ГГУ, РФ-67
Часть третья
Моим детям и детям моих сверстников
На одно из утренних построений вместе с дежурным офицером пришел еще один, как оказалось, физрук части.
- Кто играет в волейбол,- спросил физрук.
Поскольку команды «шаг вперед» не последовало, по строю пошел смутный говор – и кто-то поднял руку. За ним, все тоже подняли руки.
Офицер понял свою ошибку, и дополнил свой вопрос:
- У кого есть спортивный разряд? Шаг вперед.
Вышли двое: я и Саша Кетов.
- Всё?- спросил физрук, явно разочарованный.
Все молчали.
Физорг объявил, что Кетов и я зачисляемся в сборную команду части для участия в зональных соревнованиях по волейболу. Тренировки – вечерами, после учебы. А на время соревнований мы освобождаемся от занятий.
На первой же тренировке выяснилось, что сыграться команде не удастся, т.к. в составе сборной всего шесть игроков: два офицера, из которых один физрук, два сержанта из хозвзвода и мы, с Кетовым.
Капитаном команды, естественно, выбрали физрука.
Уже на следующий день нужно было ехать в одну из подмосковных частей на соревнования. По графику наша игра была вторая.
Мы переоделись в раздевалке – и вышли в зал, где уже разминались две команды.
Зал оказался очень маленьким, с двухметровым забегом, и к тому же с очень низким потолком.
Обе команды производили очень хорошее впечатление. Обе команды разминались мячами Артекс. Эти мячи, лучшие в то время, невозможно было купить, т.к. они нигде не продавались. Артекс распространялись только через спрткомитеты. По наличию таких мячей можно было судить о статусе команды.
Если все остальные команды примерно такого же уровня, то нашей команде явно светило последнее место.
Судья, в форме подполковника, объявил о конце разминки, и предложил командам построиться для приветствия.
Одна команда сразу выполнила установку судьи, а вторая продолжала разминаться.
Судья подошел к игроку с капитанской нашивкой на форме, и что-то сказал тому в грубоватой форме. На что молодой парень достаточно громко послал подполковника матом.
Я был поражен поведением молодого игрока. По моим представлениям ему явно грозил выговор.
Началась игра.
Как я понял, играли хозяева зала и одна из приезжих команд, капитан которой повздорил с судьей. Обе команды играли в силу первого разряда, т.е. достаточно хорошо. Хозяева, однако, играли несколько хуже. Но они играли в своем зале, к недостаткам которого они приспособились. Команда их противников, легко парируя многие удары, проигрывала очки из-за касаний мячом низкого потолка. Кроме того, как только хозяева начинали проигрывать, судья начинал придираться к качеству приемов противника, вызывая глухое раздражение команды, что не имеет никакого отношения к спортивной злости.
В результате усилий судьи команда хозяев выиграла с минимальным преимуществом.
Следующая игра была наша.
Мы быстро проиграли со счетом два – ноль, и удрученные скоростью проигрыша, направились в раздевалку, где застали команду, проигравшую перед нами. Я был поражен. Молодые парни, года на четыре старше меня, все оказались майорами ВВС. Это была команда Звездного Городка, где готовили будущих космонавтов. Мне стала понятна интрига взаимоотношения судьи и капитана команды. О выговоре не могло быть и речи.
Лет пятнадцать спустя, я отдыхал в ведомственном санатории «Южное взморье», где нашел троих любителей большого тенниса, и играл с ними почти каждый вечер. Где-то на пятый день к корту подошел стройный мужчина лет сорока. Он наблюдал за нашей игрой минут тридцать. После окончания игры пришелец подошел ко мне. Представился, и предложил поиграть с ним в качестве спарринг-партнера. Я естественно согласился. Со мною разговаривал космонавт Аксенов.
Аксенов жил в правительственном номере, представляющем отдельный коттедж, и явно избегал внимания. Мы беседовали с ним только о погоде, о море и об игре. Он всегда был вежлив и приветлив. Играл он в мою силу, что делало нашу игру захватывающей и азартной.
Физорг санатория каждый день выдавал Аксенову два новых мяча, которые после часа игры он неизменно оставлял мне. В Адлере купить мячи было невозможно, а физорг, как выдал на нашу компанию два мяча, так больше и не выдавал, ссылаясь на дефицит.
Мне очень хотелось спросить Аксенова, не был ли он участником соревнований по волейболу в 1966 году. Но возможность отрицательного ответа остановила меня. Пусть те соревнования останутся романтическим воспоминанием моей студенческой молодости.
Соревнования проходили по круговой системе, т.е. каждая команда играла со всеми остальными. Мы неизменно проигрывали всем.
По расписанию игр последнюю встречу мы должны были провести с хозяевами спортзала, которые обыграли к этому времени все остальные команды, и досрочно заняли первое место в соревнованиях.
В стартовой расстановке меня, как самого сильного нападающего нашей команды, капитан поставил в пятый номер, т.е. в линию защиты, с тем, чтобы я как можно больше розыгрышей провел на первой линии после выигрыша подачи. Подавать по жребию начинали хозяева.
Нападающий противника атаковал из третьей зоны с очень низкого пасса, т.е. с места разводящего. Наши блокирующие неизменно опаздывали на блок, и атакующий каждый раз вколачивал мяч в четвертую зону первой линии. Когда эта ситуация повторилась три раза, я решил самовольно нарушить расстановку. Оставив заднюю линию, я сместился за спины блокирующих. Как только я понял, что обманной скидки не будет, я метнулся в зону удара и в длинном броске парировал удар. По понятиям волейбола я сыграл эффектно, но не эффективно. После моего приема мяч мягко полетел на сторону противника, давая ему возможность для новой атаки.
Нападавший, поняв, что чисто обошел блок, и видя зону своего удара абсолютно свободной, даже не стал смотреть на результат своего удара. Приземлившись, он сразу повернулся и гоголем пошел на свое стартовое место. Мяч, парированный мною, мягко летел в ту же точку.
Команда противника не сразу оценила действия своего нападающего, и призывные крики «играй» последовали с некоторым опозданием.
Игрок линии защиты, видя, что нападающий не собирается продолжать игру, в красивейшем броске бросился под мяч, и принял бы его, если бы нападающий, решив вдруг оглянуться и разобраться в причине непонятных ему криков, увидел падающий перед ним мяч и машинально поймал его прямо над руками защитника, торпедой пролетевшего мимо него.
Секунду стояла мертвая тишина. А затем грохнул хохот.
Все скамейки зала были заполнены игроками остальных команд, ожидавшими процедуры награждения, которая должна была состояться сразу после нашей игры. Вообще-то, все игры проходили практически без болельщиков.
Я попросил нашего разводящего попытаться дать мне такой же низкий пасс. Капитан не стал возражать, молча сдав мне бразды правления.
Первый же короткий пасс у разводящего получился – и он почувствовал мою игру.
Бурная поддержка зала вызвала кураж нашей команды, и напротив, повергла противника в состояние полного разлада. Поведение болельщиков нельзя было назвать корректным. Они явно издевались над нашим противником, не соизмеряя происходящее со своей реакцией, явно преувеличивая качество нашей игры.
Мы победили с разгромным счетом.
Началась церемония награждений.
Сначала наградили три первых команды. Хозяева набрали равное количество очков с командой будущих космонавтов, но по результату личной встечи первое место заняли хозяева.
Потом началось персональное награждение. Лучшим разводящим соревнований был признан игрок команды-победителя. Затем наградили лучшего защитника и лучшего нападающего из состава команды будущих космонавтов, занявшей второе место.
Решив, что награждения закончились, я отвлекся, разглядывая космонавтов и пытаясь представить службу этих молодых парней.
В этот момент я услышал свою фамилию – и не понял, что происходит.
Наш капитан подтолкнул меня – и я вышел из строя.
Главный судья объявил, что лучшим универсальным игроком соревнований признан рядовой Леонович, который награждается грамотой и ценным призом – волейбольным мячом «Артекс». Это был самый дорогой приз.
Заняв последнее место, наша команда возвращалась победителем. Еще бы, мы выиграли у лидера соревнований. Единственные в своем роде! Физрук был просто
счастлив.
На утреннее построение следующего дня к нам пришел командир части. Он поблагодарил всех за участие в волейбольных соревнованиях, и наградил нас с Кетовым красивыми комплектами спортивной формы.
Со сборов я возвращался триумфатором.
Моё тогдашнее положение в волейбольной секции Университета было весьма двусмысленным. Дело в том, что в процессе предыдущих межвузовских соревнований я повздорил с нашим тренером Славой Решетовым.
Во время игры, когда я находился на подаче, мяч от нашего блока отскочил прямо ко мне. Заметив, что противник замешкался с восстановлением расстановки, я прямо с первого номера послал быстрый пасс (прострел) на дальнюю антенну своему земляку Шаранину. Юрка, оказавшись без блока, вколотил мяч в площадку. Получилось красиво и эффективно.
Довольный собой я стоял в ожидании мяча для следующей подачи, когда вдруг передо мной возник припрыгивающий от возбуждения наш играющий тренер. Он кричал мне в лицо, что я разгильдяй – и он этого не потерпит.
Решетов как раз накануне соревнований вернулся с тренерских курсов повышения квалификации, где его нашпиговали всевозможными моделями игры, забыв, видимо, ему сказать, что всё это для творческого применения. Он кричал мне, что я должен разыгрывать мяч только через разводящего, функции которого он и выполнял в нашей команде.
Совершенно уверенный в нелепости тренерских претензий, и спровоцированный его физическими наскоками, я довольно громко послал его подальше.
После игры тренер объявил, что исключает меня из состава сборной, сохранив за мной право посещения тренировок.
Меня мало волновала ссора с тренером. Но, к моему сожалению, случилось так, что я перестал посещать тренировки. Решетов воспринял это как проявление моей обиды.
Как только Решетов узнал, что я стал обладателем престижного мяча, он послал ко мне двух парламентариев с предложением вернуться в секцию. Я им объяснил, что никогда не уходил из секции, и приду на тренировку, как только смогу.
На следующей тренировке с моим участием тренер произнес длинный и невнятный дипломатический монолог, смысл которого был в том, что он объявляет мир, включает меня в состав сборной, а я отдаю мяч в распоряжение команды.
Я и не собирался сидеть на таком мяче, как собака на сене.
Тренер смысла быстрого пасса так и не понял, и прострел давать не научился.
Мяч оказался так себе. В семье не без урода. Он очень быстро потерял идеальную сферическую форму - и наши противники отказывались им играть из-за немыслимых траекторий мяча при подаче.
Нижний Новгород, январь 2015 г.