– Ах, милая, милая Китти, ты даже вообразить не можешь, что вчера стряслось! – щебетала хорошенькая белокурая мисс Мэри-Энн Хэрроу, терзая в руках соболиную муфту. – Мистер Пэмбертон ко мне сватался!
– Опять? – ее подруга миссис Алджернон Ламберт скептически изогнула красивую бровь. Ступив в дивный чертог супружеской жизни более года назад и обзаведясь уже кое-каким потомством, первая красавица и умница Хэмпшира, бывшая мисс Катриона Маклей, считала себя в полном праве наставлять свою юную наперсницу в сердечных делах. – К тебе снова сватался Пэмбертон?
– Да, голубушка, уже трижды как, – продолжала изливать душу мисс Хэрроу. – Ему скоро сорок, а он весь облысел и до сих пор не покинул отчего дома! Представь себе мою ажитацию!
– Ну а ты?
– Отказала, известное дело. Благодарение Богу, что у него доход от земель меньше нашего, не то папенька непременно дал бы согласие. Но коли он затеет просить моей руки еще раз, papa, думается, поддастся ему, ведь время идет, а я все девица! А ведь ты знаешь, Китти, дружочек, что сердцем моим навеки владеет другой!
В ясных, как небесная лазурь, глазах засверкали слезы, и белые перья на шляпке качнулись в такт стонам страдалицы.
– Да, Молли, ты мне рассказывала про вашего молодого соседа, – лукаво улыбнулась миссис Ламберт. – Как бишь его, мистер…
– Уэллфорд! Джереми Уэллфорд! Статный, высокий, не чета этому замухрышке! И я знаю, милая Китти, знаю, как Бог един, что он тоже неравнодушен ко мне! Какие прелестные смущенные взгляды посылает он мне каждый раз, когда мы видимся на променаде! А какое стихотворение переписал по моей просьбе в альбом! Я теперь каждую ночь кладу его под подушку. Такой почерк свидетельствует в мужчине о верности и благородстве души. Только… – горестный вздох, – только, душенька, он не отважится сделать мне предложение. Всё эта его природная скромность… Так долго живем по соседству,а он и не думает объясняться…
– В таком случае, его можно немножечко… подтолкнуть? – проказливо предложила миссис Ламберт, и в ее зеленоватых глазах заплясали все фэйри Шотландии.
– Ты что?! Как это – подтолкнуть?
Мисс Хэрроу ахнула, как подобает в таком случае благонравной девице, и для большего эффекта прижала муфту к груди, но щеки ее чуть раскраснелись: должно быть, декабрьский мороз приударил.
– Эх, Молли, совсем жизни не знаешь – всему тебя надо учить! – подбоченилась Катриона. – Ведь мужчины – не мы, они сами порой не разберут своих чувств. А посему им нужно помогать, подталкивать как бы. Вот помнишь, как я познакомилась со своим мистером Л.? Ты думала, что ли, будто он сам ко мне в руки приплыл? Белинда устраивала в тот день большую верховую прогулку, а я возьми да выпади из седла – как раз, когда Алджи проезжал мимо. Он и спохватись, и засуетись, и побеги на подмогу! И вдруг разглядел, что волосы у меня, оказывается, «отливают тициановой рыжиной», а на щеках, когда я смеюсь, «появляются премилые ямочки». Так я и опутала мистера Л. своими женскими чарами, а то, поди, до сего дня не обратил бы на меня никакого внимания.
– Ах, проказница Китти! – со смешанным выражением изумления и восторга вскричала мисс Мэри-Энн. – Но ведь падать с лошади – очень опасно! Подумай, как ты рисковала!
– Дело деликатное, что верно, то верно, да с наскока и не получится. Я загодя добрые две недели репетировала это па у себя на конюшне! Как приноровилась приземляться помягче, можно и на прогулку. Но игра, как видишь, стоила свеч!
Мисс Хэрроу на секунду задумалась, по-детски закусив нижнюю губку – такая за ней водилась привычка, – и затрясла белокурыми кудряшками.
– Нет, Китти, не обижайся, пожалуйста, но я из седла падать не стану, будь на кону хоть сам мистер Джереми.
– Да я тебя и не заставляю, глупышка: к тому же, с двумя девицами такой трюк не пройдет. Нужна задумка поинтереснее... Дай-ка подумать. А!
Это «А!» бывшая мисс Маклей произнесла с таким воодушевлением, что младший Ламберт, которого бонна несла вслед за барыней, пробудился и засучил ручками, выворачиваясь из пеленок.
– Вот что, милая Молли! – продолжала, ничуть не смутившись, шотландка. – Ведь Рождество на носу! Я по старой дружбе выспрошу для тебя и твоей пассии приглашения к Долли в аббатство… Поедем, для отвода глаз, большим обществом, а там, в мрачный час, когда призраки и домовые выбираются из своих подземных жилищ, мы с Л. разыграем маленький водевиль, чтобы напустить на всех страху. Стоит тебе разок вскрикнуть да упасть на пол без чувств, как твой стеснительный Джереми Уэллфорд тотчас окажется у твоих ног! В минуту смертельной опасности он осознает, как невозможно ему лишиться тебя, и откроет, наконец, свои чувства. Каково, ловко?
– Любезная Китти, как хорошо ты придумала! – радостно захлопала ресницами Молли. –Ты думаешь, так оно все и будет?
– Помяни мое слово, не было случая, чтоб Катриона Маклей оказалась вдруг неправа!– с гордостью, как по заученному, отчеканила миссис. – Сегодня же сяду писать Долли! Ух, холодает, однако. Пойдем-ка домой, а то маленький Алджи закоченеет. Шарлотта, venez!
И бонна, как по команде,удобнее перехватила мистера Алджернона Ламберта-младшего, которого успела запеленать туго, точно пудинг, что томят к рождественскому столу.
***
На праздничной неделе леди Дороти Клемм, в девичестве жившая в одном приходе с нашими барышнями, с радостью пригласила их в свой новый дом. Общество в самом деле собралось преизрядное: поехали Ламберты, Джереми Уэллфорд, несколько знакомых девиц и джентльменов, а также двоюродный дедушка Молли, старик мистер Гинсбург, обещавший не спускать глаз с молодежи.
За увеселениями и гостеприимством хозяев день пролетел незаметно.Приглашенные гуляли по роскошному аббатству, играли в карты и пели, а под вечер, когда за окнами сгустилась зимняя тьма, все собрались в большой «охотничьей зале», чтобы делиться друг с другом страшными рассказами у камелька. Обстановка располагала к спиритизму как нельзя более кстати. В застенках гуляет ветер, а в старинном камине уютно потрескивают дрова, оленьи головы над очагом отбрасывают фантастические ветвистые тени, и медвежья шкура на полу, которую облюбовали для отдыха самые беззастенчивые из гостей, кажется настоящим живым медведем. Старик Гинсбург, порядком захмелевший от кларета, устроился в ореховом кресле чуть поодаль и уже через десять минут клевал носом, отчего молодые люди остались предоставлены сами себе.
Какие только сказки не звучали в стенах аббатства в ту ночь! Поведали и о чудище с большой дороги, от прикосновения которого отдашь Богу душу меньше, чем через год, и о призрачной свечке, что нельзя затушить никакими усилиями. Мисс Хэрроу, делая большие глаза, чтобы пуще напугать публику, пересказала, будто один человек нечаянно забрел ночью на кладбище, где хоронили покойника – а покойником оказался он сам! – и все ахнули и зашумели на разные голоса, дабы не выдать испуга. А Катриона Ламберт изложила легенду о духе-баньши, что заводит свои песни, предвещая скорую смерть, на что мистер Уэллфорд лишь посмеялся.
– А я думал, в наших краях баньши не водятся! Это все у вас, у шотландцев!
Сам он веселился более всех собравшихся и, казалось, нисколечко не боялся мести фэйри и привидений. Когда же публика запротестовала, мистер Уэллфорд поведал историю о своем приятеле, который встал впотьмах по какой-то нужде, а потом, как ни кружил по спальне,не сумел отыскать собственной постели. Точно сквозь землю она провалилась! Так и просидел до рассвета на полу, бедолага.
– Видели бы вы себя, господа! – покатился со смеху рассказчик, увидев, как перекосились лица у слушателей. – Стыдитесь: право, бояться детских побасенок!
– До чего он отважный! –шепнула Катрионе мисс Хэрроу. – Такой не раздумывая бросится выручать девицу в беде!
– Все ваши рассказы, без сомнения, хороши, но позвольте вынести на ваш благосклонный суд случай, имевший место многие лета назад в стенах этого самого дома, – многозначительно откашлявшись, заговорил лорд Сесил Клемм.
Гости перестали шушукаться и обратились в слух.
– Как вам известно, здесь в самом деле было прежде аббатство, – продолжал супруг Долли. – И обитал в нем среди прочих один дурной монах, заставивший за свои прегрешения поплатиться ни в чем не повинного своего собрата. Того, оклеветанного и приговоренного к петле за деяния, коих он не совершал, прилюдно казнили, покамест преступник продолжал жить на свободе. И вот, в одну непогожую ночь, когда за стенами завывал ветер и ветки хлестали в высокие стрельчатые окна, дурной монах, предававшийся чревоугодию в трапезной, почувствовал, что одиночество его кто-то нарушил. Стоило ему поднять глаза от кушанья, как перед ним предстал призрак убиенного им товарища, с набухшими на лице жилами и страшными выпученными глазами, какие бывают у висельников. Преступник так перепугался тогда, что кусок застрял у него в горле и он, хрипя, точно ему самому накинули на шею петлю, преставился в муках под мстительным взором фантома… – лорд Клемм выдержал театральную паузу. – Поговаривают, что монах с тех пор сам сделался призраком и неприкаянная душа его по сей день бродит по коридорам и комнатам этого дома.
В зале воцарилось гробовое молчание.
– Боже мой, какие вы страсти рассказываете! – воскликнула мисс Мэри-Энн, чуть плотнее прижавшись к мистеру Уэллфорду.
– Чепуха! – с вызовом заявил последний. – Вы сами-то видели хоть раз этого призрака?
– Не стану лукавить, не видел, однако призраки не являются смертным по их капризу, да и мы с супругой почиваем всегда на зависть крепко, – не растерялся лорд Клемм. – Возможно, монах возвращается в родные стены лишь в годовщину своей гибели, но ее вам никто точно не назовет. Разве что, если верить источникам, случилось это когда-то зимой, – прибавил он на тон тише.
– Все равно глупости! Вот кабы его своими глазами увидеть, а так – одно бахвальство, – отмахнулся молодой Уэллфорд.
– А мы с вами порядочно засиделись! – спохватилась хозяйка, услышав бой часов из столовой. – Пора и ко сну. Лорд Клемм проводит господ, а я покажу комнаты дамам. Только вам, Молли, придется обождать здесь – меня не хватит на всех! А вы, мистер Уэллфорд, растолкайте покуда бедного дедушку Гинсбурга.
– А жаль, так славно сидели! – посетовал было господин Ламберт, но миссис Ламберт незаметно толкнула его локотком.
Послышался скрип отодвигаемых стульев, зевки и шарканье ног, и вскоре охотничья опустела, за исключением только двоих.
– Ну вот, мы с вами, мистер Уэллфорд, остались одни… – заметила невзначай мисс Мэри-Энн и, зарумянившись, как заря, стала рассматривать пуговки у себя на перчатке.– Ума не приложу, как вы всё не боитесь! Я после одного своего-то рассказа со страху чуть было не умерла!
– Полно вам, любезная мисс Хэрроу, всем ведь известно, что такие истории сочиняются лишь для того, чтобы будоражить кровь впечатлительным леди, – добродушно отозвался Джереми и, поднявшись, потянул онемевшие члены. – Глядите-ка, дедушка ваш совсем уютно устроился: спит как младенец!
– Ах, что это был за звук? – встрепенулась вдруг девушка.
Мистер Уэллфорд насторожился, и улыбка медленно сошла у него с лица.
– Я, кажется, ничего не слышал.
– Вот опять!
Где-то забыли закрыть дверь, и от легкого сквозняка пламя в камине заколыхалось, раскачивая на стенах исполинские тени оленьих рогов. Вроде бы отчетливее стал посвист ветра в трубе, и из коридора донеслись какие-то странные отголоски, напоминающие не то стоны, не то лязг железных оков.
– Ах, что это! Мне сейчас будет дурно! – вскричала несчастная барышня, как за самой дверью послышался вдруг чей-то ужасающий хрип, и в эту минуту…
***
– Ах, милая, милая Китти, ты даже вообразить не можешь, что вчера было, когда вы ушли! – с живостью воскликнула Молли наутро, когда они с подругой прогуливаясь по саду аббатства.
– А ловко мы все-таки придумали! – похвасталась лишний раз миссис Ламберт. – Как научила я Долли, и как она в свою очередь подговорила мужа рассказать историю о монахе! И Алджи мой был хорош в роли актера. Но Молли, не томи же, дружок! Спас тебя твой бесстрашный Уэллфорд от кровожадного призрака?
– Ах, Китти, – по-детски вздохнула мисс Хэрроу, – мне неловко даже рассказывать… Но делать нечего. Вчера, когда мы с мистером Уэллфордом остались одни, все шло поначалу так замечательно! И заплясавшее от сквозняка пламя, и звуки шагов… А когда в зале раздались предсмертные хрипы, будто как кто подавился, явся сжалась от страха и вскрикнула, как ты учила, и готова была без чувств упасть в объятья мистера Джереми– как вдруг он сам схватил меня за руку, да стиснет так крепко! И пальцы холодные, даже сквозь рукав пробрало!Я тогда только и заметила, что в лице у него ни кровинки, и губы дрожат, зуб на зуб не попадает. Силится выговорить что-то, да точно язык проглотил! А уж когда на стене замаячила тень в монашеском капюшоне, он возьми да и упади, как подкошенный! Закатил глаза, будто ему вот-вот дурно станет, и на ногах не устоял. Я гляжу, а он без чувств! Уж я его и за рукав теребила, и на помощь звала, и дедушку будить бросилась – только он ведь глухой совсем, а после этого треклятого кларета спит еще, как убитый! Э-эх!
От такого красочного пересказа вчерашние треволнения ожили в сердце, как наяву, и девушка досадливо махнула рукой.
– Бедная Молли! – с сочувствием вскричала миссис Алджернон Ламберт и даже на месте застыла. – А в коридорах, как назло, ни души – я ведь велела всем сидеть тихо, чтобы вам не мешать! Ну а дальше, что дальше-то было?
– Представь, Китти, мне пришлось самой тащить мистера Джереми и усаживать в кресло: не оставлю же я его лежать на полу! Ох и натерпелась я страху! А ну как бы он умер? Нет, и думать не стану! И сраму-то: девица с мужчиной – одна! Уж я его и по имени звала, и щипала (легонько, конечно!), и веером обмахивала, а потом, как ни было жутко, отправилась в темный пустой коридор, чтобы взять пузырек с нюхательными солями у себя в ридикюле. А он такой прекрасный и бездыханный, и самая его жизнь зависела в ту минуту от меня одной! Признаться, Китти, мне было даже приятно хлопотать с ним, пока он не открыл, наконец, глаз.
И розовых уст мисс Мэри-Энн коснулась прелестная застенчивая улыбка.
– И вот он очнулся!
– И-и-и? – не могла вытерпеть Катриона.
– Очнулся и увидел, как я, в самых взволнованных чувствах, склоняюсь над ним с веером и откупоренным пузырьком, и на глаза его навернулись настоящие слезы – так растроган он был, святая душа!Тогда он заботливо взял меня за руку и сказал, что не знает сиделки нежнее меня и что давно не решался открыться, а потом…попросил меня стать его женою!
Миссис Ламберт испустила радостный крик и сжала подругу в объятьях.
– Ах, Молли, как я счастлива, дорогая!
Выпростав руку, мисс Хэрроу стянула перчатку и с гордостью показала подруге кольцо, украшавшее ее большой палец.
– У милого Джереми не было при себе обручального, и он подарил мне свое, а оно велико мне на безымянный палец, – сказала она в оправдание. – Но сегодня же от Клеммов мы поедем выбирать настоящее кольцо, и да, надо испросить разрешения у маменьки с папенькой, но они, конечно, не воспротивятся, а потом нужно похлопотать о гостях, и написать приглашения, и заказать новое платье, и… Поженимся мы, вероятно, не раньше Пасхи, но ведь столько всего нужно успеть!
– А я говорила, что у нас все славно выйдет! – торжествовала миссис Ламберт. – Не было еще случая, чтоб я, Катриона Маклей, да оказалась вдруг неправа!