Майское безумие 31-40

Владимир Невский 2
 Для Банзая наступили напряженные деньки. Он крутился, словно белка в колесе. И своих ребят постоянно подгонял, и сам трудился в поле лица, нарезая по городу сотни километров. И все равно удовлетворение от проделанной за день работы не чувствовал. Казалось, что мало успели, что не укладываются в срок, что хозяин будет хмурить брови. Последний пункт уже перерастал в фобию, но Банзай этого не ощущал, продолжая рвать жилы.
 По вечерам они всей бригадой забирались у него на даче, где и подводили итоги уходящего дня. Информация копилась, требовала систематизации и порядка. Никто из них не мог работать на компьютере, потому и наняли младшего брата Банзая за умеренную плату в условных единицах. Парни поочередно диктовали пятикласснику информацию, и он щелкал по клавиатуре с завидной скоростью, почти не глядя на буквы. Сам Банзай вальяжно расположившись на диване, потягивал баночное пиво и дымил кубинской сигарой, изображая из себя крутого босса. 
— Стоп! — вдруг вскрикнул он. — А ну-ка, еще раз прочитай предпоследнюю фамилию. — Приказал он брату. До этого он слушал бормотание помощников в пол-уха, строя «воздушные замки». Лишь уловил что-то знакомое, что и заставило оторваться от химерных грез. Брат с готовностью повторил:
— Орешкин Ярослав Павлович, адрес: улица Зелёная, 58, квартира 18. Учится в институте, на финансово-экономическом факультете. Автомобиль: ВАЗ-2105, желтого цвета, номер….
— Ага! — радостно воскликнул Банзай, перебивая брата, и подскочил. — Сколько там народу набралось?
— Тридцать.
— Хорошо! Распечатай мне этих тридцать душ, — он начал суетливо собираться. — Я срочно к шефу, а вы продолжайте работать в таком же режиме.
— А шашлыки?
— Без меня. И только после работы! Ясно? — схватил из принтера распечатку, натягивая на ходу куртку, он торопливо покинул дачу. По дороге позвонил Сладкомедову, и тот дал добро на его поздний приезд.
 Олег Иванович снова встретил Банзая на веранде около плетеного столика, на котором стояло огромное блюдо со всевозможными фруктами и ягодами. От них шел одурманивающий аромат, вызывающий обильное слюноотделение.
— Что за спешность, Банзай?
— Вот, — бригадир протянул распечатку. — Первые тридцать человек.
Присесть без разрешения хозяина он не решился.
— Да садись уже, — вяло махнул рукой Сладкомедов, и стал внимательно изучать список. — Вот, видишь, это совсем другое дело, и совсем не надо ждать жареного петуха. Первичные сведения у нас имеются, хоть кое-какое представление с кем придется плотно работать.
— Обратите внимание на двадцать девятую фамилию.
Олег Иванович перевернул лист бумаги:
— Орешкин? — что-то шевельнулось в недрах памяти. И, конечно, если бы он захотел, напрягся, то обязательно вспомнил бы, где и при каких обстоятельствах, он сталкивался с нею. Вот такой талант у него имелся – запоминать всех, с кем когда-либо сталкивался, даже случайно и мимолетно. Но сейчас его интересовали совсем иные ответы на возникающие с отличной периодичностью вопросы. — И что?
— Кроме учебы в институте, Орешкин подрабатывает у вас в «Эре».
— В «Эре»? — Олег Иванович выпрямился в кресле. — Интересно. Ну-ка, ну-ка, рассказывай дальше.
Он взял с блюдо большую фиолетовую виноградину и стал катать ее между пальцев.
— Работает он гитаристом в музыкальной группе, которая бренчит грустные мелодии. Так, что футляр с инструментом у него запросто мог быть.
— Согласен, — охотничий азарт захватил Сладкомедова, и дальше рассуждение уже повел сам. — Он мог вполне в эту темную ночку оказаться на пустыре. И время подходит, и место. Это – раз. А так же он мог работать и тем вечером, когда украли кулон с шеи любовницы нашего дурочка. Это – два!
— Ага, — восхищенно ответил Банзай. — Таких совпадений просто так не бывает.
— А ну-ка, быстренько уточни: какой из музыкальных коллективов работал по этим дням. Джазовый или инструментальный?
— Минуточку, — Банзай выхватил мобильный телефон и позвонил кому-то из своих парней. Быстро, на жаргоне, потому и не совсем понятно, он дал указание. — Через пять минут мы все узнаем.
— Хорошо, — Сладкомедов в пылу азарта даже не пожурил бригадира за блатные речи, что совсем не нравилось ему. — И если совпадения окажутся стопроцентными, то надо будет в первую очередь пощупать этого гитариста-финансиста.
— Понял.
— Угощайся, — кивнул на фрукты Сладкомедов.
Банзай взял маленький мандарин, но даже снять с того ядовито-оранжевую кожуру не успел, позвонил телефон. Он выслушал собеседника и сообщил шефу:
— Сто пудов, это он!
Виноградинка лопнула в пальцах Сладкомедова.
— Действуй! Но только без «мокрого».
— Понял, шеф, — радостный бригадир весело сбежал вниз по ступенькам.


== 32 ==
 Открывая входную дверь своей квартиры, Ярослав интуитивно почувствовал опасность. Он обернулся, и это спасло его от прямого удара бейсбольной битой по голове. Удар прошел вскользь, лишь погладив волосы, и больно врезался в плечо. А через пару секунд новый удар он получил в солнечное сплетение. Дыхание сбилось, заставляя Орешкина согнуться пополам.  Впрочем, упасть ему не позволили нападавшие парни. Подхватили под руки и волоком затащили в квартиру, где и бросили на ковер.
— Здравствуй, Орешек, — раздался над ухом до боли знакомый голос.
Туман в голове, нехотя, рассеивался, и Слава приоткрыл глаза. Удивился:
— Банзай?!
— Я тебе не Банзай, понял? Я – Александр Михайлович. С этой минуты и до последнего вздоха в твоей сраной жизни. — Он пнул Славу в живот, вновь принуждая согнуться от боли. — Где кулон? Да поднимите вы его! — приказал он своим подельникам.  Два бугая, с накаченными торсами и отсутствующими мозгами, легко подхватили Славу и бросили на диван. Он постарался сесть прямо, чтобы смотреть опасности в глаза, но новые приступы боли постоянно разливались по всему телу, заставляя принимать позу эмбриона.
— Где кулон, сука? — повторил вопрос Банзай, добавляя смачности.
— Какой кулон? — не без труда выдохнул Слава. И внутри все сжалось, и уже не от боли, а от неизвестности: что будет с ним дальше.
— Ах, мы не понимаем?!
— Нет.
— Добровольно, значит, отдавать чужое мы не горим желанием? — Банзай, явно, насмотрелся боевиков прежде, чем идти на задание.
Ярослав промолчал. Неожиданно он почувствовал прилив сил и упорства. И был абсолютно уверен, что перенесет любые побои, любую боль, но будет стоять на своем. Кулон-то они не нашли, а от всего остального можно отвертеться.
— Так, приступайте к обыску. Каждый сантиметр прошерстить! — приказал он своим бугаям. А сам стал ходить по комнате, заложив руки за спину, и обрушивать на Ореха потоки ругательства и информации. — А ведь это я тебя выследил, Орех. Я! — он упивался своей гордостью. — Я сопоставил все факты. Я все обмозговал. И вот, итог. Ты нарисовался.
— О чем ты? — не понял Слава. И это уже была не игра. Он, и в самом деле, не понимал, как они могли вычислить его? Где он сделал ошибку? А вдруг они нашли Вику? Неприятные мысли роились вокруг одной большой проблемы.
 — Ты работаешь в «Эре», — Банзай входил в роль Эркюля Пуаро, который любил вот так эффектно разоблачать преступника. И надо отметить, что талантливо у него это получалось. — И, конечно же, знал о слабости Судака поиметь доверчивых девчонок на пустырях. Кстати, я, кажется, и сам тебе об этом проговорился.
— И что?
— В тот день, а точнее сказать ночь, ты отправился с работы на своей машине. И футляр с гитарой был у тебя в руке, когда ты оказался на том пустыре.
— Какая еще машина, Банзай?
— Твоя машина. Пятерка поносного цвета, которая стоит в гараже 12-б! — довольно рассмеялся Банзай.
— Ты же сам меня подвозил с работы, — Слава пытался сыграть на тугодумие одноклассника.
— Ну, и что? — Банзая, как оказалось, легко можно было сбить с толка, внести в его уверенность зернышко сомнения и сумятицы. Он тут же растерялся, забыв, что лишь единожды отвозил Ореха.
С кухни прекратили доноситься звуки обыска, и на пороге появились подельники. По им квадратным лицам трудно было что-нибудь понять. И не потому, что они умело скрывали свои мысли, а потому, как их вообще не было, да и быть не могло.
— В спальне и на кухне чисто, — сообщил один из них.
— Давайте здесь, только очень внимательно.
И тут же полетели из стенки книги, вещи, нэцкэ. Слава равнодушно взирал на этот погром. А Банзай продолжил «раскрывать дело»:
— И так, машину ты поставил в гараж, и….
— Машина у меня неисправная. — Слава внес очередную порцию сумятицы, выигрывая для себя время на обдумывание ситуации. Было немного удивительно, как складно, а главное, как точно Банзай описывает сюжет той ночи. Словно и сам присутствовал.
— А мы проверим, — после небольшой паузы, сказал Банзай, и обратился к одному из бугаев. — Позвони Седому, пусть потрясет сторожа гаражного кооператива. Узнает, а не вешает ли нам лапшу Орешек? А лучше сам отправляйся, так быстрее будет.
Слава мысленно поблагодарил Бога за то, что сторожем у них работал мужичок, не просыхающий от алкоголя, и путающий действительность с галлюцинациями. Он-то уж точно не сможет назвать число, когда Ореха притащили на тросу. А вот сам факт поломки подтвердит, потому, как и сам лез в тот вечер со своими советами по ремонту.
Банзай, между тем, вернулся к своей обличающей речи:
— Девочку у Судака ты отбил. Куда ты ее потом отвел, не важно. Может, в общежитие номер три, комната восемьдесят пять, а может и сюда, на этот диванчик. И девочка Вика, в знак благодарности, поведала тебе, что насильник в пылу дикой страсти сорвал с ее прелестной шейки драгоценный кулончик.
Имя Вики резануло по сердцу. Да, многое им было известно, но не все. Как хорошо, что они не знали про деревню и бабушку. Не хотелось бы, чтобы они и над пожилым человеком проводили экзекуции. Эти отморозки готовы на все. У них нет чувства меры, у них нет тормозов.
Раздался какой-то скрежет. И Слава, и Банзай синхронно повернули головы на его источник. Бугай с помощью ножа-финки вскрыл ларец, в котором хранились драгоценные украшение покойной матери.
— Зачем же так? — сморщился Слава. — Там же ключик рядом лежит.
— Золото, Банзай! — вскрикнул тот, не обращая никакого внимание на слова Ореха.
Банзай подскочил посмотреть.
— Так, два золотых обручальных кольца, две пары сережек, цепочка с крестиком, цепочка с кулоном. Нет, это не наш. Да не бери ты! — послышался его раздражающий голос. — Мы не грабители, в конце-то концов. Нам чужое не надо, нам бы свое найти.
И он вернулся к Славе. На лице отчетливо читалось зарождающая злость. Почти всю квартиру перевернули с ног на голову,  и поиски грозили стать безрезультатными.
— А пот ты увидел этот кулон у любовницы Судака. И ударил бедную женщину по голове. Украл кулон.
— Ну, и фантазия у тебя, — Слава заставил себя улыбнуться, хотя даже такая работа лицевыми мышцами отражалась болью во всем теле.
— А ту в ларце второе дно, — подал голос подельник, и спустя секунду вспорол синий бархат. Слава и не подозревал об этом, и самому было интересно знать, что храниться в тайнике. Даже сделал попытку приподняться, но Банзай отреагировал на движение моментально. Очередным сильным ударом он опрокинул Славу на место. А сам подошел удовлетворить всеобщее любопытство.
— Бумаги, — не смог скрыть полного разочарования.
И тут, как обычно бывает некстати, затрещал мобильный телефон во внутреннем кармане. Банзай среагировал намного быстрее Славы. Он подскочил и сам вытащил телефон, сообщение прочитал, потом добавил:
— Вера приветствует тебя, Орешек. Да, ты всегда пользовался спросом у девчат. Чем ты их только брал, не понимаю.
В квартиру вернулся второй подельник, который ходил допрашивать вечно нетрезвого сторожа. Принес известия, на которые так надеялся Слава:
— Сторож подтвердил, что эту колымагу притащили на трасу.
А вот Банзай такого удара ну никак не ожидал. От нахлынувшей детской обиды и растерянности он прикусил нижнюю губу. Протянул бугаю телефон:
— Перепиши все номера и последние сообщения. И давайте, заканчивайте тут побыстрее. Что-то долго мы возимся с этим Орехом.
— Крепкий орешек, — пошутил один из подельников, подливая масло в огонь. Банзай и так находился на грани срыва, и теперь разошелся не на шутку:
— Ну, что, Орех, где кулон? — и в злом запале нанес пару ударов кулаком по лицу, разбивая бровь и нос.
— Да какой, к черту, кулон? Да и гитару я всегда в ресторане оставляю, — пробормотал Слава, размазывая кровь по лицу.
— Чисто, — донесся голос бугая, который, наконец-то, закончили обыск. — Нет тут никакого богатства. Мелочевка одна.
Банзай и сам это прекрасно осознавал. Он наклонил перекошенное от бессильного гнева лицо и, брызгая слюнями, прошептал Славе на ухо:
— Знай, Орех, что я буду пристально следить за тобой. А если кулон все-таки всплывет, и ты будешь к этому причастен, то тебе несдобровать. Я тебя, суку, из-под земли достану, и туда же мигом отправлю. — И в отчаянье нанес еще один удар ногой в грудь, вложив в него всю свою силу и злость. Что-то хрустнуло в груди. Перед глазами блеснула яркая, словно от фотоаппарата, вспышка, и в следующее мгновение Слава провалился в бессознательное состояние.

== 33 ==
 Сколько так пролежал в беспамятстве, Орешкин не смог определить. Очнулся он от резкой боли, видимо неосознанно попытался перевернуться. Эта острая боль в области грудины буквально приковывало его, лишая возможности движения и наполняя собою каждую клеточку тела.
— Кажется, мне поломали ребра,  — поставил сам себе диагноз Слава потому, как при глубоком вдохе и выдохе боль лишь обострялось. Осмотрел комнату, которая напоминало поле битвы, увидел мобильный телефон на журнальном столике, рядом распотрошенный ларец с драгоценностями. — Хорошо, что телефон не разбили, и не взяли.
С большой осторожностью Слава, прижимая ноющий бок, приподнялся с дивана и дошел до кресла. Эти три метра дались мучительно больно, он мягко опустился в кресло. Сложил украшения матери обратно в шкатулку.
— Бумага?! — вспомнил он и достал из тайника сложенный вдвое лист бумаги. Это было какое-то заявление, написанное незнакомым почерком. Читать, а уж тем более вникать в содержание, не было никаких физических сил. И он просто положил его поверх украшений. Набрал номер Бориса:
— Да, Орех! — после первого же гудка ответил друг.
— Ты бы не мог ко мне приехать?
— Что-то случилось? — он безошибочно по интонации голоса определил наличие проблемы.
— Меня спутали с боксерской грушей.
— Сейчас буду, — и отключился.
Слава с той же предельной осторожностью откинулся на спинку кресла, и устало прикрыл глаза.
— Ну, что, герой-партизан? Не сломался, не выдал, стоял до конца? Медаль, что ли, тебе за это дадут? А может, и орден? Вот скажи, дружище, зачем тебе все это надо? Альтруист ты несчастный. Забыл, что гласит народная мудрость? Делай добро, и кидай его в море. — Неспешно рассуждал он, делая большие паузы между риторическими вопросами.
Вскоре на лестничной площадке послышались торопливые шаги, потом они зашли в открытую квартиру, прошли по коридору.
— Ни хрена себе!!! — раздался знакомый голос Бориса, утратившего всю интеллигентность от увиденного разгрома.
— Даже хуже, чем у нас, — подтвердил женский голосок.
Слава открыл глаза и повернулся к гостям. Стелла.
— Это ограбление! — тут же выдвинул версию Борис.
— Попытка, — поправил его Орешкин, и сморщился от нового приступа боли в грудине.
— Били? — совсем глупый вопрос. Ответ лежал на поверхности, а точнее на разбитом лице друга.
— Поразмялись ребята, — попытался отшутиться Слава.
— Дай-ка я посмотрю, — Стелла присела около кресла. — Что болит? Где болит? Не бойся, я все-таки на врача учусь.
— Кажется, мне пару ребер поломали.
— Подними футболку, — приказала девушка, и аккуратно холодными пальцами пощупала его грудь. — Гематома есть, опухоль присутствует. Да, так и есть, два ребра.
— В милицию звонил? — поинтересовался Борис.
— Нет, и не стану.
— Но.
— Не надо, — настойчиво повторил Слава.
— Хорошо. Дело личное и тело хозяйское. Тогда стоит тут немного прибраться, а то и наступить некуда. — И он принялся расставлять книги по полочкам. Стелла сочувствующим взглядом смотрела на Ярослава.
— А вот в больницу все равно необходимо.
— Дома отлежусь.
— А если повреждена надкостница, а если легкое задето? Ты представляешь, что тогда может произойти? — она сделала ударение на слове «что».
— Что? — это в большей степени напугало Бориса, чем жертву нападения. Стелла решила сразу «пойти с козыря»:
— Летальный исход! Вот что.
— Так! — протянул Борис и уронил на пол третий том «Войны и мира». — Собирайся, я сейчас же тебя отвесу в больницу.
— И никаких возражений, — резко добавила девушка, не давай шанса Славе даже слово сказать.
Слава Богу, что дело ограничилось только сломанными ребрами, рассеченной бровью и разбитой губой. Бровь зашили, грудь затянули в тугую повязку, что позволяло передвигаться, не ощущая безмерную боль. И, как минимум, месяц велели сидеть дома, беречь себя, и хорошенько отдохнуть.
Вернувшись вновь в квартиру, Слава позвонил Сергею, и сообщил о своей нелепой травме. Тот успокоил и заверил, что замену искать Славе не станут, поиграют пока без него. Пожелал скорого, без последствий, выздоровления.
Друзья навели относительный порядок, насильно уложили Ореха спать, и уехали.


== 34 ==
 Только проведя дополнительное расследование, Банзай поехал к шефу с докладом, имея на руках неутешительные итоги. Сладкомедов это сразу понял по кислому выражению лица прихвостня, и у самого настроение начало падать. Хотя он и попытался шуткой остановить это необратимый процесс:
—Хороша ль, плоха ли весть,-
    Докладай мне все как есть!
    Лучше горькая, но правда,
    Чем приятная, но лесть!
Закончить этот диалог царя, Олег Иванович все же не стал. Потому, как Банзай, страдал, сам того не замечая, полным отсутствием чувства юмора. Даже после первого четверостишья от шефа, у него глаза были готовы выскочить на лоб. Такого шефа он еще ни разу не видел.
— У него на квартире кулоне нет. Обыскали все, в каждую щель заглядывали. Машина у него имеется, но она сломана, мы проверили. И гитару он с собою не таскает. Он в гримёрке.
— Гримёрку проверили?
— Да, там тоже все чисто. Вот номера с его мобильного телефона. Хотел прежде с вами посоветоваться, может, тряхануть всех его друзей? Вдруг кто-то из них что-то знает, слышал, видел? Нутром я чую, что это он, но…. — Банзай обреченно развел руками в стороны.
— Без «мокрого»! — строго напомнил Сладкомедов. — Мне за глаза хватило проблемы Судака. Все его выкрутасы, вон, на висках серебрятся.
— Что же делать, шеф?
А шеф, уже задумавшись, затеребил кончики пышных усов. Мысли лихорадочно работали, метались, созревали и, наконец-то, сформировались в идею:
— Во-первых, продолжай работать и по этому списку, и по тем семидесяти автовладельцев тоже. Еще раз более внимательно просмотри, подумай, кто подходит под наших клиентов, и начинай тесно сотрудничать с ними.
— А я уверен, что это Орех, и работать надо именно с ним, — осмелился возразить бригадир.
Олег Иванович сузил глазки и внимательно глянул на своего подручного.
— А ты имеешь на него зуб, — высказал он свое предположение.
— Учились вместе. Он был удачлив во всем. И учился хорошо, и девки за ним толпами бегали.
— Так, — сердито сказал Сладкомедов. — Запомни раз и навсегда, я повторять больше не стану, а применю необратимые меры: не мешай никогда личные отношения с рабочим процессом! Твоя зависть, по крайней мере, выглядит смешно и глупо.
— Простите, шеф. Я все запомнил. Больше этого не повторится, — залепетал, словно школьник.
— Во-вторых, — тон уже не снижал и говорил так, словно гвозди вколачивал, чтобы с первого раза сказанное достигла мыслящей части мозга своего бригадира. — Установи слежку за Орешкиным. Узнай все, с кем общается, с кем встречается, делал ли он за последнее время дорогостоящие покупки. Это-то, надеюсь, понятно?
— Да.
— Если он, конечно, продал кулон, — Олег Иванович вновь на некоторое время задумался. — А что, если Таёжная Вика – его девушка? Хотя, тогда совпадений будет уж чересчур. Мелодрама для сериала. А мог ли твой одноклассник просто так, из рыцарских побуждений, вернуть кулон владелице?
Пришло время задуматься Банзаю, и, не смотря на плохое настроение, Сладкомедов все же не стал торопить прихвостня. Было любопытно наблюдать, как тот пытается изобразить мозговую деятельность. Банзай, однако, разочаровал хозяина:
 — Мог. Он и в свое время всегда дарил всякие безделушки девчонкам запросто так.
— Это как?
— Просто подарить и не переспать.
— Понятно, — усмехнулся в усы Олег Иванович. — Значит, перед нами альтруист, Дон Кихот, Айвенго, мать их! Вот это самое плохое, что может произойти.
— Почему?
— Да потому, — продолжая улыбаться, так как Банзая хватило только на один подход к мышлению. — Он мог запросто так вернуть кулон Таёжной. — Пояснил он.
— Тогда, может, имеет смысл смотаться в Энск, найти эту девицу, и пресануть, как следует.
— Нет, Банзай. Тогда, это значит лишь одно: кулон вернулся законной хозяйке, и нам он уже никогда не будет принадлежать.
— Почему?
— Ты знаешь, кто отец у этой девочке? Таёжный Юрий Николаевич! Правая рука губернатора Энской области. Он всегда замещает его, когда тот мотается по стране или по загранице. Через него проходят все финансовые потоки области. И есть большая перспектива, что в следующих выборах, а это уже через год, он сам займет кресло губернатора. Нет, Банзай, мне с ним тягаться не по зубам. Он меня в пыль сотрет, если я ненароком перебегу ему дорогу. Съест и не подавиться. Ладно, ступай. Выполняй намеченные пункты плана.
Когда Банзай покинул веранду, Сладкомедов позволил себе распечатать новую бутылку марочного коньяка. Откинулся на спинку кресла, потягивая благородный напиток мелкими глоточками, он внимательно глянул на принесенную Банзаем бумагу.
— Что-то совсем уж мало у тебя, Орешкин, друзей-то. Борис, Вера, Сергей и СС.
Телефон последнего абонента был почему-то до боли знакомым. И уже через мгновение Олег Иванович не без толики ужаса вдруг понял, что это номер телефона его родной дочери.


== 35 ==
 Ярославу пришлось сидеть дома. Вынужденное безделье его тяготило, навевая тоску. А ведь сколько раз раньше возникало именно такое желание: побездельничать, поваляться на мягком диване с пультом от телевизора, и без конца листать каналы. Или, наконец-то выкроив время, перечитать любимые книги. И вот, пожалуйста: такой шанс выпал. Мечта стала абсолютной реальностью. Но Слава затосковал уже на третий день. По телевизору сплошным потоком шла разнообразная, очень громкая и навязчивая, реклама, а между блоками оной – или второсортные американские боевики, или ток-шоу, которым просто пестрело телевидение. Хуже них только бесконечное «мыло», которое и наши режиссеры наблатнились производить в несметном количестве. Попробовал перечитать книгу, которая в его подростковом возрасте, произвела неизгладимое впечатление. Такое яркое о сочное, что не утратила актуальности и по сей день. Открыл книгу в предвкушении, начал читать, и забросил. Вроде и те же герои, те же поступки и слова, но почему-то ныне вызывающие только недоумение, горечь и легкую грусть. Поступки героев теперь казались не подвигами, а безрассудством, возвышенные чувства – меркантильностью  и глупостью. Просто с годами его мировоззрение потерпело кардинальное изменение, произошла переоценка ценностей, и это далеко не приятная процедура. Разочарование, одним словом. Нет, не стоит перечитывать, и не верьте тем, кто утверждает обратное.
 Решил побаловать себя любимого настоящими домашними пельменями, но оказалось, что мука закончилась, а идти в магазин самому было еще немного проблематично. Идею наесться от пуза пришлось отложить до лучших времен.
 Шатался неспешно по квартире, читал, смотрел новости и футбол, или просто тупо лежал, изучая потолок. Несколько раз мысленно он возвращался к кулону.  Проблема не испарилась и требовала решения. Он строил планы по изъятию драгоценности из колонки и выноса из ресторана. Иногда эти планы были настолько фантастическими, что ничего, кроме улыбки, вызывать не могли. И слова Банзая о постоянной слежке не давали покоя. «Скорее всего, так оно и будет. Тогда решение задачи усложняется на порядок. И номера телефонов прихватил. Зачем? Допрашивать друзей? Вряд ли, начали бы с Бориса, но ничего такого он не говорил. Прослушивать станут? Возможно. А может, возьмут и уволят меня, к ядреной матери. — От такого умозаключения его бросило в жар. — Ведь не Банзай, в конце-то концов, правит балом. Он – шестерка. А вот тот, на кого работает одноклассник, может оказаться крутым криминальным авторитетом. И он, именно он, заинтересован в находке кулона. Да, дело вырисовывается с неприятным исходом. Как говорили в древности: Inter sacrum saxumque, между жертвенником и камнем. То есть, я – между молотом и наковальней. Незавидная участь. А если еще вспомнить господина Рыбкина, он же Судак? Раз его уволили, значит, между ним и настоящим хозяином ресторана произошел конфликт. И чем все это закончилось? Судак остался без работы, а этот таинственный хозяин с помощью Банзая разыскивает кулон. А почему про сережки так ни разу и не было сказано? Значит, не в курсе, что дело имеем с гарнитуром. И все равно охотимся. Понятное дело. Кусок лакомый, огромных денег стоит. Короче, дело ясное, что очень темное».
Прервал череду грустных выводов настойчивый звонок в дверь. Слава невольно вздрогнул, перед глазами возник силуэт Банзая с его бугаями-подельниками. Но в дверном глазке он разглядел Стеллу.
— Привет.
— Привет героям невидимого фронта.
— И не объявленной официально войны, — в тон пошутил Слава. — Проходи.
— Я тут намедни подумала. Что совершать набеги на продовольственные магазины тебе еще очень трудно, решила проявить сострадание, и помочь. Правда, купила пока только хлеб, но если ты напишешь список, то я тут же сбегаю.
— Спасибо. Но у меня все есть. Кстати, ты не составишь компанию, не разделишь со мною обеденную трапезу?
— С удовольствием, — легко пошла на контакт девушка. Она, и правда, почувствовала голод, да и любопытство просто зашкаливало.
Они прошагали на кухню, где Слава стал разогревать обед: щи, макароны, гуляш.
— Ты сам готовишь?
— Да.
— Полуфабрикатами не пользуешься?
— Нет. Знаешь, лучше потратить некоторое количество времени, но зато и качественно поесть, не нанося вред организму. Мать меня к этому с детства приучила, и готовить научила. Всегда говорила, что женщину можно завоевать не только красивыми романтическими ухаживаниями, но и отлично приготовленным ужином.
— А живешь ты один?
— Один, — Слава и не собирался вводить девушку в курс событий, полугодовой давности, и, сменив тему, брякнул. — Однажды в покупных котлетах мы обнаружили крысиный хвост.
— Ой! — охнула Стелла, и Слава понял, что сглупил. Говорить о таком перед самым обедом было высшей степени не разумно.
— Извини. Я что-то. Не то. — Он и на самом деле чувствовал себя не комфортно наедине со Стеллой. Волновался и краснел.
— Ничего, — успокоила его девушка. — Я не брезгливая. — И попробовала щи. — Ого, неожиданно даже. Если честно, ожидала совсем иное. А у тебя просто кулинарный талант.
 — Что ты, — отмахнулся Слава. — Я могу готовить только самое элементарное. Щи да каша. На изыски не хватает ни времени, ни божьего дара.
— И то большое дело, — ответила Стелла и, сама не зная причин, стала откровенничать. — Лично я ничего не могу готовить, даже простую яичницу. Пригорает, скотина. Никто меня не учил, да и сама я не пыталась научиться.
— Жизнь заставит, — успокоил ее Орех.


== 36 ==
 Она ушла. Ушла, оставив после себя легкий, едва уловимый, и такой приятный аромат духов и полную неразбериху чувств. Сумятица, иначе и не назовешь. Противоречивые, кардинально противоположные, и, что удивительно, казавшиеся одинаково правильными и единственно верными.  Полный спектр чувств и эмоций. Они полностью захватили все мысли Ярослава. Он беспорядочно бродил по комнатам квартиры, бормотал что-то, читал стихи, которые так неожиданно всплыли из памяти.
 И в таком разобранном состоянии был до самого вечера. Наваждение, на то и наваждение, что как-то незаметно вдруг исчезло без остатка. На смену пришло чувство космической пустоты, не уютности и даже немного паники перед одиночеством в этот теплый и ласковый вечер. Когда этот всплеск достиг своего апогея, и душа требовала моментального решения, Слава схватился за мобильный телефон. Настрочил сумасбродное сообщение и отослал Вере, как крик о помощи. Вера ответила почти сразу же. И вроде дежурные фразы, и вроде затертые до дыр слова, и вроде такие банальные истины писала эта незнакомка, но, чудо, они приносили все время успокоение, гасили излишне пылающие чувства. Он задумывался, он делал паузы, он приводил мысли в порядок. И снова появлялась способность здраво мыслить, обдумывая каждый последующий шаг. Умиротворение и уверенность в себе – вот, что он черпал от этого общения, такого своевременного и потому бесценного.
Он окончательно успокоился. Не стал гнать горячку, не стал творить бури. Время, время все расставит по своим местам. А эмоции только лишь мешают. Чтобы окончательно переключиться на иные мысли, он стал наводить в стенке порядок, к которому привык еще с детства. Каждая книга, каждая нэцкэ стояла на своем месте. Даже при выключенном свете можно было легко отыскать нужную вещь. Дошел и до шкатулки и мамиными украшениями. Волна тоски и боль утраты нахлынули. Он опустился в кресло, прикрыл глаза, стараясь вспомнить самые светлые, самый трепетные моменты из детства. Успокоился. Открыл шкатулку и наткнулся на сложенный лист бумаги. Вспомнил, при каких обстоятельствах был обнаружен тайник, от злости заскрипел зубами.
 — А ну-ка, что же родители скрывали от меня? Любопытно. — Положив ларец на журнальный столик, Слава развернул бумагу и прочитал:
Заявление.
Я, Шаповалова Ангелина Степановна, находясь в твердой памяти
 и трезвом уме, при свидетелях составила данное заявление в нижеследующем.
По собственному желанию и по доброй воле я выносила и родила
 двадцать восьмого февраля 19.., мальчика, весом 3500 и ростом 53,
и продала его семье Орешкиным, Ольге и Павлу.
Данное заявление написано по требованию семьи Орешкиных,
чтобы в дальнейшем не предъявлять на мальчика никаких прав.
Дальше следовали паспортные данные и подписи всех участников этой сделки. Слава несколько раз перечитывал это короткое заявление, а смысл никак не желал восприниматься всерьез. А когда это все же произошло, то бумага тихонько выскользнула из его рук и спланировала на ковер.
— Что это??? Что это все значит? Мои родители – не мои родители?! Они что, меня купили?!
Душевные переживания исказили его лицо.


== 37 ==
 В не меньшем душевном смятении находилась и Стелла после совместного обеда с Ярославом. Все смешалось в душе, переоценивалось, скидывая маски. Что-то непонятное, и потому пугающее творилось на душе. Ни объяснить побудившие тому причины, ни точную формулировку Стелла дать не могла. И не только постороннему человеку, а даже сама себе. Всегда такая хладнокровная и уверенная, знающая, что и как делать, вдруг растерялась, как маленькая девочка, и уголки глаз предательски повлажнели. А в голове пульсировал лишь единственный вопрос: а что дальше? Он словно требовал незамедлительного ответа, который Стелла лихорадочно искала, но тщетны были все попытки.
 Подходя к дому, она вдруг поняла, что не сможет переступить порог квартиры, где они с Борисом строили совместную жизнь, с перебоями, с переменными и локальными успехами. Не сможет даже дверь открыть своим ключом. Коленки задрожали, ладошки вспотели. Она присела на подоконник в коридоре, и задумалась. Итогом этих раздумий стало открытые, которое потрясло. Отношения с Борисом теперь казались ей самой большой и чудовищной ошибкой в ее жизни.
— Привет, — вспомни – и вот. Борис возник внезапно, тихо и незаметно подошел. — Что случилось? Ключи потеряла?
— Нет.
— А почему ты здесь? — Борис присел рядом, уловил тонкие нюансы случившихся перемен, попытался обнять ее за плечи, но девушка ловко выскользнула из его объятий.
— Нам необходимо поговорить. И очень серьезно.
— Здесь?  Может, все-таки войдем в квартиру?
— Нет. Здесь и сейчас.
Борис понял, что Стелла настроена очень решительно, и никакими уговорами, шутками и прибаутками, не заставишь отменить разговор, не смягчишь его настроя. Но последнюю попытку он все-таки осилил:
— Не хорошо как-то устраивать семейные разборки на лестничной площадке. Слишком много глазков, и дверей фанерных.
— Ты говоришь «семейные»? — Стелла ухватилась за предлог и перешла в атаку. — А разве у нас семья?
Борис даже опешил от такого неожиданного натиска, но быстро взял себя в руки:
— Гражданская семья.
— Вот и я о том же. Мне кажется, что с принятием этого решения мы поторопились.
— Понятно, — Борис понял окончательную цель ее разговора. Стелла нервно потерла бровь:
— У нас обоих накопилось уйма претензий друг к другу.
— И все? Да, если бы после таких заявлений люди стали разводиться, то на земле не осталось бы ни одной полной семьи. Это нормально! Это быт! Это жизнь, в конце концов. Да, вот она такая! Это не плюшевая сказка в розовых тонах. Это, прежде всего, труд, ежедневный, изнуряющий, труд души и чувств. А нам надо просто спокойно, без излишних эмоций, во всем разобраться. И постараться в будущем не повторять прежних ошибок.
— А я считаю, что нам лучше разбежаться сейчас.
— Ну, почему?
— Пока мы не возненавидели друг друга. И у нас пока есть шанс остаться хорошими друзьями.
— Любовь прошла, завяли помидоры, — с большой долей злого сарказма процитировал Борис, и Стелла вспыхнула, словно порох:
— А была ли любовь-то?
— А что было? — опешил Боря.
— Страсть. Дикая, необузданная, животная страсть. Похоть! — такое заявление от любимой девушки повергло Бориса в немаленький шок. Словно взяли и облили грязью самое святое, что он так трепетно нес на сердце. Ответил тихо, обреченно:
— С моей стороны это любовь.
— Ну, извини, — Стелла демонстративно развела руками.
Она, приняв решение, уже ничего не боялась, решительно встала и прошла в квартиру. И там, в авральной спешке, стала собирать личные вещи. А Борис так и остался на лестничной площадке. Было мучительно больно видеть то, как от тебя уходит любимый человек. Он даже не обернулся, когда она вновь появилась на площадке, волоча за собой чемодан.
— Ключи в замке. Пока. Надеюсь, что ты поймешь правильность этого решения.


== 38 ==
 Обед в семье Сладкомедовых протекал медленно и вяло. За большим столом трапезничали только сам хозяин, Олег Иванович, и его драгоценная супруга Лина.
— Ты знаешь, что наша ненаглядная доченька вернулась? — поинтересовался Олег Иванович.
— В твоем голосе скользит сплошное злорадство, — мгновенно ответила жена, словно ожидала этого разговора, и хорошенько подготовилась к нему.
— Мне кажется, что это ты должна была в свое время остановить Стеллу от такого безрассудного поступка. Не должна, а обязана. Поговорить чисто по-женски. Дочь должна учиться на чужих примерах, а не совершать собственных ошибок. Ты же, в конце-то концов, мать. В самом широком понимании этого слова.
—  А ты – отец! Тем же концом и потому же месту. А я, в отличие от тебя, всегда знала и знаю, с кем и где наша дочь. Ты же дальше, чем собственное «я», не видишь ничего. Даже слабеньких попыток что-либо изменить не делаешь.
Олег Иванович, не ожидавший такого от супруги, уронил вилку на пол:
 — Да и ты – далеко не идеальная мать. Вечно закрываешься в своей мастерской. У тебя постоянное вдохновение и нескончаемое озарение.  Прямо, гений какой-то!
В столовую вошла домохозяйка Мария, неся поднос с чайником и десертом. Разговор пришлось прервать, и от этого вынужденного простоя, оба не были в большом восторге. Глаза горели, слова просились на волю.
— А где Стеллочка? — поинтересовался Сладкомедов у Маруси, с трудом сменив тон.
— Она закрылась в своей комнате, и никого не хочет видеть. От обеда отказалась. — Собрав опустевшие тарелки после второго блюда, Маруся все так же тихо и незаметно удалилась на кухню.
Всего ничего была она при супругах, но этого времени хватило тем, чтобы немного успокоиться, приглушить кричавшие обиды друг на друга. По крайне мере, голос они уже не повышали.
— Кстати, о твоем художестве. Почему ты так редко радуешь нас своими новыми работами? — а вот ядовитости не убавилось ни на йоту.
— Я пишу для удовлетворения собственной души, а не для общего обозрения, — ответила супруга, используя нередкую отговорку творческих личностей. Но она, в отличие от многих творцов, свято верила в то, что говорила.
— А мне думается, что любая деятельность человека, будь то профессиональное поприще, или простое хобби, но она должна приносить хоть какие-нибудь дивиденды. А иначе – это просто пустая трата времени и сил. Никчемная жизнь!
— А мой бизнес процветает, — бесстрашно глядя мужу прямо в глаза, как можно спокойнее, ответила Лина.
И Сладкомедов понял, что именно она хотела этим сказать, позволил себе немного возмутиться:
 — Это были не только твои деньги. В том была и моя заслуга.
— Да, да, да! — вскрикнула жена, бросая пирожное обратно на блюдце. — Вся твоя заслуга заключалась в том, что ты заставил меня пойти на преступление. И заработать по легкому стартовый капитал. Кажется, это сейчас классифицируется. — Она вскочила и поспешно покинула столовую.
Олег Иванович покачал головой. Он опасался, что жену «понесет», и она наговорит лишнего, о чем и сама, может быть, со временем пожалеет, и прислуга услышит. А это крайне не желательно. Прошлое не должно врываться в настоящее.
— Совсем нервной стала женушка. Еще немного, и она сойдет с ума, — пробормотал он себе под нос, мелкими глоточками опустошая бокал с чаем.


== 39 ==
 Ну, а пока с ума сходил Орешкин.  Найденное заявление просто выбивала почву из-под ног. Он пересмотрел все семейные фотоальбомы. Он перебрал в памяти все детство и юность, буквально по дням, надеясь хоть там откопать незначительные моменты, когда родители либо проговорились, либо сказанное ими было с подтекстом. Ничего! Он до боли в глазах всматривался в портрет родителей, словно пытался прочесть по их глазам ответ на единственный вопрос. Да, вопрос пока был всего в единственном роде, но зато какой объемный, какой важный. Он терзал его изнутри, окончательно лишая аппетита и сна. Забыв про физическую боль, Слава метался по квартире, словно пойманный зверь. Все его существо кричало, не желая верить ни единой буковке заявления. Неправда! Ошибка! Чей-то очень неудачный розыгрыш! Необоснованный смех сменялся потоками непрошеных слез. Впервые, после похорон родителей, он почувствовал дикое желание положить голову матери на теплое плечо, почувствовать ее ласковую руку на своей голове, и услышать такие простые и такие добрые слова утешения.  Он вдруг осознал, прочувствовал одиночество. Некому было поплакаться, не с кем было поделиться настоящим горем и невыносимым отчаяньем. И это было очень страшно. Доверить такие знания Борису он и в прежние времена не решился бы. А теперь и подавно. В последнее время они с Борей отделились дуг от друга. Встречались лишь случайно, эпизодически. Да и говорили в основном о погоде, даже не прикрывая двери души. А вот Вере он смог написать все, смог поделиться душевными терзаниями. И она в ответ слала одно сообщение за другим, не дожидаясь его реакции. Незнакомка пыталась привести его в чувство:
«Не руби с плеча. Успокойся. Горячие поступки приводят к горящим городам»,
«Трудно переоценить прошлое, но это не смертельно»,
«Жизнь не остановилась, ни на миг. Оглянись, говорят, там много прекрасного»,
«Есть люди, кому в тысячи раз хуже, чем тебе. Подумай об этом»,
«Не стоит прогибаться под изменчивый мир», и все в таком темпе и духе. Афоризмы и цитаты сменяли друг друга, как картинки в детском калейдоскопе. Где она их только находила на столь короткое время, или знала столько на память? После виртуального общения, обычно наступали успокоенность и умиротворение. Но только не сегодня. И Слава поймал себя на мысли, что уже ничего не будет так, как прежде. Никогда. Тайна, которую родители так бережно прятали, вырвалась на волю. И он познал ее, он вкусил ее горечь. Она всегда будет рядом. Дышать, смердеть, отравлять само существование.  Пока он ее не примет де-факто. Примет, поймет и простит.
— Все! Хватить мучить себя и терзать. Надо срочно выходить на работу, иначе от собственных мыслей я попрощаюсь с крышей. — Громко, пугая тишину, заявил Орешкин. — Займусь я лучше кулоном. Это меня отвлечет.
И, не откладывая дело под зеленое сукно, Слава принялся готовиться к операции по изъятию драгоценности из музыкального плена. Если раньше план был в каком-то разобранном состоянии, сырым, с множеством вопросов и сомнений, то теперь мысленно он сложился в яркую картинку и казался единственным верным и менее опасным. Исключить риск окончательно не получалось. И все же перспектива выпить после бокал самого дорогого шампанское было больше, чем получить новую, и более жестокую, экзекуцию от Банзая и его подельников.
 Ребята из ансамбля встретили его тепло и дружелюбно. Некоторые даже в пылу полезли было обниматься, но Орешкин их решительно остановил. Ребра все еще ощутимо болели.
— Не рано вышел? — поинтересовался Сергей, заметив гримасу боли на лице Ореха, когда тот забылся и сделал резкое движение.
— Дома совсем закис. Лучше здесь.
— Ok! Только ты, пожалуй, играй сидя. Стульчик мы тебе организуем.
— Вот спасибо. А как тут дела при новом хозяине?
— По старому, — отмахнулся Сергей. Как творческая личность, его мало интересовали мирские дела. — Старый хозяин с ума сошел.
— В каком смысле? — удивился Орешкин, и почувствовал неприятный комок холода в груди.
— В прямом, — спокойно ответил Сергей, увлеченно настраивая гитару. — Сам закодировался, и тут же опустошил целую бутылку водки. Да еще и без закуски.
Холодок разлился по всему телу. «Ох, и неспроста Судак так упился. Чувствуется холодный расчет хозяина и нечистоплотные руки Банзая» — мысль обжигала, навязывая очередную волну страха, но азарт брал свое. Да и отступать Слава совсем не привык. Операция началась еще там, в квартире, когда он экипировался на работу. Кроссовки на полтора размера больше (отцовские), а главное – на липучках. В кармане брюк – отвертка и монетка. Эх, если бы еще не было дрожи в конечностях от такого большого напряжения! Ну, да ладно, без этого никуда.
Задержавшись в гримерке, Слава на короткое время остался в полном одиночестве, что и побудило его к действию. Он быстро открутил электрическую лампочку и вставил монетку в патрон, зачем вернул стеклянную сферу на место. Теперь надо было ожидать удобного случая. Стоило кому-то щелкнуть включателем, как произойдет короткое замыкание цепи. И, бах, весь ресторан будет обесточен. И пусть на небольшое время, но Славе его должно было, по его плану, хватить с лихвой. Все! Вот теперь отступать было уже поздно, он запустил колесо. Доставая гитару из футляра, Орех вдруг понял, что и тут люди Банзая устроили обыск. Музыканты никогда не стали бы без его согласия даже футляр открывать. Да, игра понеслась не шуточная, далеко не киношная. Что ж, посмотрим, чья возьмет. Азарт перехлестывал все остальные эмоции и чувства. Слава поспешил на эстраду.
 Зал постепенно, лениво, как часы во время жаркого полудня, заполнялся. Ребята обсуждали порядок исполнения композиций, хотя отрепетировано было уже до автоматизма. Ярослав незаметно оглядел публику. Банзая в зале не было, но вот около барной стойки сидел бугай, один из тех, кто устроил форменный беспредел в его квартире. «Значит, все-таки пасут.  — Кольнула неприятность. — Не голословные те были-то угрозы. — И тут же засвербели сомнения.  — А может, я поторопился? Надо было выиграть время. Что с кулоном станет? Он лежит себе спокойно, как в банковской ячейке. А если я завалюсь? Поймают меня, что тогда? Побои и унижения – мелочь. Они просто забьют меня до смерти. Стоп! А если завтра меня уволят? Просто так, без особых причин? Хозяин барин нас рассудит. Тогда я вообще больше не поднимусь на эту эстраду. Я вообще и в ресторан не попаду.  — Противоречивые доводы разрывали сознания. Напряжение в душе достигло апогея, и тут… погас свет.

== 40 ==
 Стелла, словно тень, проскользнула на кухню, где еще горел свет и работал телевизор. Маруся и не собиралась ложиться спать.
— Привет.
— Доброй ночи, солнышко.
— Что не спим в столь поздний час?
— Да вот, сериал мой любимый перенесли на позднее время. Рейтинги, у них, видите ли, упали. А ты? — они разговаривали шепотом, хотя спальные комнаты находились двумя этажами выше.
— Есть хочется. Что-нибудь домашнего и вкусного.
— Ага, — обрадовалось домохозяйка. — Садись. Я сейчас тебе биточки разогрею.
Она засуетилась, благо сериал прервал очередной продолжительный блок рекламы.
— Знаешь, Маруся, а твой план не сработал. Провалился с треском.
— Какой план? — удивилась Маруся.
— Ну, помнишь наш разговор, кого мне выбрать из двоих парней. Богатого кошельком, или внутренним миром.
— А! — артистично претворилась женщина. Она все прекрасно помнила, но частенько списывала на старческий склероз, чтобы и хозяева не чувствовали неловкость после приступа внезапной откровенности с ней, прислугой.
— Ничего у меня с Борисом не получилось. А сначала все было так романтично и красиво, пока мы не решили пожить вместе. И все: хлоп! Все испарилось в один миг, и романтика, и высокие отношения, и вычурность фраз. Осталось только бытовая серость.
 Едва у Маруси не сорвалось: «Пришли трудности – девочка сбежала», но хватило разума вовремя прикусить язык. Промолчала, подала молодой хозяйке тарелку с горячими биточками. Реклама закончилась, но смотреть мексиканские страсти стало не так интересно, когда тут рядом, под самым носом, жизнь тоже бьет ключом, выдавая сюжеты мелодрам.
— И что теперь?
— Не знаю, — Стелла пожала плечами, поглощая сочные биточки, которые просто таяли во рту. — По крайней мере, я больше не повторю своих ошибок. Я сама заметила, что стала умнее и рассудительнее.
— Будешь окучивать второго кандидата?
— Ярослава? — уточнила Стелла. — А что, вполне допускаю такую возможность. Но сначала я должна измениться.
— В каком смысле? — не поняла Маруся.
— Научиться варить! — вдруг резко, а главное неожиданно, заявила Стелла, и добавила уже мягче, с грустинкой. — Хотя бы щи и гуляш.
Мария с трудом сдержала улыбку, старательно пряча взгляд. Наверняка, в глазах вспыхнули смешинки:
— А вот это правильно. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Ты думаешь, что я родилась с половником в руке? Нет, всему пришлось учиться. Знаешь, со мной приключилась такая история. Что я умела приготовить и делала это достаточно уверенно, так это сварить картошку. А тут решила попробовать сварить настоящий украинский борщ. Взяла  проверенный рецепт своей бабушки. И очень аккуратно, шаг за шагом следуя инструкции, дико волнуясь, сотворила-таки это чудо. Приготовила изумительного вкуса, я успела попробовать, украинский борщ. Выключила плиту. И расслабилась. Голову отключила, а руки продолжили по привычке (раньше-то только картошку варила) накрыли кастрюлю крышкой и слили в новенькую великолепную светлую мойку. По мере окрашивания мойки в бордовые тона мои глаза расширялись от ужаса, что я натворила. Я впала в ступор и вылила в канализацию весь свежеприготовленный борщ. До последней капельки.
Они вместе посмеялись, а потом молодая хозяйка вернулась к своей проблеме:
— Научишь?
— Почему бы и нет? Давай, завтра же и приступим.
— Спасибо, — Стелла поцеловала домохозяйку в щечку и, вполне счастливая, но уж точно сытая, побежала в свою комнату. Маруся только покачала головой ей вслед:
— А вот это, как мне кажется, уже попахивает серьезными чувствами. Только истинная любовь заставляет человека меняться. Меняться в лучшую сторону. Так что, девочка моя, вся твоя теория о том, что чувства можно контролировать, манипулировать ими на свое усмотрение, летит к псу под хвост. За все чувства отвечать я не берусь, а вот на счет любви. М, любовь не подвластна никакой дрессировке.