Лонг-лист конкурса Чемодан с осенью Клуб Слава Фон

1 Облако
Любовь Казазьянц
Фантастический рассказ
 Посвящается памяти художницы Надежды Рушевой.

1.
По серому небу тянулись стайки облаков. Невесомые путники плавно меняли очертания и оттенки.
Солнце садилось. Светлых тонов становилось всё меньше: жёлтый смешивался с серым, голубой  –  с чёрным, превращаясь в сиреневый. Небо темнело. Накатывалась гроза.
"Какие они изменчивые! Их причудливые формы навевают фантазии, тревожат воображение,
обволакивают безысходностью, оплакивают непостоянство бытия, - размышляла о небесных странниках Дэлика.
Во время длительных приступов мигрени она старалась отвлечься от дурных мыслей, часами глядя в окно дождливыми осенними вечерами.
Сквозь мокрое оконное стекло Дэлика видела расплывчатые замки, лунные дворцы, сказочные пейзажи, они возникали в её воображении из туч и облаков. Словно фея, она создала целый мир фантастических образов, непостижимый постороннему сознанию. Мир, в котором жили излюбленные герои, дорогие сердцу уголки. Мир, по которому путешествовала и в котором обитала её возвышенная душа.
Двадцатидвухлетняя девушка уже год была прикована к постели из-за болезни костного мозга. Диагноз, поставленный профессорским составом Центральной московской больницы, не подлежал никакому сомнению. Год назад Дэлику выписали и продолжали лечение в домашних условиях. Уже тогда её ноги частично потеряли подвижность.
О больной заботилась тётя. Мать Дэлики изредка звонила из Туркмении, присылала деньги на лечение. Там у неё была другая семья.
В неделю раз приходила медсестра из больницы сделать необходимые процедуры.
Дни тянулись сплошной чередой. Смена дня и ночи потеряли для больной всякий смысл. Утро ли вечер – Дэлика продолжала лежать в постели без всякой надежды на выздоровление, и это состояние угнетало её. Иногда девушке казалось, будто она проваливалась в бесконечность и растворялась в пространстве на мельчайшие частицы. Они рассеивались как звёздная пыль.
Иногда повторялся другой сон – она видела себя сверху, словно душа парила над телом. А вместо тела – лишь набор геометрических фигур. В голове лихорадочно пульсировал один и тот же вопрос: ”Где ноги, руки, живот?” Их заменили полые кубы, конусы, цилиндры, пирамиды. Дэлика просыпалась в холодном поту, кошмары преследовали во сне, а наяву ужасала мысль о полной неподвижности.
Однажды ночью, сквозь сон, Дэлика ощутила на себе чей-то пристальный взгляд, она моментально открыла глаза. Почудилось будто незримое око гипнотизировало её откуда-то из окна над кроватью. Она немного приподняла голову, но ничего кроме полной Луны, похожей на остывшее Солнце, и чёрного как чернила неба не увидела.
"А жаль!" – подумала Дэлика. Она отпила воды из чашки, поставила её на стоящий рядом столик и сказала обиженно:
-И поговорить не с кем. К кому-то прилетают инопланетяне, кого-то навещают
привидения!.. А я тут лежу и ни одной живой душе до меня нет дела. Никому я не нужна! Но надо держаться, что поделаешь, мне остаётся надеяться только на чудо. Может "они” прилетят и вылечат меня?!Как сильно я этого хочу! Пусть "они” услышат меня!
За окном сверкнуло. Хлынул ливень. Девушка незаметно уснула под мерный шум дождя.

2.
Ночью Дэлике приснился волшебный сон, как в детстве. Ярко освещённая комната с низким потолком, но без единого окна, по бокам - мягкие диваны,
стены и пол устланы восточными коврами, на полу разбросаны подушки. Оцепеневшая Дэлика стояла посреди комнаты и рассеянно озиралась по сторонам, мысленно спрашивала себя:”Где я?”
“Стоит только захотеть и ты сможешь, обязательно сможешь! Ты полетишь. Надо попробовать.
Дэлика, не смотри вниз!”- настойчиво уговаривал девушку незнакомый голос.
Дэлика почувствовала, что отрывается от пола, плавно поднимается к потолку.
“Я лечу! О чудо! Как здорово, как легко!”- думала Дэлика во сне. Душа её ликовала. Она взглянула вниз и... проснулась.
За окном уже рассвело. По небу величаво плыли перистые облака, похожие на крылатую стаю белых птиц.

3.
После обеда тётя ушла по делам. Дэлика задремала, подложив ладонь под щёку. Вдруг она ощутила яркий свет. Открыв глаза, девушка не смогла ничего увидеть из-за прыгающих солнечных зайчиков. Через минуту девушка увидела в окне огромное облако. Густая туманная завеса серо-голубого цвета, внутри что-то бурлило, двигалось. Вдруг Дэлика увидела, как из облака выглянула кудрявая детская головка маленького ангела, он улыбнулся ей.
Девушка смотрела в окно, затаив дыхание. Ей показалось, что она ещё спит. Выдохнув воздух, Дэлика моргнула и... видение исчезло, как будто его и не бывало.
Снова серое невзрачное небо хмурилось дождливыми тучами.
О видении Дэлика молчала, но с этого дня её жизнь началась заново. Девушка начала проявлять интерес к жизни: читать книги, газеты, интересоваться искусством. У неё появилась тяга к рисованию, хотя раньше она никогда не держала кисти в руках.
Прошло два года. Дэлика повзрослела, выучила английский, занималась с педагогом по искусству, научилась писать акварелью и маслом. Она многого добилась. Несколько месяцев назад, зимой, с успехом прошла первая персональная выставка её работ, получившая положительные отклики в прессе.
У Дэлики появилось много друзей. Они купили для неё инвалидное кресло в подарок, теперь у больной девушки появилась возможность наслаждаться прогулками.
Однажды летним, прозрачным утром Дэлика проснулась рано. Чистое умытое небо отражалось в стекле распахнутого окна над кроватью Дэлики. Она мысленно строила планы, столько хотелось успеть.
Неожиданно ветер принёс пушистое белое облако, в нём заиграла радуга. Застыв в удивлении,
Дэлика вновь увидела золотистую головку улыбчивого ангела. Он играючи перелетал с места, на место, легко помахивая прозрачными крылышками. Ангел, приветствуя девушку, послал в её окно весёлых солнечных зайчиков... Наверное, на прощание...
2 Преданный муж
Любовь Казазьянц
 Рассказ.

"Я тебя никогда не покину,
Я тебя никогда не забуду."
(Рок-опера "Юнона и Авось")

Свадьба – самое яркое событие в короткой человеческой жизни. И поэтому каждый старается провести её в наиболее запоминающейся форме. На западе стало модно устраивать свадебную церемонию под водой или на вершине горы, наблюдая восход солнца, а то и вовсе прыгая с парашюта в обнимку с женой и бутылкой шампанского.
У героев нашей истории всё произошло строго и прозаично.
За полтора года совместной жизни бывшая невеста, теперь образцовая жена, позабыла подробности своей свадьбы. Запомнилось,  как солнце купалось в складках её белоснежного платья, радостные лица гостей и толстая тётка с пустым пластмассовым ведром, неожиданно возникшая перед входом в маленький ресторанчик, где молодые собирались праздновать знаменательное событие.
Когда гости достаточно выпили и перестали обращать внимание на молодожёнов, муж приблизился к её уху и нежно поправляя завитые в локоны волосы, прошептал: "Дорогая, теперь я тебя никогда не оставлю. Готов поспорить с самим чёртом, что никому тебя не уступлю и пойду за тобой куда прикажешь! Я завязал узелок на твоей фате! Вот посмотри, пусть останется на память..."
От этих слов у неё что-то ёкнуло в груди.
Через несколько месяцев молодая семья уехала в Израиль. У них всё складывалось благополучно. Яков и Мири поселились в тихом маленьком городке. Со временем выучили язык. Яков устроился врачом в местной поликлинике. Пациенты его очень уважали за внимание и отзывчивость. В тяжёлых случаях он даже выезжал к больным на дом.
Но однажды случилось непоправимое. Это произошло зимой. Погода стояла ветреная, дождливая. Ночью порывами ветра валило деревья и вывески реклам.
Роковой телефонный звонок затараторил в их квартире в пятницу, когда хозяева ложились спать. У друзей заболела малышка: ребёнок задыхался, поднялась
высокая температура. Родители в панике умоляли приехать.
Яков без промедленья оделся, поцеловал сонную супругу и выскочил в туман.
Поехал на собственной машине, так показалось быстрее.
Через полтора часа он сообщил жене, что с ребёнком всё в порядке,
температура спала, обычное воспаление лёгких, сказал, что едет домой. Но назад он так и не вернулся.
Жена ждала двое суток полных слёз и сомнений. Делать нечего, пришлось сообщить в полицию. Через два часа нашли машину и изуродованное тело Якова на заднем сидении. О несчастье сообщили его супруге. Мири была безутешна. Она впала в глубокую депрессию. Спасибо сердобольной соседке, которая кормила молодую вдову и заботилась о ней. Между тем, Мири каждый день надевала свадебную фату и красовалась перед зеркалом, а иногда теребила пальцами невзрачный узелок на краю фаты и приговаривала слова из песни:
"Узелок, завяжется, узелок развяжется, а любовь, она и есть только то, что кажется." После похорон она постоянно разговаривала сама с собой вслух.
Соседи вызвали из России мать Якова, чтоб та присмотрела за бедной вдовой. Но она пробыла с невесткой всего две недели, собрала вещички сына и, проклиная весь белый свет, уехала восвояси.
После её отъезда поведение Мири резко изменилось: она снова начала шить. Её дела пошли в гору – от клиентов не стало отбоя. О муже она всегда говорила в настоящем времени: "Яков считает; Яков советует; Яков предполагает..."
Однажды она заявила: "Яков желает чтобы я пошла учиться." Поступила на курсы пошива верхней одежды, с успехом их закончила и "по совету Якова" пошла работать.
У Мири появились друзья, подруги. Они не понимали её странного поведения. На их взгляд Мири вела очень уединённый образ жизни. Как-то подруга Вэрэд задала ей вопрос, почему Мири не заводит себе молодого человека. На что вдовушка ответила ей резко: "Как ты можешь советовать такое замужней женщине! Видишь обручальное кольцо на пальце! И не приставай ко мне с подобными глупостями".
Вэрэд не нашла слов для возражений.
В тот же день перед сном Мири в очередной раз обратилась к портрету мужа, висевшему над кроватью в её спальне:
- Дорогой, как тебе нравится Вэрэд со своими навязчивыми идеями? Конечно,
друзья беспокоятся обо мне, их можно понять, ведь они не знают, что ты всегда со мной. Я считаю, мне этого вполне хватает. Ни один смертный не смог бы помогать мне так как помогаешь ты. Для меня не имеет значения, что теперь ты находишься по ту сторону занавеса, я продолжаю любить тебя как прежде..
Ей послышалось как скрипнула дверь в комнате. Мири повернула голову и увидела напротив себя бледно-голубое очертание супруга. Оно плавно скользило вдоль стены ей навстречу. Мири даже не удивилась.
- Дорогой, как тебе там живётся? Я безумно скучаю. Иногда такая тоска охватывает, просто сил нет.
"Не тоскуй, единственная моя, потерпи, мы скоро будем вместе! Не сомневайся, я выполню своё последнее обещание", - прозвучал ответ внутри неё.
Через день Мири попала под машину.
3 Жизнь нас учит
Вера Шкодина
Жизнь нас учит... А кто еще?
«Учить людей – прерогатива Бога,- часто повторяла моя мать, вздыхая,- человека понимать надо..»
Понять каждого – как это сложно! А понять – означает простить. А что такое «простить»?
Наверное, любить...
Но как они меня слушали!
Две мои любимые куклы: Таня и Катя. Они смотрели на меня, не мигая.
Они буквально пожирали меня глазами. А я, в строгом  мамином берете, в темных очках,
в туфлях на высоких каблуках, которые без конца сваливались с моих крошечных ног, объясняла куклам правила поведения за столом и на улице.
Я чувствовала себя учителем!
Я так любила играть в школу в детстве.
И я всегда была учителем, сколько себя помню.
А потом, в школе, меня выбирали то старостой, то комсоргом, то ответственной за учебу, но обязательно за что-нибудь ответственной.
Как я старалась!
Я сдвигала брови, чтобы казаться строгой, я была непримиримой, укоряла и сожалела, когда разбирали лентяев и прогульщиков, Стыдила и отчитывала, совершенно забывая любимую мамину поговорку о Боге, о понимании и любви.
…Прошли годы, я закончила  школу и поступила в пединститут. С увлечением постигала науки и готовила себя к великой миссии…
….Это случилось со мной в первый год моей работы в большом селе, куда меня направили по распределению.
 Это был мой первый урок, данный не мною, а мне…
…… Сережке Пикину в школу идти не хотелось.
Он любил, чтоб его никто не трогал, а разве на уроке посидишь спокойно, особенно у этой Марь Семеновны. Как  раскричится: «Ты в школу отдыхать  что ли пришел, бездельник!
А что ему эта математика, если он все равно ничего не понимает.
Отстал он серьезно и намного
Скверно было на душе у Сережки. Он и сам понимал: в чем-то они правы, эти учителя.  Но разве может лезть в голову математика, если у него такое внутри.  Сережка тяжко и длинно вздохнул.
У него, как у всех, были и мать, и отец…
Только лучше… Он даже испуганно оглянулся от такой мысли..
Лучше, если б совсем не было.., чтоб не обидно..
Или его бы не было…, чтобы они не мучили друг друга…
Дома всегда было напряженно. И даже тишина тяжелая, точно вот-вот обрушится потолок.
И Сережка уходил, а они даже не слышали, как он уходил. Им было не до него.
Только иногда, когда приходила учительница домой, отец брался за ремень.
А мать бросалась защищать и обзывала отца извергом.
Дальше уже слушать Сережке не хотелось, дальше он уже все знал, быстренько одевался и уходил.
Потом матери не стало.. Он пришел из школы,  а ее нет.
-Уехала, - длинно и грязно выругался отец и зашелся вдруг кашлем.
А  Сережка даже не заплакал, только что-то  внутри звенело долго и страшно…
.. Ну  вот и школа. Сережка нерешительно потоптался у ворот…                                       
-Пойти, не пойти?  Отец побьет.  А может, не узнает?
И классная  уехала, будет новая….
«В первый же день она на дом не  пойдет»,- окончательно успокоил себя Сережка.
И ноги, словно на крыльях, понесли его от школы…
Свобода пугала и радовала .
Целый день – сам, никто тебя не трогает, отец придет только вечером.
А может, на попутке и к матери?
….Мать жила в городе, теперь у нее была другая семья..
Сережку она встречала радостно, но как-то суетливо.
Заглядывала в глаза, беспрерывно вскакивала и разговаривала, точно сама с собой:
«Сережа приехал, вот и Сережа приехал, не забыл свою мамку, не бросил свою мамку».
И неестественно, дробно смеялась, скрывая странное беспокойство в глазах.
Глухая тоска закрадывалась в душу Сережки.
«Чего это она»,- удивлялся. И вдруг, как удар: «Она.., она меня боится!                                 
Она …не любит.. меня!»
Впервые и глубоко Сережка почувствовал себя одиноким..
Он тосковал по ней, но приезжал все реже и реже.
И все больше и больше ненавидел взрослых..
Из своего маленького личного опыта он уже знал точно: это от них все неприятности.
И бороться с ними трудно, потому что им можно все. Они – взрослые.
-Подождите, подождите,- загораясь беспомощно мстительным чувством, думал он,- вот только вырасту..
А расти было так медленно и скучно, что Сережка часто срывался.
-Пика, Пика,- вдруг услышал  он чей-то знакомый  голос,- ты чего, опять гуляешь?
Это была  Парусовская  Людка. Маленькая, всегда подтянутая и дерзкая на язык девчонка. Ее он немного побаивался и потому хорохорился при ней страшно.
-Чего тебе?- набычившись, независимо через плечо  процедил Сергей.
-А у нас новая классная,- выпалила она, не заметив воинственных приготовлений.
-Ну и что?- сразу успокоился он, видя, что Людка сегодня не настроена язвить.
-Нам понравилась, молодая, а ты что тут делаешь?- только теперь удивилась она, оглядывая старую  высохшую ветлу у дороги, несколько разбитых фанерных ящиков, один из которых служил Сергею стулом.
-Ничего,- опять весь подобрался  тот,- катись, откуда пришла!
-И ты тут весь день один сидишь?- удивлялась Парусовская, не обращая внимания на оскорбительную фразу
-Рак-отшельник!-вдруг фыркнула она напоследок, тряхнула коротко подстриженными волосами и убежала, ехидно хихикая.
Сережка для вида бросился следом:
-Получишь, Парусиха!
Но догонять ее ему не хотелось..
…Новая учительница не походила ни на кого. Худенькая, легкая.
Она словно приносила с собой в класс множество солнечных зайчиков.
Вот один озорной скачет у нее в глазах, вот она наклоняется над чьей-то партой, и светлые волосы ее, точно искрятся в лучах, падающих из окна.
И голос у нее то взметнется высоко, то затихнет.
И становится на душе и тихо, и радостно, и неспокойно.
А он все время ждет чего-то, ждет, что сейчас кончится этот обман, она посмотрит на него строгими глазами и скажет голосом Марь Семеновны: «Почему не пишешь, бездельник?»
Сережка вздохнул. С Марь Семеновной у него сложные отношения.
Но она словно не видит его. Уже целых три урока она ни разу не обратила на него внимания.
-Ко всем подходит, а ко мне -  нет!
На четвертый день Сергею это показалось оскорбительным.
И он, пугаясь собственной смелости, словно от толчка, вдруг поднялся.
Нарочно неторопливо, шаркая ботинками, прошелся между рядов, схватил у Парусовской зачем-то линейку,треснул ею попутно вытаращившего на него глаза звеньевого Витьку,
подошел к доске, не глядя на отшатнувшуюся  учительницу, черканул там что-то, взял тряпку и запустил ею в хихикнувшего второгодника Генку. В довершении всего присел
на край учительского стола, поболтал ногами и отправился на свое место, не поднимая глаз и шаркая ногами.
Спустилась и повисла над головой тишина.
-Зачем это я?- тошновато заныло что-то внутри.
Он сидел, стараясь не смотреть в сторону учительницы, хотя чувствовал на себе давление возмущенных, восхищенных и  недоуменных взглядов.
Но ее взгляда он не ощущал.
Воровато, из-под ресниц, глянул в ее сторону.                                                                  

      Учительница стояла у окна, опустив голову, и совсем, как ученица, напряженно теребила в руках маленький платочек.
Сережка так удивился, что даже забыл про свою вину.
-Пика, Пика, дурак,- зашипела на него Парусовская,- получишь после уроков…
Сережка даже не усмехнулся тому, что ему вдруг вздумала грозить девчонка, нет.
Он вдруг как-то разом, неизбежно и тяжело почувствовал себя виноватым.
Только теперь он ощутил в воздухе висящее, всеобщее осуждение.
Учительница, неестественно отворачивая покрасневшее от слез лицо,вдруг торопливо вышла, почти выбежала…
И класс взорвался.
В него полетели книжки, линейки, обидные слова.
Даже те, кто всегда боялся Сережку, вдруг взбунтовались.
А он только, как затравленный, что-то мычал в ответ, поворачивая голову то влево, то вправо, защищаясь локтем от летящих предметов.
 Потом все утихли.
-Ну, иди,  извиняйся,- жестко сказала  Людка, глядя на него с каким-то взрослым сожалением.
И он пошел, сам не понимая, как и почему он подчиняется.
Классная стояла в углу коридора, уткнувшись в стенку,. Тонкие плечи ее жалко вздрагивали.
В Сережке вдруг что-то, оглушая, раздавливая его, невыносимо зазвенело, как тогда, когда ушла мать. И он закричал на весь коридор, срываясь и захлебываясь от слез:
-Я не буду! Я не буду больше!.
Он еще бессознательно  продолжал повторять эти слова, когда она гладила его по голове, испуганно и ласково заглядывая в глаза, и просила  успокоиться.
Сережка чувствовал, что прощен, и от этого было, совсем по-новому. легко и просто…
….Прошли годы.. Я вскоре уехала в город и больше никогда не встречала Сережку.
Я не знаю, что стало с ним, но в одно я верю: он стал настоящим человеком.
Мне много еще пришлось получать уроков от своих учеников.
Это не я их учила, это они меня научили понимать и любить.
Кстати, я даже фамилию не изменила.
Где ты сейчас, Сережка Пикин?!
4 Каланча
Вера Шкодина
Разметала поздняя осень броский наряд с легких тонкоствольных рощиц. Устелила цветной мозаикой тропки в лесу. Только зябкие осинки кое-где подрагивают красными монетками-листами, да заблудшая в березняке одинокая сосенка брызнет неожиданно зеленым тяжеловатым фонтаном.
Юрка, соседский парнишка, Вовкин друг, заглянул во двор.
-Айда на каланчу?
- Погнали, - согласился тот.
- А пустят?- озаботился  дружок, труся рядом.
Вовка был выше на голову и казался старше.
- Не боись, - заверил Володька, - там нынче Митрич, мировой дед.
          На другом берегу озера, отодвинув лес,  - двухэтажное правление. Да что там правление!
Главное, конечно, деревянная каланча на заднем его дворе.
Гордость поселковых мальчишек.
         Деревянная каланча  мощно высилась над единственной в селе двухэтажкой.
Её построили давно, даже   бабушки  в деревне  не помнят когда. И всё для того, чтобы вовремя заметить лесной пожар.
Если  взобраться на самую верхотуру  её, то увидишь внизу село, овально обрамлённое
лесом, с яйцевидным озером  с  правой  стороны, а там дальше, за лесами, ещё  лес и опять лес.
              Вовка даже помнит один такой страшный день, когда ему было лет пять.
Отчаянно захлёбывался колокол, мчались конные упряжки с людьми, чёрная злая туча  разрасталась на горизонте и двигалась на село.
Отец приехал ночью, в мокрой, пропаленной фуфайке с чёрными дырьями, из которых лезла вонючая жжёная вата.
И долго ещё в сенцах  стоял жутковато-горький дух.
              Митрич  сидел на скамейке, щурился на солнце, и  несмотря  на тёплый августовский денёк, был в серых валенках и  в  видавшем виды заношенном ватнике.
- Ну чо, орлы, - приветствовал он друзей, -  всех шпиёнов поймали?Аль ишо кто остався?
–  Остался, дедусь, - весело подхватил  Володька,- присоседиваясь к старику, - бабуся моя!- разыгрывал он любимую дедову шутку.
- А! – обрадованно завозился дед,- шебуршит ишо старая, и усё с качаргой!
- Ага! И с ухватом!
- От и смолоду она, - причмокнул дед,-  дюжа военная была, Марья.
 И засветился весь, набивая трубку.
 - Айда! – махнул рукой Вовка, - теперь он полчаса всё вспоминать будет, да трубкой пыхтеть.
И хитрецы бесстрашно полезли вверх по скрипучей ветхой лестнице.
                   Каланча была старше самого Митрича.  А дед  - ого-го, какой мировой дед! Всю войну прошел,считай, до самого Берлина..
Ногу ему повредили в той войне. С тех пор на деревяшке ковылял да с ботажком.
Строгий вроде дед,глаза прищурит, стукнет своей палкой, мальчишки шарахаются.
                  А Вовка стоит и смотрит, очень ему он  нравится. А тот присядет на лавочку, прижмурится, брови надвинет, а глаза так и побрызгивают смешком.
А Вовка тихонечко тоже хмыкает.
                 Попыхтит дед трубкой, попыхтит, поприщуривается и спросит:
- А чьих сам будешь, смелён, пострел!
Так и добрались в разговорах до бабки Марьи. Тут и расцвёл дедуся.
Чудной дед Митрич.
- На каланчу хочешь? – спрашивает хитро.
- Ага, - вздыхает Вовка
- Ну, давай, жми, партизан!
И Вовка взбирается по скрипучей шаткой лестнице вверх.
А наверху!
Глянешь, и дух забирает.Дома маленькие, а люди еще меньше.
Весь посёлок, до единого двора перед глазами. Да что посёлок!
Необъятные зелёные волны за околицей. Куда ни глянешь, всё -  лес.
Берёзы, осины – это мягкие волны, смешанный лес. А дальше -  темнеется хвойный, острыми пиками под самый горизонт, как несметное войско на страже.
Только Вовку с дружком и пускает дед на такую красоту полюбоваться.               
Сильна была, видно, старая любовь.
Намекнул  Вовка как-то бабуле на особое благоволение Митрича.
А она рассерчала, закраснелась и запретила туда бегать, мол, убёшься ещё. А глаза – прячет, а в углу губ легонькая такая ухмылочка.. Ну и смекнул догадливый внук про своё особое положение.
 С тех пор и  пользовался.
5 Бабье лето
Дина Иванова 2
Воспоминания — это не пожелтевшие письма,
не старость, не засохшие цветы и реликвии,
а живой, трепещущий, полный поэзии мир…
К.Г. Паустовский


Первый заход бабьего лета проскочил без радости.
Нудный дождь, резкое похолодание. Скукожились, нахохлились воробушки, не зажглись багрянцем листья клёна. Богатая нынче на урожай рябинка, тяжёло опустила свои грозди под натиском прохудившегося неба.
 
   - Что ж ты творишь, матушка Природа? - воскликнула в сердцах дворничиха. И это бабье лето называется?

   - Какие бабы, такое и лето, - зло прохрипел промокший  прохожий.

Сентябрь... он должен согреть последними лучами. Верилось, что второй круг бабьего лета  подарит ещё возврат летнего тепла.
А первые дни сентября согревают школьники и первокурсники-студенты. Это потом они похмуреют, а в эти дни смех и гомон,  радость начала нового... нового учебного года.

......Суматоха и среди преподавателей. Первая встреча после отпуска. Дамы сияют разглаженными за лето морщинками и продуманным нарядом. - «О! Как вы помолодели, похорошели» - восторженно восклицают дОценты мужчины, галантно целуя ручки зардевшимся дамам. И это бывает только первого сентября, а потом ... коллеги, состязание апломбов.
 
Память высвечивает и то, что накануне начала занятий  всегда тревожно  спалось. Почти всегда, в первые дни  просыпалась напуганная...  первая пара... проспала...
Зато ныне... просыпаюсь ленно: «Что у меня сегодня? Лекция? Семинар?». И сама себе отвечаю: «Спи спокойно, дорогой товарищ, у тебя  «к а н и к у лы».
 
Не страшно, что те дни прошли, переплавились в воспоминания с лёгкой грустинкой, главное, что они запомнились.
Кроме того, воспоминания всегда дают повод обернуться. Конечно же, что-то упущено, что-то трудно вспоминать от неловкости содеянного, но не поправишь ничего. Да и незачем складировать в кладовую памяти то, что не даёт повода протянуть руку к настоящему.

Сентябрь...
верится, что этот месяц будет богатым на события, даже чуточку суетливым, как и в прежние времена. Неважно, с погодой или  непогодой, с заморозками или тёплыми лучами,  с опавшей листвой и не яркими пока красками - главное, чтобы с миром, с надеждой на лучшее.
 
Осень хоть и капризничает, но каждый год ведь она  возвращается, оголяет нерв памяти. Памяти  об ушедшем, об ушедших...
Странно, но зачастую именно  осенние переживания  аккумулируют  творческую энергию художников, музыкантов,  поэтов. Как знакомы всем слова... «и каждой осенью я расцветаю вновь...». Полны тихой задумчивости  времена года Чайковского. А Левитан? А Поленов?

Да, осень - время тихой задумчивости.

...... А вот и день сегодняшний. Приглашают на День знаний. Сентябрь...
Красивый праздник этот день. Смотришь в глаза первокурсников в них надежда, вера. Как бы их не подвели будни....
Как важно, чтобы  начало нового учебного года, этот День знаний, стал созидательной силой.

Интересный вопрос задал вихрастый паренёк:

   - Правда, что День знаний идёт от Петра Великого? - не очень глубоко спрятана усмешка в глазах.
 
Вчерашний школьник - проверочка «училки». Улыбаюсь.

   - В России со времён Петра Первого в этот день принято было праздновать Новый Год. Есть определённая перекличка. А традиция именно в этот день праздновать День знаний достаточно молода. Но крепко прижилась. Красивый праздник. Несите его в душе!

От волнения, от напряжения сел голос...
Вернулась домой, вспомнила нашу палочку выручалочку - Антонину Антоновну. Милейшего, потомственного специалиста оториноларинголога. Её мама вытягивала нас, когда шалили от перегрузки связки.
Младшая в семье Антонина полностью посвятила себя работе с актёрами. Стала высококлассным специалистом, но личная жизнь не складывалась. Вот уже и сорок, а милого всё нет. То ли запросы были завышены, то ли внимание лицедеев затуманило очи.
Откликнулась сразу.
 
   - Забегу к вам сама, есть днём пауза, поболтать хочется, - что-то в голосе весёленькое.

Пришла и занесла  в дом солнышко - сияющее, искрящее,  явно не осеннее.
Делая необходимые процедуры, Антонина спрашивает:

   - Вам приходилось в осеннем парке слушать шелест листвы под ногами? Как это божественно.

Понятно... к нам пришла любовь.

   - Долго же любовь искала дорогу к твоему сердцу.

   - Главное, что нашла, а говорят - осень!

   - Этому волшебству абсолютно всё равно, какое время года, - обняла  милую докторшу.

   - Теперь мой любимый месяц - сентябрь. Моё бабье лето. Мама вам позвонит, они устраивают маленький праздник по поводу торжества моей поздней любви, - смеётся. Там я вас и познакомлю с мужчиной моей мечты.

Тепло распрощались. Подошла к окну.
Осень... Я посмотрела на серое небо, нависшие тучи, а в дымке  виделось какое-то чудо. Чудо всёпобеждающей любви. Вспомнилось из Ольги Берггольц:

Есть время природы особого света,
Неяркое солнце, нежнейшего зноя.
Оно называется бабье лето
И в прелести спорит с самою весною...

Жизнь продолжается...
6 Осень ее одиночества
Евгения Козачок
Пожелтевший  лист  трепетал под  порывами ветра, пытавшегося  сбросить его на землю. Но он чудом держался  на самой верхушке ветки. Надежда несколько дней наблюдала за его усилиями  прожить ещё несколько дней, питаясь живительными соками дерева. Но жизнь постепенно угасала в нём,  не оставив даже части зелени. Почти высох. Его края свернулись в трубочку.   Крона  дерева была необычайно красива, украшенная жёлто-оранжево-красными листьями. Но Надежда не замечала  этой красоты. Она видела только  этот одинокий лист на удалённой от кроны ветке.  Как и она, лист держался из последних сил. И сегодня он выиграл у жизни ещё один день.

Надежда смотрела на него и старалась вспомнить,  сколько же лет она ходит по проторенной ею  дорожке к одинокой скамейке в глубине парка?  Не вспомнила. Часами сидела на ней.

Они  словно  срослись за долгие годы – старые и одинокие. Потихоньку разговаривала с ней, как со свидетельницей всей её жизни. Не ожидала ответа. Просто рассказывала о каждом прожитом дне своей жизни - от первых шагов до первого свидания на этой скамейке. Она в любую погоду приходила сюда. Только путь к ней словно удлинился в несколько раз. Каждый шаг отдавался болью. Боль, словно молния, пронзала тело  и сердце.

 Сжимая трясущимися руками  трость,  встала со скамейки. Прошла несколько метров. Дышать стало тяжело. Попыталась вдохнуть, но глубокий вдох не получился.  В глазах потемнело. Так и стояла, согнувшись почти до земли.  На скамейку возвращаться  не собиралась. Отдохнёт  и пойдёт дальше.  Наконец,  немножко прояснилось. Стала различать деревья, листья, узкую тропинку. И, главное, ей удалось сделать глубокий вдох…

На следующий день пошёл дождь, холодный,  как льдинки.  Забирался под зонт, усложнял движение.  Добралась  до заветной скамейки.  Села, и снова погрузилась, как в зыбкий песок, в воспоминания.  Они бросали Надежду в прошлое, словно ветром несущийся осенний лист, который пролетая, прикоснётся на миг к земле, вспомнив,  что был  зелёным  листочком и с грустью  улетит в осень – в постаревшее лето!  Лето, которое,  как и она,  сгорбившись и опираясь на палочку, тихо уходит в никуда, и  листья его желтеют, как седеют волосы на голове.  Вот и ее жизнь пролетела.  Пришла  ее пора. А сердце отпускать не хочет, все тянет  в  ту далёкую осень, когда счастливее Надежды не было никого в целом мире!

Игоря  любила, чуть ли не с детского садика. Но он ни разу не одарил её взглядом или улыбкой.   Страдала, плакала,  по ночам боялась спать. Стоило ей закрыть глаза, как его образ, словно отражение в  зеркале,  появлялся в темноте. 

Утром шла в школу, через силу улыбалась,  равнодушно смотрела  на Игоря и его заигрывание  с девочками. Сосредоточилась на учёбе и стала лучшей в классе.  Лучшей, но  не для него…

Однажды на перемене услышала, как Игорь объяснялся Ирке в любви, обещая после армии жениться на ней. От отчаяния Надежда решила  ночью уйти  из  этого   жестокого мира. О том, какое горе  готовит родителям, даже в самом потаённом уголочке мозга не «ёкнуло». Было полное безразличие к окружающим.

Но судьба или Бог были милостивы. Не получилось уйти из жизни. Спасли. Позже Надежда вспоминала себя в том стрессовом состоянии  и не находила  этот эпизод в своей жизни. Стёрлось всё. Мозг защитил её от неё же. Но  тот осенний день, когда Игорь неожиданно пригласил её на свидание на эту скамейку, помнит так  чётко, словно это было вчера. И она до сих пор ходит к ней  каждый день и ждёт,  ждёт Игоря…

 Игорь только после окончания школы заметил, что она, Надежда, существует на этой Земле. А не только её одноклассницы, знакомые и незнакомые девушки, которым он лучезарно улыбался.

Когда  пришёл на свидание,  то  говорил,  не умолкая, о том, что был слепым и не видел золотую россыпь среди массы песка. Заверял её в своей любви до последней секунды своей жизни, до последнего вздоха. Верила. Хотела верить. И таяла. Слово горящая свеча, от каждого его слова и прикосновения.  Она тоже призналась, что любит его  больше жизни. Любит давно  и эта любовь сильна и вечна, как  мироздание.

- Игорь, родной мой человек, ты не беспокойся ни о чём.  Я буду учиться и ждать тебя с армии каждый день, каждую секунду.  Только и ты меня люби, никогда не бросай. Помни, что без тебя мне это мир неинтересен  и не нужен.

 Они были невероятно счастливы!   Дарили друг другу  шепот листвы, прохладу воды, аромат  цветов,  пение птиц, рассвет, мечты…

Пять лет  любви  и счастья втроём.  Игорь, Надежда и сыночек  Митенька.  Повзрослев,  стали больше ценить  простые бриллианты утренних рос,  золото цветущих одуванчиков и осенних листьев, нежели материальные блага.  Им казалось, что  их  счастье не имеет времени – оно вечно.

Но судьба внесла свои коррективы в их жизнь.  Одноклассница Ирка после развода с мужем  возвратилась  в родительский дом. И с первых же дней, ни на кого не обращая внимания, встречала Игоря с работы, обнимала, целовала у всех на виду  и хулила Надежду.  Вначале Игорь пытался  погасить  пыл Ирки, объясняя, что любит жену, и души не чает в сыне  и что не собирается терять голову из-за её выходок.

Но капля камень точит.  Вскоре Игорь потерял не только голову, но семью и честь. Ничего  не сказав Надежде, он  просто  в один из вечеров  не пришёл домой.  Она же металась по улицам города,  искала, плакала, звала, кричала. Тщетно. Исчез.

Больше она никогда не видела Игоря.  Душа Надежды онемела,  в голове  словно вулкан взорвался. Надежда потеряла чувство времени. Оно остановилось.  Она не  может сказать,  сколько лет провела в больнице. Не помнит сына.  Но помнит молодого Игоря, к которому каждый день идёт на свидание на их заветную скамейку и  ждёт его...

Снова пошёл дождь. Каждый день дождь. Дуновением ветра золотые листья бросало на плечи, руки, одежду, зонт.  Мокрые, они прилипали к щекам и лбу.  Один лист упал на губы, словно поцеловал. Так нежно целовал её Игорь. Закрыла глаза в сладостном воспоминании, не ощущая холодных капель дождя и  не замечая, что ветер унёс её зонтик.  Он прокатился немного по земле и остановился недалеко от скамейки, охраняя её - хрупкую,  измученную,  поникшую.

Неожиданный, оглушительный раскат грома возвратил Надежду  с её иллюзорного мира. Удивлённо посмотрела по сторонам, поднялась, оставив на скамейке сухой след, неподалеку  осиротевший зонт  и пошла к выходу из парка. Завтра  она обязательно придёт,  будет ждать свою единственную любовь…

 И Надежда  дождалась Игоря. Через сорок пять лет он пришёл в парк  к их скамейке, на свидание с прошлым. Сердце забилось. Ноги подкосились.  Схватился обеими руками за трость, чтобы не упасть.  Игорь  не был в городе с тех пор, как Надежду положили в больницу и он забрал Митю с собой.  Один Бог знает, как горько  сожалел он о своём предательстве и о том, что случилось из-за него  с Наденькой. Мучился. Каялся. Проклинал Ирку, ненавидел себя. Не хотелось жить. И только забота о сыне давала ему силы.  И перед сыном он виноват.  Ничего не рассказал ему о родной матери.

Сидел и думал о прошедшей жизни, о том, что человек  к  концу своего жизненного пути  осознает, как он прошёл этот путь, оценивает, праведно прожил эту жизнь или нет.  Задумался и не услышал приближающихся шагов. Слышал только шелест опавших листьев. Их шелест усилился.

Оглянулся - и увидел старенькую женщину с тросточкой. Она шла  к скамейке. Игорь уловил  в этой женщине до боли знакомые черты.  Поднялся и пошёл навстречу.

 В несколько пройденных шагов он успел, как в калейдоскопе, прокрутить всю их жизнь.  И ещё подумал о том, как же сказать Наденьке, что это он, Игорь. Ведь она может и не узнать его.  Но Надежда, увидев его, засветилась вся. Протянула навстречу ему руки, уронив трость:

- Игорь, родной, любимый, ты пришёл?  Я знала,  что ты обязательно придёшь. Я ждала тебя все эти годы!

Игорь не мог говорить. Сердце сжало тисками. Слёзы  текли  на  руки Наденьки, которые целовал, целовал…

Он  просил у неё прощения.  Надежда  не отвечала.  Она  повторяла  признание в своей любви  к нему, которое сказала на первом их свидании.  Он видел,  каким счастьем светились глаза  его  любимой  и  не  смел  разрушить её мир блаженства и умиротворения…

… Под  ливнем осыпающихся золотых осенних листьев стояли двое старых  людей, уставших от ошибок,  горя,  отчаяния  и не могли насмотреться друг на друга.

Вдруг Надежда перестала улыбаться, глаза потускнели и она сказала: «Как быстро осенью темнеет. Поздно.  Уже очень поздно. Мне пора домой». Повернулась  и…  снова ушла в свой мир.

Они в последний раз, уходили друг от друга. Старенькие, сгорбленные, с тросточками, а тень прошлого не отпускала их. Их  некогда молодые души не хотели  быть с уходящими  стариками и длинной тенью тянулись друг к другу. А осенние листья падали и падали  на  одинокую скамейку и вокруг нее, накрывая всё золотым покрывалом…
7 Отдавая, теряя, прощаясь...
Евгения Козачок
Отдавая, теряя, прощаясь и сквозь слёзы  улыбаясь, сбросив осенний наряд, ищу влюблённый твой взгляд.
Но ты, ветер, любви не замечаешь.  Не попрощавшись, улетаешь и не понимаешь, что счастье своё навсегда  ты теряешь.
Я не печалюсь о будущем, тебя по-прежнему боготворю, за прошлое благодарю,  возрождаюсь, живу,  а с тобой... прощаюсь, и в наше прошлое не возвращаюсь.
8 Любовь - штука серьёзная
Елена Скоборева
                     

Вот и закончилась осень. Сегодня её последний  день – 30 ноября. Завтра начнётся зима. Но это будет завтра. А сегодня …
Подперев руками подбородок, я смотрю вокруг.
Фруктовый сад имел довольно-таки унылый вид. Чернела вскопанная земля, из которой торчали тёмные стволы деревьев, давно сбросившие свою листву. Между ними бродили куры, смешно пятясь назад, разгребали землю лапами. Разноцветный петух следил за этим действом, сидя на заборе. Нахохлившись, он вытягивал шею вперёд, но кукарекать ему явно не хотелось. Он ограничивался лёгким похлопыванием крыльев. По  небу медленно плыли серые облака, то и дело, пытаясь закрыть собой солнце.

 В этом году осень выдалась хоть куда! Мы с лихвой насладились яркостью её красок. Деревья не спешили расставаться с листвой, сбрасывали её постепенно. Осень была тёплой. Дождливые дни были редкостью. Даже если и шёл дождь, то он проливался в течение всего дня, а то и ночи. Шёл не переставая. Заливал уставшую землю от палящих знойных лучей летнего солнца. Но на следующее утро непогода менялась на яркий, полный солнца и света день.
  Даже люди, суетливые и вечно спешащие куда-то, смотрящие себе под ноги, сгорбившиеся под тяжестью забот, смогли заметить яркость тёплой осени.
  Самым первым об этом позаботился тополь. Он сбрасывал листья не спеша, давая возможность ветру подхватить их и долго кружить в воздухе. Нести, развевая в разные стороны, и медленно складывать на дорожки светлым ковром. Клён не отставал. Он засыпал землю резным узором.
И вот уже дикий виноград, завивший за лето придорожные столбы, красными пятнами выделялся на фоне жёлтого лиственного карнавала.
  Листопад набрал свою силу. И вот уже нельзя было разобрать с какого дерева листья - все они смешались, разлетаясь на ветру. Над городом летела пурга, радуя глаз жёлто-красным цветом.
  Тёплые дни бабьего лета дарили сюрпризы. И в один прекрасный вечер произошло чудо. В воздухе витал сладкий аромат, который мог быть только весной. Тёплое дыхание вечернего ветра несло аромат мёда. Мы заворожено смотрели вверх. Старая акация, пожелтев и начав сбрасывать листву, вдруг зацвела… На молодых ветках распустились белые гроздья цветков, которые раскачиваясь, наполняли воздух изысканной сладостью, которую можно ощущать, как оказалось, не только весной.
Чудо… И оно для нас. И вообще, если честно, вокруг много чудес, надо только захотеть их увидеть. Просто остановиться, оглянуться вокруг и они, чудеса, сами о себе дадут знать. Всё очень просто на самом деле. Надо только захотеть. Захотеть… Но я устала. Я так устала от беспрерывного круга.
  Сегодня ещё осень, а завтра будет зима. Холод. Ветра. Может быть пойдёт снег. Бр-р-р! Даже думать об этом становится холодно…
  Я опустилась на раскидистую ветку молодого ореха. Устроилась поудобнее. Мне нечем заняться. Все дела переделаны. Пора на заслуженный отдых. Но… Вот не понятно! Что-то же держит меня здесь! Что-то мешает… Не отпускает! Но что?
  Становится грустно. Мне нельзя к людям. Они слишком просты для меня. Я знаю наперёд их желания, действия, их мечты. Они, как малые дети, ей Богу, играют в жизнь. Спешат, торопятся всё успеть. Сами себе создают проблемы. Ужас… И они считают, что правы! Что они слишком умны и достойны большего.
  Дорогие, мои! Многие из вас, конечно же, достойны большего, вне сомнений! Но, как – бы вам это сказать, чтобы не обидеть… Вы так малы…Так  ничтожны.
И ваши дела…И ваши проблемы … Единственно, что я могу вам пожелать, так это  перестать суетиться понапрасну. Не уходите с головой в быт. Это никому не нужно. Поверьте мне, это уж точно! Вы – смертны и всё вокруг вас просто - суета. Остановитесь. Оглянитесь. И… влюбитесь… Потеряйте голову, как говорится. Отдайте себя чувствам. Растворитесь в них. Пожертвуйте своим комфортом ради других. И после этого, поверьте  мне на слово, вам это зачтётся…всенепременно …Чувства надо подкреплять поступками. Это факт. Иначе всё лишено всякого смысла.

Запрокинув ногу на ногу, я достала из кармана семечки. Люблю семечки, особенно кабачковые. Они так здорово щёлкают, когда раскусываешь! Ничего не могу с собой поделать – щёлкаю их без конца. Привычка, ёлки-палки! Я начала щёлкать семечки. Белая шелуха падала вниз, превращаясь в яркие искры. Они сгорали на лету, так и не достигнув земли.
Хозяйка загнала кур в курятник. За ними последовал и петух, явно довольный тем, что снова вернётся в свой гарем.
Да … Любовь правит миром, вне сомнений. Но, к сожалению, она даётся не каждому. Дорожите ею, если она у вас есть!
Семечки закончились. Но я не торопилась слетать за новой порцией. Я ждала. Знала, что если отвлекусь на пару минут, то пропущу то, ради чего тут сижу.
  И он не заставил себя долго ждать. Высокий, загорелый.
Я подобрала ноги и свесилась с дерева головой вниз. Сегодня на нём были одеты светло-голубые джинсы, так сексуально облегающие его фигуру, и как нельзя лучше подчёркивающие цвет его васильковых глаз, и белая футболка.
Моё сердце сильно забилось в груди, готовое просто вырваться наружу. Он говорил по телефону. Выйдя из дома, прошёлся по двору и остановился под моим деревом. Как он  был хорош сегодня! Такой свежий, бодрый, пахнущий дорогим одеколоном, и в хорошем настроении.
  А у меня настроение ухудшилось. Что ж, сегодня я, похоже, не у дел. Мне нечем заняться будет опять. Мне больше нравится, когда он не в себе, или упал духом. Тогда я  обеспечена работой на целый день, а то и того больше. Я заскучала. Но смотреть на него было просто-таки удовольствием. Ведь уже на протяжении нескольких месяцев я не могла, чтобы не увидеть его. Хоть одним глазком… Хоть чуть-чуть… Мне становилось  легче, когда он появлялся во дворе. Я знала тогда точно, что он в порядке, с ним ничего не  случилось.
 Жаль, конечно, что он не умеет позвать меня, так, как положено. Если бы он умел, тогда, наверное, всё было бы по-другому. Но это не его вина. Его просто не научили. Хотя … Если чего-то хочешь по-настоящему, не обязательно ждать чьих-то уроков. Но он - такой   душка! Что ему не обязательно звать меня. Я и так с ним всегда рядом. Жаль одно, что он этого никогда не узнает…
Ведь нам, ангелам, нельзя показываться смертным. Запрещено законом. А законы надо  чтить. Особенно наши. Иначе … Но вам этого лучше не знать, что может случиться за непослушание.
Хотя… Я решилась бы на всё ради него. Но он не зовёт меня и, наверное, не позовет  никогда. И правда, зачем ему это? Ведь я его храню и так. И хранить буду пока хватит  сил. Всегда. Да... всегда.
« Любовь? », спросите вы. Может быть и так. Меня накажут за это. Ангелы любить не могут. Нельзя путать деловые отношения и любовь. Нельзя. Я уже нарушила закон. Но  ничего не могу поделать с собой. Хоть я и знаю, что не будет мне оправдания за  содеянное. Никогда. Приговор будет суров. Но это будет потом. А пока …
Я точно знаю, что именно любовь держит меня… Не отпускает… Теперь это точно ясно.
Сильная это штука, скажу я вам.
И даже ангелам не под силу справиться с ней.
Это уж я знаю теперь наверняка!
Ох…
9 Осень для двоих
Светлая Лана
        …Осень, зима, весна, лето и снова осень со своими хмурыми облаками,
колючими дождями и пасмурными днями.
Осень, всегда навевающая тоскливые и грустные мысли, заставила  Его
вспомнить прошлую осеннюю непогоду, когда Она, по нелепой случайности
без всяких мелких объяснений собрала свои вещи и ускользнула в неизвестность.
Ей было все равно. Она не задумывалась о том, что произошло в тот момент с Его чувствами, хотя свои мысли Он выразил вслух: «Ты пошла к своему бывшему?»  На что  Она ничего не ответила. Их разлука произошла спокойно и холодно дня Нее.
Они  не обменивались даже телефонными звонками.  Казалось все, что произошло в  Ее жизни, замерло в безразличии ко всему и никогда  уже не оживет,  остывшее  сердце никогда не запылает огнем.
Как могло случиться, что после стольких лет радостных и волнительных встреч в один момент так горячо пылающее  чувство двух сердец  могло потухнуть, не оставив в Ее душе ни одной искорки того пламени, в котором когда-то сгорала  Ее душа.  В тот миг  Она сама не смогла бы объяснить своего поступка.
Жизнь продолжалась. Она жила своими проблемами, Он своими.
На исходе  очередного лета,  переходя дорогу в  обычном,  знакомом  Им обоим  месте,  Ее неожиданно окликнул когда-то знакомый  голос, назвав по имени.  Оглянувшись, Она  увидела  и знакомое лицо, смотревшее на Нее из кабины остановившейся  автомашины.   На вопрос:  «Как живешь?», она   спокойно ответила:  «Ничего, хорошо» и, не задерживаясь,  прошла  мимо.  Но с того момента  стало что-то меняться. Пройдя несколько метров, она вдруг вспомнила  те радостные  и теплые минуты  дружеского  общения, когда Она спешила к нему на свидание, и в Ее сердце слегка кольнуло.
Через несколько дней  Он позвонил.  По Его  словам  было ясно, что  Он ищет встречи. Она отвечала отрывисто и сухо.
Приближающаяся осень  повеяла прохладой, а Она все не могла забыть той последней встречи.
        Телефонные звонки, надоевшие своей настойчивостью, наконец, Она  решила сменить  на живой разговор между Ними.
Дверь Его квартиры, как всегда, была не заперта к Ее приходу, но, не решаясь  войти сразу, Она постучала.  Как и когда-то, переступив  через порог,  Она  попала  в жаркие  и  крепкие  объятья  когда-то любимого человека… 
После  всех объяснений Он признался, что на протяжении всего времени,  разделявшего Их, Он вспоминал и думал только о Ней. Она вдруг ожила, и в Ее груди трепетно и пылко забилось сердце.
Их отношения постепенно наладились  и, несмотря на осеннюю непогоду,  возобновились теплые и романтические  свидания.

      …Им снова осень подарила встречи,
              Не хочется им расставаться никогда.
              Пусть на столе зажгутся свечи,
              Теплом согреют навсегда.
 
        Всё, что произошло между Ними,  знали и понимали только двое  и никому до этого не должно быть никакого дела.
10 Туески Урала
Альфира Леонелла Ткаченко Струэр
                                Репортажи

                             Туески Урала

    Утренний свет мелькнул в окне нашего поезда и опять спрятался за верхушками сосен и берёз приближающегося Урала. Стук, стук,.. Колёса отстукивают последние километры после заболоченных озёр Тюмени и приближают нас, пассажиров поезда Чита-Москва, к прекраснейшим горам средней полосы России, Уральским.
   Хотя горами холмы и сопки, расположенные по берегам реки Чусовая и Кама назвать нельзя.
   Берега омывают воды извилистой около горной реки Чусовая. Вода в реке, ещё не забыла летние луга и солнечные лучи тёплых дней, всё также поблёскивает солнечными зайчиками сквозь осенние листья берёз.
   Вот мы повернули за поворот и увидели красивейшую долину с маленькими озерками реки Чусовой. Вода растеклась по маленькой равнине, около небольшой деревеньки. Дома, тёмные от времени, с высокими стенами, что вашего автора очень удивило в строениях русских изб Приуральского района, стояли на небольшой равнине, излучины реки, которая поворачивала далее и текла себе на север.
   Дома на Урале, в Удмуртии, старые. Тёмные стены, высоко тянутся под крыши пятистенок. Крыши покрыты шифером, на окнах наличники, во дворах бродят гуси и индюки. Кое-где промелькнут за окнами вагона, копёшки сена. Они почти повсюду, начиная от степей Омска, по всей Западной Сибири.
   Поля окружены стройными белоствольными берёзками, девочками с жёлто-зелёными косами, нежно развевающимися распущенными волосами-ветвями на осеннем ветру под тёплыми лучиками солнца. Вот за окном поезда промелькнул монастырь. Где-то, невдалеке, а почти перед железной дорогой, в сторону от города Ишима, источник воды для людей. Источник расположен на зелёной поляне, под деревянным строением. На солнце отсвечивает жёлтой краской крыша, словно солнце, которое светит нам, освещая наш путь.
  Вот мы, ранним утром, подъезжаем на станцию Балезино, что в Удмуртии. Маленькая станция, небольшой вокзал. И что, самое запоминающееся на этой станции, я впервые увидела то наше русское - торговцы на вокзалах с едой, картошкой, местным пивом, балезинским, огурцами, туесками и подделками из бересты. Как давно мы не видали такой картины, которая всегда была милой нашему взору. Всегда приятно, остановиться на станции и купить горяченькой картошки с котлетами и солёными огурцами или помидорами, с рыбой – омулем, горячего копчения. 
   А мы тут, вышли их вагона, и перед нами открылась картина нашего русского быта, настоящего крестьянского труда – ремесленника.
   И где же вы ещё сможете купить такую красоту – туески, сундучки, ложки и поделки ручного ремесла местных селян. Такие подарки на своём комоде перед зеркалом будут для любой женщины самое приятное украшение под безделушки, а то для хранения фото – фото – старое, военное, современное. Ведь и мы когда-нибудь будем старыми со своими воспоминаниями о жизни, о двадцатом прошедшем веке, запомнившимся нам таким, каким он прошёл в истории нашей родины – Родины! А для всякого человека – Родина! это и место рождения, и место жизни, и место его труда, место отдыха. Ведь не обязательно, чтобы место родины у человека было именно местом знаменательных дат его жизни, но оно может быть и местом простого отдыха. Наша жизненная тропа может завести нас и не на такую тропу, которую ты себе выбираешь. А бывает и так, что завезут тебя далеко на север, а там Соловки. Бывает. И не надо говорить, что ты жил всегда хорошо.
 Смотрим мы на изделия рук местных ремесленников и радуемся, не потеряла своё лицо наша Россия, есть ещё люди, которые не забывают ремёсла своих ушедших в мир иной отцов и бабушек.
   Вот я и представила Вам, милые мои читатели ещё один рассказ о своей поездке в Москву на один день, по самым, что ни на есть родным местам нашей России. Бедно живут наши соотечественники, но дружно. И песни поют, и пляшут, и частушки поют; свои, местные, и радуются и печалятся радости  или горю друзей. На станциях и в вагоне я спрашивала людей о житье-бытье в родных городах, везде - одинаково живут люди. Больше бедно, чем богато. И в Москве такие же жители, несмотря, что она наша столица. Проще одеты, малоразговорчивые, но спросишь что-либо, ответят, не отталкивают. Я и раньше, когда работала с москвичами, ни слышала от них грубого отношения к окружающим.
   Красивая наша страна: своими реками, лугами, стаями лебедей, горами и холмами, своей историей, Демидовыми, Невьянской башней, что напоминает Пизанскую башню Италии.
   Так прекрасно проехать с одного конца страны до другого на поезде, поговорить-посудачить с людьми, разными, увидеть, как ещё красивее стали наши города, и как беднее стали наши деревни, а то и совсем исчезли с лица земли, после проведённой политики наших руководителей. А были и они со своею историей, жизнью. Вот так и исчезают наши исторические корни России, славянской России Уральской семьи. 
11 Все опять повторится сначала
Лана Невская 2
День сегодня какой-то волнительный: то ничего, а то сердце сожмется и замрет на секунду – будто сейчас что-то случиться должно.
Конечно! Обязательно должно случиться!  Только еще не сегодня, а завтра.
Завтра  наша  единственная внучка Анечка пойдет в первый класс.

Я прекрасно понимала, что однажды это обязательно случится. 

Наступит обычная для всех очередная осень, появится по утрам влажный туман,  сквозь который будут проглядывать  веселые солнечные лучики. Первого сентября  они  обязательно должны успеть поздравить первоклашек с началом учебного года, пока не явился нудный, серый осенний дождь и не испортил весь праздник.  

В этот день  мама заплетет Анютке  косы, завяжет  огромные белые банты,   наденет школьный сарафанчик с белоснежной кружевной блузкой,  даст ей в руки   красивый,  приготовленный  ее подругой специально к этому случаю, букет,  папа возьмет  разноцветный ранец размером почти с Анюту, и отправится наша любимая внучка во взрослую жизнь -   первый раз в первый класс!
И кончатся наши долгие прогулки и развлечения, вечерние посиделки, концерты и цирковые представления, которые Анюта устраивала нам с дедом на самодельной арене, не услышим мы многие смешные выражения и уморительные рассказы,  придуманные ею. Что-то, конечно, долетит и до нас,  но мы уже не будем первыми, кто это услышит, а многое и вообще пройдет мимо. Все! Выросла девочка!  Улетает из гнезда наша птичка!

Пойдет-то она, а почему у меня так тревожно на душе?

Вроде все семь лет мы с дедом  старались подготовить ее к этому
вступлению во взрослую жизнь: и сами с ней занимались, и  в студию  в Центр детского творчества по 4-5 раз в неделю водили, и по музеям, циркам, зоопаркам с ней ходили, и  все, что с нашей точки зрения, ей нужно было объяснить и донести до ума и сердца – тоже вложили.
И в подготовительном классе она занималась, и все тестирования прошла отлично – ну, что еще желать? Так нет! Опять у меня сердце не на месте: а как она вставать будет так рано каждый день?  Школа далеко, в семь часов выходить из дома уже придется, да на продленке до пяти вечера, пока мама не заберет. Получается, что у нее двенадцати часовой рабочий день , как у взрослого. А она еще совсем кроха!
Ну, не кроха, конечно, совсем большая, самостоятельная девица со своим мнением по любому вопросу, продвинутый пользователь интернета и всяких мобильных новшеств, но с выпавшими молочными зубами и  серьезными косичками -   она действительно вызывает противоречивые чувства. И прижать к себе, защитить от всего хочется, и я же понимаю – пора ей дать   разумную самостоятельность.
Семь с половиной лет она крутилась около меня, а может – я около нее, что вернее, а теперь я сдаю ее родителям и учителям, оставив себе только
один кружок,  куда мы будем ходить по пятницам.
К сожалению,  мы живем в разных концах города,  и  я уже не смогу
забирать ее к себе на неделю: уроки придется  делать под маминым присмотром.   Моего высшего образования не хватает,  чтобы вникать в этот  ужас современной системы обучения, в результате которой родители, а  бабушки – тем более, уже не могут  помочь даже первоклассникам.. Такого наворотили  в учебниках для первого класса, что академики теряются!
Чем плоха была прежняя программа? Сколько поколений по ней училось, и не дураками выросли. А теперь столько сложной  информации  и терминологии ввели, так усложнили программу, будто каждого из них  к концу первого класса собираются сделать профессиональным лингвистом или профессором математики1 И каждое положение этой программы вызывает у меня просто физическое отторжение и резонный вопрос: а зачем такие сложности в первом классе?
Чтобы показать малышу, что он  настолько глуп,  что не может освоить программу?  Хотя Анюта все понимает и говорит, что все это «такая легкотня»!
Ладно! Это уже не мое дело! Наверное, я  цепляюсь за старое, как все старики. Нам ведь всегда кажется, что раньше было лучше,
А разве не так?
Впрочем, сегодня школьная программа меня волнует меньше всего – ведь завтра праздничный день – День знаний. Никаких уроков не будет,  просто торжественный сбор и знакомство со школой. В 8.10 их заберут в Актовый зал, а где-то в 11.30 выдадут  обратно.
Мы решили, что пойдем встречать Анюту к 11 часам.  С утра ей будет явно не до нас, да и куда потом деваться на эти три часа? А уж когда выйдет – тут мы ее и поздравим!
Когда  Анюта уезжала от нас в пятницу домой, я спросила ее:
- Анютка! Тебе какие цветы купить?
Она поднялась на цыпочки  и  прошептала  мне  на ухо:
- Бабушка! Не надо мне цветы покупать! Мне и так их подарят, и тетя Таня  для учительницы обещала красивый букет сделать – она ведь фито-дизайнер!  (Слова-то какие знает!) Ты мне лучше игрушку купи! Все равно – мягкую или другую, пони какую-нибудь. Ладно?
- Договорились! Какая же ты еще малышка! У тебя игрушек – на три детских сада хватит, а тебе все мало! – засмеялась я.
- Ну, бабушка! Договорились? Только тихо!  – и она приложила пальчик к губам и посмотрела на маму. Та была занята сбором Анюткиных вещей – она у нас жила последние две недели, поэтому  и вещей  и игрушек  было  достаточно много – целая сумка набралась.
Да еще две большие мягкие игрушки, без которых она не ложится спать – собака и гусеница – обе размером  со среднюю собаку.
Раньше Анюта спала без всяких игрушек, чем очень удивляла меня. Обычно все дети засыпают,  только зажав в руке какую-нибудь животину или любимую куклу. Дочь у меня, например,  спала с белым зайчиком. Засыпая, она почему-то отщипывала пальчиками клочок шерсти из его шубки, подносила его к носу и тогда засыпала.
К концу первого года жизни заяц стал совершенно лысый – на нем не было ни пушинки, только по одному крохотному клочку в самой серединке ушка – наверное, у нее не хватило сил выдрать ее оттуда. Поэтому в дальнейшем она просто крепко держала его за шею, пока она стала тонкой , и заяц перестал держать голову. Когда я предложила ей выбросить зайца и взять другую игрушку, она с ревом отвергла мою идею. Тогда я купила ей другого зайца, но она даже не притронулась к нему, а каждый вечер искала своего старого, и только с ним засыпала. Что-то  в этом есть, наверное, чего нам не понять! Не зря ведь пословица родилась: старый друг лучше новых двух!
. Я тоже помню свою маленькую коричневую собачку величиной со стакан, с которой  я спала.  И у нее тоже голова висела на боку от моих крепких объятий. И я тоже  не хотела спать с другой игрушкой.
Поэтому мне было удивительно, что на мой вопрос: почему ты не спишь с какой-нибудь игрушкой? – она отвечала, что они ей мешают спать.
Но прошло несколько лет, и уже в разумном возрасте пяти лет она вдруг обложила себя  перед сном десятком любимых игрушек.
- Зачем тебе столько? Они же будут тебе мешать! На кровати места свободного не осталось! Ты сама-то где будешь спать? – удивлялась  я. – Возьми одну игрушку, а остальные я уберу.
- Нет! – твердо сказала Анюта.  - Им без меня страшно будет!
 И теперь, даже приезжая ко мне на метро, а не на машине,  она тащит двух своих самых любимых зверей, несмотря на их крупные габариты. Иначе она не уснет,  и будет ныть, пока глаза сами не закроются.
Приняв к сведению Анюткин заказ, в субботу я пошла в ближайший Детский мир за игрушкой. Игрушек – море, но цены – не подступишься!
 И на кого они рассчитаны?
Но подарок надо было купить, и мне пришлось расстаться с довольно внушительной суммой . А чего не сделаешь для любимой внучки!
Дома я сложила всех купленных животныхы в  красивый пакет, добавила коробочку конфет  и «поставила птицу» -  вопрос  с подарком был решен.
Вроде я уже готова к завтрашнему дню. Но,  почему  я все время ощущаю какую-то необъяснимую тревогу?
Может, потому, что завтра на весь день пообещали  кратковременные дожди? Так жалко, когда в этот день поверх красивого праздничного наряда приходится надевать резиновые сапоги, плащ и тащить зонт!
Нет, не поэтому!
Просто я вспомнила свое 1-е сентября, когда соседский мальчишка, на год старше меня, с серьезным видом вел меня в школу, крепко держа за руку. А  мне было больно и неудобно, но я молчала, чтобы мама не волновалась.
Вспомнила 1-е сентября дочери,  когда , со слезами на глазах,  я взглянула на наглаженную заранее  форму, большие белые банты  и сложенный портфель и  повела дочь вместо школы в машину скорой помощи, ожидавшую у подъезда, потому что  в ночь у дочки  поднялась температура  39.5,  появились все признаки  кишечной инфекции, и ее упекли  в инфекционную больницу.  Диагноз не подтвердился, но две недели она там пробыла. Так что у нее не было этого праздника.
Может,  поэтому я так и волнуюсь: как бы чего не случилось за последние часы перед этим важным событием в жизни каждого человека.
Кончается детство, начинается взрослая жизнь со всеми вытекающими последствиями. И хочется, чтобы этот праздник ничем не омрачился, а остался в ее памяти как светлый и радостный день вступления в новый этап своей жизни.
Пусть все у нее будет хорошо! Я желаю ей счастья и отличных успехов! И очень хочу прийти к ней на выпускной вечер и посмотреть, какой она станет через 10 лет.
А  однажды настанет день, когда Анюта сама поведет своего ребенка в первый класс.   И  так же будет волноваться, как волнуемся сейчас мы .
Все опять повторяется сначала…
12 Бабье лето
Лана Невская 2
  Ах!  Какое красивое  «бабье лето» пришло в наш город!
Теплое, спокойное , золотое, уютное, умиротворенное, даже какое-то благостное.

Природа решила отдохнуть после летних передряг и  перед наступлением суровых зимних испытаний.
Все лето ее трясло от крутых перепадов температуры, от ливней и засухи, от  шквальных  ветров  и раннего листопада .

Деревья страдали от нашествия тли, листоверток, мохнатых гусениц тутового шелкопряда, неизвестно как появившихся в Подмосковье.

Мучнистая роса изуродовала роскошные головки и листья флоксов у нас на даче,  и они стояли такие поникшие, грязные  и несчастные,  похожие на строительных рабочих во время ремонта .

Сухие листья  покрыли деревья раньше времени, и  на них  уже не блестели серебряные  капельки  после очередного грибного дождя,
А  сами   деревья выглядели как люди в мокрой одежде, которые только что попали под сильный ливень, и, как назло,  именно в это время оказались без зонта.   

Даже в городе деревья подцепили какую-то «коричневую» болезнь: все листья на кленах покрылись коричневой  сухой кромкой и стали сжиматься в кулачок, как пальцы  маленького гнома. Деревья стали   не настоящими: они почти не качались от ветра,  и только грустно  шелестели своими полусухими лапками-листиками, пытаясь сказать людям, что они еще живы и не виноваты в том, что заболели и не могут больше радовать  их своей яркой зеленью и изящным абрисом листьев.

И вот теперь, когда наступило «Бабье лето», и все деревья стали постепенно желтеть и сохнуть, сравниваясь по состоянию с ранее  пожелтевшими кленами, а температура перестала скакать, как горная коза,  природа, наконец, облегченно вздохнула  и уютно устроилась на отдых не только в парках и скверах, но и на городских улицах, во дворах . и даже вдоль железной дороги,  несмотря на то, что место там не спокойное и совсем не тихое. Облака почти исчезли с горизонта, а дожди перестали напоминать о скором наступлении холодной, серой и мокрой осени, а потом – и долгой, и не всегда яркой, морозной и снежной зимы.

В прудах, на  отливающей осенней синевой воде, спокойно плавают лебеди и утки. Утята уже почти выросли до размеров родителей и вполне самостоятельно рассекают водную гладь, Но мамы внимательно наблюдают за ними, хотя и не подплывают близко: дети есть дети, хоть и подросли уже, а  глаз за ними  пока нужен – вдруг какая опасность неожиданно возникнет – надо вовремя предупредить, защитить, спрятать!

  Селезни плавают поодаль, своим мужским коллективом. Лишь  иногда какой-нибудь отчаянный молодчик резко повернет в сторону  видно давно приглянувшейся  ему утицы-красавицы, с разгона  нежно толкнет ее в бочок, крякнет и поворачивает обратно.   Заигрывает вроде! Что ж, дело молодое,  когда-то придет время и семью создавать, детей растить!

А скворцы, по-моему, вообще никуда улетать на зиму не собираются! А зачем? Все газоны, разбитые под осень, полны вкусных семян, собрать которые не составляет никакого труда. Да и вообще в городе зимой все равно еды достаточно.  Так зачем напрягаться и лететь за тридевять земель, когда и дома можно прекрасно перезимовать. Голуби, воробьи, вороны живут в городе постоянно, и  неплохо  живут! А они  чем хуже? Вот и прыгают  наши скворушки  веселыми стайками по газонам, на бульварах, около рынков и даже на автостоянке их что-то заинтересовало: видно и там их подкармливают.

В парках  усиленно готовятся к зиме белки. Они  совсем ручные – корм берут прямо из рук.  Подкормились за лето, стали такими толстенькими и пушистыми, приятно посмотреть!  Не то, что весной – худенькие, прилизанные, заморенные.
Вот две белочки весело скатились по стволу лиственницы прямо к ногам мальчугана, который протянул им на ладошке горстку семечек. Одна уселась прямо у него на руке, но он не смог ее удержать, и семечки ссыпались на землю. Вторая проказница моментально схватила с земли еду, взлетела мальчишке на плечо, отчего глаза у него широко открылись, губы скривились, и он уже  собрался было заплакать, но белка махнула хвостом прямо ему по лицу, спрыгнула на землю и тут же метнулась  на ближайшее дерево. Мальчишка почесал нос,  посмотрел на маму и засмеялся:

- Мама! Меня белочка поцеловала! 
- Наверное, пощекотала хвостиком? – попыталась уточнить мама.
- Нет! Она меня хотела поцеловать в нос, но не нашла, и поцеловала в щечку! – не согласился с ней малыш, и побежал к своему велосипеду.

Теплое, спокойное, без изнуряющей жары, солнышко мягко освещает засыпающие деревья,  последние яркие цветы на клумбах и цветниках, и разноцветные листья,  веселым дождиком слетающие с деревьев и кустарников  и  падающие к ногам прохожих.  Они шуршат под ногами, ярким ковром покрывают газоны и делают почти бесполезной работу местных дворников. Желтые, красные, зеленые, бурые, оранжевые, разной формы и размера - они просто сказочно смотрятся на ярко-зеленой траве газонов, созданных только в августе и еще не потерявших своей первозданной свежести и красоты!

Вот бегут домой первоклашки – явный признак наступившей осени. У них пока только три урока, и в одиннадцать утра они уже свободны. Огромные пестрые  неподъемные  ранцы на их спинах делают их похожими на разноцветных муравьев. И как можно надевать на такую кроху этот чемодан? Давно пора  иметь в школах второй комплект учебников, а с  собой носить только ручки и тетради. Но, видимо, так и придется бабушкам таскать эти ранцы за своих внуков. Жалко ведь, что твоя родная кровиночка через год сколиоз заработает! 

Очень нравится  «бабье лето»  и детям и взрослым:  минимум одежды,  зонт брать не нужно, и  встречать малышей можно на улице, наслаждаясь теплым солнышком и  обсуждая  между собой житейские проблемы, да и ребятам после уроков на солнышке побегать полезно - засиделись ведь с непривычки.

А вечера стоят такие теплые, тихие! Даже звук машин на улице слышен как-то приглушенно, будто и техника замирает  и нежится в  последних лучах заходящего солнца в надежде, что завтра  они снова встретятся на утренних дорогах города.

Ласковый вечер потихоньку появился  и у меня на балконе и осторожно проник в комнату. Цветы на подоконнике протянули свои листья в направлении  нежного потока воздуха с улицы. Они почувствовали   осторожное  прощальное прикосновение  осеннего вечера и спокойно заснули до утра.

Я посмотрела в окно. Полная луна появилась на небе, не дождавшись, пока солнышко совсем спрячется за горизонтом. Вечер тихо вползал   в комнату, предлагая мне заканчивать дела и лечь спать. Я не стала возражать, выключила компьютер и  улеглась.  Луна стала ярче и, как мне показалось, увеличилась в размерах. Она сонно жмурилась, давая понять, что  она тоже с удовольствием бы поспала, но сейчас ее время дежурить, и она желает нам всем спокойной ночи!.

        Вот и кончился  еще один день «бабьего лета».
Неужели последний? Говорят, завтра в нашу сторону двинется холодный и мокрый циклон, который испортит погоду и унесет с собой такое красивое и теплое "бабье лето"!
Жаль, что оно так быстротечно, как и всякий бабий век.  Но пока мы наслаждаемся  этим подарком природы и засыпаем  с искренней надеждой, что завтра будет еще так же тепло, как и сегодня..
13 Прощай Нептун, пора домой!
Феликс Цыганенко
Лейтенант  милиции  из ОВИРа  медленно
положил  на   стол   лист   бумаги,
взял ручку, поднял на меня глаза и строго спросил:
-  Цель рождения?
-  Я замялся...

 Из киевского еженедельника «Уикенд»
                                                                            

Удивительный у нас народ. С любопытством вглядываясь в Олега Лагоду, отработавшему много лет в торговом флоте, люди интересовались:
- Вы, наверное, по морям, океанам скучаете, корабли по ночам снятся?
Они ожидали увидеть участливое подтверждение и потускневший взгляд, отвергнутого Нептуном морского странника. Потому удивлялись, когда Олег отвечал:
- Устал я от бродячей жизни! Душевной гармонии хочется, с любимой женщиной спать,  погулять в осеннем лесу, где природа нарядилась в золотисто-жёлтый и вишнёво-красный цвета, по травке, усыпанной листьями, босиком походить. У меня появилась надежда: пожить, как все нормальные люди!

В пароходстве, где трудился Лагода, встречались ветераны, напоминавшие древнегреческого философа Диогена, который согласно легенде считал дом ненужной роскошью и перебрался жить в бочку. Если бы не медицинская комиссия, они бы так и плавали, ожидая,  когда откроется второе дыхание. Но как сказал один весёлый пенсионер из кинофильма «Старики-разбойники», второе дыхание может открыться…  с  последним вздохом. И, всё-таки, даже у самых преданных морской профессии людей наступал психологический момент, когда они принимали окончательное и бесповоротное решение уйти на берег! Плохо только, что у Олега с коллегой Эдуардом Денисенко он случился  в лихие 90-е годы! Конечно,  Лагода бы ещё потерпел, если бы ведал о тех экспериментах, что творили с народом в эпоху «реформ». И если бы знал, насколько трудно будет адаптироваться в береговую жизнь.

Покидая Мурманск, они испытывали двоякое чувство. С одной стороны, это предвкушение спокойной, без штормов и качки, жизни, но с другой  -   одолевали грустные размышления. За «кормой» оставался отрезок жизни, длиной в 30 лет. Оказалось, что не так-то просто разрезать «пуповину», что связывала их с заполярным городом, бывшим «медвежьим углом», называемым – Романов на Мурмане. Ведь как было раньше? Отдохнув в отпуске и вкусив «дым Отечества, что сладок и приятен», вновь тянуло туда, где воздух пропитан запахами моря, где северное сияние, искрящийся снег с морозцем и…  особая, неповторимая обстановка морского братства.

Вернувшись в Украину, друзья тот час оказались в окружении житейских проблем. Прежде всего, им пришлось обивать пороги милиции и ОВИРа, чтобы узаконить проживание в независимой  теперь Украине. А потом и подыскивать работу, что оказалось не так-то просто. Присматриваясь к жизни на берегу после долгого отсутствия, Олег обратил внимание насколько  она изменилась в 90-х годах?! А какие человеческие потери понесла страна в те мрачные годы?! Исковерканные судьбы и даже уход из жизни, в том числе известных в стране людей…

Для многих граждан Украины торговля стала единственным средством заработать на жизнь. Повальный торговый зуд овладел массами. В людных местах Киева, особенно в районе пригородного вокзала, наивных и доверчивых людей обманывали группы напёрсточников. Забыв о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, они надеялись на «госпожу удачу». Подставные лица из той же компании демонстрировали, что она вполне возможна.  Их не смущали истерика и слёзы проигравших вдрызг тёток с баулами, требовавших сатисфакции. Шустрые ребята умели затыкать рот подобным психам. А в случае опасности - быстро исчезать.

На Старовокзальной площади Киева, в кругу напёрсточников, примелькалась фигура высокого грузина с благородной сединой и чёрными, как смоль усами. Автандил Гогоберидзе был хорошо известен, как в криминальном мире, так и в правоохранительных органах. В народе гуляла байка, что когда на Подоле (район Киева) проходил международный симпозиум математиков, выступивший в прениях Автандил Гогоберидзе, опроверг теорию вероятностей при помощи…  трёх напёрстков и одного шарика!

Не задерживаясь в столице Украины, Денисенко уехал к матушке в город Фастов, что в 70 километрах от Киева. Эдуард рассказывал, что попробует устроиться на завод химического машиностроения. Это было большое предприятие союзного значения, их продукция шла и на экспорт за рубеж. Но что стало с заводом после развала страны?  Заботы о хлебе насущном не позволяли Олегу проведать товарища и выяснить судьбу завода. И лишь через несколько лет, когда из Мурманска в Киев пожаловал их общий знакомый, удалось посетить Фастов. Вместе со старшим механиком  мурманского теплохода "Юта Бондаровская" Леонардом Зозуля они и решили навестить, исчезнувшего с поля зрения Эдуарда Денисенко.

В электричке друзья философствовали на тему перемен в жизни и возрастных ощущениях.
- Олег, скажи честно, тебя тянет в море?
- Держаться на флоте пока не спишет медицина?! Нет уж, не по мне такая перспектива. Да и жизненная осень подступила! Но с другой стороны, иногда так хочется убежать от окружающей мерзости на берегу и вернуться в море, чтобы душа отдохнула! Ведь чем хороша наша профессия? А тем, что ты один на один со стихией, работой, проблемами и никто не "капает" тебе на мозги!
-  Скажи, дружище,  а по советским временам не скучаешь? - допытывался Зозуля.
-  Я на сто процентов солидарен с ответом на этот вопрос литовского актёра Юозаса Будрайтиса. А сказал он замечательные слова: «Была молодость. Вот что самое ценное, самое лучшее, самое невосполнимое. И каким бы ни был СССР, всё равно это было моё время, моя любовь, моя жена, мои дети, мой дом. Всё это было со мной - и другой молодости не будет. Так что моя ностальгия не по СССР, а по тому времени».
- Да-а-а, лучше пожалуй и не скажешь! Вот тебе и литовец с независимой теперь прибалтийской республики!

Беседу друзей прервала любопытная картинка в электричке.  Словно на оптовом рынке, снующие между вагонами молодые крепкие парни и женщины, предлагали огромный ассортимент товара: от иголок, прищепок, трусов, до ядохимикатов против колорадского жука, крыс и прочих паразитов. Протопали несколько молодых попрошаек, одетых в модные кроссовки, с одинаковой просьбой о помощи деньгами на срочную медицинскую операцию. По тому же поводу проковылял одноглазый дед, с протезом вместо правой ноги, смахивающий на пирата Сильвера. Некоторые сердобольные пассажиры-пенсионеры, стали ощупывать свои  карманы в поисках мелочи.

И вдруг, от неожиданности все вздрогнули. Олег с Леонардом так едва не поперхнулись любимым тёмным пивом «Славутич».  Двери вагона распахнулись и он наполнился мощными децибелами духового оркестра. Четверо здоровенных парней под аккомпанемент большой трубы, барабана и кларнета исполняли марш «Прощание славянки», плавно переходящий в песенную музыку военных лет. Бодро шагая по электричке, «служители музы» собирали деньги в протянутый футляр от инструмента. Знакомые мелодии вызывали у старшего поколения слёзную ностальгию по ушедшим временам, и они прощались с остатками пенсии. 
- Мы уж как-нибудь протянем, а вот каково молодым без работы? - вздыхали старики, следовавшие на клочок земли, что подкармливал их.
- А что, - справедливо заметил Леонард, посмотрев на ситуацию свежим взглядом, - в условиях безработицы, это лучше, чем воровать и грабить на дорогах...

Дальше они ехали в глубоком раздумье, но оживились, как только ступили на шумный пригородный перрон Фастова. И что же увидели, когда добрались к Эдуарду? Поле деятельности бывшего судового механика - воистину новая, неизведанная  страница его биографии. Завод химического машиностроения в Фастове, как и многие другие предприятия в Украине, просто исчезли. Но что же делать и как жить дальше?! И Денисенко решился...

В своей загородной «фазенде», где когда-то хозяйствовал отец, и оставшейся Эдику по наследству, он занялся...  разведением страусов! Молодых австралийских птиц Денисенко приобрёл в Винницкой области, на страусиной ферме. Эта суета на новой для Эдуарда ниве, помогла ему избавиться от гнетущей тоски и чувства земной неполноценности. Трудолюбивый, талантливый в морской профессии человек, нашёл себя на берегу, пусть не сразу, на ощупь, но премьера, на взгляд друзей,  была удачной. Главное, что он ожил, появилась вера в свои силы. Зная характер Эдика, гости были уверены, что всё у него получится! 

Стармех Леонард Зозуля бурно выражал свой восторг:
- Неужели это Эдуард Денисенко, бывший покоритель женских сердец от полярного круга до знойных тропиков?! Глазам своим не верю, известный на всём флоте механик разводит страусов. Расскажу в Мурманске - не поверят!
- А что? Страусы очень хорошо акклиматизируются, а взрослые особи весят до 90 килограмм. Приезжайте на следующий год, угощу страусиной яичницей. К вашему сведению, господа моряки: в кладке у них до 15 яиц, а каждое - в диаметре 12-15 сантиметров, - со знанием дела поведал фермер.

Отведав в саду дары осенней украинской природы, бледнолицый гость с Севера, стармех Зозуля, ради комплимента, а может с лёгкой завистью, обратил внимание на цветущий вид хозяина ранчо:
-  Эдуард, да ты молодел лет на десять!
- Старина, мы искренне рады за тебя, - и Олег обнял старого друга и новоявленного фермера.
Эдик смутился и быстренько потащил друзей к столику в саду. Среди горы овощей на нём аппетитно выделялись свиная поджарка и запотевшая бутылка украинской горилки с холодильника. Жизнь продолжалась…
14 Чемодан с сюрпризами
Инна Рогачевская
для конкурса http://www.proza.ru/2014/08/31/1299

Зачем она меня к себе пригласила? Ведь знает, что не люблю её, терпеть не могу. Почему у меня такой характер, не могу отказать, этим она и пользуется. Приеду, предстану перед её кошачьим, жёлтым взором и что? Улыбки, объятия. "Как доехала, милочка? Ты совершенно не изменилась за прошедший год, милочка. Такая же красавица! Какое у тебя платье! Оно так идёт к твоим глазам! А этот шарф, загляденье просто. Мне бы такой! Подаришь? Вот и спасибо. А плащ! Фасон! Расцветка! Где такой прикупила? Тоже даришь? Боже мой, ты сама доброта и щедрость, как  и я. Всем  всё дарю, лишь бы сделать приятное".

Возьму и не поеду. Отправлю ей сообщение, чтоб не ждала напрасно. Интересно, как она отреагирует? Обидится? И пусть. Плевать на её обиды и настроение. Нет, не хорошо, она ведь ждёт.
Что взять с собой? Почему летом так хочется путешествовать, набрав  воз  лёгких сарафанов, тонких блуз, босоножек, шорт и ехать, ехать,ехать, не важно куда - куда глаза глядят.
Жёлтый плащ косится оттопыренным карманом, оплакивая свою участь. Он-то знает, что будет подарен другой. Бежево-салатовый шарф, небрежно брошенный на плащ, недоволен. Чувствует, покупала не себе – для неё. Сапоги на тонком каблуке застыли на полу, опираясь друг на друга мягкими спинами, ждут выхода. Чемодан…
Не люблю собирать чемодан. Никогда не знаю толком, что с собой брать в дорогу.
   - Чемодан у тебя какой-то грустный получился, - он смотрит на меня и чемодан. - В нём всё серое, как осенние тучи. Возьми с собой шелковую блузку.
   - Зачем она мне? Не пригодится. Осень.
   - Именно, осень. Она любит слияние красок, переливы, блики, оттенки, а ты взяла только грусть. Возьми скрипку, ноты, настроение. Да, не забудь туфли на шпильке, красивый, яркий свитер и обязательно красные резиновые сапожки, чтобы прыгать по лужам. Да, чуть не забыл, а твой зонт фиолетово-жёлтый, положи в чемодан, будешь под ним гулять с дождём под ручку. Ты ещё сомневаешься? Дождь будет тебе напевать песенку, а ты – улыбаться ему в ответ. Я уверен - вы споётесь. У него столько голосов, не то, что мне "слон на ухо наступил". Ну, улыбнись.
Я улыбаюсь, он такая прелесть, но неожиданно впадаю в грусть, ведь он уходит. Он мой любимый сезон. Он моё лето. И хотя лето среднего рода, для меня он  дорогой мужчина, таким я его чувствую.
   - Ты же знаешь, я должен уйти. Не грусти. Поезжай. Тебе понравится у неё в гостях. Нет, не возражай. Согласен - она странная, но так прелестна. И характер у неё такой же, как  у тебя – "десять пятниц на неделе". Женщины!!!

Она встречает меня на вокзале. В шуме паровозных гудков, россыпях дождевых капель, среди множества незнакомых лиц и голосов я слышу её звонкий, весёлый смех.
   - Ты приехала, милочка, как я рада. Где твоя сумка?
Я указываю взглядом на огромный, пухлый чемодан, готовый треснуть по швам от избытка содержимого и чувств.
   - Что ты привезла? Слона? – она улыбается, но глаза загораются
 любопытством.
Я раскрываю чемодан, из него выпархивают на свободу: скрипка, ноты, фиолетовый зонт, две пары красных, резиновых сапог, яркие свитера, блузки, туфли, шарфы, разноцветные бусы и …конечно же, жёлтый плащ.
Её глаза сияют восторгом, как у каждой из нас. В них смешиваются краски  дождливого дня, переливы радуги, жёлтая розовость осенней листвы, ночной прохлады и желания. Какого? Спросите у женщин?
   - Это всё для тебя, почти всё, - говорю я, улыбаясь. - Чемодан с осенними сюрпризами, для Осени.
Мне весело и радостно, как никогда. Оказывается, делать подарки так приятно!
Почему я люблю осень? Как её не любить, ведь мы с ней так похожи….
15 Осенние монетки. Зарисовка
Людмила Дворяшина
Написано под настроение:)

------------------------

***
Она смотрит, как он тягучей струйкой льет на золотистый блин густой янтарный мед. Как потом размазывает сверкающие спиральки по всей поверхности кружевного теста и, скрутив из него тоненькую колбаску, отправляет ее в рот.

- М-м-м...
- Вкусно? - улыбается она коварно.

Его рот занят наиважнейшим процессом, потому говорить едок не может. Лишь кивает взлохмаченной головой.

- И кто это тебе блины такие вкусные напек? - новый вопрос, на этот раз - елейным голоском.

Он улыбается, продолжая жевать, и едва не давится в смешке:
- Ты предсказуема, Варь! Так и думал, что об этом спросишь!

Она в ответ хмурит брови:
- Знаю я тебя! Если бы я чего другое спросила, ты бы так же ответил!

- Не-а, - принимается за следующий блин. - Просто я тебя слишком хорошо знаю. Сметану подай.

За окном бушует осень. Бьется в стекла холодным дождем, пытается проникнуть в еще незаклеенные на зиму окна воющим, пугающим неуютом, ветром.

- Завтра окна заклею, - констатирует он. - Так что с тебя — нарезанная бумага.
- Сделаю.

...Осень. Самое коварное. Самое страшное время года. С детства. Нет, с юности. Вернее с того момента, как эта юность закончилась. Навсегда. Тогда казалось, что солнце уже никогда не будет светить ярко. И ту первую взрослую боль придется носить всю жизнь. Словно траурную вуаль, через которую мир кажется чужим, ибо ему все равно, что скрывают твои глаза.
Груз 200. Вот и все, что осталось от юности.
Мертвые листья падали под ноги фальшивыми монетками. А люди несли эту смерть к себе домой, проглаживали ее горячими утюгами, хранили в книжках, скручивали в венки и гирлянды.
С той поры каждую осень Варя умирала. Депрессия накатывала так предсказуемо, что она привыкла ее ждать. Как неизбежное зло. Как вынужденную жертву...

А потом, осень подарила ей его. Вот этого лохматого. Любителя блинов и компьютерных ходилок-бродилок-стрелялок. Словно вместо умершего щенка робко предложила другого. Непоседливого, ершистого, принципиального и жутко ответственного. И сразу — раз - щелкнул тумблер, переводя железнодорожную стрелку.

- Слушай, а давай к Неве съездим. На дырку от Авроры полюбуемся, - тарелка с блинами почти пуста.
- Ты посмотри погода-то какая! - Варя тычет пальцем в окно.
- Нет плохой погоды, - глубокомысленно заявляет он, - есть плохая одежда! А у нас с этим — полный порядок! Зря, что ли, тебе сапоги покупали?

...«Дворники» сгоняют с лобового стекла осенние потоки. За стеклом проплывает город, дразня разномастными зонтиками. Из стереосистемы пробивается в эфир невесть из каких далей прилетевший голос Муслима Магомаева - «..ты — моя мелодия, я — твой преданный Орфей...»

Варя начинает подхихикивать. Потом громче, и через некоторое время хохочет, прижав ладошку к губам.

- Что? - он перехватывает ее улыбку, - прекрати смеяться! Варька, ты водителя отвлекаешь!
- Я — твоя мелодия, ты — мой трепетный Орфей! - басит Варя и снова заходится в смехе.
- Ну, - он переключает скорость, - в трепетности нам, отличникам боевой и политической подготовки, не откажешь! Трепещем, как лист на ветру!

И, словно подтверждая его слова, к стеклу намертво прилипает разлапистый зелено-желтый кленовый лист.

- А поехали в парк? - вдруг просит она.
- А поехали! - соглашается он, сворачивая на соседнюю улочку.

Мокрые листья льнут к ногам, словно промокшие и брошенные котята. Дождь, сменив настроение, едва моросит. В парке безлюдно. Пахнет грибами и прелой травой.

- Я люблю тебя, - прижимается головой в капюшоне к его мокрому плечу.
- Я знаю, - тихо произносит он, сжимая в ладони ее пальцы.

- Красиво, - Варя запрокидывает голову, позволяя осени коснуться лица.

Луч солнца пробивается сквозь низко висящие тучи, на мгновение высвечивая разноцветье притихших кленов, лип и берез.

- Красиво, - соглашается он и, не выпуская ее пальцев, прячет свою руку и ее ладошку в теплый карман.

Осень хохочет, осыпая тесно прижавшуюся друг к дружке пару солнечными монетками...
16 Мадам О. Любовь и голод
Игорь Влади Кузнецов
ОСЕНЕБРИ:
КАПЕЛЬКИ ТЕПЛА И АРОМАТА

Наконец-то нас осенила осень...
Над скошенными, пустеющими полями смеётся озорное, уже не жаркое солнце.
Оно знает, что спелые, крепкие семена трав будущей жизни упали в потемневшую от частых дождей, насытившуюся влагою почву.
Поэтому осенней порой солнышко согревает землю ласково, по-матерински.
Оно сберегает, словно целебные капли ароматного чая, последние крохи тепла для тех растений и деревьев, которые ещё зелены, будто им позабыли сказать, что вскоре ударят заморозки.
Наши головы куда-то потерялись за лето, и тела словно чужие: они странно-подвижны и невесомы от недосыпа.
Душа напоённой земли парит, купаясь в частых, клокастых туманах.
Плещет в пруду вместе с играющей рыбой.
И вдруг взмывает в промытое осеннее небо цвета слегка выцветшей бирюзы с редкими прожилками облачков - вслед за улетающими на юг журавлями.
Их прощальные клики отзываются в наших сердцах предощущением чего-то неведомого, далёкого, неистово чаемого.
Словно таинственные предвестники новой, радостной, новорожденной жизни после предстоящего белого забытья зимы, они дают нам надежду.
Надежду и веру в неизбежное журавлиное возвращение.
В счастье новой встречи.
В обновление жизни в новых гнёздах, в новых здоровых детях, в неостановимо радостном будущем.
*

Ну что, дорогой старина-дом, о чём ты задумался?
По твоей крыше мягко шелестят прохладные осенние дожди...
Сердито ворчат лестницы и половицы...
Хорошо помню, как ты по утрам
выпускал всклокоченных и непричёсанных жильцов
из подъезда - ненаглядных птенцов из ладоней.
И вставали на крыло у тебя на виду.
Пусть старый дом слегка утонул в асфальте -
они не спешат улететь к новостройкам.
Кружат и кружат в вышине на расстоянии взгляда...
*

Прохладным осенним вечерком самое время неспешно насладиться пиалушкой-другой чая.
Насладиться волшебным теплом и ароматом.
Итак, ЗЕЛЁНЫЕ ЧАИ "ЦАРСТВА И".
Но фишка-то в том, что для правильной заварки любого зелёного чая совершенно не подходит традиционный метод заварки.
На "безрыбье" сгодится ситечко, наполненное зелёным чаем и вставленное в носик обычного заварочного чайник с китятком.
А лучше использовать специальный агрегат со стационарным ситечком или сеткой.
Китайские умельцы щедро снабжают ими лавки всего мира.
Теперь приступаем.
2 ч.л. зелёного чая обдать довольно горячей водой. Первый чай слить.
Уже проснувшийся чай снова обдать горячей водой, которая пройдёт через ситечко с чаем - и напиток готов.
"Настаивать" зелёный чай не нужно: обретает хорошо знакомый горьковатый привкус.
Заваривать один и тот же зелёный чай можно пять-шесть и более раз.
На "Шёлковом пути" веками принято пиалушку-напёрсток держать на трёх пальцах правой руки (2-снизу, 1-сверху для равновесия).
Сразу не пить!
Три движения малого маятника перед губами позволят оценить аромат и соединиться с душой чая.
Женщины согласно восточной традиции должны дополнительно поддерживать пиалушку снизу указательным пальцем левой руки.
Мужчинам сложнее. Каждая пиалушка чая должна быть прикрыта ладонью левой руки, и после "маятника" обе руки описывают круг от сердца-вверх-вдаль-вниз-к губам.
Чаепитие практикуем несколько раз до насыщения чаем, вкушая его вкус и ароматы.
Рекомендую ВЕЛИКИЕ ЗЕЛЁНЫЕ ЧАИ:
(это не шутка!)
а. "МОЛОЧНЫЙ ЧАЙ" необыкновенно душист. Он отлично утолит жажду, смягчит жёсткое дыхание, воздействует на простуженное горло.
б. "ЖЕЛЕЗНАЯ БОГИНЯ"-разновидность чая "УЛУН"(чёрный дракон).
Употреблять в течение всего дня в качестве бодрящего средства. При долгой работе с компьютером частично снимет вредное воздействие. Снимает также похмельный синдром, так как обладает ярко выраженным бодрящим действием. Помогает работе печени.
в. "АЛЕЮЩИЙ ВОСТОК" (любимый чай Мао Дзе Дуна) изготовлен из фрукта "Гуйюань" и качественной розы. Имеет чётко выраженный нежный цветочный аромат. Постоянное его употребление улучшает обмен веществ и способствует разумному аппетиту.
д. Чай "НАЛОЖНИЦА ИМПЕРАТОРА" целесообразно в первую очередь пить по утрам.
Это-любимый чай последней императрицы Китая Цы Си, знаменитой в т.ч. тем, что стала императрицей из наложницы и до преклонных лет сохраняла здоровую красивую кожу.
Скрученные особым образом чайные листы обваливаются в жень-шеневом порошке.Жень-шень по китайской поговорке "помогает от ста болезней", поэтому чай полезно пить в любом возрасте даже при незначительном недомогании и для профилактики. Этот чай очень полезен для желудка. Особенно рекомендуется женщинам для поддержания красивого цвета лица.
*

БАБЬЕ ЛЕТО МИМОЛЁТНО КАК И БАБИЙ ВЕК

Тиха и застенчива стоит сияющая в лучах солнца осень.
Но немало и нарушителей всего этого позолоченного благолепия.
Например, непоседливые белки неутомимо снуют по деревьям -
запасливые и особенно деловые в канун зимы.
На огромной сосне на уровне поднятой руки прочищают
от жучков старую сосновую кору два весёлых поползня.
Они чем-то напоминают таким же образом снующих
у китовой головы рыб-чистильщиков.
А невдалеке на огромной высоте раз за разом аккуратно
простукивает лёгкие безнадёжно больной старой берёзы врач-дятел.
Ветра нет, и листопад грохочет так, что диву даёшься:
сколько металла обретают в звучании падшие,
свЕргнутые с дерЕв листья.
У каждой берёзы своё бабье лето.
Вот пышная, белотелая, длинноногая,
с золотою роскошной причёской.
В ней столько жизненной силы,
что даже могучий ветер разденет её самой последней.
Рядом - огромный пень и старая сыроега.
Вся шляпа гриба чёрно-красная,
ножка в бурых подтёках - словно сползают чулки.
Края шляпы загнуты, и в образовавшейся
небольшой "лужице" плавают: кверху брюшком букашка-утопленница,
бурые еловые иголки да пара листиков.
А вот другая берёзка - робкая и тщедушная.
Она притаилась на опушке,
жмётся к невысокой пушистой ёлочке и роняет, роняет листы,
словно девичьи слёзы о своей горькой участи в наступающих холодах.
Бабье лето мимолётно, как и бабий век...
*

Вспомнилось:
"Есть время природы особого света,
Неяркого солнца, нежнейшего зноя.
Оно называется
Бабье лето
И в прелести спорит с самою весною."
*

ТАЙНЫ ПАУЧЬЕГО ЦАРСТВА

Поближе к холодам лес становится всё более и более прозрачным и вызывающе звонким.
Каждое полуодетое дерево - словно солист посреди холодной сцены перед ещё не наполненным\или опустошённо-опустевшим? залом.
Зелёная масса стремительно жизненное пространство тончайшим паучьим нитям, которые медленно, но упорно начинают связывать листики, тонкие веточки, потом - рядом стоящие кусты.
Наконец пауки перебрасывают свои сигнальные нити через тропинки.
Сколько по ночам на этих тропках будет выпито\высосано\загрызено насекомых - навсегда останется тайной.
Лесные звуки смещаются в самые высокие октавы и теперь напоминают неистовую весеннюю капель.
Однако не стоит обольщаться.
Это бьёт по последним не сброшенным деревьями листочкам тяжёлая артиллерия огромных дождевых капель.
И трудно сказать: это слёзы лесной радости или печали.
Дожди и роса смывают, сдирают пёстро-зелёный покров, отдавая лес в эти осенние ночи на разграбление наглому ветру.
Каждое дерево из последних сил пытается сохранить свой изрядно потрёпанный наряд\сопротивляется\протестует\не хочет сливаться в обнажённую одноцветную массу коричневого окраса.
Но ветер нещадно сорвёт последний покров листвы с полунагих ветвей и строго поочерёдно обнаружит стройность стволов, у которых останется слабенькая защита от предстоящих морозов: собственная кора...
*

ОСЕНЬ.
Шишки падают с сосен.
Пусто.
Пальцев лёгкого нет хруста.
Робко
Погулять с нею просит тропка.
Где-то
За стогами шуршит лето.
Знаю,
Зазвенит всё опять к маю.
Только
Уж не нам белки будут кричать:
Горько!
*

Прощальным осенним штрихом:
лесной "бассейн" полный шорохов-палой листвы-банных запахов-очарования нехотя уходящего нежного тепла и мягких объятий солнца.
Эту картинку из непутёвой юности - купание в огромных горах золотых листьев - знаю по Сибири.
Там на излёте бабьего лета в укромной лощинке ветер поднимает золочёную стену листьев почти до середины окраинных берёзок.
И образуется естественная драгоценная "братина".
Потому-то сей уголок и назвали Золотой долиной.
Оценим ли неброские подарки осени в преддверии зимних ожогов?
17 На номерах
Владимир Зангиев
  Очки я ношу давно. С раннего детства уже был подслеповатым ребёнком. Хоть и вымахал
до нынешних своих размеров, а давнишний детский мой недуг так и сохранился. И через него
многие казусы я испытал в жизни. Вот так и в тот раз, о котором  хочу сейчас
доверительно поведать. Отправился я с группой своих товарищей на охоту на кабанов. Дело
было в Памирских горах. Выбрали одно удобное ущелье, которое, затем, будто река,
расходилось на несколько рукавов. На каждом из рукавов посадили стрелка, назначив всем номера.
Самое лучшее место было у того, кто устроится в конце главного ущелья, ибо когда
загонщики погонят по нему кабанов, звери непременно ринутся к концу ущелья, чтоб затем
устремиться в ответвляющиеся рукава. На самой развилке господствовал высокий утёс,
миновать который стадо никак не могло. Каждый из охотников желал оказаться в засаде на
утёсе, но предпочтение было отдано мне. Разобрались все по своим местам, замаскировались
и притаились в ожидании стада. Трое загонщиков поехали окружным путём (чтоб не
потревожить залёгшего на днёвку зверя) к началу километрового ущелья: оттуда они начнут,
создавая шум, гнать стадо на нас.
  Я резво взобрался на самый верх утёса и принялся устраиваться там. А кругом красотища!
Ранняя осень, деревья радуют взор радужным разноцветьем, воздух будто зачерпнут из
родникового ключа. И звонкая тишина, какой не бывает в городе. Прямо райские кущи.
И так стало на душе легко и замечательно, что захотелось петь. Я решил: пока
загонщики доберутся до начала ущелья, потом, когда ещё дойдут до меня - пронесётся уйма
времени, так что, я вполне могу себе позволить порадоваться прелестям жизни. А когда
стадо приблизится ко мне,  услышу и... не промахнусь.
  Короче, повесил я ружьё на растущей тут же фисташке, сам удобно растянулся на мягком
золотом ковре из опавших листьев и, разомлевший на ласковом осеннем солнышке, замурлыкал
себе под нос куплеты из популярных шлягеров. Издалека эхо донесло до меня пару
выстрелов, но когда ещё загонщики доберутся сюда. И я продолжал беззаботно наслаждаться
жизнью.
  Через некоторое время от подножия утёса донеслось:
- Эй, наверху! Ты спишь что ли?
  От неожиданности я поперхнулся последними словами напеваемой песенки:
- Чёрт возьми! В чём дело? Откуда там люди?
  Я расторопно подскочил с места и кинулся к краю моего укрытия. Ба! Да это же наши
загонщики толкутся внизу. Оттуда мне крикнули:
- Где кабаны? Почему не стрелял?
  С идиотской уверенностью я ответствовал:
- Здесь и мышь без моего ведома не проскользнёт!.. а не то чтоб целое стадо диких
кабанов.
  На что мне предложили немедленно спуститься и разобраться на месте. Тут всё и
выяснилось.
  Чёткие свежие кабаньи следы показали, что стадо добралось почти до самого моего утёса,
затем, не направилось ни в одно из ответвлений ущелья, где спрятались стрелки,
а резко ринулось прочь, рванув вверх через боковой склон.
- Что ты там делал, что животные издали почуяли тебя? - недоумённо вопрошали
разочарованные мои друзья.- Как ты мог не заметить прямо перед твоим носом пронёсшееся стадо?
Ты не только подслеповат, но и глуховат оказывается.
  Что я мог им ответить?..
  Неудачу списали на мою близорукость.
18 Ну, здравствуй, осень
Аркадий Федорович Коган
- На прошлой неделе мы написали сочинение «Как я провел лето». А что это значит?
- Это значит, что лето кануло в Лету, - глубокомысленно произнес сидящий за второй партой рыжий очкарик по кличке Нострадамус.
- Умница, - с трудно скрываемой неприязнью сказала Диана  Михайловна, - Может быть, ты знаешь и то, что мы будем делать сегодня на уроке?
- Думаю, что знаю, - Нострадамус уверенно ткнул себя в переносицу, поправляя очки. – Мы будем писать сочинение на тему «Здравствуй, осень».
- Откуда ты знаешь, Балетов, - Диана Михайловна не могла скрыть удивления.
- Согласно логике вещей, Диана Михайловна. За летом неизбежно следует осень, - под ехидное хихиканье мальчиков умничал Балетов.
- Ну, что же. Я не могу допустить, чтобы ты, Нострадамус, ошибся. – Замечание учительницы было встречено дружным смехом девочек.

Диана Михайловна стояла у окна и слушала, как шуршат ручки по бумаге, шелестят переворачиваемые тетрадные листы, как перешептываются ученики.
«Сейчас они пишут о красоте листопада, о дожде, который барабанит по стеклам окон, и пытаются соврать, как им это все нравится. Такие маленькие, а уже такие лживые», - примерно так думала учительница, глядя на залитый солнцем школьный двор.

Сегодня был четверг, а значит, после уроков, Диана Михайловна зашла к Феофанычу. Феофаныч был отцом одного из учеников, но не жил с семьей. Последние два года он жил иногда с ней, а иногда еще с кем-то – так она чувствовала.
Феофаныч медленно раздевал Диану Михайловну. Последними с ее красивого тела исчезли кружевные чулочки – таков был заведенный ими ритуал, приводивший Феофаныча в состояние экстаза. Дальше тоже было согласно ритуалу: та же череда поз, те же слова, те же вздохи…

Уложив восьмилетних близняшек спать, Диана Михайловна сидела у зеркала и проводила со своим лицом привычные процедуры. Муж лежал в кровати и листал газету. Время от времени они обменивались репликами обо всем и ни о чем: школа, дети, что-то из телевизора…
Закончив косметические процедуры, женщина вздохнула и легла в постель на свое место между мужем и стенкой. Муж доведенным за годы супружества до автоматизма движением коснулся ее груди, сделал несколько пассов пальцами. После чего исполнил супружеский долг и, довольный своим обедом и женой, отвернулся от Дианы Михайловны. Уже через несколько мгновений он ушел в мир сновидений. Вскоре уснула и женщина.

Диана проснулась затемно от шума дождя, барабанящего в окно.
«И все-таки осень…». Она вытерла невесть откуда взявшуюся слезу. «Должно быть, в глаз что-то попало. Наверное, первая льдинка». И улыбнувшись себе, она сладко уснула.
19 Байки грибные. За Ящерой
Владимир Репин
Дело было в 60-е. Тогда частенько автобусы от организаций возили сотрудников по осени за грибами, был такой сервис профсоюзный, весьма любимый сотрудниками. И вот - грибной заезд от нашего пушкинского культпросвета, объединявшего Дом культуры, кинотеатр и еще что-то в этом духе.

Мама записалась сама, но отправила за грибами меня, благо дело было в конце лета, а я по тем временам перешел, вроде бы, в десятый. И вот старенький автобус, на каких еще Шарапов на задания ездил, идет в направлении Луги, но, переехав речку Ящеру, останавливается перед какими-то ретрансляторными мачтами. Свернули в поле, доехали до мелколесья, остановились.

Грибники с шутками и прибаутками выкатились из салона и на рысях рванули в лес. Знакомых у меня не было, гоняться за ними я не хотел, и потому пошел не спеша к просеке через сосновый борок, растянувшийся неширокой полоской вдоль ЛЭП. Вряд ли он был больше гектара, метров 50 на 200, не больше, народ пролетел его, не останавливаясь, и с гиканьем врезался в кусты за ЛЭП.

Я притормозил у крепенького боровичка, засевшего под сосной. Стоило нагнуться, и стали видны еще два.
- Ух ты, хорошенький! Но мелковат... - раздалось надо мной. Поднял голову - надо мной стоял задержавшийся в автобусе грибник. Но он, так и не заметив стоящих рядом грибов, потрусил догонять развеселую компанию приятелей.

Срезал я и эти, и решил осмотреться здесь подробнее. Крепенькая пузатенькая мелочь от пяти до десяти сантиметров торчала изо мха и хвои то тут, то там. Темные еще круглые шапочки хорошо их маскировали, и они почти не отличались по размерам и цвету от сосновых шишек, россыпи которых лежали тут же вокруг деревьев. Ведро набралось очень быстро, и я, не задумываясь, пересыпал его в рюкзак, в котором лежал термос с бутербродами. Почти под каждой сосной выглядывали мне навстречу новые и новые боровички. Я методично и упорно прочесывал свой гектар, начав с той середины, по которой должны были возвращаться грибники. Но их крики постепенно затихли где-то за просекой.

Второе ведро, третье... Рюкзак был уже полон, но и колок леса был почти прочесан. И всё же последнее ведро я добрал, прикрыл папоротником и двинулся к автобусу. Водитель дремал на солнышке, салон был открыт, и я спокойно запихал и пузатый рюкзак, и ведро под сиденье, вытащив из рюкзачного кармана полиэтиленовый мешок с термосом и бутербродами.

Поел, отдохнул. Народ все еще не возвращался, и я решил посмотреть, что растет вокруг автобуса, в березово-осиновом мелколесье. По сути, это была заросшая опушка с редкими деревцами по два - три метра высотой. К моему удивлению, здесь сразу же начали попадаться очень приличные подберезовики-черноголовики и даже порой - ядреные, крепкие подосиновики. Такие можно было и в мешок положить - до дома доживут. Тем паче, что другой тары у меня уже не было. И вот, когда я добирал этот изрядный, "гастрономный" мешочек, из леса потянулись усталые, промокшие в болоте, все в паутине, грибники с полными корзинками горькушек, сыроежек, волнушек.
На вопросы типа "А как у тебя?" приходилось показывать мешок. Кто-то завидовал, кто-то утешал себя тем, что зато его корзина побольше будет. Водитель погудел для опаздывающих, я быстренько забрался в автобус, прикрыв ногами добычу, и даже успел вздремнуть, пока собирали последних грибников.

Апофигей этой истории наступил, когда начали выгружаться вечером в Пушкине. И рюкзак, и ведро пришлось вытаскивать.
- Нет, вы только поглядите на этого мальца! У него, наверное, таких подберезовиков целый рюкзак нарезан! И молчал! Это ж надо....
Дома аврал с чисткой грибов затянулся чуть ли не до утра.

Был у меня еще один почти чисто "белый" заход похожего объема, но там я был уже состоявшимся грибником, да и грибы были куда крупнее, хотя и идеально чистые. А вот такого количества боровичков одновременно я больше в жизни не встретил. И побывать на этом месте больше не довелось. Хотя - важно ведь не только место, но и точное время, а знать его дано немногим. Повезло!
20 Старая скамейка. рассказ о любви
Татьяна Домаренок
Отцвели уж давно хризантемы в саду.
А любовь все живет в моем сердце больном.
                                                    Романс.
      

    Осенний ветер шелестел листвою. Здесь в скверике ее было очень много. Клены и тополя, ясени и дубы сбрасывали пожелтевшую листву то ли с радостью, то ли с сожалением. Наступал другой период в их жизни – спокойного отдыха и сна. Теперь уже редкая птица засиживалась на голых ветвях. На аллеях стало как-то пусто и одиноко…
Наташа медленно шла через сквер домой. В руках тяжелая сумка с продуктами. Остановилась, увидев любимую заветную скамью, присела на нее, и тут же словно теплая струйка полилась по ее душе, глаза заискрились и ожили. Она вспомнила Олега, его улыбку и мягкий низкий голос, запах одеколона, исходящий от его лица, теплую широкую ладонь. Как нужен он был ей тогда, как нужен он ей был после, как нужен он ей был всегда. Она так и не смогла, не решилась Его забыть…
Этот сквер стал любимым для нее, несмотря на то, что здесь она видела Его в последний раз. Каждый раз, проходя мимо, она вспоминает все, что случилось тогда, эту скамейку, на которой они сидели, и те желтые розы, принесенные им для нее на то последнее свидание. Казалось, он спланировал весь вечер и выбрал розы желтого цвета, чтобы подчеркнуть и утвердить свое решение - ОБОРВАТЬ ВСЁ. Столько лет счастливых свиданий, подаренных им судьбой!
Как любила она Его тогда! Сколько пьяных вечеров проводила с ним, хотя не пила ни капельки. Столько лет страсти, столько лет жизни на облаках. Но Он не пожалел ничего, и резко оборвал все.
Похоже, что она его НЕ ПОНИМАЛА…
Не понимала. А казалось, все было предельно ясно. Их любовь, их счастье на всю жизнь. Но он ушел, ушел от нее навсегда. И оставил горькую загадку своего поступка, не объяснив ничего.
Она рыдала, страдала, мучилась. Ее сердце сжималось от горечи утраты, от невозможности забыть Его и повернуть свою судьбу в другое русло. Ну, зачем, зачем ей было столько лет себя мучить! Но ведь она не мучила себя, просто не могла жить без воспоминаний о нем, о человеке, так  давно ушедшим   из ее жизни.
Эта любовь, постепенно угасающая, но все равно живая, давала ее душе радость и теплоту. Тогда, опьяненная и сжигаемая сильнейшей страстью, она не могла понять Его, теперь же, охлажденный разум все понимал. Он не любил ее, не любил, потому и не захотел оставаться рядом. Ее любовь держала его до тех пор, пока у него не появилась другая, более сильная страсть.
Тогда она не могла поверить в его нелюбовь. Даже когда он женился на другой, и у него родился сын. Она верила, что Он любит только ее, и все равно рано или поздно вернется к ней.  Ведь как же можно бросить в одиночестве на всю жизнь женщину, которая так сильно любит тебя, которая готова на все, ради твоего счастья! Нет, Он не сможет долго жить без нее, Он обязательно вернется!
Годы шли. Она постарела. Но Он не вернулся. И даже не позвонил. Все, происходящее с ней, ему стало абсолютно безразлично. Наконец-таки она поняла это. Но все равно любимый, и так запросто предавший ее человек, не хотел уходить из ее памяти. Сердце женщины, столько лет питавшееся из чистого родника такой безмерной любви, уже не могло жить иначе…
«Саша+Катя=Любовь» - кто-то давно вывел эти слова на старой скамье. Она прочитала их в который раз и подумала: « Сколько эта скамья хранит воспоминаний. Хороших, счастливых и несчастных.  Для меня она сейчас как дорогой друг».
Кленовый листик, слетел откуда-то с высоты к ней на пальто. Она взяла его в руку, повертела – красивый, желтенький, еще живой. Да… Жизнь идет,  меняется, как сама природа, и раскрашивается в новые краски. И это хорошо. Значит, будем жить!

Как будто не было холодных зим,
А лишь весна на годы опоздала.
Я поняла, что ты еще любим,
Как-будто я тебя и не теряла.  Песня.
21 Опять сентябрь
Карин Гур
   Вот и опять сентябрь, на пороге осень.
   В нашей южной азиатской стране осень понятие вполне символическое. Раньше конца октября, начала ноября – дождя не жди. Здесь лето длится долгие месяцы. Уставшее от палящего солнца население, потрескавшаяся земля, деревья, покрытые пыльной, сероватой листвой, ждут с вожделением первых благословенных капель, а до них, увы, ещё очень долго. Возникают ностальгические воспоминания о прозрачном аромате раннего утра, запахе костров, хрустящих яблоках и печёной на углях картошке нового урожая. Я уже давно отвыкла от необходимости что-то заготавливать, закручивать банки, варить компоты и варенья. А опадающие листья и бабье лето – это всё живёт лишь во снах и полузабытых ощущениях. Но и здесь начало осенних месяцев обещает спад жары, прохладу по утрам и вечерам, ожидание приближающегося похолодания.
   В одно такое приятное утро, оставив на потом все свои не важные дела, я отправилась с утра посидеть на лавочке в тени, подышать воздухом, почитать новую книгу. Во дворе было тихо. Дети ушли в школы, в детские сады. Только из открытого окна на третьем этаже доносилась, играемая одним пальцем, гамма и хрипловатый голос вторил:
   - До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до. До, си, ля, соль, фа, ми, ре, до-о-о... Ма- ла-дец, деточка.
   Пристроившись в углу под навесом и не успев ещё открыть первую страницу, увидела, как из подъезда вышла моя соседка Дина и прямиком направилась ко мне. Шла она медленно, опираясь на палочку и что-то бормоча себе под нос. Глядя на неё, я успела подумать, что здорово сдала Дина за этот год после трагической гибели любимого внука Мишеньки, что мы почти ровесницы, а выглядит она, как моя мама и что мне уже не удастся почитать, как об этом мечталось.
   Дина грузно опустилась рядом:
   - Привет, Белла. – Зовут меня Зоя, а не Белла, но я не стала её поправлять. - Читаешь? Что читаешь?
  Я показала ей книгу в бумажном переплёте:
  - Вот, Пашкова, новый роман «Пакт».
  - А, Машкова... Читала, мне Мишенька приносил.
  Книга появилась в продаже лишь пару месяцев назад.
  - Ох, устала я что-то от жарких этих дней, скорей бы суккот*, может  уже польёт дождик. Правда, сегодня приятно на улице, ветерок даже... - Дина замолчала и уставилась на меня, словно впервые увидела. Огонёк узнавания мелькнул в её глазах и она перевела взгляд на соседские окна, откуда продолжал звучать музыкальный урок.
  - Ну, что ты скажешь? Новый Моцарт растёт. Мишенька тоже играл на гитаре, а пел как...
  Во двор лихо въехала серебристая «Ауди». С двух сторон распахнулись двери и из машины выскочила парочка: соседская Алина и её дружок - высокий загорелый брюнет. На Алине надеты синие в облипочку джинсы и короткая майка. Парень тоже был в майке и шортах. Молодые люди бросились в объятия друг друга и стали самозабвенно целоваться, словно не виделись целый год, а не выпорхнули полчаса назад из постели, в которой провели вместе всю прошедшую ночку.
  Мы с Диной внимательно наблюдали бесплатное кино. «Ну, - подумала я, - сейчас Дина им выдаст под первое число...» Но я ошиблась:
  - Слушай, Рая, как она эти подштанники на себя натягивает? Ни застёжки, ни молнии... Маслом ноги, что ли смазывает?
  Наконец, девушка оторвалась от парня и убежала домой. Юноша пропипикал ей вслед и машина уехала.
  - Моя помощница выставила меня на улицу, порядок наводит... – Дина замолчала и уставилась на подъезд напротив. Из двери вышла пара: невысокий пожилой мужчина в отутюженных брючках, светлой тенниске и полноватая женщина в голубом сарафане с хозяйственной сумкой на колёсиках. Она взяла его под руку.  Проходя мимо нас,  они раскланялись  и отправились в магазин за покупками.
   - Ты видела, видела, - Дина толкнула меня в бок, - отхватила кавалера, подумать только, что он в ней нашёл. - Она загадочно улыбнулась.
  – Ты знаешь Семёна, который живёт рядом с остановкой автобуса? У него такой балкон, ну такой, такой... Так он за мной ухаживал, ага, представляешь? – Она провела рукой по седым волнистым волосам. – То то, то сё, на улице остановит и всё меня расспрашивает, как, мол, я живу.  И однажды напросился ко мне на чай. Я купила тортик, фрукты, пусть зайдёт, думаю, не убьёт ведь. Он пришёл красиво, с цветочками, и заявил, что у него самые серьёзные намерения. Мы уселись на диван и он... ой, не могу... он стал меня щупать. И всё целоваться лезет и на диван укладывает.
   Глаза у Дины блестели, щеки раскраснелись.
   - И что? – История меня заинтересовала. – Уложил?
   - Нет, я ведь, дура, к такому повороту событий была не готова, на мне был старый заношенный бюстгальтер, я стеснялась, что он увидит... Так у нас ничего и не получилось. Что ты думаешь? Я пошла и купила себе два новых, красивых, с кружевом,  только Сёма больше не домогался. Ой! – Она поднялась. – Живот крутит... У тебя как, всё нормально?
   Не дождавшись моего ответа, она стоя, полчаса в подробностях рассказывала мне обо всех проблемах функционирования её желудочно-кишечного тракта.  Из окна высунулась София, её приходящая помощница:
   - Дина Аркадьевна! Я уже убрала, идите домой смотреть сериал.
   - Убрала, знаю как она убирает... – проворчала Дина, - под шкафом точно не мыла. - Она махнула рукой. - Ладно, Зоя, читай свою книжечку, не сердись на меня, старуху. Мне и поговорить дома не с кем.
    С дороги донёсся, усиленный громкоговорителем голос водителя, разъезжающего на тарантайке, собирающей старое барахло:
     - Алтэ захен, алтэ захен!*
     - Слышь? Это обо мне...
  Тяжело опираясь на палку, Дина уходила домой. Я смотрела ей вслед и меня душил стоящий в горле ком.

* суккот - Осенний еврейский праздник урожая. Считается, что в суккот начинаются первые дожди.   
* Алтэ захен – старые вещи (идиш)    
22 Падал желтый лист
Александр Стешенко
     Падал желтый лист.
     Он падал и думал: как же коротко лето. И как быстро оно закончилось. Как неожиданно налетели колючие ветра холодной дождливой осени. Как  мгновенно падение. И как скоротечна жизнь.

     Падал желтый лист.
     Его не съели прожорливые гусеницы. Не иссушил жестокий июньский зной. Не оторвал ураганный ветер разбушевавшейся в середине лета стихии.
     Его миновал страшный лесной пожар: огонь остановили свежевырытый ров и теплый июльский ливень. А лесорубы не тронули дерево, оставив материнское растение на краю вырубки.
     И все жизненные неурядицы обошли его стороной.

     Падал желтый лист.
     Наверное, он был баловнем судьбы. Проклюнувшись из клейкой бурой почки в светлый день теплого мая, он удивленно взглянул на окружающий мир. А вокруг, среди реликтовых сосен и вековых кедров, просыпался лиственный подлесок. И кипело буйными насыщенными красками безграничное пространство таежного леса. Ярко-оранжевые жарки, желтые первоцветы, красно-розовые и фиолетовые легочницы-медуницы обильно декорировали зеленое полотно одиноких полянок. Важные  напыщенные глухари деловито осматривали прошлогодние брусничники. А желтощекий уж лениво лежал на солнцепеке, разогревая кровь, остывшую за долгую сибирскую зиму.
     Осмотревшись и осознав радость бытия и молодости, лист оптимистично развернул свои  плечи, затекшие от скрюченной спячки в почечной капсуле, и пошел в неудержимый рост. Навстречу новому дню, теплу и солнцу. Мощным нарастающим крещендо.


     Падал желтый лист.
     Он рос на самой верхушке высокого дерева. Здоровым и сильным. Его ласкало и нежило доброе солнце, вливая жизненную энергию Космоса в каждую клеточку юного организма. Раскрашивая богатой зеленью хлорофилла и превращая лист из слабого бледно-зеленого младенца в уверенного крепыша.
     Бесспорно, он был красавцем и выгодно выделялся среди подобных ему. С ровным выверенным силуэтом. Классическими формами. Яркий представитель своей породы.

     Падал желтый лист.
     Налетевший порыв ветра чуть-чуть приподнял его. И вселил надежду. На мгновение ему показалось, что сейчас он вернется. На прежнюю высоту. В прежнюю жизнь. В теплое и беззаботное лето. Окажется на своем привычном и любимом месте. На самой верхушечке большого раскидистого дерева. Где неиссякаемый солнечный океан омывал его своими ласковыми водами, разбрызгивая живительные флюиды тепла и счастья. Где был бесконечный праздник. И где молодые и веселые листочки шелестели дружным хором под аккомпанемент радостного ветерка. Напевая жизнеутверждающий гимн: все что зелено и молодо, и растет изо дня в день – неудержимо.
     Но в прошлое не возвращаются. Никогда.
     И ветер не вернул его в прежнюю жизнь, а лишь на мгновение приподнял ввысь. Сыграв короткий ностальгический этюд воспоминаний, и возбудив несбыточные мечтания. Но земное притяжение вернуло в реальность.
     И падение продолжилось вновь.

     Падал желтый лист.
     А ведь когда-то он был высоко. Очень высоко. Не где-то там, на нижних ветвях. И даже не в середине густой раскидистой кроны. А именно на верху. На самом верху огромного мощного дерева. Где было больше всего тепла и света. И откуда было видно все.
     И он гордо смотрел вокруг. И снисходительно вниз.

     Падал желтый лист.
     И чем выше ты когда-то находился, тем больнее твое падение. Но боль возникает не от удара о землю. Она появляется в глубине тебя. Еще до столкновения с земной поверхностью. От осознания того, что ты обязательно упадешь. От понимания неотвратимости этого. От твоей тупой опустошающей беспомощности. И это невыносимая, внутренняя боль. Намного сильнее, приближающейся физической.
     И чем дольше ты падаешь, тем больше находишься в состоянии раздумий и размышлений. А изнуряющая, выматывающая, непреходящая, гнетущая хроническая боль убивает твою волю.
     И медленное кружение в хороводе листопада с неизбежностью завершения этого осеннего танца только усугубляет твое тяжелое состояние.

     Падал желтый лист.
     Он оторвался от родительского растения и покинул место своего обитания одним из последних. Не в конце лета, при первых ночных заморозках. И даже не в начале осени, когда начались холодные затяжные дожди. Он переждал первые атаки наступающих холодов и успел порадовать своей нарядной ярко-желтой окраской таежные просторы в короткие теплые дни бабьего лета. Он стойко выдержал непрерывные разрывные удары шквальных ветров поздней осени. И настойчивые притязания мокрого липкого снега, обильно разбавленного дождевой влагой.
     Друзья-листья давно его покинули. Даже очень близкие. Которые когда-то были рядом, на соседних ветвях. Оставив одного. Не выдержав тяжелых испытаний. А он упрямо сопротивлялся. В гордом одиночестве. И не рассчитывал на чью-либо помощь.
     Но вдруг, как-то сразу, постарел. В одночасье. Превратившись в жалкое сморщенное подобие гербарного экспоната. Слабых старческих сил оказалось недостаточно, чтобы сохранять свою прежнюю позицию. Оторвавшись от верхушки дерева, он покинул родное место. И ушел. В свое последнее, несвободное падение.

     Падал желтый лист.
     И вот он упал.
     И теперь лежал в грязной мутной луже. Среди разных листьев и листочков. Причудливых форм и очертаний. Различных размеров. Некогда таких же сильных, как и когда-то он. И слабых, еле обозначивших свое существование в этом мире. Желтых, бледно-желтых и ярко-желтых. С разными оттенками и изъянами. Бурых и даже красных. И былые заслуги здесь не учитывались. Пространство лужи было распределено между ними случайным образом.
     Желтый лист еще видел кусочек светлого голубого неба, неуверенно пробивающегося через темные дождевые облака, но уже слышал чьи-то приближающиеся шаги, хлюпающие по прокисшим осенним лужам.
     Вот и все.
     Ботинок случайного прохожего смачно втоптал его в мутную грязь.
     Толстая рифленая подошва
                                уничтожила индивидуальность.
     И земля уравняла всех.
23 Старик и Марта
Лидия Березка
Рассказ

«Спешите любить людей, они так быстро уходят…» /Ян Твардовский/

Павел Павлович по своему обыкновению проснулся рано, запустил обе руки в свою густую и уже совсем седую шевелюру. Он встряхнул головой, отходя от  короткого и неспокойного сна и, в который раз пожурил про себя свою жену Полину, ушедшую из жизни так рано, то есть, прежде него. Кто-то скажет, семьдесят – это хороший возраст! А кто-то подумает, вот сейчас только бы и пожить для себя. Но, как говорится, все познается в сравнении.

Палыч, как к нему по-дружески обращались все в деревне и даже дачники, прошел к рукомойнику в сенях, освежился и, наконец, вышел во двор, где виляя хвостом, буквально вязал его ноги Шарик. Хозяин легко приваживал к дому всякую живность. Он, то прихватит с собой перебегающего дорогу хромого ежа, а то занесет в дом истощенного котенка, подкинутого через изгородь кем-нибудь из соседей. Так, оставляя новых друзей на зиму, он их подлечивал, подкармливал, но и спуску не давал, а строил их по вросшей в самую кожу командирской привычке. То лаская, а иной раз и гневаясь, переживали они вместе холода и иные невзгоды. А вот летом, занимая себя делами по хозяйству, больше похожими на уход от мрачных мыслей, выпускал своих домочадцев на волю. 

Этот год он зимовал с беспородной дворнягой, с рыже-коричневыми пятнами по белой шерсти, приблудившейся к нему по прошлой дождливой осени. Вот и до лета дожили они с Шариком. Палыч понимал, что не хватает у него уж ни тепла, ни терпения на ласки да неприхотливый уход за животным. Он не только своих прирученных домочадцев, но и себя то, иной раз забывал накормить. Также он понимал, что если они и расстанутся, то горевать не будет. А потому и порешил, что как-нибудь вывезет пса подальше от дома, да там с ним и распрощается. А вслух произнес:

- Не пропадет, не зима на дворе, – он глубоко вздохнул, - а мне уж и за собой  не больно хочется приглядывать.
 
Если же становилось невмоготу от своих ранений, полученных за годы непростой военной службы, да душевной боли одиночества, он и вовсе часами просиживал в своем «блиндаже», устроенном на заднем дворике из небольшого хозяйственного вагончика, заросшего виноградной лозой, словно прикрытый от любопытных глаз маскировочной камуфляжной сеткой. Там у него в столе хранился наградной пистолет, а на плечиках под плащ-палаткой парадная форма в орденах и медалях.  На столе рация, сумка-планшет, а по стенам - фотографии боевых друзей. Здесь же у него хранилось и охотничье ружье. Все всегда на своем месте. В своих мыслях он часто задавался вопросом:  «Почему это так неловко говорить о боевых подвигах? А ветеранов поздравляют лишь только в специально назначенные кем-то в календаре дни боевой славы. В остальное же время в чести сейчас, разве что  вороватые умельцы, удачно провернувшие очередное дельце. Такое вот оно мирное время, за которое немало было положено голов истинных патриотов. Эх, Родина!».   

Палыч по-прежнему часто и подолгу в мыслях, а то и забывшись, что-то спрашивал или отвечал вслух, возвращаясь к разговорам со своей покойной женой. Он даже многое устроил на городской лад в самом доме, так как хотела его Полюшка. Да только самому уж все это давно не было нужно. Он легко расставался с какими-то вещами, на которые падал завистливый соседский взгляд. Его век подходил к концу, а он все думал, думал, да вспоминал былое, произошедшее с ним в годы молодые, а вроде и совсем недавно. И тогда на его лице, с бороздами, нарисованными временем да жестокими годами войны, помноженными на офицерский долг, появлялась улыбка, искрился глаз, расправлялись плечи, а грудь поддавалась вперед, выдавая военную выправку.

* * *

Как-то его пригласили на спонтанно возникшую вечеринку к дачникам на соседнюю улицу. Он давно уже отвык от веселых посиделок, да и одному ему было как-то неловко. Но, немного подумав, он все же собрал гостинцев со своего огорода, прихватил бутылочку, да и поближе к закату пошел в гости. Уже у самого дома, огороженного живой изгородью, украшенной вьюнами, до его слуха донеслись красивые звуки музыки, исходящие от струн гитары и голос, который сразу потряс его. Он подумал: «Значит, все же есть настоящие голоса на Руси! Только жаль вот, что все реже слышишь хорошую музыку по радио. А по телевидению, - он вздохнул, - так и вовсе смотреть совестно, увидеть же воочию - только мечтать и осталось».

И каково же было его удивление, когда он заглянул в открытую калитку и понял, что песня та исполнялась в беседке прямо за столом. Палыч так и обомлел. Голос проникал ему в самое сердце. Он стоял, внимательно слушал и все еще не мог поверить: "Не может быть! Здесь, у нас... Невозможно»!

Как раз в это время в дверях дома появилась хозяйка с большим блюдом горячего угощенья, легко и привычно преодолев ступеньки крылечка, она направилась по дорожке, к гостям. Заметив Павла Павловича, добродушно улыбнулась и, окликнув его, пригласила к столу.
 
Вечерело, все заметнее на землю спускалась прохлада. Прозвучали последние аккорды, все дружно захлопали, со всех сторон от благодарных слушателей посыпались слова восхищения, обращенные к Марте. Она отставила в сторону гитару, поправила палантин на плечах. Именно с ней оказалось свободное место, там и присел за стол припозднившийся гость. Молодая женщина была приветлива с ним и, к тому же оказалась прекрасной собеседницей, умеющей с легкостью  поддержать непринужденный разговор.

Палыч заметно оживился и, кстати, именно из той самой беседы он и узнал, что Марта приехала погостить из Москвы по приглашению друзей, но уже утром городская гостья собирается вернуться в столицу, хотя спешить ей особенно было незачем. Почувствовав в ней родственную душу и, желая продолжить неожиданно приятное знакомство, он активно и увлекательно рассказывал ей о достопримечательностях окрестностей, стараясь заинтересовать и непременно задержать ее. На что городская гостья посетовала, что и так уже стеснила хозяев. Тогда Палыч, проявив гусарскую смелость, пригласил ее пожить у него. А Марта, к своему немалому  удивлению, недолго думая, не только согласилась, но и этим же вечером перебралась к нему.

Павел Павлович отвел ей комнату дочери, которая уже давно со своей семьей жила в городе и совсем не спешила навестить отца. Перед сном Марта успела задать себе вопрос:

- Где я, что я здесь делаю?

Но тут же утонула в мягкой перине и забылась в глубоком сне. Утром ее разбудил птичий щебет и легкая свежесть ветерка сквозь открытое настежь окно. Она сладко потянулась и, наконец, приоткрыла глаза. На высоком чайном столике с резной ножкой, покрытом вязаной и хорошо накрахмаленной салфеткой, стояла ваза с букетом свежесрезанных цветов. «Обо мне позаботились. Приятно», - подумала она. Затем поднялась, открыла свою небольшую дорожную сумку и вскоре, переодетая в спортивный велюровый костюм цвета бордо, так хорошо подчеркивающий красоту ее светлых вьющихся волос, она стояла уже на крыльце. Марта держала в руках полотенце, любезно оставленное ей на спинке кровати, и готова была окунуться в утреннюю росу деревенского быта. Но завидев Палыча, она улыбнулась, пожала плечами и развела руки в стороны:

- А где же Мой-до-дыр?

Палыч бодро поприветствовал ее, оставил свои дела у открытого капота машины и подошел к своей постоялице:
 
- Удобства у нас в доме. 

Он провел ее в ванную комнату, где, как оказалось, дизайн совсем не уступал новомодному городскому стилю. Когда же она вновь оказалась на крыльце, то увидела уже накрытый стол к завтраку, установленный на пятачке, аккуратно уложенном природным камнем, в окружении цветов. За трапезой новые знакомые договорились прокатиться на машине до дальнего озера и до опушки леса.

День обещал быть жарким и поэтому Марта надела на прогулку свои белые наряды: сарафан сложного кроя с множеством оборок, сандалии-римлянки и шляпу с широкими полями, также белую. Павел Павлович боевой офицер, сумевший перестроиться к новой жизни в отставке, ожидал свою попутчицу в синих джинсах и белой футболке. И, несмотря на строгую седину, он смотрелся вполне статным и даже молодцеватым. 

Озеро действительно было очень красивым. Часть его была отведена под хорошо  обустроенный пляж с насыпным песком, кабинками для переодевания и лодочной станцией. Другая – оказалась особенно живописной. Берег здесь был окружен нависшими над водой плакучими ивами. «Туристы» недолго посидели на песке, греясь в лучах ласкового солнца, походили по кромке прозрачной воды. Марту восхищало все. Она кружилась, как в танце, стараясь определить с какой стороны вид краше.

Опушка леса, в обрамлении нескольких рядов стройных берез и молодой зеленой поросли, оказалась не менее привлекательной глазу. Но вглубь смешанного леса лучше не ходить одной, - заметил Палыч. - Там сразу значительно темнее и деревья стоят плотнее, – предостерег он гостью.

- Боюсь-боюсь, - пошутила в ответ Марта.

- И правильно делаешь! Значит мне не придется искать тебя там, где леший спрячет так, что и с помощью космических установок не найти будет. – Марта и правда испугалась, и в ее глазах отражался вопрос. – Не волнуйся, - успокоил ее Палыч, - одну я тебя никуда не отпущу, но вот в лес, вслед за грибными дождями, мы непременно еще попадем. Я такие места знаю!

- Так я точно не потеряюсь там?

- Я тебя теперь ни за что не потеряю! 

Они проехались по всем трем улицам небольшой деревни и примкнувшему к ней, дачному поселку, здороваясь по заведенному порядку со всеми, кто встречался им на пути, затем заехали в сельсовет к другу Палыча. Видно было, что его там уважают. Когда они возвращались домой, остановились у церкви. Павлу понравилось, что Марта, перед тем как выйти из машины, сняла шляпу, подняла с плеч свой красивый полупрозрачный шарф и аккуратно прикрыла им голову. У входа в храм они перекрестились, каждый прошептал молитву: «Боже милостивый, буди мне грешному…» и прошли вперед, чтобы приложиться к главной иконе.

Вечером они весело готовили вместе ужин на углях, обсуждали день прошедший, делясь впечатлениями. А поутру Марта запросила медный таз и заварила вишневое варенье: 

- Вишня скоро отойдет, поспешить надо.
 
- Ничего, тогда как раз яблоки подойдут, - по-хозяйски рассуждал Палыч. 

- Вот и славно! Надо только яблочного спаса дождаться. Будет тогда еще и варенье, и яблочный джем.

* * *

Иногда она уезжала, но вновь возвращалась, а Павел все беспокоился и не мог ее дождаться, будто расставались всякий раз навсегда. Уж очень хорошо он знал цену каждому году жизни, подаренному ему судьбой, и радовался новому дню, когда просыпался от лучика солнца, проникавшего в его окно.
   
Когда же Марта была в деревне, на этом маленьком островке чистого воздуха, Палыч не успевал удивляться, как ловко все получается у этой маленькой хрупкой городской женщины. Только вроде помешивала варенье, а уже и борщ к обеду готов. Только собиралась позагорать пойти к пруду, а зашел Палыч в дом, так там и порядок, и рубашки поглажены, и на дверце шкафа уже красуются…

Однажды Павел как бы, между прочим, предложил:

- Марта, а давай с тобой поженимся. 

- Поженимся? – Рассмеялась она. Но видя, что он вовсе не шутит, ответила. – Может и поженимся. Поживем, увидим.

- Нет, а правда, кому мне все это оставлять? – Он, широко распахнув руки, обвел зрительно свое хозяйство. - Не захочешь жить здесь постоянно, вот тебе дача, будет где спрятаться и передохнуть от городской суеты. 

* * *

К началу сентября, сразу после двух дождливых дней, свежий ветерок повсюду разнес грибной аромат. Когда же грибники отправились в первый раз, так Марта только посетовала, что корзиночек мало с собой прихватили. Но однажды случилось так, что увлекшись природным изобилием и, переходя от кустика к кустику, она все таки заблудилась, да так напугалась, что и не думала уж вернуться живой. Все обошлось, но на следующий день Марта вдруг неожиданно засобиралась домой, ссылаясь на срочные дела и важные встречи.

- А ты по телефону, что возможно, порешай, - настаивал Павел. – Вот возьми мой.- Он протянул свой телефон Марте. - Или может, пусть кто к нам подъедет. И дело будет сделано, и угостим, никого не обидим.

На следующий день они уже ожидали новую гостью. Алла Олеговна, арт-директор Марты, приехала на электричке. От станции ее встречал Павел Павлович на машине. Она была ближе с ним по возрасту, чем Марта, а потому два-три наводящих вопроса, и Алла быстро вышла на несколько тем интересных им обоим. В течение двух последующих дней она то уводила куда-то подругу и подолгу с ней обсуждала  дела, а то, пока та хозяйничала на кухне, увлеченно разговаривала с Павлом. А вот Марте и Палычу почти не удалось в эти дни пообщаться наедине, или они попросту с трудом переключались от тем, навязанных Аллой Олеговной. А самое поразитльное, что и после ее отъезда диалог не складывался. Более того, Павел заметно стал менее сдержан, придирался и даже срывался по пустякам. 

Марта, понимала, что какие-то разговоры из тех, что она не слышала, несомненно, повлияли на их отношения. К сожалению, столь деликатную тему, в силу своего характера, она не могла обсуждать ни с Аллой, ни с Павлом. А так как не знала, как ей правильно поступить в только что зарождающихся отношениях и в данных обстоятельствах, она решила вернуться домой, чтобы привести свои мысли в порядок. К ее удивлению Павел легко отпустил ее и даже не уточнил, когда она сможет приехать вновь.

Прошло несколько дней. Палыч бранил себя за проявленную несдержанность к женщине, ставшей ему дорогой, вспоминая, как им было легко и даже весело проводить время вместе. Марта для него была словно горный родничок, свежий глоток воздуха. Теперь же он вновь замкнулся в себе и все больше проводил времени в своем бункере, где чувствовал себя уверенно и привычно, ведь на памяти три больших похода, а он и есть самый настоящий полковник. Теперь ему снова каждую ночь снилась война. А там - кровь, смерть и невосполнимые потери. Он просыпался в холодном поту, и даже досадовал, что скоро проснувшись, не успел кого-то победить, кому-то отомстить... Набросив на себя куртку и, прошаркав как-то совсем по-старчески до крыльца, садился там и бесцельно долго смотрел в глубокую ночь.

Весь сентябрь был по-летнему теплым, и лишь в начале октября осень вступила в свои права. Трава по-прежнему была еще яркой и сочной, а вот кроны деревьев   враз окрасились в золотисто-красные тона. Небо еще некоторое время оставалось  голубым и прозрачным, но ночи стали прохладнее. Наконец, зачастили дожди, и дни заметно стали короче, а недавнее пиршество многоцветной листвы быстро закончилось, и лишь многослойно покрыв землю, оставило кроны деревьев беззащитно нагими.
 
…Он снова и снова в который раз набирал заветный номер. «Занято»!

…Она в который раз набирала по телефону Палыча. Увы! «Занято».  Марта только разводила руками:

- Ну, что ты будешь делать!

Один кричал в трубку:

- Алло!

Другая пыталась «достучаться»:
 
- Алло! Ало-о-о! Алло, Палыч! Ну, наконец-то, – обрадовалась Марта, услышав голос Павла. – Только я не поняла, кто кому позвонил?

- Не знаю, неважно. Главное, что, дозвонились. Голубка моя, я рад тебя слышать! 

- Да и я тоже рада тебе. Как ты? – Беспокоилась она. Какое-то время на двух концах провода воцарилось молчание... – Алло! Ало-о-о!

- Грущу без твоих песен... - потихоньку начал он. - Не хватает мне твоего борща… Вон и зеркальце осталось в твоей комнате, не забрала еще... - Он протянул руку в сторону комнаты Марты, словно она могла это видеть и продолжил, - Шарик и тот словно онемел и, не то чтоб на прохожих полаять, уж и на меня не щетинится даже… Грустит тоже.

- Это все ничего... Слышишь? Мы обязательно еще споем нашу песню!

Они еще немного поговорили и когда в трубке послышались короткие гудки, Палыч  какое-то время согласно покачивал головой, но слабо веря в слова «нашу песню». Павел глубоко вздохнул, прошелся неспешно по дому, что-то привычно поправил, подвинул, переложил с места на место: 

- Порядок! - Заключил по-военному Палыч и вышел во двор.

Еще с утра он подмел все дорожки, а сейчас на них снова разноцветной мозаикой, словно птицы, слетались последние листья. Только закончилось лето, а в душу без спросу уже закралась зима.

Палыч заглянул в свой «штабик», присел ненадолго за стол, разобрал и вновь собрал пистолет, положил аккуратно в стол и рядом обойму: 

- Порядок! Пальчики помнят.
 
Затем он снял с гвоздя у крыльца корзинку, прикрыл за собой дверь, прошелся по стройным рядам яблоневого сада, с удивлением замечая, что листьев на деревьях почти не осталось, а ветки клонятся от ярких, омытых дождем тяжелых гроздей несобранных яблок. «Непорядок»! Но он решил не нарушать столь странную, но все же по-своему гармоничную картину. Наполнил корзину, собирая из-под деревьев, упавшие ранее плоды.

- Хорошо, что есть сад! Подрезать, да закутать до морозов ветки бы надо. Да вроде не время еще… Ну, ничего, коль снег упадет рано и морозы ударят, так и ранней весной до цветения подрезать можно. А то, мне сегодня неможется что-то.
 
Он говорил сам с собой и смотрел сквозь макушки деревьев прямо в небо. Оно было тяжелым и серым. Но в это самое время со стороны церкви послышался колокольный звон, - «Служба закончилась. Порядок», - согласно кивнул Палыч. Возвращаться в дом ему пока не хотелось. Он потихоньку прошелся по коврику листьев, не замочив ноги. Но какая-то усталость так резко навалилась на него, что он так и осел всем телом на мокрую скамью. Потом с трудом наклонился, приподнял и неловко поставил на деревянный стол корзину, немного рассыпав яблоки. Он снова прислушался к красивому переливу колокольного звона, уходящего куда-то в небо. Палыч еще раз посмотрел вверх и успел удивиться – над ним прямо на глазах разрасталась, смело отодвигая тучи, голубая высь. И он потерялся в ней...

* * *

Марта еще долго ходила с трубкой по дому. На память приходили разные и, казалось, совсем не связанные между собой мысли, но все они непременно были связаны с большой водой. Это, наверное, от того, что лето выдалось жарким, и ей удалось не раз поплескаться в озерной глади и погреться на солнышке. Она вдруг вспомнила то замечательное место, куда не раз возил ее патриотичный Палыч на своей престижной «Волге». Вода там зачастую была с легкой зыбью, а иной раз  небольшие волны набегали на песок, оставляя после себя легкую пену, словно претендуя на настоящие морские волны, какие помнила Марта в своих путешествиях от восприятия Черного, Красного, Азовского, Средиземного… морей.

На память почему то, ей пришло стихотворение:

Какие старые строения, какое странное настроение.
Как будто, что-то происходит, одновременно -
И в небе и в воде. И вдруг волна высокая, струей стремглав,
Вонзилась в небосвод, и тут же уронила небо в воду,
А воду - в небо. Так вот она разгадочка,
Выходит, что и небо и вода, все, та ж - ВОДА!

Когда же  Марта положила трубку, тепло растеклось по всему телу и отозвалось в
ней почему-то грустью, скорбью и доброй памятью. Она поняла, что звонок был не из будущего, а из прошлого.
24 Недавно и давно. Вновь повстречались
Татьяна Летнева
   Опять дождит. Нежданно и незванно. Вновь осень на пороге.  Закончилась жара. Листва поблекла. И в сердце пасмурнело. Так пасмурно! Болью желаний сомнение назрело… Лужи кругом. Иль лжи? Брести по лужам? Промокли ноги. Влажность холодит. Ну, где же Боги?  Зонт не спасает. Желания вдали. Но близостью волнуют… Кто это понимает, того и жди… Тепло туманностью стекла напоминает. Мы живы. Дыханием любви.
   Кто осени не ждёт? Кто осени не различает? Однообразием стучит в окно. И монотонностью пугает… Среди тумана найдены мгновения. О, боже, как же чувствам тесно! Цепочка из дождей?! Недавно и давно. Вновь повстречались. И сердце замирает. Найдешься в настоящем? Напоминанием прошлого? Дороги и  тропинки прожитого… плохого и хорошего? И в прошлое не рвись, но береги - нервущуюся нить, увидишь, она  не пропадает, бьется… соединяется лишь чувством, Любовию зовётся… и Вечною Любовью - неумиранием во времени... безвременьем дождей…  Смелей…
   Чьими глазами, осень, смотрит? Ведь никого не спросит… Ах, осень, зачем ты так желанна? Ты снова горяча… Раздумием и чувством, и слезой… Шуршанием листвы и тишиной…  Догадка – ключ.  К молчанию. Жизнь интересна тайной и не одной… но отчего в дожде так много грусти? Вот ветер шепчет: не сомневайся. Ты все сомненья отпусти. И погрусти. Незаменимость в переменности… Надежда и Константа. Спиралью Верности. Не веришь?
   А ты на самую вершину взлети! Навстречу ветру, ливням и дождям… Ну, как там? Нет, осень  все ж НЕ-ЗА-МЕ-НИ-МА! Контрастами ранима, но бесконечно чувственна… И так прекрасна… и колер рыже-черный, а желтого-то сколько, зеленый не потерян, красный… какой сезон! волнением и убежденьем страстный! и в грусти, и в тоске, и в радости… Ты всех прости… и в осень с головою! даже под дождем! лети!
25 Острой образностью
Татьяна Летнева
Как прозрачно, восхитительно осень рисует… тихим, сухим и безветренным днем…Из ветвистых, изогнутых, черно-бархатных веток так графичен на небе тончайший офорта узор. И набросок неподражаемо чёток и меток, расписавший и воздух и невесомый простор, силуэты природных, неповторимых отметок, лес-наборщик рассыпал типографским шрифтом. Как причудлив и нем геометрией плавных изломов, прямо-острых изгибов и мягко-тонких углов, караул шероховатых, но теплых на ощупь, неразмерных, линейных черно-серых стволов. Как же осень незабвенно и страстно танцует! Затаила дыхание, сбросив на землю подряд многоярусы юбок, листьев, как кружев, свой прохладный, шуршащий, желто-хрупкий наряд. В па де-де стоп-кадром застыли, устремлением к небу клубясь, гибко-твердые ветви и древи, не задумываясь, переплетясь. Обомлели в преддверии инной прохлады, пышность, вдруг потеряв, дерева. Дуновением, еле заметным, мягко ветер ласкает неодетые в снежность тела. Вновь пером Муза тихо коснулась белолистья бумаги едва, и душа боль и радость дарует пульсом сердца восторга слова. Осень, осень, красавица-осень, ты, мгновение счастья, итог. Острой образностью наделяешь быстротечной жизни урок.
26 Август в Сибири
Анатолий Жилкин
  Светает. Серая полоска у горизонта незаметно меняет цвет на мутно-голубой.
И вот - небеса, будто умывшись росой, на глазах превращаются в шелковый шатёр, через прозрачную белизну которого на землю просвечивает бледная луна, не успевшая спрятаться в утреннем хороводе исчезающих звёзд.
Слава Богу – у меня есть этот день. Пусть он будет не последним, … так хочется увидеть себя и завтра, и после … по эту сторону луны.
         
  Совсем рядом оранжевым всполохом ворохнулось долгожданное солнце. Оно по кошачьи, мягко прокралось за сопкой покрытой синим лесом. Ещё миг и тёплые лучи весело брызнут блестящей росой на луга и сады. Вспугнут в глухих распадках дремлющий туман, и он растечётся густым облаком, заглатывая деревья, избы, бани, собак, коров, лошадей … и не успевшего прокукарекать петуха. Туман скатится с берега и заскользит дальше, перегоняя реку. Он растёт, сливается с небом, закрывает солнце. В этот раз он обязательно проглотит нашу окаянную Сибирь … всю без остатка. Ему надо спешить, пока солнце не проснулось окончательно.
Сегодня получится, сегодня Сибири не станет, он спрячет её от людей.
       
  Ночи в августе такие короткие. Сытой ленью перекормлена природа. Жирный аромат трав, запоздалых цветов, грибов, ягод, пожухлой листвы, смоляной дух хвои, шишек, перемешанный с запахом сырого моха и прелой спелостью дурманит сознание, и возвращает меня в детство.
Природа не успевает отдохнуть до рассвета. Она похожа на счастливую бабу, обессилившую за ночь от безумной ласки, разметавшуюся на постелях из душистых трав и не в силах пошевелиться, чтобы как-то прикрыть своё прекрасное тело. 
Ничто не заканчивается – всё остаётся с нами от первой до последней минуты и снова … к первой. В этом наше счастье и несчастье, радость и печаль тоже в этом.
       
  Позади глубокая чернота ночного неба с яркими звёздами, тяжёлым ковшом и задумчивой луной. Августовские ночи томят и волнуют не только юные сердца.
Старики – они стоят по другую сторону молчаливой луны и тоже мечтают о любви.
Бессонные ночи залиты белым светом, холодным и молчаливым -  пугающе спокойным и завораживающе таинственным. От него не укрыться, он пожирает наш сон. Мы смотрим друг на друга … они и мы. Мы никогда не расстаёмся навсегда - мы знаем это наверняка ...
 
Для луны нет секретов.
       
  - А туман?
  - Туман спешит.
  - Успеет?
  - Успеет, обязательно успеет.
  - Туман или солнце?
  - Скоро узнаем.

  Сегодня я молод, стою с привычной стороны луны. Завтра на моё место придут помолодевшие старики, а я вместо них окажусь по другую сторону, и так же, как они, буду мечтать о любви, чтобы снова вернуться, … испытать, … и, не отрываясь, смотреть и смотреть на обессилевшее от безумной ласки любимое тело …
27 Развязка
Евгений Миронов
На дворе стояла глубокая осень. Дни ощутимо становились короче. Северо-восточный ветер приносил снежную пыль, которая большей частью вскоре бесследно исчезала. На реке появилась и таяла шуга, окончательно прекратив навигацию.

В уютном теплом кабинете шло очередное, как обычно вечернее, заседание предвыборного штаба депутата, который вновь баллотировался на новый срок по своему избирательному округу.

Среди рутинных отчетов и обыденных задумок заслужило внимание одно предложение. – Аксиомой его было то, что среди населения есть известные люди, которые в состоянии влиять на мнение других. – Поэтому, предлагалось изыскать оных и попытаться привлечь к выборной работе, по крайней мере, получить согласие на использование их имени в предвыборной компании, в предвыборных листовках.

Начальник штаба подчеркнул:

- Такие люди на дороге не валяются, таких людей много быть не может. -  Надо их разыскать и постараться привлечь к нашему праведному делу. – Это могут быть предводители общественных организаций, руководители предприятий, известные спортсмены, деятели шоу-бизнеса или известные ветераны.

После совещания председатель штаба отозвал в сторону Ивана, который был одним из доверенных лиц действующего депутата и, соответственно, кандидата в депутаты по этому же округу:

- Есть у нас предприятие не очень большое в рамках города, но известное в нашем избирательном округе. Ты, Иван, знаешь, о чем идет речь. Поэтому, поскольку вопрос является архиважным, договорись о встрече депутата с руководителем предприятия.

Следующим днем Иван попытался дозвониться до указанной кандидатуры, но ему предложили приехать вечером по определенному адресу. – Это был жилой дом и на первом этаже в одной из квартир располагался офис предприятия.

В просторной комнате за обычным двухтумбовым желтым столом сорокалетний шатен с залысинами перебирал и читал бумаги. Не поднимая глаз от чтива, он ровным баритоном произнес:

- Мне передали о вашем звонке. – Рассказывайте чего вы хотите. Можете его не стесняться – это мой главный инженер – у нас друг от друга секретов нет. Присаживайтесь.

Руководитель предприятия, не поднимая головы, правой рукой указал в сторону такого же стола и мужчины с сединами на висках, который выглядел чуть постарше и также предельно углубленным в прочтение бумаг, где что-то подчеркивал карандашом.

Интерьер офиса дополняли темно-коричневый книжный шкаф с разнокалиберными папками и полуметровой высоты сейф, покрытый шаровой краской и дюжина стульев.  Окна прикрывали шторы из плотной темных цветов ткани.

Иван сел на стул с черными металлическими ножками подле первого стола и объяснил:

- Депутат округа хотел бы с Вами встретиться, чтобы обсудить трудности, испытываемые Вашим предприятием и сотрудниками. Рассмотреть возможности оказания требуемой помощи и путей сотрудничества.

- Это он в канун выборов решился озаботиться проблемами ближних.

Руководитель оторвался от писем и стал внимательно рассматривать Ивана, который сказал:

- Если Вы сможете оказать нам помощь в выборной компании, естественно, наши взаимоотношения будут взаимовыгодными.

Ровным, чуть усталым голосом, руководитель спросил:

- А ты знаешь: с какого бугра твой депутат стал депутатом?

- Выиграл выборы и стал, у нас и сейчас по предварительным социологическим опросам первое место в нынешней избирательной компании.

- На самом деле ту избирательную компанию выиграл я. – Наблюдатели с подавляющего большинства участков принесли протоколы, где первое место при подсчете голосов было у меня. – Это потом махинировали в территориальных комиссиях и переписывали протоколы. После выборов на следующий день только после обеда результаты выборов были переданы в горизберком, хотя посчитать данные с участков и без арифмометра в столбик можно менее чем за пятнадцать минут.

Руководитель тяжело вздохнул, видимо, вспоминая, с каким трудом переживал несправедливость. От окна главный инженер басом констатировал:

- Кучу денег угрохали тогда, и пришлось умыться, так как правды нигде не нашли. Самыми обидными являлись укоры людей, которые хорошо нас знали и с сочувствием спрашивали:

- Почему же вы не выиграли? – Ведь мы за вас голосовали лестничными площадками, подъездами, домами, улицами.

Иван ответил:

- По поводу предыдущей избирательной компании я не в курсе. Я пришел к Вам, чтобы договориться о встрече  депутата с Вами как раз о будущем взаимовыгодном сотрудничестве.

- Считай, что договорились. Я буду ждать его здесь в пятницу вечером. Предварительно ты, конечно, позвонишь.

Иван облегченно вздохнул:

- Спасибо. Все будет в лучшем виде.

Он распрощался и поспешно вышел в осеннюю освещаемую светом окон и фонарей темноту, поэтому не слышал, как руководитель сказал толи себе, то ли главному инженеру:

- Я не ожидал такой наглости от депутата. Может быть, настала пора рассчитаться и смыть наш позор.

Иван не присутствовал при общении депутата с руководителем предприятия ввиду занятости наказами избирателей. – Хотя в состоявшемся контакте никаких острых моментов не вскрылось, депутат оказался недоволен встречей.

Главное трагическое событие приключилось ровно через неделю после той встречи в пятницу вечером. Черная «Волга М-24», числившаяся в гараже главы администрации города, в которой ехал депутат, была при левом повороте протаранена трехсотым Мерседесом.

Автоинспекторы пришли к выводу, что шофер Волги нарушил правила дорожного движения – он не имел право на левый поворот. - Мерседес двигался с разрешенной скоростью – 60 км в час, а его водителя и спутницу спасли надувные подушки.

Депутат скончался до приезда кареты скорой помощи. Окровавленный шофер в бреду матерился и повторял:

- Что же ты делаешь!

Его отвезли в больничку, где он в реанимационной палате, почти не приходя в себя, через несколько дней ушел в мир лучший.

Больше недели пластмассовые осколки Волги с белыми кристалликами первого снега, как отметины происшедшего, находились разбросанными на месте аварии, в то время как синий Мерседес уехал своим ходом, после дачи показаний  водителем.

Поскольку до выборов оставалось три недели, штаб депутата нового кандидата уже выставить в предвыборную гонку не смог.

Средства массовой информации трубили о политическом убийстве.

Солнечным со слабым морозцем днем на шикарных похоронах депутата присутствовали коллеги по депутатскому корпусу и представители иностранных государств.

Осень собирала свои плоды.
28 Наваждение
Вячеслав Вишенин
РАССКАЗ ОПУБЛИКОВАН В ГАЗЕТЕ "АК ЖАЙЫК" ( "СЕДОЙ УРАЛ") Г.АТЫРАУ. РЕСПУБЛИКА КАЗАХСТАН В 1999 Г.
         

     Петр в блаженстве потянулся, чуть приоткрыл глаза и невольно взглянул на будильник. Часы показывали ровно половину девятого. Его словно подбросило на кровати. "Черт меня раздери! - мысленно выругался он. - Как же я мог проспать? Неужели не услышал звонка?". Он вскочил и, растерянно озираясь, попытался сообразить, что же делать дальше. Но мысли сбивались в бесформенную кучу и только одна, самая главная, больно пронзала мозг: "Быстрее! Быстрее! Иначе опоздаешь!"
              Он ворвался в ванную комнату и начал лихорадочно чистить зубы. Никогда так быстро он еще не чистил их. Если бы кто-то сейчас засек время - то результат можно было бы спокойно занести в книгу рекордов Гиннеса. Петя взглянул в зеркало. "Черт! Побриться надо, зарос совсем!". Но времени подогревать воду уже не было, и он начал бриться холодной водой. Хоть и старался все делать аккуратно, все равно в нескольких местах успел пораниться. Торопливо залепив бумажечками ранки, он снова посмотрел в зеркало. Взъерошенные волосы, красные, заспанные глаза и бумажки на порезах придавали ему вид дикого израненного зверя, загнанного в западню. "Ну и видок!" - горько усмехнулся Петя и помчался на кухню.
              Опрокинул в себя стакан холодного чая, проглотил, не разжевывая, хлеба с маслом и взглянул на часы: "Без пятнадцати девять. Ну как я мог так проспать? - думал он, одеваясь, как солдат по сигналу "в ружье". Жена с маленьким сыном безмятежно спали, раскинувшись на кровати. "Хорошо им! Никуда ходить не надо - у них постоянно выходной. А, елки, брюки мятые... Да ладно, пойдет, главное, на работу не опоздать... Надо же, а, проспал, черт меня раздери!».
             Он вылетел на лестничную площадку, хлопнул дверью и помчался вниз. Этажом ниже столкнулся с соседом, который выводил собаку на утреннюю прогулку. "Петь! Ты куда это?" - позевывая и поеживаясь от осенней прохлады, спросил сосед. "Куда - куда? На работу!". "Так ты же вроде...". Но Петя его уже не слышал. Он выскочил из подъезда и припустил рысцой по направлению к остановке.
              На улице было сыро, слегка моросил дождь, и тропинка была скользкой. Петя старался бежать осторожно, наступая только на носки, но в одном месте  поскользнулся и, взмахнув руками, мягко сел на не глаженные брюки. "Ты смотри, а, все как назло...И будильник, и погода эта... Черт бы побрал эту осень!" Он резво вскочил и побежал дальше: "Почищу на работе". Остановка в этот час как будто вымерла. Ни одного автобуса. Лишь одинокие прохожие изредка пробегали, торопясь куда-то по своим делам. "Без пяти девять! Уже точно опоздаю. Что же придумать для начальника? Какую причину?".
              И тут его пробил холодный пот. Квартальный отчет, который он взял проработать на дом, остался лежать в прихожке. Петя закрыл глаза, тихо застонал и едва не опустился на землю. "Все! Хоть в петлю. Это уже выговор... А, будь что будет, но отчет надо взять!". И он рванул домой, уже не разбирая пути через лужи, колдобины и пеньки. Его разбирала злость. Злость за все. За отчет, который остался дома. За начальника, который только и ждет, чтобы влепить ему "строгача". За мерзкую октябрьскую погоду. За жену, которая спит в то время, когда ему грозят неприятности,
              Он ворвался домой весь в поту, в грязи и тяжело дыша. От громкого звука жена проснулась. "Петя! Что случилось? Ты куда собрался?". "Куда я могу собраться? - заорал он, - на работу, естественно!". "Какую работу? Сегодня же суббота!". И жена повернулась на другой бок. "Как суббота?" - прошептал он и опустился на табуретку, забыв, что только вчера ее с большой любовью выкрасил. Но ему уже было все равно...
29 осенний треугольник
Марина Бродская
 Правой рукой я крепко держалась за гусиную лапу. С каждым взмахом крыльев я то опускалась, то поднималась на воздушной волне. В левой руке у меня был чемодан. Торопясь, волнуясь – вот они уже взлетают! – я забыла застегнуть на нем замочки. Просто прихлопнула крышку и с разбегу ухватилась за лапу крайнего в косяке...

Треугольник был идеален в своей геометрии, и только чемодан нарушал пропорцию. Он болтался в моей руке как «соринка в глазу», и эта паника – Раскроется! Раскроется! – отравляла радость полета.

Казалось, только вчера не было никакой возможности обрести гармонию, надежду, предвкушение какой-нибудь радости.  Любой, пусть самой недоступной, или, наоборот, совсем мелкой, незначительной. Казалось, что попытки найти причину, по которой запоет сердце, ни к чему не приведут, и бесполезно протягивать руки в немом вопросе: «А что завтра?».

Только бы не открылся чемодан! Полет прекрасен. Это движение навстречу неизведанному, новому, обещающему окрыляло радостью и предвкушением. Завтра! Завтра!

Еще один жизненный виток со своими огорчениями, нежностями, восхищениями и вечерним уютом. Даже эта неопределенность в желаниях и ожидании уже дарила предчувствие, волнение и нетерпение. Завтра! Завтра!

Если бы не боязнь потерять вчерашнее... Этот багаж, небрежно, безалаберно упакованный, с первой минуты, когда появилась память. Этот беспорядок в датах, событиях, ошибки и победы, дни, сдобренные горестью и слезами, и всегда надежда. Надежда на возможность перешагнуть ошибки, простить себе и другим. Переродиться. Начать сначала и, конечно, ничего не переделать, а нежничать с ней, с памятью этой... Умиляться и плакать от жалости и любви к близким людям. Ко всему живому. К себе. Радоваться всплескам памяти и волшебству сохранности ее...

Чемодан открылся – и все полетело осенними листьями вниз, вниз, кружась в  замедленном танце. Листочки недописанных стихов все пытались выстроиться клином и подравняться в полете, но ветер разбрасывал их в стороны, и они опускались на траву, присаживались белыми птицами на ветки деревьев, и такое огорчение, такое чувство одиночества... А косяк уплывал все выше, дальше на юг, на юг...

Сердце остановилось от разочарования, а больше от жалости к этим белым комочкам. Рука разжалась. Освободившаяся лапка вошла в треугольник, несколько взмахов крыльев и клин стал удаляться под лучами просыпающегося солнца. На юг! На юг!

Приземлившись, я побрела в обратном направлении. Бережно собирала опавшие белые листы, распрямляла их, поглаживала, укладывала в чемодан и кусала губы, чтобы остановить слезы...

Скромный ноябрьский рассвет ласково, с сочувствием лег на мои плечи, и, успокоившись, смирившись, я оглянулась назад, подняла глаза к небу и помахала рукой  еле заметному треугольнику.

До свидания! До встречи! Я буду ждать весну.
30 Птичий двор
Нина Степ
(Миниатюра - вариация на тему «Курочки-рябы»)

Жил себе поживал птичий двор. Как во всякой жизни, случались там всякие разности: то объявлялись новые выводки цыплят, либо утят, возглавляемые счастливыми мамашами; то кто-то пропадал навсегда;  то привозили на двор новую важную птицу.

Каждое событие, как правило, бурно обсуждалось участниками этого сообщества.  И, даже, когда обсуждение вроде бы заканчивалось, нет-нет, да и возникал снова спор о прошлом.
Заправляли всем этим хозяйством  Дед  да Баба.
Вообще-то они там постоянно не присутствовали, но их все знали в лицо. И, когда кто-то из них появлялся со знакомым всему двору ведром, начинался всеобщий переполох, потому, что из ведра, как из рога изобилия сыпался корм в длинное, выдолбленное из ствола дерева, корыто.  А тут уж: успевай,  поворачивайся!

Были на этом дворе и свои авторитетные птицы:  прежде всего – Индюк, который над всеми царил, благодаря своим размерам, шпорам и свирепому виду.
Уважаемой птицей был Петух – чуть  свет, будивший округу своим «ку-ка-ре-ку!»  Тоже имевший острые шпоры, которые он непременно демонстрировал по каждому поводу.   

Не менее почитаемой, даже весьма опасной птицей, слыла одна старая Гусыня, которая всё про всех знала, везде совала свой нос, и даже больно щипалась, если что не по ней.
Гусыню эту, однажды к Рождеству, Дед хотел приготовить к столу, вроде бы за её скверный характер, но что-то не поймал. А потом уж решил оставить при дворе для пущего порядку.                                                                                                                        

Так вот и жил птичий двор, огороженный сетчатым забором.
Иногда кто-нибудь из птиц перелетал за его границу, и на дворе поднимался настоящий гвалт: то ли потому, что и другим хотелось, то ли потому, что, оставшиеся птицы,  сильно волновались за тех, кто выбыл.
Одни – несли яйца,  другие  - уже их высиживали, а кто-то – водил по двору своих детёнышей, оберегая  от грубости  взрослых птиц, и готовил к самостоятельной жизни.

Случилось однажды на птичьем дворе странное происшествие: снесла Курочка-ряба золотое яичко.
Честно говоря,  многие куры замечали, что яйца её и раньше-то были,  не так белы, как у остальных – настоящих белых леггорнов.  А тут – такое!  Да, что с неё взять? Одно слово - ряба!  Что там в её крови намешано?..
У старой Гусыни по этому поводу была своя версия. Но это - большой секрет местного значения.

Когда утром принесла Баба с птичьего двора среди прочих яиц  это – золотое, объявили они с Дедом совещание на высшем уровне  и закрылись в доме. И так на яйцо посмотрят, и эдак…  Стали пытаться его разбить. Били, били – не разбили. Решили положить на полочку, подумав, что утро вечера мудренее.
Перед сном ещё обсудили, как представят эту диковину своим соседям.

Ну, а птичий двор бурлил!..   
- Кудах-тах-тах! – раскричались белые куры. – Ишь ты,  ходит, словно важная Гусыня! - заполошно кричали они. – А у самой ни одного яйца нормального не получилось!

- Да она подрывает устои нашего Двора! – возмущался Индюк, раздувшись до небывалых размеров, и гребешок его налился кровью.

Белый Петух, деловито кружил на одном месте, сердился и лопотал:
- Ко-ко-как  же я так проморгал?  Непор-рядок!
После чего белые леггорны начали наскакивать на Курочку-рябу и клевать её. 
А те, кто наблюдал за птицами, знают, что если уж они возьмутся кого-то долбить, то могут забить насмерть.

Старая Гусыня прошипела, больно щипнув бедняжку за шею:
- Людям - людово, а курам – курово! – так она и сказала. – Давно уже пора пустить тебя на бульон!

Меж тем приближался вечер. Курочка-ряба, изрядно пощипанная, хромая, пыталась сесть на насест, но все верхние места были заняты. Пригорюнившись, она уселась на нижнюю жердь с самого краешку, чтобы хоть не очень запачкали.
Всю ночь её мучили кошмары, связанные с бульоном. А под утро приснился сон из какой-то другой жизни.

А в доме произошли вот, какие события: среди ночи вылез из норки маленький мышонок и, пробегая мимо золотого яичка, смахнул его нечаянно. Конечно же – оно разбилось.
Скорлупки из золотых стали обычными.

Наутро Дед и Баба, имевшие виды на внимание соседей, посокрушались, но делать нечего. Потом они и вовсе решили, что это им только показалось, будто яичко – золотое.
Ведь яйца Курочки-рябы были бежевого цвета, и нетрудно было спутать.
У людей часто так бывает, если они не готовы к чудесам. Объективное покажется субъективным, а то и вовсе подумается, что померещилось.
31 Монологи
Нина Степ
(Рассказ - миниатюра в виде монологов о путешествии в состоянии изменённого сознания по мирам своей памяти и не только…)


«Каждое рождение имеет своей целью человека…» поэтому мы – Человек, Душа и Дух – не можем быть беспристрастными, т.е. стоять в стороне от страстей, как человеческих, так и душевных. Отсюда и вопрос о личной смерти должен быть поставлен иначе, ибо не дано людям познать личную смерть при их жизни…»
                                                                                                 Владимир Фокас  «Тайна жизни»


***
Кажется – погибаю. Интуитивное предчувствие конца – то ли душевного, то ли физического. Потеря близкого человека, потеря энергии и разочарование в обществе, частью которого я являюсь, неизбежно толкали к финалу.

Вырваться! Во что бы то ни стало!.. А потом уйти подальше от действительности. Реально или виртуально – не важно. В виртуальном пространстве память держит прекрасные миры, которые я могу восстановить в своём воображении в красках и деталях, либо просто выдумать. И туда можно уходить, чтобы очиститься от всего навалившегося. Главное на это время надёжно упрятать своё тело, как драгоценный сосуд, в котором пока «наше всё».

Лежу и бесконечно долго наблюдаю облака. Верхний слой закручивается по часовой стрелке, постепенно трансформируясь и тая; нижний – плывёт надо мной с ног к голове и продолжает свой полёт где-то за макушкой, уже не видимый мною. Пахнет разогретым на солнце камнем. Слышен далёкий гул самолёта. На губах ощущается соль. Ветер доносит запах моря и жареных кальмаров. Блаженство!..
Закрываю глаза и проваливаюсь в сумерки сна, или сознания.

Яркое солнце, выглянув из тучки, развеяло мою дремоту. Поднимаюсь и бреду наугад. За этим хребтом будет отель. Карабкаюсь по горячим камням песчаника с вкраплением ракушек – глобигерин. Когда-то это было океанским дном, а теперь оно возвышается над морем до четверти километра. Порой – отвесными стенами, порой – нагромождением корявых мегалитов.

С вершины хребта открывается вид на гавань. Конечно же, это – Мальта, которую ещё Черчилль назвал «крошечным бастионом истории и романтики».
Спасибо этому острову, давшему приют измученной человеческой душе.

Вон разворачивается паром на остров Гозо, который отчётливо виден отсюда. Величественные храмы и цитадель предстают в своей неподражаемой монументальности.  А вон и тот милый отель, который укроет меня от всех бед.
Спускаюсь с хребта, ноги мягко пружинят, и тело ощущает приятную усталость. Прохладный ветер с моря готов подхватить и нести меня, куда глаза глядят.

Судёнышко под белым парусом челноком снуёт на волне. Удивительно, но тут нет чаек с их надсадным криком. Тишина!.. Только друг мой – Ветер напевает свою колыбельную песню: спать, спать, спать!..

А сегодняшняя песнь Ветра – Валетта! Она – единственная и неповторимая, окружённая бастионами и невообразимой крепостной стеной. Благо весь остров – сплошной строительный материал.
Несмотря на грандиозность этих сооружений – они элегантны благодаря архитектурной лаконичности и  молочно-жёлтому камню, приобретшему на солнце оттенки янтарного или медового.

Валетта с её узкими прямыми, улицами, круто спускающимися с холма к морю; с её мостовыми, отполированными тысячами сандалий до блеска. Это город с милыми деревянными балкончиками-шкатулками и ставнями-жалюзи.

Валетта – с дворцами Великих Магистров, избираемых в те стародавние времена пожизненно. Они поочерёдно возглавляли здесь орден Святого Иоанна, который продержался на острове более двух с половиной столетий. Дворцы отличаются строгостью фасадов со сдержанной каменной резьбой и поражают великолепием внутреннего убранства.

Валетта – с грандиозными христианскими храмами и скульптурами святых на фасадах домов; с умиротворённым спокойствием садов и скверов; с яхтами, катерами, магазинчиками, счастливыми улыбками людей и их непринуждённой болтовнёй.
Валетта с великолепной картинной галереей и стариной, охраняемой Духом рыцарей-госпитальеров.

Я раздувала ноздри, вдыхая её запах, и щурилась на солнце, вслушиваясь в журчание фонтанов и звуки классической музыки, нежно звучавшей на одной из площадей.
То ли это длился мой сон, то ли – была другая реальность моего больного воображения.
Но я знала, что выздоравливаю. Жуткая нечеловеческая усталость покидала меня. Именно это – счастье, умиротворение, красота земного бытия нужны мне были сейчас.

Во сне впервые привиделся отец. Они с другом двигали там резной книжный шкаф, который в земной жизни он сделал своими руками. Помню, как мы детьми, затаив дыхание, наблюдали за упругой тонкой стружкой, которую отец постоянно сдувал. А из-под стамески представал новорожденный «акантов лист», которому ещё далеко до совершенства, но это уже – он.

Пётр был, как всегда, весел и энергичен, а отец – грустный.
- Вот обустраиваем уголок, где я буду пить свой любимый кофе, и наконец-то прочту всё, что хотел, - обратился он ко мне.
Шкафы стояли углом, внутри которого был круглый столик и кресло. Вокруг – белое пространство. Старики, странным образом, вполне буднично передвигались по нему, оценивая свою работу. На отце была его любимая светлая рубашка с короткими рукавами. И я ещё подумала, что непременно сохраню её.

Пролетаю бастионы на горе Шеберрас, покидая сады Гастингса. В просвете улочек возникает грандиозный купол церкви кармелиток и шпиль англиканского собора Святого Павла. Того самого, выброшенного в шестидесятые годы нашей Эры кораблекрушением на этот остров.
Спасибо, Ветер за этот подарок!  Но, Боже, как я устала!..   
А Ветер убаюкивал: спи, спи, спи…

Первое, что увидела, открыв глаза – пыльно-приглушённое кружево тамарисков надо мной, а ещё – белых птиц с чёрными хвостиками, манерой полёта похожих на голубей. Но было в этом полёте что-то «не так». И всё это – на фоне ярчайшего синего неба.
Часы на фасаде храма пробили двенадцать. Глянула на свои швейцарские, доставшиеся по наследству от отца – они показывали на пять минут меньше. Чего никогда не было и в принципе быть не могло.

Вот и знак! Спасибо, пап, что сдержал своё слово. Я бы тоже постаралась подать оттуда весть, как мы договаривались. Значит, наша встреча была не сон, а реальность. И происходила она вне времени.  А я даже не успела удивиться.

Где же это я сегодня? Какую песнь пропоёт мне Ветер?
Бесконечно длинная, извивающаяся вдоль заливов, набережная, уложенная розовым камнем и обрамлённая красивой решёткой. На ней – пальмы, тамарисковые деревья, оливы, многочисленные удобные скамейки.
А вот и, редкий здесь, кипарис. Ну, здравствуй, милый! Сколько лет?..
Обнимаю, утыкаясь носом в его колючие ветки, ощущаю пряно-хвойный запах.
Когда-то мне вслед говорили: «Стройна, как кипарис!»  И куда всё девается с годами?

А набережная всё длилась. Ну, конечно же, это – Слима!
А Ветер подхватывал: Слима, Слима, Сли-има…  Город, скорее романтики, чем истории.
Оживают картины прошлого: лежу на воде, мерно покачиваясь вместе с соседними катерами. От них пахнет рыбой и горючим. И этот запах совсем мне не мешает.
Вспомнилось, как в детстве, когда мы с братьями росли среди природы, словно Маугли,
странно-любимым занятием было понюхать солярки из-под трактора, иногда проезжавшего по деревне, куда нас отправляли на лето. Запах этот был таков, что мы его чувствовали, лишь только трактор въезжал на село, а это значит – за пару километров.

Спасибо, Вода! Как я рада впитывать тебя каждой клеточкой! Кажется, оживает моя Душа!
Качаясь на волнах, я растворяюсь и возникаю вновь, собирая себя заново. Оказывается  этого нужно просто захотеть. На волнах памяти, на волнах ласкового моря…

Увы, суетность мирского бытия затягивает. И, как ты ни брыкайся, не успеешь глазом моргнуть, а уже не «над», а «внутри» этой суеты. Да ещё в самой неприглядной её буче.
И вдруг ловишь себя на том, что начинаешь говорить иначе, думать приземлённо. И нет решения этих надуманных, выстроенных нами же, проблем. А разум со скоростью компьютера молотит тысячу вариантов решений, которые, конечно же, не будут истиной, ибо она видна только свысока.

Пронеси меня, Ветер, над той сосновой рощицей.  Большего нет удовольствия, чем парить в лучах заходящего солнца над кронами, нагретых за день деревьев. Красота-то какая!..
Нет, всё же в земной жизни много прекрасного и дорогого нам! И ведь в самом простом, обычном, человеческом! Так почему же так горько бывает от людей? Горько... горе... беда.

Засыпая, думала о своих девчонках: как они там без меня?
Ощущался запах хлеба. Какие же вкусные пироги печёт дочь! А внучка при этом бегает вокруг и повторяет: «Дай, я – сама!». Тётя же непременно сидит в уголочке на кухне, наблюдая всё это действо и ведя свои рассказы из прошлого. Хочу к ним! В милое  настоящее, в прекрасное будущее.

Яркий луч солнца сквозь открытый балкон ударил в лицо из-за хребта Марфа. Сейчас осень, значит - семь с четвертью. Лежу и слушаю. Утренний Ветерок уже наигрывает на струнах балконной решётки: «М-мм… Мди-ин-наа…Мди-н-на…» Звучит по-арабски.
Знаю-знаю этот город. Но сначала он был не Мдиной, а Мелитой, выстроенной римлянами во времена их владычества.

Город, находящийся в центре острова, подальше от морских пиратских набегов - стал столицей. В средние века, во время арагонского владычества, он приобрёл характерные тем временам черты: узкие мощёные камнем улочки с извивами на полёт стрелы и высокими каменными стенами, где лишь вверху были редкие маленькие оконца. Улицы напоминали коридоры.

Сейчас тут царит тишина и спокойствие. На площади Святого Павла облетаем с Ветром один из красивейших соборов острова. Он вознёсся на головокружительную высоту. За ним, со стороны склона холма – заросли опунций с созревшими плодами гранатового цвета. Летаю в упругих потоках воздушной среды и ощущаю безграничное счастье. Весь мой ум погружен в сердце моё, и, в то же время, ясно осознаю и вижу всё окружающее.
Сегодня я впервые за время «бегства моего в себя» ощутила, что всё моё существо было пронизано безграничной любовью и благодарностью к этому миру, к Творцу.

Странный голос на каком-то чужом языке пробивался сквозь заслоны сознания. Было ощущение, что – за фанерной стеной или перегородкой. И звучал он, словно из бочки.
- И, что, так и спит всё время?
- Иногда ходит, как сомнамбула, но всегда молчит и не ест – только пьёт воду.
- А, что врачи?
- Не велят трогать. Наверно блатная… ну, пойдём отсюда.
Ой, нет, не хочу туда, не хочу говорить, слушать. Мне это не интересно. Безумно хочу спать! Хочу с-спать…

Улавливаю лёгкое дуновение Ветерка, ощущаю ласковое Солнце. Лежу, распластавшись на камне, о который бьётся волна. И вот я уже ныряю в морскую волну, говоря воде: «Ты и я – мы одной крови!» И вода принимает меня, и – ликование, и – восторг!..
Потом, утомившись, вжимаюсь всем телом в прибрежный песок и ощущаю вибрации Земли. Я обхватываю её руками, и мы несёмся в Мировом Пространстве, совершая полёт в, Бог знает скольких, измерениях. Летим... летим!

- Мадам, просыпайтесь. Самолёт мальтийских авиалиний совершил посадку в аэропорту Домодедово.
Дом… дедушка… Мой легендарный дед, которого я видела только на фотографиях, но сразу узнаю когда-нибудь. Ведь он – начало меня. Сейчас я открою глаза, и это будет пробуждение, достойное путешествия.

Прекрасен был полёт! Я собирала воедино Дух, Душу и плоть свою.
И вот теперь, следуя мудрому наставлению Учителя, я повторяю цитату из Иоганна Эрхарда: «Каждое рождение имеет своей целью человека…»
Я заново пришла в этот Мир и встречаю его с распростёртыми объятиями и улыбкой на лице.
Ох, надолго ли меня хватит?
32 А ветер гнал опавшие листья
Нина Визгина
В плане безответной любви в юности все одинаковы – что белые, что черные, что в Арктике, что в Африке – несчастны, беззащитны и одиноки. И выход из подобной ситуации банально прост – плюнуть и забыть, побежать в противоположную сторону, но не слишком быстро, чтобы не проскочить мимо настоящей любви, любви навсегда.

Как легко это писать, когда подобные переживания остались в далекой промелькнувшей юности, как тяжко писать об этом, потому как раны на сердце, полученные в ту пору не заживают никогда.

В том году стояла удивительная осень, теплая, без дождей и утренних туманов, без сильных ветров и плохих новостей. В конце сентября город продолжал радовать парками и аллеями, расцвеченными богатой осенней палитрой средней полосы России.

После летних каникул, честно отбарабанив на морковных полях, мы с однокурсниками шалело носились по городу, сметая килограммы мороженного в маленьких уличных кафе, еще не успевших исчезнуть с центральных улиц до следующей весны.

В один из таких вечеров и поймал меня Герман. Мы не виделись давно, с того самого веселого Первомая, когда он уезжал на преддипломную практику. Мы познакомились два года назад на одном из студенческих вечеров. Крутясь под безостановочные там-тамы ритмов диско, каждый в своем круге, мы встретились глазами и...

И закрутилась любовь с первого взгляда. Он целовал бережно и нежно, не переходя к наглости и напору. Его снисходительность старшекурсника и моя застенчивость вызывали зависть однокурсниц и уважение его друзей. Много позже я узнала, что ему льстило то внимание мужчин, которое вызывала я своей юной привлекательностью и почти детской наивностью. Тогда мне едва исполнилось восемнадцать, и я еще не осознавала той власти, что давала порой женщине ее красота. Возможно, именно это спасло меня от самой большой ошибки, которую я могла бы тогда совершить и жалеть потом всю жизнь.

Но я была молода и наивна, какими часто бывают девочки, только что окончившие школу с золотой медалью и без особого труда поступившие в престижный ВУЗ.

Он ждал меня после лекций с цветочным букетиком, и мы бродили по городу, выбирая безлюдные уголки парков и скверов. Он любил говорить, а я слушать. Он любил космос, а я любила его. Он мечтал строить межпланетные корабли, а я мечтала быть рядом с ним. Он рассказывал мне о своих замыслах, а я своих молчала, интуитивно чувствуя, что мои мысли его не очень интересуют.

Внезапно он исчез, без объяснений, писем и звонков. Летние каникулы пролетели без забот и хлопот в круговерти родительского внимания и дружеских встреч с бывшими одноклассниками. Истосковавшиеся по дому, мы допоздна кружили с ребятами по улицам, наслаждаясь городскими забавами.

И вдруг такая нечаянная встреча. Герман, слегка приобняв меня, небрежно поздоровался, будто мы расстались накануне, а не почти полгода назад. Я видела, что он был не один – неподалеку его ждали несколько парней и девушек. Из этого общества мне знаком был только один молодой человек – Виктор, самый близкий его друг. Неожиданность встречи вывела меня из душевного равновесия - я не знала, как повести себя в создавшейся ситуации. Одна из барышень его компании весьма настороженно смотрела в нашу сторону и явно была не настроена на знакомство со мной.

Мои развеселившиеся друзья, узнав Германа, окружили нас плотным кольцом и стали, дурачась, водить вокруг хоровод, приговаривая, что не выпустят, пока не увидят страстный поцелуй. Со словами «Да с удовольствием» Герман обнял меня и поцеловал непривычно сильно и странно. Во всяком случае, я не узнавала его, но…

Но как приятен мне был этот поцелуй, как любила я его крепкие мужские объятия. Где же ты был так долго, почему исчез, куда мы идем, кто идет с нами? Я тихо задавала ему вопросы, а он отшучивался, продолжая крепко удерживать меня за плечи, иногда целуя в макушку, которой я едва доставала ему до подбородка.

Так мы оказались в незнакомом доме, где справляли чей-то день рождения. Сейчас, через столько лет, мне смутно помнится тот необычный вечер, который начинался так нежно и романтично, а закончился моей растерянностью и непониманием происходящего. Никогда я не видела, чтобы Герман так много пил. В конце концов, он исчез куда-то, и я решила покинуть чужой праздник.

В слабоосвещенной прихожей мне пришлось столкнуться с целующейся парочкой. Уже выскакивая на улицу, я поняла, что это был мой Герман. Мой? Какой же он мой, раз в объятиях держал другую? Судорожно глотнув свежего воздуха, стараясь не расплакаться от одиночества и нахлынувшей тоски, я поплелась на трамвайную остановку.

«Краски мира поблекли, звезды потускнели, сердце сжалось от потерянной любви» - подобное описание, возможно, и подходило к моему состоянию, но мне было не до мира звезд и сердечных переживаний. Мне было просто очень больно, больно и обидно. Обидно, что ждала и надеялась, больно, что мечтала и любила.

Поздний вечер захватывал город, опустошая дворы, заливая улицы мертвенным светом фонарей и нереальных в неоновой яркости рекламных витрин. Тишина ранней осени нарушалась лишь тихим шорохом падающей листвы и дальним перестуком трамвайных колес. Не хотелось ни о чем думать, только тупо ждать свой транспорт, чтобы быстрее отсюда исчезнуть. Домой, быстрее домой, забраться в постель и забыться спасительным сном. Все забыть, ни о чем не думать, не сожалеть, вернуть покой и равновесие.

Я почти успокоилась, почти поверила, что смогу вернуться к прежнему состоянию, когда все прошло, когда все прощено и забыто, вычеркнуто, зачеркнуто, перечеркнуто… и можно снова дышать полной грудью и с надеждой смотреть в будущее. В то завтра, где не будет его, где возможно будет новая встреча, где меня будут любить, и я буду счастлива.

Мои героические усилия вернуть себе душевное равновесие неожиданно были прерваны накидыванием на плечи шарфа, который я в спешке где-то обронила. Обернувшись, я встретилась глазами с внимательным грустным взглядом Виктора.

- Не бери в голову, - проговорил он тихо, - неприятности у него, но все образуется, поверь. Напрасно ты ушла, - он замолчал, видимо подыскивая слова, способные убедить меня вернуться.

Но я не дала ему возможности продолжать говорить. В это время подошел мой номер, скорее всего это был последний трамвай в этот вечер и я, не попрощавшись, поспешила в последний вагон. Какого же было мое удивление, когда Виктор заскочил в трамвай следом за мной. Он стал вдруг горячо и настойчиво убеждать меня не рвать столь решительно отношения с Германом.

- Да тебе то, что с того, будут у нас с ним отношения или нет, - в сердцах воскликнула я, не в силах более выслушивать его заверения. – Ты еще скажи, что ничего не знаешь и ничего не видел, а мне все померещилось, - уже едва сдерживая слезы, прошептала я.

Трамвай подходил к очередной остановке. Мы ехали молча - я, отвернувшись, смотрела в окно, самый близкий друг моего бывшего поклонника упорно смотрел на меня. Я знала, что Виктор все дальше уезжал от своего дома, но не выходил. В конце концов, я напрямую спросила, чего он добивается, чего от меня хочет.

- Назначь ему встречу, я передам, вы встретитесь, и все наладится. Только на этой неделе, потому как скоро он уезжает на работу в другой город.

Мы договорились, где и когда я буду ждать Германа. Упрямый попутчик мой облегченно вздохнул и выскочил на первой же остановке, на прощание слегка коснувшись губами моей щеки.

Через несколько дней теплым осенним вечером мы встретились на нашем привычном бульваре. Ветер гнал опавшие листья по мокрому асфальту, нашептывая прощальную мелодию засыпающей природе. Ни я, ни Герман не опоздали на назначенное мною рандеву. Герман был изысканно одет, красив и задумчив. Он не волновался, не спешил, но я чувствовала его настороженность и, пожалуй, некоторую растерянность. Он, конечно, извинился, что не проводил меня в тот злополучный вечер, когда напился как свинья, пытаясь забыться от нахлынувших проблем. Да, симпатичное было такое забвение, подумалось мне при вспоминании девицы, которую он тискал тогда в чужой прихожей. Но я ничего не сказала по этому поводу, просто шла рядом и слушала его оправдания.

И, возможно, мое молчаливое внимание и сослужило мне тогда хорошую службу, выведя моего спутника из равновесия. Он внезапно остановился, и приобняв развернул меня к себе так, что наши глаза встретились. Горячее дыхание любимого человека, такого близкого, такого желанного обжигало, затуманивая сознание. И я чувствовала, что готова простить ему все, и буду прощать всегда, лишь бы держал меня так крепко, лишь бы всегда был рядом, так же близко, как сейчас.

- Я не люблю тебя, - вдруг услышала я, - у меня начинается новая жизнь, у меня грандиозные планы, я скоро уезжаю. Напрасно ты мне назначила встречу. На-прас-но! – произнес он по слогам и добавил, - Но главное не в этом, а в том, что, - он сделал небольшую паузу, видимо, для усиления эффекта, а вдруг до меня не дойдет смысл его откровений, - Я тебя не люблю.

Вот так! У всех бывает признание в любви, а я получила признание в нелюбви. Вот так! Выходило, что это я, такая нехорошая, такая нахальная, назначив свидание, вынудила несчастного молодого человека придти на него – придти на встречу к нелюбимой.

От неожиданности услышанного все возражения застряли у меня в горле, я не могла произнести ни звука, только таращилась на него во все глаза, не веря, не осознавая происходящего. Его слова явились для меня до такой степени неожиданными, что я даже не огорчилась. Я и не ждала от него признания в любви,  во всяком случае, в настоящее время, вполне отдавая себе отчет, что не так просты были наши отношения, не до такой степени мы были близки.

Но зачем, почему его друг так настаивал на нашей встрече, заверяя меня, что Герман очень захочет этого свидания? Чтобы вычеркнуть меня из своей жизни, вовсе не надо было таких громких заверений в нелюбви. Я уехала бы на своем трамвае, Герман спокойно улетел бы в другой город, и мы никогда бы больше не увиделись. Разве только так, случайно, на какой-нибудь встрече бывших выпускников в стенах родного института.

Поныло бы мое сердечко и отпустило. Молодо-зелено, со временем все проходит, стихает старая боль, захватывает новое чувство. Не сложилось сейчас, значит, не твое было, отпусти, забудь, твое ждет тебя впереди. Как хорошо, как легко рассуждать, имея за плечами наполовину пройденный собственный жизненный путь. Как трудно такое осознавать в самом начале этого взрослого пути, особенно, когда тебе делают признание в нелюбви.
***
Как сказал тогда в трамвае его друг, крепче затягивая легкий шарфик на моих плечах?
- Не грусти, все уладится, - слегка коснувшись губами моей щеки на прощание.

Ну, что ж, действительно, со временем все уладилось.

Спустя семь лет, спустя долгие семь лет, когда, также легко коснувшись, поцелуем моих губ, Виктор сделает мне предложение руки и сердца, я не выдержу и спрошу его, почему, почему он так усердно добивался нашей встречи с Германом накануне его распределения на работу. Но мой будущий муж так и не ответит на этот вопрос. Впрочем, будучи уже вполне взрослой женщиной, я и сама догадаюсь, почему он так поступил тогда.
***
- Я тебя не люблю, - Герман отодвинул меня в сторону и спокойно продолжил путь.
Я не последовала за ним. Зачем идти за человеком, который только что вытолкнул тебя из своей жизни. Я молча смотрела ему вслед. Надо мной в ночном небе зажигались звезды, осыпая землю светом немыслимо далеких светил. Под ногами небесные огни отражались в мелких лужицах. А ветер все гнал и гнал опавшие листья по пустой аллее, то ли догоняя, то ли убегая от кого-то…
33 Полет в осень
Нина Визгина
Равномерный шум самолета усыплял, убаюкивал, уносил в далекий мир грез. Лететь предстояло долго, почти всю ночь, но мысль о том, что скоро окажусь там, куда мечтала вернуться долгие годы, не давала успокоиться, не отпускала истосковавшееся сердце.

Скалистые отроги Тянь-Шаня, горная река с ледяной водой, столб песка – смерч из пустыни, неожиданные выстрелы, стоны раненых, женские крики и скорбные молитвы стариков. И ты, дорогой мой, в окровавленной рубашке. В неразберихе происходящего, среди толпы напуганных и слабых, ты оказался тогда единственной моей защитой и надеждой выбраться из огненного кошмара.

Как страшно вспоминать все это, как далеко запрятались воспоминания, но в глубине души я так долго мечтала о нашей встрече.

У меня за спиной оставалась зима, холодная, ледяная - моя зима, что окутала белоснежным одеялом российские просторы. А там, куда я летела, властвовали прикрытые скудными кустами горы и жаркие пески за ними.

Высохшие, тоскующие о весеннем паводке пастбища, незыблемые веками, непреклонные в гордом молчании песчаные барханы ожидали меня впереди.

Я, словно в нарушение природного порядка, возвращалась из зимы в осень. Там, у себя дома, покрытые изморозью деревья в солнечных лучах зимнего солнца пробуждали радужное настроение ожидания счастья. Чистая голубизна зимнего неба в ясные дни открывала бездонность космоса, но, несмотря на вселенский холод, вселяла при этом надежду на любовь и тепло, потому что следом неизбежно придет весна. И зажурчит талая вода, и защебечут птицы, и проснется все, что усыпила осень.

Осень... Я летела туда,  где зима еще не вступила в свои права. Там, не сбросив пока листву, кусты и деревья стояли гордо в убранстве желто-красной листвы, сопротивляясь порывам северного ветра, что все чаще прорывался через горные отроги.

Я летела туда, где обжигающий ветер пустынь, боролся с северными холодными вихрями, туда, где осень медленно, но неизбежно сдавала свои позиции надвигающейся зиме.

Я тосковала по тебе, я так тосковала по тебе все эти годы. Когда ярко блистало солнце, и когда холодная луна равнодушно светила в мое не занавешенное окно, я тосковала по тебе. День отвлекал работой, забивал мыслями о необходимых заботах, но в коротких перерывах, в мгновениях сиюминутных проблем я скучала по тебе. Ночью еще тоскливее и холоднее, когда в прилетающих снах ты уходил, исчезал, а я все не могла тебя догнать, остановить, уговорить остаться, чтобы ты понял, как сильно я тоскую по тебе, что не могу без тебя, что по-прежнему люблю тебя, единственного и на всю оставшуюся жизнь.

Но ты исчез из моей жизни на долгие годы, гордый, недосягаемый, окруженный славой и обещаниями всех земных благ. Я знала – ты уехал не один. Ты посчитал ее более удобной для себя, ведь она была с тобой одного рода - племени. Как ты заблуждался, но на осознание своих ошибок, тебе понадобилось несколько лет. Вот они и прошли эти годы – годы жизни без моей любви.

Я не смогла оставаться там, где все напоминало о тебе, где нам вместе пришлось пережить потерю близких друзей и крушение устоявшейся жизни. Я вернулась  домой, где зима сверкала снегами, а улицы шумели гомоном родного языка. Я простилась тогда с тобой, как считала, навсегда. Но, мой бог, я так скучала по тебе! И ты услышал мою боль, мою тоску, ты вернулся в наш старый город – город нашей юности. Ты пригласил меня, нет, ты назначил нашу встречу, и я приняла ее.

Но как же страшно, как трудно поверить, что ты вернулся, что снова будешь рядом. И тогда мне перестанет сниться тот ужасный сон, когда я не успевала, и ты один садился в автобус чужого маршрута - мне далеко до тебя, и я ничего не могу поделать, потому что это всего лишь сон, и ты не можешь слышать моего крика. Но в давнем кошмаре самым жутким было не то, что ты меня не слышал, а то, что даже не повернул головы, не оглянулся в надежде встретить мой взгляд.

Как не обернулся в тот день, когда мы расстались, как считали – навсегда. Ни память первого поцелуя, ни нежные ночи под чужим жарким небом, ни вместе пережитые невзгоды – ничто не удержало нас от расставания. Скорее всего, именно крах прежней жизни обусловил тогда нашу разлуку. Перед тобой открывался новый мир, и неожиданно там не оказалось места для меня. Или я сама так решила, ослепленная ревностью, уставшая от чужих нравов, боли и крови. Надо было выбирать новый путь, а каждый из нас видел его по-разному.

Счастье часто зависит от обстоятельств, а счастливый день порой стоит всей жизни. Таким днем стал для нас тот, когда мы вырвались из огненного кольца чужой войны, когда поняли, что нет ничего дороже жизни того, кого любишь. Как рвалось мое сердце от боли при виде расползающегося кровавого пятна на твоей белоснежной рубашке, как хотелось  закрыть глаза, заткнуть уши – только бы не видеть, не слышать весь это ужас.

Но я выдержала тогда, выстояла - потому, как рядом был ты. Только вот новых обстоятельств мы вынести не смогли или это я не смогла. Не смогла более жить на чужбине, а ты не захотел с этим мириться, не дал мне передышки, не стал ждать. Рядом осталась та, которая сразу приняла твой новый мир, изо всех сил стараясь затмить наше общее прошлое.

Нельзя кидаться такими ужасными словами как никогда, потому что если никогда, то это приговор и я все-таки сдержалась при расставании, не сказав, а лишь подумав, что никогда более не вернусь сюда.  Молчаливое прощание, недосказанность в твоих глазах остановила меня от необдуманных слов, оставляя надежду, возможность успеть что-то сделать для примирения со сложившимися обстоятельствами. Но я не успела…

И вот спустя годы я снова возвращалась туда, где меня ждал ты – мой единственный, мужчина с седыми висками и памятным шрамом на груди под самым сердцем, что несмотря ни на что помнило нашу любовь.

Я летела в осень, чтобы встретиться с тобой и больше не расставаться. Ты будешь, как всегда, сдержан и молчалив, и только в глазах твоих будет плескаться безмерная радость от нашей встречи – встречи навсегда.

Я также буду немногословна.
Я лишь тихо произнесу сквозь слезы:
«Ну, здравствуй, мой родной!»
34 Поэтический пломбир
Несущая Мир
                                                            Светлой памяти любимого папочки

Девочка, удобно устроившись на подоконнике, смотрела, как  кленовый листик, словно беспризорная   мышка, царапает хвостиком по оконному стеклу, жмется доверчиво к теплу, просится в уютный дом.  Березки кивали озорному и беспардонному ветру, то соглашаясь с ним, то откупаясь  золотыми монетками, которые он бесцеремонно швырял под ноги прохожим. И снова без устали теребил их  рыжие косы. Клены, не раздумывая,  щедро устилали асфальт красочным восточным ковром в багряно-охровых,  золотисто-лимонных тонах. На детской душе было пронзительно чисто и слегка грустно. Ей мечталось превратиться в этот листопад. Но только улететь не на остывающую покорную землю, а взвиться к ясным озерцам небесной просини. Вверх, к еще греющему, но уже блекнувшему в своей красе солнцу, смело кувыркаясь и кружась в его нежных руках - лучах. И еще очень хотелось родительской ласки и тепла сию минутку. Но певунья мамуля уехала на далекий  курорт. А великан папочка на своей работе ловил гадских воров, экономических преступников и боролся с какими-то  отрицательными элементами, которые почему-то не хотели жить светло и радостно, а творили одни пакости.  На обед он обязательно придет, покормит и приголубит её, но ждать еще целый долгий час. Уроки сделаны, пыль вытерта, цветы политы и книжка любимая  дочитана. В школу во вторую смену. Можно с осенью пообщаться, полюбоваться.  И вкусненького очень хочется. Стремглав, она подбежала к телефону. Как хорошо, что папа на месте в служебном  кабинете.

-Папулечка, миленький, соскучилась, приходи скорей. И так вкусняшки хочется. Мороженки ванильной или крем-брюле, лучше две, очень, очень, преочень, а? – затараторила, заканючила любимая дочурка в трубку. Она знала,  что если жалобно и сердечно попросить,  папочка никогда не откажет.
-Лиса, ох и лисонька - лиска,  да хитрючая такая. Попал в твои коготки, считай, что пропал. Что с тобой поделаешь, - шутливо вздыхал он, с удовольствием выполняя ее незатейливые просьбы.
Но сейчас  добрый родитель был непреклонен.
-Дочурка, мороженое тебе нельзя. Только-только переболела, и мамы рядом нет. А из меня врач, сама знаешь, какой. Она нам не простит. Нет, только не это. Терпи.

Такой категоричный тон и неожиданный оборот еще больше распалили «лисоньку».
-Папочка, я буду кисонькой, маленьким послушным котеночком. Мы слегка  растопим пломбир и язычком с блюдечка, осторожно, а? – не унималась фантазерка.
-Хорошо, котенок, я погрею тебе молока. А вообще, ты девица уже взрослая, восемь лет. Давай хозяйничай сама. – да,  это не входило в ее планы. И она, уже перевоплотившись в ласкового пушистика, замурлыкала,
-Папулёночек, родненький, котята не любят горячее молоко. Ну, пожалуйста, мороженку комнатной температуры, пожалуйста. А я пятерку принесу из школы.


 Глава семейства помолчал минуту и изрек, что мороженое в таком случае будет стоить дорого. Его надо заработать.
-Заработать, как? – воскликнуло жаждущее любопытное чадо.
-Ты что сейчас делаешь?
-В окошко смотрю, осенью любуюсь. Но мышек кленовых в дом не пускаю. Хоть и жалко эти сиротливые листочки.
-Вот и напиши об этом, но не как в школьном сочинении, а как я тебе пишу поздравления или пожелания, или смешинки, в стихах. Только не торопись. Пиши красиво, образно, в рифму, чтобы музыка звучала.
- В стихах? С мелодией?  Никогда не пробовала. Хорошо! – девочка не привыкла унывать и пасовать перед трудностями. Надо было поторопиться и успеть до обеда. А папа на том конце провода довольно вздохнул. Его любимица не успеет, а потом может и  расхочет ледяное лакомство, которое действительно было для нее нежелательным.  А творчеством пусть попробует заняться самостоятельно. Это будет лишь на пользу для  личностного развития.

 Любительница вкусняшек взяла тетрадный лист, карандаш, выглянула в окно и...
-Золотая осень наступила, щедрая отрадная пора.
Всех она подарком наделила, лучшие наряды раздала.
Так, лиха беда начало. Поехали за спелыми орехами.  Первые две  строчки сочинились, но четверостишие надо дописать.
Она посмотрела на рыжеволосых красавиц, на кленовый дождик -плавное кружение листьев и воодушевленно продолжила,
-А березкам белоствольным по заказу сшила платья желтые она.
И нарядными деревьями красиво радует  родная сторона.


Новоявленная поэтесса с удовольствием оценила  свое первое детище и решила не останавливаться на достигнутом.
-Листья в вальсе ветреном  кружатся,
Как в калейдоскопе – листопад.
Дружно под ноги ковром ложатся
И с земли благодарят: Спасибо, осень, за наряд!

Вот,  и музыка вальса звучит, и восемь строк в рифму залистопадили. Всё, как папа хотел. Теперь еще рисунок сделать. Уж, творить, так на совесть. Кленовый лист на стекле. И два мороженых  заработаны легко и непринужденно. Одно в обед, одно вечером. Оказывается, сочинять стихи и рисовать к ним иллюстрации так просто и весело, и интересно. И, главное, вкусно!

Любимый папочка, конечно, не ждал за такой короткий промежуток времени очередного звонка и, зная  ее прыть и способности,  всё же был удивлен быстрым рифмованным напором дочки. Бой, разыгранный по всем правилам  родительского мудрого воспитания, был проигран. Или выигран?  Через полчаса,  уютно примостившись на его коленях, любимое  создание  после обязательного супа кормило с чайной ложки и себя, и его подтаявшим мороженым и  ворковало,
-Папулечка, а я теперь завсегда готова для тебя стихи сочинять. Это так здорово. А мороженка, это не сливочный пломбир, а поэтический. Вку-у-уснятина! - отец с любовью смотрел на свое накормленное и довольное талантливое чадо.  Она еще не понимала, что первый рифмованный блин комом, что  настоящие  стихи зарождаются и появляются на свет только от любви, пишутся кровью сердца, их не обязательно рифмовать, но в них надо вкладывать всю душу.  Тогда они будут живыми и вкусными, как это первая поэтическая мороженка. Красивыми, волнующими, как золотая осенняя пора, "очей очарование".
35 Осенняя Найда
Лана Корн
Осень. Она никогда не любила осень. Даже, воспетое во многих произведениях и фольклоре, бабье лето. Наверное потому, что не понимала и не признавала болезни, умирание и смерть. Часто говорила подругам, что Бог  все очень хорошо продумал и создал, а вот с умиранием всего живого поторопился. Конечно подруги всегда выставляли свои аргументы в пользу осени и Бога и у всех они были разные, но она все также продолжала не понимать. Нет она не боялась смерти, наверное, всё же больше не хотелось болезней, а смерть принимала как что-то неминуемое. Жизнь и все живое любила всем сердцем и всей душой. Потому, наверное, весна была ее любимым временем года, когда все растет, цветет и оживает.

Но почему-то в этот осенний день захотелось пойти куда-то в парк и пообщаться с природой. Не долго думая, пошла. От ее дома до парка не так далеко, минут двадцать не быстрым шагом. На улице солнечно и все еще тепло. Двадцатиминутная прогулка пошла ей на пользу. Даже настроение как-то поднялось.

Вошла в парк. В это время дня гуляющих было немного. Она шла по парку, иногда останавливаясь поднять красивый красный, бордовый, желтый или оранжевый лист клена. Набрала, сама не зная зачем, уже большую охапку. Наверное жаль было оставлять такую красоту на земле, которую, по прогнозам, уже через несколько дней покроет белая пелена снега. А пока под ногами шуршали опавшие листья, пахло сыростью, тлением и смертью. Хоть на небе все еще сияло солнце, но оно уже не могло, как летом, пробиться через кроны деревьев, чтобы согреть землю или подсушить опавшую листву.

- Вот наверное это мне и не нравится в осени, - думала она. - Такие красивые листья умирают и от них ничего не остается. Никто больше не увидит ЭТУ красоту. Да, в следующем году родятся новые листья, но именно ЭТИХ, таких красивых уже не будет. И с людьми происходит тоже самое, жил человек жил, и в какой-то момент его не стало, и все его мысли, желания, опыт уходят вместе с ним.

Продолжая идти по дорожке вглубь парка, увидела белку что-то усердно собирающую в пожухлой траве и тоже готовящуюся к зиме. Вдруг справа в кустах услыхала какие-то звуки и краем глаза уловила движение.

- Чтобы это могло быть? Еще одна белка, бурундучок? Пойду взгляну.

Сошла с тропинки раздвинула кусты и увидела очаровательного лопоухого, на толстых лапах, щенка. Черного с коричневыми подпалинами, чем-то похожего на овчарку.

- До чего ж ты хорош, по всей видимости всё же дворняга. Ты что тут делаешь? - спросила она его, но ответа не получила.

- Ты чей?

Она оглянулась по сторонам. Никого нет.  Нагнулась поднять его и заметила, что у него ранена левая задняя лапа.

- Ну наверное мой. Дай-ка я погляжу что у тебя с лапкой. А вообще-то скажи, ты что здесь делаешь один?

Она старалась говорить с ним ласковым голосом пока осматривала лапку, чтобы не пугать и так запуганного и брошенного щенка. Похоже он поранился о сук, бегая по парку. Она достала из кармана носовой платок и с заботой перевязала лапку. Потом обняла и прижала к себе.

- Ну что ж, возьму тебя с собой, что-то одиноко мне последнее время, будем жить вместе. Ты не  возражаешь? Как же тебя назвать? Ты мальчик или девочка? Назову-ка я тебя Найда, от слова найденыш. Как тебе, подходит?

Щенок, как бы понимая, и в знак благодарности лизнул ее в щеку.

- Ну вот и познакомились, пошли домой, буду тебя кормить.

Впопыхах забыла на траве все собранные ею, такие прекрасные осенние листья. Ну ничего, что-то в жизни теряешь, что-то находишь. Наступила еще одна осень, еще одна смерть, но жизнь всё равно продолжается, а может и начинается новая, с новым другом, Найдой.
36 Осенний чиллаут
Крылатый Ангел
     Она никогда не любила осень... За это нависшее над головой мрачное и серое небо, за пронизывающий насквозь ветер, и попросту за безысходность в понимании того, что лето закончилось - причем, в душе «получало прописку» ощущение, словно оно закончилось навсегда и не будет больше яркого теплого солнышка!
     Она никогда не любила осень... За то, что, высовывая даже кончик своего носа за пределы любого очерченного стенами пространства, нужно было одевать теплые вещи; убирать любимые летние наряды и расставаться с ними - минимум до путешествия в лето в период зимнего сезона, максимум - до календарного наступления летнего; кутаться в плед в ожидании, когда же чиновники включат отопление в квартире...
     Она никогда не любила осень... За то, что для неё сродни катастрофе было просыпаться осенним утром - такое ощущение, что всё уже решено, день не удался, но, несмотря на это, нужно предпринимать какие-то действия, даже заставлять себя что-то делать, чтобы хоть как-то выровнять этот природный дисбаланс...
     Вы будете смеяться, но как-то в глобальной сети, которая знает все, она прочитала, что осенью, во избежание сезонной депрессии, нужно уделить особое внимание питанию, максимально использовать световой день, есть больше шоколада, пить настои трав, спать не менее восьми часов, и уделять время физическим нагрузкам... Что это за бред? И вообще, кем написан этот бред, и кому адресован? Это все равно, что сказать человеку, который морально выдохся – «беги, Лола, беги»… Ну что ж, зато после прочтения этой чуши даже поднялось настроение...
     Она всегда задавалась вопросом: зачем она, эта осень? В чем ее предназначение? Её всегда удивляли люди, которые на вопрос «любишь ли ты осень?» - мечтательно отвечали: «да, я очень люблю осень... за желтый лист под ногами, за особый воздух...» Она пыталась понять этих людей, вслушивалась в их слова, эмоции, чувства, которые вызывала у них эта унылая  пора... Так и не поняв, чем же она их чарует, она решила, что, наверное, для каждого осень - это своё...  Своё настроение, своя погода, свое мироощущение... Для того, кто видит в ней яркие краски, - возможно, это джаз, для того, кто любит вместе с ней погрустить, - это скорее блюз, а может для кого-то и вальс…
    
     Но ЭТА осень впервые перевернула в ней всё… и поменяла отношение к себе, словно заставила почувствовать вкус, а может даже и послевкусие лета… И теперь она не может её не любить... Потому что влюблена в осень всей душой...
     Раньше она наивно полагала, что солнце может быть только во внешнем реальном мире, в «прогнозе погоды на завтра»... Но, оказалось, когда внутри есть только твоё внутреннее солнце, осень - это как раз то самое время года, когда можно отчётливо прочувствовать тот резонанс, который создаётся звуками миров: излучением внутренних солнечных лучей, с одной стороны, и внешним миром холодной и печальной осени, с другой.
     Просыпаешься утром, смотришь на себя в зеркало и видишь в своем отражении солнечных зайчиков, - они играют в твоих глазах, улыбке… Смотришь на себя в зеркало - и понимаешь, что сегодня самый лучший день! И так будет завтра, и послезавтра - пока не выпадет первый снег...
     А как чудесно выйти просто на улицу, раскинуть руки в разные стороны, и просто стоять под дождем... Чувствовать, как бегут капельки дождя по лицу, затекают за воротник... Можно наплевать на все, и испытать такое детское удовольствие - пройтись по луже и почувствовать, как вода просачивается до кожи ступней. Какой кайф! Не пробовали? Зря, попробуйте - и уверена, вы будете удивлены своим ощущениям... Только не забудьте оставить зонтик дома - он все испортит! А потом забежать домой и согреться в струях горячего душа... Это здорово!
     Ей совершенно легко удалось принять и полюбить дождь, который раньше был таким противным и холодным, а теперь стал для неё ласковым и тёплым... Теперь она с неимоверным удовольствием кутается в тёплый плюшевый плед, берёт в руки чашку горячего чая с лимоном, выходит на балкон и смотрит на дождь... На капли, которые ударяются с той стороны на стекло, и медленно стекают по вертикали вниз, зацепляя другие, более мелкие, капли. Она умеет дышать с дождём, очищать вместе с ним свои мысли... и ни в коем случае не ищет в нём собеседника для грусти и печали...
     ЭТА осень неожиданно обернулась для неё музыкой… Причём, музыкой совершенно необыкновенного стиля – стиля «чиллаут»! Этот «шепчущий» вокал уносит её, поднимая ввысь... в другой мир, даёт видеть невидимое, постигать неосязаемое, творить и летать… Она поняла для себя, что предназначение осени в том, чтобы раствориться в ней – раствориться в музыке… дождя, падающей листвы, шуршащих листьев под ногами, и ласкающего ветра… Осень словно говорит тебе – остынь, расслабься, отпусти всё… включи своё внутреннее солнце и просто свети...
     Осень… Она стала для неё тем временем, когда можно действительно отдохнуть от неугомонного лета, отпустить всё, и просто дышать вместе с нею в унисон… Не бороться с собою, заставляя себя что-то делать, а просто отпустить всё…
     Ведь всё, что твоё – оно останется с тобой, а не твоё – пусть отвалится.
     Самое главное – чтобы в это время года внутри светило твоё яркое солнце, а в душе звучал осенний чиллаут…
37 Случай в агентстве Осенний блюз
Галина Ширяева
         Иоланта со вздохом перевернула пожелтевшую страницу газеты, покрытую специальным защитным составом. «Я зря трачу время»,- подумала девушка, «и вряд ли найду что-нибудь толковое». Проходив несколько  недель по архивам, Иоланта была в отчаянии, разработанный план был на грани провала. Да и планом  это трудно назвать - скорее мечтами и фантазиями. У нее не было никаких гарантий на успех. Девушка пролистала еще несколько страниц, и ее взгляд наткнулся на небольшую заметку, и она замерла, не веря в  удачу. Заметка была помещена в газете «Сплетник Детройта», выпущенный двадцать пятого октября 1905 года.
    Сегодня, в ресторане Астория, около восьми вечера, произошел крупный скандал. Алекс Баттери, ужинал со своей невестой Синди Роу. Благодаря нашим заметкам, читатели газеты в курсе романа между  наследником крупного состояния и актрисой драматического театра. Из проверенных источников  мы узнали, что Алекс собирался во время романтического ужина преподнести  невесте  кольцо с бриллиантом, купленным у ювелира Шмаера,  в знак предложения  руки и сердца. В это же время, в ресторане находилась бывшая пассия богатого наследника, актриса того же театра, Кэрол Дуглас. Читатели нашей газеты должны быть в курсе, что эта дама откровенно навязывала свое общество Алексу, не желая смириться с разрывом. В то время, когда Алекс подал Синди кольцо, и та  благосклонно приняла его, Кэрол, не в силах справиться с захлестнувшими ее эмоциями, на глазах у посетителей ресторана вскочила из-за стола, опрокинув бокал с вином, и побежала к выходу. В это время, в дверь ресторана входил молодой, успешный предприниматель Джереми Роджерс, которого эта дама едва не сбила с ног. От избытка чувств Кэрол  потеряла сознание, поэтому мистер Роджерс был вынужден подхватить девушку на руки и, как джентльмен, отвезти ее домой. 
Почтеннейшая публика. Читайте нашу газету- это самый лучший и проверенный источник информации.
   - Это как раз то, что мне нужно,- ликовала Иоланта. Девушка воодушевилась, усталость исчезла, и она почувствовала небывалый прилив сил. Просмотрев выпуски газеты за последующие годы, она прочитала то, что уже знала из семейных хроник. Описывалась роскошная свадьба Алекса Баттери с прекрасной Синди Роу. Позже заметки сменили тон публикаций с бравурных на снисходительно- сочувственные, потом исчезли совсем. Последняя заметка была о том, что Алекс Баттери после смерти отца проиграл все свое состояние и, не желая мириться с новыми реалиями безденежной жизни застрелился, оставив вдову с тремя детьми без средств  к существованию. Не пропустила она и сообщение о том, что молодой предприниматель Джереми Роджерс и бывшая актриса драматического театра Кэрол Дуглас  вступили в брак.
- Так, теперь нужно найти правдивое обоснование,- прошептала  про себя Иоланта. Провозившись еще несколько часов, она нашла то, что искала. От радости девушка закружилась в танце, но ее остановил строгий взгляд заведующей Хранилища раритетов. Уже затемно она вышла из здания архива, уставшая, но очень довольная удачным днем.

       С вечера накрапывал мелкий дождик, деревья  окрасились  в желтые и багряные цвета и нарядный ковер из листьев  украшал землю. Иоланта специально пошла через парк, чтобы успокоиться. Художница, ярко чувствующая красоту, искала поддержки у природы. От волнения ее слегка подташнивало, но она не собиралась отступать от принятого решения изменить свою жизнь. Много раз она слышала от матери и бабушки подробности их семейной истории, но никто из них не знал точных деталей. Она должна изменить историю своей семьи. Пятно неправильного выбора, сделанного прабабушкой, легло несчастьем на всю семью. Никому из них не везло в личной жизни, счастье и достаток забыли путь к их порогу.
« Надоело  продавать свои картины за копейки, только для того, чтобы оплатить жилье в мансарде. Если все получится, то и банковский кредит не придется отдавать»,- успокаивала себя Иоланта. «Мне всегда везло осенью, тем более,  сегодня двадцать пятое октября»,- подбадривала себя девушка, хотя отдавала себе отчет в безумстве этой затеи и ничтожности процента изменения судьбы. Выйдя из парка, она оказалась на шумной, освещенной яркими огнями улице, где повсюду висели плакаты, повествующие о том, что шикарный ресторан, торговый центр, сеть магазинов принадлежат  мистеру Эдду Роджерсу. Уличные баннеры повествовали о новых достижениях в благотворительной деятельности миссис Эллы Роджерс. Иоланта, чтобы не видеть все это, опустила голову и глядя под ноги, чуть не прошла мимо  нужного ей заведения.  Потом спохватившись и взяв всю волю в кулак вошла в парадную дверь, надпись над которой гласила: Агентство «Осенний Блюз». Даже это агентство принадлежало миссис Элле Роджерс.
         Иоланту проводили в кабинет менеджера, который окинув девушку недоверчивым взглядом, попросил предъявить кредитную карту. Словно удивившись, что с оплатой все в порядке, он проводил ее в кабинет психолога мисс Мартин. Эта крупная, темноволосая дама, перестав буравить девушку глазами в круглых старомодных очках, взяла лежащую на столе анкету.
- Так, мисс Иоланта Баттери, двадцать семь лет, по профессии художник,- у мисс Мартин было такое выражение лица, будто бы она произнесла ругательство.
- Почему вы решили посетить прошлое,- психолог нависла над Иолантой, словно коршун и девушка почувствовала себя маленькой и беззащитной пташкой.
- В художественном музее в свое время выставляли бессмертное полотно Рафаэля «Портрет молодого человека», впоследствии безнадежно утраченного. Мне доводилось видеть только голограмму картины, а я  всегда мечтала увидеть оригинал,- уверенно произнесла Иоланта. На лице мисс Мартин явно отразились сомнения.
- Мисс Баттери,- медленно произнесла женщина, словно подбирая слова.- Если вы мечтаете облагодетельствовать человечество, вернув ему шедевр, то мы не позволим вам этого сделать. Из прошлого нельзя забирать что-либо. А также запрещается брать с собой колющие и режущие предметы, кислоту. Ну, об этом мы позаботимся.
- Нет, я хочу только взглянуть,- как можно уверенней произнесла девушка.
- А почему вы хотите прибыть в прошлое именно в 19.50?
- Потому что в восемь вечера в музей бесплатно пускают студентов художественных училищ. Мне будет приятно оказаться  в своей, так сказать, среде.
- Запомните, мисс Баттери,- психолог грозно сдвинула брови.- Категорически запрещается разговаривать с родственниками и другими близким людьми, предостерегать их, тем самым изменяя историю. В этом случае вы будете немедленно возвращены обратно и подвергнетесь огромному штрафу или тюремному заключению.
     Несмотря на огромную сумму, которую агентство устанавливало за путешествия во времени, от желающих отбоя не было. В основном, это были богатые скучающие дамочки, мечтающие увидеть себя в молодости. Были клиенты, мечтающие увидеть живыми своих родителей. Но иногда появлялись клиенты, похожие на эту девушку, которые явно не обладали приличным состоянием,  и им- то мисс Мартин доверяла меньше всего.
- И где она только деньги взяла? - недоумевала психолог. В ее богатой практике было несколько случаев, когда клиенты мечтали увидеть произведения искусства в прошлом. Кажется, придраться было не к чему.
- И запомните, времени у вас ровно шестьдесят минут,- предупредила она напоследок.
                                                               
                                                                  ****
         Синди Роу родилась в небольшом провинциальном городке. Ее родители с детства настраивали девушку на простую, спокойную и размеренную жизнь с редкими радостями и большими заботами. Но, она мечтала об огнях большого города, поэтому, едва окончив  школу, уехала за лучшей жизнью в Дейтройт. Ее судьба была похожа на судьбы сотен тысяч бабочек, летящих на огонь и обжигающих свои нежные души-крылышки. Перепробовав несколько профессий, ей удалось поступить в арт- студию при театре, а впоследствии и играть на его сцене. Ее талант был скромным тлеющим огоньком, однако она имела некоторый успех. На этот огонек стали слетаться поклонники. Но Синди решила не размениваться, а ждать своего принца. В один прекрасный момент она встретила его - это был богатый наследник, Алекс Баттери. Он был ухажером одной из актрис театра, Кэрол Дуглас, но, однажды, придя на спектакль, он увлекся Синди. С тех пор у них закрутился роман. Синди поняла, что ей выпал единственный шанс в жизни и его ни в коем случае нельзя было упустить. Девушка старалась изо всех сил удержать внимание Алекса. Кэрол это конечно не нравилось- с тех пор между соперницами шла непрекращающаяся борьба, из которой Синди вышла победительницей. Со дня на день она ожидала предложения руки и сердца. И когда Алекс пригласил ее в ресторан на романтический ужин, она поняла, что совсем скоро станет миссис Синди Баттери, женой богатого человека. И будет вести праздную и беззаботную жизнь. Алекс и внешне был  недурен собой  - высокий, стройный, темноволосый мужчина, у которого был один недостаток- страсть к игре. Иногда целую ночь он просиживал за картами, делал огромные ставки и проигрывал их. Его отцу ничего не оставалось делать, как платить по счетам, при этом Алекс каждый раз обещал, что играл в последний раз. Но, Синди считала, что выйдя замуж, она сможет отучить его от этой пагубной привычки. То есть заблуждалась, также как и миллионы девушек, имеющих партнеров по жизни с такой, сродни наркотической, зависимостью.
В этот вечер Синди была хороша, как никогда. Изящное черное кружевное платье так удачно оттеняло ее золотистые волосы. Жемчужное колье, подарок Алекса, так нежно обвивало шею. В ресторане ее ждал неприятный сюрприз- эта несносная Дуглас, тоже явилась в ресторан в сопровождении очередного поклонника. Эта дама постоянно преследовала Алекса, буквально не давала ему прохода, не обращая внимания на явное неодобрение окружающих. Ее взгляд буквально прожигал спину Синди, но она решила игнорировать соперницу. Когда настал решающий момент и Алекс полез в карман за кольцом, ее внимание отвлек  метрдотель, который быстро зашептал девушке на ухо, что ее срочно спрашивает какая-то дама, которая утверждает, что случилось несчастье. Синди извинилась перед Алексом и вышла в фойе. Оглянувшись вокруг, она никого не увидела.
- Извините, мисс Роу за беспокойство,- пролепетал растерянный метрдотель,- здесь действительно была дама, она была явно чем-то взволнована и спрашивала именно вас.
- Ну и где же она,- Синди сделала нетерпеливый жест рукой. Потом  недоуменно поведя плечиком, развернулась и пошла обратно в зал ресторана. Ей было не до исчезнувшей вдруг дамы. Сегодня решалась ее судьба. Но, не дойдя и  до половины зала, она внезапно остановилась, увидев неприятнейшую картину. На ее месте сидела эта негодяйка, Кэрол Дуглас, и вертела в руках коробочку с кольцом. А жених, вместо того, чтобы согнать самозванку с чужого места мило улыбаясь, что-то нашептывал ей на ушко. Синди покраснела от гнева и, не обращая внимания на публику, бросилась к выходу. В это время в дверь заходил какой-то высокий господин, которого она едва не сшибла с ног. Лишившись чувств, она упала ему на руки.
       Стоявшая  за колонной  Иоланта улыбнулась и посмотрев на часики  подумала, что, пожалуй, еще успеет в художественную галерею посмотреть на бесценный шедевр. Ведь она действительно об этом мечтала.
                                           

                                                              ****

Миссис Роджерс миссис Роджерс-  с вами все в порядке? Иоланта с трудом открыла глаза, окружающее пространство расплывалось. Потом ее взгляд сфокусировался на образе Мисс Мартин, угодливо обмахивающей ее веером.
- Да, не беспокойтесь со мной все в порядке - ответила Иоланта оглядываясь. Конечно же, она находится в своем Агентстве «Осенняя палитра»
- Как прошло ваше путешествие- с любопытством спросила мисс Мартин.
- Путешествие, - Иоланта на несколько секунд  задумалась. - Очень хорошо ,- уверенно ответила она и поднялась.
- Пожалуй, я пойду, у меня еще много  дел, - сказала миссис Роджерс и вышла через вращающиеся двери на улицу. Водитель выскочил из машины и галантно открыл дверцу  роскошного лимузина. Иоланта вздохнула полной грудью бодрящий воздух. Сегодня был прекрасный денек, ласково светило солнышко, деревья нарядились в осенний убор- красота стояла неописуемая. Иоланта любила осень и верила, что в это прекрасное время года исполнятся ее самые заветные мечты.
38 Глазами и сердцем
Виктор Виров
   Когда я была маленькой, у меня был пушистый белый котенок. Сейчас, когда жизнь давно уже «за половину», для меня та детская фотография с котенком на руках стала одной из любимых.

    Я всегда любила снег. Любила смотреть на него, когда он падает. И увидеть в нем что-то свое - самое важное.

   И сейчас я его люблю тоже. Я вижу, как эти пушистые снежинки, кружась и не спеша переваливаясь с боку на бок, падают и покрывают темные  бугорки земли.  Некоторые земляные выступы не выдерживают эти ленивые хлопья и обнажаются почти сразу, растапливая своим еще теплым дыханием первую -  совсем неплотную снежную пыль. И тогда эти неявные черные бусинки земли начиняют мне подмигивать сквозь пушистую белую оболочку, выстраивающуюся в контур воображаемого котенка из счастливого детства.

    Я тогда подставляю лицо этой муке, что сыплется с неба, и вспоминаю, как мама посыпала ее уже слепленные сырники, касающиеся друг друга слегка липкими боками и ожидающие на плоской тарелке своей очереди возле шипящей сковородки.  И я не замечаю, что через мгновения на лице остаются лишь холодные мелкие капельки воды, и, опираясь на край единственной во дворе скамейки, осторожно приседаю возле котенка. Мне хочется его погладить. Я понимаю, что не могу его взять на руки – без опоры на скамейку я не смогу тогда выпрямиться. А он, мой беленький котенок из детства, прогнув свой корпус и расправив пушистый хвост, вдруг шагнул к моей протянутой к нему руке и защекотал колючими снежными усами мою ладонь, не успевая оставить на ней водных следов.
 Лицо  засветилось радостью и счастьем, и дыхание стало уже не таким частым и прерывистым, как при медленном подъеме пешком на седьмой этаж девятиэтажки с часто неработающим лифтом.

   Я совсем не заметила высокого и слегка сутулого «серебристого» мужчину, который остановился у той же скамейки и стал вглядываться в мое покрытое слезами счастья лицо своими внимательными глазами, поправляя иногда съезжающие с переносицы очки.

   Когда после инсульта муж пришел с фруктами ко мне в больницу, то сразу сказал, что сейчас идет снег – почти такой же, какой шел, когда он впервые встретил меня с котенком у скамейки во дворе. Еще не зная, что будет между нами, он увидел тогда в глазах женщины, глядящей на снежный комочек, то, что давно искал сам. Искал глазами и сердцем.

   За окном кружились снежинки. Две пары глаз внимательно наблюдали за ними. Двум любящим людям казалось, что снежинки формируют на стекле силуэт котенка, который шуршит невидимыми когтями и словно просится внутрь комнаты.   
«Серебристый» открыл форточку – морозный воздух с шумом ворвался внутрь...На пол спрыгнул котенок, выгнув дугой белую спинку. Мы оба потянули к нему руки, пальцы наши встретились, и от этого касания я скорее почувствовала, чем услышала, произнесенную фразу: «Ты поправишься. Я знаю..»
На полу остались водные капли, в форме расположения которых можно было рассмотреть слово «Да»...