Солнце беспощадно жарило мою спину: тонкая стенка палатки, купленной на распродаже, совсем не спасала. Пришлось проснуться, иначе я бы просто "подгорела".Открываю глаза: рядом со мной сопит еще одно тело уже наполовину проснувшееся. Многие мужчины могли бы мне позавидовать: рядом со мной была красивая девочка с огромными черными глазами и большими выразительными губами.
- Приветики,- она что-то невразумительно промычала в ответ и перевернулась на другой бок. Я улыбнулась, еле сдерживая себя, что бы не рассмеяться во весь голос. Просто так. Потому что утро, и потому что я проснулась, и потому что у моей подруги один глаз наполовину открыт, и это представляет собой очень забавное зрелище. Завтра мы уезжаем с этой стоянки, нас ждет дорога к еще неизведанному нами мысу Меганом. Море прохладное и щекочется. <слышу из палатки глухой стон. значит проснулась.
- Что там? - спрашиваю
- У меня сгущенка растеклась,- очень несчастным голосом отвечает мне Алёнка. Я опять еле сдерживаю себя, что бы не рассмеяться, и не уточняю подробностей этого происшествия.
- Эй, девочки! - к нам приближается полная девушка с рыжими волосами. Абсолютно голая, ни капли не смущаясь ни своей наготы, ни явных лишних складок, везде, где только можно,- займите двацаху, а? На пивас! Мы к вечеру пойдем в город аскать, тогда и вернем. Алёнка, уже наполовину выползшая из палатки, лохматая и с сонными глазами, с явным недоверием и легкой усмешкой на губах, рыщет в поисках кошелька, наконец находит и протягивает толстушке ровную зеленую бумажку.
- Вот спасибо! Мы вечером вернем! Не Переживайте!
Мы ничего ей не ответили, а она с счастливым видом поспешила удалиться. День начался просто и радостно. Развели костер, сварили в большой темно-зеленой кастрюле гречку, позавтракали и отправились прогуливаться по побережью. Валяясь на каремате, то и дело переворачиваясь с одного бока на другой, потому что камешки впиваются в тело и солнце невыносимо печет, слышу мужской голос:
- Извините... Извините, можно спросить?
- Привет!
Перед нами стоит парень в светлых джинсах, черной футболке, светло-серой кепке и с большим рюкзаком за плечами.
-Я тут стоянку ищу, не знаю где бы остановиться, вы мне не подскажите?
-Подскажем,- говорит моя подруга,- рядом с нами есть неплохое местечко.
-Ох, было бы здорово,- парень присел рядом с нами и достал из рюкзака пластмассовую бутылку,- угощайтесь.
Я пригубила, вкусно. Винишко. Передала угощение подруге.
-А ты что, один?
Парень рассказал о том, что через пару дней к нему должны присоединиться его товарищи. Он же не дождался их и решил отправиться в путешествие самостоятельно.Выглядел он самоуверенно и немного смешно, глубоко в глазах так и виднелась растерянность и что-то очень детское и доверчивое. Мы провели его к нашей стоянке, места там было мало, вокруг нас было еще несколько палаток, которые установили здесь еще задолго до нашего приезда. Но как раз рядом с нами было небольшое пространство для того, что бы он смог размеситьтся. Мы помогли ему поставить палатку, и оставили одного, сообщив, что будем на том же месте, где и встретились.Подхватили свои карематы, Алёна захватила табак, и вот мы уже снова нежимся на пляже, покуривая вкусные самокрутки.Наш новый знакомый не заставил себя ждать, и очень скоро присоединился к нам с бутылкой вина.Мы болтали о всяком, задавали друг другу вопорсы и смеялись. Вдруг Алёна пронзительно закричала и ринулась к мору.Я обратила свой взгляд туда же и увидела пролетающую низко чайку, которая стремительно скользила над волнами с какой-то неестественно большой ношей. В момент, когда я увидела ее, эта ноша уже падала в море. Это была птичка. А моя подруга уже плыла туда, вопя,что она не даст ей умереть и спасет ее.Меня начал одолевать еще один приступ смеха, но я уже не стала себя сдерживать. Новый знакомый выглядел немного ошеломленным. Мокрая Аленка с огромными жалостливыми глазами вышла из моря держа в руках комочек перьев. Я сначала не поняла, что не так, но когда она подошла поближе, оказалось, что у птички нет головы. Ох уж эти чайки. Мне хотелось одновременно плакать и смеяться. Птичку ведь жаль, но сцена была комичной.
-Я ее не спасла...
Мы хором рассмеялись, каждый в душе обвиняя себя за это и стараясь придать лицу максимально трагичное выражение.
-Эй! что это у тебя? - послышался еще один незнакомый мужской голос,- вы чо, птицу убили?!
-Я её спасала! - запротестовала подруга,- просто так получилось.
-Ну нужно её похоронить,- высокий худой мужчина в бандане и широких шортах отобрал у Аленки маленький трупик, вырыл руками небольшую ямку в песке, сказал несколько добрых слов в память о мертвой птичке и закопал ее. Вот так вот. Наши первые летние похороны.
-Вы, девчонки, чего тут жаритесь? Я вас видел, приходите к нам, чай пить! Мы вон там остановились, чуть выше вас. Ну, я пошел, жду!
Ближе к вечеру, воспользовавшись приглашением, мы сидели в соседнем лагере, с кружками крепкого черного чая в руках. Мужчина, который пригласил нас, представился как Вода. Говорит, так меня все называют. Текучий, мол. Отовсюду выберусь. Ему на вид было около тридцати: высокий, худощавый. Таких мы обычно сторонимся на улице, а если приходится ехать с таким в лифте, то лучше уж пойти пешком. Но сейчас мы в Крыму. Мне почему то верится, что люди, которых встречаешь в Крыму, дикарем, не могут никак тебе навредить. В них есть что-то родное. Поэтому и опасения все куда-то далеко улетучились. Осталась только дружеская улыбка и радость, обретенная благодаря новому знакомству. Но вот из палатки вышел еще один мужчина. И тогда мне стало немного не по себе. Такой же худой, но видно, что старше. Лицо сухое, измученное. Щеки впавшие. Кожа странного цвета, как будто он долго не выходил на солнце. Руки забиты наколками. На вид ему было около 40. Он улыбнулся наполовину беззубым ртом и представился Павлом. Первый, в бандане, по прозвищу Вода, попросил Аленку сходить с ним за чачей. Мол, одному идти не хочется совсем. Я видела, как ей не хочется, да и мне не хотелось разделяться, и попробовала отговорить его. Но Вода был непреклонен. В итоге моя подруга с этим странным мужчиной ушагали в поисках алкоголя, а я осталась сидеть у костра. Рядом был Павел и наш новый знакомый в кепке. Он, почему то решил уйти, и оставил меня наедине со странным мужчиной.
-Да ты не бойся,- он мягко улыбнулся. -Я же вижу, боишься. Я плохого не сделаю. Ты хорошенькая и маленькая, я же вижу. Не бойся меня, Вика.
Я улыбнулась и все мои опасения куда-то улетучились. Голос его был мягким, спокойным и бесконечно одиноким.
-Тебе сколько лет?
-16
-Да ты мне как дочь, можно считать! Мне 36. Но выгляжу я наверное куда хуже.- он еще раз задумчиво улыбнулся. Я промолчала и он продолжил.
-Я из тюрьмы вышел недавно, ну-ну, не пугайся,- тут же добавил, увидев как переменился мой взгляд, - ничего плохого я не делал. Но знаешь, я там всю жизнь провел. Нет у меня другой жизни и всё. Ничего кроме тюрьмы не знаю. Вот уже месяц как вышел, и вот здесь и живу. Пойти-то мне некуда. А сейчас лето, хорошо... Вода, друг мой. Он помоложе будет, да и прошлого за ним такого нет. Но он вот меня не бросает. Хорошо...Знаешь, Вика, я с 15 лет по уголовщине да и только. Наверное тебе интересно за что? Да это не так то важно. Главное, что ничего плохого я не делал. Жизнь просто, понимаешь, не получилась,- и он хрипло, засмеялся, а смех его напоминал скорее лай больного старого пса. Меня передернуло. Стало жутко не по себе, но в тоже время жутко интересно. А Павел продолжал:- Куда меня только не отправляли, я,знаешь ли, и в американской тюрьме сидел, и в русской, даа... куда только не ссылали. Я и сбегал. Но знаешь, когда заходишь в камеру, а там эти, нерусские, и ни о чем с ними не поговоришь, мне-то откуда язык знать, когда я с детства вот так вот, по улицам, по притонам, да по детским комнатам милиции. А они смотрят, знаешь, как волки. И ты тоже. Но ни я ни они на самом деле не волки. Мы собаки. Просто собаки. Загнанные, злые, обиженные собаки. Обидно. И семьи-то у меня не было. Я, знаешь, все старался сбежать от себя. Бывает, посмотрю в зеркало и противно. Хочется жизни другой, настоящей, красивой. Я-то и матери своей толком не знаю. Хаа-ха. Последний раз видел её, когда мне лет двадцать было. Я тогда опять из тюрьмы сбежал. На район к себе пришел, а там мымра какая-то с друганами моими. Бухущая, жуть. Я у нее сигарету попросил, а она меня на три буквы. И то их еле выговорила. А я смотрю - лицо знакомое вроде. Но опухшее, красное. Да и сама она грязная и воняет. Я и не стал приглядываться. А потом унес её, хахаль какой-то. А пацаны мне и говорят, что ж ты, мать родную не признал? Я тогда хотел найти её и убить. А потом себя убить. Противно было. Но не стал. Подумал, зачем ради какого-то дерьма грех на душу брать. Хоть и мамка. Любил я ее в детстве страшно, а теперь не знаю где она. Поди подохла уже давно под забором каким. Или с пьянчугами, такими же как она сама, помирает. Больно это, знаешь. Смотрю я на товарища своего, а у него вся жизнь в руках! Да все у него есть. И прошлое, не то что у меня. Так он - дурак. Совсем жизни не знает. Все убегает, убегает от кого-то. А от кого, спрашивается? Хаа-ха. От себя. Вот и я так. Всю жизнь от себя бежал. А что теперь? Теперь вот я сижу и с тобой знакомлюсь, Вика. Ты хорошенькая. И жизнь тебя тоже ждет хорошая. Она у тебя уже есть. Ты, знаешь, главное от себя не беги. Может я дурак полный, может и не нужно меня слушать, ты сама решай. Я вижу, что ты понимаешь. Хоть маленькая совсем, но понимаешь. Ах, Вика! Был бы я молод, я бы в тебя влюбился! Ну а теперь ты мне дочь, - и он опять рассмеялся хриплым голосом,- солнце светит и ради этого можно жить. Улыбка его была усталой, а в глазах зияла какая-то странная пустота. Павел принялся разжигать потухший костер, уже начало темнеть и все вокруг обдувало ветерком. Было тепло, но у меня по коже разбегались мурашки. Вот как оно. Вот какие жизни бывают. Почему я никогда прежде не думала о чужих жизнях? Наверное, потому и не думала, что должна была увидеть своими глазами. Я обернулась и увидела приближающихся Алену и мужчину в бандане. Он нес в руках бутылку. Следом за ними на холмик поднимался седой мужчина с усами.
-Эхехеее! А вот и чача! Сейчас то веселье и начнется!
Он всучил нам стаканы и разлил пойло. Я никогда прежде этот напиток не пробовала, но стоило мне слегка пригубить, как я поняла, что и не стоит больше, это точно не напиток для юных автостопщиц.
-Здравствуйте, барыни,- проронил очень мягко и интеллигентно седовласый мужчина. У него в руках была большая тряпичная сумка, из которой торчали дощечки.
-А что это у вас? - спросила я.
-Рисунки, - он улыбнулся очень мягко, так, как будто говорил о любви всей своей жизни,- хочешь посмотреть?
- Хочу!
Он достал несколько и я ахнула. Он рисовал невероятной красоты волны, закаты, корабли. Было несколько портретов, мужчины, женщины и все они были, словно живыми. Глядели тебе прямо в глаза. Кто-то заманчиво улыбался, а кто-то тихо грустил.Седовласый мужчина был очень красивым. Старость коснулась его лица и черты его были благородными и приятными, а глаза наполнены какой-то волшебной глубиной, они были похожи и на бушующие в море волны, и на розовеющий у горизонта закат.
- В этом вся моя жизнь. Я рисую. Иногда картины покупают. Иногда нет. Дохода от этого немного, но я не расстраиваюсь. Мне хватает. Жизнь слишком красивая, чтобы расстраиваться,- и он улыбнулся тепло и мягко.
- Я тоже люблю рисовать.
- Так значит рисуй! Никогда не останавливайся. Главное делать то, что любишь.
Его слова перебил смех, я не заметила, как у костра собралось уже много людей. Все о чем-то болтали, шутили, смеялись, спорили. Мне стало очень тепло.Я посмотрела на Павла, потом на художника. Первый всю жизнь бежал от себя, второй всю жизнь ровно и терпеливо шел себе навстречу. И хоть наши жизни такие разные, мы все собрались здесь просто так у этого большого костра. Слетелись, как мотыльки на свет. Мы - учителя и ученики. Каждый выбирает свою жизнь сам.