Иллюзория. Часть третья. 6 августа 2014 года

Роман Москвичев
     Если быть до конца откровенным, я так и не понял, что сегодня на моих глазах произошло. Я щипаю себя за руку, за ногу, я бью себя по щекам, но я не понимаю, что произошло. Я не верю, нет! Это просто сон, еще минута, другая, и я проснусь, я обязательно проснусь, я сделаю это. Этого просто не может быть! Это происходит с кем-то другим, но не со мной. Этого просто не может произойти со мной.
     Весь день Ирина не выходила на связь со мной. Я начинал беспокоиться и нервничать, как обычно это делал на протяжении всех последних месяцев наших отношений. Только в девять вечера она позвонила и попросила о встрече. Я был удивлен такому позднему времени, ведь обычно так поздно мы не виделись, и в такой час Иришка всегда находилась дома.
     Она приехала на маршрутке, и я ее не узнал. Это приехала ее сестра, подумалось мне на мгновение. Но потом я вспомнил, что сестры у нее нет. Если только скоро родится сестра, но взрослой пока точно не наблюдалось. Не Иришка приехала, не она.
     Попросила выслушать ее и не перебивать. Поцеловала меня какими-то чужими губами, взяла холодной рукой мою руку, и мы пошли на набережную. Сели на нашу лавочку, где я первый раз признался Иришке в любви, и повисло молчание. Она вообще молчала всю дорогу, я пытался что-то расспросить, волновался, переживал, взлетал и падал, как и амплитуда моих эмоций. А она... Она просто шла, смотрела вперед, не моргая, и молчала. Когда мы сели, ничего не изменилось. Разве что только то, что она больше вперед не шла. Она так же смотрела вперед, не моргая; по щекам потекли крупные слезы, но при этом нельзя было сказать, что она плачет. Всхлипов я не заметил. Прошло несколько минут, и она заговорила. Каждое слово пронзало меня насквозь, словно пуля, пущенная из автомата.
     Иришка сказала, что все обдумала, переосмыслила, взвесила, и решила поступать в другой город, пусть и на платное. Я сидел и не мог поверить своим ушам. Ради чего? Ради чего были эти полтора года? Ради чего мы столько прошли? Ради чего она две недели назад забрала документы из того самого города, пройдя там на бесплатное?! Если все поняла и переосмыслила, то и не забирала бы документы, училась бы там. Мы же все взвешивали, разбирали плюсы и минусы. Что же такое? Родители... Ну конечно же, не обошлось без них! Что они сделали за одно утро такого, чего за полтора года не смогли?!
     Иришка продолжала говорить и высказала мысль, что родители есть родители, они ее родные люди. И если она сейчас сделает так, как ей скажут, уедет, не будет постоянно мозолить им глаза, то дома в дальнейшем ей будут рады, будут всегда встречать с улыбкой, так как видеться будут с Иришкой всего два раза в год. И ее нервы будут спокойны, и я смогу перевести дух. Это аргумент, конечно, она права, но почему Ирина поняла это только сейчас, когда уже поступила в нашем городе, когда уже был приказ о зачислении?! Чем она думала раньше?
     Еще она сказала, что спокойной жизни нам все равно не дали бы и готовы были загнобить, останься Ирина здесь со мной. Да никто бы не сгнобил, да почему?!! А мы... Мы все равно расстались бы, так как устали бы терпеть к себе подобное отношение всю жизнь! И это были слова моей Иришки! Потерпи еще два месяца, и потом бы я забрал, увез, спрятал, не дал в обиду! Потом никто бы ничего не сделал! Почему сдалась, черт возьми?!! Что же произошло в этот злополучный день, в это ужасное утро?! Где найти ответ? Я находился в таком состоянии, когда ничего еще не осознал и не понимал вообще, в какой реальности обитаю.
     Новая ее мысль меня добила. Она сказала, что сегодня написала заявление об отчислении из вуза нашего города и с отцом успела съездить в другой город, и внести первый взнос за платное обучение.
     По моим щекам непроизвольно покатились скупые слезы... Ради чего... Ради чего мы столько прошли и столько терпели? Ответа не было! В принципе, конечно, мы были оба готовы к такому повороту событий, и за последний год я достаточно настроил себя на подобный исход. Я знал, на что шел, знал, что она может уехать, знал, что все может закончиться именно так. Но то, что именно так все закончится уже после поступления в нашем городе – этого я не мог представить даже в страшном сне. Внутри все куда-то бежало и стремилось на старый добрый разрыв.
     Иришка, ты же часть моей души! Ты же не предавала меня никогда, не подводила! Ты шла со мной до конца! Всегда шла! Советовалась только со мной! Делала все для нашего будущего! Такое не забывается! Ты любила, как не любят в наш век, правда! Это любовь из прошлого, любовь идеальная, с элементами самопожертвования, так лет двести назад любили. Безгранично, открыто, раз и навсегда. Ради такой любви, ради такого отношения женщины я бы душу продал кому угодно. Это же такое счастье... И вот там, на нашей лавочке я это понимал... Так что же произошло за одно лишь утро? Что могло произойти? Но она опять не отвечала... Ее молчание становилось для меня самым громким криком, ведь оно рвало не уши, а сердце и душу.
     Ни с одной девушкой, ни одними другими чувствами я не в силах сравнить то, что испытывал от Ирины за полтора года. Я понял, что за всю мою жизнь меня так никогда и не любили. Это ведь чувствуется, когда к тебе искренне относятся, а когда обманывают, недоговаривают. Самый искренний, самый светлый человек... Мой Ангел... Я его не мечтал даже встретить в этом мире, а встретил... Иришка знала меня всего, она была частью меня. Она – моя гордость, моя победа.
     Что бы дальше со мной ни произошло, я видел настоящую женщину, пусть и такую маленькую, самую лучшую, и эта женщина навсегда моя. В моем сердце и в моей душе никто и никогда не заменит Ирину. Она же не предала за полтора года ни разу, не заставила в себе усомниться. Она последняя, кто слышал от меня искренние слова, последняя, кто видел меня настоящего. Мне довелось испытать неземную любовь. Ангельская любовь – подарок судьбы. Это невыносимая, разрывающая боль. Я все понимаю головой, разумом, все осознаю, что никто не умер, жизнь продолжается. Но на ту минуту на нашей лавочке я переживал так, как плакало сердце, и как разрывалась душа. Я по-другому не умею. И не сумею уже никогда. Правда!
     Кто же тебе обломал крылья этим утром, мой Ангел, кто?!