Глава пятая
И снова: Север, Юг и католики Парижа
Марианна сдержала обещание, данное Ивану Сергеевичу, и отобедала с нами с большим удовольствием. У меня и самой появился зверский аппетит.
Мы обе – еще совсем не старые и достаточно здоровые тетки, чтобы долго постничать. Для моей фермерши предаваться воспоминаниям с утра до вечера – дело накладное. Ее питомцы растительного и животного происхождения – господа безразличные к проблемам рабыни хозяйства. Им подавай корм и воду. И чтобы соответствовать статусу, фермерше нужно быть сильной, сытой и готовой к борьбе за прибыль. А я в принципе поесть люблю. И соляночка, свиные отбивнушечки, приготовленные Иваном Сергеевичем, восхитительно быстро исчезли со стола.
А потом я проехалась с Марианной до озера. Я совсем не забыла о своей ночевке в компании с гадючкой, но уж очень поплавать хотелось.
Неожиданно Марианна сказала:
- Знаешь, я тоже окунусь.
Я невольно зажмурилась, но быстро вспомнила о деликатности.
- Здорово.
- Только не обижайся, я отойду подальше. А потом… Короче, раз я уж тебе доверилась, пусть не будет между нами никаких тайн.
Я перебила. У меня давно крутился на языке один вопрос. Вернее, половина его, ведь частично я задала его в кафе.
- Марианна, вот мы говорили о твоей близкой кончине, когда я приехала к тебе в усадьбу. Я о том, что ты мне все расскажешь, потом благополучно отойдешь в мир иной, а я напишу о твоей истории бестселлер и стану «Золотым пером России».
- Ну, да. И?..
- Но сегодня ты мне вполне ясно заявила, что не собираешься помирать в ближайшие двадцать лет.
- Точно.
- А когда же я писать буду? И нужно ли дальше со мной откровенничать? Ведь я не смогу ждать так долго. Все равно меня будут поджаривать услышанные факты. Да я уже просто представляю текст моего опуса. Пусть это грубо звучит, но ты сама виновата. Когда я должна приниматься за дело?
Зачем ты мне все рассказала? Зачем собираешься продолжать? И что ты, в принципе, от меня хочешь? Честно говоря, ничего не пойму.
- Давай охладимся, Ли. И тогда ты поймешь, наверное. Мне казалось, что, рассказав тебе о своем сне, я раскрылась. Уверена, через тебя я найду ответы на свои вопросы. И если мое предположение оправдается, я дам тебе зеленый свет. И подпишусь под каждым твоим словом, даже если это будет неоправданно разукрашено эффектными сценками.
- Марианна…
- Я еще раз прошу тебя, чтобы не вышло казуса, называй меня даже наедине Инной. Пожалуйста. Так будет лучше. До тех пор, пока я сама не решу вернуть себе имя.
- Вот опять! То ты говоришь, что Марианна Мельвинская исчезла навсегда, то подчеркиваешь, что есть намерение вернуть ее к жизни.
- Ли, а много ты людей встречала, которые всегда идут прямо по строго начертанной линии и никогда не сворачивают в сторону? Ну, хотя бы в кустики, чтобы пописать?
Я задумалась. Всего лишь на несколько секунд. Что думать-то? Да ни одного!
Большинство людей имеют семь пятниц на неделе. Сама такая.
- Давай купаться, Инна. Не знаю, куда ты пойдешь, а я вот тут, в опробованном месте. Здесь - песочек и дно гладкое. Не люблю колючки.
- И у меня есть свой уголок.
- Полчасика?
- В самый раз.
Инна пошла вдоль берега и скрылась за кустарником, спускающимся прямо к воде. Потом я услышала всплеск и довольные возгласы женщины.
Но ее саму я не увидела.
А на что надеялась? Что она снимет с себя свою дурацкую вуаль и поплывет на середину озера, а я увижу, наконец, ее несчастную голову?
Однако…
Однако я же могу плыть куда захочу, не так ли? Но – нет. Не надо опережать события. Уверена, что Марианна сама откроет лицо рано или поздно…
Вода всегда меня увлекает, и время летит незаметно. Когда я выбралась на берег, фермерша уже ждала меня.
- Молодец, - только и сказала она.
Я не сразу поняла.
- Что?
- Молодец.
И больше ни слова.
Понятно, она проверяла меня.
- Порыв был?
- Только мысли. Но…
- Я понимаю. Поверь, Ли, зрелище не из приятных. А купаться для меня – это окунуться несколько раз у берега. Воду люблю, но при этом с детства опасаюсь. И не плаваю. Присаживайся рядом….
Она помолчала немного, потом продолжила разговор:
- Еще раз убедилась, что мое доверие к тебе – не только результат пророческого сна.
- Пророческого ли? Может, ты напрасно себя убедила?
- Помолчи. Сегодня на почте, я получила известие, которого давно ждала. Я наводила справки о своих родных. Я говорила тебе уже, что следила за ними, знала, что произошло в первое время после того кошмара, что случилось с ними после. Потом произошел сбой на информационном поле. Люди они не медийные уже были, как проследишь, если сам по пятам не носишься или профессиональных агентов не имеешь? Да и зачем они мне, если честно?
Я питала привязанность к дяде Святославу. Мы дружили. Он умер от инфаркта после того, как Алиса внезапно исчезла из его жизни и потерялась для меня. До сих пор не могла понять ее бегства. Между ними была настоящая любовь. Два добрых, умных, хорошо образованных человека, два равных партнера. Абсолютно независтливые люди. Я всегда больше переживала, что они никогда не выпрыгивали из амплуа «второй пары» в нашем шоу. Честно скажу, работали они не хуже Кристиана и Андрианны. Но папкиного шарма не хватало Святославу, а Алисе – изящества и красоты мачехи.
Георг, помнишь, женился на американке, уехал с ней в Чикаго. Ничего из ряда вон. Они познакомились в Карловых Варах, куда кузен ездил подлечиться после выписки из больницы. Женщина была немолода, лет на пятнадцать старше Георга, но с состоянием. Да и братец имел небольшой капитал, хотя и на девок прилично тратился. Но бездельничать не стал. Они с женой обзавелись рестораном с аттракционом «Домашние медвежата». Знала, что преуспевают.
Ли, у тебя такое непонимающее лицо. Думаешь, просто выговориться хочется?
- Нет, не думаю. А лицо… Это я пришедшим вдруг своим мыслям. Потом выскажу, если сведу их в кучку. Но я тебя слушаю. Внимательно слушаю, продолжай.
- Ладно. Дядю я любила. Алису уважала, не больше. Георга… Георга ценила. Но недолюбливала. Бабник без разбора был. Случалось, что и к своим подкатывал. Да-да. Не только к Веронике, которая все же не кровная родня. Но и ко мне, двоюродной сестре. Однако на работе это не сказывалось…
Дальше – Вероника.
Ее я откровенно не любила. И она меня. Я тебе о наших финансовых делах рассказывала. Но неприятие случилось гораздо раньше. Мы еще девчонками были, когда я частенько ее за наушничество лупила. Булками не корми, дай покляузничать, посплетничать. С годами прошло. Замуж за Иосифа вышла, вообще не узнать. Прекрасная жена, хорошая мать. Даже прощения просила за то, что в детстве подставляла меня часто. Артистка из нее была так себе. Зверей плохо понимала. Когда мы решили, что ей не стоит входить в клетку, она не сопротивлялась. Окончила финансовый институт. Быстро родила второго ребенка. Но между нами заметно не потеплело.
Иосиф мне очень нравился. И с его родителями я познакомилась, когда они из Израиля приезжали в гости. Приятные люди. Они давно уговаривали сына перебраться на историческую родину. Вероника была против. Почему? Не знаю, не спрашивала. А после трагедии быстро согласилась. Когда я осознала, что я – это я, жива, хоть и совсем не здорова, они уже жили в Хайфе и купались в Средиземном море. Вероника стала хозяйкой большого особняка на самом берегу и ждала третьего ребенка.
Вот, наверное, почему она последнее время все нервничала, срывалась, ссорилась со всеми.
Я долго лечилась, Ли, долго и очень, очень больно. Сначала под своим именем, потом под чужим. И во многих местах. Даже после вердикта уважаемого мною хирурга пыталась, если честно. Мне было не до родных. Не до связи с ними.
Да я тебе уже и говорила, что с таким лицом не собиралась восставать из пепла. Узнавала о них только потому, что была такая оказия. Информацию не выспрашивала. Мне ее навязывали те, без кого я в своей новой жизни просто не могла обойтись. Ли, прости, все эти подробности тебе не нужны, а мне о них говорить утомительно. Просто недаром есть такая поговорка: мир слухами полнится.
Единственный человек, которого я хотела тогда увидеть, обнять, оставался Сергей, мой родной брат. Не подарком Сережка был. Грубоватый, упрямый, самоуверенный, но очень принципиальный и честный до маразма. Такому среди людей, признающих необходимость гибкости в обществе, в котором мы обретаем, жить тяжело. Поэтому и не сложилось. Но я его очень любила. Не понимала, да, но любила всем сердцем. Надеялась, что когда-нибудь он к нам вернется, от души, искренне желала ему измениться, стать мягче, покладистее.
До его последнего ухода, он уже однажды покидал цирк. Тогда я просила его писать, звонить. Ответил: нет, не люблю. Но сказал, что ему тоже со мной жаль расставаться, что я была ему доброй старшей сестрой и хорошим учителем в ремесле. Обещал, что не оставит профессию, что мы еще обязательно увидимся. Да, он вернулся тогда. Но через полгода ушел, даже не попрощавшись.
Я не имела о нем никакой информации.
Но шло время, Ли, я смирялась. Заметь, я не сказала: смирилась. Смирялась. И до сих пор работаю над собой. Мне и сейчас тяжело. Я живу, нахожу радость, удовлетворение в новых занятиях. Дышу свежим воздухом. Короче, я живая. И мне несколько лет назад захотелось общения с родными, пусть даже не близкими сердцу. Да, я ничего не знала о Сереже, об Алисе. Но Георг и Вероника. Они могли что-то знать.
Я хорошо заплатила и узнала, что Георга в Чикаго больше нет, а женщина по имени Гедвига Тейлор-Мельвинская умерла. След брата потерялся. А в Хайфе больше не живут Иосиф и Вероника Клейны. Родители Иосифа погибли в авиакатастрофе, и его семья выехала из Израиля.
И знаешь, мне, как вожжа под хвост попала. Я должна их найти и все. И не только потому, что жажду прижать к груди двоюродных братца и сестрицу в надежде и о Сережке что-нибудь узнать. Во мне будто зверек какой-то рос, рос и вырос, требует не мести, нет, а знания, кто и за что погубил меня и моих родителей. И почувствовала я, Ли, что знания эти появятся. Мне они нужны. Я хочу знать, кто виноват! А поможет мне в этом женщина из сна.
И вот я встретила тебя. И через несколько дней получила известия. Все-таки, деньги, дорогая моя, вещь великая.
Итак, я узнала не только, где проживают Георг и Вероника, но нашла Сергея и Алису. Да, сегодня утром на почте мне передали письма.
- Не видела, чтобы ты их читала.
- Вот бы я терпела. На почтамте и прочла. Не романы же мне прислали.
Итак. Алиса проживала под Парижем при госпитале для неимущих католиков, основанном Королевским аббатством Фонтевро еще в давние, давние времена. Восемь лет назад Алиса приняла постриг, внеся в женский монастырь значительную сумму денег и драгоценности на украшение мраморных изображений Девы Марии. Она добровольно ухаживала за тяжело больными, не имея никакой собственности. Но несколько месяцев назад, попросила отпустить ее и, оставшись в монашестве, уехала в Америку. Куда именно, неизвестно. Но подозреваю, что к дочери. Потому что второе мое известие - о Веронике и ее семье. Иосиф Клейн – весьма успешный предприниматель Нью-Йорка, проживает в очень дорогом пригороде с женой и детьми в ожидании шестого отпрыска.
Возможно, бабушка истосковалась по внукам и поспешила увидеть нового.
Но… Тут врезается третье известие. Представь себе, что на Юге США, в Арканзасе крупной цитрусовой плантацией владеет Георг, одинокий, бездетный. Но помогает ему… Кто бы ты думала, помогает моему кузену растить апельсины? Старший сын Вероники, двадцатилетний Марик, со своей девушкой, двадцатитрехлетней Джеки, которая еще не жена ему, но уже родила близнецов. Годовалые малыши – правнуки Алисы.
Не туда ли отправилась наша монахиня, чтобы привести в закон своего любимого внука и молодую мамашу? Алиса родилась в католической семье. Она - полька. Ее отец, был очень талантливым инженером, поэтому его терпели в советской России. Он был против брака дочери с атеистом Славой, да еще цирковым артистом. Алиса не посчиталась с папой, но от веры не отреклась. А у католиков, знаешь как насчет свободных отношений?
Она, как я поняла из писем, изредка общалась с родными.
Короче, эту информацию я получила сегодня. Но она уже не слишком свежая. Тетка уехала давно, но неизвестно, к кому отправилась Алиса, добралась ли до места вообще? Она не старуха, ей сейчас 64 года. Но и не молода. Все в дороге может быть.
О Сергее я знаю теперь тоже, но только одно. За год до нашей беды с ним случилось несчастье. Спасая из горящего дома ребенка, он ослеп и потерял руку. Отец мальчика, у которого Сережа работал водителем, поместил брата в хороший дом для инвалидов и ежегодно оплачивает его содержание. Я говорю искренне. Другой на его месте просто откупился бы какой-то суммой и вышвырнул Сергея на улицу. С этим все понятно. Я заберу брата к себе, как только решу вопрос с остальными.
Ли! Ли, что с тобой?! Опять себе вживую все представила?
- Нет, нет. Все, хорошо. Брата заберешь. Ему с тобой лучше будет. Правильно, правильно…. Я вот о чем, Марианна… Может, ты и права, может, наша встреча не случайна… Америка… Нью-Йорк – Север. Арканзас – Юг… И про госпиталь этот во Франции, что основан аббатством… Я читала про него в юности. Знаешь, он на улице святого Варфоломея находится. Католики… Варфоломеевская ночь…
- Ли, ты бредишь? Что с тобой?
- Ничего, сейчас…
- Ну, дружок. Я тебя и загрузила. Поехали ко мне, выпьем чего-нибудь покрепче. Ангелов приехал, можешь у меня переночевать. Ему позвоним…
- Кстати, а почему письма? Почему не звонки? Известия в письмах… Ой, не мое дело, да я и не о том… Ох как, все запуталось. Выпить просто необходимо. Водка и соленый огурец нам сейчас обеим не помешает, Марианна. Шучу.
И я рассказала ей о своем странном сне. Как я металась между северянами и .южанами, не могла понять, чьей жертвой я стану, кто причинит зло? Как оказалась в Париже во время Варфоломеевской ночи и общалась с озлобленными католиками.
- Ты понимаешь, о чем я?
Марианна схватила меня за плечо.
- Чем кончился твой сон?
- Я не знала, где надо опасаться зла в Америке. На Юге? На Севере? И я думала: а Франция причем? И у меня было такое чувство, что я этот сон обязательно должна увидеть до конца.
- Ты обязательно должна увидеть его до конца, Ли, обязательно. И рассказать мне.
- Что собираешься делать сейчас?
- У меня есть адреса. Напишу, что жива и хочу встретиться.
- Уверена?
- На все сто.