Былое

Валерий Недавний
               
                Валерий Недавний
                Былое               
    Водитель остановил автобус у родительского дома и Николай, поблагодарив его за выполненную просьбу, сошел на обочину дороги. Накрапывал мелкий осенний дождь. Голые кроны деревьев сиротливо склонились над забором. Он открыл калитку и вошел во двор.
«Старая Белка даже голоса не подала», - с грустью подумалось о стареющей дворняге на заднем дворе, которая года три назад радостным лаем встречала каждый его приезд домой. Николай открыл дверь веранды, вошел и опустил портфель с провизией на пол и осмотрелся. Открытая форточка все те же застиранные занавески, сделанные когда-то из  штор отданных его сестрою матери, так как те вышли из моды. Небольшой письменный столик у окна покрытый клеенкой используемый теперь как кухонный. Отопительный котел в углу, на котором сладко дремал котенок Тишка, и газовая плита и этот кисловатый запах, исходящий от редуктора газового баллона навели его на грустные мысли: - «Эх, деды, деды! И вам покоя нет» - усмехнулся он пристрастию родителей следить по телевизору за политическими баталиями, развернувшимися с развалом СССР. Подойдя к плите, закрыл вентиль газового баллона, снял с себя плащ, повесил его на вешалку и взглянул в зеркало. С некогда модного зеркала смотрело на него лицо пятидесятилетнего лысоватого мужчины. Эту вешалку с зеркалом подарил он старшей сестре. Как и другие потерявшие привлекательность и моду вещи она перекочевала в дом родителей. Так уж повелось, приобретая новую мебель, вещи всё старое и потерявшее вид они дети сплавляли старикам. Николай поправил волосы на голове и вошел в комнату. Как он и предполагал, отец с матерью смотрели трансляцию с заседания Верховного Совета.
 - Здравствуйте! – поприветствовал он родителей. – Что политикой заинтересовались? – кивнул он в сторону телевизора, когда старики на его появление в комнате обернулись.
 - Я же тебе говорила он приедет, - мать торжествующе смотрела на отца. – А ты: - Вряд – ли. А ты что так без шапки приехал! – в удивлении воскликнула она.
 - Да, мама, без шляпы! – в тон ей полушутя полусерьезно подтвердил он, обнимая мать затем отца.
Вслед за матерью кряхтя, поднялся из своего кресла отец:
 - А я считал, на эти выходные ты вряд ли навестишь нас.
 - Ты сынок ещё не ел? – засуетилась мать, направляясь на веранду. – Пойдем я тебя покормлю.
 - А Володя приехал? – следуя за ней, поинтересовался он приездом младшего брата.
 - Здесь уже ребеночек, - насмешливо хмыкнул за его спиной отец. – Вчера вечером приехал. Утром к теще пошел проведать, скоро должен уже вернуться.
В снисходительной усмешке отца чувствовался его превосходство над матерью в их постоянном споре кто из сыновей приедет на выходные. И хотя его младшему брату перевалило за сорок, мать продолжала его называть – мой ребеночек. Над чем отец не забывал трунить.
 - Это ты сынок закрыл газ? – обернулась к нему мать после неудачной попытки зажечь горелку печи.
 - Мама Вы когда-нибудь отравитесь газом или взлетите на воздух.  Неужели не чувствуете запаха?
 - Веришь, не чувствую. Да и отец проверял баллон, вроде исправный.
 - Какой, там исправный, травит из-под вентиля. Дали бы этому алкашу баллон вина, завез бы исправный, - недовольно бросил он упрек родителям. Вина у Вас в подвале три бочки, нечего экономить, а осенью мы с Володей еще надавим, урожай винограда в этом году хороший.
И хотя понимал, его совет противоречит отцовским и его принципам другого выхода не видел. Николай хорошо знал развозчика из газовой службы Тихона. Тем, кто не ставил ему магарыч, Тихон подсовывал баллоны с дефектами.
 - Давала, сынок. Только он не берет у меня, в обиде на деда.
 - С чего бы это? – взглянул Николай на отца.
 - Написал дед в районную газету на их службу, вот он и в обиде, - пояснила от печи мать.
 - Понятно, а гонорар хоть заплатили? – стараясь увести родителей от неприятных мыслей, свел он вопрос к шутке.
 - Вымогатели чертовы! – взорвался негодованием отец, молча слушавший их разговор с матерью. – Месяцами газ не возят, и на все у них оправдания. А ты, - отец недобро посмотрел на мать, - попробуй хоть раз налить ему, хотя стакан вина.
 - Веришь, сынок Фене соседке уже третий месяц газ не везут. На керогазе бедная готовит, - жаловалась мать. – Ты бы ей электроплитку починил.
 - Сделаю, вы мама только напомните.
 От бессилия что-то изменить в жизни бывшего рабочего поселка пенькозавода на душе стало скверно. Все это убожество и нищенское бесправие стариков вызывало в нем глухое раздражение местной властью. Пока действовал завод, что-то делалось и в социальной сфере жилого поселка и соседствующего с ним хутора. Закрыли завод, и все незаметно пришло в упадок. Воздушные электролинии обветшали, трансформаторная подстанция из-за замены трансформатора на трансформатор меньшей мощности   оказалась перегруженной. Падение напряжения в поселке достигло такого уровня, когда вкручивая в патрон лампу мощностью в двести ватт она светила как сороковаттная лампа. А родители хотят чтобы телевизор при таком напряжении работал нормально. «Добью все же вас» - решил он вспомнив о направленном им письме в райисполком. Ответ пришел формальный, успокаивающий и обещающий и Николай написал статью о сложившейся ситуации в поселке в центральную газету, чтобы сдвинуть дело.
 - Неужели сынок так и не доведется нам с дедом пожить при газе? – затронула мать больную тему. - Уже и в соседнем хуторе газ ведут, а до нашего поселка у них руки н доходят.
 - Доживете мама, - успокоил он её, понимая что из-за скудности районных бюджетов родители могут и не дождаться газификации поселка и хутора. «Надо будет попросить зятя чтобы он завез родителям в резерв баллон газа». – Коля говорил что весной следующего года начнутся работы по газификации хутора и поселка завода, - сослался он на зятя, работающего в колхозе гл. инженером. 
 - А как нам быть с этим котлом? Он же под дрова и уголь сделан, а тут газ.
 - Горелку поставят и будем его топить! – не выдержал молчавший всё это время отец. Видимо он еще был обижен на мать на её сделку с Тихоном и её дилетантский вопрос задел его за живое.
 - Все таки какая это благодать водяное отопление. Спасибо сынок что тогда сделали отопление. Четырнадцатую зиму сидим в тепле.
 - А помните как вы с отцом не хотели, противились монтажу системы отопления. Боялись система может потечь. Напрасно я вас послушал и не убрал печи, все места свободного больше бы было.
 - Пусть стоит, в случае чего их топить будем.
Николай вспомнилось как он со своими товарищами нагрянул на выходные на хутор к родителям со всем необходимым. За пол-дня они смонтировали и обвязали отопительную систему с котлом. И уже после обеда сидя во дворе под беседкой винограда в тени лоз наблюдали как из домовой трубы дома вьется дымок. Это брат Владимир затопил котел и проверял работу системы отопления.
 - Ну а как у вас в городе с продуктами питания?
 - Ничего хорошего, мама, - помрачнел Николай. Хлеб и молочные изделия еще есть в продаже, а так полки магазинов пусты. За короткое время всё куда-то исчезло. Даже те низкосортные товары которые годами пылились и тех не видать. Что в стране происходит не понятно.
 - Ну как так можно сынок говорить. Судя по тому что показывают по телевизору, в других краях и областях люди и этого не видят. У нас слава богу хоть хлеб возят да иногда крупа гречневая бывает.
Николай молчал, он понимал родителей привыкшим ко всем невзгодам как к чему-то неизбежному.
 - В сорок шестом году хуже было, - продолжала рассуждать мать. – Но тогда можно ещё было понять – послевоенная разруха, восстановление народного хозяйства а теперь что твориться? Срамота карточки вводят, талоны а на них ничего не возьмешь. Вчера хлеб в магазин завезли и уже по другой цене. Спрашиваю: - А почему дороже? Другой сорт, - отвечает продавец. Я ей: – Какой другой сорт, когда бей буханкой об стену, не разобьешь её.  В те годы на что тяжело было зато люди добрей к друг другу были и моральная обстановка другой. Друг другу помогали, поддерживали. А как первое марта наступало так все к репродуктору выстраивались: - цены снижали.
 - Хватит! – вспылил отец. – Сын с дороги наверное еще не ел а она политикой занялась, - упрекнул он мать.
 - У меня все уже готово, - успокоила его мать. - Сейчас придет Вова и будем кушать.
И действительно через пару минут скрипнула входная дверь и на пороге появился брат.
 - Не опоздал? – Владимир обвел всех взглядом и задержался на нем. – А ты когда приехал?
 - Садись! - недовольно прервал его отец. – Собраться как люди не можете, вечно вас приходится ждать, - ворчал  он  придвигая к себе тарелку.
Мать в это время наливала суп остальным членам семьи, а брат вынес из кладовки заветный кувшин и стал разливать вино по стаканам.
 - Да обстановка в стране никудышная, - поднимая стакан, сказал отец. – Если тот демагог развалил страну, то Ельцин окончательно доведет её до ручки. Надо же, берите демократии и свободы сколько надо.
Николай понимал боль отца за происходящее в стране. Когда-то он с матерью возлагали большие надежды на Горбачева. Но со временем их вера в молодого и умеющего красиво говорить лидера страны иссякла. В отличие от матери к Ельцину отец относился насторожено.
 - Может как раз он и выведет страну из кризиса – высказал предположение брат.
 - Не думаю, - ответил отец. – Человек завоевывающий себе авторитет тем что бросает партбилет, предает партию, заигрывает с националистическими и сепаратисткими движениями это недалекий политик. Он рубит сук под самим собою. Такой до хорошего страну не приведет. Демократия демократией но в кризисной ситуации, как сейчас, должна быть как я считаю твердая власть и единение всех слоев общества. На что Сталин был тираном, но и он понимал это. Благодаря чему и войну выиграли. Он не ездил по заграницам и не клянчил кредиты как Горбачев. И не искал признания у американцев как Ельцин. Сам работал ночами и работу наркоматов поставил на круглосуточный режим. Все у него работало на победу: - кино, радио, книги,  политработники, церковь, старики и дети не считая тыла и армии. Репрессии временно остановил, тюрьмы подчистил, разрешил церкви открыть а самое главное в стране велась мощнейшая агитационная и пропагандистская работа. Одно только его обращение к народу в начале войны говорит о том знал чем затронуть душу человека.
 - А что он сказал?
 - А обратился просто и проникновенно – Братья и сестры к вам я обращаюсь в этот трудный для нашей страны час.
Может за это многое ему и простилось народом. В наступившей за столом тишине молча выпили и стали есть.
 - Люди уже стали картошку спускать в подвалы, - поделилась мать новостью.
 - Куда спешить, мама? До морозов еще далеко, успеем, - Николай понимал мать, картофеля они засаживали на родительском подворье много, для родителей и для себя. Но так уж получилось Владимир живший поблизости в Невинномысске приезжал к старикам чаще чем он. И брату выпадало больше хозяйственных работ в родительском доме чем ему.
 - Зима будет ранняя Коля, да и соседи уже опустили в погреб свою картошку. А Феня так та еще на той неделе.
 - То Феня, - вмешался отец, - она одна живет, помочь не кому. А им двоим здоровым мужикам эта работа на пару часов.
 - Помолчи старая контра! Думаешь так это просто перебрать двести с лишним ведер картошки и опустить её в подвал. К тому же у них дома у каждого своих дел невпроворот, семьи и заботы. Это ты считай на всем готовеньком живешь.
 - Мама успокойтесь, - вмешался Владимир, - завтра мы с Колей до обеда все сделаем, отец прав.
Брат никогда не воспринимал всерьез эту привычную старческую пикировку.
 - Как Коля внуки не болеют? – сменив тему разговора спросил у него отец.
 - А чего им болеть папа? В садик еще не ходят, сидят дома под присмотром невестки и бабки.
 - А меньший головку держит?
 -  Держит, мама.
 - Ну и, слава богу. Мы на днях посылку получили от Виктора из Душанбе. Прислал гранаты и лимоны. Будешь ехать домой возьми правнукам, малышам полезен гранатовый сок.
Виктор был один из материных племянников, сыном средней сестры, попавшей в 1941г вместе с крымскими немцами под депортацию в Среднюю Азию.
 - Он и носки прислал, - добавил отец, - ты им бабка выдели по паре да и зятьям не забудь оставить а то ходят в штопаных носках, неудобно инженеры.
 - А что сделаешь, - усмехнулся брат, - если в магазинах их давно нет.
 - Вы бы ему письмо написали.
 - С месяц как письмо написал. Не отвечает что-то, - отреагировал на совет отца Николай. – Может уже уехал в Германию?
 - Нет, Коля все еще сидят на чемоданах, ждут вызова, - в тоне матери чувствовалась затаенная боль за судьбу племянников.
 - Напрасно он это делает, - недовольно проворчал отец.
 - Ничего не напрасно! – загорячился брат. – Уезжать ему надо может не в Германию а к нам на Северный Кавказ или в центральную Россию но оставаться уже нельзя. Там у них считай, идет гражданская война.
 - Что ты несешь Володя?
 - Не несу папа а говорю о том что на самом деле у них происходит, - обиделся брат. – Только этого вам по телевизору не показывают.
За столом воцарилось тягостное молчание. Его нарушила мать:
 - И потом какой он немец? Он и говорить на немецком языке не может.
Николай уловил в её фразе нескрываемую боль за племянника.
                2
   О многочисленной родне матери депортируемой из Крыма в 1941 году знал немного. Война по-своему распорядилась их судьбами. Виктор приходился ему двоюродным братом и жил со своим семейством в Таджикистане. Среднего роста сухощавый со смуглым скорее темным от южного солнца лицом он почти не отличался от коренных жителей республики. Манера сидеть подобрав под себя ноги, акцент и другие привычки местных жителей делали его похожим на таджика.
 - Бедный Витя! - тяжело вздохнула мать.
 - Это фраза не раз слышанная им от матери воскресила в памяти нелегкую судьбу семейства Ромашовых
Павел Николаевич Ромашов – отец Виктора был женат на средней сестре матери Кларе. По воспоминания матери и отца слыл он весельчаком и острословом. Хорошо образованный общительный молодой человек он не покинул в смуту гражданской войны своей страны как его товарищи офицеры. А остался в России строить новую жизнь. Организовал в родной слободке товарищество по совместной обработке земли. Затем оно преобразовалось в совхоз. Но в 1931 году был осужден якобы за вредительскую деятельность. Может быть, и сгинул бы в лагерях ГУЛАГа не завали лагерное начальство просьбами отправить его на строительство Беломоро-Балтийского канала чтобы трудом искупить свой грех перед трудовым народом. С пуском канала в эксплуатацию получил амнистию и Павел Николаевич. Двое сыновей и дочь встретили отца у порога родного дома. Не было любимой жены Клары рано ушедшей из жизни. Но не таков был Павел Николаевич чтобы опустить руки. Несмотря на все невзгоды и годы проведенные по навету в заключение вновь активно включился в совхозную жизнь. А вскоре женился взяв своим детям в матери их учительницу. Шло время налаживалась жизнь. Старший сын Павел поступил в автодорожный техникум, младший – Витя перешел в 8 класс а младшая дочь Ирина училась в шестом классе когда началась война.
 - Не имеет значение знает ли он их язык в Германию принимают всех, - нарушил тягостное молчание брат. – У нас с химкомбината туда уехал один рабочий. Жена его из Белоруссии, узнала что у мужа в ФРГ живет родная тетя списалась с ней и им сделали вызов. Уехали хотя ни слова, ни он, ни она на немецком языке не знают.
 - У того видишь ли тетка, а у Виктора никого, - упорствовал отец.
 - Папа, не спорьте вы же сами читали справку из архива присланную  матери её племянницами из Германии. В ней четко записаны фамилии немцев родственников матери выехавших в Крым, местечко Судак, в 1803 году. Из справки ясно видно что прародители матери были выходцами из земли Баден-Вюртемберг и выехали из Германии в Крым на поселение по приглашению правительства императора Александра 1. Так что у него есть основание ждать вызова. И стыдится того что ваш племянник собрался в Германию не стоит. Уезжают туда не отщепенцы и предатели. И не из-за того что колбасы им не хватает как это нам пресса преподносит а трудяги и специалисты из-за неопределенности в стране и беззащитности.
 - Правильно сынок! – поддержала его мать. – Что-то Гарри наш родственник туда не едет, хотя все близкие ему уже в Германии. Встретила я его на днях в магазине, разговорились. Я его и спрашиваю: - Едешь своим? – Смеётся: - Меня оттуда сразу выпрут или на лечение отправят. Я же алкаш, здесь на работе не хотят меня держать, а там и подавно.
 - Он прав, - огласился Владимир. – Работа как я понял из их писем для немцев самое основное. Есть работа значит все: - дом или квартира, машина и остальные блага. Нет её и ты второсортный человек живущий на пособие по безработице. Мама а наши родственники немцы все уехали в Германию или кто остался?
 - Многие сынок уже там. И карагандинцы, челябинцы, павлодарцы, и те что в Алтайском крае жили. Лишь Витя из Душанбе да его брат и племянники из Курска пока не решаются уезжать.
             Утром перебирая с Володей картофель и готовя его к спуску в подвал Николая не покидала тревога за судьбу двоюродного брата. Каждый раз когда разговор в кругу семьи заходил о племяннике из Таджикистана мать вздыхала «Бедный Витя» вспоминая семью своей сестры Клары и её мужа Павла Ромашова.
 - Разве найдешь её теперь после стольких лет скитаний, - вздыхала мать по поводу угнанной в Германию в годы войны старшей сестренки Виктора Ромашова – Ирины. – Могла и в Америку уехать, и фамилию изменить.
От родителей знал Ирина была в концлагере который попал при разделе Берлина в зону оккупации американцев. Земляк из Судака сидевший в том концлагере и знавший Ирину рассказал родителям что видел как за Ириной ухаживал молодой американский военнослужащий. Ирина приглянулась своему освободителю и по всей вероятности могла выскочить за него замуж и перебраться в Америку. Он часто видел как военнослужащий приезжал на джипе за Ириной.
  - Была бы жива обязательно дала бы о себе знать, - высказала мать свое предположение о племяннице.
 - Это ты Фрида так рассуждаешь, - возражал матери отец. – Думаешь там не знают обстановку в нашей стране? Вспомни того же Лезинга из немколонии Судака когда он получил посылку и денежный перевод от брата из США. Сколько его таскали наши органы пока он не отказался от посылки и денег заявив через газету что у него нет родственников в штатах.
 - Это при Сталине было, сейчас время другое.
 - Согласен, но а мнение у них о нашей стране прежнее. Может поэтому Ирина не решается сообщить Вите о себе чтобы не навредить ему.
О том что Виктор запросил посольство ФРГ в Москве в отношении судьбы своей сестры Ирины Николай вчера узнал из разговора с родителями. Судьба Ромашовых, как и остальной, родни матери была нелегкой. В сорок первом сразу с началом войны ушел на фронт Павел Николаевич. Ушел добровольцем честь русского офицера не позволяла ему отсиживаться в тылу в это трудное для страны время. Чуть позже после окончания ускоренных курсов военного училища получив звание лейтенанта был призван на фронт и Павлик. О судьбе младших Ромашовых – Ирины и Вити оставшихся с мачехой родители Николая ничего не знали, так как при эвакуации попали под Кизляр. Затем родители перебрались в Северную Осетию под  г. Беслан где в 1943 году получили из Казахстана весточку. Родственники сообщали что кто-то из земляков крымчан видел в оккупированном Судаке жену Павла Николаевича Ромашова. Она была вынуждена вернуться назад так как эвакуируясь последним эшелоном в бомбежке под Перекопом потеряла детей: - Витю и Иру. Если о Павле Николаевиче и Павлике родители часто упоминали в своих разговорах то о Викторе и Ирине долгое время ничего не знали. Их считали без вести пропавшими. Войну Павел Николаевич окончил в Праге в звании майора. Его сын Павел со своим артиллерийским дивизионом освобождал станицу Вешенскую и имел благодарственное письмо от М. Шолохова и весть об окончании войны застала молодого капитана в Восточной Пруссии. О судьбе двоюродного брата Виктора Николай узнал лишь в конце восьмидесятых годах когда впервые приехал к своему дяде по матери под Караганду. Делясь с ним своими воспоминаниями дядя Яша рассказал ему о скитании крымских немцев. Тогда не из книг и кино Николай понял что жизнь не такая уж безоблачная как представлялась ему в юности.
 - Привезли нас под Караганду в Октябре, - рассказывал дядька о депортации крымских немцев. -  Кругом голая степь, лагерь обнесен колючей проволокой, а по углам вышки с часовыми. В лагере один барак да домик коменданта. Выстроили нас вышел к нам казах как потом узнали начальник лагеря. И говорит:
 - Строить жилье будете сами, - и показывает на горы сваленных досок и теса. – Инструмент, гвозди и все прочее есть.
Женщины в слезы. Оно и понятно всех мужчин еще на этапе в трудармию забрали. Остались старики, женщины и дети. Страшно вспоминать каждую неделю кто-то умирал. Буржуек не хватало, вода в бараке к утру льдом покрывалась. Мать все с себя теплое поснимала и внуков укрывала. Чем бы для нас кончилось все это не заявись к нам в лагерь начальник шахты.
     Дядя Яша замолчал и устало взглянул на него. Морщинки на его лице разгладились, глаза  посветлели:
  - Много мне Коля хороших людей встречалось. Может,  везло в жизни, но ему, Сенькину, как никому в жизни обязан. Сам рязанский мужик, бывший комбат. Комиссовали кисть левой руки на фронте оторвало. Как партийца назначили его начальником угольной шахты. Приехал к нам в лагерь людей набирать. Прошелся, посмотрел, плюнул в сердцах выматерился и ушел к машине. А казах, начальник лагеря ему вслед с насмешкой: - Ну что набрал? Ну,- думаю, - все мы перемрем здесь как мухи. У некоторых еще были при себе ценные вещички: - брелки, цепочки, серьги меняли их на продукты еще держались. У матери ничего не было. На другой день смотрим, приехал Сенькин а с ним несколько мужиков. Уголь завез, дрова, буржуйки установили, сухой паек выгрузил, мужики барак утеплили. Оставил рабочих чтобы помогли строить еще один барак. Собрал нас более крепких пацанов, девчонок и несколько стариков для работы в шахте и увез с собою. Вот так я Коля в четырнадцать лет попал в забой. А порядок такой, - дядя взглянул на него грустным взглядом, - Выработал норму – получай паек, нет – тут тебе уже никто не поможет. А что оставалось делать если наверху тебя как бога ждали мать невестки и голодные племянники. А тут еще от недоедания у старшей невестки Эрны ноги отнялись.
От взгляда Николая не ускользнуло как дядя смахнул выступившую слезу. Голос его стал глуше.
 - Как-то потерял я сознание в забое, оттащили меня товарищи в сторону. А тут как на грех мимо парторг проходил. Хоть и русский а сволочь порядочная. Шум поднял: - Саботаж развели, почему не работает? Бригадир ему: - Это от недоедания, отлежится, будет работать. А он ему: - Укрывательством занимаешься, вместе с ним под суд пойдешь!
Откуда не возьмись Сенькин, лицо перекошено и на парторга: - Кого это под суд? Ты ли мне со своим особистом будешь уголь рубить? Отвечай гнида! – и рукой к кобуре тянется. Кое-как шахтеры его успокоили, контуженный был все знали. А парторга не любил так как тот сумел увернуться от фронта, белым билетом. Скрипнул зубами, выматерился и ушел. Я тогда Коля думал, кончится это для меня плохим, так как за малейшее опоздание на работу или прогул судили в то время. Нет обошлось и даже с неделю по распоряжению Сенькина мне давали усиленный паек, так как он знал пайки поедают родственники в бараке. Потом втянулся в работу, заматерел, давал по полторы – две нормы. А туда дальше уже стало легче работать. Только никогда о нас немцах в шахтерской многотиражке не писали.
    Дядька замолчал в задумчивости перебирая бахрому скатерти. Натруженная в крупных венах его рука легла на поверхность стола. Заметив на себе его взгляд улыбнулся:
 - Помню на торжественном собрании по случаю годовщины Великого Октября вручил мне Сенькин шевиотовый костюм я тогда в передовиках ходил и говорит мне: - «Ты уж Яша обиды не держи время такое. Кончиться война вспомнят и о вас советских немцах». А с Ирой и Витей Ромашовыми вот такая история произошла, - дядя устроился в кресле и перешел к рассказу. – Полина жена Павла Николаевича из Судака не хотела эвакуироваться, все надеялась на лучшее. Жалко было ей домик бросать. А тут фашисты нашу оборону прорвали и она едва успела с Ирой и Витей в последний эшелон сесть. А в районе Перекопа эшелон попал под бомбежку. Дело было ночью, взрывы, паника и она их в темноте потеряла. Витя с Ирой вместе с беженцами до Песчанокопского добрались. Там их одна женщина приютила. А мачеха как они потом узнали назад вернулась. Когда немцы в Песчанокопское вошли, занялись чисткой беженцев и населения. Евреев, политработников, командиров стали выявлять. Иру с Витей в комендатуру привели, узнали что мать у них этническая немка а отец русский офицер. Комендант распорядился отправить их домой. Ехали на грузовиках они доставляли раненых немецких солдат в госпиталь. Когда подъезжали к Симферополю их накрыла наша авиация. Как рассказывал Витя им чудом удалось спастись.
  Дядя Яша поднялся  из кресла, налил ему стопку водки, себе стакан минеральной воды и они выпили.
 - Жаль Витю, - вздохнул дядя ставя на стол стакан, - шесть лет лагерей отсидел. Считай вся молодость прошла.
- А за что он сидел? - это было неожиданностью для Николая, казалось бы, он знал все о двоюродном брате а тут эта новость открывающая неизвестное в его жизни.
- А тебе разве родители не рассказывали? - в свою очередь удивился дядя. – Ведь Витя служил у немцев.
Теперь уже дядя с удивлением смотрел на Николая.
 - Дело в том что когда их доставили в Симферополь Витю и Иру взяли в комендатуре на учет. Витю определили в тыловую часть, а Ирину подсобницей в офицерскую столовую. Витя рассказывал, носил по немецким госпиталям письма и посылки. В сорок третьем году их подростков всех вывезли в Австрию. Работали на фабрике, затем их взял один из местных бауэров. Когда он подбирал себе восточных рабочих обратил внимание на их  немецкую фамилию. Еще в Песчанокопском их записали на фамилию матери. Бауэр оказался неплохим человеком. И даже хотел их усыновить так как своих детей у него не было. Обещал освободить Витю от воинской повинности если он согласится на усыновление. Но Витя отказался. В конце 1944 года его забрали в воинскую часть, служить. А чуть позже и Иру определили в военную школу. Витя попал в Голландию, а Ирина в Дрезден. Переписывались до самого сорок пятого года, потом связь оборвалась. Ирина служила в зенитной части, писала Вите про бомбежки и пожары в городе, боялась погибнуть
  Его воспоминания нарушил Владимир:
 - Ты что братишка молчишь, или неприятности на работе


 - Да нет Вова вспоминал сейчас о том что дядя Яша рассказывал о Вите и Ирине Ромашовых.
 - Ты как считаешь, уедет Виктор в Германию или останется на родине?
 - Не знаю Володя. Когда я был в Караганде у дяди Яши, мы с ним приезжали к Виктору под Душанбе. Тогда у нас зашел разговор будет ли он уезжать в Германию? Он  тогда ответил нам так, если найдется Ирина, уеду к ней. Но это было тогда, года четыре назад. А сейчас когда СССР развалился, жена Вити умерла а его дети живут своими семьями все зависит от того как он решит.
 - А почему мама считает что Ирина могла уехать из Германии?
 - Когда наши родители ездили к дяде Яше в Караганду, там гостил один знакомый им крымчанин из Судака. Живет он в ФРГ, перебрался туда еще при Советском Союзе. И зашел он к дяде Яше, проведать как земляка из немколонии. Так этот земляк в 1945 году встретил Ирину Ромашову в компании американского офицера. Подойти тогда к Ирине он не решился, но глядя на молодого офицера который был без ума от Ирины решил что она могла выскочить за него замуж и уехать с ним в США. Вот Виктор и пишет письма всем знакомым интересуется судьбою сестры. А больше надеется на свой запрос в посольство Германии.
 - Что ж подождем что ему ответят. Уж у немцев сведения на всех имеются, - усмехнулся Владимир.
 - «В этом им не занимать» - согласился Николай с братом, вспомнив рассказ Виктора как благодаря немецким архивам он схлопотал себе срок.
    Николай и Владимир некоторое время молчали. Молчание нарушил Николай:
 - Одно Вова ясно развалили страну в угоду США. Придет время и историки распишут все как произошло, - разливая вино по стаканам с горечью произнес он. - А пока нам с тобою брат надо оставаться на месте и никуда как наши родственники-немцы не рыпаться. Думаю такой глава государства как Ельцин у руля долго не будет. Хорошо бы если к власти пришел хозяин, такой как Сталин. А раз такие смутные времена наступили надо держаться вместе и помогать родителям. Вот за это брат давай и выпьем.
 -  Давай брат выпьем, - поднес свой стакан к нему согласился Владимир.
За остеклением веранды опускался осенний вечер.
               Ставрополь, Октябрь, 1993 год.
;