Юбилей в дачном интерьере. текст для чтения средне

            С утра квартира превратилась вдруг в какой – то муравейник.  Все стали как по команде сновать туда-сюда друг за другом по одним и тем же маршрутам. Суета, охватившая всех в преддверии  поездки на дачу для участия в торжестве юбилея родственницы, разрушала привычные ритмы действий и превратила их в какой-то мистический хаос. Каждый норовил делать то же, что и все и никто не выполнял функций, присущих именно ему. Все бурлило, но никуда не двигалось. В результате таких беспорядочных действий, когда мы уже собирались выезжать, совершенно случайно выяснилось, что то, что нужно было брать с собой осталось валяться на балконе, а вещи, засунутые в багажник машины на даче никому не нужны.
В конце концов, когда мы все-таки тронулись в сторону дачи, дочь выплеснула свои накопившиеся за утро отрицательные эмоции:
 - «И кому только нужна эта дача,  пол – дня тратишь только для того, чтобы туда  собраться, а приедешь  и,  будь любезен, ишачь с утра до ночи. К тому же, на следующий день на работе еле ходишь, высунувши язык, а то и того хуже - непрестанно то засыпаешь, то просыпаешься прямо на рабочем месте. Вот моя бабушка Оля, как права  была, когда отказалась в свое время от государственной дачи. Я помню, она считала, что жизнь в городе и так отнимает много не только физических, но и психических сил. А на дачу, говорила она, если у кого –то силы и остаются, так это не иначе как бездельники или люди с редкой, унаследованной от природы выносливостью – бывают такие семижильные».
Фраза прозвучала на повышенных тонах и в энергичной форме. Мы стали свидетелями запуска эмоциональной волны большой поражающей мощности. Однако, в силу специфики моей психики, сильные эмоции, как правило, служат спусковым крючком для  автоматического запуска механизмов моего мышления. Вот и тогда сначала в сознании явственно проступила фраза:
- « Какой «среднестатистический» горожанин не мечтает о даче – прибежище тишины и свободы от власти опостылевшей повседневности – этой однообразной борьбы за выживание, образный ряд которой ограничен немногочисленными родственниками и сослуживцами, воспринимаемыми
традиционно в палитре черно – белого кино через  дихотомию  свойств, качеств и явлений».
И только потом  я уже окончательно отключился  ( благо автомобилем управлял один из родственников) и погрузился в рассуждения на тему
 « Зачем вообще горожанину нужна дача»,  спровоцированную эмоциональным демаршем дочери.
Конечно, некий вечно брюзжащий интеллектуал тут же возразит, что мол, опять пытаются реанимировать ностальгические призывы к безделью на природе в стиле «маниловщины» или, скажем,  «одачествленной» модификации концепции Руссо о преимуществах свободы наивного природного дикаря. Увы, суть позиции подобных  интеллектуалов отнюдь не нова и сводится к противопоставлению городов как центров генерации общественных смыслов и ценностей и приприродных дачных поселений (за исключением остатков крестьянских хозяйств),
воспринимаемых ими как зоны полного покоя, зоны торможения активности психики с постепенным переходом ее к состоянию пантеизма.
Действительно, подобная позиция не лишена оснований: достаточно в качестве примера вспомнить признание Фейербаха, что атмосфера деревни действовала на него отупляющее, и только возврат в город снова оживлял в нем творческую активность. Но справедлива она в случае полного отшельничества, где социальные формы общения просто отсутствуют, а все общение сводится к общению с природой. Жизнь Диогена в бочке – вот классический пример такой асоциальной жизни,  взятый из истории.
На самом деле оба высказывания в диспозиции «дача – город»  односторонни, а методы обоснования позиций весьма произвольны и порой не выдерживают критики. Но, несмотря на это, они повсеместно применяются не только в среде так называемых «среднестатистических» граждан, но и в среде так называемых интеллектуалов «экспертного типа» откуда, кстати, они и перекочевали в среду «среднестатистических».
          Убедительное с вида изложение ответа на поставленный вопрос внезапно прервала крамольная мысль: доводы, пришедшие мне в голову ранее не более, чем набор стандартных культурных представлений случайно извлеченных из памяти в виде лишь формально связанной калейдоскопической картинки.
А чтобы разобраться в этом вопросе, следует самостоятельно проанализировать ситуацию и уловить закономерные связи внутри цепочки «горожанин – дача – земля».
И  действительно, зачем нужны дачи, земельные участки и вообще чистая смена обстановки жителю города. Недостаточно ли привычной ему формы отдыха:  раз в году где-то там,  на море или в лесочке рядом с грибочками и ягодами, сбор которых освещен национальной традицией.  И что же важней для горожанина – собственный дом или земля, чтобы получить ответ на эти вопросы попробуем оглянуться на ближайшую историю дачного и земельного впадения в сопоставлении с социальной структурой городского населения.
Как известно, основные группы этого населения - интеллигенция, служащие и работники физического труда. После войны, вследствие необходимости, восстановить городскую разруху и наладить старые довоенные производства городу понадобились сотни тысяч рабочих рук и их стали поставлять окрестные сельские поселения. Это частичное переселение деревни в город происходило под лозунгом «Руки в обмен на улучшения жилищных и материальных условий жизни».  Структура населения всех городов и особенно крупных промышленных центров резко изменилось в сторону увеличения бывшего сельского населения. В частности, когда в начале шестидесятых появилась государственная программа «шесть соток», преследовавшая цель улучшения снабжения населения городов плодоовощной продукцией, за счет собственного труда на земле  бесплатно выделенной гражданам со стороны государства, именно бывшие крестьяне в первую очередь откликнулись на нее. С утра до вечера в воскресные дни они сидели в своих  грядках и ягодных кустах, сажали и ухаживали за плодовыми деревьями. Битва за урожай приобрела не шуточный размах, а главное, в ней воочию проявлялся энтузиазм масс. Решало ли это проблему потребности городов в этих видах сельскохозяйственной продукции – сомнительно. Скорее всего, в движении за овладения шестью сотками сыграли психологические мотивы -  сознательная тяга к земле бывших крестьян. Смешно предполагать, что за одно-два поколения крестьяне, осевшие в городах, поменяли свою частнособственническую  психологию, как и  психологию  труда  на земле,  тысячелетиями  составлявшей основу их жизнедеятельности. В этом смысле новый  характер труда в городе у бывших крестьян всегда,  хотя и бессознательно, вызывал отчуждение – они, проще говоря, находились как- бы не в своей тарелке. И первая возможность снова вернуться к труду на земле вызвала у них прилив энтузиазма. 
 Говоря словами товарища Сталина -  « жить им стало  лучше – жить им стало веселее».
           Дачное строительство для владельцев шести соток не приобрело решающего значения,  во-первых, потому, что стройматериалы были дороги и в большом дефиците, а главное, потомственные земледельцы не испытывали нужды в каких-то капитальных домах и домах, воплощенных в изысканных архитектурных  формах – они удовлетворялись простыми дощатыми хозблоками и простыми дачными домиками, служившими для ночлега и отправления повседневных бытовых потребностей.
Главным символом уюта и собственной защищенности в подобных домах служили крыши, свисавшие чуть ли  не до земли.  Следует отметить, что дачная самодеятельная архитектура вплоть до 90-х годов развивалась преимущественно в этом стиле – домики в виде коробок с окнами по бокам
с крутыми  крышами, свисавшими до земли, составляли ее основную черту, прозванную в простонародье как «Ленин в кепке».
Дачи в смысле архитектурных строений ( вплоть до девяностых ) со всеми бытовыми удобствами и относительно большими участками земли  с зонами леса вперемежку с дачным ландшафтом  строились только за счет государства по проектам профессиональных архитекторов, вмещали большие семьи и обеспечивались зачастую еще и казенной прислугой. С тех пор и сформировалось представление о владении дачей как особом социальном преимуществе, предполагавшем высокий социальный статус их владельцев.
В отличие от стиля жизни на участках в шесть соток, стиль отдыха на государственных дачах, предоставляемых  гражданам за особые заслуги перед государством,  не имел ничего общего с обработкой земли.
Категорию этих граждан составляла научно-техническая, военная и гуманитарная интеллигенция, сосредоточенная в силу своего уровня образования не столько на бытовом, сколько на духовном, интеллектуальном общении.
Понятно,  что в социокультурном багаже граждан, населявших госдачи, никакого упоминания, а тем более тяги к обработке земли не было.
           И так,  как мы увидели,  до девяностых годов,  земля и дача были строго разграничены в понятии горожан. Земля предназначалась одним  с целью решения части продовольственной программы, а дачи с целью отдыха другим – элите общества.
Сшивка этих понятий с образованием единого смысла, когда уже понятие земля перестала носить самостоятельное значение для жителей города,  а воспринималась только совместно с понятием дача произошла с переходом государства советского строя к государству буржуазного строя. Предпринимательская активность, начавшаяся еще в конце восьмидесятых вместе с кооперативным движением,  дала свои существенные материальные плоды уже в середине девяностых, когда у оформившегося, так называемого, среднего класса появились избыточные средства, вложенные ими в строительство дач.  Однако, бум дачного строительства, длившийся с середины девяностых по начало двухтысячных годов, ознаменован не только резко возраставшими материальными возможностями населения городов, но и стрессом, ставшим нормой жизни особенно  в рамках больших городов.
В результате смены социального строя в городах появились социальные проблемы, которых не было в рамках планового  хозяйства: безработица, расслоение  в уровнях дохода стало носить гипертрофированный характер,
коррупционность бюрократической среды достигла социально опасной черты.  Безработица в свою очередь породила небывалый всплеск социальной мобильности. Если раньше каждый заранее знал свою социальную роль, на которую его готовили в системе высшего и профессионально-технического образования, то теперь за эти места велась жесткая конкурентная борьба – хозяевам  стали нужны только лучшие кадры. В условиях, когда принцип «спаси себя сам» стал ведущим принципом жизнедеятельности, потоки информации, перерабатываемые населением в надежде улучшить свое материальное положение и решить бытовые проблемы многократно возросли и вызывали постоянное перенапряжение психики, требовавшей, в условиях непрерывного стресса резкого изменения ритма труда и отдыха за счет изменения самой структуры отдыха – появилась необходимость перехода от его пассивных к активным формам в сочетании с более частой сменой обстановки для отдыха. Поддержка оптимального психического состояния для выполнения работы нашла свое решение в дачном отдыхе.
 Дачи стали расти,  как грибы после дождя. Это сопровождалось столь же быстрым разрушением крестьянских личных угодий повсеместно продававшихся под дачи. Город в стремлении сохранить свою жизнеспособность стал поглощать деревенские усадьбы, способствуя вместе с этим и изживанию крестьянского стиля жизни в его пригородных деревенских зонах.
           С ростом дачного строительства стали проявляться и новые стили жизни на дачах в зависимости от уровня доходов и психологии покупателей.
Приобретение престижной собственности в виде дач стало для многих способом демонстрации своего высокого социального статуса. Дачи в этом случае выстраивались по уникальным архитектурным проектам, поражая обывателей своими «дворцовым» размахом и дорогостоящими стройматериалами. Преобладание интересов владельцев подобных дач в сфере накопления и потребительства оборачивалось равнодушием как к вопросам собственной уникальности, так и к духовной жизни других.
Поэтому, вновь появившийся стиль дачной жизни подобных дачников стал повсеместно носить потребительский характер – отдых в своих активных формах, чуждый психологии потребительства, заменялся навязчивым стремлением расслабиться в рамках коллективных попоек под шашлык. Одновременно, другой части населения, строившей дачи поскромнее, и ставившей основной задачей отдых на природе в комфортных условиях был свойственен стиль дачной жизни, скорее всего, напоминавшей некую смесь двух основных советских стилей жизни – смесь духовно - интеллигенского с крестьянско-трудовым.
Но, в отличие от просто механической смеси советских стилей дачной жизни это новое образование приобрело в наше время качественно новые черты. Для интеллектуалов она перестала быть местом пассивного отдыха с интеллигентским застольем. Поменявши свой статус государственной собственности на личную, она пробудила в интеллигенции формы активности, не присущие им в городе, поскольку личное всегда предполагает возможность преобразовательной деятельности, в то время,  как государственное - всегда неприкосновенное в своих заданных формах.  Представители «среднестатистического горожанина», с одной стороны, включенные в жесткую систему социальных ролей городе, а с другой, освободившиеся от необходимости борьбы за урожай на дачном участке оказались  в ситуации  полной раскрепощенности, что давало им  возможность не только активной передышки от работы, но и запускало механизмы творческой активности в сфере дачных работ.
Этот новый стиль дачной жизни, родившийся из ощущения свободы, в отличие от стиля адаптационного принуждения, в городе позволил «среднестатистическому»  гражданину» подняться на определенный уровень самореализации, хотя и в условиях  возможностей,  ограниченных дачной жизнью.
 И так, с учетом возрастающих стрессовых нагрузок городского населения, дача становится не только местом спасения от городского стресса, но и необходимым условием для восстановления работоспособности и профилактики психических заболеваний. Кроме того, дачная жизнь благотворно влияет на все группы городского населения, позволяя им удовлетворять специфические потребности и интересы, не находящие реализации в городских условиях.  Поэтому, аналогично планированию детских площадок, зон выгула для животных и машиномест при планировании строительства нового дома, каждый город в идеале должен быть обеспечен  пригородом с отведенной в нем зоной под строительство личных дач. Расширение же городов за счет пригородных земель, в этой связи, не способствует оптимальной взаимосвязи в диспозиции «горожанин – дачник».
           За размышлениями о дачной жизни я и не заметил, что уже подъехали к даче и только настороженный лай нашей собаки вернул меня к восприятию реальной действительности.
Вокруг все было, как и всегда бывает в самом разгаре июня – яблони радовали глаз обилием плодовых завязей, а воздух переполняли ароматы только распустившихся соцветий на кустах жасмина и пионов, свисавших к земле от дождя крупными бело-розовыми шапками.
С соседнего участка, еще не потревоженного пробуждением хозяина, доносилась трель соловья. Через просветы между кустами смородины просматривались расположенные за ними грядки с уже покрасневшей клубникой. В конце одной из садовых дорожек, вымощенных плиткой, появился старый толстый ежик. Он поселился в давно заброшенном пустом улье два года назад и, едва почуяв появление человека, всегда выбегал на садовую дорожку, где ему по приезде ставили миску с молоком.
Две сороки привычно наблюдали сцену приезда хозяев сидя на заборе. Они свили гнездо на яблоне перед домом и считали участок своей зоной обитания. Собака,  как всегда, в порыве радостного возбуждения от приезда хозяев,  суматошно металась между нами,  не давая сосредоточиться на уже ставшими ритуальными действиях, сопровождающих каждый заезд на дачу.
       Начало цикла этих ритуальных действий всегда сопровождалось процедурой заполнения пустых ведер и леек холодной водой из скважины с целью последующего полива цветов и огородных растений теплой прогревшейся на воздухе водой. Эта процедура, кроме ее прогматического значения,  символизировала и начало перехода к новому, еще предстоящему состоянию дачной жизни, а лично для жены  - к очередному вступлению в воцарение своей деревенской вотчиной. Чтобы понять те характерные особенности, привнесенные дачной жизнью в систему ценностей главной устроительницы этой жизни  моей супруги,  Галины Николаевны, следует отметить, что она, в отличие от чеховской дамы с собачкой, любившей прогуливаться по набережной Ялты, любила выращивать разного рода культурную флору, повсеместно носясь с леечкой в руках по собственному дачному участку, который она не променяла бы даже на домик под южным солнцем Крыма. Мир, созданный своими руками привлекал ее больше чужих красот, а подсознательный страх возможного исчезновения этого рукотворно-духовного мира стал источником постоянной заботы о его бренном существовании. Волею самой судьбы в антитезе «созидание-потребительство»  она была помещена на сторону созидания и все попытки жрецов культа наслаждения перетащить ее на противоположную сторону, хотя и приносили временный успех, но все же, в конечном счете, терпели крах.
 Застолье по поводу юбилея намечалось на полдень, и  у нас оставалось время, чтобы заняться своими хозяйственными делами.
           В тот момент, когда жена осваивала новую косилку облегченного типа, косившую, как выяснилось, быстро, но оставлявшую после себя высокий дерн, на участок с ручной косой наперевес направился сосед Мишка, крепкий мужик лет шестидесяти с добродушным выражением лица и располагавший к себе окружающих приветливой манерой разговора. Стоит уделить несколько слов этой фигуре, чтобы обратить внимание читателей на уже отживающий у нас в деревнях тип граждан, прозванными народными умельцами, способными за короткую человеческую жизнь овладеть сразу несколькими ремеслами да еще в творческом  их исполнении. Например, Мишка и кроликов содержал и рыбу развел в вырытом на участке пруду, но главным его пристрастием было строительство. И строил он не сарайчики да лачуги, а здания с архитектурным вкусом и все по собственным проектам и своими руками. 
За те десять лет, с тех пор как он купил участок по соседству с нами и нашими родственниками, я не помню и дня с весны до осени, чтобы он что-то не строил, не реконструировал  и все это в весьма оригинальном стиле. Первый его дом, со стеклянной крышей, как говорили в деревне, подожгли завистники, но это нисколько не сломило его волю к созиданию, и он продолжал строить и строить в каком-то упоительном угаре одержимого своими идеями безумца.  Всего за два года ему удалось отстроить новый дом.
- «Слава Украине» - приветствовал его я, намекая на его национальные корни и события в Украине.
- «Слава Героям – борцам за «одачествление» незалежных земель Подмосковья» - с иронией парировал сосед, знавший суть моей концепции о спасении от городского стресса на дачных участках.
 - «Вот решил травы подкосить для кроликов со стороны забора ваших родственников».
 - «Да и то, добре будет, хотя бы ты немного подправишь этот запустелый вид от везде разросшегося там бурьяна» - одобрил я его намерение.
        Когда был жив дед, а бабушка, еще полная сил, все время крутилась
в огороде, такую картину трудно было себе представить: ровные ряды грядок с разными овощами всегда хранили некую торжественность сродни полковым шеренгам, замершим в ожидании парада. Уважительное отношение к земле, тысячелетиями кормившей крестьянина, выработало у него традицию непреклонной борьбы с запустением, а тем более разрухой на собственном приусадебном участке. Тогда, буквально каких-нибудь пятнадцать лет назад, только бездельники и лентяи,  встречавшиеся преимущественно в среде деревенских алкоголиков, могли позволить себе заросли бурьяна на собственном огороде. Вслух же, подошедшей ко мне жене, я высказал всего лишь ироническое замечание в отношении наблюдаемого пейзажа: «Заросли как в джунглях – излюбленном месте проживания наших исторических предков. И какая там  поэзия деревенской жизни, позвольте вас спросить, на фоне подобного запустения.

 - «Да косят они, косят» - вступилась за справедливость жена – «Только если здесь все время не живешь разве угонишься за этой травой, да еще в июне, на самом пике  травостоя».
 - «Вот посмотришь, один – два дня и от бурьяна ничего не останется. И бабушка и Надька  (так звали сестру моей жены) за этим следят и надолго мужикам своим спуска не дадут.
Ну, а если посмотреть вокруг, то картина с бывшими огородами везде одна и та же. Почти уже все в деревне свои огородные участки под дачи продали, а дачникам, им -то все равно, где трава растет, хоть  она  в поле, хоть в огороде.
 Эти слова пробудили в моей памяти сюжет одной из картин, выставленных в фойе одного московского кинотеатра. Название картины «Отдых в деревне» и ее сюжет в точности соответствовали смыслу последних слов, произнесенных супругой:
на переднем плане картины был нарисован почерневший от времени деревенский дощатый сортир в окружении густого чертополоха. Над ним одинокая березка со стаей ворон. И лишь поодаль, на втором плане, избушка с читающим очкариком в профсоюзных трусах на завалинке с одной стороны, да дама, с другой, загорающая в купальном прикиде, видимо супруга. Здесь же,  в стиле Кустодиева, сцена кормления младенца пышной цветастой теткой, видимо, нянечкой, за столом с ведровым тульским самоваром.
Участок земли возле избушки, весь поросший полевой травой вперемежку с огородными сорняками, огораживал уже завалившийся во многих местах низенький заборчик из прутьев. Корова, видимо с соседнего участка,  жевала траву  с изображенного участка прямо через заборчик. Везде на поверхности земли виднелись лужи, видимо образовавшиеся после дождя на глинистой почве. Поверх луж были брошены доски от входа на веранду в направлении туалета и калитки.
- «Да, это было, конечно, смешно,  а ирония автора просто убийственна. Но,
 с другой стороны, пожалуй, точнее и не выразить настроение части интеллигенствующих горожан, ностальгирующих по собственным укоренившихся в них иллюзорным преставлениям о стиле деревенской дачной жизни. Пожалуй, стоит пересказать сюжет той картины  народу
на сегодняшнем юбилее  ради смеха».
           Когда мы  подошли к праздничному столу, юбилей уже набирал свою силу. Надежда в своем новом платье, выраженном в стилистике июньского, еще неназойливого своей жарой лета, слегка встревоженная предстоящим событием, выглядела намного моложе своих лет.  Все оживленно шумели, случайно переговариваясь друг с другом вне общего плана юбилейных выступлений. Гости расступились и нас посадили на диване в центре стола.
Галина Николаевна, моя супруга и старшая сестра юбилярши, оживленная столь радушным приемом сразу задала тон плановым выступлениям родственников -  с первой же попытки толкнула тост со значением:
-  «Господа, в эти торжественные минуты юбилея прошу отметить небез- известный талант Надежды  в ее общении с людьми – ее дипломатическую способность снимать разногласия и конфликты  возникающие в коллективе. Я и сама, одно время,  работая вместе с ней, на собственном примере ощутила спасительное влияние этого дара. Пусть и впредь, с неизменной силой помогает он окружающим ее счастливцам».
- « Ну, просто перл какой-то из сборника кавказкой тостологии,  видно школа профсоюзной работы в исследовательском институте дает себя знать» - отметил я про себя. И правда, дар усмирения конфликтующих собеседников имел место и многие из окружения Надежды рассматривали   его не как дипломатический, т.е. развитый на основе спецобучения, а все же, как природный, в основе которого лежит редкая способность гипнотического влияния на человека. Исстари носительниц подобного дара относили к числу ворожей или подобных им лиц, обладавших по понятию окружающих какими-то необъяснимыми им сверхестественными способностями.
Но я не стал бы преувеличивать масштабы этой гипотезы, поскольку даже обычное разъяснение позиций конфликтующих сторон каждому из участников в располагающем к себе тоне приводит приблизительно к тому же результату,  как и неосознанное гипнотическое внушение.
Скорее всего,  если отбросить фантастические домыслы об       экстраспособностях и рассмотреть голые факты, то можно утверждать,  что во всех ситуациях урегулирования конфликтов она проявляла лидерские качества, демонстрировала решение проблем нестандартными методами. 
А вот теперь, когда мистика из области интуиции изгнана,  встает законный вопрос:  откуда у человека, всю жизнь работавшего на складах с медикаментами появилось это нестандартное мышление. Ответ очевиден,
 в этом случае нужно искать  генетические корни. Но, опять же одни  только корни, без надлежащей среды хиреют и вырождаются. Вот теперь мы, действительно, подошли к разгадке эффекта, влияния ее на окружающих.
Эффект, который, казалось бы, имеет какой-то неуловимый таинственный смысл,  объясняется просто с учетом социокультурного фактора среды и некоторых креативных способностей, унаследованных ею от отца.
Оба эти указанные  факторы  известны родственникам, но скрыты от посторонних наблюдателей. В то время как те, так и другие придерживаются стереотипной фантастической точки зрения, характерной для постороннего наблюдателя, всегда склонного скорее к вере в чудеса, чем к анализу реальных факторов. И так,  обсуждаемый дар можно охарактеризовать как совокупность генетического и социокультурного факторов в следующем виде – способность решать конфликтные и проблемные ситуации  на основе сплочения коллектива вокруг найденного нестандартным способом выхода из сложившейся ситуации. Теперь посмотрим отдельно, что же дает нам анализ социальной среды и что там можно было унаследовать по прямой линии от отца и матери.
Что касается социальной ситуации, то выходец из крестьянской среды, она всю жизнь была не только свидетелем традиционного крестьянского быта с его тяжелым трудом на земле и скотном дворе, но и включена в него, сначала помогая родителям, а позже, чтобы обеспечить и собственных  детей.
Хотя работа в городе и составляла основу рабочего времени, но по духовной напряженности, степени вовлеченности и результатам труда крестьянский труд занимал не последнее место. Нужно отметить, что в то время – время доперестроечной эпохи, когда у нее  родились дети, труд на земле  для горожан, имевших деревенские корни, давал им существенный вклад в их общее материальное положение. Достаточно вспомнить с каким энтузиазмом отнеслись горожане к государственной программе «шесть соток», направленной на дополнительное снабжение плодоовощной продукцией населения городов. Вся земля на этих участках, предоставленная государством в личную собственность, использовалась для производства продуктов, и только незатейливые постройки, прозванные в народе «Ленин в кепке», служили для спасения от стихии и удовлетворения  бытовых нужд.
Кроме того, рождение детей еще больше усилило влияние деревенского быта и родителей Надежды на общую социальную ситуацию в новой семье – все члены бывшей семьи сразу включились в заботы об их росте и воспитании. Идея «жизни за внучков», исходившая от деда с бабушкой, стала главенствующей и на время потеснила все их личные и общественные интересы.
Укрепление духа коллективизма способствовало и общественное сознание деда, которое было лишено  ярко выраженных мелкобуржуазных черт собственников с присущим их лозунгом:  «Своя рубашка ближе к телу». Будучи лучшим трактористом в колхозе, он в целях личных интересов никогда не шел на сговор со стоявшими у руля бюрократами и даже пытался бороться с ними, отстаивая интересы общего дела, в результате чего и уволился из колхоза раньше пенсионного срока.
Что касается черты лидерства и нестандартности мышления, так это отзвук креативности по линии  отца, который существенно выделялся на фоне других деревенских жителей:  во-первых,  он освоил целый ряд сельских ремесел - и скорняка и плотника и каменщика и механизатора и пасечника.
А, главное, что в каждую из них он привносил элементы нового – демонстрировал творческую смекалку. Половина научного института, где одно время работала  бабушка,  носили ондатровые  шапки  его изготовления. Трактор, собранный им из деталей выброшенных на свалку, работал как часы и без него трудно было бы представить и обработку земли,  и содержание скотины. Но главное его значение состояло в экономии небеспредельных сил бабушки, постоянно занятой на полевых работах.
Вернувшись от своих внутренних размышлений обратно к ситуации за праздничным столом, я как раз попал на очередной тост.
          И  когда  по традиции стали чокаться,  неожиданно ощутил, что бокал
 в моих руках имеет какие-то резиновые характеристики, т.е. на самом деле изготовлен он был из пластмассы, но настолько пластичной, что при его ударении стенки прогибались как резиновые. Мы с Колькой, мужем Надежды, как по команде разом переглянулись. Один и тот же немой вопрос - «А  что это собственно такое у нас в руках?» - застыл у нас на губах. Вслух я как бы непроизвольно выдавил –« А что, в этом доме стеклянная посуда уже перевелась?». Тут же Колькина невестка как из -под прилавка извлекла два стеклянных стакана еще старой формы и вновь восстановленная традиция ознаменовалась громким и столь же тупым звоном простого стекла.
Только после этого эпизода  я обратил внимание на, как говорится, эстетику стола, его кулинарную и сервировочную составляющие. Стол скорее удовлетворял требованиям заштатной вечеринки и ничем не подчеркивал торжественность события. Всякими там разносолами, как и клубникой, характерной для бабушкиного стола в это время года здесь и не пахло. Зато, сочетание за столом таких блюд,  как селедка с огурцом на куске черного черствого хлеба, столь привычных для завсегдаев послевоенных пивнушек,
 с изысканными французскими сырами, свидетельствовали о глубокой эклектике во вкусовой гамме составителя меню или же о том, что стол составлялся, как это и принято на вечеринках, на основе закусок простых в изготовлении и принесенных с собой участниками застолья.
Вместо столового сервиза традиционно предназначенного в подобных случаях для создания праздничной обстановки, на столе сиротливо стояла разнокалиберная посуда, приобретенная видимо случайно и выставленная из соображений своего функционального предназначения безо всяких претензий на создание единого эстетического впечатления.
Удивительную картинку, представлявшую перед моим взором, дополняла на треть початая бутылка коньяка, стоявшая перед Колькой, никогда ранее  не изменявшему своим водочным предпочтениям. Остальные, за исключением мужской части молодежи вообще уединившейся, пили модное португальское сухое. И что там было от сухого – таким вопросом никто не задавался – на этикетке бутылки ясно утверждалось, что сухое, хотя крепостью в четырнадцать с половиной градусов, чего можно добиться только прямым добавлением в вино спирта. Да, а запах вина был характерный, такой же отталкивающий и стойкий как от спирта.
 - «Я смотрю»- выразил я свое удивление от увиденного – «пока меня здесь несколько лет не было по ряду причин  вкусы и эстетические предпочтения коллектива резко изменились».
 - «Ну, что же вы хотите?» - оживленно возразила мне вдохновительница «новых порядков» и непосредственный режиссер стола Маша – жена одного из сыновей юбилярши.
 - «У нового поколения всегда новые вкусы, а тем более культурные предпочтения. Уже старик Тургенев осознавал, что между детьми и отцами лежат подчас неразрешимые проблемы – проблемы разного видения реальности старым и новым поколением.
Кроме того, такие огромные объемы информации, которые сегодня перерабатываются и целиком лежат на наших плечах, заставляют нас пересматривать и бытовые и межличностные отношения в направлении их преимущественного упрощения. Тут либо вы соответствуете веянию времени, либо,  оставаясь традиционным, теряете актуальность своего гражданского звучания».
Колька, который хорошо знал задиристый характер невестки, но не подозревавший до этого момента в ней ораторских способностей на последней фразе так и застыл со стаканом наперевес.
 - «Как, как ты сказала? - актуальность своего гражданского звучания? Признаться,  я не слышал такой изящной патетики с комсомольских времен. Видал, Вячеслав Иванович, что наши-то могут» - с гордостью за родственницу   расплылся в улыбке Колян- старший и залихватски  играя
на публику, опрокинул внутрь недопитый стакан.
 - «Папуля, я вас люблю. Никогда не сомневалась в вашей поддержке» - также на публику сыграла Маша.
 - «Постойте, постойте, господа, я смотрю,  вас на родственной волне в область каких-то небылиц занесло.
 Помним мы, конечно, и Тургенева и даже слова из басни Крылова почему-то внезапно всплыли из памяти «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку».
Столь недружественный акт, предпринятый в отношении родственников Галины Николаевны, заставил ее врезать мне под столом ногой и тихо, но настойчиво прошептать в самое ухо:
 - «Прекрати немедленно. Здесь тебе не философский диспут, не порти людям праздничный настрой».
 - Действительно, промелькнуло у меня в голове – стоит ли заводиться на словесный поединок, если слова говорящих  всего лишь приправа к ритуальному бессознательному действу собравшихся и имеет весьма относительный самостоятельный характер». Но разве можно остановить человека, просветвленного дозой алкоголя да еще посреди незаконченной мысли.
Последним сигналом к разрядке ситуации прозвучали слова стихов Бродского во внутреннем плане сознания  -  «отсрочкой неизбежность не обманешь  - она лишь лондонским туманом на миг упрятала мечи» и уже после этих слов логика событий неудержимо потащила меня в эпицентр намечающегося противостояния.
Конечно, ссылка на идеологию одного из сюжетов великой русской литературы, безусловно, выигрывает в глазах слушателей, но это всего лишь известный прием из арсенала приемов бессознательного воздействия на окружающих с целью заручиться их поддержкой. А что же по существу лежит за гранью идеологических и эмоциональных приемов собеседницы?
В чем же смысл тех слов и выражений, которые здесь так изящно и настойчиво прозвучали?
- «Не могу не возразить предыдущему оратору» - попытался привлечь я внимание,  собравшихся к изложению своей позиции.
Ну, во-первых, Тургенев действительно поднял проблему отцов и детей, но не в социально-философском, а в ситуативном ее смысле, т.е. он описал некоторый частный случай, который можно с некоторым натягом обобщить на часть появившихся в больших городах России нигилистов – разночинцев, противостоявших своими социальными действиями и взглядами законам домостроя, данным обывателю, как казалось,  от века и навсегда.
По существу он описал в лицах возникновение в России такого явления как позитивизм, где основой любого суждения служит зримые и повторяемые данные эксперимента, а вера как основа взглядов подвергалась сомнению.
И так, эта ситуация, послужившая основой рассказа,  носила характер исторического перелома в психологии людей нового типа.
Сама же по себе проблема отцов и детей не может возникать с частотой естественного биологического следования одних за другими,
в течение 20-30 лет, а имеет чисто социальные корни, которые дают новые всходы социальных отношений,  совершенно случайно масштабированные во времени то с большей, то с меньшей частотой, поэтому ни о какой постановке проблемы отцов и детей в философском смысле у Тургенева нет и речи. Периодические отношения указанных групп населения он вовсе не описывал, не говоря уже о  претензии раскрыть на основе подобного анализа социальный закон, гласящий о непременной проблеме в их отношениях. Если говорить о поколении в социальном смысле, то оно формируется только как ответ на вызов времени в период острых социальных катаклизмов.
Вне этих исторических скачков в общественном сознании никаких проблем в отношениях поколений не наблюдается. Тишь и гладь, да божья благодать – вот формула периодов социальной стабильности. За весь послереволюционный период в двадцатом веке в России можно уверенно назвать лишь четыре поколения: революционное, военное, поколение шестидесятников и поколение потребителей, возникшее у нас в связи со сменой социального строя. Но при всем различие поколений общих связей в них всегда куда больше, чем различий.  Ведь человечество воспринимает себе подобных,  оценивая их в масштабах культурных накоплений целых цивилизаций, культурных традиций транслируемых из поколения в поколение через сотни и тысячи лет человеческой истории. Упрощенное истолкование поколений через проблемы отцов и детей, якобы заимствованное из творчества Тургенева, на самом деле привнесено в культурную традицию советским литературоведением, в основе концепции которого лежала незамысловатая идея о литературном произведении как учебнике жизни для простого народа. Она имела свои реальные социальные корни во времена литературы социалдемократов, когда литература была единственным источником, дававшим ответы на социально психологические запросы общества. В наше время,  в связи с развитием целого ряда гуманитарных, биологических и социально психологических наук, она начисто утратила свое значение в качестве учебника жизни, изданного со слов писателя в назидание потомству, а интерес к писателю это не вопрос мировоззрения, а вопрос мировосприятия, т.е.  формирование у читателя той или иной эстетики восприятия соцреальности - это склонность к духовному общению с интересным собеседником, глубоко и образно раскрывающие частные ситуации, которые чаще всего, конечно, не имеют  никакого отношения к жизненной ситуации самого читателя, учитывая их уникальный и исторический характер. Воспитание безусловного навыка использования полученных гуманитарных знаний для решения проблем своей жизни, а не попытки замены своей ситуации на книжную, лежит в основе современного образования, а литература в этом ряду занимает основное место высоких образцов национальной  культуры,  через которые интуитивно  осознается сопричастность отдельного человека своей национальности – сопричастность своего генотипа генофонду нации  - ощущение общей ментальности.
Кстати, попытки обособить поколения в узких интервалах временных рамок у всех нас все еще встречаются со времен советской власти.
Достаточно вспомнить лозунги пролеткульта типа – «Выбросим буржуазную культуру вместе с Пушкиным на помойку истории.  Буржуазной морали не место в естественных отношениях комсомольцев.  Революционная молодежь должна без ложной скромности удовлетворить биологические потребности друг друга. Во что воплотились подобные лозунги всем известно. В области литературы можно было назвать лишь Демьяна Бедного, удовлетворившего требованиям доктрины пролеткульта, ну, а устранение морально – психологических преград в сфере удовлетворения половых потребностей обернулось эпидемией сифилиса в среде революционной молодежи, что удалось прекратить только Сталину, вернувшего буйство сексуальной фантазии молодежи в рамки семейной жизни.
 - «Да, интересно, нам про это на уроках истории не рассказывали» - прервал меня Колька старший.
 - «За Сталина у меня, конечно, рука не поднимется, а вот за отцов, за комсомольцев двадцатых я бы с удовольствием выпил. Да при сегодняшнем уровне  производства контрацептических средств  такого исхода, как в тридцатых, вряд ли можно ожидать, а преимущества в такой свободной «школе жизни» для молодежи очевидны. Как, Вячеслав Иванович, дернем коньячка за исторических отцов?».
 -  «Минуточку, товарищи» - обратил на себя внимание какой-то женский голос – «учитывая сказанное предводителем клана Максягиных, предлагаю объединить два тоста: мужчины пьют за комсомольцев двадцатых, а женщины за комсомолок двадцатых, без которых подобная «школа жизни» не работала ».
Застучали стаканы и  звякнули  рюмки  во знаменование  наших исторических отцов и матерей. Веселье снова приняло его неуправляемую форму душевных междусобойчиков. Только начальные слова фраз - кто, где, кого и почему членораздельно  повисли  над столом в суматохе общего гомона.
Но тут один гражданин из числа молодежи,  сидевших за другим столом, незаметно прокрался к нашему, наполнил свой стаканчик и вытянувшись в позе памятника дедушке Ленину, высоко водрузил его над столом. Расстроенное было напрочь внимание граждан,  мгновенно сфокусировалось на знакомом с детства силуэте, оказывавшем на многих гипнотическое воздействие. Гомон стих и по заинтересованным взглядам публики читалось ожидание чего-то необычного. Вместо кепки на голове новоявленного Ленина торчала бейсболка, а глаза, видимо, в  следствие большого духовного переживания от принятого во внутрь, смотрели в кучку. Он был из тех, кто причалил к дачному участку лет пять назад и по сведениям бабушки хоть и помогал в хозяйстве, но  зашибить был горазд. Он слегка покачивался из стороны в сторону и никак не мог начать тост. И, как бы взором пытался уравновесить вино в стакане, никак не принимавшее горизонтальное положение, несмотря на все его старания. Торжественность момента ушла,  и публика начала осторожно похихикивать.
 - «Мне кажется, Надежда Николаевна, что вы напоминаете мне тетю» -как-то неуверенно, слегка растягивая слова наконец начал он.
 -« Какую тетю-то, из Бразилии, где много - много обезьян?» - схохмил кто-то.
 - «То есть, извиняюсь, не напоминаете, а что вы и есть моя родная тетя, которую я долго искал. И вот теперь, когда я вас все-таки нашел, не хочется расставаться с вами надолго».
 - «Ну, что вы, молодой человек, не стоит так волноваться, вы всегда можете находиться где-то возле меня, приезжайте почаще, наша калитка открыта для всех, как бы это поточнее выразиться, ищущих натур. Вам нечего опасаться – бабушка и собака вас уже знают. Ну, а Коля, всегда готов составить вам компанию и если по чуть-чуть, я ему всегда разрешаю».
 - «Всем бы такую тетю, господа, наливайте, и я хочу выпить за тетю с домиком в деревне и козликом в огороде» - едва сдерживая смех, съязвил кто-то из подошедших к столу «проблемных отцов»  из  уже изрядно «освободившихся» детей. – Зачем же нам проблемы с тетями, они нам не нужны. Пусть каждый, наконец-то, найдет свою тетю».
Здесь юбилей, как бы, приостановился, вздрогнув от смехового удара, но потом снова покатился набирать новые обороты.
 - «Фу, у меня от смеха даже слезы на глазах выступили» - едва отдышавшись, выпалила хозяйка.
 - «Но, если говорить серьезно, вернувшись к предыдущему спору, то, на мой взгляд – что отцы, что дети, что физики и лирики – все мы одинаковые люди».
 - «Бывают же такие совпадения – вмешался я  - Извини, конечно, что перебиваю, но ты сейчас совершенно случайно произнесла начало одной строчки из стихов Бродского, рассуждавшего на туже тему – «…Все мы одинаковые люди и что там о нас ни говори - пускай идут в одной валюте поэты судьи и воры».
 - «А по мне, так как раз все наоборот – у каждого своя правда и только в этом все и совпадают» – снова бросилась в атаку, слегка было приунывшая Маша, после своей неудачной интерпретации понятия  поколение.
 - «Ну, а если градус серьезности поднять еще выше» - снова вмешался я
 - «то обе ваши позиции, дорогие мои, свекровь с невесткой, лишены всяких оснований. Кроме, конечно, оснований самой повседневности, где вздор – он же ненаучные фантазии, легко приравнивается к обоснованному знанию.
 - «Если предположить, что с одной стороны все наши действия обусловлены биологическими потребностями, а с другой – только культурой материального потребления да еще при этом считать, что духовная жизнь возможна только в рамках христианского мифа, то тогда, безусловно, получим подтверждение некого такого близкого к архаическому мироощущения всеобщей нашей одинаковости, а видимое всем различие наших судеб можно отнести за счет игры случая – этого закономерного проявления хаоса в социальных отношениях. В то же время наука давно отказалась от подобных представлений: даже дети в семь лет еще весьма далекие от личностного созревания уже начинают проявлять свои генетические предрасположенности, едва столкнувшись с окружающим их миром социальной культуры. Одни демонстрируют тягу к познанию,
вопрос,  почему так происходит  волнует их на протяжении всей жизни -
они становятся учеными и писателями. Другие стремятся к власти над окружающими, пытаясь навязать им свои представления - они становятся полководцами, всякого рода начальниками и повсеместно пополняют ряды неистребляемых ни при каком режиме бюрократов. Третьи, пытаются извлечь из всего выгоду в стремлении добиться материального преимущества - они становятся предпринимателями или  потребителями. Четвертые, среди многообразия форм общения с окружающим миром выбирают эстетические формы, т.е. формы не столько объяснения мира, сколько его переживания, некоторые из них становятся законодателями эстетических вкусов, т.е. поэтами, художниками, режиссерами кино и театра. Выявлены и другие и простые и сложные случаи, сочетающие в себе разнообразие простых генетических предрасположенностей человека. Все они неизбежно начинают проявлять себя сразу, как только попадают на поле современной им культуры. Продуктом этого процесса постепенного проявления генетической предрасположенности выступает созревшая личность. А, в случае, если личность вносить элементы новизны в окружающую культуру, то говорят уже не просто о личности,  а о личности реализовавшей свои уникальные генетические свойства. Тем не менее, часть людей не обладает ярко выраженными генетическими предрасположенностями и их адаптационные ориентации в поле культуры определяют случайные посторонние влияния. Мотивации, ценности и стили жизни таких людей, как правило, неустойчивы и носят случайный, ситуационно зависящий характер».
« Премного благодарны, конечно, господам ученым за преподанный нам урок культпросвета» - заявила Надежда – «Но я лично давно уже привыкла жить в мире собственных представлений, не чувствуя при этом себя изгоем в обществе, хотя все что сказано, может быть, и правильно с научной точки зрения. Но,  до тех пор, пока есть люди, разделяющие мои взгляды, остается и почва для нашего взаимного общения, и я не вижу необходимости их менять в угоду даже самым современным научным  потому, что не хочу попасть в положение человека, угодившего не в свои сани и только там осознавшего, что жизнь нельзя втиснуть ни в какие научные рамки».
        Реакцией на Надеждин демарш прозвучали слова ее знакомой, работавшей в одной из научных лабораторий: -
 - «Лично я до сих пор отношу себя к советской интеллигенции и поэтому представлявшие о доминирующей роли научно – технического прогресса  роли науки для общества в целом остается и поныне одним из постулатов моего мировоззрения, сформированного еще  в школе марксизма-ленинизма, и в которой  в наше время обучались почти все инженеры и что являлось необходимым условием для продвижения в карьерном росте. Философию и эстетику марксизма преподавал нам один умнейший старичок – профессор, который добился от некоторых  из нас способности мыслить  не только в терминах марксизма , но и применять принципы и методы философского обобщения для практического анализа жизненных ситуаций. Редко встретишь преподавателей с таким педагогическим даром, а он сумел вдолбить  философские понятия в наши деревяшки. Так вот, с точки зрения тех понятий позиция  Надежды конечно близорука и даже с оттенком некоторого пренебрежения к научным знаниям, тем не менее, это не полный вздор – в ней есть определенная жизненная установка и определенный жизненный смысл. Нельзя все наше бытие описать с точки зрения науки, как нет еще общей теории поля, так и нет еще общей теории бытия, которая описывала бы факты нашей социальной реальности интегрально, а не разрывали бы реальность на замкнутые в себе конечные области естественных и гуманитарных знаний. А раз это так, то не научная схема, а некоторый социальный миф определяет в реальности возможность нашей адаптации к этой жизни. Миф может быть и личным и групповым и национальным.
Ни для кого не секрет, что религия находится за пределами позитивной науки, но для группы граждан она служит дополнительным средством приспособления к окружающей культуре, она придает им устойчивое, с их точки зрения, существование. Научное знание как имело, так и имеет преобладающее значение на социальный прогресс, оно по-прежнему надежно отделяет зерна от плевел, пустое фантазерство от научных предвидений, но, как совершенно правильно, хотя и интуитивно отметила Надежда, не только рациональные научные смыслы имеют право на существование. Вздор, как и любая ненаучная фантазия,  имеет смысл в повседневности, но в отличие от объяснительных научных смыслов, он имеет гипотетический адаптационный, лично приспособительный характер. Ведь, как справедливо отмечено до меня, есть целый ряд генетически обусловленных форм отношений с этим миром, в основе которых лежит не объяснение, а потребность к переживанию. Таким людям, чтобы почувствовать полноту жизни, необходимы яркие поэтические и музыкальные образы. Других не устраивает принципиальная мозаичность повседневности, ее не связанность, хаотичность. У них есть потребность овладения реальностью через ее структурирование, отсюда тяга подобных людей к литературным мирам, где автором сконструирован специальный мир, отличающийся от реальности четкой проработанностью образов, связей и отношений людей, где все объединено замыслом творца произведения. Никакого списывания с реальности, т.е.  так называемого соцреализма вообще в природе творчества нет и быть не может.   
         То, что литературный мир реален не более чем иллюзия, обман нашего субъективного мышления, которое по отдельным фрагментам образов, ситуацией, отношений, встречающимся в реальности, делает вывод о тождестве реального и сконструированного писателем мира. В этой связи в любом литературном опусе сконструированном писателем вздора, как правило, существенно меньше, чем в окружающей нас повседневности межличностных отношений. Любое произведение писателя, хотя и
схватывает  реальные взаимосвязи бытия, но в основе своей выполняет функцию личного адаптационного мифа.
 - «Браво, браво!» - воскликнул я и демонстративно захлопал  в ладоши.
 - «Позвольте мне, Лариса, если я правильно помню, именно так вас зовут, выразить вам свое искреннее изумление столь нестандартным вашим мыслям о сущности литературы  и адаптационному смыслу вздорных гипотез повседневности. Подобные мнения я не встречал не только в кругах технической интеллигенции, но как мне представляется, новизна ваших мыслей актуальна и для гуманитарной среды. Что же касается ваших с Надеждой мнений, то я их не могу не принять, но с учетом следующих оговорок:
 - когда мы говорим о роли науки в жизни отдельного человека, нужно соотносить научное знание с индивидуальным развитием и жизненной ориентацией этого человека. Не всем дано падать  яблоком к чужим ногам, не всем дано ориентироваться в пространстве жизни с помощью компаса науки, а попытка привить научное знание всем без разбора напоминает мне попытку достичь понимания в разговоре между слепым и глухим».
       Тем временем народ начал потихоньку рассеиваться – молодежь двинулась на лужайку, поближе к мангалу с шампурами.
Олежек с другом  отправился в магазин за пивом. Колька тоже хотел куда-то сорваться, но только ерзал на стуле, так и не поняв, куда именно его несет. Из гостей за столом оставались только женщины. Ситуация требовала оживления и я спросил, стоит ли дальше продолжать игру в обмен мнениями.
Колян, сразу ощутивший спасительный выход, облегченно вздохнул:
 - «Давно пора кончать, устал я что-то от этих заумных разговоров».
Уже и чувство какой-то неприличной трезвости для ситуации праздника подкатило к горлу, а в голове –то скрипит что-то, то что-то скребется, как будто  туда тараканы заползли.  Но пусть Надежда сама решает.
Раз это ее праздник, так ей и руль в руки».
 - «Ничего себе», - заметил я  - «тараканы в голове  это серьезные симптомы. Бывалые говорят, что в такой ситуации может помочь только две капли озверина на пол- стакана спирта – махнул мол и как рукой снимет любое наваждение».
- «Ну, раз руль  у меня, то по мне  давайте сначала  передохнем,  чаю выпьем да и продолжим, не все же шашлык жевать – иногда полезно и поговорить, узнать кто, есть, кто и что от него можно ожидать в процессе общения.
Тошнит уже  от этого переизбытка гормонального счастья, которое пытаются всучить  нам  буквально везде и со сцен эстрадных площадок и в сетях роскошных магазинов и даже в рамках домашних застолий, традиционно ориентированных на получение кулинарных удовольствий.
Да, и как я понимаю, интрига разговора еще не исчерпана. По крайней мере, Машута заявленный ответ на свою фразу - «У каждого- своя правда» еще не получала и ожидания ее в этом направлении так и остались не удовлетворены. Не правда ли Маш?».
 - «Да, в общем и целом, можно и так сказать. Даже интересно стало, как это общепризнанная истина вдруг перешла в разряд вздора. Рано кончать-то, попросим автора продолжения банкета» - на иронической ноте заметила в свою очередь Маша – «Раз уже пошли по извилистой дорожке мнений – теперь и посмотрим, куда нас эта кривая выведет».
Процедура чаепития прошла без особого оживления, по всему было видно, публика заинтригована тем, как будет протекать обсуждение темы «У каждого своя правда» и таится в ожидании какого-то острого впечатляющего противостояния. В преддверии обещанного зрелища снова сбежалась молодежь. На мгновение воцарилось молчание,  и я продолжил разговор.
 - «Не зря Надежду считают сильным интуитом – в чем только сейчас все мы и убедились. Ощущение того, что интрига разговора еще не исчерпана ее не подвело. И дело не в том, что остались не обсужденными темы из списка заявленных, а в том, что почувствовала тенденцию к компромиссу в позициях собеседников. Иными словами, собеседники дали четко понять, что они способны к поиску компромисса и преодолении на его основе конфликта мнений. Ведь только на его основе возможен обмен мнениями. Оглашение своей позиции, с которой начинается любой разговор, еще не означает обмена ими, не бывает автоматического обмена. Другая сторона может либо принять мнение собеседника в чистом или компромиссном варианте, либо отвергнуть его вообще. В случае обмена обе стороны приобретают некое новое содержание, новые средства познаний, новые для них понятия и все это не абстрактно познавательном смысле для всех, а в адаптированном лично для них виде. Процесс адаптации идет с двух сторон и после акта обмена каждая из сторон выходит из ситуации разговора – обмена уже не такой, какой она была до обмена – она уже содержит в себе и мнение другого в адаптированном для себя виде. Это раздвигает зону ориентации сторон в мире других или, говоря другими словами в мире окружающей нас культуры. Разговор – это вариант познания мира через житейские отношения. При этом происходит духовное взаимообогащение – узнавание чужой субъективности, чего нет при специальном обучении.
 - «Чем же тогда такое жизненное знание отличается от книжного или, скажем, знания, полученного на основе специального обучения?» - спросила сестра Маши.
 - «Хороший, как говорят в таких случаях, вопрос. Здесь нужно сразу, чтобы не создавать иллюзий в отношении мнения о равной ценности любых знаний, разграничить знания, полученные на основе специального системного  обучения и жизненными знаниями. Естественно, что только систематическое специальное образование, полученное под руководством дипломированного преподавателя, дает возможность в полной мере овладеть инструментами познания и преобразования окружающего мира – ибо оно абстрактно, всеобще и не учитывает субъективных особенностей личности. Необходимо оно в первую очередь, чтобы создать в личном сознании человека зону общественного сознания, т.е. создать условия для всеобщего взаимопонимания. Эти знания усваиваются людьми в разной степени и поэтому пользуются ими по мере своих способностей и возможностей. Жизненное же знание, приобретенное непосредственно через общение, всегда приспособлено к особенностям самого человека, потому  что отобрано им из общего массива знаний через призму своих потребностей.  Самая простая форма жизненных знаний, диалоговая форма знаний, т.е. полученная через обсуждение в разговоре имеет также преимущество  перед специальным знанием, оно адаптировано к особенностям личности, но имеет более широкий диапазон, так как в этом случае наблюдается не личный отбор знаний, а отбор компромиссный с помощью собеседника.
         Кроме того, в сфере жизненных знаний мы не можем исключить ситуаций, когда собеседники начинают тупо упираться в отстаивания своих позиций и обмена не происходит. Это стандартный вариант для властных или предрасположенных к власти.  Компромис, как способ узнавания других  им, в силу генетической ориентации на подавление и внушения другим своих мнений  просто чужд, у них нет потребности в узнавании, доминирующая потребность этой группы граждан в утверждении себя главнюками путем бесконечного противоборства со всем и со всеми. Часть интеллигенции, хотя и имеющая интеллект, но ориентированная на удовлетворение только своих материальных потребностей и поэтому рассматривающих и других  и жизненные ситуации  и свою специальность с точки зрения только их полезности для материального роста, не рассматривает диалоговую коммуникацию как средство получения знаний, а тем более средство узнавания других, а считают все разговоры на общественные темы пустой болтовней. Они твердо уверены, что получать и применять  знания можно только в строго определенных ситуациях государственного функционирования, только в рамках общественных институтов, поэтому бытовая коммуникация граждан имеет для них значение в качестве коллективной развлекухи с единственным «доступным» им продуктом общения в виде эмоций и взятой на прокат кулинарной и эстрадной эстетики. Попросите их дать характеристику людям, с которыми они встречаются или даже членам их семьи. Уверяю вас, многим из них нечего будет сказать или же их рассказы будут напоминать наивное словосочетание из двух-трех предложений.
Это такие чеховские человеки в мундирах, автоматики для извлечения повседневной и ежесекундной выгоды. Никто при этом не запрещает людям отдыхать и развлекаться, просто хочется обратить ваше внимание на некую патологию в человеческом общении – не могут быть нормой отношения на основе  внутреннего безразличия к окружающим. Это разъедает основы жизнестойкости любого общества  - его солидарность
        Теперь о знаниях литературных. Ну да, есть и такие знания, но это не научные знания, а знания о жизни через авторскую модель, конечно, субъективно ориентированную, а потому искаженную вдоль и поперек. Они могут формировать ваше мировозрение – некую эстетику субъективного восприятия, являются почвой разного рода переживаний и эмоций, волнуют и развивают воображение, возбуждают и даже в некоторой мере косвенно влияют на развитие врожденных творческих способностей, являются условием и средством увлекательных путешествий в чужие миры, но они не обладают статусом общезначимости и всеобщности, поэтому попытки использовать их как учебник жизни, разрешать при помощи них свои жизненные проблемы и реализовывать свои интересы просто смешно. Кроме того, литературное произведение не обладает полезностью диалога, поскольку в нем нет диалогового компромисса -  получение знаний через  преодоление  грани другого.
Литературное знание трудно усвоить в школьном возрасте, у детей просто нет жизненного опыта, т.е. того необходимого инструмента при помощи которого возможно не только понимание, но даже восприятие, как правило, сложного, особенно русского литературного текста. Это доказывает весь опыт изучения литературы в школе. Если предварительно учитель или учебник по литературе не объяснял ученику то, что происходит в книге, не изложит, что автор вложил в тот или иной образ, какие мысли выразил автор, ученик воспринимает текст только на основе мизерного личного жизненного опыта. Это экспериментально проверено в результате сочинения на тему «Как вы поняли прочитанное».  Без всякой предварительной помощи учителя, получаются сочинения, интерпретирующие произведения великой русской классики в рамках  «Огурцы» или «Карасик» детского писателя Носова или просто прямой пересказ текста автора. В зрелом возрасте литература воспринимается как бы в состоянии самогипноза, как во сне. Но проснулся и все забыл. Читатель, никогда не думавший над темами произведения, не ощущавший себя в подобных ситуациях, т.е. не чувствующий себя единомышленником автора воспринимает текст чисто формально без ясной артикуляции смыслов.
Тем не менее, литература, как средство, служащее источником  так называемых художественных образов имеет определенное значение для общения членов социума, особенное значение она имеет для русских, в менталитете которых заложена склонность к частому использованию ярких образов при выражении своих мыслей. Чтобы понять это, достаточно обратить внимание на тот факт, что мышление современного человека комплексно:  в нем сочетаются элементы образного и понятийного мышления, где такие главные элементы, как образы и понятия, структурируются в высказывания на основе смысловых связей. Почему же в речевом общении преобладают именно литературные образы – причем образы преимущественно общеизвестной классической литературы, а не образы повседневности, которые определяются конкретной  ситуацией и у каждого свои, то есть  не носят общего характера. Это связано с общественной природой сознания человека, которое бессознательно выстраивает фразы, ориентированные на наилучшее их восприятие со стороны окружающих. А наилучшее восприятие, как раз, обеспечивается за счет наиболее ярких, несущих в себе многообразие отдельных черт реальности образов, ставших таковыми, благодаря таланту писателя. Кроме отдельных образов литература поставляет нам уже готовые для применения образно смысловые комплексы в виде пословиц, поговорок и стихотворных фраз. Значит, главный смысл литературы – источник, кладовая общепризнанных образов и образно смысловых комплексов для построения высказываний, специально ориентированных на их наилучшее восприятие окружающими. А значение национальной литературы определяется наличием в ней архетипических образов и образно смысловых комплексов, легко воспринимаемых менталитетом человека, вследствие его общности с менталитетом национального писателя.
Кроме того, без  этих общезначимых образов, известных из литературных произведений, речь человека не производит того эффекта чувства солидарности или сплочения, которое  возникает при их использовании.
Что касается школьной литературы, то, по моему мнению, упор в ней следует делать на запоминание общепризнанных,  ставших классикой текстов, извлекая из них доступную школьнику образную составляющую.  В дальнейшем эти образы сыграют свою положительную роль при обретении бывшим школьником достаточного жизненного опыта – накопление познавательных смысловых конструкций,  с помощью которых ему удастся воспользоваться извлеченными из памяти образами для построения уже более сложных образно смысловых высказываний.
             Закономерность жизненного формирования знания через диалог можно  представить  в виде процесса со следующими стадиями:
а) стадия демонстрации друг другу своих знаний – мнений
б) конфликт мнений
в) поиск компромисса мнений, т.е. помощь собеседника
г) фиксация компромисса
д) обмен знаниями – мнениями в виде адаптированном к познавательным аппаратам собеседников.
           При чтении текста такого преимущества, как помощь собеседника в диалоге у читателя нет, поэтому и эффект воздействия смысловой части литературного текста уступает эффекту формирования жизненного знания посредством диалоговой коммуникации. 
            Последнее, что я считаю важным отметить в знаниях, полученных посредством чтения литературных текстов, так это то, что адекватность восприятия таких текстов зависит не только от уровня их сложности, но и от  в  доминировании  переработки информации левого или правого  полушария мозга читателя. Читатели с правосторонней  ориентацией мозга улавливают в тексте в основном его образную составляющую, оставляя без внимания смысловые связи образов. В результате текст оказывается разорванным на отдельные образы и воспринимается читателем неадекватно общему содержанию. Склейка текста происходит у подобных читателей  с недостаточными способностями отвлеченного абстрактного мышления на основе собственной фантазии  - вздора, замещающей в этом случае рациональное понимание. После подобной двойной реконструкций текста читатель сообщает о прочитанном в неадекватной и вздорной форме. Конечно, правосторонность выражена у людей в широком диапазоне. Например,  люди  с «жестким» доминированием правого полушария мозга вообще не склоны к чтению и избегают развернутого речевого общения.
Ну что же, Ира, надеюсь, я удовлетворил ваши ожидания.  - «В полной мере, я даже не помню, чтобы раньше меня так удовлетворяли».
- «Слушаешь тебя, слушаешь, Вячеслав Иванович  и,  наконец, начинаешь понимать, что не перевелись еще на Руси всякие народные умельцы, например, умельцы зубы заговаривать. Поначалу слушаешь таких умельцев и начинает тебя зло разбирать от их сказок, далеких от жизни, но постепенно слово за слово неожиданно для себя даже рот открываешь в изумлении  от ловкости жонглирования ими простыми, казалось бы, с виду словами – еще мгновение и ты уже, как бы в тумане,  слова слышишь, а смысла слов уже не понимаешь – гипноз и только» - решил взять меня на понт Колян -  старший.
- «Ну, конечно» - возразил я – «если и дальше слушать под непрерывный аккомпанемент бутылки, могут не только народные гипнотизеры причудятся, но, непременно, и «белочка» на коне в пальто прискачет.  Я бы даже сказал больше, уточняя твое состояние-это не столько полный гипноз, сколько «полный Пенроуз» - знаешь, есть сейчас у физиков такая модная метафора для обозначения фантастических гипотез или вообще полного понятийного вздора. А почему именно Пенроуз, так это фамилия авторитетного в последнее время автора в области космологии и кибернетики,  автора самых фантастических представлений в этих областях. Правда, когда это словосочетание перекочевало из научной сферы в повседневность, оно слегка трансформировалось, и в быту, кроме указанного смысла, стало обозначать еще и глубокое эмоциональное переживание, например, бурный восторг или же бурное негодование».
Но Коляна нисколько не смутило мое замечание – видно он  решил окончательно меня достать и продолжил в том же агрессивном духе.
 - « Такое впечатление, что ты работал не технарем, а лектором по распространению знаний.  Даже голова прошла» - впал в патетику, видимо окончательно протрезвевший, Колька. И откуда только чего берется, в больницах,  что ли поднабрался, там времени-то полно и публика часто подбирается интеллигентная – они чаще болеют. Есть с кем поговорить на заумные темы».
 - « Тут ты, Колян, в точку попал - больницы стали моими университетами. Как только что-то прочитаю - мысль в голову придет, так сразу требую, чтобы меня в больничку, обсуждать-то  с кем-то нужно. А там  все равно делать нечего – одни разговоры с утра до вечера. Вот и поднабрался, как ты говоришь, за три –то года странствий по больничкам».
 - «Ну ладно, не бери в голову, шучу я » - пошел на мировую Колька -
 - «ты ведь тоже у нас любитель подшутить. Давай лучше по чуть-чуть примем, а то без стакана и не переварить всю эту лекцию».
 - «Спасибо, дядя Слава – открыл глаза» - прорезался вдруг голос обычно молчавшего в разговорах Коли младшего» - А я-то раньше недоразумевал, почему это меня читать не тянет, даже стал подозревать у себя комплекс неполноценности на почве недочтения. Да и говорили мне, что я безразличен к другим, не понимаю их.  Помогаешь,  мол, когда тебя просят, но сам-то интереса ни к разговорам,  ни к делам других не проявляешь. А ключи к пониманию других можно найти в книгах. Писатели только и делают, что сообщают народу о разных других, помогают смотреть на мир глазами этих других.
В компьютерном представлении человека мне такой подход совершенно ясен – писатель снабжает наш мозг в виде мнений других новыми стандартными программами и тем самым расширяет наш кругозор. К тому же и Маша особенно летом постоянно провоцирует на чтение: то она на кресле в саду, то на веранде, то на раскладушке  - и все с книжкой в руках. Прямо новый какой-то бренд нашего дачного участка – «Маша с книжкой», в отличие от прежнего –«бабушка с лопатой». А бренды заразительны: смотришь-смотришь на этот бренд и подумаешь, может и мне почитать, а то иной  раз и поговорить не о чем. Да не тут-то было. Уже и книжку возьмешь и даже
страниц, эдак,  десять прочтешь, но вот беда – на большее ни интереса, ни терпения не хватает.  Бросить книжку, а мысль все равно сознание сверлит, как это у всех тяга к книгам да разговорам есть, а у меня нет. Налицо неполноценность. И вот сейчас от дяди Славы  я узнаю – оказывается со мной все нормально. Получается, если следовать дяде Славе – кто любит много читать и разговаривать генетически более склонен к абстрактно-знаковому, а не как у меня конкретно-образному, исторически более древнему сознанию человека, хотя, понятно, что  в спектре сознаний у каждого есть и то и другое сознание. И чтобы узнать, кто такие другие,  лично мне предписан не книжный, а кинематографический туризм. Сразу вспомнилась фраза Ленина:
 -«Главным из  искусств для нас является искусство кино. Теперь на счет книжного туризма можно больше не беспокоиться – будем смотреть кино и спать спокойно».
 - «Да что там и говорить, просто       фантастика какая-то  - наш немой вдруг заговорил» - подвела итог возникшему обсуждению «Лариса из лаборатории» -да еще с каким чувством иронии. Значит,  воистину справедлива мудрость народная – «слово изреченное  зря не пропадает».
- «В общем понятно: Маша двигает мозгами, Коля двигает руками, а оба они, как и все, плывут в светлое завтра. Только, если вчера мы плыли в полном согласии, то теперь плывем туда же, но в жесткой конкурентной борьбе с друг с другом, но мы не жалеем, мы во все очень светло не верим» - схохмил кто-то из молодежи.
 - «Я вижу, молодой человек знаком с творчеством Галича, ведь слова «а мы не жалеем – мы во все очень светло не верим» - из его песни, только там от первого лица. Он был нашим   кумиром в шестидесятых. И это обнадеживающе приятно, что его еще знают в среде молодых и воспринимают мир в близкой к нему эстетике.
           Романтизм Галича был романтизмом бунтарского типа, направленный на заострение общественных проблем. Суть его заключалась в активации общественного сознания в направлении их преодоления. В отличие, например, от другого типа романтизма по типу избегания. Его сторонники ограничивались чувством солидарности в осознании проблем, не пытаясь перенести их разрешение в политическое русло.
Шестидесятые, кроме того, породили мощную волну физического романтизма, нашедшего свое отражение в  фильме «Девять дней одного года»,  где на первое место выступала идея преобразования мира на основе проникновения в тайны природы. 
            Мир физических идей, раскрытый режиссером через человеческие отношения так же, как и классический мир искусств, стал вызывать эстетические чувства. К примеру, фразы из стихов Вознесенского «женщина стоит у синхрофазотрона стройно»,  после просмотра фильма с учетом беспрецедентной важности физики элементарных частиц для человечества, показанной не теоретически – абстрактно, а  в образной,  доходчивой для многих форме, вызывала теперь у обывателя не меньший эмоциональный подъем, чем созерцание мадонны Рафаэля у художников или, скажем, демонстрация мощей святых у православных.   
Но обращаясь к текущему моменту в нашем разговоре, можно констатировать, что напряжение от прошлой игровой схватки  рассеялось,  о чем свидетельствуют пришедшие на смену ему хохмы и теперь можно переходить к  обсуждению предложенной Машей теме – «У каждого- своя правда».
 Фраза  у многих на слуху. А вот  стоит ли относить ее к символам нового поколения, если это новое поколение вообще существует в положительном смысле – большой вопрос. Во-первых, она лишена смысла, поскольку утверждает, что у каждого свое общественное сознание, т.е. утверждает тождество личного и общественного мнения, к которому относится понятие правды. Во-вторых, утверждается, что каждый имеет право на свое понимание общезначимого, например,  законов Ньютона или произвольной трактовке общечеловеческой морали. Чтобы избежать подобного вздора, необходимо понимать, что,  прежде всего, правда - явление социальное, это символ согласия общества, общепринятая парадигма - система наиболее  общих принятых взглядов для интерпретации устоявшихся социальных отношений, поэтому относится к понятиям общественного сознания, правильное формирования которого возможно только на основе систематического обучения, а не на основе случайного  жизненного опыта.
Как категория общественного сознания,  правда,  для всех одна, хотя и носит исторически изменчивый характер. Если было бы иначе,  то постоянные конфликты на почве личных правд не позволяли бы современному человеку удовлетворять свои потребности за счет взаимовыгодной деятельности друг друга.
Об этом говорил еще Платон, обращая внимание собеседников, что человек -общественное животное и без установления принципов общежития существовать не может. Первый источник происхождения мнения
«у каждого- своя правда»  маргинальные и криминальные круги, всегда существовавшие и склонные к паразитическому образу жизни – жизни за счет других и пытавшиеся внушить  обществу,  что способ их существования лежит в рамках нормы – нормы для самых агрессивных и склонных к обману.
Второй - мнимый либерализм, где личные интересы отождествляются с правдой, где свобода личного мнения ставится превыше всего, а требование к согласованию своих действий с действиями окружающих  рассматривается, как  насилие над личностью. Основная тенденция мнимого либерализма – построение общества на основе поликультурной модели, где общество разбито на мелкие группы, каждый  из которых соответствует своя модель культурного поведения. Понятно, что такая модель приводит к утрате  чувства коллективизма, силы сплочения между людьми  и угрожает, в конечном счете, утратой национального суверенитета.  Кроме лозунга
«У каждого своя правда»  псевдолибералы выдвигают еще лозунг 
«Каждый имеет право на свое мнение под личиной борьбы с государственным тоталитаризмом.   На самом же деле, в основном, причина обоснования такой позиции носит чисто психологический характер – попытка освободиться от негативной реакции на личностный вздор, трактуя свою неадекватную позицию с точки зрения прав и свобод человека. Есть среди них даже сторонники движения «против всех», участники которого причисляют себя к истинным европейцам, освободившимся, как они считают, от стадного инстинкта совкового коллективизма и требующим от окружающих уважать их бредовые представления, как естественную природную данность – как право каждого цвести своим цветом.
Можно было бы не предавать этому, как любому другому вздору, никакого значения, если бы он не имел столь разрушительных последствий и для общества и лично для человека.
 «Уместно здесь вспомнить известное изречение из библии – если слепой поведет слепого – оба они упадут в яму. Человечество неоднократно попадало в ловушки вздора слепцов и выработало против них определенный иммунитет в виде системы научных представлений и научных способов селекции различных гипотез, одни  из которых становятся научными теориями, а другие так и остаются просто вздором, т.е. хаотической частью наших коллективных отношений. К тому же, если убрать из обихода понятие правды в общезначимом его смысле, то сразу же вслед за ним исчезнут и такие понятия, как совесть, честь и достоинство, всецело опирающееся на традиционные общественные ценности. И тогда уже не останется ничего дороже частных собственных интересов, ради которых по дешевке, хоть за тридцать серебряников, можно продать все что угодно, в том числе и мать родную. Но откуда же берется вздор и можно ли от него избавиться окончательно?   Конечно, не время сейчас выяснять всю сложность этого явления, но указать на некоторые очевидные его причины, тем не менее, необходимо. И так, вздор – это продукт искаженного восприятия, произвольного воображения, неправильного мышления или ошибок интуиции. Даже продуктом рационального мышления часто выступает вздор, если в основе посылок к рассуждениям лежат неправдоподобные факты или ошибочные мнения, являющиеся следствием неадекватно понятого специального обучения. В этом смысле вздор – вечный удел троечников. Можно ли от него избавиться окончательно – ну, в той же мере, как можно избавиться от индивидуальных психических основ нашего познания или в более радикальном варианте изменить структуру личного генотипа.
В заключение  этой темы мне хотелось бы, чтобы Маша не принимала на свой счет весь негатив, высказанный мной в отношении к вздорным мнениям. Я полагаю, что в ее случае имело место просто ошибка, когда мнение неосознанно  в нашем языке  часто подменяется, как бы аналогичным понятием -  правда».
 - «Вы, таким образом, утверждаете, что наука панацея от всех бед, но история человечества постоянно опровергает это положение. И потом, где наука и где мы, вечно погруженные в повседневность.
Повседневность – пространство для выживания путем длинной цепи приспособительных действий в ответ на ситуацию в обществе, коллективе  и семье. И приспосабливаемся-то мы, в первую очередь,  на основе наших природных инстинктов. Известно, что еще Фрейд придавал решающее значение бессознательной инстинктивной деятельности.  Кроме того, в простых повседневных отношениях постоянно наблюдается генерация всякого рода иллюзий и вздора в попытках примериться с реальностью» - возразила Ира.
  - «Что же, я вижу, что старик Фрейд все еще владеет умами молодежи, несмотря на то, что современная наука давно  показала, что   влияние чистых инстинктов, как и роль бессознательной сферы психики в нейтрализации травмирующих  ее факторов сильно преувеличена.
Не менее существенную роль играют и культурные средства защиты психики – культурная релаксация. Я бы даже сказал так – чем более человек развит в культурном отношении, чем больше у него систематических знаний в области социальных отношений, тем меньше используются ресурсы его бессознательных механизмов защиты и наоборот.
Но главное, что было недоступно Фрейду, так это понимание связей системы инстинктов с генотипом человека,  с одной стороны,  и их связи с опосредованными   культурными формами -  с другой.  Дело в том, удовлетворение инстинктов у человека в отличие от животных происходит в опосредованной культурной форме. Мы живем в пространстве культурных интересов, а не в сфере своих животных инстинктов, служащих всего лишь базой интересов.  Причем  каждый инстинкт опосредован своими  культурными  формами, поэтому и развивается человек в культурном плане в соответствии со своими, доминирующими над другими инстинктами, а не случайно  или под  влиянием родителей и учителей. Иногда это развитие гармонично, если в системе его наследственных потребностей энергия между разными инстинктами  распределена  равномерно или однобоко, когда вся  энергия сконцентрирована  в  доминирующих. Например, познавательный инстинкт находит свое удовлетворение в науке или творчестве  писателя  или, скажем, инстинкт агрессии в боевых искусствах. Если человек талантлив в чем-то, значит,  у него вся энергия сконцентрирована в направлении этой способности,  а на удовлетворение других инстинктов энергии не хватает и тяга к их удовлетворению слаба или ее вообще нет – нет, как говорят,  интереса.  К сожалению, стопроцентного перехода  от эгоистического поведения на основе инстинктивных потребностей к социальному поведению на основе культурных интересов даже у ряда людей зрелого возраста мы не наблюдаем. К ним относятся не только люди со слабо развитой общей культурой, но и люди, исполняющие свои узкие социальные роли, но не способные за рамками этих ролей учитывать интересы окружающих, что и вынуждает их использовать в контактах с окружающими инстинктивную форму поведения. Порой такие формы наносят не только эмоциональный  вред, но и служат угрозой для жизни других,  например, неконтролируемое  половое и агрессивное поведение или крайне эгоистические формы поведения.  Средством защиты в подобных случаях является  система права, ну, или создание атмосферы нетерпимости к поведению этих лиц со стороны общества. Впрочем, иногда они и сами нуждаются в нашем сочувствии. Так что, животные инстинкты, так или иначе,  все-таки проникают в человеческую культуру, образуя наряду с ней параллельный слой бытия.
Далее,   никто  и не утверждает, что наука всесильна.
Что же касается ваших мнений насчет места науки  в повседневности и генерации вздора самой повседневностью, то, в общем, в них есть свой смысл, но все же они слишком расплывчаты, чтобы ими можно было бы воспользоваться для ориентации в проблематике социальной жизни. Поэтому, я позволю себе их уточнить и обобщить, что уже на этой новой основе получить преимущества в социальной ориентации и прогнозировании личных действий. Как я уже сказал, ваше мнение отчасти справедливо, но только для стабильных периодов нашей жизни, когда те ценности, на основе которых выстроено наше повседневное общение не изменяются с течением времени изо дня на день. Ведь именно это повседневное общение и служит основой воспроизводства всех социальных структур как смысловой основы функционирования общества. В этих условиях наука совершенно не заметна для массы обывателей,  которым для удовлетворения своих потребностей и интересов вполне достаточно тех традиций, обычаев, нравов, культурных и научных стереотипов, схем и ритуалов действий,  ценностных мотиваций, представляющих содержание самой повседневности. Но как только происходят социально культурные кризисы, то ценности и устои  повседневности начинают разрушаться – и все замечают,  что она, как почва уходит из-под ног. С ее разрушением  раннее  стандартизированные межличностные отношения превращаются в хаотические – произвольные, культура больше не опосредует инстинктивные намерения людей и они стоят перед угрозой одичания. Вот только тогда взоры общества обращаются к науке,  как средству волшебного спасения. В эти моменты исторический опыт народа инстинктивно заставляет  активизировать свой творческий потенциал в лице научной элиты. Именно эта часть общества способна канализировать энергетический импульс ожиданий,  созданный в недрах всего народа для генерации новых  ценностей и новой повседневности, как необходимой среды обитания основной массы народа.
В реальности механизм создания новой посткризисной повседневности сложнее приведенной мною общего принципа. Чтобы разобраться в нем, нужно обратиться к схеме получения любого целевого продукта:  мотив, он же национальный миф, ценность или предполагаемая цель  ; инструменты для реализации цели  ;  действия в направлении реализации цели ; продукт, соответствующий заявленной цели-ценности.
Обратим внимание, что в этой схеме мотивы и инструментальные средства достижения цели создаются различными группами интеллектуальных элит: мотивы действий или национальные мифы в основном создаются идеологами – мифотворцами,  пророками или политиками, а вот средства – инструменты для реализации мотивов – целей разрабатывают элиты, специализирующиеся  в области создания новых материальных или информационных технологий.
Далее - стадия действия в направлении реализации цели предполагает использование совокупной энергии миллионов, т.е. народа. Сами по себе никакие научные идеи не способны материализоваться – выйти за рамки узкого круга элиты. Сила действия в этой схеме определяется силой мотива – силой национального мифа. Мотив действий превращается в национальный миф только при условии отбора различных мотиваций через, так  называемый, менталитет народа, в основе которого лежит  его генофонд, преобразованный культурой в его социофонд.
В случае, если мотивы не проходят отбор менталитетом  народа,
а навязываются ему сверху властью, так называемой политической волей,
то энергия мотивации не достигает необходимого уровня для решения поставленных  целей, действия в этом случае воспринимаются народом, как чуждые ему и продукт на выходе представляет собой жалкое подобие провозглашенной цели. Интеллектуальный проект – реформа модернизации социума и,  в конечном итоге, новая повседневность в этом случае со временем рассеивается, как наваждение,  и страна снова оказывается в преддверии нового кризиса, так и не преодолев предыдущей.
Таким образом, мы убедились, что одна наука,  наука сама по себе,  бессильна осуществить сколько –нибудь масштабное преобразование общества  - к ней необходимо еще добавить энергию народа, которую можно  накопить в случае, если предлагаемый национальный миф – он  же мотив предполагаемых действий соответствует менталитету основной массы народа. Чтобы изменить менталитет народа в направлении восприятия им интеллектуально  сложной мифологии,  необходимы целенаправленные усилия нескольких, а может быть и десятков поколений.
 Но никакая наука  не может предотвратить кризисы. Она может только наблюдать процессы образования, всякого рода фантазий, иллюзий, верований и вздора, которые развиваются в совершенно иной, далекой от науки сфере – сфере повседневности, где случайные  процессы генерации нового социального хаоса протекают совместно с процессами воспроизводства старых социальных структур.  Стабильное состояние  общества можно себе представить в виде некоего динамического равновесия между структурным и хаотическим  состоянием  социума.  Преобладание вздора над стандартной общественной парадигмой приводит к хаосу. И новая общественная парадигма,  как и новая социальная структура,  строится интеллектуалами только на основе именно новых хаотических тенденций. Конечно, с привлечением тех культурных форм, которые до поры хранились в культурных запасниках цивилизации.
До тех пор, пока эти новые тенденции не появились и не стали преобладать над старой общественной парадигмой  никаких объективных условий ни для прогнозирования развития кризисов, ни для выхода из них не существует.
В  личностном плане  вздорные предположения, носящие неадекватный характер, начинают настойчиво проявлять себя,  когда человек замечает, что он не в состоянии адаптироваться к окружающему социуму  - не находит себе места в системе его связей и отношений. В этом случае он стоит перед необходимостью обратиться за разъяснениями к экспертам – специалистам в области нормальных общественных отношений - социальным психологам или даже к психиатрам».
        На некоторое время публика впала в состояние некоторого оцепенения, прерванное голосом хозяйки:
 - «Ну,  всех прямо раскритиковал, всем мозги вывернул наизнанку. Возможно,  даже кому то эта критика показалась излишне жесткой, но, как известно, доброта без ума не более, чем мираж оазиса в пустыне, хотя лично на меня подобный  театр мнений в такой его остроконфликтной форме произвел ободряющее действие. Я испытываю состояние глубокого эмоционального подъема или в терминах, которыми сегодня
Вячеслав Иванович обогатил наш лексикон – «полный Пенроуз»,  ну, а для тех, кто напротив, сильно затормозился от полученных впечатлений, говорят, хорошо помогает физическая разгрузка – поэтому объявляю танцы до упада».
 Кто-то врубил динамики на полную мощность,  и музыка мгновенно оглушила пространство,  доселе  безразлично созерцавшее сцену юбилея.