Глава двадцать первая
Командир танковой дивизии СС бригадефюрер Эрих фон Грюнберг был в плохом расположении духа. Его дивизия, прибывшая из Европы, за неделю боёв в России, понесла потери многократно превышающие те, которые она понесла за месяц боевых действий в Западной Европе. 27 июля измотанная боями дивизия и вовсе остановилась, да не только дивизия, а вся танковая армия генерала Гудериана. Командованием группой армий "Центр" в создавшихся условиях было принято решение перейти, временно, до прибытия резервов из Германии, к обороне по всей линии наступления этих армий.
Уже больше недели дивизия фон Грюнберга зарывается в землю. Дивизии достался участок обороны шириной около 20 километров. В некоторых местах из-за нехватки людских резервов и вообще были проплешины. Нанеси сейчас русские контрудар, свершилась бы катастрофа. Но у русских силы были тоже не беспредельны, поэтому обе стороны застыли друг против друга, продолжая зарываться в землю.
Свой штаб фон Грюнберг расположил в 10 километрах от линии фронта в одном из бывших колхозов. Каждое утро он начинал с объезда позиций своей дивизии, чтобы на месте решать все возникающие вопросы. В штаб возвращался в 9 или 10 часов вечера, где работал с картами, документами, принимал своих подчинённых и спать ложился не раньше двух часов ночи, а в шесть утра подъём. Вчера фон Грюнберг поссорился со своим адъютантом штурмфюрером СС Шмольтке. Этого молодого выскочку он давно бы отправил на передовую. Но у адъютанта отец был высокопоставленным чиновником. Член НСДАП с 1925 года оберштурмбанфюрер СС Шмольтке возглавлял гестапо в одном из оккупированных польских городов. Старший Шмольтке был лично знаком с Гитлером, они в первую мировую войну служили и воевали вместе, в одной роте. Поэтому бригадефюрер понимал, что ему придётся терпеть этого молодого выскочку.
Началось всё с того, что вчера утром его адъютант доложил о падении русского бомбардировщика всего в трёх, четырёх километрах от расположения штаба и надо бы организовать поиск русских лётчиков на месте падения самолёта. Фон Грюнберг ответил, что не дело посылать роту охраны на поиски русских лётчиков в лес, в котором по сведениям достоверных источников появились банды вооружённых людей. Рота охраны должна заниматься охраной штаба, а не по лесам бегать. А адъютанту лучше всего заниматься своими непосредственными обязанностями, а не поучать командира дивизии. Но Шмольтке видимо не внял тому, что сказал ему командир дивизии. В присутствии фон Грюнберга он начал распекать командира роты охраны, заслуженного офицера, дважды раненого и награждённого Железным крестом, за то, что тот якобы неправильно организовал охрану штаба. Это окончательно вывело из себя бригадефюрера. Он наорал на своего адъютанта, сказав при этом, что при повторении подобного несмотря ни на какие связи отправит штурмфюрера воевать на передовую, в окопы.
И сегодня 4 августа, объехав позиции своей дивизии, фон Грюнберг лишний раз убедился в непрочности обороны своих частей. В среднем каждому взводу доставался участок обороны до одного километра, а если учесть, что в каждом взводе после тяжёлых боёв оставалось не больше 20 человек, то получается невесёлая картина. На некоторых танкоопасных направлениях количество техники и солдат было более плотно сконцентрировано, а на других, менее опасных на взвод приходилось и вовсе до двух километров обороны. У русских разведка тоже не дремлет. Попробуй, догадайся, где они могут нанести главный удар. Нанеси русские свой удар сегодня или завтра, то пройдут сквозь оборонительные порядки дивизии как нож сквозь масло. Но на счастье германских войск, у русских также были истощены силы. Подкрепление же надо было ожидать не раньше чем через три недели. 23 - 25 августа в Смоленск должен был прибыть танковый корпус и часть его дивизий займёт место дивизии фон Грюнберга, а его дивизию отведут на переформирование и доукомплектование в тыл. Бригадефюрер мысленно просил Бога, чтобы эти три недели прошли более, менее спокойно без всяких эксцессов.
Жил бригадефюрер в доме у вдовы Лукерьи. В основном он там только ночевал. Приходил после двенадцати ночи и уходил утром в 6.30. Ночью около дома, где ночевал фон Грюнберг, выставлялись двое часовых. И сегодня в сопровождении двух часовых он пришёл ночевать где то около часа ночи. С собой он принёс несколько банок тушёнки и несколько пачек галет. Фон Грюнберг частенько приносил Лукерье кое что из продуктов, а Лукерья в свою очередь подкармливала его молоком и куриными яйцами. Немецкие солдаты, зная, кто квартирует в этом доме, старались обходить его стороной, чего не скажешь о других домах.
Выпив кринку молока, в половине второго, загасив керосиновый фонарь, фон Грюнберг лёг отдыхать, сняв только сапоги и китель. С началом боевых действий в СССР, ложась отдыхать он никогда полностью не раздевался. Где то ночью, чутко спавший фон Грюнберг почувствовал, что кто то открыл дверь в его комнату. Он резко сел на кровати и хотел протянуть руку к портупее с пистолетом, которая лежала рядом на табурете, но было поздно. Чья то сильная рука зажала ему рот и опрокинула на кровать.
- Спокойно генерал, Вы взяты в плен. Только не говорите, что Вы не знаете русского языка, - тихо проговорил в темноте мужской голос.