Мария только поговорила по телефону с Андреем, который сообщил, что он вынужден задержаться в Краснодаре на сутки - двое, как опять звонок. Она подняла трубку:
- Слушаю!
На другом конце провода кто-то кашлянул, и незнакомый мужской голос произнёс:
- Добрый вечер! Мне бы услышать Марину Вячеславовну Струкову.
- Это я.
- С вами говорит Фёдор Александрович Званцев. Вам знакомо это имя?
- О, конечно! Бабушкин друг, ректор университета. Здравствуйте, Фёдор Александрович!
- Университет я оставил, к сожалению… Прежде всего, позвольте выразить вам, Марина Вячеславовна, соболезнование по поводу кончины всеми нами любимой Анны Георгиевны. Мы, её друзья, скорбим об этой утрате. Так рано, так преждевременно она нас покинула, - голос изменил Званцеву, и он на минуту замолчал.
- Извините. По поручению вашей бабушки у меня к вам конфиденциальный разговор, Маша. Вы не против, если я буду так вас называть?
Растроганная Маша поспешила заверить:
- Не против. Пожалуйста.
- Ввиду моей внезапной болезни, я не смог дать вам знать об этом раньше. Да и вы были нездоровы, не так ли? Но дело не терпит отлагательств. Где бы мы могли встретиться в ближайшее время?
- Где вам удобно. Моё самочувствие позволяет…
- Спасибо! Сегодня уже поздно. А завтра – давайте в сквере Гагарина, эдак часов в одиннадцать. У входа. Вам близко и мне сподручнее подъехать.
- Хорошо, Фёдор Александрович! – согласилась Маша, теряясь в догадках, что могла поручить своему другу покойная бабушка.
Насчёт самочувствия Маша приврала. Она, конечно, уже ходила, опираясь на палочку, в ближайший магазин. Но до сквера Гагарина два квартала. И хотя она выдвинулась заранее и перед выходом выпила крепкое обезболивающее, в конце этого марш- броска Маша еле держалась на ногах. Званцев уже ждал на месте. Он не знал подробностей об увечье девушки и ругнул себя в душе, что вынудил её идти так далеко.
- Извините, Машенька, что доставил вам хлопот, - попытался Фёдор Александрович загладить оплошность.- Вот здесь лавочка. Присядем-ка.
Званцев заговорил не сразу, давая возможность Маше перевести дух. Сам же обдумывал, как начать.
День выдался пасмурный, и в сквере почти никого не было. Изредка пройдёт пожилая пара или молоденькая мама прокатит коляску со своим малышом по дорожке, вымощенной тырсой. Рано утром был туман, но потом развеялся, и ветер обсушил скамейки и парапет. Последние осенние цветы ещё пестрели на клумбах, но в них уже не было жизни и свежести красок.
Маша, за ночь перебравшая в голове все нужды и заботы, что могли принудить бабушку обратиться за помощью к почтенному старику, горела нетерпением разрешить задачу и заговорила первой:
- Я готова вас выслушать, Фёдор Александрович! Видимо речь пойдёт о чём-то серьёзном, иначе бабушка не стала бы утруждать вас.
- О чрезвычайно серьёзном, Маша! Я, видите ли, оказался вроде душеприказчика Анны Георгиевны. В конце жизни она, надо полагать, не очень доверяла своим близким, особенно дочери, Софье Павловне.
Маша удивлённо приподняла брови, но промолчала.
- Анна Георгиевна поделилась со мной, что собирается переписать уже составленное ранее завещание, где будете фигурировать наряду с другими наследниками и вы, Маша.
- Я? – Мария озадаченно взглянула на собеседника. После стольких лет отчуждения, Маша не рассчитывала на бабушкину щедрость. Пусть она сменила за год до смерти гнев на милость, но папы нет, а Софья Павловна - единственная дочь. Да и Ольга, Наденька несоизмеримо ближе и родней бабушке.
- Да, вы! Что вас удивляет? Вы родная внучка Анны Георгиевны. Так вот. Спустя некоторое время после того разговора, Анна Георгиевна призывает меня и вручает свёрток. – Званцев открыл портфель, который держал в руках, и вынул что-то типа бандероли. – Она сказала, что это её архив. Тут ценные бумаги, письма, я думаю, может, фотографии. А также, переписанное завещание.
Всё было упаковано, даже заштамповано сургучом. Видите, тут фамильная печать. По закону, вы, Мария, должны в течение полугода со дня смерти Анны Георгиевны, (пусть земля ей будет пухом!) огласить свои права на наследство.
- Ничего не понимаю! Я должна сама претендовать? Пойти и просить?
- Нет, зачем просить, Машенька? Когда вы вскроете завещание в присутствии нотариуса, дальше вам подскажут, как поступать. Может, вам придётся отстаивать свои права в суде, так как я предполагаю, ваши родственники по отцу могут быть против. Иначе, зачем бы Анна Георгиевна скрывала своё решение и привлекала меня к семейным делам. Она заклинала меня передать эти бумаги вам лично в руки, что я имею честь и сделать.
Старичок поднялся, и Маша неожиданно заметила, как профессор постарел со времени их первой встречи. Бородка, как и прежде, аккуратно подстриженная, стала абсолютно седой, движения потеряли былую пружинистость и быстроту. Глаза, его восторженные глаза поэта, поблекли и уже не светились радостью и интересом к жизни. Маша вспомнила, как Демьян сказал: «Этот человек целую вечность любит вашу бабушку». Наверное, Буров не обманывал.
Маша взяла пакет и тоже встала.
- Спасибо, Фёдор Александрович. Признаться, мне надо ещё очень подумать, как поступить. Это так неожиданно.
- Конечно-конечно! Ничего не надо делать сгоряча. Посоветуйтесь с опытным юристом. Но не затягивайте. Время работает против вас… Маша, у меня тут припаркована машина. Я подвезу вас к дому, если позволите. – Званцев ещё чувствовал угрызения совести, что по незнанию причинил девушке неудобство и боль.
Машина у профессора была довольно новая и современная. Маша с комфортом доехала до подъезда и распрощалась.
Андрей ещё валялся в постели в родительском доме, как дверь тихонько скрипнула и застыла. За порогом послышался быстрый шёпот, какая-то возня, и вдруг дверь распахнулась, и в спальню влетели два мальчугана, похожие друг на друга, как пуговицы одного пальто. С криками, будто вопли папуасов, они вскочили на кровать, и началась дикая борьба без всяких правил.
- Ага! – орал один, запрыгнув верхом на Андрея. – Сегодня посмотрим кто кого!
Другой, вереща, пытался удержать под одеялом ноги сопротивлявшегося Андрея.
- Вот вы как! Хитрые коварные пигмеи! Внезапно напали на сонного богатыря! – Андрей извернулся, сбрасывая с ног Мишку, и тут же запустил свои длинные цепкие пальцы под ребра Гришке. – Кто хвастался, что не боится щекотки?
- А – ха – ха! – закрутился вьюном малый. – Пус –ха –ха, пусти!
Мишаня выхватил из-под Андрея подушку и хлопнул ею «большого» брата по голове. Тот выпустил Гришу, набросил на него одеяло и с криком: «Ну, держись!» скатился с кровати на пол и сгрёб в охапку Мишку. Тут же раздался победный клич, и Гришка прыгнул на Андрея сверху. Получилась «куча-мала», она каталась по паласу, визжала и вопила, кусалась и сопела, пока в спальню не вошла Тамара Гавриловна.
- Господи! Андрей, и ты туда же! – воскликнула она в сердцах. – Живо умываться! Завтрак уже готов.
- Есть, живо умываться, товарищ генерал! – отчеканил Андрей, отчего Мишка и Гришка развеселились.
- Это же мама, а не товарищ генерал!
- Мама ещё главнее товарища генерала! Так что выполняйте приказ!
Мальчишки побежали в ванную, кто быстрей.
Андрей поднял с пола одеяло и сказал стоящей ещё у двери Тамаре Гавриловне:
- Классные у меня братишки! Боевые!.. Только не рано ли, ты их в школу отдала, мам? Им же по шести всего…
- Да сколько тут до семи? Три месяца? Непосидячие, сам видишь, а читают хорошо, пишут. Сами в школу захотели. Что их держать? Перед армией хоть год в запасе будет, чтоб в институт поступить. Не то, что у тебя. Только аттестат получил, и призвали. Да ещё в Афган попал…
- Пожалуй, ты права! – невесело улыбнулся Андрей. – Как всегда! – и приобняв мать за плечи, вышел с ней из комнаты.
Завтракали чинно. Отчим Анатолий Петрович любил за столом порядок. Был он родом из села, «крепкая косточка», высок ростом, крупная голова, большие руки. В шестнадцать лет приехал в город, выучился на зубного врача и вот уже двадцать лет практиковал. Выглядел он основательным и даже несколько педантичным. Андрей с ним мало общался, но уважал. Анатолию Петровичу не пришлось заниматься его воспитанием.
Когда погиб отец Андрея – летчик-испытатель, Тамара Гавриловна надолго «потеряла себя», и только забота о сыне-подростке давала ей силы жить. Андрею оставалось отслужить полгода, как пришло письмо от матери, в котором она сообщала, что собирается выйти замуж и спрашивала согласия своего взрослого сына. В первый момент горькая обида вытеснила все его чувства и мысли. По молодости лет он думал, что мама никогда не найдёт замену его отцу, своему геройскому мужу. Первое, что он сделал, когда демобилизовался и устроился на работу, это ушёл из дома в молодёжное общежитие.
Потом жизнь «подрихтовала» характер парня, родились близняшки Мишка и Гришка. Было видно без слов, что мать счастлива. Андрей с головой ушёл в спорт, учился, влюблялся, и ситуация уже не казалась такой несправедливой.
- Так, говоришь, перешёл на тренерскую работу? – будто продолжая прерванный разговор, спросил отчим, когда после завтрака мать занялась мытьём посуды, а ребятня побежала во двор гулять.
- Да, Анатолий Петрович, увлекла так, что и сам не думал! Интересное поколение подросло. Уверенные ребята, с мотивацией, смальства заточены на успех.
- По стопам матери пошёл, стало быть… Ну-ну! - Тамара Гавриловна работала инструктором по плаванию. – Домой, значит, возвращаться не собираешься? – в интонации отчима Андрей почувствовал подтекст и насторожился.
- Пока нет. Там у меня любимая девушка. Хочу создать семью.
- Там – любимая девушка, тут – любимая девушка. Интересно получается! – Анатолий Петрович покачал головой и даже крякнул от досады.
- Не понял!.. – вскинулся Андрей.
- Что же непонятного? Матери звонят, чуть не каждый день, угрожают. Дескать, обесчестил невинную девушку и сбежал. За свои поступки, Андрей отвечать надо.
Жуков вскочил, сунул руки в карманы.
- Это кто – невинная девушка? – выкрикнул он, склоняясь над отчимом. – Это Лиза Проскурина – невинная девушка?
- Меня не интересуют пикантные подробности. Твоё поведение недостойно мужчины. Был факт. Ты сам его не отрицаешь. Так разберись со своей бывшей возлюбленной!..
- Я и разобрался! – перебил Андрей. – Я ей ясно дал понять, что между нами всё кончено!
Пришла из кухни мать. Она слышала конец разговора, когда он пошёл на повышенных тонах.
- Погоди. Не горячись, сынок, - как можно мягче, сказала она. – То, что звонит постоянно этот хам, родственник Лизы, – полбеды. На него можно найти управу. Но позавчера меня возле дома перестрела сама Лиза. Видно, дожидалась, пока я буду возвращаться с работы. Она сказала, что не может забыть тебя. Плакала. Просила устроить ей встречу с тобой. Похоже, и впрямь, она тебя любит.
- Мама! – Андрей чуть не застонал. – Ну сколько можно возвращаться к одному и тому же! После того, как она повела себя тогда, ты ещё думаешь, что она любит? Чушь! Не получилось женить, теперь они вымогают деньги. За, якобы, невинность, - Андрей бросил злой взгляд на отчима.- Мама, у неё до меня была куча парней! Я могу найти свидетелей.
- Как это грязно, сын! Как плохо, что именно ты замешан в этой истории, - с досадливой брезгливостью произнесла Тамара Гавриловна. – Тебе придётся всё-таки встретиться с этой Проскуриной.
- Да, уж, видно, придётся!.. – сквозь зубы выдавил Жуков.
Услышав угрожающие интонации в словах Андрея, мать бросила на него обеспокоенный взгляд.
- Ты слишком беспечно, Андрей, относишься к своей жизни и жизням других людей. Как просто по глупости сделать ошибку, а исправить потом, выпутаться из беды…
- Да какие ошибки, мам! Так все молодые сейчас живут. Да, лёгкость нравов. Но не с меня же это пошло!
- Последнее дело на других пенять, - вставил молчавший до этих пор Анатолий Петрович. – У каждого своя голова на плечах.
- Ну, хватит мне морали читать! – вспылил Андрей. – У меня поважнее дела есть, чем от всякого вранья отмазываться!
Жуков приехал в Краснодар, чтобы встретиться с Олегом Эдинсоном, расспросить об операции, узнать координаты Вячеслава Беловзорова, а заодно, забрать свою машину.
Ещё поднимаясь по ступенькам в свою квартиру на третьем этаже, Маша вспомнила, что бабушка уже давала ей один свёрток со своей перепиской с дедом-французом. Но последующие драматические события напрочь разметали всю её прошлую жизнь, и Маша даже не успела тот пакет вскрыть.
Мало того, она не помнила, куда его спрятала. Тётя Катя и Саша столько раз убирали в квартире, пока она находилась в больнице!.. А вдруг они его нашли! От этой внезапной мысли, Мария оторопела и остановилась на площадке между вторым и третьим этажом.
Навстречу спускался сосед с четвёртого этажа со своим бультерьером Кисой. Маша посторонилась.
- Ромка, привет!
- Привет! Завтра, говорят, лифт пустят!
- Хорошо бы…
«Если бы Саша нашла, она бы, по своей наивности, сразу сообщила мне, - размышляла Маша. – А вот если тётя Катя?.. Эта не упустит полюбопытствовать. Блин! А я бабушке обещала, что ни одна душа не узнает!»
Маша, торопясь, открыла дверь квартиры и вошла, осматриваясь, усиленно соображая, куда могла она упрятать три месяца назад пакет Анны Георгиевны. Саша тогда была у тёти Кати в Киеве, и, не опасаясь чужих глаз, Мария могла сунуть пакет куда угодно. Она, ведь, собиралась вернуться из Весёловки вечером и разобраться с этими письмами.
Обшарив все места, где мог, по логике, укрыться секретный пакет, Маша ничего не обнаружила. Был уже второй час дня. Со взвинченными нервами, голодная, Мария достала из холодильника творог, сметану и села перекусить и успокоиться.
«Можно, в конце концов, позвонить тёте Кате и прямо спросить, не находила ли она запакованного свёртка», - пришла ей в голову мысль, но Маша тут же отклонила её. Во-первых, если она ничего не находила, то тут уж, конечно, поинтересуется, что за важные бумаги. Придётся рассказать или соврать. Во-вторых, если нашла и ничего не сказала, то какая вероятность, что скажет теперь?
«Значит, надо ждать, может пакет найдётся со временем сам собой, - решила Маша и достала из сумочки новый конверт, запечатанный сургучом с фамильной печатью. В правом верхнем углу рукой Анна Георгиевны было написано: «Струковой Марине Вячеславовне. Лично в руки».
Девушка стала рассматривать интересный оттиск. На нём был изображён какой-то механизм, ясно просматривались сцепленные зубчатые колёса, поверх них – полоска с крестом, напоминающая повязку сестры милосердия. И всё это перевивает замысловатая буква «С», будто скрученная из мотка пряжи. В диаметре знак был как старый полтинник. Что же секретного хранила бабушка в такой надёжной упаковке под запечённым сургучом?
Маше стало жаль ломать такую необычную и таинственную печать. Она решила разрезать пакет по краю и встала, чтобы достать ножницы. В этот момент зазвонили в дверь.
«Кто бы это? – почти испугалась Маша. – Андрей приедет в понедельник, а то и во вторник утром». Она растерянно вертела в руках крепкий пакет, скрывающий семейную тайну.
Звонок повторился, нетерпеливый, продолжительный.
Маша неслышно вышла в прихожую.
- Кто там?
- Маша, это я, Ольга.
Будто ею руководили свыше, Мария бросилась к секретеру и спрятала свёрток в верхний ящик.
- Тебе дозвониться - как в Белый дом! Возьми зонт. Там дождик пошёл, – сказала Ольга, сбрасывая плащ и проходя. – Чем занимаешься?
- Ничем! – ответ прозвучал слишком поспешно и вызывающе, что Маша тут же почувствовала и широко улыбнулась сестре, чтобы скрыть неловкость.
Жуков возвращался от Олега в отличном расположении духа. Старый приятель встретил его радостно, охотно рассказал о своей трёхгодичной давности травме, об отчаянии, которое испытал, о знаковой для него встрече со знаменитым хирургом и трёх сложнейших операциях, виртуозно сработанных Беловзоровым. - А у тебя, что за беда? – спросил он, закончив свой рассказ.
- Девушка после аварии… хромает… Невеста, - добавил он, волнуясь. – Вот диагноз, может, что поймёшь, - Андрей протянул бумагу. – Сказали навсегда…
Эдинсон повертел в руках листок с эпикризом.
- Нет, друг. Это к специалисту. Я напишу тебе координаты Беловзорова. Вот доктор – легенда! Я до сих пор консультируюсь у него. Буквально месяц назад ездил. Если что, так и скажи, от меня. Там у него запись на полгода вперёд. Но ты - вот по этому телефону звони. Олег подчеркнул номер на листке.
Они ещё долго вспоминали старые турниры, общих знакомых. На прощанье Эдинсон сказал:
- Так, говоришь, невеста? А моя невеста ещё не выросла! – он как-то обаятельно рассмеялся и крепко пожал Андрею руку. – Успеха вам!
По дороге Андрей зашёл в новый супермаркет, накупил Мишке и Гришке разноцветных жевательных шариков, на которые недавно появилась мода, и уже собирался войти в свою калитку, как его окликнули.
Перед ним стояла Лизка. Всё взорвалось у него внутри, и он почти физически ощутил, как наливается злостью.
- Андрей! – ещё раз позвала Проскурина. – Нам надо поговорить.
- Действительно надо, - процедил Жуков мрачно.
- Я долго думала.., - Лизка замялась. Она ничуть не изменилась с того дня, как они виделись в конце августа. Смазливая мордашка, сильно накрашенные ресницы. Одета вызывающе. Глупая кукла. Что привлекло тогда в ней, в тот злосчастный праздник Святого Валентина?
- Ты способна думать? – съязвил он.
- Андрей, если бы ты был хоть чуть-чуть…нормальный парень, то понял бы, как я страдала всё это время. Тогда вышло совсем не так, как я хотела…
- Конечно! – с сарказмом воскликнул Андрей. – Ты хотела, чтоб я женился!
- Да, но не насильно! Я поругалась с дядей Егором, на фига он вмешался! Я первый раз припала на тебя по-настоящему, все тебе отдала…
- Только мне не надо рассказывать!..
- Я хотела сказать, отдалась тебе по любви…
- Лиза, что ты хочешь теперь? Мы всё выяснили. Было недоразумение. Покувыркались и разбежались. Ты не беременна. Твоя наглость зачеркнула во мне всё доброе к тебе, что было, - Проскурина всхлипнула. – Иди своей дорогой и будь счастлива!
- Андрей! – Лизка скривилась, будто собиралась заплакать, и стала отталкивающе некрасивой. – Это твоё последнее слово?
- Самое последнее.
Проскурина мгновенно переменилась. Страдающего заплаканного лица – как ни бывало! Мстительное и злобное выражение сменило его.
- Ладно, но учти: ты пожалеешь! – прошипела она. – Я написала заявление, что ты меня изнасиловал. И не надейся, что тебе удастся отвертеться. – Лизка скрутила кукиш и подсунула Андрею в лицо.
- Ах ты, гадина! – взвился тот и с силой сжал ей запястье так, что она вскрикнула. – Ты врёшь! У тебя нет никаких доказательств!
- Есть! – Проскурина вырвала руку. – Она выхватила из кармана куртки какую-то бумагу. – Вот! Это копия. Читай!
Андрей пробежал текст на листке глазами. Это было, действительно, похоже на заявление в милицию.
- Но если ты переменишься ко мне.., - Лизка сузила глаза в щёлки, - то я могу забрать заявление. Если не будет поздно.
- Сколько ты хочешь? – грубо сказал Жуков. – Ты же этого сейчас добиваешься?!
- Лимон!
- Что?! А ну катись отсюда, пока я тебе ноги не повыдёргивал! Чтоб я тебя не видел!! – он закричал так, что бабки на лавке у соседнего дома вывернули шеи в их сторону.
- Я допишу, что ты угрожал, - сказала Проскурина, пятясь. - И свидетели найдутся!..
Жуков не дослушал и, дыша, как бык, взлетел на ступени дома.