Синоптики осадков не обещали. Было тихое, тёплое августовское утро, в небе кучковались лёгкие облака. Но солнце встало в туманной дымке, и день обещал быть жарким. До назначенной деловой встречи оставалось больше часа, и я решила прогуляться пешком. Прошла половину пути и вдруг… Лавина проливного дождя обрушилась на город внезапно. Застигнутые врасплох прохожие спешили укрыться в ближайших магазинах, аптеках, конторах. Самые крепкие зонты оказались бессильными перед разгулом стихии. А у меня с собой никакого не было. На моё счастье недалеко находился автовокзал, и при первых же каплях дождя я со всех ног бросилась туда. Вовремя успела. Удобно устроилась на кресле у окна в полупустом зале ожидания и с интересом и сочувствием наблюдала, как те, кому повезло меньше, преодолевали огромные лужи на пути к заветной двери. Вскоре в зале почти не осталось свободных кресел.
Справа от меня расположилась женщина лет семидесяти, загорелая, круглолицая, с проседью в тёмных, гладко зачёсанных назад и скреплённых незамысловатой заколкой волосах. На полу, у её ног, стояло несколько объёмных и, видимо, тяжёлых пластиковых пакетов. При мне из одного из них женщина достала булку и бутылку минеральной воды и приступила к трапезе. Было понятно, это – пассажирка, и на автовокзале она не из-за дождя. Кресло с другой стороны долгое время пустовало. Но вот и в него, тяжело дыша, осторожно опустилась вымокшая до нитки полная женщина в светлых брюках. Она была значительно моложе той, что справа. Может, лет сорока. Мои соседки искоса посмотрели друг на друга и вдруг удивлённо и радостно вскрикнули.
– Анна Васильевна!
– Настя! Сто лет тебя не видела! В отпуск приехала?
– Ну да. Мамку с папкой навестить. А вы здесь какими судьбами?
Меня попросили пересесть на кресло женщины с сумками. Я пожала плечами: какая разница, это кресло или соседнее, лишь бы было сухо и удобно. Сидела, смотрела в окно на не перестающий дождь и невольно слушала, о чём говорили соседки. Видимо, когда-то они жили в одной деревне, но обе переехали. Та, что моложе, сначала перебралась с родителями в город, а позже уехала учиться в другой регион, там и осталась.
Женщина постарше после смерти мужа долго болела. Дочка давно жила в соседнем городке. Она и уговорила мать перебраться к ней поближе. С болью в сердце поменяла Анна Васильевна свой добротный каменный дом в большой перспективной деревне на домишко на окраине заштатного городка. Но, как оказалось, не прогадала. В двухтысячные годы колхоз-миллионер развалился, элитную ферму, где женщина когда-то трудилась ветеринаром, закрыли. Ухоженные ранее поля заросли сорняками. Работать стало негде, молодёжь стремительно побежала из деревни в большие города. Остались лишь старики да пьяницы, которым ехать было некуда.
На новом месте немолодая женщина обустроилась на удивление быстро. Домик свой, земля… На овощи-фрукты не хватило сил, тогда приусадебный участок Анна Васильевна засадила цветами. Цветы особого ухода не требовали, зато выросли красоты неописуемой! Дочка, оставшаяся в то время без работы, решила делать букеты и продавать их на рынке. Получилось. И через несколько лет она смогла купить благоустроенную квартиру. А к дому матери подвела и газ, и воду, и канализацию. И теплиц разных настроила. Цветочный бизнес оказался прибыльным.
– Я, Настён, иногда в нашей деревне бываю. К кому-нибудь из подружек в гости наведываюсь. А они рады! Особенно зимой, когда дачники в город уезжают. Иду, бывает, по улице и плачу. Больно смотреть на заколоченные дома. Лет пятнадцать назад в них люди жили… Знакомые люди…
– А наш-то как? Москвичи, что его купили, приезжают? Не бросили? Я, как бабку схоронили, больше в деревне и не была. Вскоре в Нижний учиться уехала. А мамка с папкой по графику работают, им не до огородов…
Я краем глаза наблюдала за вдруг погрустневшими женщинами.
Анна Васильевна расстроила Настю ещё больше, сообщив, что их дом не раз перепродавали. Но этим летом кто-то там живёт. Значит, дом обитаем. Зато деревня умирает на глазах. Клуб закрыли, школу закрыли: детей в округе не осталось. Говорят, что и магазин скоро закроют… У Насти на глазах выступили слёзы, она смахнула их мокрым платочком:
– Какая у нас школа была! Когда мамке квартиру дали, мы в город переехали. В старших классах я в городской школе училась, там всё по-другому… В деревне проще, душевнее… А одноклассники мои бывшие, где они теперь? Давно ни с кем не встречалась…
Анна Васильевна на мгновенье задумалась:
– В деревне точно никто не остался. Хотя погоди… Колька-то Бородкин с тобой учился?
Настя задумчиво коснулась пальцами висков:
– Колька… Тёти Вали Бородкиной сын? Маленький такой, кудрявый. Нет, он года на два моложе.
– Маленький… Был когда-то маленьким да вырос. Под два метра детинушка. А ума как у дитя малого, да и тот весь пропил.
– Пьёт?
– Не за ухо льёт…
Пожилая женщина тяжело вздохнула и с удивлением посмотрела на бутылку минеральной воды, которую всё это время держала в руках. Покачала головой, убрала бутылку в сумку. Снова вздохнула:
– Как теперь один будет жить, ума не приложу. Ни картошки, ни дров на зиму… И вряд ли запасёт теперь.
Настя насторожилась:
– А что случилось-то?
– Умерла Валя, завтра сорок деньков будет. Вот продукты везу, помянуть хоть немного надо. В доме-то у них шаром покати. А мы как-никак родственники. Валя мужу моему двоюродной сестрой приходилась.
Настя ахнула, всплеснула руками:
– Не знала! Она ведь ещё не старая… Мамке моей ровесница. Мамка ничего не говорила. Значит, сама не знает. Тётя Валя хорошей женщиной была… С бабкой моей на ферме работала, всегда в передовиках ходила… Каждый год грамоты да премии получала. Я помню. Даже в областной газете о ней писали.
– Какая хозяйка была… А приветливая! Роднились мы, в гости друг к другу ходили. Не старая? Лет на десять меня помоложе… Тоже спилась.
– Ба-атюшки-и…
– Вот тебе и батюшки! Чему удивляться? Сама знаешь, как доярки работали. Зима, лето, дождь ли, снег – вставай затемно. Иди коров доить. А потом накорми их, напои… Без рук и без спины будешь… Вот бабы и расслаблялись. Бражка, самогонка… По очереди приносили. И пили. Понемногу, по стопочке… «С устатку» или «для сугреву»…
– Не все пили! – возразила Настя. – Бабка моя спиртное на дух не переносила. А характер у неё ещё тот был. Она бы молчать не стала.
– Не все, верно. Бабушка твоя своих товарок ругмя ругала: «Сопьётесь, дуры! Детей пожалейте». И я, я – тоже ругала. И докладные начальству писала. А толку-то… Бабы смеялись: «Не сопьёмся! Лишь бы хорошо работалось!». Что не смеяться, не боялись никакого начальства, завфермой с ними за одним столом сидела… Она-то не спилась, хитрая да хваткая дамочка, знала, чего хотела. Потом вовремя хвостом вильнула. В городе квартиру купила, продуктовый магазин открыла, вся в шоколаде теперь, а другие…
– Я её помню. Такая вежливая, культурная. Никогда бы не подумала…
Настя хотела добавить ещё что-то, но тут в её сумке запиликал мобильник.
– Да, мам. Да. Нет, мам, нет. Я на автовокзале… Анну Васильевну встретила. Какую? Да, да, её. Хорошо, хорошо! Потом расскажу!
Ливень за окном не прекращался. Я с тревогой посмотрела на большие настенные часы: до встречи осталось минут двадцать. Успею – не успею? Созвониться и перенести на другое время или воспользоваться услугами такси? Посматривала на часы и Анна Васильевна.
– Скоро мой автобус. Ну и льёт! Как чувствовала, короткие резиновые с собой захватила. А то от трассы до деревни и не пройдёшь. На плотину горожане отдыхать ездят, все дороги машинами разбили. Дождь пройдёт – лужи неделями не сохнут. Вот и Валя…
– Мамка звонила, беспокоится, где я. Она молодец, на пенсии, но ещё работает. Привет вам передаёт. Велела телефон свой дать, созвонитесь как-нибудь. Вот, бумажка есть, сейчас запишу. А с тётей Валей-то что случилось, инфаркт, инсульт?
Пожилая женщина на мгновение застыла:
– Инсульт? Какой там инсульт! Если бы… Скажу – не поверишь. В луже по пьяному делу утонула.
– Батюшки… Как же так?
– Говорю, лужи в деревне неделями не сохнут. А накануне дождь прошёл. Валя хорошо выпила, так, что еле ноги передвигала. Понесло её куда-то на ночь глядя. Видимо, поскользнулась, упала лицом в грязь, встать не смогла и захлебнулась. Колька дома спал, сам пьянее пьяни, матери до утра не хватился. Как теперь один жить будет, не знаю. Валя пенсию получала да в огороде копалась. А этот не работал нигде и работать не хочет. В округе по садам-огородам лазает, у соседей по мелочам ворует. Посадят дурака, как пить дать посадят.
От таких слов по моей спине пробежал холодок. Я передёрнула плечами. Пожилая женщина заметила это. Обратилась ко мне:
– Вот вы с Настей ещё молодые, образованные. Объясните мне, старухе, куда мир катится. Деревня испокон веков Россию кормила. Сейчас не стало деревни. Дети ваши как будут жить? Кто их накормит?
– Когда-нибудь профессии земледельца и животновода станут престижными, – неуверенно предположила я. Настя была категоричнее:
– Или как в девяностые, горожане на своих сотках и рожь, и сахарную свёклу выращивать будут, а в гаражах держать кур и поросят.
Анна Васильевна хотела что-то добавить, но тут объявили посадку на автобус до Н.
– Мой! Ах, ты, старая, чуть не просидела! Заболталась с тобой, Настён. Где ж билет-то у меня?
– Не спешите, время ещё есть, я вам помогу! Давайте сумки. О, тяжёлые какие!
Настя проворно подхватила самые объёмные пакеты Анны Васильевны, и обе женщины заторопились к выходу.
Время и меня поджимало. Я вышла следом. Дождь прекратился неожиданно, воздух был свеж и насыщен озоном. Я на мгновение остановилась в дверях, наблюдая, как недавние мои соседки пробираются через лужи к подошедшему автобусу. Вдруг Настя оглянулась, посмотрела куда-то в сторону автовокзала, и её лицо осветилось радостью. Потом женщина увидела меня, улыбнулась и показала рукой на небо. Я тоже оглянулась и замерла. Над одноэтажным зданием автовокзала, над домами и деревьями вольготно раскинулась яркая, крутобокая двойная радуга.