческой кухни огромными кусками.
- Денег я тебе дам, сколько захочешь,- продолжала томным голосом моя госпожа,- перестань есть, посмотри на меня.
Я взял бутылку и налил два бокала, надо было сбросить наваждение прошлых лет, мой греческий не давал уверенности в правильном переводе.
Легко убедить себя, если сам этого хочешь. Постепенно буря в душе улеглась, София так ничего и не заметила. Мы выпили, как это делают эллины, в полглоточка, слегка намочив губы.
- Одень белую рубашку, я купила тебе сегодня.
- Нет ,- я уперся ,- не хочу.
-Ты не маленький, делай что говорю!
Час от часу не легче, у нее прорезался характер. Пакеты из магазина были свалены в гостиной на диване. В одном из них были белая рубашка и черные брюки.
Она любит Пандазиза, ну конечно! Этот выходец их бывшего СССР сделал себе умопомрачительную карьеру на греческой эстраде. Романтический образ навсегда покорил сердца дамочек среднего возраста. Русско-греческий Стас Михайлов.
Она хотела представления, как говорится, кто заказывает музыку, тот девушку и танцует.
Ужин потерял для меня всякую привлекательность, я уперся. И сколько ни просила, переходя на крик, София, тут я ей помочь ничем не мог.
В конце концов, мы устроили перемирие и разошлись по комнатам.
Следующую попытку София предприняла глубокой ночью.
Я проснулся от того, что кто-то сидел рядом.
-Возьми меня,- совсем по обыденному, просто, сказала София. Фраза, набившая оскомину даже у меня, иностранца. Сколько же раз я это слышал.
Возьми меня – лилась заунывная греческая музыка со всех радиостанций страны.
Возьми меня! – умоляли утомленные желанием домохозяйки в бесконечных телесериалах.
Возьми меня!! – орали в экстазе героини сладких любовных романов. На каждой странице.
София не умоляла, не просила, даже не предлагала. Она требовала, нимало не сомневаясь в конечном результате. С таким подходом мне пришлось столкнуться впервые. Никто в Греции не предлагал мне ничего подобного, все норовили «взять меня».
Сон отлетел в сторону, передо мной сидела пышущая жаром женщина. С плеч ее медленно скатился пеньюар. Оголились белые груди, дерзкие соски вытянулись в толстые гвоздики, захотелось пожать их припухлость. Я начал подниматься к ним навстречу, но властные руки припечатали меня к постели. София придвинулась, гвоздики очутились возле моего рта.
- Ты мой и всегда им будешь, - тихий голос привел меня в чувство,- забудь про жену, детей у тебя никогда не было.
-Как это,- я перестал понимать происходящее.
Вместо ответа София попыталась снять то немногое, что было на мне. Бесцеремонная баба без лишних слов приступала к делу.
Как же вы мне все надоели, прошумело в моей голове.
Хватавшие меня руки пришлось отодвинуть.
Они переместились вверх, заняли место справа и слева от моей шеи, чем вызвали во мне некоторое беспокойство.
- Подожди,- пришлось отвести лицо от нависших грудей в сторону,- что ты сказала, я не понял.
Груди, больше похожие на первомайские шары, качнулись вниз. Наконец-то мне удалось разглядеть, как взволновано и одурманено похотью лицо хозяйки.
-Сегодня и навсегда, я так хочу, ты останешься со мной. Возьми меня! - в очередной раз, чуть не плача, крикнула эллинка.
Движения ее потеряли плавность, начался сумбур. Пытаясь вырваться из цепких Софьиных объятий, я только обрушил ее на себя. Мы оказались припечатаны друг к другу, толстые гвоздики сосков нашли убежище в моем теле. Такого сопротивления она не ожидала, и, пытаясь завладеть мной полностью, неосторожно двинула той самой ногой.
Протез жестко уперся мне бедро. Непроизвольная усмешка, я и так слишком долго терпел эту возню, не осталась незамеченной и взбешенная София, с невероятной прытью отскочила в сторону.
-Даю тебе время до утра, подумать!
О чем тут думать, хотел сказать я, но не сказал.
Утром я был во дворе, солнце светило яркое, но совсем не радовало. Прощаться мне не хотелось, звякнув напоследок калиткой, я вышел вон.
-