У многих северных народов есть такое понятие, как внутренний и внешний человек. Они не имеют в виду лица двуликого Януса и то, что помимо социальной роли у каждого из нас есть скрытый для других внутренний мир, в котором живет второе я. На Севере внутренним человеком называют женщину, внешним – мужчину. Там с незапамятных времен бытует убеждение: "От женщины должно пахнуть дымом, от мужчины ветром". И правда, побывав в стойбищах ненецких оленеводов на Ямале, понимаешь, насколько это актуально.
Помню, просыпаешься утром в чуме - темно, высвободишь из под оленьей шкуры руку и чувствуешь: зябко и неуютно. Вставать не хочется, особенно тогда, когда за пологом воет вьюга. Представишь только, как, зарывшись в снег, спят олени и собаки, да послушаешь, как кружит вокруг обиженная на людей за Кая Снежная королева, и вновь поглубже заберешься в мягкие оленьи шкуры и беспечно сомкнешь глаза. Но вскоре просыпаешься от разливающегося по жилью душистого тепла и треска поленьев смолистой лиственницы. И что вы думаете, кто первый встал? Конечно, внутренний человек – хозяйка. Она же хранительница очага, поэтому в любую погоду разводит огонь и готовит завтрак в одно время.
Долго молча лежишь. Спешить на работу не надо. Все тут, под рукой. Заворожено наблюдаешь за живой циклопической тенью женщины, за отсветами огня на стенах, как и тысячу лет назад, искусно покрытых по длинным шестам, словно по ребрам, толстыми шкурами. Чум или по-ненецки мя имеет коническую форму. В плане он бывает круглый или слегка овальный (диаметр по полу от трех до восьми метров). Сооружается из 25-30 тонких жердей. Зимой покрывается в два слоя покрышками - нюками, сшитыми из шкур оленя или лося, летом - вываренной берестой, иногда парусиной или мешковиной. Вход завешивается шкурами, летом - грубой тканью. В центре, где раньше было кострище, находится очаг, что-то вроде буржуйки. По обе стороны от входа – спальные места, напротив – остатки бережно хранимых предметов языческого культа и православные иконы. Под ними чистая посуда. На пол когда-то настилали берёсту, нынче подстилают циновки из ивовых прутьев и сухой травы, поверх - оленьи шкуры. Так что ходить и лежать на полу в чуме одно удовольствие. Мягко, шагаешь будто по облакам.
Внешний человек отлично приспособил чум для кочевого образа жизни. Я убедился в этом, понаблюдав, как его ловко разбирают и устанавливают при перекочевке. Дорогую одежду и ценные домашние предметы убирают в специальные, сшитые хозяйкой из меха и ровдуги (оленья или лосиная замша) большие сумки – падку и туцю. Покрышки, постели, шесты и посуду очень компактно укладывают на самодельные сани или нарты. Для езды используются легковые и грузовые нарты. Прямокопыльные (хан) состоят из кузова, крепящегося к загнутым спереди полозьям. Мужские легковые нарты имеют только заднюю спинку у сиденья, женские - еще переднюю и боковую, чтобы было удобно ездить с детьми. В легковые запрягают "веером" от трех до семи оленей, в грузовые по два оленя. Из пяти-шести грузовых нарт составляют караван (аргиш), привязывая оленей цепочками или ремнями к передней нарте. Каждый аргиш ведет седок на легковых нартах, часто это бывают девочки-подростки, а рядом - мужчины на легковых нартах гонят стадо.
В ХХ веке власти пытались заменить чумы палатками, сегодня отдельные семейства пробуют использовать для перекочевки современную технику, но, как показывает опыт, все сделанное на фабриках либо не выдерживает суровых условий, либо оказывается непрактичным.
То же можно сказать и про меховую одежду ненцев. В тундре помимо каждодневных бытовых особенностей бывают случаи, когда из-за непогоды зимой мужчинам приходится бежать в сорок градусов мороза за нартами без остановок и сутки, и двое, когда собаки идут из последних сил, им нельзя дать лечь, иначе не встанут неделю, даже есть будут лежа. А если попадают в пургу (хад), идущую сплошной стеной, когда протяни руку, пальцев не видно, приходиться вместе с собаками поглубже зарываться в снег и ждать затишья порой неделю. Какая одежда может выдержать такое?! Конечно только та, что сшита заботливыми руками внутреннего человека из шкур лучших оленей. Жена знает, что в определенных обстоятельствах ее небрежность может стоить мужу жизни. Поэтому чаще всего сама свежует оленя, снимает шкуру и осторожно выделывает ее, не оставляя на ней порезов и трещин.
Я поражался простоте и удобству той одежды и тому, с какой ловкостью проворят ее руки женщины, ставшей одним из звеньев бесценного опыта цепи бесчисленных поколений рода. Жир с нижнего слоя шкуры - мездры - она соскабливает ножом, в иных местах - специальным скребком, а где-то сдирает ногтями. Некоторые мастерицы сшивают выкройки, как в старину, жилами оленей, расщепленными собственными зубами. Все делается без грубых узлов и сухих кромок, иначе малица, которую мужчины надевают прямо на голое тело, может раскровить кожу. Малица – это своеобразная рубаха-куртка, глухая, без разреза, шьется из телячьих шкур (осенних) мехом внутрь или наружу. Бывают периоды, когда мужчины не снимают ее ни днем, ни ночью. Меняют же каждые полгода, когда шкура перестает держать тепло и рвется. Для предохранения малицы от сырости и солнца поверх носится маличная рубаха из сукна разных цветов. В морозы на малицу одевается еще и совик - верхняя оленья шуба, тоже круглая, нераспашная. Шьется она шерстью наружу, с куколем или наголовником, нередко к ней пришивают рукавицы. Куколь придает человеку образ совы, потому шуба и называется совиком. Женская одежда называется ягушка. В отличии от мужской имеет разрез спереди. По талии её перехватывают тканым из цветной шерсти поясом. На ноги ненцы шьют удобные чижи и пимы. Чижи – это высокие, до паха, меховые чулки из телячьих зимних шкур мехом внутрь, позволяющие всегда держать ноги в тепле. Мех их наполовину обстригается. Сшивают их из трёх кусков: голенища, подошвы и носка. На чижи надеваются пимы. Пимы - это сапоги из камусов (полосы шкур с ног оленей, много прочней, идут еще и на подбой лыж) шерстью наружу; есть с долгими голенищами, и до половины икры (полуголяшки). Одежда детей во всём похожа на одежду взрослых, с той лишь разницей, что на уровне груди к ней часто пришивают колокольчики, которые звенят при каждом движении. Это помогает постоянно занятым родителям следить за детьми.
Я где-то читал, что у некоторых северных народов культура проявляется в танцах и театральных действиях, а у ненцев - в своеобразии одежды, ее покроя и цвета. И правда, диву даешься, насколько искусно они подбирают полосы разноцветного меха, вводят в золотистый собачий мех черный, низ малиц отделывают красно-коричневым оленьим, утяжеляющим покрой, расцвечивают одежды кусочками алого сукна или ярко выкрашенной ровдуги! Мне кажется, из-за того, что в тундре никогда не было музеев, не было в том виде, как мы себе представляем, и не было изобразительного искусства, ненки научились использовать символы и орнаменты отделки в качестве своеобразного языка, позволяющего им вести летопись своих чувств и впечатлений, и через них прививать детям вкус к прекрасному. Кто знает, может быть и эта летопись ждет еще своего Шамполиона (французский археолог, раскрывший тайну египетских иероглифов)!
Оказывается, ненцы до сих пор считают, что вся окружающая природа - небо, земля, вода и лес - имеет своих духов-хозяев. К ним многие обращаются за помощью, приносят жертвы. Христианизация в 19 веке не внесла особого изменения в ненецкие традиционные представления о мире. Как и прежде, у иных мужчин есть обрядовые с лисьими воротниками паницы, их надевают раз в жизни, только в день свадьбы. А малицу мужчины носят с кожаным поясом – ни. Этот широкий пояс бывает расшит бисером и украшен массивными или ажурными розетками-пряжками, тасмами. Рядом с деревянными ножнами, в которых хранится хубтвы хар – нож с костяной ручкой, украшенной оловянной инкрустацией, с мешочком для кремня и мешочком для табака, медвежьи клыки. Клыки снимают боли в пояснице и являются знаками отваги и доблести.
Жизнь ненца еще не так давно начиналась традиционно с сурового испытания по старинному обряду. Отец сам перевязывал пуповину новорожденному (раньше шаман) клочком материнских волос, выносил его из чума, клал наземь и посыпал снегом, чтобы он никогда не боялся мороза. Подносил к собаке, чтобы та лизнула его – пусть собака будет ему другом. После этого возвращался в тепло, оборачивал оленьей шкурой и клал в люльку, заранее убранную матерью красными суконными кисточками. Малышу должно быть светлее в символических бликах пламени...
Несмотря на серьезные политические катаклизмы последних лет, ненцы остаются сильными людьми. Опасности и бедствия являются для них буднями, а выносливость и смелость все так же считаются первыми добродетелями. В самых сложных условиях они умудряются сохранять наивность, чистоту и честность нравов. Даже с риском для жизни они помогают попавшим в беду. По всей тундре оказывают необходимую поддержку путникам. Накормят, напоят, предоставят ночлег, не требуя ничего взамен. Между собой они живут дружно, в делах одного человека обычно принимает участие вся семья.
Днем у них никто ни минуты не сидит без дела. Дети без принуждения берут пример с родителей, поэтому каждый точно знает свои обязанности. Отец осматривает оленей, ухаживает за важенками и телятами, делает загон, чистит оружие, чинит нарты и упряжь, учит детей и, когда выдается хорошая погода, ходит на охоту и рыбалку. Примечательно, что книгу природы он читает так же, как мы газеты и книги. Сын учится от отца, дочь у матери. Дети взрослеют быстро. В восемь лет мальчики уже вовсю помогают родителям. Иные в этом возрасте получают собаку и начинают самостоятельно охотиться. Собака у мальчугана – это будущий вожак упряжки. Без нее невозможно проехать к месту охоты и привезти добычу. Упряжка в восемь-десять собак может утянуть санки с диким оленем и даже с медведем. Но в чум собаку не пускают, такая собака не станет помощником человеку. По преданию Ннум (высшее божество ненецкого пантеона) сотворил собаку, а вслед за ней человека. Они не могли обходиться друг без друга: человек кормил собаку, она помогала ему сражаться с дикими зверями. И только много позже была создана женщина – выделывать шкуры и готовить пищу.
Так с давних пор и ведется, только женщина делает много больше. Поддерживает в чуме и вокруг порядок. Внутри всегда чисто, натоплено, в рукомойнике вода, на печке горячий чай. К обеду она жарит мясо, иногда печет хлеб. Интересно бывает смотреть, как, обмазав тестом толстую палку, она вертит ее в огне. На зимней стоянке помимо прочего она плетет из ивовых веток циновки, заготавливает топливо, воду. Носит в чум толстые пласты снега, вырубая их подальше от жилья, где не ходили собаки и люди, складывает их в большую бочку, где снег тает. Говорят, зимой, особенно в декабре, в месяц Большой темноты, это тяжелая работа. Снег слепит глаза, работать приходится вслепую. Я видел, между делами женщина умудряется сделать ребятишкам еще и игрушку. Это была кукла с кисточкой вместо головы: "Голову сделаю – душу дам, - объяснила она. - А с душой играть – играть с шайтаном. Нельзя!"
По вечерам отец что-то рассказывает, мать, не оставляя домашних забот, поет. Ненцы сами сочиняют песни о важных событиях. Песни о своей жизни называются у них хыноц. Пропетое слово ценится дороже обычного. Когда же семья ожидает кого-то из дальнего путешествия, в чуме тихо. Так, словно все разом помогают тому человеку благополучно вернуться. А помогать нынче действительно надо. На Ямале самое большое стадо домашних оленей в мире, сегодня оно насчитывает 540 тыс. голов и 70% всего стада приходится на оленеводов-частников (доля аборигенного населения в общей численности жителей округа составляет 7% - 35 тыс. человек, а кочевой образ жизни ведут более 13 тысяч). Как раз из-за разросшегося стада ягеля на традиционных пастбищах и не хватает, приходится уходить северней, ближе к Ледовитому океану.
...Поздними вечерами у оленеводов бывает особенно уютно. Помню, после тяжелого дня угомонились даже самые шустрые из ребятишек, уснул пораньше отец, готовясь к далекой поездке. Последней легла хозяйка. Она помыла оставшуюся после ужина посуду, отчистила котел, все тщательно вымела и прибрала в чуме. Проверила детишек, не раскутались ли. Погасила лампу и все разом погрузилось во тьму. Тихо. Я думаю, непогода нужна хотя бы для того, чтобы человек мог ощутить прелесть спокойствия. Оно полно радости. Мысли легки, лежишь не обремененный привычными заботами. В отверстие в самом верху чума заглянула крупная, как яблоко, Полярная звезда - Нгер Нумга. Невольно улыбаюсь ей и прикидываю, сколько может быть верст до дома. Получается совсем много. Удивляюсь Мирозданию, настолько оно велико и пречудно. Чувствуешь это острее на крутом повороте судьбы, занесшей тебя в полуночные места, на "Край земли" – ведь именно так переводится с ненецкого языка Ямал.
P.S. По словам Дмитрия Хороля, президента Союза оленеводов России, жизнь тундровика непосредственно связана с оленем, и, "нарушив эту связь, мы уничтожим традиционный уклад жизни северных народов... В прошлом веке перестали кочевать кеты, юкагиры, нганасаны, долганы, имевшие когда-то многотысячные оленьи стада. Сегодня эти народы испытывают значительные трудности с сохранением своей этнокультуры: наличием практических носителей и знатоков родного языка, фольклора, народных промыслов и традиций. У ямальских оленеводов таких проблем нет".
Я знаю почему! Благодаря невидимой постороннему глазу прочной нити, соединяющей внутреннего и внешнего человека, которая называется любовью!