Aня

 

1.
«Бойся сифилиса! Есть большая опасность заражения этой тяжёлой венерической болезнью половым путём, также через прямые контакты (поцелуи) и бытовым (полотенца, стакан, губная помада и прочее)».
Так, или почти так, начинались все художественные фильмы в клубах военных гарнизонов Германии. Часть, в которой служил мой муж, не была здесь исключением.
Шёл 1946 год. В то время все офицеры полка – участники войны оставались служить в Германии. Полковое начальство в большинстве жили с жёнами. Чаще, с так называемыми ППЖ – полевыми походными жёнами, в основном, медицинскими работниками – фронтовичками. Семейные пары вызывали нескрываемую зависть молодых офицеров. Сифилис, гонорея, мягкий шанкр и другие венерические болезни после войны в Германии были страшным бичом. Болтали о роковой роли американских негров в заражении наших офицеров через немецких женщин лёгкого поведения. Связывали эти неблаговидные действия с началом так называемой «холодной войны».
Венерические отделения в госпиталях были переполнены. Чтобы не пополнять ряды так называемой «голубой дивизии», где проходили лечение от рядового до комсостава, командование Группой Войск не препятствовало вступлению в брак молодых офицеров с девушками, угнанными во время войны в Германию. Относительно легко было получить в Главном Штабе Группы Войск вызов для жены. Регистрация брака значения не имела.
Так, с начала 1946 года стали приезжать из России (впоследствии вошло в употребление слово «Союз») законные жёны офицерского состава и девушки, либо едва знакомые, либо знакомые по переписке, так называемые «заочницы».
Хочу рассказать об истории, поразившей тогда нас, молодых.
Комсорг полка Олег Крайнев – красивый, высокий блондин, всегда подтянутый, выглядел щёголем, переписывался с девушкой Аней. Во время войны принято было писать на фронт незнакомым воинам, поднимать, тем самым, боевой дух. Комсомольские организации, естественно, не оставались в стороне. Посылки с шерстяными носками, варежками, незамысловатыми кисетами для табака и всякой всячиной шли на фронт нескончаемым потоком.
Такая посылка и стала причиной знакомства Олега с девушкой Аней – секретарём райкома комсомола далёкого Алтайского городка.

2.
Из дневника Ани.
Отправили мы на фронт посылку для наших солдатиков. Вложили туда записочки со своими адресами. Через какое-то время получаю письмо от Олега Крайнева. Многие наши девушки получали письма с фронта от незнакомых воинов. Так ни у кого переписка ничем и не закончилась. Мы же с Олегом строчили послания друг другу больше года. Ещё шла война, и я с тревогой ждала его ответных писем. Уберегла его судьба. Письма писал грамотные, умные, а как прислал фотокарточку, была им просто очарована. Просил, чтобы прислала свою. А я всё тянула. Потом всё-таки решилась и…отправила фотокарточку красивой замужней подруги. Почему не свою? Некрасивая я и нескладная. Роста среднего, туловище широкое, плотное, ноги длинные да тонкие, как две палки. Стеснялась я себя. Не нравилась нашим местным парням, да и сама ими особо не интересовалась. Так и прожила свои 27 лет, как говорится, без милого дружка. Уже и не надеялась на замужество.
После того, как получил Олег от меня фотокарточку, сделал мне предложение, чтобы приехала я в Германию, где бы зарегистрировали брак. Если согласна, просил прислать паспортные данные для оформления вызова.
Согласна ли я? Хочу ли поехать к нему в далёкую Германию? Конечно, да, да, да!! Но. Как напишу, что на 4 года старше? Сколько ему лет я уже знала, о себе всё умалчивала. И как поеду с моей внешностью? Он же писал, что влюбился в меня по фото. Однако, после долгих колебаний, советов с близкими, решила рискнуть. Написала все требуемые сведения. Указала истинный свой возраст. С волнением ждала ответа. Долго не было ответа. Видно, ждать нечего. Не судьба… Но, пришло, наконец, письмо с вызовом для поездки в Германию. Писал мало. Так, общие фразы, дескать, ждёт с нетерпением. Факт отсутствия брачного свидетельства не стал препятствием в оформлении выездных документов. Через месяц была готова к отъезду.
Выехала на Барнаул. До Москвы добиралась больше недели с двумя пересадками. В Москве снова пересадка. До Бреста ещё почти трое суток. Там попала на поезд, так называемый 500-весёлый. Состав представлял собой смесь разных вагонов – польских, немецких и даже теплушек. Основная масса пассажиров – фронтовики, следующие из краткосрочных отпусков к месту службы. Всю дорогу пили, дебоширили. Начальник поезда – майор – днём и ночью буквально носился по составу, упреждая опасные столкновения пьяной братии. Нам – мне, женщине средних лет и молодой красивой девушке «повезло» попасть в одно купе вагона третьего класса (выход прямо на платформу) с пьяным, непредсказуемым старшиной. Не давал покоя нашей молодой спутнице. Вырвал из рук сумочку с документами, грозил выбросить в окно на ходу поезда, если не останется с ним наедине и не полюбит его. Нас же грозил пристрелить. Рыдания девушки, наши уговоры его ещё больше распаляли. Он то и дело хватался за пистолет. Этот кошмар мог бы плохо кончиться, если бы не вмешательство начальника поезда, который изолировал шального хулигана.
Наконец, мы добрались до Франкфурта-на-Одере, где меня должен был встречать Олег. Чувствовала я себя очень усталой. Не спала несколько ночей. Нервничала. Как предстану перед ним? Как отнесётся к моему обману? Вышла из вагона. Народу много. Встала в сторонке. Постепенно платформа опустела, и я увидела невдалеке фигуры двух военных. Сразу узнала Олега. Медленно пошла навстречу. Поравнялась. На меня он не обратил внимания, всё всматривался в опустевшие вагоны. Я прошла мимо. Чувствовала себя неловко. Была неважно одета. Всё ходила взад-вперёд. Тянула время. Может всё-таки поймёт, что это я. Сначала ушёл другой военный. И в тот момент, когда увидела, что Олег тоже уходит, я подошла. Представилась: «Я – Аня». Он опешил. Стоял, как вкопанный. Я всё что-то пыталась объяснить. Говорила без умолку, что не стесню его, могу устроиться на работу, жить самостоятельно. Просила прощения за обман. Говорила,… говорила, а он с недоумением и досадой глядел куда-то в сторону. Наконец, иссяк поток моих наивных оправдательных аргументаций, и я заплакала. Наверно, пожалел он меня тогда. Сказал: «Ну, раз так, пошли в машину, на месте разберёмся».
Шофёр покосился на меня с любопытством. Всю дорогу, часа три, ехали без остановок. Молчали. Я сидела сзади. Слёзы текли ручьём. Машина, наконец, остановилась возле двухэтажного хорошенького, как игрушечного особнячка. Я постаралась взять себя в руки. Утёрла мокрое от слёз лицо. «Вот наша обитель», – сказал шутливо Олег. В тоне его я уловила нескрываемую горечь и обиду. Я вошла в дом. Там было уютно и чисто. На окнах белоснежные занавески. Красивый буфет с посудой. Плита с чёрной глянцевой трубой, выведенной в стену. Рядом на полу жестяная коробка с  ровными брикетами угля. Чуть сбоку стол накрыт на два прибора. Это была кухня-столовая.
Олег поставил мой чемодан недалеко от двери. «Ясно, скоро попросит меня покинуть этот красивый чистый дом», – подумала. Но, нет, предложил подняться наверх – принять ванну или помыться под душем. «Всё необходимое в ванной комнате – сказал, – там же для вас полотенце и халат». Я поблагодарила, но изъявила желание надеть своё. Потянулась к чемодану. Олег взял чемодан из моих рук. Понёс наверх. Я пошла следом. Пригласил после спуститься поужинать. Я была голодна, но отказалась под предлогом позднего времени и усталости. «Тогда располагайтесь здесь, в спальне, – он приоткрыл дверь напротив ванной комнаты, – а я внизу на диване перекантуюсь». Так и сказал «перекантуюсь». Да, подумала я, это только на одну ночь. Завтра он займёт своё место в спальне, когда избавится от меня. Не прошло и получаса, как я посвежевшая вышла из ванной комнаты и зашла в спальню. Розовый слабый свет заливал красивую комнату. Торцом к стене стояла широкая кровать, покрытая двумя перинками. Подушки выглядывали кружевными крахмальными головками. Комод для белья. Большой платяной шкаф. В переднем углу, возле окна, туалетный стол с большим широким зеркалом. Окна утопали в каскадах кремового тюля. Долго любовалась спальней. Такую красоту видела только в американских фильмах.
После прилегла на краешек постели. Какое было счастье так отдохнуть после тяжёлой дороги. Только сон не шёл ко мне. Тревожные мысли не давали покоя. Решила завтра просить Олега похлопотать за меня по поводу работы. Я могла печатать на машинке, знала библиотечное дело. И от работы в столовой не откажусь. А если нигде не смогу устроиться? Что буду делать? А как он меня будет представлять? В полку наверно знают, что должна приехать жена. Красивая жена. Может он примет решение отправить меня назад… Стыд-то, какой! Конечно, дома я была не на последнем счету. Закончила 10 классов. Сразу пошла на комсомольскую работу. Выезжала на слёты в Барнаул, Новосибирск. В Москве бывать не приходилось. Только проездом, по дороге в Германию. Пока думала и гадала, что ждёт меня, как сложится жизнь, незаметно задремала. Сквозь дрёму услыхала скрип ступеней. Знала, кроме Олега в доме никого. Немного стало не по себе. Полная луна освещала спальню и, напротив, передо мной распахнулась неслышно дверь, и я увидела Олега. Он был в трусах и майке, как показалось, в белоснежной майке и таких же трусах. Я затихла. Олег подошёл к кровати, немного помедлил и спокойно вытянулся рядом. Я всё поняла и не сопротивлялась. Превозмогая боль, я отдалась ему. Вскоре, так же бесшумно, без единого слова, он поднялся с кровати и вышел из комнаты.

***
Спала я, как убитая. Когда проснулась, был уже день. Сразу не могла сообразить, где я и что со мной. Но моё беспамятство длилось недолго. Тут же ощутила в себе острую боль, что меня даже обрадовало. Да, Олег, удовлетворив свою мужскую потребность, сделал меня счастливой. Я готова была испытывать эту боль всю жизнь, только бы быть рядом с этим человеком.
Когда поднялась с кровати, увидела светло-алые пятна на простыне и сорочке.
Подошла к зеркалу. Испугалась своего бледного лица. Редкие русые волосы, короткие бесцветные брови, маленькие серые глазки, нос какой то неопределённой формы, слишком пухлые губы… На фоне некрасивого лица терялись мои ровные белые зубы. Кто-то ходил внизу. Неожиданно постучали. Я молнией рухнула в постель. Разрешила войти. На пороге женщина. Ей лет 45. Очень аккуратная, высокая и худая, в красивом переднике. Сказала по-немецки пару слов. Сразу не разобрала. В школе учила немецкий, но видно без толку.
Немка терпеливо повторила сказанное, и тут я приблизительно разобралась – меня приглашали вниз пить кофе. Кое-как, немного жестами, объяснила, что сначала приму душ и приведу себя в порядок. Эта женщина – Тея, занималась уборкой. Иногда что-то и готовила. Потом я убедилась – русские женщины за пояс заткнут немок в части приготовления обедов. Ну, а завтраки и ужины – кофе, яйца, сыры, колбасы – это они умеют. Так и мы тут не отстанем, были бы продукты…
Я оправила кровать. Сняла простыню. Положила в ванной. Хотела застирать, после передумала. Приняла душ. Надела своё лучшее платье, туфли на каблуках. Спустилась вниз. Олег ушёл рано утром. Он может здесь появиться с минуты на минуту. Я волновалась. Какая эта будет встреча. После того, что произошло между нами ночью.
Не успела Тея налить мне кофе, как раздался колокольчик, и вошёл сержант – молоденький паренёк, не больше девятнадцати. Спросил – не Аня ли я. Получив утвердительный ответ, слегка смутился, помедлил, сказал: «Капитан велел передать – будет поздно, чтобы к ужину его не ждали». Смутился солдатик. Я понимала. Олег наверно показывал фото моей подруги: «Посмотри, какая жена ко мне приедет» А тут я. Конечно, любой смутится. Никак я не подхожу в жёны Олегу. Мне 27, ему 23. Он такой красивый. И не буду стараться ему понравиться. Это бесполезно. Надо пытаться как-то устраиваться, чтобы не мешать ему жить своей жизнью. Сможет ли получить новое разрешение для вызова жены? Я знала, кроме меня, не было у него девушки на примете. До войны дружил с одноклассницей, но она погибла при бомбёжке на окопах под Ленинградом в начале войны. Что Олег какое то время будет одинок, моя это вина.

***
После завтрака Тея ушла. Обещала прийти к ужину. Меня занимали мысли об Олеге. Где же он будет обедать? В столовой? Это после приезда жены. Мне было одиноко… Не знала, чем заняться. Включила приёмник. Там немецкая речь. После поднялась в спальню. Обнаружила два томика Льва Толстого «Анна Каренина». Пролистывая, обнаружила фото подруги. Хорошо, что ещё сообразила не подписывать. Видно красивое личико Паны привело его к окончательному решению вызвать меня к себе. Зачем я это сделала? Чёрт попутал такое устроить… Шёл дождь. Стояла у окна, смотрела на улицу. Поражала какая-то сценическая нереальность увиденного. Даже дождь, нудно накрапывающий, не портил этой воистину сказочной картины. Красивые маленькие зелёные палисадники; низкие, металлические заборчики с неповторяющимися узорами; миниатюрные клумбочки со вкусом оформленные разноцветьем; выложенные светлыми плитами дорожки; красиво изогнутая, гладкая, блестящая от дождя мостовая и никаких луж – всё приводило меня в восторг и недоумение. Как это непохоже на дорогой мне алтайский городок. Всё здесь чужое, но такое красивое…

***
Вечером с Теей поужинали картофелем с куриными консервами. Немцы питались плохо. Продукты по карточкам. Те, кто работал у русских прислугой, были сыты, да ещё получали марки. Так что своей работой они дорожили.
Тея ушла. Света я не зажигала. Сидела впотьмах и думала свою горькую думу.
После решила ложиться. Олега тоже можно понять, не хочет меня видеть и, возможно, не придёт ночевать. А что было ночью, понятно, соскучился по женщине. Это естественно. Когда я с ним смогу поговорить? Лежала долго. Крутилась с боку на бок. Не переставая, тукал дождь по стёклам. В кромешной темноте незаметно уснула. Проснулась от чьего-то прикосновения. Спросонья подумала – сестрёнка. Но нет. Быстро пришла в себя. Поняла – это Олег. И снова с радостью я удовлетворила его желание. И, как и в предыдущую ночь, оставил меня. Сошёл вниз к себе. Слов не было. А я уснула счастливая.

***
На другой день снова приходила Тея. Завтракали, обедали. Повторился вчерашний визит сержанта с тем же сообщением. Всё, как накануне. Со вчерашнего вечера сменила постельное бельё. Днём постирала. Дождь так и не переставал. День был сумрачный, а я жила сладкими воспоминаниями. Решила в этот вечер ждать Олега. Ни за что не усну. Играть в молчанку больше не будем. Два дня слоняюсь по дому, как неприкаянная. Пора ему окончательно определиться. Любое его решение приму, как должное. Понимала, шанс на благополучное для меня завершение этой истории ничтожно мал.
Неожиданно к вечеру вернулся Олег. Поскольку рано утром полк выезжал на учения, просил меня собрать, так называемый, «тревожный чемодан». Сказал, что туда следует положить. Сам стал разбирать какие-то карты в планшете.
Быстро уложила всё необходимое. С удовольствием осталась бы при нём прислугой. Чувство любви переполняло мою душу.
За ужином говорили о погоде, о приближении осени. На мой вопрос, как мне быть дальше, какое он принял решение, он что-то промямлил в ответ. Перевёл разговор о моём впечатлении от Москвы, о дороге, о Германии. Вскоре ушёл.
Попрощался кивком. Ночевать будет в части. Там много дел. Вернётся через неделю. Мне стало грустно…

***
За время, что Олега не было, перечитала Анну Каренину. С помощью Теи понемногу осваивала немецкий. Томительно долго тянулась неделя… Уже ночь. Я лежу с открытыми глазами и жду… Дожди кончились. На звёздном небе широкий серп луны. Нет, я не засыпаю. Я жду с затаённой тревогой, жду с замиранием сердца, жду со слабой надеждой… Пронзительную тишину нарушает едва уловимый шум… Гладкий асфальт гасит шорох колёс. Вот шорох нарастает, всё явственнее, ближе… Глухой стук уличной двери. Дождалась, наконец. Это вернулся Олег. Слышу скрип шагов по лестнице. Потом зашёл в ванную. Долго там мылся… Тихо открыл дверь и секунду спустя был рядом со мной. Я не выдержала. Обняла его. Прижалась всем телом, и тут он впился в мои губы долгим поцелуем… Мой красивый, мой любимый мужчина всю ночь ласкал меня,… я задыхалась в его ненасытных объятиях.

2.
Я похорошела. Олег любит, и я верю. Через неделю мы будем мужем и женой. Брак зарегистрируем в Берлине. Я счастлива.
Мы были в гостях в семье командира полка. Его жена Люба – медсестра. Была с ним рядом последний год войны. Она моложе на 18 лет. У них маленький сынишка. Я не вправе судить этих людей. Соединила их война. Полковник – интересный, образованный мужчина. Ленинградец. Закончил Политехнический. Его первая семья вернулась из эвакуации. Дочь студентка. Он материально их обеспечивает. Олег тоже из Ленинграда. Его родители погибли от голода в блокаде. С Кисловыми мы быстро нашли общий язык. Я начитанна, могу быть интересной собеседницей. Думаю, в какой то степени, мой внутренний мир восполнил внешнюю некрасивость. Или я себя успокаиваю? Нет, я верю. Олег любит меня. Скучает, когда ненадолго расстаёмся. Очень внимателен. С удовольствием покупает мне наряды. Я же стараюсь, чтобы в доме был уют и чистота. Хожу на склад за продуктами. Готовлю вкусные обеды. Перезнакомилась с нашими гарнизонными женщинами. С некоторыми подружилась. Отношение ко мне уважительное. Я некрасива и неглупа – такое сочетание нравится замужним женщинам. В моём лице не видят соперницы. Муж хорош собой, да и комсорг полка – не последний человек в части. Так что, от приглашений в гости отбоя нет.

***
Через пару месяцев после моего приезда я забеременела. Оба были на седьмом небе. Я ходила героиней, понимая значимость моего положения. Три месяца прошли в счастье и радости. Жили мы душа в душу. За это время наш полк передислоцировался. Переехали в город Плауэн. Военный городок бывшей гитлеровской армии – на окраине. Поодаль трёхэтажные дома для офицерского состава. Трёхкомнатные квартиры обставлены современной мебелью, которую впоследствии вывозили в Россию отъезжающие семейные офицеры, в большинстве, пожилые. Заняли мы чудесный домик в стороне от городка. Там тоже зелено и ухожено. В домах, где жили семейные офицеры, уже сказывалось наше русское присутствие: входные двери нараспашку, где и вовсе поломаны, лестницы грязноваты, в квартирах тоже чистоты не видно, несмотря на то, что у подавляющего большинства семей уборкой, а иногда и кухней, занимались приходящие немки. Слово «прислуга» не употреблялось. Поскольку последние говорили только на своём родном языке, нашим приходилось объясняться по-немецки. Более способные осваивали, таким образом, немецкий.
К сожалению, мне приходилось слышать нелестные отзывы о наших женщинах. О лености, неряшливости, пустой многочасовой болтливости. В ту пору немецкие женщины ревностно придерживались незыблемых национально-общественных устоев, выраженных тремя «К»: киндер, кирхе, кюхе.
В полковом клубе часто демонстрировались фильмы наши и трофейные. Перед показом картины – журнал, в котором говорилось о последствиях случайных половых связей. Обращалось внимание и на бытовые заражения венерическими болезнями. Нами – женщинами, эти сведения воспринимались с большой тревогой. Панически боялись сифилиса. То и дело наши офицеры – холостяки, да и семейные, отправлялись на лечение в госпиталь. Болели и рядовые. Лечение проходило болезненно, длительно, без гарантии на полное излечение.

***
Неожиданно нашей безмятежной жизни пришёл конец. На четвёртом месяце беременности у меня случился выкидыш. Мы очень переживали. Оплакивали нашего мальчика. Опытный пожилой доктор Шпицнер причину этого случая отнёс к слабости матки. Заверил в повторной беременности, однако, советовал беречься – тяжестей не поднимать, не делать резких движений и так далее… После, жизнь вошла в привычное русло. Вскоре я снова забеременела. Старалась соблюдать все рекомендации доктора. Ходила медленно, чтобы не оступиться. Не пользовалась транспортом. Я оставила за собой право приготовление пищи. Немка Мария помогала мне в домашних делах.
…И снова несчастье. После четырёх месяцев бережного к себе отношения – выкидыш. Второй мальчик. Мы были ошеломлены. Когда же я допустила оплошность? Почему такая напасть? Долго не могли оправиться от этой второй потери. Вспомнила, старшая сестра мучилась выкидышами. Так и не родила. Муж ушёл от неё. Мне стало страшно. Написала домой о своих переживаниях. Видно не судьба мне стать матерью. Доктор Шпицнер всё успокаивал. Уверял в благополучном завершении следующей беременности. Он не сомневался, что в скором времени я вновь забеременею. Следовало в первую половину неукоснительно выполнять все его рекомендации. В основном, не пренебрегать постельным режимом, никаких домашних работ. Олег обещал доктору категорически запрещать мне даже подушку перекладывать на постели. То есть до пяти месяцев оставаться как бы на больничном. Молила судьбу быть ко мне благосклонной.

3.
Слава Богу, я уже на восьмом месяце беременности. Доктор рекомендует теперь двигаться. Побольше гулять в любую погоду. Конечно, не забывать об осторожности. Ежедневно по утрам Олег заходит ко мне в спальню и, убедившись, что всё в порядке, облегчённо вздыхает и отправляется в полк.
Рожать я буду в Гере. В нашем русском госпитале с нашими врачами. Мы с мужем так решили, да и друзья советуют не полагаться на немцев. Я должна была ехать в Геру на консультацию в сопровождении Олега. Но, как назло, всё какие-то непредвиденные обстоятельства: то инспекторская проверка, то проливные дожди, а теперь, когда до родов один месяц, полк выезжает на учения и, конечно, Олег оставаться при жене не может. Тянуть с поездкой больше нельзя. Машина, как транспорт, не для меня. Только поездом.
Решила ехать с женой лейтенанта. Это молодая женщина тоже беременна. Пережила ленинградскую блокаду. Между нами сложились хорошие, тёплые отношения. На неё я могу положиться.

От автора
1.
Итак, мы едем с Аней Крайневой в Геру на осмотр к гинекологу в русский госпиталь.
Познакомились мы с ней на складе, где отоваривались продуктами. Магазинов-военторгов с вольнонаёмными продавцами при воинских частях в Германии тогда ещё не было. Отпускал продукты старшина. Иногда приходилось выстаивать очередь. Поскольку работающих жён практически не было, недовольства домашние хозяйки не высказывали. Свободного времени хватало. Склад был своеобразным местом общения.
Я обратила внимание на некрасивую, хорошо и со вкусом одетую женщину лет 30-ти, с умным спокойным взглядом. Мы разговорились. При общении лицо её оживилось, и милую, добрую улыбку украсили ослепительно белые зубы. Она чуть жестикулировала, и я обратила внимание на идеальную форму её рук. В этой женщине явно присутствовало аристократическое начало. Она хорошо, с достоинством держалась и оказалась интересной собеседницей. Сибирский, чуть отрывистый говорок не умалял приятного впечатления от общения с этой женщиной. Верилось с трудом, что она выросла в простой крестьянской семье и жила в российской глубинке.

***
Было раннее утро. Я ждала в условленном месте. Вскоре подошла Аня с немкой-прислугой, которая передала мне Анин чемоданчик. Все мы знали о беспокойстве Крайневых за будущего ребёнка. На меня была возложена миссия Аниной опекунши. До вокзала, а это в противоположной части города, мы медленно шли по пустынным тёмным улицам. Часто попадались руины зданий, аккуратно зачищенные, кое-где ограждённые. Плауэн подвергался налётам авиации Союзников. Осенние дни стояли сухие и безветренные. Кругом тишина.
Только наши шаги нарушали покой спящего города. В конце нашего пути улица заметно оживилась. Немцы день начинают рано. На вокзале народу много. Быстро нашли свой состав Плауэн-Гера и направились к вагону второго класса – только для советских воинов. Посадка у немцев напоминала матушку-Русь.
Толкучка, шум, крики. Было холодно. Отъезжающие старались поскорее занять места в вагоне. Для немцев – вагоны 3-го класса. Вход прямо в купе. Сколько в вагоне купе, столько же и дверей, выходящих на платформу. Сидения деревянные.
Никаких проводников возле нашего вагона. Зашли и остановились в недоумении. Мягкие сидения и спинки, обитые тёмно-синим в полоску плюшем, изорваны. Клочья материи свисали всюду безобразной бахромой. Я несколько раз обежала вагон, пока нашла подходящее место. После узнали – плюш использовался нашими для наведения блеска на сапогах.
Наконец Аня уселась. Вытянула ноги. Мы довольно много прошли. Шли медленно, однако, она устала. Пока не отошёл поезд, попросила сбегать к машинисту, предупредить, чтобы трогал с места без рывков. Я побежала в голову состава. Рядом с фыркающим паровозом (электропоездов тогда ещё не было) спросила у железнодорожников, кто из них машинист. Пожилой откликнулся. С трудом вникнув в мою просьбу, он пообещал.
Мы и не заметили, как тронулся поезд и очень плавно стал набирать скорость. Езды не более двух часов. Перекусили бутербродами. Так мы и доехали до Геры, одни в пустом пульмановском вагоне. Пока добирались до госпиталя, время подошло к обеденному часу (12). Дежурная сестра безапелляционно заявила, что гинеколог ведёт приём только в утренние часы. Остальное время занят роженицами. В то, послевоенное время, в Германии было много наших женщин, пребывающих в ожидании потомства. Все они склонны были рожать только в русском госпитале. Так или иначе, мы должны будем заночевать в Гере. Прикинули: на следующий день пойдём на приём к врачу рано утром, чтобы попасть на поезд Гера – Плауэн этим же утром.
Разочарованные, направились в ближайшую гостиницу. Там нам был предложен номер на двоих, причём с одним спальным местом. Аня категорически отказалась. Она не имела права рисковать. Спать ей следовало отдельно. Но поскольку свободных номеров не было, немка-портье просила хотя бы посмотреть этот. Я поднялась на второй этаж. В большом номере в центре комнаты стояла огромная, наверно четырёхспальная кровать, которая вполне могла нас устроить. Аня поднялась следом. Она оценила эту громадину. Мы расположились с разных сторон.
Поскольку впереди был целый день, и Аня чувствовала себя нормально, решили погулять по окрестностям. Заодно выменять на сигареты помидоров и огурцов к нашим бутербродам. Никаких ресторанов или закусочных в то время в Германии не было. Разве что, можно было попросить у хозяйки гостиницы стакан чаю или эрзац кофе. Правда, было ещё пиво. Но этот напиток нас не интересовал.
При выходе из гостиницы мы столкнулись с офицером из нашего полка. Он был в дружеских отношениях с моим мужем. Здороваясь, протянул мне руку. Аня обошлась небрежным кивком. Мы перекинулись парой слов. Сказал, что возвращается в часть после лечения в госпитале. Во время нашего короткого разговора Аня успела выйти из здания. Я, как нашалившая школьница, держала перед ней ответ. Она была крайне возмущена моей наивностью и неосторожностью. По нашим предположениям, этот офицер – венерический больной и, как понимала Аня, общение с ним небезопасно.
Медленно мы шествовали по узеньким улочкам окраины Геры. Здесь всё также ухожено и красиво. Звонили в несколько калиток, но двери не открывались. Наконец, после очередного звонка, из дома вышел пожилой немец. Согласился дать нам помидоров взамен на сигареты. Мы обратили внимание на его шею, обвязанную несвежей повязкой, из-под которой выглядывали какие-то нарывы.
Аню шокировал вид немца, и она категорически отказалась от этой сделки. Я
всё-таки помидоры взяла. Во-первых, неудобно было отказываться, а во-вторых, не верилось, что этот пожилой немец венерический больной. Другие болезни нас тогда не занимали.
Мы пошли к гостинице. Аня всю дорогу ворчала. Заявила, что не дотронется до этих помидоров. Её нервозность можно было понять. Бесконечные выкидыши вынудили её быть предельно осторожной, не подвергать своё здоровье ни малейшей опасности.
В номере мы умылись и принялись за трапезу. Пошли в ход и помидоры, тщательно мною перемытые. Внизу, в пустынном небольшом ресторанчике выпили чаю, причём, из своих стаканов. Спать легли рано. Каждая со своей стороны. Так что друг друга не беспокоили.
Утром нас осмотрел врач. Было установлено, что родим по одному ребёнку. Срок у Ани восемь, у меня шесть месяцев беременности. На нас завели медицинские карты. Приехать в госпиталь рекомендовали приблизительно за неделю до родов. На том и распрощались.
Через пару часов были на вокзале. К нашей радости, успели на поезд даже с запасом времени. Так же я бегала к машинисту. Так же получила обещание машиниста трогать с места состав без рывков. После того, как замелькали в окнах привокзальные строения, мы поняли, что начало пути уже позади. Надо сказать, хлопотала-то я напрасно. Манера вождения железнодорожного транспорта в Германии отработана до мелочей. Аня так же занимала лучшее место в вагоне. Мы берегли её будущего мальчика – Игоря. Тогда об УЗИ понятия не было. Но и Аня, и Олег были уверены, что и в третий раз у них будет мальчик. В ту пору гремел писатель Эренбург со своим романом «Буря». Главный персонаж романа Сергей  мне был симпатичен. Потому я и хотела бы назвать сына этим именем.
Всё у нас складывалось хорошо. Аня чувствовала себя нормально. Вот мы и в Плауэне. Могли воспользоваться трамваем, но Аня отказалась. Снова не торопясь, двинулись пешком через весь город. Шла я впереди. Несла два лёгких чемоданчика (миниатюрные и красивые, тогда они были в моде).
Аня немного позади. Мы понимали, эта поездка – её большая победа. Ребёнок не беспокоил, не настораживал будущую мать. Он ждал своего часа. Обратный путь не вызвал особого напряжения. Через пару часов остановились на развилке. Удовлетворённые успешным завершением поездки, мы расстались.
Мой дом рядом. Ане ходьбы минут десять тихим шагом. Она решила сама нести свой чемоданчик. И дом недалеко, и груз пустячный.

***
Дома меня никто не ждал. Я помылась, переоделась, перекусила. Прошло не более часа, как мы распрощались с Аней. Резкий стук в дверь прервал мои мысли о предстоящих родах. Я панически боялась этого неизбежного события и с приближением срока, мысли мои, помимо воли, рисовали ужасные картины. Почему-то решила, что роды не переживу…
Я открыла. В квартиру буквально ворвалась моя соседка Маша. Скороговоркой объявила, что Аня находится в роддоме доктора Шпицнера и уже родила мальчика с проваленным носом и без ногтей. Ребёнок сифилисный.
Я категорически не могла поверить такому противоестественному событию.
Что за вздор? Как это, сифилисный? Здесь какая-то путаница. Час назад Аня была в порядке. Чушь. Я не верила. Аня такая брезгливая, осторожная… Олег – любящий верный муж. Откуда тут взяться сифилису?

***
Но это оказалось жестокой трагической правдой. Прошло полгода. Моему сыну Серёже три месяца. Роды прошли благополучно. После того, как родила Аня своего мальчика (только немцы смогли выходить этого больного восьмимесячного ребёнка), после этого события, всполошившего весь военный городок, авторитет роддома, в частности доктора Шпицнера, значительно возрос, и все наши русские женщины уже не спешили в Геру. А рожали в клинике доктора Шпицнера – маленького толстенького старичка (возможно, казался старичком, а был мужчиной лет пятидесяти пяти). Когда узнал, что я из Ленинграда, охотно со мной разговорился. Много хороших слов говорил о наших учёных-медиках: Отто, Бехтереве, Павлове, Мечникове. О красоте города, где приходилось ему не раз бывать на симпозиумах. Хорошо знал наши музеи. Уверял, что в Зимнем дворце три тысячи тридцать три окна, с чем должна была согласиться, поскольку и до сих пор так и не выяснила, сколько же окон в Зимнем.
Теперь об Ане. После преждевременных родов, после всех потрясений, постигших семью комсорга, наши полковые дамы не переставали судачить об этом событии. Считали, что не следовало спасать ребёнка.
Крайневы же были совсем другого мнения. Только когда доктор убедился, что ребёнок будет жить, Аню выписали из роддома, и тут же она уехала с мальчиком и сопровождающим на машине в Геру в госпиталь. Там Олег проходил обследование и лечение.

***
Прошло несколько месяцев. Кривотолки об этой семье поутихли. Вернулся из госпиталя Олег. Он прошёл курс лечения. Но прежнего Олега уже не было. Красивое лицо поблекло, взгляд потух. Вначале, в офицерской столовой, где он питался, был угрюм и неразговорчив. Постепенно оттаял. Стал сближаться со старыми друзьями. Поползли слухи, что во всём случившемся виновата Аня.
Якобы, больна она врождённым сифилисом, но жила спокойно, не подозревая, какая страшная болезнь затаилась в её организме.
Однажды, в столовой, в воскресный день Олег сидел в кругу друзей и разговорился о неожиданной беде, постигшей его семью.
«Необходимо пройти ещё два курса, тогда врачи обещают полное выздоровление, – сказал, – обидно за Аню с Игорьком, их лечение продлится долго».
– Да бросил бы ты их, Олег. Не губи своей жизни. Ты молод. Вылечишься. Снова женишься. Будешь иметь здоровых детей, – наперебой успокаивали друзья.
Офицеры засуетились… Наполнили Олегу стакан вина…
– Выпьем за твоё будущее, за твоё здоровье и освобождение, Крайнев!
Олег неожиданно встал из-за стола. Глаза, наполненные слезами, выражали горечь и обиду. Резко стиснул тонкий стакан с вином. Брызнула кровь. Стряхивая осколки стекла с ладони, он тихо отчётливо произнёс: «Я люблю свою жену и сына и никогда не оставлю их». Твёрдой походкой вышел из столовой – красивый, надежный Олег Крайнев. Никто после не смел касаться этой темы, судить Аню.

2.
Последний раз встретились мы с Аней случайно. Был первый месяц весны. Снег уже сошёл. Солнышко согревало песочные дорожки, ровные квадраты серых плит. Я медленно везла перед собой колясочку с сыном. Серёже моему было около трёх месяцев. Мы гуляли. Высокий длинный забор, вдоль которого я шла, ограждал военный городок. Навстречу тоже везли колясочку. Мы медленно приближались. Это была Аня. Поравнялись. В тот же момент Аня отвернулась и ускорила шаг.
– Здравствуй, Аня, почему ты отворачиваешься?
Она повернулась, и я увидела её постаревшее, измученное лицо.
– Я отвернулась, потому что знаю, как все меня презирают и обходят стороной. Как же я страдаю, как же мне тяжело…Я плачу не слезами, кровью я плачу. Да, кровью, – повторила она. – Ни в чём я не виновата. Это мой дед заболел сифилисом в Крымской кампании на войне с турками ещё в 1850-е годы. Нашей семье это было известно. Болезнь считалась позорной, родители и перебрались из Тихорецка в Алтайский край. Потому и сёстры мои не могут родить. Кто же мог подумать, что эта страшная болезнь отразится на третьем поколении. Сестёр бы следовало поставить в известность. Но как писать, если этот факт станет достоянием всего нашего небольшого городка. Я предложила Олегу оставить нас с Игорьком. Ты бы видела, как он рыдал и просил об этом никогда больше не говорить. Посмотри на моего мальчика, – сказала и откинула полог колясочки, – не правда ли, красивый малыш?
В роскошной коляске, в пене белоснежных кружев я увидела личико ребёнка. Мальчику тогда было уже месяцев пять. На мраморно-белом, гладком бескровном личике зияли два чёрненьких отверстия. Носового хрящика не было. Глазки закрыты. Ребёнок спал. Картина эта производила тяжёлое впечатление.
– Мы любим его, – улыбнулась Аня, – он спокойный, славный, смеётся вовсю, что-то лепечет. Если бы не врождённый, мы бы давно были здоровы. Через несколько недель уезжаем по замене в Прибалтийский военный округ. Олег всё уже узнал. Там нашему Игорьку сделают пластическую операцию – носик с хрящевыми перегородками. Лечение продлится долго. Но мы надеемся на хороший исход.
Аня взглянула на моего сына. Он смотрел широко раскрытыми глазками в глаза страдающей матери, живущей одними надеждами и одному Богу известно, суждено ли им сбыться.

Все факты до мельчайших подробностей, вся эта история – быль. Имена изменены.