Ночная тень опускалась на лес. Тьма медленно окутывала высокие деревья и кустарники, зверьи норы и птичьи гнёзда. Казалось, все готовилось ко сну. Так и было. Лес замолкал, замедлялся, пока лишь ветер не остался шуметь, играя в кроне деревьев. Но стоило покинуть самую чащу, как эту девственную тишину стала нарушать далёкая ритмичная музыка. В этом лесу, чуть ближе к дороге, находился лагерь. И ему было не до сна. Важное событие - закрытие смены, не мог пропустить никто из живущих в нём. Ребята под громкие аплодисменты заканчивали свои выступления, которые они готовили все три недели, а в это время их воспитатели проверяли готовность самого яркого и запоминающегося дела всей смены.
Большая куча хвороста была сложена на площадке в дальнем конце территории. Не хватало лишь маленькой искры, чтобы зажечь этот символ окончания трёх недельных приключений. Но пока никто не спешил этого делать.
Музыка неожиданно прекратилась. Вместо неё раздалось громкие радостные крики, весёлое улюлюканье, пронзительный свист и многие другие звуки, которые только могли издать люди. Через несколько минут весь этот балаган поутих и к площадке потянулись стройные ряды детей и подростков. Самые последние разговоры затихали, стоило говорящим увидеть большую гору хвороста и брёвен. Атмосфера вокруг неё вгоняла всех в непонятный благоговейный трепет. Те, кто поменьше, завороженно таращились на неё. Те же, кто постарше ощущали, как их сердце наполняет необъяснимая тоска.
Вожатые стали расставлять всех вокруг костра, командуя кому куда встать. Их голоса, словно посторонние на этом празднике нарушили эту ауру тишины. Жители лагеря тут же встрепенулись, прогоняя наваждение, и возобновили балаган. Утихомирить его вновь оказалось уже сложнее, но все вместе воспитатели заставили подопечных ненадолго замолчать. В центр вышла директриса и стала поздравлять всех с окончанием смены. Её речь не заняла много времени и уже через несколько минут вместо неё всеобщее внимание привлекал физрук с гитарой. Он спросил, чтобы присутствующие хотели спеть. В ответ посыпались множество предложений, каждый хотел исполнить то, что разучивал весь отдых. Но когда мужчина понял, что единого ответа он не дождётся, он взял аккорды одной весёлой песенки, которая первой пришла на ум и запел. Ребята стали подпевать, а воспитатели с вожатыми тем временем разжигали костёр. Он немедленно стал разгораться, приковывая к себе всё больше и больше взглядов. Все уже почти механически стали петь, уделяя большее внимание огню. С окончанием мелодии пламя взметнулось вверх, словно обрадованное таким вниманием. А физрук, не медля ни секунды, начал другую, чуть грустную мелодию. Песни потянулись одна за другой. Заводные и печальные, со смыслом и без, они прорезали ночную тишину, высекая каждый слог в душе поющих. Новые песни кончились и в дело пошло то, что пел, наверное, каждый: Изгиб гитары жёлтой, Алые паруса, Снег... Костёр тем временем ослабел, и людям пришлось подойти поближе, чтобы чувствовать его тепло. Положив руки друг другу на плечи они уже то пели, то просто шептали слова, очарованные моментом. Многие проматывали в голове минувшие деньки, не желая отправляться домой. Тем более, многие из них уже нельзя было вернуться. Покатилась первая слеза. Некоторые с удивлением, некоторые с пониманием посмотрели на этот признак первой треснувшей скорлупы, ощущая, как и их самих начинают душить слёзы. Незаметно для себя, многие старались прижаться к соседям, дабы ощутить тепло чужого тела, чужой души. Каждая новая песня сильнее и сильнее проникала в грудь, заставляя хоть ненадолго открыться этому миру. В воздухе появилось напряжение. Но не стыдливости или злости, а дружбы. Многие из ребят уже никогда не встретятся, да и не ладили между собой на протяжении смены, но сейчас все ощущали, словно каждый в этом кругу был их другом. Новые и новые сова слетали с губ, заставляя обнажиться даже самого чёрствого человека. Грусть, сожаление, но в то же время непонятное тепло стало наполнять каждого, выгоняя из душ все плохие эмоции. Завтра многим будет стыдно за свои слёзы, все опять заберуться в свои панцири, ограждаясь от мира. Но сейчас, сейчас все хотели получить частичку этого тепла, чтобы затем греться ей в серые дни. И всем неважно было, что на самом деле произойдёт дальше. Лишь печальное настроение и свет костра имели сейчас значение для тех, кто смог наконец-то, пусть и ненадолго приоткрыть свои чувства.