К свету

1.

   Здесь было совсем тихо.
   Осторожно ступая по мягкого мху, что покрывал узкую полоску твердой почвы, тянувшейся через болото, Мария добралась до своего любимца.  Это был огромный вековой дуб. 
   Его сухая теплая кора тоже была покрыта мхом и местами морщинилась  и топорщилась, словно кожа древнего старца. Но он был крепок. Очень крепок.
   Мария  обняла его огромный ствол, прижалась к нему лицом, закрыла глаза и громко , почти по-звериному, втянула носом его древесный запах, будто хотела одним вдохом вобрать в себя вековую силу и мощь этого гиганта.
   Она приходила сюда часто.  С тех самых пор, как однажды случайно набрела на него в глухом лесу. Подолгу сидела, ощущая спиной его шершавую кору.  Её тело и ум наполнялись спокойствием, она чувствовала, как вливается в нее сила и мудрость старого великана.  Он помогал ей больше, чем любые заклинания и отвары, что готовила старуха-ведунья. Именно здесь находила она выход даже из самой трудной ситуации, и лучшие решения приходили ей в голову именно здесь.  И здесь она не боялась никого.
   Да разве она вообще когда-нибудь кого-то боялась?
   Мария редко вспоминала свою прежнюю жизнь. Хотя вспомнить ей было что. Глядя на её простое серое платье, на волосы наспех собранные в косу, трудно было представить, что когда-то она была одной из завидных московских невест.  Её отец был вхож ко двору Екатерины II и вечно занят важными делами. Дети приходили к нему по вечерам, в нарядных платьях, умытые и причесанные – так было заведено. Он оглядывал их усталым, но строгим взором, спрашивал, чему они научились за день. Лиза и Петя, волнуясь, рассказывали о своих успехах.  А Мария – она была младшей – только недовольно морщила лоб.  Отец журил её за упрямство, но ей было все равно – он казался ей слишком чужим, слишком лишним в ее такой беззаботной жизни.  Лиза была красавицей, с ней занимались лучшие иностранные гувернантки, отец быстро нашел для нее подходящую партию и выдал замуж. Петю устроил на службу. Но с Марией не все было так просто. Они не ладили. Мария была очень своенравной.  Вместо урока с гувернанткой, она могла тихонько без сопровождения уйти из дома и просто гулять по московским улицам или сидеть на берегу Москвы-реки, что немыслимо было для девушки ее происхождения. От таких выходок отец приходил в ярость. И однажды решил проблему категорично и быстро – сослал дочь в Петербург в «Императорское воспитательное общество благородных девиц».
   После роскошного отцовского особняка с няньками и горничными скромные и холодные стены Смольного монастыря показались Марии настоящей тюрьмой. Здесь было слишком много правил, слишком много контроля и ни секунды времени, чтобы остаться наедине с собой. Марию не тяготила учеба, ей нравились многие науки, она легко и с удовольствием говорила по-французски, но ей было невыносимо скучно под назойливым контролем классной дамы и неприветливой mademoiselle, которые никогда не оставляли своих воспитанниц без присмотра. Единственным развлечением были так называемые экскурсии в город, когда девочек, оторванных от жизни и голодных до впечатлений, сажали в экипажи и недолгое время катали по Петербургу.  Сидя среди возбужденных и веселых подруг Мария была единственной, кто не веселился и не смеялся – она жадно смотрела наружу,  будто зверь, запертый в клетке, туда, где была  свобода, и где была жизнь.
   Однажды, уже в старших классах,  прогуливаясь между уроками со своей подругой Варей, Мария заметила, как в дальнем коридоре мелькнул силуэт начальницы в сопровождении не знакомого молодого мужчины.
 - Смотри, Варь, с кем это наша madame? -  От мужчин воспитанниц тщательно оберегали,  поэтому всех вхожих в «воспитательное общество» мужчин они знали наперечет.  – Пойдем поближе, посмотрим.
   Мария увлекла Варю за собой, пройдя на цыпочках до конца коридора, они замерли.  На лестнице были слышны голоса.  Осторожно заглянув за угол, девушки увидели, как madame по матерински нежно прощается с красивым и ухоженным молодым человеком. Позже стало известно, что это родной племянник начальницы.  Он стал заходить время от времени к своей тетке, а Смольный загудел словно улей. Как минимум половина старших девочек говорили о нем с придыханием и писали ему  восторженные письма, которые, конечно же,  не отправлялись, а так и хранились в потайных местах.  Мария поймала себя на мысли, что тоже постоянно думает о нем. Узнав, что Николай (так звали молодого человека) будет на театральном представлении, которое готовили смолянки, Мария, никогда не испытывающая страсти к театру, вдруг напросилась играть  одну из ролей. Она готовилась изо всех сил. Но, увы – он не удостоил ее даже взглядом. После этого случая она проревела всю ночь, а Варя, растроганная ее слезами, очень тихо на ухо рассказала, будто слышала от других воспитанниц, что  одна из кухарок, которая живет  за кухней в подвале под малой столовой, гадает на картах и делает привороты. Но вот только попасть туда почти невозможно, ведь девочки все время под присмотром.
   Но Мария ухватилась за идею приворожить Николая всерьез.  Она расспросила всех, кто что-либо знал об этой кухарке, выяснила, как ее зовут и где ее найти и, однажды ночью, дождавшись, пока дотошная  mademoiselle, сторожившая их дортуар крепко заснет, тихонько выбралась в темный коридор и неслышно, как мышь побежала в сторону малой столовой и хозяйственного двора.  На улице завывал пронизывающий апрельский ветер, на девушке было лишь тоненькое суконное платье, но это не остановило её. В кромешной темноте Мария пробралась к коморке Прасковьи и тихо постучала. Через некоторое время за дверью раздался шорох, дверь слегка приоткрылась и грубый голос шепотом спросил
 - Что надо?
 -Ты Прасковья? Пусти! – Мария с силою толкнула дверь и оказалась в темном затхлом помещении с низким потолком. В нос ударил странный кислый запах, и захотелось тут же выскочить обратно на улицу. Но Мария осталась. Удивленная таким напором Прасковья оглядела ее с ног до головы, села на лавку и спросила:
 - Чего пришла-то? Тебе сюда нельзя.
 - Слышала, ты ворожить умеешь. Приворожи мне милого.
 - Ты очумела, девка – отмахнулась Прасковья -  она была еще совсем не старая, но очень уж уставшая, будто высохшая, и только глаза ее блестели как два уголька. – Ты иди скорее в свои покои, а то хватятся тебя – худо будет.
   Но Мария вместо ответа сунула ей в руку завернутые в платочек деньги, привезенные накануне отцом.
 - Не затем я пришла, чтобы ты меня прогнала.  Делай что говорю, а то у меня и в правду времени мало.
   Прасковья  пощупала деньги, потерла их и даже понюхала. Затем сунула их куда-то в складки платья и, не спеша, зажгла фитилек свечи.
 - Не передумаешь? – еще раз спросила она
 - Нет, - твердо сказала Мария и села рядом на лавку.
   Прасковья перекрестилась, отвернулась от гостьи и начала что-то быстро шептать.
 - Как кличут-то его?
 - Николай.
 - Смотри на пламя и за мной повторяй слово в слово.
   Мария кивнула.
 - Встану и пойду в чисто поле. Навстречу мне Огонь и Полымя и буен Ветер…. – быстро забормотала вслух Прасковья. И Мария, послушно глядя, как пляшет язычок пламени, едва успевая начала повторять за ней.
 - … сослужите службу верную, великую: выньте из меня тоску тоскучую и сухоту плакучую, понесите ее через боры — не потеряйте, через пороги…
   Язычок пламени горел все ярче, и через какое-то время Мария уже ничего не видела кроме танцующих огненно-рыжих полос, а еще через какое-то время ей стало казаться, что это она сама извивается и танцует в кромешной темноте, она и есть это пламя, рвущееся на свободу. И вот, она оторвалась от надоевшего фитилька и полетела в пустое необъятное пространство  – легкая и невесомая – и где-то внизу остался Смольный, и еще скованная льдом река, спящая в темной ночи, и все страдания и сомнения остались далеко-далеко. И только свет, озарявший ее изнутри, был важен, и он вел ее куда-то вдаль, четко к намеченной цели, и эта цель была уже близка.
 -…Не уроните, не утопите, а вложите в белую грудь, в ретивое сердце, и в легкие, и в печень, чтоб он обо мне тосковал и горевал денну, ночну и полуночну, в сладких яствах бы не заедал, в меду, пиве и вине не запивал….
   Мария увидела Николая – в полумраке тесной комнаты он склонился над какой-то книгой. Став каждым произнесенным словом,  она, будто змея, вползла в его сердце, протерлась по нему своей шуршащей теплой шкуркой, покрутилась там немного, будто примеряя место под гнездо, и быстро, горячо дыша, поползла вдоль позвоночника сначала вниз в самое лоно, везде оставляя жар и свет, что лился из неё, затем вверх, через желудок, и печень, и легкие, будто веревка, обвивая шею, вползла в его мозг, и там остановилась, свернулась  теплым уютным клубком и затихла.
 - Ну-ну! Очнись! – Прасковья резко толкнула девушку и та соскочила от неожиданности. – Иди скорее к себе, а то хватятся еще – обеим нам несдобровать.
   Кухарка вытолкнула Марию за дверь, и та, с трудом понимая, что происходит, шатаясь, побрела  через темный двор. 
   Николай долго не приезжал навещать тетку. Но потом снова стал появляться на театральных представлениях. Мария не сводила с него глаз. Она глядела на любимого, забывая обо всем на свете. Снова, будто легкий невесомый свет, летела к нему и обнимала его своими невидимыми, но сильными воздушными крыльями, нежно ласкала его плечи и красивый торс, целовала руки и шептала на ушко нежные слова. И в тот самый момент, когда ее мягкие, как туман губы, касались его шеи и волос, он вдруг поднимал взор и находил глазами хрупкую девушку по имени Мария и подолгу смотрел на нее, на зависть всем остальным воспитанницам.
   Мария была счастлива. На празднике в честь императорской семьи она порхала как бабочка и даже тайком послала предмету своего обожания воздушный поцелуй.  После праздничного обеда, который больше был похож на экзамен, девушка незаметно вышла из общей залы и спряталась за колоннами у лестницы. Её сердце колотилось как сумасшедшее – Николай весь праздник не сводил с нее глаз! «Вот бы он вышел сейчас сюда!» - мысленно воскликнула Мария – «Ну догадайся же! Выходи!» Она представила, как бы встретились сейчас их глаза, и как крепко  взялись бы они за руки…
   Послышались шаги. Мария обернулась – о, Боже! Николай стоял прямо перед ней. Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. Так близко! И вот их руки сомкнулись, все сильнее притягивая друг друга; их запахи смешались, и дыхание стало единым, их губы слились в долгом страстном поцелуе, и по разгоряченным телам побежала сладкая дрожь. 
   Но в следующий момент они услышали вопль. Оторвавшись друг от друга, они увидели всю императорскую семью, и начальницу Смольного, тетку Николая, и еще с десяток придворных и почетных гостей, которые с ужасом смотрели на них, буквально раскрыв рты от удивления.
   Марию в этот же день отправили к отцу. Николай, не выдержав позора, бежал то ли в Тюмень, то ли еще дальше, в Тобольск.  Узнав об этом от брата, Мария, не долго думая, в один из вечеров тихонько выскользнула из отцовского дома, прихватив с собою драгоценности давно умершей матери, наняла экипаж и пустилась на поиски своего любимого.  Её путешествие было очень долгим и утомительным. В Тюмени Николая не оказалось, и она решила ехать в Тобольск.  Но в каком-то придорожном поселении случайно узнала, что человек, которого она ищет, был здесь, но умер два месяца назад от неизвестной болезни.
   Мария была так потрясена, что долго сидела молча посреди грязной избы, а потом вышла и пошла под проливным дождем по размытой дороге, никого не замечая и не понимая куда и зачем идет.
   Очнулась она в странном месте – это было тесное помещение, стены которого были сделаны то ли из земли, то из сложенных веток, пахло  травой, а рядом сидела древняя старуха в черном платке и пыталась из глиняной чашки влить в рот Марии что-то теплое.
   Мария удивленно посмотрела по сторонам и, едва шевеля губами, спросила:
 - Это ты меня сюда привела?
   Старуха усмехнулась и покачала головой:
 - Ты не из тех, кого приводят. Сама за своею судьбой бежишь.
   
   С тех пор прошло много времени. Старуха оказалась местной ведуньей, или ведьмой. Её землянка стояла в самом лесу. Люди ее сторонились, но если случалось что – всегда шли за помощью. Она ворчала, ругала род людской, но в помощи никогда не отказывала. И взамен ничего не брала. Кто получше жил, приносил в благодарность нехитрую снедь, но чаще приходили с пустыми руками.
   Мария сначала учила старуху:
 - Ты почему с них денег не берешь?! Ведь ты же их лечишь, столько сил тратишь!
   Но старуха только хмыкала в ответ и насмешливо головой качала:
 - Что за деньги такие? Что с ними делать? Соболям да белкам раздавать?
   Позже Мария поняла, что и в правду деньги в этой глуши были ни к чему, да и не было их у людей. Тушка убитого зверя или шапка зерна были куда надежнее и нужнее.  Она жадно смотрела, как старуха перебирает травки и смешивает их, слушала, как та бормочет странные слова, запоминала их, как когда-то незнакомый французский язык и, не стесняясь, расспрашивала, что и зачем. Старуха отвечала на ее вопросы. Но когда Мария напрямую просила: «Научи меня колдовать!», старуха лишь отмахивалась:
 - Что надо – само прилипнет. А что не надо – о том забудешь. Ты и без того слишком резвая – везде свой нос суешь.
   Треск веток и шорох оторвали Марию от её размышлений.  Она быстро, словно всполошившаяся лиса, спряталась за дуб и стала вглядываться в заросли леса. Там мелькнул темный силуэт – он не был похож на зверя, а люди тут не показывались. Мария неслышно, прячась за кустами, пошла в его сторону. 
   Высокий мужчина в одежде монаха шёл в направлении поселения. Но монахом он не был – Мария сразу поняла это – уж слишком резкими и агрессивными были его движения. Она никогда не видела его здесь раньше. Держась на отдаленном расстоянии, она проводила его почти до самой опушки, посмотрела, как он прошел через луг и скрылся за крайней избой.
 - Что-то долго тебя не было… - настороженно сказала старуха, когда Мария вернулась.
 - Заплутала немного, вот и задержалась – отмахнулась Мария, но, старуху не так просто было обмануть.
 - Али встретила кого?
 - Откуда же ты все знаешь, старая. – Мария глотнула воды из глиняного горшка. – Встретила странного незнакомца, одет как монах, но не монах.
   Старуха внимательно посмотрела на молодую девушку, помолчала, и, глядя куда-то вдаль, задумчиво произнесла:
 - Подальше держись от него.
 - Ты его знаешь? Кто это? Я раньше его здесь никогда не видела – Не унималась Мария.
   Но старуха не сказала больше ни слова.  Насупилась только и ушла под шаткий навес перебирать травы. Мария  поняла, что ничего не добьется от неё  – она хорошо изучила старую ведунью за эти годы. Вздохнула, села у входа в землянку и закрыла глаза.


2.

   Что снится девочкам в 13 лет?
   Ей приснились имя и фамилия. Магдалена уже слышала их раньше – кажется, именно так звали парня с соседней улицы, с ним дружил Дарио, её сосед. Она слышала это от его матери, но даже не помнила его лица.  Тетя Джемма, разговаривая с соседками  у крыльца, нет-нет, да и восклицала своим звонким голосом: «Мой Дарио опять куда-то ушел вместе с Алонзо! Алонзо Бертони, сын Андрэ Бертони, лавочника, хороший парень, такой вежливый!» Тетя Джемма всегда рассказывала о приятелях своего сына. Кажется, он дружил с половиной Неаполя, но это не мешало его матери помнить всех по именам, а также помнить имена их родителей, братьев и сестер.
   Итак, он жил где-то совсем рядом. После того странного сна Магдалена начала искать его. Стала ходить в школу через ту самую улицу, хотя ближе было идти по другой. Вглядывалась в лица всех молодых парней. Вслушивалась в их имена. Пока однажды не увидела Дарио у кондитерской лавки в компании с высоким молодым человеком, и не услышала, как Дарио называет его Алонзо.
   Через полгода Магдалена дышала только им. Но Алонзо ее даже не замечал. Нет, знал, конечно, что это соседка Дарио, его друга, и даже говорил: «Ciao!» при встрече.  Но не больше.
   Узнав от друзей о ее симпатии, Алонзо просто пожал плечами - у него уже  была подруга. Бойкая пышногрудая красавица Клара, дочь местного адвоката, и впрямь не отходила от Алонзо ни на шаг.  Они хорошо смотрелись вместе. Магдалена вздыхала, но понимала, что на фоне Клары она самая обычная девчонка, ни чем не отличавшаяся от других.  Каждый раз, встречая Алонзо и Клару на улице, она с тихой завистью провожала их глазами, а потом стремглав бежала на набережную, перебиралась через бетонный турникет  на огромные валуны, спускалась по ним к самой воде и подолгу сидела, пытаясь успокоить свое неугомонное влюбленное сердце.
   Через пару лет Алонзо уехал учиться в другой город. Магдалена обрадовалась несказанно – прекрасный повод забыть о нем навсегда.  Но душа… Душа предательски скучала и мечтала только об одном – прикоснуться, прижаться к нему и умереть от счастья. 
   В следующий раз они увиделись только через два года, да и то мельком. Он приехал на каникулы к отцу. Было лето и на набережной, что рядом с их районом, было как всегда полно туристов и отдыхающих. Все заполонили торговцы, и из-за них почти не было видно самого главного – моря. Алонзо стоял у какой-то лавочки с незнакомыми парнями и, оживленно жестикулируя, что-то обсуждал с ними.  Магдалена торопилась домой. Как всегда, он кивнул ей и, расплывшись в улыбке,  сказал «Ciao!»  От неожиданности у нее потемнело в глазах. Кажется, она тоже кивнула ему в ответ и, задыхаясь от счастья, побежала еще быстрее.
   А потом опять пустота – только сны и одиночество.
   Иногда ей казалось, что всё – их больше ничего не связывает, ведь невозможно любить человека, с которым даже ни разу не разговаривала! Просто придумала его себе! Но стоило только услышать его имя – и в сердце поднималось столько всего, а в висках начинало стучать.
   «Я, наверное, опять поддалась глупым надеждам. - Думала она, сидя на огромном камне, что спускаются в воду вдоль набережной. Смотрела, как холодные зимние волны врезаются в острые грани валунов и разлетаются на тысячи брызг. «Ты совсем не принадлежишь мне. Я тебе не нужна…. Ну почему я постоянно возвращаюсь к мысли, что ты мой?! Глупо! Это глупо!»
   Как-то на Рождество Алонзо снова приехал в отпуск, а Дарио пригласил Магдалену на пикник со своими друзьями. К этому времени Магдалена повзрослела, и Дарио разглядел в соседке хорошенькую молодую девушку. Теперь они часто болтали по вечерам, перегнувшись каждый через свой балкон. В запасе у Дарио было миллион смешных историй и с ним никогда не было скучно.
   Алонзо тоже поехал на пикник. Он был так близко…, но сердце Магдалены вело себя на удивление спокойно. Не выскакивало из груди, как раньше, не билось, как сумасшедшее. Ее мысли не путались. Она была удивительно спокойна. Она больше не сходила с ума. Как она была этому рада! Целый день она общалась с Алонзо и внимательно прислушивалась к себе – нет, тихо было в ее сердце. «Я не люблю его, я просто все это себе придумала! Он самый обыкновенный. И даже не в моем вкусе. Свободна!» 
   А потом всю неделю до следующей встречи Магдалена умирала от тоски. Она поняла, что хорошо и спокойно ей было вовсе не потому, что  разлюбила, а потому, что, наконец, нашла то, что искала все эти годы – этого человека.  И как только он ушел, проводив ее, как соседку своего друга до дома, все ее спокойствие испарилось. Безумие по имени Любовь продолжалось.  Более того, она поняла, что любит именно его, такого, какой он есть, земного, обыкновенного, не придуманного. 
   Через месяц Магдалена проснулась среди ночи и написала ему письмо. Это было сплошное бескорыстное пламенное и нежное ЛЮБЛЮ. Она почувствовала каждой своей клеточкой, когда Алонзо прочитал его.  Он не звонил и не отвечал. Но она знала, что он был ошеломлен и потрясен. Теперь Магдалена всегда знала, что он думает и что чувствует, будто вместе с письмом улетела к нему ее душа.  Летом, когда Алонзо снова приехал в отпуск, он сказал ей, что ему нравится получать ее письма, но он не романтик и в любовь не верит. «Но ты можешь писать мне, если хочешь, ты мне нравишься». 
   После этого был очередной «конец», когда Магдалена поклялась себе покончить с этими чувствами к нему. Она даже завела роман с другим приятелем Дарио, и два месяца не отказывала себе ни в каких развлечениях.  В какой-то момент ей показалось, что она влюблена в своего нового бойфренда. Но, вернувшись после очередной вечеринки, вдруг поняла, что почти ненавидит его.
 - Как же я устала! Как я чудовищно устала! – воскликнула Магдалена, и слезы покатились по её щекам.  Она достала из ящика стола фотографию с того пикника – на ней были Дарио, Алонзо, Анна, Серждио и она сама.  Взгляд остановился на Алонзо. Магдалена тяжело вздохнула и шепотом произнесла:
 - Неужели я никогда не смогу от тебя уйти?.. - бросила фотографию обратно в стол, легла на кровать, поймала взглядом темную линию на потолке – тень, что бросала в лунном свете стоящая за окном альбиция. За этой линией, будто открылась невидимая дверца, сквозь которую душа Магдалены шагнула в неизведанную даль, сквозь километры и города прямо к душе Алонзо и, почувствовав, что он совсем рядом, Магдалена начала разговаривать с ним:
 - Я столько времени злилась на тебя.  Я хотела тебя забыть. А вот сейчас вдруг подумала о том, что никогда не смогу от тебя уйти. Это выше моих сил. Знаю, что ты ко мне равнодушен. Быть может, даже ты призираешь меня. Глупая влюбленная девчонка!  Но! Ты все равно мой!  Неужели ты не чувствуешь этого? Неужели ты никогда не видел этой нити, что тянется между нами?  Я никогда не смогу от тебя уйти. Никогда. Это странно, знаю. Иногда мне кажется, что я теряю чувство реальности.  Мне нужна точка опоры.  Рядом с тобой она у меня была. А теперь – ее нет опять.  Алонзо, ты моя половина. Без тебя я медленно схожу с ума.  Ты нужен мне, чтобы жить. Я люблю тебя. И я знаю, что ты тоже любишь меня. Просто ты этого пока еще не вспомнил.
   Потом был целый водопад писем-откровений, писем-рассуждений, писем-исповедей, которые она писала каждый день. Однажды ей приснился страшный сон, будто его (Алонзо) нет на свете. В шесть часов утра Магдалена написала ему: «Умоляю, ответь только одно слово – жив». Алонзо ответил, что все в порядке. Ответил ей впервые в жизни. Но на самом деле, в тот день он попал в аварию и получил серьезную травму. 
   Он приехал снова в конце февраля. Оказалось, что два месяца он провел в больнице.  И теперь, перепуганные родители настояли, чтобы пару недель он побыл дома, вместе с ними. Это все рассказал ей Дарио.
 - Бедняжка тетя Лоренза так переволновалась, что уже целых две недели и на шаг не отпускает Алонзо от себя, а ведь ему уже скоро уезжать. Готовит ему сказочные блюда! Ты знаешь, как готовит тетя Лоренза? О! Это фантастика! За это время мы еще ни разу ни сходили с Алонзо в клуб, но зато каждый вечер мы едим за ужином лучшую лазанью во всем Неаполе, а какие вчера были бараньи ребрышки!..– рассказывал Дарио, как всегда перегнувшись через перила балкона.
   Но на следующий день Алонзо сам пришел к Магдалене. Пригласил ее погулять по набережной. Они дошли до порта и вернулись обратно. По дороге он рассказывал ей о своей жизни в Вене, и о том, где собирается работать, когда закончит университет. Уже у самого дома он сказал, что любит её (!!!), добавив «как это не банально звучит». Поцеловал один раз на прощанье и вновь уехал.
   Магдалена не могла поверить. Через два дня Алонзо позвонил, опять сказал, что любит (!), скучает(!) и что Магдалена - единственная женщина, с которой он хотел бы быть(!)
   Магдалена удивлялась больше, чем радовалась.  А Алонзо звонил через день до самого лета. Писал письма полные любви и нежности. Алонзо, который не романтик и не верит в любовь! Ну а когда приехал – они практически сразу поженились на удивление всем знакомым.


3.

   Мария поставила горячий горшок с похлебкой на стол, отлила немного в глиняную миску, постудила, чтобы старуха не обожглась и заботливо принесла ей прямо на лавку, где та, полулежа, проводила почти целый день – под зиму у старухи всегда болели ноги, и ей все труднее было вставать.
 - Послушай, а я ведь сегодня опять того странного незнакомца видела – сказала Мария, протягивая ей деревянную ложку. – Рыщет по тайге, словно голодный волк….
   Старуха начала есть, будто и не слышала сказанного. Мария внимательно смотрела на нее.
 - А я ведь узнала, кто он, – её глаза хитро сверкнули.
   Старуха почмокала губами, подула на похлебку, будто та была еще горячей и сказала:
 - Возвращаться тебе надо.
 - Куда? – не поняла Мария.
 - В свою прежнюю жизнь. – Твердо ответила старуха. – Батюшка твой уж давно помер. А сестрица – добрая душа, и тоже скоро овдовеет. Не бросит тебя, приютит.
   Мария удивленно вскинула брови, какое-то время молча смотрела на старуху, которая как ни в чем не бывало, продолжала есть, причмокивая тонкими морщинистыми губами.
 - А с чего это вдруг ты меня спровадить решила? – изумленно спросила она, и тут же уверенно ответила: - Нет мне назад дороги. Дорога назад быльем поросла. Могла стать дамой придворной, а стала дамой пиковой – таежной императрицей. Я теперь как ты, слышишь? И место моё – здесь.
   Обе замолчали. Старуха продолжала  есть, а Мария думала над их странным разговором.
 - Ведь ты что-то знаешь, старуха… - наконец произнесла она, - ты знаешь…, но мне не говоришь….  Этот незнакомец неспроста здесь появился.
   Старуха не отвечала. Мария села за стол, тоже взяла ложку и начала есть прямо из горшка.
 - Я в дальнее село ходила, - продолжала она, - ребеночка лечила.  Так вот люди говорят, что как появился он в округе – так беды на них и посыпались.  Не сам он пришел – привез его купец Походяшин. А у того давняя вражда с хозяином ближнего винокуренного завода Корнильевым. Так люди говорят.
   Старуха по-прежнему молчала, но взгляд ее был настороженным и колючим.
   Мария продолжала:
 - Я бывала у Корнильевых, их тут все знают. Девице их на жениха ворожила, хорошая девица, милая. Да матушку их лечила прошлой зимой, когда та с ногами слегла.  А Походяшин этот, говорят, хитер как черт и с чертом дружит.  Хотел купить у Корнильевых заводы, а те не согласились. Шибко говорят, уговаривал, огромные деньжищи предлагал. Но старший Корнильев – ни в какую.  Люди говорят, что незнакомец этот – ведьмак, везде его с собой Походяшин возит и во всем с ним советуется.
   Старуха с шумом села на лавку и спустила больные ноги на пол, недовольно посмотрела на Марию и произнесла скрипучим, но по-прежнему твердым голосом:
 - Не связывайся с ним, Мария! Слышишь?! Не суй туда свой нос!
   Мария выпрямилась от неожиданности, удивленно посмотрела на разозлившуюся ведунью, потом забрала у нее из рук пустую миску и ложку и поставила на стол.
 - Ладно тебе, не кипятись. Я и не трогаю его. Пока он меня не трогает.
 - Не по зубам он тебе.
 - А тебе?
 - А мой век уж недолог. На меня не оглядывайся.  Лечить хочешь – лечи. А попусту силы свои не трать. Много глупостей делаешь – на женихов ворожишь, любовные привороты творишь – не к чему это… пустое.
 - Зачем же научила меня тогда?
 - Не учила я.  Учила распознавать их, а самой делать – нет, пустое это, за все отвечать придется.
 - Перед кем отвечать?
 - Узнаешь. Всему свое время.
   Спустя несколько недель после этого разговора, в один из морозных дней на пороге их засыпанной снегом низкой землянки появилась пожилая женщина. Оказалось, что она работает в доме Корнильевых.
- За тобою пришла, матушка, - обратилась она к ведунье. – Ты всем помогаешь, помоги и нам. Хозяин захворал. Уж и доктора из города привезли, да никакого проку. Все худшает ему.  Со мной приказчик на санях, отвезем тебя и обратно вернем в целости и сохранности. Хозяйка отблагодарит, не сомневайся. Только не отказывай.  Хозяин хороший человек, очень хороший.
   Женщина умоляюще смотрела на ведунью.
 - Принесло ж тебя в недобрый час, - проворчала та как обычно. – Давно хворает-то?
 - Давно, матушка, давно…  А ведь какой крепкий был, не жаловался никогда…. Помоги, не откажи, отблагодарим тебя, хорошо отблагодарим…
   Старуха помолчала, подумал о чем-то своем, как всегда в такие минуты, покивала головой, словно сама с собой согласилась и неохотно сказала, показав на Марию:
 - Она с тобой поедет. Внучка моя. Все сделает, как надо. А я уже слишком старая по морозу кататься.
   Мария не удивилась. Старуха часто отправляла ее в селенья вместо себя. Марии это даже нравилось.  Доверие старухи ей очень льстило, а когда та называла ее внучкой, Мария понимала, что это особое доверие. Она поднялась, накинула тулуп, повязала пуховый платок, взяла плетеную котомку, в которой  лежали травки да снадобья. Уже на пороге старуха окликнула ее.
 - Смотри, девка, - серьезно сказала она, - плох старик. Очень плох. Прежде чем травки давать, стань его болезнью. У тебя получится. Ну а потом – ты и сама знаешь.
   Мария кивнула и вышла прочь.
   Пока доехали, уже стемнело. Марию проводили к больному. Он лежал на мягкой перине, исхудавший и бледный. Глаза закрыты. Дыхание жесткое и прерывистое.
   В комнате было сильно натоплено.
 - Мерзнет он все время – пояснила хозяйка. В глазах ее навернулись слезы и, вдруг, поклонившись Марии, она с надрывом произнесла – Помоги, матушка…. Я ведь помню тебя, ты меня на ноги подняла прошлой зимой. Помоги, Христа ради….
 - Вы идите, помолитесь лучше, - Мария обняла ее за плечи, замерла на секунду, потом повела в сторону двери – Всем скажите, чтоб молились. На все воля Божия. И в комнату не входите, пока я не позову.
   Когда осталась одна, порылась в котомке, достала соломенную куклу, размером с ложку, пошептала над ней и положила рядом с больным.  Села на стул и молча, стала смотреть на тяжело дышавшего старика.  Она смотрела долго, пока не увидела в его груди черную змею, свернувшуюся клубком.  Мария впилась в неё взглядом, будто пальцами прогладила каждую её чешуйку, каждую складку на ее блестящей черной коже. Не отрывая глаз, почувствовала, ее дыхание и стала дышать ей в такт, ощутила, как горяч воздух вокруг неё и мысленно стала этим воздухом. Обняла, обволокла, свернувшуюся клубком гадину, прилипла к ней, точно повторяя все ее изгибы, растянулась вдоль ее тела, растеклась по ее вытянутым почкам, обволокла каждый позвонок, заполнила ее желудок и единственное легкое, поползла по мускулистому пищеводу, слилась с ее леденящим смертельным ядом. Сделала вдох, потянулась., почувствовала каждую клеточку своего длинного скользкого тела. Открыла глаза и медленно поползла  через грудь старика наружу, прямёхонько к соломенной кукле.
   Старик задышал еще тяжелее, но как только змея погрузилась в куклу, успокоился, его дыхание выровнялось, а на щеках появился румянец.
   Мария шумно выдохнула воздух, схватилась руками за голову. Все кружилось, и шумело в ушах. Она открыла глаза. Посмотрела на соломенную куклу, на старика, который спокойно спал, взяла куклу и бросила в печь. Полыхнуло белое пламя. Мария быстро начала читать заклинание, которому научила ее старуха.  А пока шептала, в ее памяти все всплывал силуэт того незнакомца, что встретила в тайге.
   На ночь она осталась в доме Корнильевых и крепко проспала до утра. И всю дорогу, пока приказчик Корнильевых вез её сквозь заснеженный лес домой, она тоже крепко спала.  Ей снилось, что рядом летит ангел и закрывает ее крылом от черного дыма.   И только старуха–ведунья не спала всю ночь – одну за другой она жгла еловые ветки и все шептала что-то в полумраке своей землянки, затерянной в тайге.


4.

   Уже не первый раз набирала Магдалена номер Алонзо, но его телефон не отвечал. До рассвета оставалось не больше часа.  И на востоке сквозь небо поползла светлая полоса.
   Дети мирно спали.  Даже близнецы Эмиль и Антонио не капризничали сегодня.  Магдалена заглядывала периодически в их комнату – но оба мальчика тихонько сопели, а неугомонный Антонио даже улыбался во сне.
   «И вам я сегодня не нужна», -  подумала Магдалена и грустно улыбнулась. Опять набрала номер Алонзо – его телефон был отключен. 
   Накануне вечером он сказал ей, что заглянет в бар на час-другой. Последнее время это часто случалось. Магдалена никогда не возражала – она даже и не думала ограничивать его свободу. Но… сейчас она понимала – их отношения изменились. Вернее, изменилось отношение Алонзо к ней.
   Магдалена укуталась в мягкий плед и вышла в сад, села в уютное плетеное кресло-качалку в беседке, что была увита розами – её романтический уголок, в котором она дремала в свободное время и пролистывала произведения любимых авторов.  Еще было темно.  И очень тихо.
   Все мысли были об Алонзо.  Она по-прежнему безумно любила его. Но что происходило с ним?
   Она вспомнила их счастливые времена.  На свадьбу отец Алонзо подарил им крошечный ресторанчик недалеко от порта.  Это было настолько неожиданно, что Алонзо даже растерялся сначала. Ресторанчик был совсем неприметным, но там работал замечательный повар.  Магдалена училась на дизайнера, и это была прекрасная возможность проявить свои способности. Через несколько месяцев ресторанчик приобрел совсем другой вид.  Сделав ставку на туристов, Магдалена загорелась идеей традиционной итальянской остерии -  небольшого семейного ресторана с типичной итальянской кухней.  Два невзрачных зала превратились в настоящий музей итальянского  быта.  Пытаясь сэкономить деньги с одной стороны и наслаждаясь каждой минутой, проведенной вместе, с другой стороны, Магдалена и Алонзо частенько по выходным колесили по небольшим городам и крошечным селениям Италии в поисках старой мебели и всевозможной домашней утвари. Каждый предмет Магдалена собственноручно реставрировала и заботливо определяла ему место в интерьере ресторана. Но самой большой ее «находкой» стала прозрачная  стена, разделяющая гостевой зал и кухню. Увидев однажды как их повар, виртуозно и зрелищно, будто артист на сцене, вручную лепит пасту и как ловко вынимает пиццу из старой дровяной печи, она решила во что бы то ни стало это использовать. Собственно это и было их самое большое вложение – переоборудование кухни, центром которой стала традиционная дровяная печь, будто главная декорация, вокруг которой происходило некое действо – создание шедевров неаполитанской кухни.  Уже через полгода от клиентов не было отбоя, а их повар, как жонглер играющий продуктами за прозрачной стеной, стал настоящей звездой.
   Дела пошли в гору. Окрыленные успехом, Магдалена и Алонзо начали баловать себя дорогими вещами и собирать шумные вечеринки с множеством веселых гостей. Через пару лет они открыли еще один ресторанчик. Магдалена пропадала там целыми днями, лично встречая гостей на уставленной геранью террасе. 
   Потом родилась Лаура.  К этому времени они переехали в просторную квартиру в центре Неаполя.  Магдалена полностью погрузилась в свое счастливое материнство, а все заботы  бизнеса легли на Алонзо. Ему хотелось большего – он стал  мечтать о сети ресторанов. Зарегистрировал бренд – «Остерия Бертони» и начал искать инвесторов. Алонзо постоянно встречался с какими-то людьми, стал часто уезжать в Рим. Магдалена ужасно скучала, но из-за Лауры не могла его сопровождать, как это было раньше.   Наконец Алонзо нашел нового партнера и спустя какое-то время ресторан с таким же названием открылся и в Риме.  К этому времени родились близнецы. Магдалена совсем отошла от дел, так как дети занимали все ее время.  Алонзо перевез их в этот дом – он был очень просторным, здесь для всех было место.  Когда-то, ютясь в комнатке над лавкой Андре Бертони, они мечтали о том, как купят дом и будут каждые выходные приглашать туда друзей.   Магдалена сама оформила гостиную и террасу, чтобы было удобно собираться большой компанией. Но… компании больше не собирались.  Алонзо почти все время проводил в Риме. А когда возвращался, занимался делами двух ресторанчиков в Неаполе. Все его мысли были в бизнесе. Ему постоянно кто-то звонил, он все время куда-то торопился - у него не было и минуты на жену и детей.
   Магдалена не обижалась. Она понимала, что все это он делает ради них.  Она по-прежнему любила его, скучала и ждала. А в те редкие дни, которые он все же проводил с семьей, она устраивала милые семейные праздники и чувствовала себя счастливой.
   Шум подъезжающего автомобиля оторвал ее от воспоминаний. Магдалена поняла, что вернулся Алонзо. Её сердце вздрогнуло – она так ждала его… и так боялась этой встречи.
   Раздался стук входной двери.
   Уже совсем расцвело. С моря потянуло прохладой и сыростью.
   В окне второго этажа, как раз там, где была их спальня, несколько раз мелькнула тень.
   Магдалена не двинулась с места.  Она буквально почувствовала сердцем растерянность мужа – обычно, когда он возвращался, она мирно спала в их супружеской постели. А сегодня там было холодно и пусто. 
   Она представила, как он идет по коридору и заглядывает в комнату близнецов – но жены там тоже нет. Алонзо открывает дверь в комнату Лауры -  но и там находит лишь крепко спящую дочь.
 - Интересно, что он думает сейчас?
   Магдалене хотелось, чтобы он заволновался, чтобы сердце его дрогнуло, так же как и ее накануне.  Ей захотелось, чтобы он испытал это щемящие чувство – когда теряешь что-то очень важное.
   Тень мелькнула в окне столовой.  Раздался шорох и Алонзо вышел в сад.  Он действительно был растерян. Не сразу заметил Магдалену за изгородью, увитой розами.  Постоял какое-то время и неуверенно пошел к беседке.
   Магдалена не сводила с него глаз. Её сердце лихорадочно стучало.
 - Почему ты здесь? – спросил он уставшим голосом, остановившись у самой изгороди.
 - Я не хочу быть одна. – Голос Магдалены звучал ровно, однако напряжение и тревога, будто утренний туман заполнили воздух.
   Алонзо молчал какое-то время, отстраненно смотрел куда-то в пустоту.
 - Пошли спать, - наконец произнес он, слегка раздраженно.
 - Спать? – Магдалена  в упор посмотрела на мужа. – Алонзо, уже утро! Ты ничего не хочешь мне сказать?
 - Я ничего не собираюсь тебе говорить. – Раздражение нарастало. – Я работаю целыми днями и имею полное право иногда просто расслабиться.
 - Алонзо! Ты мог хотя бы предупредить меня! Я волновалась!
 - Магдалена, о чем тебе волноваться? – его голос зазвучал резко. - У тебя все есть, посмотри! Все твои подружки завидуют тебе! Я работаю день и ночь именно для того, что бы ты не о чем не волновалась. Этот дом, машина, дорогие вещи, няня, домашняя прислуга – все это я делаю для тебя и для наших детей!
 - Алонзо! – перебила его Магдалена, - я волновалась за тебя.
 - Я взрослый мужчина. Я вправе проводить время так, как мне нравится.
 - Но я и не пытаюсь ограничить твою свободу. Я говорю о своих чувствах – о том, что я люблю тебя и волнуюсь.
 - Я тебя умоляю – не надо говорить мне книжные фразы! Ты ревнуешь – так и скажи! Но я был не с женщиной, а с друзьями.
 - Ты мог просто ответить на звонок.
 - В баре было шумно, - резко и очень холодно  ответил Алонзо, после чего развернулся и уверенно пошел к дому.
 - Я ужасно хочу спать. Я работаю в отличие от некоторых.
   Магдалена не верила своим ушам. Да, в последние месяцы он был очень холоден, они мало общались, Алонзо приходил домой уставшим и нервным.  Ужинал молча, пролистывал газеты во время десерта и часто засыпал прямо в гостиной.  Но никогда он не был таким чужим и далеким, как сейчас. Он будто специально хотел обидеть ее, смеялся над ее чувствами, не верил в них. И это ранило больше всего.  Магдалена почувствовала, как слезы покатились по ее щекам.

   После чудовищной недели, полной взаимных упреков и оскорблений, Алонзо надолго уехал в Рим. Он почти не звонил. А на предложения Магдалены приехать к нему с детьми на выходные, сухо отвечал «Не стоит», ссылался на то, что у него слишком много работы.  Но Магдалена чувствовала, что это не так. Да и знакомые время от времени говорили о том, что в Риме Алонзо ведет веселую жизнь. 
   Между тем, в связи с его длительным отсутствием Магдалене пришлось взять на себя управления двумя ресторанами в Неаполе.  В одном из них не все было гладко.  Но Магдалена с радостью взялась за работу, в надежде отвлечься от тяжелых мыслей. Она то и дело вспоминала тот счастливый период, когда они занимались обустройством своего первого ресторанчика у порта. Он и сейчас был одним из излюбленных мест для туристов и приносил хорошую прибыль. Все сотрудники, которых тогда лично приняла на работу Магдалена, и по сей день работали там. Она приходила в остерию, как к себе домой и ее встречали как самую долгожданную гостью.  Марко (тот самый повар) специально для нее готовил какой-нибудь новый салат и ее любимый панна котта со свежей малиной и ежевикой.  С каждым предметом здесь были связаны воспоминания, и Магдалена часто замирала у какой-нибудь старинной вещицы, погружаясь в свои теперь уже отнюдь не веселые мысли. Яркие счастливые мгновенья прошлого так сильно отличались от того, что происходило в ее жизни сейчас. 
   Дом без Алонзо казался  пустым и одиноким.  Оставив детей с няней, она бежала оттуда, чтобы с головой уйти в работу. Но Алонзо был везде. Каждый уголок Неаполя хранил его образ. В  той первой остерии у порта каждая вещь дышала им. А во второй то и дело возникали проблемы, требующие  новых решений,  и опять все упиралось в Алонзо - без него Магдалена таких решений принимать не могла ни юридически, ни морально.  Приходилось вновь и вновь звонить ему в Рим, а он лишь злился. Он был уверен, что жена специально выискивает разные причины для звонков и таким образом пытается контролировать его жизнь. В результате проблем в бизнесе становилось все больше, а спокойствия и взаимопонимания все меньше.
   Через два месяца у Магдалены случился нервный срыв.  Их семейный врач настоял на госпитализации. В состоянии сильного нервного истощения ее поместили в одну из клиник в тихом зеленом уголке Неаполя.  Магдалена попросила, чтобы к ней пускали только детей и самых близких родственников. Она ни кого не хотела видеть. То ли под действием лекарств, то ли и в самом деле от невыносимой усталости, накопившейся за последние недели, женщина постоянно хотела спать. Стоило только прислонить голову к подушке, как мир становился совсем другим. 
   Ей снилось, как она еще юной девчонкой спускается к набережной и по огромным валунам подходит к самой воде. Но волны – такие холодные! От ледяной воды по телу идет дрожь. Магдалена поднимает взор и видит, как над морем летят белые снежинки. Их все больше и больше. И вот уже почти ничего не видно. Снег в Неаполе случается не часто.  Но эти сны были переполнены снегом. Он был повсюду. Из-за него море превращалось в белую бесконечность. Он покрывал угловатые валуны на набережной, и крыши, и непривычно голые ветви деревьев. Иногда в этих странных снах Магдалена пыталась бежать.  Но вокруг был серый зимний лес. И заснеженные ветви то и дело хлестали по лицу. Эти сны были полны холода и одиночества.  Но они были полны и какого-то внутреннего покоя. И силы. Устав бродить по заснеженным просторам, замерев в потоке бесконечных снежинок, Магдалена погружалась в странное состояние – все ее чувства и мысли будто засыпали. И этот  необычный сон во сне приносил ей облегчение и успокоение.
 - Магдалена, у меня такое чувство, что вы находитесь в состоянии анабиоза – сказал ей психотерапевт на одном из сеансов. – Все замерло в вас и ждет какого-то сигнала…
 - Возможно. – Безразлично ответила Магдалена, даже не взглянув на доктора.
 - И чего же вы ждете?
   «Чего я жду? – Магдалена молча смотрела на белую дверь, отделявшую ее палату от коридора клиники. - Чего я жду?...»
 - Я жду, что эта дверь сейчас откроется. И я увижу Алонзо. Он  нужен мне.  Чтобы жить.
   Да, она ждала именно его. Все эти нескончаемые  дни в клинике Магдалена ждала, когда он, взволнованный,  войдет в ее палату, когда он обнимет ее,  попросит прощения за ту боль, которую причинил ей. Она ждала его раскаяний. Его испуга за ее здоровье. Его присутствия, в конце концов.
   Но Алонзо не приходил. И даже не звонил. Лишь однажды посыльный принес стандартный букет от него и крошечную открытку, на которой было напечатано «Выздоравливай». И больше – ничего.


5.

   К лету старуха умерла.
   Марию охватила глубокая тоска.  Два или три месяца не выбиралась она из лесной глуши. Все сидела неподалеку от своей землянки, все смотрела куда-то сквозь  частые деревья и листву, словно пытаясь увидеть тот, другой мир, в который как-то  поздним вечером ушла старуха-ведунья.
   А под осень ее, наоборот, нестерпимо потянуло к людям.  Повадилась она уходить из своей землянки надолго, в большое село, то самое, где был дом Корнильевых.  Ходила по улицам, все схватывала, все запоминала – кто с кем дружит, кто как смотрит, куда ходит, что в сердце носит. Сядет иной раз у развилки, что почти  в центре села и до-о-олго сидит, провожая глазами прохожих.
   Там и заприметила ее работница Корнильевых, что приезжала к ним зимой. Узнала,  обрадовалась, стала в дом звать. Когда накормит горячей похлебкой, а когда и переночевать оставит.  Были благодарны они молодой знахарке за то, что батюшку на ноги подняла.  И хозяйка сама выходила, всегда была с ней приветлива, ласкова, не скупилась на угощения.  Особенно смягчилась,  как узнала, что старая ведунья умерла, и Мария совсем одна осталась.
   В тот день  Мария зашла как обычно.  Авдотья, так звали работницу, пироги пекла. Не успела Мария сесть, как ей на колени тут же прыгнул лохматый бело-рыжий котенок. Он всегда ее встречал. Она стала трепать ему загривок. А Автотья в это время рассказывала про домочадцев – вся ее жизнь с ними прошла, они как родные ей были.
   Слушала ее Мария, да почувствовала, что стало ей как-то не по себе. Будто еще кто-то в комнате есть и все следит за ними. Оставила она котенка, поднялась,  прошла туда-сюда – даже в груди жарко стало – чувствует что-то, а что не поймет.
 - Кто-то был у вас, Автодья?
 - Кто был? – удивилась старушка.
 -Гости были, спрашиваю? Недобрые какие-то гости…..
 -А! - спохватилась работница, - ведь и вправду были! Ту неделю еще были.  Батюшка как увидел экипаж купца Походяшева, побелел аж весь, родимый. «Опять,- говорит, - нелегкая его принесла!» Так и сказал: «нелегкая». А тот уж в дверь тарабанит. А за ним помощник этот его – чернее черной тучи! – Авдотья вздрогнула и перекрестилась. - Носит же земля таких злодеев!
 - Это почему же он злодей?
 - Так разве ж добрый человек так смотрит?
   Мария задумалась. Поняла она о ком речь.  Вспомнила, что не раз за  последние недели в селе его встречала.  А как встретит, как увидит его монашеские одежды, так и вздрогнет, так и услышит голос старухи «Не приближайся к нему!». Проводит его глазами, а на душе скверно.
 - А что, хозяйка-то дома?
 - Дома матушка, дома. -  Авдотья ловко достала из печи пирог. – Говорю ж, занемогла что-то. Почивает у себя.
 - Схожу-ка я к ней, Авдотья, может, помогу чем. – Мария уверенно направилась в комнаты хозяев.
 - И вправду – сходи, – ответила Авдотья, но Марии уже и след простыл. Она шла по коридору на хозяйскую сторону. Перед входом в гостиную остановилась, прислушалась к своим ощущениям – в груди жгло и по-прежнему казалось, что кто-то внимательно наблюдает за ней.
   Старшего Корнильева и сына его дома не было – вот уж несколько дней как уехали. Из девичьих комнат доносились голоса.  У хозяйки было тихо.  Мария вошла не постучав. Женщина спала. Ей и вправду нездоровилось – лицо ее не было умиротворенным, как это обычно бывает у спящих. Оно отражало какую-то глубокую внутреннюю борьбу и страдания.
   Мария огляделась.  Села на краешек обтянутого шелком стула.  Дурное предчувствие по-прежнему не давало ей покоя. Она закрыла глаза.  Почувствовала, как из углов просторной и обычно светлой комнаты на нее надвигается темень. Тяжелый мрак был повсюду. Он подступал, и в голове становилось дурно. Не открывая глаз, Мария начала тихонько, едва шевеля губами, читать заклинания, которым научила ее старуха.
   «…Как Даждьбог ночь от солнца дневного отделяет, как Перун Явь и Навь разделяет. Силой Огня Небесного, Силой Земли-Матушки, пусть сгорят все чары черные, пусть сгорят слова все злые…»
  Будто заслушавшись,  будто боясь пропустить хоть слово, Черная Темнота стала недвижимой.
   Мария тем временем продолжала шептать.  При этом она представляла, как внутри нее распускается прекрасный иссиня-белый цветок, как раскрываются его упругие и сильные лепестки, как всю комнату наполняет тонкий пьянящий аромат, и как ослепительный свет озаряет  каждую клеточку ее тела.   Она дышала глубоко.  И с каждым выдохом становилось светлее, легче и спокойнее.  Вскоре этот синеватый свет заполнил весь дом Корнильевых, но Мария чувствовала, что  тяжелый и липкий мрак все еще где-то рядом.  А за ним грозно и недвижимо стоит чья-то тень. 
   Еще несколько дней после этого Мария жгла по углам разные травки и еловые ветки, шептала молитвы и заклинанья и в каждой комнате повесила сделанный собственными руками оберег.
   Потом ей сделалось нехорошо. Несмотря на все уговоры хозяйки остаться, Мария, шатаясь от навалившейся вдруг слабости, побрела в свою глушь.  Она почти не помнила, как дошла до землянки, как легла на скамью, где обычно спала старуха и как забылась тяжелым сном.  Ей снилось, что над землянкой кружат черные как смоль вороны. От их пронзительного крика все тело начинало дрожать.  Становилось холодно. Прямо над ее головой  тоскливо завывал ветер, и он же, беснуясь  от злости, трепал ветхую дверь землянки, стучал, что было силы, одной единственной изношенной ставней и срывал со стен вязанки сушеных трав.
   Потом все стихло.
   По венам снова побежало спокойное и уютное тепло. Кто-то пел колыбельную  Негромко.  Будто удаляясь. 
   Проснувшись, Мария долго не могла вспомнить, что произошло. Смотрела по сторонам и ей казалось, что вот-вот войдет старая ведунья и, тяжело ступая, направится к своим травкам-муравкам. 
   Но старуха не вошла. Лишь за дверью послышался шорох. Мария выглянула из землянки – чей-то силуэт мелькнул вдалеке за соснами.  Бесшумно и быстро, как лисица,  девушка выскользнула наружу и, прячась за вековыми деревьями, последовала за ним. Высокий мужчина в одеянии монаха быстро удалялся в сторону дальних поселений. 
 - Вот я и перешла тебе дорогу. Права была старуха.
   Какое-то время  Мария шла за ним, но перед оврагом остановилась.  Выдернула несколько выбившихся из косы волосинок, что-то быстро пошептала над ними и бросила ему вслед.  Мужчина внезапно остановился, будто что-то почуял.  Обернулся.  Мария больше не пряталась.  Она стояла на краю оврага и, не отрываясь, смотрела на незваного гостя. Их взгляды встретились.

   Спустя какое-то время пошел снег. Тяжелые крупные хлопья быстро покрыли все многоцветие осени.  Уж не было видно ни тропинок, ни дорог – а снег все сыпал.
   Мария с детства любила такие дни.  Ей казалось, что весь мир погружается в тишину. Сливаются воедино небо и земля.  Прячет, укутывает белое пушистое одеяло все звуки, всю смуту, всё дурное. И даже ночи становятся светлыми. Где-то каркнет ворона – и звук этот длинным приглушенным эхом летит над землей.
   Она жгла еловые ветки, вдыхала резкий хвойный аромат и подолгу смотрела на танцующий огонь. Щёки её горели, и приятный жар распространялся по всему телу.
   Но в этот раз умиротворение не приходило. Отчего-то было тревожно.
   Посидит немного у очага – и мечется по своей крошечной землянке, как раненая волчица. Будто ждет чего. Ждет. То на дверь посмотрит, то прислушается….  Издалека, ох, как издалека, стало подступать предчувствие беды.
   Собрала Мария свои котомки, травки свои да зелья, и пошла в сторону сёл. Стучалась в каждую избу, спрашивала, не болен ли кто, не нужна ли помощь. Кто знал её – привечал. И накормят, бывало, и ночевать оставят. А бывало, и о помощи попросят – полечить ребеночка или старика, а кому и оберег или на суженого поворожить. Были и те, кто гнал со двора. Но она не обижалась – что ж обижаться-то, коль ведьма она и есть.
   Зачем шла – сама не знала. Сердце подталкивало, а ноги несли. С людьми было легче, некогда было думать о дурном.  Да и узнать, где и что происходит, можно было только так: народ-то - он простой, что знает, всё расскажет.
   К ночи пятого дня забрела в глухую деревню, будто случайно брошенную у скалистых берегов величественной реки.  Попросилась на ночлег. В крошечной каморке, куда поселила ее хозяйка, сильно пахло квашеной капустой и еще чем-то резким, похожим на запах  звериных шкур.  Но Марии было все равно. Забравшись с ногами на жесткую лавку и закутавшись в тулуп, она долго смотрела на играющий огонек свечи.
 - Принесла же нелегкая эта ведьму – ворчал в комнате хозяин, - почем пустила?
 - Да не ведьма она - знахарка, – шептала быстро его жена, - тишь ты! Худо сориться с такими гостями. Пусть переночует, можь пригодится еще.
   Пламя то плясало, то замирало. Становилось пурпурным, а потом вдруг белым, распадалось на множество бликов, и собиралось  опять в чудесное мерцающее перо Жар-птицы.  Мария так замерзла, шагая по заснеженным тропам, что всем своим существом была в этом крошечном огоньке.  В нем, как в зеркале, отражался целый мир: леса, и снега, и люди, идущие по дорогам, дома, и далекие дворцы….  И вот в какой-то момент ей показалось, что там, в огне, рушится какое-то здание,  и все бегут, женщина кричит, вскинув руки….  Стало очень больно. Кто-то корчился в огне и звал на помощь.  Мария напряглась, внимательно вглядываясь – кто это?  Пламя затрещало. И вдруг она поняла, что это лицо старика Корнильева.
   Знахарка подскочила. Свеча погасла. Первая мысль была «Спешить, Корнильевым нужна помощь». Постояв несколько мгновений в кромешной темноте, Мария начала искать свои котомки, нашла их, ринулась к выходу.  Темный силуэт преградил ей дорогу.
 - Стой! – отчетливо услышала она голос старой ведуньи. Будто ведро ледяной воды вылили ей на голову, Мария отступила. Стала вглядываться в темноту – никого.  Села на лавку, снова зажгла свечу – в каморке было пусто.
 - Нельзя мне туда. – Едва слышно произнесла она. – Иначе бы старуха не появилась. Что же там все-таки происходит?
   Откинувшись на бревенчатую стену, Мария надолго задумалась.  Затем порылась в своей дорожной сумке, достала вязанку аккуратно сложенных еловых веточек, присыпала их чем-то пахучим, брызнула из склянки заговоренной воды по углам, начала  зажигать ветки от свечи одну за другой и пока они горели, что-то  жарко шептала прямо в огонь.
   Она решила, что раз ей нельзя пойти к Корнильевым, то она должна помочь им хоть так, на расстоянии.  Глядя в огонь, она представляла, как идет по их большому дому, заглядывает в каждый угол, освещает его огнем, проверяет свои обереги.  Она мысленно  подошла к каждому из членов семьи и каждого обнесла мерцающим синим пламенем.
   Мария выбилась из сил. Уснула, продолжая что-то шептать во сне. А когда проснулась, в коморку лился слабый неровный свет из сеней. На улице уже рассвело.
   В душе царила чудовищная пустота.  Знахарка решила возвращаться к себе.  На её счастье  один из мужиков собрался ехать в Хворово, а оттуда ей уже рукой подать – за день можно пешком дойти.  Взял он её с собой в сани.
   Ехали долго. А как приехали, поблагодарила она его, пошла к знакомым людям, ночь переждать. Там и рассказали ей, что на заводе Корнильевых рано утром  сильный пожар был.  Да прямо рядом с конторой. И старый хозяин, и сын его чуть не сгорели было.  Да Бог помог, видно - чудом спаслись, погорели только,  особенно старик. Увезли их в город, и вся семья туда уехала еще засветло.
   К утру небо затянуло тяжелыми серыми тучами. Но дорога была уже укатана, и идти было легко.  Если б не ледяной ветер, Мария и не заметила бы, как прошла полпути. Однако ветер усиливался. К тому же с неба посыпалась мелкая колючая снежная крупа. Ветер с размаху бросал её в лицо, отчего казалось, что щеки пронзают острые иглы.  Ресницы покрылись инеем. Приходилось прикрывать лицо рукой, чтобы было видно, куда идёшь.  Началась самая настоящая вьюга.   Зима в эти края всегда приходит раньше срока, но все же в это время года редко так метёт.
   Возвращаться обратно было поздно. Мария хорошо знала местность, поэтому  упорно шла вперед.  Лицо замотала шалью. Старалась держаться знакомых ориентиров. Очередной порыв ветра заставил зажмуриться, закрыться руками и присесть на корточки.  Через несколько мгновений она открыла глаза. Ей показалось, что вдалеке виднеются сани.
 - Э-э-эй! – закричала она, взмахнув руками, и сделала несколько шагов по направлению к ним. Сани как будто стали приближаться.   Мария сделала еще несколько шагов.  Новый порыв ветра засыпал лицо колючим снегом, Знахарка  отвернулась, обтерла лицо рукавицей, а когда повернулась вновь – никаких саней не было.  Она стала пристально вглядываться в белую пелену, но лишь темные силуэты деревьев просматривались сквозь  беснующийся снежный ураган.
   «Почудилось видно. - Решила она. - Надо спешить, иначе до темноты не успеть»,


6.

   Магдалена не спеша подъехала к самой калитке, припарковала машину.  Но прежде чем  войти в тенистый дворик, задержалась по обыкновению, посмотрела, как в просвете пиний поблескивал Неаполитанский залив.  Это был один из редких дней, когда над городом с самого утра пушистыми кудрявыми нитями потянулись облака. Сначала легкими и прозрачными. Потом более плотными и густыми. И вот сейчас, к вечеру, они уже цеплялись своими грузными волнистыми краями за холмы, отчего становилось еще более сумрачно, а вода в заливе казалась розовато-серой.
   Магдалена прошла в глубину садика, там, будто антикварная игрушка, прятался двухэтажный дом.  В нём была её студия.  По деревянной лестнице на второй этаж – и вот, она в своем милом уголке, среди эскизов и старинных вещиц. 
   Её помощница уже  ушла, рабочий день давно закончился.  На  столе  в невысокой прямоугольной корзине красовались  крупные розы – белые, с чуть розоватыми прожилками. На карточке было написано:  «Прекрасной сеньоре  от  Умберто Муцио» 
   Магдалена едва заметно улыбнулась, вытянула из корзины одну розу, вдохнула ее нежный аромат.  За окном раздался слабый шорох – это дождик начал моросить по листьям и ветвям альбиций.  На душе стало как-то грустно.  Она достала телефон и набрала номер.
 - Умберто, спасибо. Прекрасные цветы. Я знаю, что ты звонил, извини, я не могла ответить.  Наверное, уже поздно? Нет?  Хорошо,  буду ждать тебя в студии, я действительно, голодна.  До встречи.
   В ожидании Умберто Магдалена села в просторное кресло.
   Здесь  она провела много вечеров. Всегда, когда Алонзо забирал детей в Рим, она приезжала сюда.  Работала, чтоб не думать. Чтобы не вспоминать, в какое бесконечное одиночество превратилась ее счастливая семейная жизнь.
   Шорох за окном усиливался.  На его фоне воспоминания становились ярче.
   Сегодня Алонзо позвонил в разгар рабочего дня.  Он всегда так делал. Будто специально выискивал момент, чтобы смутить Магдалену и перепутать ее чувства. Он сказал, что увезет детей на неделю или на две, пока еще не решил.  Сказал, что он уже входит в их дом, и что если Магдалена хочет попрощаться с ними, ей стоит поторопиться.  Пришлось извиниться перед заказчиком и поехать домой, чтобы помочь детям собраться и поцеловать их перед отъездом.
   Алонзо уже давно не жил с ними, приезжал лишь повидаться с детьми. Или забрать их, как сегодня.  Он был хорошим отцом, и дети его обожали. Поэтому Магдалена спокойно отпускала и Лауру и близнецов.  Но как он их забирал! Специально (и в этом нет сомнений) пытался сделать ей больно.  Как только уживалось в нем это?  Трогательная отцовская нежность, которую он щедро дарил детям,  исключительная честность и порядочность, которую он проявлял в делах и по отношению к друзьям и… такая изощренная душевная жестокость, напускная (а, может, и нет?) бравада, что так старательно демонстрировал он ей, Магдалене.  Она не понимала.  Она страдала, когда видела это. Её сердце разрывалось на части.  Было очень больно. Однако за два года ее чувства все же притупились - как старый разрушенный дом покрывается с годами мягким пушистым мхом  – таких полно в окрестностях Неаполя.
   В шум дождя  ворвался резкий звук сигнала. Магдалена посмотрела в окно. Сквозь листву едва просматривался  белый автомобиль Умберто.   Взяв сумку и не выпуская из рук розу, Магдалена вышла из студии и пошла вниз по лестнице.
   Умберто Муцио был самым первым ее заказчиком. Почти сразу после того, как Магдалена открыла свою студию дизайна, Николлета, её школьная подруга, привезла к ней Умберто, кажется, он приходился ей каким-то очень дальним родственником.  Умберто купил виллу в окрестностях Неаполя и решил полностью  сменить обстановку внутри, ну и  сделать несколько живописных уголков в саду.  Магдалена взялась за эту работу без особого энтузиазма, но потом увлеклась.  А Умберто,  быстро заметив, как вкладывает она в работу душу, увлекся ею. На его ухаживания Магдалена не ответила. Но как-то постепенно они стали очень хорошими друзьями.  Иногда ужинали вместе и вместе посещали вернисажи и театр.
 - Чудесный дождливый день, не правда ли? – сказал Умберто, когда официант наполнил их бокалы молодым розовым вином.
 - Как ты хорошо это сказал! – Магдалена подняла бокал.
 - За сеньору Магдалену, которая в дождь особенно прекрасна. – Умберто умел говорить комплименты.  И умел делать так, чтобы Магдалена улыбнулась несмотря ни на что.
 - Когда ты сегодня третий раз не ответила на мой звонок, я понял, что ты с Алонзо.
 - Да, он приезжал. Забрал детей в Рим.
 - Магдалена, почему вы до сих пор не оформили развод?
   Макая кусочек белого хлеба в сливочный соус, Магдалена задумчиво молчала.
 - Ведь вы уже давно не живете вместе. Прости. Мне просто трудно это понять. Мне кажется, вы только мучаете друг друга. Вернее, он мучает тебя.
 - Наверное, мы еще любим друг друга…
 - О! Магдалена!
 - Ну, хорошо, я все еще люблю его.
 - Это иллюзия, Магдалена! Я об этом и говорю. Не оформляя развод, Алонзо специально заставляет тебя надеяться, вместо того, чтобы отпустить и позволить быть счастливой.
 - Он совсем не так плох, Умберто. - Магдалена смущенно улыбнулась.  Умберто покачал головой и возвел глаза к небу.
 - Правда, Умберто. Мы с Алонзо просто запутались.
 - Он запутался.
 - Хорошо, он запутался.
 - Ты, правда, веришь, что он еще вернется?
   Магдалена снова задумалась. Глядя, как играют блики уличных огней на мокром стекле, она вспоминала свои девичьи бессонные ночи, и миллионы морских брызг, взлетающих над серыми валунами на набережной. «Неужели я и вправду никогда не смогу от тебя уйти, Алонзо? - думала она, точно также как и тогда, в свои 16 лет. – Почему моя душа снова и снова, не смотря ни на что, возвращается к тебе?»
   После ужина она решила еще поработать в студии. Но не стала. Долго сидела в кресле напротив окна и смотрела,  как морской ветер,  налетающий на Позиллипо с залива, треплет почерневшие под сенью ночи листья деревьев.  Прошлое оживало.
   Когда Алонзо сказал, что им нужно пожить отдельно, Магдалена ощутила, как гигантская штормовая волна всей толщей воды обрушилась и накрыла её. Стало нечем дышать. Ничего не было видно. Сердце будто замерло, забыло, что нужно биться, работать.  Слезы душили. И все слова потеряли какой-либо смысл.  Несколько дней она практически не выходила из спальни, пока однажды не пришел их семейный адвокат и не сообщил, что Алонзо продает обе остерии в Неаполе.  Магдалена не верила своим ушам.  Между тем остерии были проданы. Алонзо положил треть денег с продажи на счет Магдалены, остальные  вложил в свои римские рестораны.
   Мир рухнул. 
   В какой-то из этих невыносимых дней, Магдалена оставила детей с няней и вышла из дома. Она надеялась хоть как-то развеяться, но мысли были только об одном.  Будто ослепнув и оглохнув, она бродила по гудящему как улей Неаполю, не видя и не слыша ничего вокруг.  Ноги сами вели ее странным и путаным маршрутом. Под палящим солнцем, не замечая ни шума, ни послеобеденной тишины, сменившей его,  она вышла к набережной и долго шла вдоль моря.  Так больно  ей было в душе, что она не чувствовала ни жары, ни жажды, ни каблуков, из-за которых уже начала спотыкаться, ни острых камешков, попадавших в летние туфли.
   Какой-тот автомобиль остановился рядом и мужчина за рулём спросил, не нужна ли ей помощь.
 - Нет. – Ответила Магдалена, едва держась на ногах.  Видимо, выглядела она очень странно. Мужчина пожал плечами, автомобиль тронулся и уехал, оставив в воздухе едкий запах выхлопного газа. А она все шла.
   Спустя какое-то время она забрела на заброшенную улочку, с покосившимися, но ухоженными домами. Вокруг было много пиний и цветущих кустарников. А туристов почти не было. Где-то внизу безмятежно раскинулся залив,  за ним, в белой дымке виднелся Везувий. Силы почти закончились. Магдалена села на бетонный парапет, вернее то, что осталось от него после многочисленных перестроек.  Вокруг было очень тихо. И только откуда-то издалека слышалась старая неаполитанская песня.
   Только теперь Магдалена поняла, что была на холме Позиллипо.  Уму непостижимо, как она забрела сюда!  Но здесь было хорошо. Хорошо было уставшим от долгой ходьбы ногам погрузиться в прохладную мягкую траву. Хорошо было ослепленным солнцем глазам видеть длинные тени от пиний. И боль будто отступила. Сразу стало легче дышать. Только пить очень хотелось – во рту все пересохло.
   Из маленького садика выглянула пожилая сеньора. Внимательно посмотрела на измученную и уставшую Магдалену, исчезла и появилась вновь со стаканом воды на крошечном подносе.
 - Пей, деточка, - сказала она и как добрая фея из волшебной сказки протянула Магдалене стакан.
   Магдалена жадно глотала холодную воду и думала о том, случайно ли она оказалась здесь - на Позиллипо.  Случайно ли пришла она со своей болью  на холм, который называется «утоление боли»?
   Вернув стакан на поднос, неожиданно для себя самой  Магдалена спросила, не продается ли на этой улочке дом или квартира.
 - Продается, деточка, - ответила пожилая сеньора и направилась к своему садику, - пойдем, я познакомлю тебя с Терезой.
   В квартире Терезы пахло шоколадом и пряными травами. И от этого запаха Магдалене стало совсем легко. Слушая, как Тереза рассказывает про свою квартиру, она сидела на старом, обтянутом шелком стуле и внимательно разглядывала все вокруг.  На одной из стен в тонкой деревянной рамке  весела картина. Присмотревшись, Магдалена поняла, что это икона.  Она встала и подошла ближе. Это была икона Мадонны. Но очень странная. Мадонна была изображена без младенца. В синем покрывале поверх красного платья. В центре – сияющее сердце, пронзенное мечами – три справа и три слева.  Магдалена смотрела, и не могла глаз оторвать.
 - Никогда такую не видела –  наконец произнесла она.
 - Это Мадонна дель Дон. – Тереза замерла на мгновение и с почтением посмотрела на икону. Она спасла моего отца.  Он служил в «Тридентине», кажется в сорок втором. Вы, молодые, и не знаете, наверное, что это такое.   Итальянский корпус, который участвовал во второй мировой. В России. Там было страшно. Голод. Снег.  Отец рассказывал, что они нашли икону в пещере.  И молились ей.  Они думали, что никогда не выберутся оттуда. Не вернутся домой. Мадонна в каменной пещере - это был знак. Знак! Они забрали ее с собой. Отец выжил.  Он так и сказал: «Мадонна дель Дон» спасла нас». Это копия. Сама икона в Венеции, в Местре. Отец туда часто ездил, пока был жив.
 - Почему ее сердце пронзено?
 - Печаль и сердечная боль пронзили ее сердце, когда она увидела страдания своего сына, девочка.  Люди молятся ей, чтобы облегчить свои страдания душевные. И чтобы смягчить сердца враждующих, чтобы добры и милосердны стали люди.
  Утром первого рабочего дня Магдалена вошла в свою новую студию и впервые за долгие недели после ухода Алонзо улыбнулась. Смотрела на свежеокрашенные стены, и на отреставрированную мебель, на буйную растительность за окном  - и чувствовала, как внутри просыпается солнце, и как штрих за штрихом мир снова наполняется красками.  Купив квартиру у Терезы, она продумала здесь каждую деталь, каждая вазочка, каждая картинка была на своем, единственно-правильном месте.  И только одна стена вызывала у Магдалены какое-то смутное волнение, как будто  она что-то упустила на ней, как будто чего-то не хватало.
 - Мадонна дель Дон! – словно вспышка озарила её сознание. – На этой стене висела икона. 
   Магдалене ужасно захотелось еще раз взглянуть на нее. Спустя несколько дней она отправилась в Местре.
   В небольшой часовне никого не было. Горели лампадки. Как и во всех маленьких храмах здесь царила приятная умиротворяющая тишина.  Магдалена практически сразу увидела «Мадонну дель Дон». Облачившись в красивую чеканную серебряную раму, она будто ждала только что вошедшую гостью.  Её пронзенное сердце пылало от боли, а глаза  выражали так много!
   Магдалена приехала молиться.  Просить за свое истерзанное и уставшее сердце. Просить облегчения и сил, чтобы жить дальше.  Всю дорогу она мысленно проговаривала эту молитву и представляла себе лицо Мадонны.  А как только встала напротив, как только взглянула в ее глаза, почувствовала в груди что-то совсем другое. Откуда-то из самых дальних далей ее подсознанья вырвалась абсолютно  другая молитва. Страстная и отчаянная молитва, в которой она просила смягчить сердце Алонзо. Она не просила его вернуть. Но она просила вернуть любовь в его сердце.  Она просила Мадонну помочь ему и не дать оступиться.  Она просила спасти его душу, и просила за его дела, и за его отношения с детьми, и просто за его жизнь, чтобы она была счастливой, а главное -  полной любви. И только о себе она не сказала ни слова.  Ничего не попросила для себя. Так и вышла с мыслями об Алонзо. Огорошенная, растроганная и не понимающая, почему так произошло.  Но уверенная, что эта и была самая правильная и важная молитва на свете.
   Маленькую копию «Мадонны дель Дон» она увезла с собой. И когда  на душе становилось совсем плохо, Магдалена смотрела в ее грустные  ясные глаза.  «Я справлюсь, - думала она, - справлюсь. О, Мадонна! Будь рядом со мной и с Алонзо. Ему нужна твоя помощь. Очень»
   Дождь прекратился.  По мокрым черным листьям побежали неровные серебряно-желтые блики. Это расступились над Позилиппо волокнистые тучи и выпустили на волю отмытую дождем луну.
 - А может прав Умберто? – едва слышно произнесла Магдалена. – Может и вправду надо перестать жить иллюзиями? Может надо просто жить? Своей жизнью жить? Своей собственной. Без Алонзо. – Она медленно потерла пальцами виски, закрыла лицо руками, закрыла глаза.  Сосредоточилась. Будто хотела лучше разглядеть то, что скрывалось у нее в душе. – Завтра позвоню адвокату и узнаю, как оформить развод.   
   Через несколько дней адвокат сообщил ей, что делу дан ход, и Алонзо готов подписать все бумаги.  Эта новость и обрадовала и расстроила Магдалену одновременно.
   Она была рада, что Алонзо спокойно согласился на все её условия. Но при этом, пугающая мысль «больше никогда», материализовавшаяся в стопку документов, которые им с Алонзо предстояло подписать,  будила в ее душе целую бурю эмоций.   Магдалена  отчетливо поняла, что нет никаких иллюзий -  она все еще любит своего мужа. Ничего не изменилось за эти годы – её чувство к нему, как и прежде, было ярким и живым.
   И все же она решила довести начатое до конца.
   «В любом случае, это касается только меня. - Рассуждала она. – Да, я люблю его. Но какое это имеет значение, если он не любит меня? Я не могу его заставить быть со мной. И я не могу его заставить относиться ко мне хорошо.  Мы оба изменились.  Тот период, где мы были вместе – закончился. Да я и сама не смогу жить с ним после всего того, что было. Мне очень тяжело быть с ним рядом.  Всё проходит. Нужно просто пережить это. Просто перешагнуть. О, Мадонна! Спасибо, что даешь мне силы справиться с этим. Спасибо, что не даешь моему сердцу разорваться от боли. Помоги и Алонзо.  Может и ему станет легче после того, как мы окончательно  перестанем быть мужем и женой»
   Подписание документов было назначено на 31 октября, как раз накануне Дня Всех Святых.  В суде они должны были быть в 16.00.  С утра позвонила Николлета.
 -  Когда ты идешь в суд? – спросила она. – Сегодня? Это чудесно!  Давно пора поставить точку в этой истории!  Наконец-то ты станешь свободной и начнешь строить свою собственную жизнь!
 - Николлета,  не торопись! Ты ведь знаешь,  сначала трехлетнее сепарационе. Судья нас не разведет, пока мы официально не проживем врозь три года.
 - И это первый правильный шаг! Это уже законная приостановка брака, не говори глупостей! Я мечтаю, чтобы вы сошлись с Умберто! Он такой милый и так чудесно к тебе относится!  Вам нужно обязательно поехать вместе в путешествие!  Я скажу ему об этом.
 - Перетсань! Об этом не может быть и речи. С Умберто мы просто друзья. 
   Потом позвонил Дарио.
 - Магдалена, что вы делаете, черт возьми? Прекрасная пара, прекрасные дети, бизнес! На всем поставить крест из-за какой-то прихоти?! Я знаю вас с детства, вы просто рвете мне сердце!
 - Дарио, почему бы тебе не сказать все это твоему другу Алонзо?
 - Почему бы мне не сказать это Алонзо? Да потому что я сто раз уже говорил это Алонзо! Сто тысяч раз говорил это Алонзо! И он мне сказал, между прочим, что это ты подала на развод!
 - А что мне оставалось делать, Дарио? Он живет в Риме, я в Неаполе, он постоянно меня оскорбляет, ищет любой способ, чтобы меня  задеть, сделать мне больно. Я так больше не могу! Он разлюбил меня, что тут поделаешь?
 - Да если бы он разлюбил тебя, разве пытался бы тебя задеть?! Ну, увлекся, ну наделал глупостей! Он – мужчина, с нами это бывает. Нет, он идиот, конечно! Но ты ведь женщина! Ты же умница, ты красавица! Соблазни его, околдуй! Вы же это можете! Ты должна его вернуть в семью, к детям, к себе!
 - Дарио, я устала, не хочу об этом говорить. У меня миллион дел еще сегодня.  Чао, увидимся в субботу.
 - Магдалена! Не бросай трубку! Не забывай, вас связывает еще и церковный брак, поэтому чтобы там не решил суд – вы по-прежнему муж и жена! Слышишь меня?! Какое счастья, что в Италии есть сепарационе!
   Во время обеда позвонил Умберто.
 - Как ты? Знаю, что переживаешь.  Хочешь, я пойду с тобой?
 - Это лишнее. Тем более, что заседание закрытое.
 - Я отвезу тебя и подожду в машине. Не хочу, чтобы ты в таком состоянии садилась за руль.
 - Умберто, прошу тебя, не преувеличивай!  Я взрослая женщина, я справлюсь.
 - Он опять начнет тебя оскорблять. Я всего лишь хочу тебя защитить.
 - Он не станет делать это в присутствии судьи и адвоката. Алонзо вполне разумный человек.
 - Хорошо. Ты права. Ты все делаешь правильно. Не падай духом.
   В половине четвертого Магдалена подъехала к Кастель Капуано. Спустя десять минут появился ее адвокат.  Они вошли внутрь.  Алонзо еще не было. 
   Адвокат объяснял ей, как будет проходить процедура.  Магдалена рассеянно кивала и смотрела в окно.  Какая-то смешная сеньора в желтой шляпке, из-под которой все время выбивались седые локоны,  пыталась припарковать свой Фиат и перегородила дорогу. Движение замедлилось. И время будто замерло.  А вместе с ним и сердце – почти не билось. Не отрывая глаз от растерянной сеньоры, которой сигналила вся улица, Магдалена нащупала в сумочке свою «Мадонну дель Дон». Сжала ее в руке. В это время чуть вдалеке показался силуэт Алонзо.  Из-за возникшего затора он не смог подъехать ко входу и быстро шел пешком, едва успевая обходить прогуливающихся не спеша туристов.  Несмотря на последний день октября, солнце палило нещадно, и в его ослепительно белых бликах фигура Алонзо казалась хрупкой и маленькой, будто рыбацкая лодка, затерявшаяся в открытом море. 
   Магдалена смотрела на него всего несколько мгновений, но ей показалось, что прошла целая вечность.
 - Простите, сеньор Грассо, я передумала. – Вдруг сказала она адвокату. - Отзывайте документы. Я не хочу подавать на развод. – И быстро пошла к выходу.
 - Сеньора! Это не возможно! – попытался возразить адвокат, но она его уже не слышала.
  Через час  с небольшим Алонзо буквально ворвался в их дом.
 - Что все это значит, черт возьми?!  Это что, игра такая? Игра, которую ты придумала со своим любовником, чтобы выставить меня посмешищем?  Он здесь? Где он? – Алонзо с силой распахнул кухонные двери, так что в них зазвенело цветное стекло.  Магдалена вздрогнула – такой реакции она не ожидала. Но все же взяла себя в руки:
 - У меня нет никакого любовника, - попыталась сказать она как можно более спокойно.
 - Ну да, да, конечно, ты святая! А я подлец. И ужинаешь ты каждый вечер со Святым Януарием. Я все знаю, Магдалена. Не отпирайся. Я нанял детектива.
 - Зачем?
 -  Он постоянно бывает у тебя в студии, вы постоянного вместе уезжаете, он шлет тебе цветы и подарки… Ну, конечно, вы просто друзья! Конечно! Расскажи это кому-нибудь другому. Ты, видимо, решила отомстить мне за то, что я бросил тебя? Интересно, интересно… В чем же смысл этой мести?  Опозорить меня на весь город? Жена Алонзо Бертони гуляет налево и направо!
   Магдалена  слушала, молча, наблюдая как мечется по комнате возбужденный Алонзо. Она впервые поймала себя на мысли, что ей не обидно, и не страшно, и даже боль отступила куда-то далеко.  Как и там, у Кастель Капуано в нещадных солнечных лучах, Алонзо был жалок и потерян. Именно так видела его сейчас Магдалена.  Когда Алонзо наконец выговорился и сел в кресло, она сказала:
 - Однажды ты объявил, что не хочешь больше жить со мной. Мне было чудовищно больно, но я приняла это. Я нашла в себе силы жить. Без тебя. Жила так, как могла, как получалось.  У меня, действительно, есть друг – Умберто Муцио – и мы часто видимся. Ты можешь думать об этом  всё, что хочешь, но, оставив меня одну, ты дал мне право не оправдываться больше перед тобой.  Если ты хочешь развода – пожалуйста, подавай иск сам, и я подпишу все документы. Я уважаю твой выбор. Но свой выбор я сегодня уже сделала – я выбрала нашу семью.  Слышишь? Тебя! Нашу семью! Потому что, не смотря ни на что, по-прежнему люблю тебя.  Всё в твоих руках, Алонзо.
   Магдалена взяла сумку и вышла из дома.  Она решила прогуляться пешком. Дошла до улицы, по которой когда-то ходила в школу – здесь ничего не изменилось с тех пор, разве что стало больше рекламных вывесок.  Свернула в сторону порта. Шаг за шагом будто прошла через всю свою жизнь.  Вышла на набережную.  Долго смотрела в темнеющую гладь моря.
   С заходом солнца людей вокруг становилось все меньше.  Но город еще гудел за спиной.  Магдалена перешагнула через парапет, как делала это в детстве, и по большим валунам подобралась к самой воде.  Штиль. Волн почти не было.  От моря веяло вселенским спокойствием.  А над его темной глянцевой  гладью распласталось бархатное ночное небо, усыпанное крупными и мелкими звездами.
 - Я знал, что ты здесь. – За спиной раздался голос Алонзо.  Мужчина приблизился и тоже сел на камни у воды. Магдалена молчала. Он тоже какое-то время молчал.
 - Ты права, наверное, - наконец произнес он – какое я имею право осуждать тебя, если сам веду себя как подлец. Не хочу оправдываться.  Что было, то было. Это уже не исправишь.  Когда я получил документы о  разводе от нашего адвоката, мне вдруг стало так тяжело….  Я подумал, что по сути ближе тебя у меня и нет никого. И когда сегодня ты ушла, я знал, что ты придешь именно сюда.  Потому что и у тебя ближе меня никого не было. Мне так кажется.
 - Это правда. – Чуть слышно сказала Магдалена.
 - Ты сделала сегодня свой выбор. Ты выбрала нашу семью.  Что тут скажешь?  Это заслуживает уважения. Я тоже сделал выбор. Я выбираю тебя и детей. Давай попробуем еще раз. Давай постараемся не совершать больше прежних ошибок. Я хочу быть с тобой.
   Откуда-то из темноты прибежала одинокая волна. И еще одна – побольше.  Шлепнулась о каменный берег, и прохладные соленые брызги коснулись губ.  «Кто бы мог подумать, - пронеслось в голове у Магдалены, -  что однажды мы будем вместе сидеть на этом камне? Я и Алонзо.  О, Мадонна! Вот уж точно никто не знает, что приготовил для нас Господь»


7.

   Мария не сразу поняла, что заплутала. Какое-то время ей казалось, что она все еще находит знакомые ориентиры, но когда вместо оврага перед ней вырос утес, сердце нешуточно дрогнуло. Утёс был очень далеко от её жилища.  Она бывала около него всего два или три раза. И где-то рядом с ним на ее памяти должно было быть лесное озеро.  Но из-за вьюги ничего не было видно.  Снежная крупа так и сыпала в лицо, заслоняя весь белый свет.
   Как оно могла тут оказаться? В её голове это не укладывалось. А главное – в какую сторону теперь идти? 
   Самым разумным было переждать вьюгу в каком-нибудь укромном месте.  В сумке у нее были свечи, сухие еловые ветки и спички. Если бы укрыться где-то от ветра и снега, то можно было разжечь огонь и немного согреться. А когда вьюга  закончится (а она обязательно когда-нибудь закончится!) найти дорогу будет гораздо легче. Но где укрыться?
   Она решила подойти вплотную к утесу и поискать там – может, есть какая-то щель среди камней или заросли кустарника. Страх прибавлял сил. Под ногами захрустел снег, а может это сухие ветки под снегом. В этой кутерьме трудно было разобрать что-либо. Впереди что-то темнело. Вполне было похоже на кустарник. Ветер снова усилился. Ну же, еще несколько шагов.  Щеки и пальцы онемели от холода. Но теперь уже было видно – совсем рядом заснеженные ветви молодых  елей и высокие стебли сухих диких трав – там можно было спрятаться.  Еще два-три шага.
   Вдруг под ногами что-то треснуло, посыпалось, земля ушла из под ног, ветки хлестнули по лицу, и Мария покатилась куда-то вниз. Она попыталась схватиться руками за землю, но в рукавицах остался лишь свежий рыхлый снег. Наконец, ей почти удалось удержаться, и будто вновь кто-то толкнул её - она почти кубарем, теряя на ходу свои котомки, покатилась вниз, больно ударяясь о камни.  Еще мгновение – и всё ее тело погрузилось в огонь.  Ледяная вода обожгла лицо, нос и глотку. Невозможно было вдохнуть..  Сердце колотилось как сумасшедшее.  Собрав последние силы, она инстинктивно рванулась всем телом  вверх, и, лишь глотнув холодного снежного воздуха, поняла, что находится в воде – она скатилась прямо в озеро. Смерть наклонилась к ней совсем близко, так близко, что было слышно её хриплое дыхание. Белый свет стал чёрным.  А там, где еще недавно был утёс, стоял монах и хохотал во весь голос.
   Их взгляды снова встретились.  Всё сошлось теперь и стало понятным.
 - Ну, уж нет! Я жива еще! Слишком рано ты обрадовался, – яростно прошипела Мария и почувствовала, как жарко стало от злости в её животе и груди.  Она мысленно ухватилась за этот жар, как одеялом пытаясь обернуть им окоченевшее тело.  Руками стала искать, за что ухватиться, чтобы выбраться из воды.  Берег был рядом, но достаточно крутой и скользкий от снега и льда. 
   Нащупала какие-то сухие стебли, ухватилась покрепче, рванула – но снова ушла с головой под воду, вырванная из мерзлой земли трава осталась в руках. Тело тяжелело с каждой секундой, дышать было все труднее. Перед глазами мелькали черные пятна. И лишь одно она видела четко – монах, не спускающий с неё глаз. 
   Хоть сознание и путалось, она понимала – он, конечно, хоть и причастен к тому, что с ней случилось, но на самом деле его здесь нет. Никого нет, кроме дикой разбушевавшейся природы. Значит и помощи она может ждать только от неё. Опять уцепившись руками за что-то твердое, похожее на камень, Мария всею силой своей мысли  погрузилась  в огонь собственной ярости, что клокотала внутри её тела.
 - …силою огня небесного, силою огня меж небом и землею, силою огня земного - заклинаю! - билась кровь в ее голове - …да сгорят чары темные, да сгорят наузы кощные, да сгорят присухи нави - в черном огне…
   Где-то далеко в подсознании, как из прошлой жизни, возник перед ней образ векового дуба, к которому она так любила ходить, чтобы почерпнуть сил. В  миг она мысленно  стала им.  Наполнились силой корни, потянулись  ввысь к солнцу крепкие ветви, нечувствительной к холоду стала шершавая кожа, многотонной вековой твердью легла под ноги земля. Толчок – и ей почти удалось выбраться наружу, на мягкий снег. Руки крепко держались за прибрежные камни.
   Из самых недр ее души по-прежнему катились в мир странные слова. Лишь единожды слышала она их от старой ведуньи, и строго настрого та велела их забыть и никогда не произносить.  Она и сейчас с укоризной смотрела на молодую знахарку. Но Марии некогда было рассуждать об этом. Один из самых сильных инстинктов заставлял ее бороться несмотря ни на что.
 - …слова мои полны-наговорны, слова мои крепки и тверды…
   Еще толчок – и вода отступила, Мария поняла, что уже лежит на берегу. Сердце колотится, в голове туман.
 -  …от того, кто зла мне желает, от кого страдаю без вины, защити меня! – Сердце вдруг замерло, будто испугалось чего, резкая боль и холод пронзили тело. Прямо перед глазами Мария увидела перекошенное от негодования лицо монаха. - …Прочь пойди, - продолжала она шептать из последних сил, - туда, где солнце не светит, где Мать-Земля не родит, где слав Богам не поют, где правых слов не рекут! Из нашего кола изыди!, Яко пропадом пропади! Мое слово и вера зло победит. Да будет по слову сему!
   Вспышка.  В ослепительно белых лучах человек в одежде монаха стал бледен, жалок и мал, и вскоре исчез вовсе. Женщине показалась, что кто-то несёт её на руках. Нежно и аккуратно. Наверное, так мать должна нести своё дитя. И всё было белым-бело. Легко….
   Но потом она снова почувствовала холод. Совсем рядом стояла старая ведунья. Её седые волосы  выбились из-под платка, а глаза смотрели куда-то вдаль.
 - Э-эх… - заговорила та, - Думаешь, ты  спаслась?  Думаешь, что избавилась от него? Не-ет. Ты навсегда с ним себя связала.  Навсегда. Сама теперь будешь искать его во всех мирах. Сама будешь ходить за ним….
 - Что ты такое говоришь, старуха? – едва слышно произнесла Магдалена сквозь сон,  кутаясь в тонкое одеяло.
   Но старуха лишь покачала  седой головой и заговорила снова:
 - Моли Бога, чтоб  дал он тебе такую любовь и такую силу, чтобы спасти и его душу и свою.  Молись денно и нощно. Только любовь, истинная любовь укажет ему дорогу к Свету. А как шагнет он в Свет из Темноты – и ты будешь прощена.  И ты к Свету пойдешь. Молись. Только молитвою спасёшься.
   Магдалена резко открыла глаза и села. Она не сразу поняла, где находится, какое-то время ей всё еще было холодно и казалось, что вокруг полно снега. Слова седой старухи так и звучали в её голове. Сердце лихорадочно билось.
   Окно спальни было открыто настежь. Осенняя ночная прохлада сменила ушедший  жаркий день, с моря дул ветер.  Магдалена подошла к окну.  Было тихо. Тонкое прозрачное зарево неоновых огней подсвечивало ночное небо Неаполя.
   Алонзо мирно спал.  Снова в их супружеской постели. И, кажется, даже улыбался во сне. Всё  будто было на своих местах.  Магдалена долго смотрела на безмятежное лицо мужа, затем подняла глаза к рассыпанным над городом звездам и тихонько спросила:
 - Значит ли это, что мы прощены?