У окна

Владимир Фомичев
Обожаю человечество, когда оно спит.
Ни пороков, ни добродетели – одна загадочность.
Василий отложил недописанный трактат «Есть ли жизнь за пределами гольф клуба» и сладко потянулся.
А еще вареники люблю. Ленивые. Очень ленивые. С ленивой вишней. Сонной,  и с косточкой внутри. Косточка такая расслабленная, неприбранная -  пофигистка. Покатаешь во рту, выложишь на тарелочку, она и не шелохнется.  Ей дела нет до высокого предназначения: «Отвали!», и все тут.  Одобряю.
Правды нет, как не существует и лжи. Есть мое к этому отношение. Вот я пришел, снял калоши, уселся в кресло, накрылся пледом и закурил. Правдиво? Нет, удобно.
Эволюция – чушь, выдумки. За такую зарплату я тебе чего хошь настрочу. Вынь из соседки золотые нити -  рыба, как есть. 
Убеждения. Ха! Вчерашний якобинец, пересаживает герань и выгуливает болонку.   
Творчество. Самовыражение – не более. Курица, что ест, такие и яйца. Чем писатель дышит, то из него наружу и выходит. За примерами далеко ходить не надо…
Суета уместна при ловле блох. А у меня и блохи несуетливые.
Поза лотоса лучше позы всадника – меньше трясет. 
Петр Петрович мечтал умереть на женщине. И умер. А ведь мог еще жить и жить…

Василий поморщился – из форточки потянуло жареной селедкой. Действительность вторгалась в частное пространство бесцеремонно, словно к себе домой. Запах принес дурной вкус и ворчание нищеты.
«Надо было законопатить, - вздохнул Василий, - Или усыпить».

16.01.15