Кайзер Франц разгуливал по пустынным улочкам Дрездена, изящно пиная пустые консервные банки из под ленд-лизовской тушенки и насвистывая из " Exodus". На углу Блюменштрассе он заметил меня. Я от скуки рассматривал яркую витрину адюльтмэгэзин с жирными потными негритянками, вяло жевал лимон и размышлял о бренности всего сущего.
- Чё делаешь ?
Я без удивления взглянул на его лысую башку, всю в каких-то бугорках, как в мультике про поросенка-охотника, не там, где " мужик, ты охотник или пидарас", а в американском варианте времен яростного патриота Уолта Диснея. Хорошее было время, сверчки сидели по шесткам, сестры делили серьги, Сеньки обменивались шапками, а героин лежал в аптеках нахер никому не нужным, даже Аптечный Ковбой не заморачивался реформой здравоохранения, сейчас даже не верится, что были такие времена укромные, почти былинные, когда срока огромные брели в этапы длинные.
- Думаю.
Он удивился. Очень.
- Ты же не умеешь.
Сука ! Я и забыл, что думать не умею, надо же было нарисоваться ему, а ? Напомнил, бля. Как теперь спать буду ?
- Пойдем на митинг, - алюминиевым голосом просипел он и оторвал перламутровую пуговицу с моей зюйд-вестки из запасов адмирала Деница.
- Без баб не пойду.
Кайзер присел на корточки, вынул трубку и дикое кресало, закурил. Задумался. Местами - опечалился. Наконец, вспомнил обо мне.
- Бабы нынче дороги, как и овес.
Глубокая мысль. Емкая. Брутальная, как автомат Калашникова. Как немец из порно семидесятых. Как город Люберцы когда-то. Как...
- Харэ игры ассоциаций и трансформаций синоптических узлов. - Он поднялся на ноги. - Будь проще и люди к тебе потянутся.
Я представил людей - тинтаклей, сопливо-сморщенными щупальцами тянущихся ко мне, жадными глазами ощупывающими истощенное тело, и тут меня стошнило. Розовые брызги теплой рвоты забрызгали его желтые ботинки, модные, козырные коци человека с бульвара Капуцинов. Я долго блевал на углу Блюменштрассе, чередуя тошнотные спазмы со смехом сквозь счастливые слезы. Я был счастлив.