Около восьми вечера раздался звонок в дверь городской квартиры, где мы живем с моей гражданской женой Валентиной.
Она всегда вздрагивает, когда слышит подобный звук – ей кажется, что в квартиру норовят проникнуть мошенники, пройдохи или кидалы, которых в последнее время развелось в неимоверном количестве.
Будь в квартире одна-одинешенка, она ни за что бы не открыла непрошеным гостям.
Меня же подобная ситуация не смущает, поскольку люди, считаю я, вправе искать способы общения друг с другом всеми возможными и невозможными способами.
Другое дело, не надо быть слишком доверчивым и неосмотрительным.
Короче, я открыл входную дверь в квартиру, вышел в тамбур, который имеет еще одну, общую с моими соседями по лестничной клетке дверь, и… опешил.
За решетчатой металлической дверью стояли два стража порядка. Мне даже показалось, что это службисты из ФСБ, но потом я понял, что передо мной обыкновенные полицейские, красующиеся в новой форме.
- Звягинцев здесь живет? – раздался вопрос.
- Чем могу быть полезен? - все, что нашелся я сказать.
Старший из полицейских протянул мне официальную бумагу, из которой следовало, что мне не стоит препятствовать обыску в моей квартире.
- Но, позвольте! Я - не вор, не коррупционер, я - обыкновенный государственный служащий.
- Вам лучше не сопротивляться, - произнес старший по званию, - процедура не займет много времени.
Очевидно, мне не надо было их впускать.
Следовало, например, убрать какие-либо компрометирующие меня вещи, предметы и материалы, но…
Что определенно могло меня изобличать перед действующей властью, мне в голову не приходило.
Я не распределяю бюджетные средства, мне не принадлежат нефтяные вышки, я не осуществляю госзакупки с сомнительными целями…
Да, редко хожу на выборы в государственные органы власти, но я не хожу и на собрания жителей нашей местной управы.
Было дело, выступил на профсоюзном собрании по обсуждению Коллективного договора на нашем предприятии, и даже позволил себе критику в адрес нашего директора, явно засидевшегося на бюджетных деньгах, но…
Впрочем, …
Пока все это промелькнуло в моем сознании, я открыл вторую, решетчатую дверь и пропустил полицейских в квартиру.
Валентина аж обомлела – таких молодцеватых проходимцев вблизи она давно уже не видела, поскольку на работу выходит засветло, а возвращается, когда уже на улице темнеет.
Если бы такие молодцы встречались у меня или у нее на работе, жить было бы веселее.
Но у меня в институте работают преимущественно люди пенсионного возраста, а у Валентины - каждый второй мигрант из стран Средней Азии или Молдовы.
Как-то так получилось, что полицейский помоложе в какой-то момент выскользнул из квартиры и привел через некоторое время двоих наших соседей с нижнего этажа – тех самых, которых в прошлом году мы с Валентиной ненароком залили водой, когда у нас вышел из строя гофрированный патрубок, соединяющий унитаз с сантехническим стояком в сквозной нише для труб канализации и водопровода между этажами.
Конфликт на бытовой почве был устранен, но денежные расчеты соседи наши так и не признали стоящими.
На мой недоуменный взгляд полиционеры заявили, что это понятые, которые согласились подписать протокол обыска.
- Какой протокол, что вы собираетесь искать? - взмолился я.
Наверное, не надо было этого говорить.
В то время, как младший полицай устроился за столом со своим протоколом, старший в компании понятых называл вещдоки:
- «Хроники ближайшей войны» – книга, «Путин. Коррупция. Независимый экспертный доклад» - брошюра, «Страсти-напасти» - рукопись.
Понятые слегка напряглись – вещдоки неумолимо свидетельствовали! О чем свидетельствовали, они толком понять не могли, но четко осознали, что из свидетелей они запросто могут «загреметь» в соучастники, если возьмут под защиту своих зловредных соседей.
Когда же старший предъявил младшему пакетик и произнес магическое слово «наркота», – понятые затряслись от страха и осознания исторической роли, которая выпала на них несчастных в изобличении врагов народа, режима и безопасности местной муниципальной управы.
Смущало одно: после выдворения их неудачливых соседей, сюда вселятся кавказцы, молдаване или среднеазиаты, и тогда покой им будет только сниться, точнее, покой им будет мерещиться также, как коммунизм советским людям.
Надо было что-то делать.
И понятые решились, они заявили, что изъятие «наркоты» не подпишут, поскольку не видели из какого кармана пакетик достал ведущий обыск.
Старшего совершенно не смутили возражения понятых, и он, сунув пакетик себе в карман, предложил младшему не записывать в протокол «наркоту», а внести туда запись об изъятии персонального компьютера.
Едва придя в себя от наглости полицейских, я даже не сразу сообразил, о чем идет речь.
Сколько раз приходилось видеть кадры телевизионной телехроники, в которых при обысках в офисах банков, туристических агентств и компаний беглых олигархов изымались компьютерные носители информации.
- Но чтобы частное лицо лишать персонального средства производства… Это уже слишком!
Заняв с Валентиной круговую оборону, мы стали отбиваться от полицейских и понятых. На наше счастье, на шум и топот множества ног в квартиру, благо двери оказались не закрыты, ворвались разноликие соседи с моей лестничной площадки.
Примеряя на себя произвол служителей порядка в полицейском государстве, они подняли такой гвалт и так рьяно бросились на защиту частной собственности, то бишь компьютера, что полицейские слегка растерялись, а понятые, воспользовавшись суматохой, сбежали.
Пришлось полицейским несолоно хлебавши, убраться из моей квартиры.
На лестничной площадке, пока они ждали лифта, я спросил у них, зачем им было понадобился мой компьютер, на что старший сказал, что им в полицейское управление поступило из Кремля распоряжение найти лиц, тиражирующих агитационный материал Партии Народной Свободы.
Только тут я понял, что пару месяцев назад мне пришлось на общественных началах набрать на компьютере текст агитки «За Россию без произвола и коррупции». Доклад готовился за счет добровольных пожертвований неравнодушных граждан России.
Причисляя себя к подобным, я согласился бесплатно выполнить верстку брошюры, которую и обнаружили в моей квартире два молодцеватых полицейских олуха.