У каждого свои кавычки...
(Воспоминания Александры Никандровны Дегтярёвой, 1924 г.р.. сестра Паны Бухониной-Бекетовой –«Были и мы рысаками» и «Судьбы простое полотно»)
Мои родители – Никандр Кузьмич и Прасковья Ивановна Бухонины - родились и всю жизнь прожили в Копыловке, Соколовского района нынешней Северо-Казахстанской области. Вместе прожили 59 лет. Мама родила одиннадцать детей, а вырастила только четырёх дочерей и одного сына. Пережили многое.
1932 год. Страшный голод. Кто куда из деревни подался, чтобы спастись. Кум из Забайкалья пишет: «Приезжайте, как-нибудь проживём». Поехали. Тятя с мамой в пекарню устроились – сами сыты, и нам, бывало, какую-нибудь корочку принесут. Два года там прожили. Домой тянуло, к своей земле!
Чуть полегчало – вернулись. В это время у нас организовали колхоз имени Кирова. Сестра Прасковья, мы её Пана звали, вместе с двоюродной сестрой Дусей, подались в город, в Петропавловск. Устроились на кирпичном заводе. Работа, тяжёлая для молодых девушек. Не выдержала Пана – сначала в няньки ушла, потом домой вернулась. Пошла работать в типографию. Она сначала совсем неграмотная была, а я счастливая – четыре класса закончила.
На пятый год совсем не в чем стало в школу ходить. Пошла я работать в колхоз. Нам, детям, поручали то дрова пилить для конторы, то за соломой для скота в поле съездить. Такой случай запомнился. Послал нас бригадир в лес по дрова – двух девочек и шесть мальчиков. Что ж, привычное дело. Взяли мы пилы, топоры, поехали. Задание каждому – привезти по два воза дров: один себе, другой колхозу. Всего шестнадцать возов. Мальчики пилили в две пилы, другие двое отпиливали сучья, девочки таскали отходы в кучи – иначе лесник заругает.
Пока мы всё сделали, темно стало, непогода началась. Дорогу снегом замело, ни зги не видать. Быки не везут. Мальчики догадались – распрягли быков, ухватились за хвосты, и пропали в метели. Мы с Диной Бухониной тоже пошли было, да вернулись – за пилами. С нас за инструмент строго спрашивали! Инструмент мы нашли, а направление совсем потеряли. Бродили, бродили, совсем из сил выбились. Тут попалась нам клуня, в ней на поле зерно хранилось.
Мы сообразили, где находимся, да дальше идти не можем. Прокопали дыру, залезли, согреться пытаемся. А зерно холодное, только что ветра нет… Тут слышим голоса:
- Э-эй, кто живой?..
Высунулись, а это бригадир с мужиками, верхом на конях.
- Все вы тут?
- Нет, двое нас!
- Ну, идите домой!
Заткнули мы дыру, чтобы снег не набился, пошли. Ребята наши правильно поступили – привели их быки в деревню. Только один отцепился, упал. Бык убежал, а мальчишка заполз под скирду: замёрзну, так замёрзну! Окоченел совсем, когда его нашли. Положили его поперёк седла, привезли «колхозника» домой. Лет тогда нам было по тринадцать-пятнадцать.
Родители радуются – дети нашлись! Бани топят. Давай нас отхаживать. У меня ноги отекли, вся синяя. В баню меня родные под руки тащат – ступить не могу, ноги как чурки. Пол-месяца мне каждый день баню топили – парили, растирали…
За этот случай выдали нам в колхозе по килограмму хлеба. То-то радости было! И гордости – работники! А ели тогда всё больше отруби. Картошку, бывало, посадим, а с августа начинаем подкапывать. Придёт время урожай собирать, а картошки уже и нет – одна ботва…
А вот в 1937 году очень хороший урожай выдался! Председатель распорядится: тому-то столько зерна, тому-то - столько. Подвезут на телеге, вытряхнут у ворот, а мы его таскаем в сарай, рады! Все сусеки в амбарах забиты! Птицу зерном кормили, и скотине сена тоже хватало…
Однажды приехал нарочный из райцентра Соколовки, объявил о войне, и сразу кучу повесток вручил. Что началось! Бабы ревут, мужей-сыновей в дорогу собирают, а те на покосе ещё, ничего не знают…
В 1943 забрали и нашего тятю – Никандра Кузьмича Бухонина (жил до 82-х лет, умер в 1970 году). Последним набором. Было ему уже пятьдесят лет. Родные наши на фронте стараются, мы – в тылу. Пана, сестра, к тому времени в типографии районной газеты лучшей печатницей стала, и большую общественную работу вела.
Дошло дело и до подростков. Послали нас, девушек шестнадцати-семнадцати лет, на курсы трактористов, комбайнёров. Я училась в Токушах и в Борках – зимой. А весной посадили нас на трактора вместо взрослых мужиков. Я работала с Диной Киреевой.
Однажды в поле мотор заглох. Кое-как мы его сняли, на слеги, волоком – в бричку-бестарку. Повезли в МТС, на стенд, прошлифовать. Два дня там жили, пока всё сделали. Загрузили мы мотор на сани, а лошади не везут. Хороших-то коней на войну забрали, а этих доходяг по работам замотали. Не везут кони, не тянут. Уж мы с Диной и так, и этак – никак! Мотнула одна несчастная коняга головой - Динке губу разбила, кровь рекой льётся. Наконец, сдвинулись. Я – за вожжи…
Стали к реке спускаться, одна из лошадок вдруг упала, лежит. Не может подняться. В глазах слёзы, из-под кожи рёбра торчат. Взяла я её под уздцы, тоже плачу, уговариваю. Поднялась всё же лошадка, трясётся вся. И я трясусь – конец ноября, а на мне ботиночки рваные, сама голодная.
Идём дальше по льду – вода кое-где по колено. Бредём. Я коням помогаю, подруга кровью заливается, а правит… Насилу живыми доехали до своей деревни. Надо бы мотор в бригаду везти, да мы ног не чуем. Опять неделю меня мать в бане выхаживала. Наконец, отвезли мотор, поставили – сами. Спрос с нас, подростков, в то время был, как с больших.
Бригадира слушались больше, чем отца с матерью. Не получая никаких денег, работали, сколько требуется. Сами голые, босые. Где бы раньше в таком возрасте какого мальчишку полюбили, так в то время всю нашу ровню на войну забрали, никакого веселья, плясок не было…
Но зато когда война закончилась, и с фронта стали приходить мужики, вышел приказ: «Передать трактора». Вот радость-то! Стала я работать уборщицей в конторе. Здоровье восстановилось, и молодость – вот она! Чего ещё надо? Прыг, скок – весело! Познакомилась я с мальчишкой, сиротой из детдома. Прилип и прилип! Я голодная, он бездомный – пара. Полюбила я его. Родила дочку Валю. А сама живу с родителями.
Дома родные ругаются, беднота, кое-как концы сводим. Ходил мальчишечка, ходил, мучился, мучился - нас любил, потом его в армию забрали, в танковые части. Писал он мне из Ашхабада, я отписывала. А когда кончился срок службы, принять отказалась. Всё бедность. Сейчас жалею. Потом другая дочка родилась, Тома. Четыре внука у меня растут.
Шестьдесят лет в деревне прожила, из них двадцать лет коров вручную отдоила. Видишь мои руки? А ещё и дома, и в поле, и везде. На старости лет в город перебралась, к дочерям. Вот как-то зять Виктор, муж Вали, мне и предложил:
- Работает у нас в учкомбинате один хороший человек, Семён Филиппович Дегтярёв. Давайте вас познакомлю! Познакомились на старости лет. Пришла к нему, а у него не рыто, не мыто… Так я здесь и окопировалась.
Вот он, мой Сеня. Вся жизнь прошла, пока встретились. Дети, внуки нас не обижают помогают, чем могут. Они – нам, а мы – им.
- У каждого – свои кавычки!.. – глубокомысленно закончила разговор Александра Никандровна.
Прошло много лет, я иногда позваниваю моей героине. Давно не стало ни сестры её Паны, ни буйного зятя - мужа сестры, ни её мужа Сени, а она живёт и живёт, сохраняя ясный ум и добрую человечность. Ей было за девяносто, когда я звонила последний раз. Ответила её дочь, которая её навещает и заботится о ней. Наши достойные предки... Снова позвонить побаиваюсь, чтобы не узнать плохую весть...