"Сокровенное Слово" - это последняя, пятая часть романа "Отрицание Имени".
Предыдущие четыре читайте на моей страничке:
1. "Злые бусы": http://www.proza.ru/avtor/irinafurgal&book=17#17
2. "Власть Великого": http://www.proza.ru/avtor/irinafurgal&book=19#19
3. "Краденый меч": http://www.proza.ru/avtor/irinafurgal&book=20#20
4. "Заговорщики Текра": http://www.proza.ru/avtor/irinafurgal&book=21#21
ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
Часть 5.
Сокровенное Слово.
Глава 1.
Небесный цветок.
Друг мой Малёчек начал смутно догадываться о том, кто такой беленький пёсик, после того, как извлёк меня из воды с обожжённой спиной. «Как Миче», - подумал он, глядя в ту сторону, где за поворотом реки скрылись корабли, увозя от него Петрика. Смутная догадка не давала покоя по пути в замок. Сеш прицепился с неуместными вопросами к остолбеневшему от горя Аарну, а Лёка, человек воспитанный и тактичный, сразу понял, что это неспроста. Не менее воспитанные князья без причины так себя не ведут. Да и вряд ли сами таскают на руках белых пёсиков. По мнению Лёки, плоховато знавшего Сеша, вельможи поручают такие дела тем, кто ниже по званию. Купцам всяким. Художникам. Примерно так: «Лёка, возьми собаку, да и поехали».
Контролируя то, как устроили на ночь детей, Малёчек всё думал, имеют ли какое-нибудь значение слова Сеша о малоизвестных заклинаниях и ненамеренных превращениях, как побочных явлениях этих заклинаний?
Как свидетель действа с малоизвестным заклинанием, наш дружок сообразил, что если речь идёт о Чудилке, то побочные явления – совершенно обычное дело. А Сеш – вот нехороший человек! – давно стал догадываться, и всё посмеивался над человеческими привычками белого пёсика. Ну отчего не объявил о своей догадке сразу и всем? Ну отчего бы Мальку не сообразить самому? Смотрел, удивлялся, но не видел, ослеплённый горем! Тосковал по Миче, но не понимал молчаливых призывов невесть откуда взявшейся собачки: «Узнай меня!»
Осталось только проверить, насколько он прав. Утром Лёка просто-напросто предложил мне очки и понаблюдал за моей реакцией и за Сешем. Всё. Этого хватило для того, чтобы броситься за мной вдогонку. Потому что невозможно же отпустить в логово бандитов дорогого друга с обожжённой спиной и на четырёх лапах. К тому же, Малёчек очень хорошо меня знает. Он понимал, что если я, как одержимый, не дожидаясь никого, рвусь вслед за Петриком, это неспроста. Я не понимал, а они с Сешем – запросто.
Лёка встретил в коридоре у окна Лесика Везлика, наблюдавшего за странными передвижениями князя к реке с их пёсиком и обратно – без него.
- Смотри-ка, Малёк, - сказал директор цирка, - не утопил ли этот князь нашу собачку?
В ответ Лёка, готовый к побегу, только усмехнулся. Людей, далёких от магии, лучше не пугать рассказами о побочных явлениях малоизвестных заклинаний. Но Лесик не отставал и требовал, чтобы Малёк пошёл к Сешу и всё выяснил.
- Одно дело, если собака сдохла, - недоумевал хозяин цирка. – И то не понять, зачем кидать тушку в реку. Наш белый пёсик совершенно живой был, когда князь уезжал вместе с ним. Вернулся он один. Где собака? Талантливая, заметь, собака. Молодая, здоровая, ходила на задних лапах и кувыркалась забавно. Я бы взял пёсика к себе в цирк, если Сешу он не нравится.
- Ну что ты, Лесик, какое здоровье? По всей спине ожоги. Князь повёз пёсика к ветеринару.
- Лёка, о чём ты говоришь? В подобных имениях ветеринары приезжают домой к князьям, а не наоборот. Ступай к Сешу, узнай, что он сделал. Я не хочу болтаться по замку и двору. Здесь много прежних знакомых, а я сейчас не расположен к болтовне.
- Мне некогда, Лесик, - отмахнулся мой дружок. – Узнай сам.
- Мне тоже некогда, - огорчённо поведал любитель животных.
Оба они уставились друг на друга и осознали, что одеты по-походному, и у каждого за плечами дорожные мешки. Лесик Везлик собрался ехать в Текр спасать Чудилку, предварительно вступив в ряды мятежников. Потому что, объяснил он, все прочие копуши прокопаются весь день и тронутся в путь лишь вечером. Обрадовавшись такому трогательному единству целей, приятели пожали друг другу руки, Лесик быстро переписал оставленную записку, а Малёк, углядевший вчера две уцелевшие лодки, предложил двигаться по реке. Ему хотелось догнать белого пёсика. Лесик не возражал против путешествия по воде. И он желал выяснить, что сделал князь на берегу с их собачкой. Поскольку судьба зверька осталась неясной, директор цирка причитал по этому поводу, не переставая. Вывел из себя даже уравновешенного Малька. И тот, мечтая о покое, всё рассказал впечатлительному Лесику.
К его удивлению, реакция спутника оказалась совершенно нормальной. Лесик не устроил истерику, не восклицал: «Да ты что!» и «Не может быть!». Он имел немыслимое множество знакомых, в том числе и волшебников, чтобы не знать о побочных явлениях. Уж каких только историй не наслушался Лесик за кружечкой пива! Он сказал только, выслушав Малька:
- А-а-а!
И засмеялся радостно:
- Тогда всё ясно. Вот мы болваны!
И ещё сказал о Петрике:
- Не верили зато моему Аарну, когда он говорил, что Миче жив! Сколько горя могли бы избежать, если б тогда пораскинули мозгами!
Малёчек вздохнул:
- Я думаю, что, очевидно, нам в тот момент было как-то не до того.
И они спокойно продолжили плыть по прекрасной Лииви мне вдогонку.
Вот что рассказали мне эти авантюристы, перебравшись в мою лодку.
Оказалось, что Лёка, наблюдавший вчера за лечением пёсика, основательно затарился чудодейственной мазью Сеша. И вот Лесик принялся накладывать свежую повязку и переживать по поводу моего ободранного внешнего вида. Малёк просто обнимал меня, и время от времени ронял мне в ухо большие тёплые слёзы. У него, я заметил, это уже в привычке. Он никак не мог выпустить меня из своих рук, словно я снова исчезну из его жизни. То и дело он начинал причитать что-то жалостливое, тогда Лесик бросал мою спину и принимался похлопывать Лёку по его спине. Мне, конечно, были приятны такие трогательные проявления дружбы, но я задавал себе вопрос: не сюси ли это пуси? И если так будет продолжаться, что же мне делать? Прав был Сеш: это тоже тяжело. Не менее тяжело, чем созерцание скорби обо мне же. Пришлось гавкнуть на Малька. Он очень хорошо меня знает, поэтому пообещал взять себя в руки и переживать поменьше. Я очень обрадовался. Взяв себя в руки, Лёка, наконец-то отцепился от меня. Я получил возможность опуститься на дно, на старую куртку, и продолжить прерванное дело: спать.
Мне на радостях снились ромашки, шуршащие по берегам под цветущими вишнями. Хотя ведь такого не бывает: ромашки зацветают позднее садовых деревьев.
Мои товарищи сосредоточенно изучали Сешеву карту. Когда ромашки начинали шуршать особенно сильно, я просыпался и делал вид, что тоже очень сосредоточен, но, долго это не могло продолжаться. Мне хотелось подарить горько пахнущий букет ромашек Нате – и я возвращался в сон.
Так мы и плыли до самого Текра совершенно без приключений, только на меня сверху, с неба, тоже падали нагретые солнцем, пахнущие летом ромашки, и я понимал, что мне и моей спине становится всё лучше и лучше. И когда мои авантюристы объявили, что вот он, Текр, мне пришлось выкарабкиваться из душистого, тёплого ромашкового вороха. И это было такое блаженство, что сердце моё пело, а глаза были полны яркого, дивного солнца, пока я их не открыл. Пока не увидел город на невысоком берегу и тучи над ним.
Собирался дождь.
*
Сначала я затрепыхался было: в каждом человеке, выросшем на Някке, живёт страх перед дождём. Мой земляк, завидев большие тучи, в первую очередь тревожно оглядывается: достаточно ли он далеко от воды? И облегчённо вздыхает, если замечает себя стоящим на вершине высокой горы. Вообще-то я преувеличиваю, конечно, и довольно здорово преувеличиваю, но смысл ясен. Вспомнив, что это всего лишь нежная речка Лииви, в тёплое время года знай себе шуршащая тростниками и ромашками, я как раз облегчённо вздохнул.
По правую руку наблюдалось большое и пёстрое поселение. Первое, что бросалось в глаза – это рыночные палатки, полосатые навесы, детские и взрослые карусели. У нас, у всех троих, загорелись глаза. Наверное, это такое место, где в прежние прекрасные времена проводились большие ярмарки. Знаете, бывает, город принимает гостей, съехавшихся на торг, не внутри, а снаружи себя. В смысле порядка, покоя и санитарных норм гораздо полезнее. Тут же наблюдался очаровательный, но солидный, широкий мост, весь в кружеве кованых перил, и с кружевным подзором, свисающим с него, а за мостом, на правом берегу – тусклый стеклянный купол какого-то сооружения.
- Храм Наи, её матери и сестёр, - благоговейно прошептал Лесик. – Самый большой. Самый красивый.
Самый красивый храм был грязен, а стёкла местами побиты. Над куполом носились вороны.
- Разруха, - проворчал Малёк, сосредоточенно запихивающий Сешеву карту в карман. Лично мне лично князем предлагалось её утопить после изучения – у меня ведь карманов не было.
Разруха была будь здоров. Порванные полосатые навесы и поломанные карусели не вдохновляли. И полное безлюдье.
По левую руку стоял сам батюшка Текр. Горы отступили, пока я спал, и остались сзади и слева, а Лииви разлилась ещё шире.
В другой раз я бы восхитился, конечно, таким грандиозным зрелищем. Знаете, все эти тёмные башни, стены на фоне причудливых грозных туч… Я понял, почему Текр носит мужское имя. Женское ему не к лицу. Я бы восхитился, но в другой раз. Например, когда Сеш наведёт здесь порядок. Сейчас мне было не до того.
Лесик направил лодку под мост, и там мы выгрузились и размяли лапы. Ну, кто лапы, а кто ноги.
- Надо идти по одному, - заметил Лесик.
- Да, - согласился Малёк. – Соберёмся у маленькой речки, вы помните, где.
- Помню, - кивнул директор цирка. – Только пустят ли нас в город? Ворота закрыты. Хотя, они всегда теперь закрыты.
- У меня есть белая шмотка. У Тимкиного балбеса одолжил.
- У меня тоже есть. Тоже одолжил.
Придя в восторг от такого единодушия, мои собственные балбесы переоделись под мостом.
Ничего комичнее я в жизни не видывал. Тимкина банда не отличалась разнообразием роста и комплекции, а мои друзья – очень. Белые шмотки, рассчитанные на средний рост, на Лесике едва ли не болтались по земле, а на Мальке даже не прикрывали колени. Будь он потолще, всё лопнуло бы по швам. Но Лёку никто никогда не назвал бы толстым. Верзилой и каланчой пожарной – сколько угодно, но всем понятно, что в его сильном, тренированном теле нет ни грамма лишнего жира.
Ничуть не смущаясь своего внешнего вида, и забыв на радостях, что разумнее идти по одному, эти чудаки направились к воротам. И поучали меня на ходу.
- Я тебя знаю, - выговаривал мне Малёк, - не вздумай потеряться, Анчутка, кошмарище ты моё. Ты меня понял?
- Не вздумай потеряться, Миче, мальчик мой, - вторил ему Лесик, - а то я знаю тебя. Ты меня понял?
- Миче понял вас, - хотел я ответить, как когда-то Сешу, но получилось только что-то вроде низкого рычания. Должно быть, я заподозрил сюси-пуси.
Очень большой человек и очень маленький человек, да я, ободранный пёсик в очках, подошли к городским воротам. И Лёка, игнорируя такую здоровенную железную колотушку, грохнул в ворота кулаком. Скажу я вам, что колотушка, что кулак - в данном случае разницы нет.
Нас пропустили, не мумыркнув. Малёчек высказал предположение, что до нас здесь проходили Косзины дети без подштанников, потому стражу теперь не удивишь одеждой не по размеру.
Зато я заметил, как очень редкие прохожие шарахаются от нас, и какое брезгливое выражение лица у каждого встречного – поперечного делается при виде меня.
- С этим надо что-то делать, - сказали мои друзья. И повернули к маленькой речке. Ну, вы помните, оттуда всё начиналось.
*
- Вроде, всё нормально прошло, - нервно выговорил Лесик, затравленно озираясь в кустах и стягивая белый балахон. – Но знаешь, Малёк, сейчас будет такой дождь, что мы тут, у воды, долго не просидим. Умрём от простуды, и толку от нас не будет. Как-никак, зима на дворе.
- Зима? Кто сказал? – ехидный Лёка сделал вид, что жутко удивлён. – Я думал, на Навине за осенью сразу весна приходит. Цветочки расцветают.
Он сорвал и сдул одуванчик.
Но шутки шутками, а директор цирка был прав. Скончавшиеся от простуды товарищи не помогут другу, заточённому в храме. Лёка подумал и выдал:
- У меня тут приятель есть. Я рассказывал: Блот Корк. Он, правда, меня может не помнить по причине большого пьянства.
- Тем лучше! – обрадовался Лесик. – Значит, он не заметит, что мы к нему пришли.
В небе громыхнуло, в природе потемнело и похолодало, и мы припустили на другой конец города, не надеясь успеть до дождя. Доехать? Нет, извозчики изволили куда-то подеваться. Может, они сгрудились на главных улицах? Мы-то пробирались задворками для маскировки. Вдруг Лёка рявкнул: «Постойте-ка!» - и убежал в переулок, ведущий на ту улицу, по которой, помнится, мои предсказатели ходили к месту работы. Лесик пожал плечами. Присел и начал наглаживать мне макушку, забавно присюсюкивая, как с цирковой собачкой. «Ты ж моя киска», - вот, что сообщил мне между делом этот тип.
Лёка вернулся очень довольный, с большой, битком набитой авоськой, с двумя зонтиками и такой специальной одёжкой для собак. Некоторые горожане, но, главным образом, горожанки, наряжают домашних питомцев для красоты или при прогулке в дождь и слякоть. Теперь Лёка вознамерился нацепить это на меня. Я завилял хвостом: в специальном наряде я буду выглядеть гораздо приличней. Интересно, откуда у моего дружка деньги?
Краем мы миновали площадь с заколоченным храмом Наи и гостиницей, в которой останавливались госпожа Кис с Марикой. Под начинающимся дождём там, у входа, уныло торчал лакей. Махнул рукой, да и ушёл внутрь. А больше не было никого из людей. Только иногда в окне мелькало чьё-то лицо, только на миг.
Знаете, не так я представлял себе революционную ситуацию. Вы помните, я её видел. Отличительной чертой такой ситуации от всякой другой является безумное количество на улицах вопящего, агрессивного народа, вооружённого кто чем, бегущего и скачущего кто куда. Здесь никто не скакал, и даже не шумел, и даже, казалось, все были запуганы пуще прежнего. И я спросил себя: а правильно ли наш Сеш оценивает боевой дух и накал страстей, и готовность горожан к решительным действиям?
Но Малёчек вдруг сказал такое, от чего я едва не откусил с перепугу и от удивления собственные усы.
- Заскочил в продуктовую лавку. А ещё произвёл разведку боем, - сообщил мой таможенник. – Передал ему привет от Миче Аги. Он сказал, что это здорово, что все только этого и ждут, потому что в городе траур: погиб наследник престола, князь Сеш Лииви. Вся надежда теперь на Миче, предсказавшего возвращение здешней королевны. Говорят, он погиб тоже, но кто ж этому поверит? Я убедил его, что скоро всех ждёт замечательная новость. А когда он понял, ЧТО я предлагаю в обмен на здешнюю валюту…
- А что ты предлагал? – полюбопытствовал Лесик. – И кто, собственно, этот «он»?
Да-да, я бы тоже хотел это знать.
- «Он» - это бывший торговец гадательными принадлежностями, - улыбнулся гадкий авантюрист. – А продал я ему… - тут он замялся. – Ну, не знаю, Сеш, может, не очень рассердится… Коллекция его отца… Не слишком любит… А тут для дела…
- Короче, ты что-то спёр из замка? – поднял бровь хозяин цирка. – А говорят, Лёка, что ты на родине таможенник, борец с преступлениями.
- Да, я спёр. Такую цветную стеклянную инопланетную плошку. С переливами.
- О, нет! Ну как же так можно?! – простонал Лесик, хватаясь за голову. – Ты хоть представляешь себе цену такой вещи?
Малёк произвёл в уме необходимые вычисления.
- Да, - фыркнул он, - представляю. Торговец опустил на неё чугунный утюг, но плошка не разбилась. Тогда он сказал, что у него нет таких денег, чтобы это купить. И во всём городе ни у кого нет, даже у всех горожан, вместе взятых. Только в храме есть. Я сказал, чтобы он не заморачивался, и давал, сколько есть. Буду жив – просто отдам долг. Нет – в хорошие времена он продаст плошку за бешеные деньги. А пока пускай быстренько мне организует собачий наряд и зонтики. Этим он поможет делу перемен. Пришлось потратить время и сообщить ему некоторые подробности, чтобы он убедился, что я знаком с Миче, с Сешем и прочими, что я и вправду Лёка Мале, и что мне можно доверять.
- Тебе, Лёка Мале, всего лишь нужны были зонтики. Зачем тебе доверие продавца карт?
- Радул. Я не говорил? Его зовут Радул. Его доверие нужно было для того, чтобы он назвал мне нынешний адрес Блота Корка. Иначе как бы мы его нашли?
Я радостно гавкнул и закрутил хвостом. Что я говорил? Художник с художником проще найдёт общий язык. Но, зная Радула, я предполагал, что в данный момент он подглядывает за нами из-за угла, и будет следить всю дорогу. И, если мы не те, за кого себя выдаём, он спасёт от нас Блота Корка.
Но вы понимаете, что всё это значит? Лёка, можно сказать, объявил на весь Текр, что я в городе, и теперь будет нам революция во всей красе.
Вряд ли Радул, сосед Доура, станет утруждать себя и держать язык за зубами.
- Да, Малёк! – протянул Лесик. Он едва сдерживал радость по этому поводу. – Теперь от траура по Сешу и следа не останется.
Я рявкнул на Лёку, чтобы он осознал, что натворил. Циркач погладил меня и сказал ему же:
- Ты отдаёшь себе отчёт, что выдал Сеша? Теперь все узнают, что он жив, а замок целёхонек. Да и откуда ещё было взять эту плошку? Все знают о коллекции князева отца.
- И очень хорошо. Я специально выдал. Боевой дух должен быть на уровне, когда наша банда сюда доберётся. У Сеша не будет времени его раскочегаривать.
- Ты, Лёка Мале – главный бандит, - покачал головой Лесик. – Учти, я буду отрицать свою причастность к краже. И к твоему длинному языку.
- Пожалуйста, пожалуйста! Разумеется! – разрешил отрицать Лёка. А помнится, он места себе не находил, обнаружив в своей руке нитки от чужих воздушных шариков. Теперь же моральный облик моего друга оставлял желать лучшего.
А про длинный язык я вообще молчу.
*
В вонючее и облезлое жилище Блота Корка мы ворвались под струями ливня и под взглядом затаившегося где-то Радула. Этот взгляд я ощущал всей своей обожжённой спиной.
Вонючий и облезлый хозяин мирно дрых на голом полу, положив голову на зелёную читру. Люди! Ничто его не берёт! Я был уверен, что со времени нашего бегства из Текра, на пьянчужку раз несколько натравили какого-нибудь Наила в образе Косзы, а Корк всё как новенький. Или нет. Когда я видел Блота в последний раз на родной Винэе, он выглядел всё-таки поновее. Не пил потому что. Я заскулил перед таким жалким смердящим зрелищем.
Ничуть не смущаясь своим вторжением в чужой дом, Малёк повёл нас на кухню, где радостно пировали тараканы и мыши. Они как раз успели доесть к нашему приходу всё, что там было из съестных припасов. Если они имелись, конечно, припасы эти. А если не имелись, то я не знаю, что там, на столе, делали мыши.
Да, ничего съедобного мы не нашли. Потому подкрепились своими собственными запасами: хорошо, что Лёка забежал в продуктовую лавку. Время от времени я имел честь наблюдать то в том окне, то в этом, верхнюю часть лица бдительного Радула. Как собака, я слышал, где он шуршит, и чувствовал его присутствие. Лесик, кстати, чувствовал тоже. Он сказал Лёке:
- Допрыгался? Вон Доуров сосед за нами следит. Он мальчик милый и безобидный, но если мы навредим Блоту, нам крышка.
- Позовём его к столу?
- Придётся нарезать ещё колбасы и сыра, - закручинился хозяин цирка, но покричал в сад: - Радул, иди к нам! Я Лесик Везлик, товарищ Доура.
Чем это кончилось, я не узнал тогда. На меня снова напало совершенно непреодолимое желание поспать. Малёк на руках понёс меня наверх. Я подумал, что, наверное, пьяный Блот сюда и не заглядывает. Пахло здесь нормально, и, по сравнению с тем, что творилось внизу, царила приятная чистота. Лёка снял с меня мокрые бинты, намазал спину, и я заснул. Успел услышать только, как один авантюрист сказал другому на лестнице:
- Удивительное лекарство. Всё почти прошло. Уже, наверное, можно не бинтовать, ранки затягиваются.
- Тогда что он всё время спит?
- Слабый после болезни. Ты бы тоже ослаб после таких кошмаров в своей жизни.
За исключением Доура, Малёк в нашей компании единственный удостоился от директора цирка самой искренней дружбы. Не знаю даже, почему. Не по причине же высокого роста.
*
Когда я проснулся вечером, дождь всё хлестал по улицам, дворам и крышам, хотя и не с прежней силой.
Я подумал о кошмарной судьбе родичей Лаян: а вдруг в такую ночь их решат использовать на всю катушку? Хорошо бы жертвой был намечен Блот – ведь тут мы, и можем помочь, можем уже сегодня спасти кого-нибудь из унну.
Но потом мне в голову пришла мысль, что, значит, за домом Блота должны следить, чтобы знать, где он. Неприятная мысль. К тому же, я помнил разговор Ерпя с Распорядителем Эзом о том, что если Блот не поддастся великому храмовому колдовству, его убьют прозаично: нож, яд, пуля…
Друзья мои выспались на тряпье в углу и пошли вниз. Я тоже пошёл, размышляя по пути, выспался ли я. Чувствовал я себя отлично, мог даже шеей шевелить, а с утра мне это плохо удавалось. Без бинтов было гораздо удобнее перемещаться в пространстве. Но увидев себя в зеркале, я пришёл в ужас и издал зверский скулёж. Может, зеркало и было грязней меня, но хоть не было ощущения, что оно больно лишаём, причём настолько давно, что вот-вот скончается. Нет, это неописуемо. На спине у меня, у бедного пёсика, вообще не было шерсти, зато была красная бугристая кожа от самой холки до начала хвоста. Жуть. Тут я уже всерьёз озаботился: что скажет Ната? Не разлюбит же меня из-за такого? До этого любила, всего в шрамах. Но теперь… Светлая Эя!
- Тебе больно, Миче? – выскочили из кухни мои товарищи. Поскольку я остолбенело пялился в зеркало, они заговорили сами с собой:
- Миче не может быть сильно больно, всё почти прошло.
- Миче просто испугался, когда в зеркало глянул.
А гнусный Блот вышел следом и заржал, как… Как я не знаю кто.
- Называешь собаку именем своего дружка, Мале? Здорово! Облезлую такую собаку?
На себя бы посмотрел!
Ржал Блот вполне осмысленно, а в его логове теперь пахло больше вкусным ужином, чем грязным хозяином. Из этого я сделал вывод, что Лёка и Лесик хорошо потрудились над обитателем этой норы.
- На себя бы посмотрел! – хором обратились они к алкоголику.
- Отвалите, - рявкнул дурак. – Надоели ваши нравоучения. И пустите меня. Я хожу петь. Туда. Работа у меня такая.
Он настаивал, мои друзья не пускали. Они тоже считали, что после того, как Косза в последний свой визит сожрал на кухне все Блотовы запасы, а самого Блота съесть не сумел, теперь ему надо ждать обычного убийцу с ножом или ружьём. Храм-де не станет вечно терпеть такого Блота, как Корк, вечно поющего не про то, про что надо.
- Ещё вы мне расскажите, про что надо! – вызверился поэт.
- А вот послушай, - вкрадчиво пообещал Малёк и поволок Блота в комнату. Лесик по-быстрому накидал мне каши с мясом и устремился туда же. Сейчас директора цирка больше занимала революционная ситуация, чем я, поэтому он забыл назвать меня киской. И это хорошо.
- Певец, - сказал он мне, убегая, - страшная сила в смысле пропаганды наших идей.
Я чуть не подавился.
Не успел я доесть, как в кухню ввалился Блот и снова заржал, глядя на меня. А я, видите ли, сидел за столом, как нормальный человек и, огорчаясь по поводу невозможности воспользоваться ложкой, вылизывал тарелку.
- А хотите сказать, что вот это, - Корк показал на меня пальцем, - ваш белобрысый дружок? С него станется. Но пусть-ка докажет.
«Вот ещё! – хотел огрызнуться я. - Ещё чего! Вы что, совсем сдурели: рассказать Блоту ТАКОЕ!!!» - но вышел лишь лай, обиженно – злобный.
- Вообще-то, похоже. Гавкает на Корка точь-в-точь, как Аги. Но этого недостаточно.
Блот оглянулся, добыл с полки кусок мела и разделочную доску и бросил это всё передо мной на стул.
- Пиши.
Я схватил в зубы мел.
Ну ладно! Допрыгаешься ты у меня! Со злости я до того быстро и ловко накарябал на доске оскорбительное слово, обозначающее Блотову сущность, что сам себе удивился. И в удивлении уставился на написанное.
Поэт сел рядом и потрепал меня по тем местам, где ещё оставалась шерсть. Взгляд его стал добрым и хорошим, лицо задумчивым.
- И вы вернёте меня домой? – спросил он. – Домой, где так всё изменилось?
- Если пить не будешь, а то кому ты там нужен? - хмыкнул Малёк.
- Я не буду, - тихо и миролюбиво ответил Блот. И вскочил с горящими глазами: - Ну так идёмте! Размножим наши идеи! Раскочегарим боевой дух!
И все трое собрались туда, где этот Корк изволит голосить по вечерам. Успели только опять наложить мне повязку и надеть на меня великоватый комбинезон. Ах да! Ещё бросили на бегу: «Миче, ты спи и никуда не ходи».
Это ли не сюси-пуси?!
Я сказал: «Р-р-р-р!» - и пошёл к двери. Малёк, понимая, что я со злости могу пройти сквозь него, посторонился и засмеялся. Гордо задрав розовый нос, я вышел на крыльцо. А там такой дождь! Малёк, не прекращая посмеиваться и подтрунивать надо мной, поднял меня на руки:
- Не рыпайся, Миче, а то испачкаешься раньше времени.
Так мы и пошли по пустой улице: Лесик Везлик, не закрывающий рта ни на миг, со страшной скоростью повествующий о наших приключениях, Лёка со мной на руках, и Блот Корк, бережно прижимающий к груди зелёную читру в кожаном чехле, и все под зонтиками. Поэт внимательно слушал директора цирка, и порой просил его помолчать в целях нахождения рифмы. Мне было смешно: Лесик повествовал речитативом, как истинно народный сказитель. Для некоторых песнопений ничего больше и не надо. Так что, думаю, львиную долю Блотовой работы он выполнил сам. Редко – редко у Лесика попадалась строчка не в стиль, тогда-то певец его и останавливал. Малёк тоже веселился.
- Ты просто артист, дядя Лесик! Просто поэт какой-то! – одобрил Корк нашего циркача.
- А то! – не стал тот отрицать заслуженную похвалу. – Сам пишу сценарии представлений. Сам веду их, сам и выступаю. Гвоздь программы.
Вот такой он у нас, Лесик Везлик.
Кстати, из разговоров троицы, я понял, что Радул заходил-таки, и провёл с моими друзьями некоторое время, беседуя и приводя Блота в порядок. Присутствие Лесика Везлика убедило его в нашей благонадёжности, как заговорщиков.
Мне было неспокойно. Я уже говорил, что был уверен в том, что Блот Корк основательно намозолил жрецам глаза и уши. Теперь, думал я, они точно оставят попытки лишить его жизни посредством пугательной машинки. В саду, за низеньким каменным забором, я почуял осторожное движение человека. Только не просите меня объяснить эту фразу. То, что я сказал – всего лишь грубое выражение тонких собачьих ощущений. Я почуял не только движение, но и напряжение. Явилась мысль: враг осторожно и напряжённо вглядывается в темноту, в нас… А чёртов Корк наклонился почесать ногу. Лесик и Лёка по инерции прошли несколько шагов вперёд.
Я выкрутился из рук Малька, шлёпнулся на камни мостовой, и, подпрыгнув, кусил Блота за воротник. Тот сильнее пригнулся под моей тяжестью – и тут над спиной певца просвистела пуля.
- Куда?! – гавкнул я на Малька, но он уже перелетел через забор.
А тот, что сидел в засаде, одновременно перелетел на нашу сторону. Надеюсь, директор цирка оценил красоту трюка. Хотя ему, кажется, было некогда.
Пока Лёка приземлялся и разворачивался в саду, чтобы прыгнуть обратно, наш Лесик измолотил пятками убийцу, причём в полёте.
Кто не видел, тому не понять. Мы с Блотом смотрели, разинув рты, как человек в чёрном упал на мостовую уже до того побитый, что мог только стонать.
- Ой, мама, - сказал я по-собачьи.
- Ка-ра-ул, - шепнул Корк, имея в виду, что он даже не думал, что такое возможно. – Уважаемый Лесик, ты чокнутый, вообще.
- Нет, просто быстрый очень, - усмехнулся крохотный циркач. Он даже не запыхался.
Лёка даже не успел прыгнуть на забор в обратном направлении.
- О! – произнёс он с той стороны. – Я где-то видел этого типа. Да. С Миче у ворот сидел. Под предсказателя подделывался.
Астак! Я тоже его узнал. Вот не везёт парню! То его предсказатели побили, то вот теперь Лесик. Я подошёл ближе к забору, туда, где не камни, а земля, повернулся к шпиону задом и поскрёб задними ногами… лапами в направлении Астака. Как следует закидал ему холёную физиономию мокрой грязью. Восторг!
Убийцу связали, сунули в рот кляп, бросили под куст по ту сторону забора, и мы пошли дальше. И очень скоро Блот привёл нас в пивную почти на самой окраине Текра. Корк очень впечатлился сценой обезвреживания Астака, он всю дорогу благодарил нас, вздрагивал и оглядывался. Оглядывался на Лесика. Я даже подумал: а в состоянии ли наш певец нынче что-либо раскочегаривать?
*
Оказалось, что в состоянии. Певцы и поэты – они такие.
Блота с нетерпением ждала внутри самая разношёрстая публика. От некогда зажиточных горожан до всяческих оборвышей. Вездесущие подростки жались у двери.
- Сегодня нас Блот посетил, смотрите-ка! – крикнул кто-то
- Ну, где же ты был так долго, Блот? – закричали Корку. И загалдели вразнобой:
- Три вечера собирались, а ты не приходил.
- И сегодня уж расходиться хотели.
- Думали, тебя прикончил-таки Косза.
- Он нас когда-нибудь прикончит за наши сборища.
- Топай отсюда, раз трусливый такой!
- Ты, Блот, смени-ка опять заведение.
- А чёй-то ты чистый такой?
- И не пьяный, вроде, а?
- Поднести?
- Нет, - отказался Блот. Я прямо удивился. Алкоголиков через мои магические лапы прошло немеряно. До моего вмешательства никто бы из них вот так решительно не отринул выпивку, если б ему предлагали. Напились бы на халяву, оправдывая тягу к спиртному нервными потрясениями и творческим поиском, и мы тащили бы такого песнопевца домой на собственных горбах. Но Блот только поморщился при виде протянутых к нему стаканов.
- А что, - спросил хозяин трактира, - может, ты есть хочешь?
Вокруг заржали, а Блот невозмутимо расчехлил читру.
- Уж ужинал я, - поведал чудак.
- Так что, сразу споёшь?
- Угу.
- О чём, Блот?
- Спой о том, как королевич Петрик Охти вернулся в Някку в самый разгар бунта.
- Или о том, как Аарн Кереичиките защищал свою невесту.
- Как Лёка Мале вывел на чистую воду предателя.
- Или как Миче Аги нагадал нам перемены.
- Как его несколько дней ловили по всему Текру, и поймать не могли.
- А князь Сеш помог ему храм разгромить.
Ну, вы понимаете, слухи…
- И как…
- Я спою вам новую песню, - пробасил Корк, перекидывая ремень читры через плечо. – Про то, как перемены уже пришли.
- Давай, Блот! – одобрило общество.
- Ты слышал, предсказатель Миче снова в городе! Все об этом говорят. Миче даже сказал, будто князь Сеш Лииви жив.
- Дал ему особую чашу из своей коллекции, чтобы показал кому следует, дескать, доказательство это, и сам князь скоро вернётся, прогонит жрецов и женится на принцессе.
- Пойдёт новая жизнь! Предсказано ведь…
- Я спою вам о том, как важно правильно толковать предсказания, как важно не ошибиться, пытаясь предотвратить, как…
- Да пой уже, а то как явится стража!
Блот пару раз брякнул нечто невразумительное, потом взял несколько мелодичных аккордов…
Я, пригревшийся на коленях Малька, закрыл глаза и снова заснул.
И удачно проспал весь концерт, не могу вам рассказать, насколько хорошо выступал тогда Блот. Знаю только, что всем понравилось. Особенно потому, что пел он дуэтом с Лесиком и порой даже в очередь с ним. Это, как мне сказали, было очень оригинально.
А мне снилась ромашка в тонкой, обнажённой, словно светящейся женской руке. Ромашка, покрытая жирной копотью, вся чёрная, с лепестками, поникшими, скрюченными и рваными. Печаль и надежда в глазах женщины, в глазах, которых я не видел, но взгляд которых чувствовал. Четыре букашки на чёрной серёдке цветка. Три из них большие, а одна крохотная совсем. Живые, но закопченные тоже, словно цветок рос у сгоревшей избы. Прямо на ромашку светило яркое солнце утра тёплой осени. Женская тонкая рука, что держала грязный стебелёк – словно в золотистом тумане. Улыбка, ясная и хорошая – я ощутил её сердцем. Одна из больших букашек поднялась на задние лапки и шагнула на подломившийся под ней лепесток, вдруг, в этот же миг, ставший упругим, и белым, и чистым. Плеснуло в глаза светом, словно море брызгами, цветок ожил, копоти как не бывало. Букашка на краю обернулась к улыбке женщины, что чувствовалась сквозь тепло и солнце.
- Тебе, Миче Аги, - сказала женщина и протянула ромашку МНЕ. – Помни всегда. Помни, когда солнца не будет.
Яркий, ярче солнечного свечения, луч метнулся горизонтально, мимо цветка, почти задев букашек в серёдке. Метнулся от одного… берега? Да, от одного берега к другому, соединяя их, показывая путь…
- Брям! – особенно громко под конец сказала Блотова читра.
Я, слегка ошалевший со сна, открыл глаза, всё ещё следя за пролетающим мимо лучом. В сторону грязноватого окна. И там я увидел кое-что, встревожившее меня очень. Я не заметил этого, когда засыпал. Яркую, с оранжевым оттенком, продолговатую звезду прямо в области форточки. Она была распахнута настежь, из темноватого зала я видел и другие звёзды в маленьком этом прямоугольнике, в просветы между тяжёлыми дождевыми облаками. Но я понял абсолютно точно: на эту звезду я смотрю впервые. Я не замечал её ни дома, на Винэе, ни на Навине, когда разглядывал ночное небо. Её не было вчера над рекой Лииви. Комета, летучий небесный цветок, ради наблюдения за которой у Петрика приготовлен телескоп. С появлением которой сумасшедший Ерпь связывает надежды стать любимчиком Косзы.
Не знаю, может, на моей Винэе комета стала видна вовремя, но на Навине явно ошиблись в расчётах дня на три, на четыре.
Времени больше не оставалось.
Я так и подскочил на коленях Малька, весело хлопавшего Блоту и Лесику. Я подскочил – и увидел ещё одно чудо. Оказывается, прямо под моим носом лежала большая ромашка, любимый цветок Покровительницы Эи. Свежая, красивая, пахнущая летним лугом.
Я удивился. Откуда он взялся, этот цветок?
Я аккуратно взял ромашку в зубы и ткнулся носом в щёку Малька, привлекая внимание. Он машинально принял у меня цветок, сунул, разумеется, в свой карман, и глянул вопросительно. Я показал носом на форточку. Увидев оранжевую звезду, дружок мой всполошился чрезвычайно. Он всё понял. Сам, наверное, ночью смотрел на небо над рекой.
- Что же мы сидим тут? – севшим голосом проговорил он в то время, как все прочие при помощи громких воплей обсуждали друг с другом песни Блота Корка и выступление Лесика. – Надо идти. Надо бежать к Чудиле.
Но куда же побежит высокий и заметный Лёка? Бежать надо мне.
- Иди, - положив мне на голову большую ладонь, вздохнул Малёчек. – Иди. Мы продолжим баламутить Текр, может, Ерпя это отвлечёт. Постараемся быть поблизости.
Мы вместе пробились к выходу, Лёка распахнул дверь.
- Гав! – невольно сказал я и сделал стойку на манер охотничьих собак.
На улице было полно подобравшейся незаметно стражи. То ли позвал её освободившийся от пут Астак, то ли она сама сбежалась на голос опального певца.
- Нет, Миче, иди, мы сами, - сказал Малёк, прежде чем закричал, предупреждая об опасности любителей Блотовых песен.
Я рванул через двор, Лёка с грохотом захлопнул дверь. Он даже не заметил, как заметил я, предсказатель и маг, что снова трижды прозвучало сказанное им Слово Начала Пути.
Стражники не обратили внимания на белого пёсика. Они бежали к строению, и едва не затоптали собачку, юркнувшую у них под ногами. Не оглядываясь, будучи не в силах помочь здесь, я мчался туда, где действительно мог пригодиться.
*
Мне повезло. Удалось запрыгнуть в небольшой белый храмовый фургон. Я встретил его, как только очутился на площади с гостиницей. Возница гнал во весь опор. Затормозил он, когда я распластался у него на пути. Очень рискованно. На месте этого хорошего друга Косзы мог оказаться очень плохой. Он переехал бы меня и не поморщился. Я не стал бы вытворять такое, когда от меня зависит жизнь Петрика. Но вспомнил, что защищён заклинанием невероятной силы, а потому бросился под ноги лошадей, едва завидев фургон, принадлежащий храму. В конце концов, я всё ещё жив на Навине, и всё благодаря этому заклинанию.
Возница объехал замершую на дороге собаку. Два его спутника, сидевшие рядом, сильно ругались. Я дождался, пока задняя часть фургона не поравняется со мной – и ловко прыгнул внутрь, пока он ещё не набрал скорость. Фургон загрохотал дальше, а я радовался тому, что я не здоровущий человек, а белый пёсик, который не вызывает подозрений и может затаиться в углу. Очень скоро я окажусь в храме.
В фургоне, опутанный белой простынёй и верёвками, и оттого похожий на кокон шелкопряда, лежал человек. Он, судя по его телодвижениям, очень хотел освободиться. И я его понимал! Судя по звукам, что он издавал, это была женщина. Должно быть, очередная «невеста» для деток Косзы. Чёрт те что! Такие дела творятся, а они только об этом и думают!
Не тратя времени на размышления и рассуждения, я перегрыз одну из верёвок. Получилось это у меня на удивление ловко и быстро. Женщина побарахталась, чувствуя, что путы ослабли. Села и стала высвобождать ноги и руки. Было темно, а темнота для анчу не помеха, но длинные волосы женщины и белая ткань закрывали её лицо. Потом я сунулся к ней слишком близко, пытаясь помочь. Очевидно, пленница, не разобравшись, решила, что я жрец Косзы, и так вмазала мне освободившейся рукой, что я улетел в угол. Через миг лихая женщина, сдёрнув покрывало с головы, набросила его на меня, не глядя, просто помня, куда кого-то отшвырнула, а ещё через секунду её уже не было в фургоне. Она выпрыгнула на повороте, мудро рассчитав, что быстро скрывшийся в темноте за углом, возница не заметит её побег. Там были газоны, и я надеялся, что отважная беглянка не расшиблась сильно. Я так и не видел её толком в распелёнутом виде. Надо же, рисковая какая!
А минут через пять мы остановились, как я понял, перед воротами храма. А потом тихим ходом поехали на конюшню.
- Что так долго? – спросили тех, кто сидел спереди.
- Что-что! То туда приказ, то сюда! – ворчливо отозвался не то возница, не то кто-то из тех двух, кто сидел там. – То в Текр езжайте, то потом, значит, в замок Лииви. Только – только подъезжать стали – как нА тебе: поворачивайте срочно в Текр опять. Уморились столько кататься. Да и девка зловредная оказалась! Еле поймали. Словно почуяла, что за ней охота, да затаилась так, что и не найти. И буянила всю дорогу. На бабу продукты кончились.
- Своими бы угостили.
- Ещё чего! – вокруг заржали.
В замок Лииви? Ничего себе! Зачем там какая-то девка? В то время, как замок в осаде туда для чего-то везут голодную бабу. Может, она могучая волшебница? Это и есть тайный Ерпев план по захвату Сешевой собственности и Аарна? Да, это он. Под стенами осаждённого замка Наиглавнейший ждал прибытия пленённой женщины. Удивительно.
Времени не было обдумывать этот вопрос. Выглянув из-за занавесок и оценив обстановку, я выпрыгнул из фургона на пол конюшни. Забился в уголок, в солому, осмотрелся, отдышался, лизнул свои бедные лапы, травмированные в кошмарном приключении, и, когда освободился выход, бросился наружу под взметнувшиеся к своду вопли:
- Где она? Была же! Вот только что!!!
Незадачливые ловцы затаившихся девок подняли невероятную суету. Нет, точно, это не просто девушка для утех, нет-нет. Это кто-то по наши души, вот чует моё сердце. Правильно я сделал, что перегрыз верёвку.
Возгласы и беготня привлекли внимание храмовых здоровенных псов. Все они собрались как раз там, где доложен незаметно пробираться я. Кошмар ещё тот! Разорвут и сожрут, не оставив шерстинки.
Амулет! Сеш давал мне амулет от этих собак! Я в панике попытался нашарить его на груди: всё ли ещё он со мной? Но вышло, что я жалко и беззащитно помахиваю лапой перед сворой, каждый член которой больше меня раза в четыре, не меньше. Вряд ли даже у самой дрессированной собаки получится почесать себе грудь передней лапой. Злобные твари ворчали и клацали на меня зубами. Но пока не набрасывались отчего-то.
Я наплевал на амулет, вспомнив, что по сравнению с защитой, которой окружил меня мой брат, заколдованный кусок железяки это так, тьфу, да и всё. Пошёл вперёд, а почётный эскорт злых собачин настороженно крался сзади, привлекая ненужные взгляды.
- Отстаньте, - запыхавшись от страха, сказал я на собачьем языке. Нервное напряжение не давало мне сосредоточиться на Зове Крови. – Отстаньте, я просто иду по делам. Я ищу… Ищу своего потерянного щенка.
В это время от главного входа, по лестнице на холме, с громкими криками проскакала группа жрецов. Кисточки так и развевались в свете Ви и Винэи. Чёрные псы, решив, что там интересней, оставили меня в покое.
Тогда я, будучи у полуразрушенного нами с Петриком крыла, уверенно вошёл в дверь первого этажа…
И столкнулся с быстро бегущим Чудилой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/01/24/1565
Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".