История эта случилась давным-давно в мире читателю неведомом, хотя и не столь далёком. Многие жители мира сего благодаря своим ученым знали, что живут на поверхности огромного шара, и тот вращается вокруг звезды. Вокруг неё же на разных орбитах расположены еще три шара, один ближе к светилу, два других – дальше. Шар покрывали многочисленные острова, большие и малые, а также несметное количество морей и озер. Людьми была заселена относительно небольшая часть шара, и эта часть носила название «королевство Закомбарье». И хотя за его пределами существовали и крупные селения, и даже маленькие страны, но на факт их существования принято было закрывать глаза.
Даже именитые историки Закомбарья затруднялись сказать, сколь долго существует их славное королевство. Время от времени наука впадала в немилость, в результате чего безжалостно искоренялись любые полезные и объективные знания, а также уничтожались их носители, будь то книги, люди, либо что-то ещё. Некогда один учёный опрометчиво посмел заявить, что «на третьей небесной сфере существуют моря и острова, подобные нашим, по коим беззаветно бродят рептилии, большие и малые», за что был лично сожжён верховным советником короля.
В культуре Закомбарья время от времени появлялось такое занятное явление, как переписывание истории. Так или иначе, всякое будущее строится на фундаменте прошлого, и не всегда это прошлое подходит под то будущее, которое хочется построить. Народ вдруг задаётся вопросом: «Отчего подвиги наших предков столь скудны? Разве могли бы мы стать такими героями, ежели не были героями наши предки?» И всяк, кто умел писать, наперегонки строчил новые учебники, гласящие, что древние закомбарцы сдвинули все окрестные горы, вырыли все окрестные моря, а после отправились захватывать мир. И захватили бы, если бы их не остановили доблестные закомбарцы.
Любой, кто осмеливался усомниться в логичности и подлинности такой истории или же требовал доказательств, подвергался публичному порицанию, избиению, но чаще всего – казни. Тоже публичной и демонстративной, дабы другим неповадно было.
Проходило столетие, и народ задавался вопросом: «А не выдуманы ли подвиги наших героев?». И история переписывалась заново. Только теперь закомбарцы представали в ней глупым и неотёсанным народом, неспособным на великие деяния. А всё знания и технологии подарили им соседи, несмотря на то, что сами в те времена ими не располагали. Государственность закомбарцам также подарил пришлый князь из северо-западного племени, вовсе с государственностью не знакомого. Историки злорадно подчеркивали, что только иноземец мог стать первым правителем этих земель, ибо даже самые выдающиеся представители коренного населения на такое деяние способны не были. Кстати говоря, князь был внуком последнего закомбарского государя, сумевшего объединить под своим началом окрестные племена, но и этот факт, по традиции, замалчивался .
Так закомбарцы лишились самого мудрого учителя, который мог бы избавить их от повторения одних и тех же ошибок на протяжении долгих веков, – своей истории.
Религия также не могла дать ответы на все вопросы о происхождении закомбарской цивилизации, людей, да и всего мира в целом. Хотя, надо признать, очень старалась и редко допускала инакомыслие, разве что по недосмотру.
Зато светская жизнь Закомбарья била ключом и никогда не порицалась. Тремя главными развлечениями поданных королевства были публичные дома, театры беспредельные и театры социальные.
Некогда королевским советникам пришла на ум идея создать такое место, где люди бы охотно делились друг с другом сплетнями, глупостью и ложью. Для этого сгодился бы просторных зал, где каждый желающий мог бы поставить доску и время от времени крепить к ней листки пергамента с текстом или рисунком. Другие посетители внимательно изучали бы их и, ежели им что-нибудь понравилось, рисовали бы в углу маленькое сердечко; а если бы желали поделиться сей информацией, то переписывали или перерисовывали бы её себе на доску.
– Как мы назовём это место? – спросил верховный советник.
– Может, «народное место»?
– В этом месте они должны чувствовать себя как дома. Может, «народный дом»?
– Нужно подчеркнуть, что главная особенность этого дома – наличие публикаций.
– Тогда, может, «публичный дом»?
Такие заведения пользовались большой популярностью, ибо успешно удовлетворяя людское тщеславие и создавая иллюзию реальности.
Существовал такой публичный дом, где посетителям строго-настрого запрещалось публиковать длинные речи. То ли для того, чтобы экономить место на доске, то ли для того, чтобы искоренить дурные привычки широко мыслить и подробно, красноречиво излагать свои суждения. Публичный дом получил название «Цвиттер» от слова «цвит», что на древнезакомбарском языке является междометием, обозначающим щебетание воробья. Поскольку древний язык почти никто не знал, многие необоснованно находили в этом названии нечто непотребное . Сей дом посещали даже видные политики и общественные деятели.
Нередко у обывателей возникали подобные беседы:
– Вы читали? Вы читали, что написал герцог в своём «Цвиттере»?
– Ох, ещё не успел! Какая досада! А что он там написал?
Не уверен, что имеет смысл цитировать реплики «Цвиттера», даже если их авторы – видные социальные деятели. Политиков вообще можно было условно разделить на тех, кто занимался своей работой, и тех, кто писал в «Цвиттере». У первых были деньги, влияние, земли, внимание народа (отношение отдельных групп варьировалось, но внимание проявляли все), преданные им воины, словом, была власть. Вторые же ограничивались досками в «Цвиттере». Первые созидали и уничтожали, дарили и отбирали, развивали и приводили в упадок, пугали и успокаивали. Вторые только пестрили коротенькими высказываниями в публичном доме.
Многие простые граждане стремились повысить свои важность и значимость, уподобляясь носителям титулов вельмож, но, как правило, путали причину со следствием, оттачивая мастерство крохотных, пафосных изречений, вместо того, чтобы заниматься активной социальной деятельностью.
Да и хотя, надо признать, видным политическим деятелям не было чуждо ничто человеческое, и они, как многие заурядные граждане, легко увлекались публичными домами, позволявшими без особых усилий приковать к себе чужое внимание. Поэтому некоторых сановников и вовсе знали только благодаря их активности в публичных домах, а не благодаря заслугам перед королевством. А иногда, в самых плачевных случаях, даже их карьера начинает зависеть от способности работать на публику.
Иным публичным домом, кой мог похвастаться большой популярностью и народной любовью, был «Инстаграль». Там собирались преимущественно те, кто желал завоевать чужое внимание, публикуя рисунки и картины. Владельцы публичного дома предлагали посетителям обливать их творения лаком-кракелюром, чтобы те выглядели более старыми. Сия операция создавала в глазах зрителей иллюзию мастерства художника и приносила ему больше нарисованных сердечек, символизирующих любовь, внимание и одобрение.
А, как известно, делать что-либо не для чужого одобрения глупо и бессмысленно. Даже рисовать для собственного удовольствия – позорно и унизительно.
Есть и ещё более простые вариации публичных домов, не уступающие в популярности вышеописанным. Там нет никаких ограничений на содержание публикаций, будь то тексты или рисунки, лишь бы автор считал их достойными внимания. Посему, многие крепили на свои доски собственные портреты и автопортреты, на коих зачастую нарочно скрывались недостатки их внешности: девушки на них изображались стройнее и красивее, чем они есть в действительности; юноши – более мускулистыми, с выражением лица наигранно-загадочным и суровым одновременно. Цель таких стараний – получить как можно больше заветных сердечек.
Дабы не терять драгоценное время, посетители публичных домов озадачивали себя рисованием автопортретов между делом. И самым излюбленным делом, коим можно было ради этого пренебречь, было посещение отхожего места. На моей памяти рекорд по количеству автопортретов принадлежал некой Дульсинее, сумевшей за один присест запечатлеть свой прекрасный лик на пергаменте восемьдесят четыре раза.
Был я и свидетелем того, как одна прелестница, совершая путешествие на маршрутной телеге по Мракомрачному городу, глядя в карманное зеркало-амальгаму, упражнялась в оттопыривании губ, дабы те получались на портретах более пышными и яркими. Несмотря на то, что у неё лежал наготове блокнот, она им так и не воспользовалась – так ответственно прелестница подошла к вопросу тренировки лицевых мышц.
Создатели социальных театров в своё время обнаружили, что обывателям вовсе не интересно вечером после работы отягощать свои мысли, смотря спектакли, наделенные драматизмом и обладающие сложным сюжетом. Гораздо приятнее посмотреть зрелище, где изначально всё понятно, где не нужно вдаваться в психологию взаимоотношений персонажей, где не нужно воспринимать увиденное, как объект искусства. Так и актёрам не нужно учить свои роли, ибо зрители всё равно не следят за их речью, а это, в свою очередь, открывает возможность каждый день ставить новый спектакль, привлекая больше посетителей и получая с них больше денег. Так возникли театры, где актёры на сцене решают между собой вопросы бытового характера. Как правило, со слезами, с руганью и скандалами, что ещё больше подзадоривает зрителей.
По довольно странной закономерности граждане, часто жалующиеся на нервное перенапряжение на работе или дома, проявляют к таким заведениям наибольший интерес, хотя, казалось бы, кому как не им следует держаться подальше от проявления бурных эмоций, дабы не стать их жертвами.
Хотя, есть и социальные театры, спектакли которых взывают больше к чувствам зрителя. А поскольку мужчины по природе своей существа далеко не сентиментальные, спектакли сии ориентированы на женскую аудиторию, и вопросы в них решаются исключительно любовные.
Ведь любить самому – это глупо и опасно. Гораздо мудрее и безопаснее рассуждать о любви. Каждый день по несколько часов. Вслух.
Отдельно следует упомянуть социальные театры с «научными» спектаклями. Если бы только настоящие учёные знали, сколько великих открытий совершается на их сцене! Но, ежели учёные волей-неволей задумаются над тем, что им жаждут втолковать лицедеи и прочие деятели театрального искусства, то граждане, не столь обременённые знаниями, будут воспринимать увиденное и услышанное как непреложную истину, ибо актёры с седыми бородами и в очках, обряженные в тёмные мантии, обладают для них наивысшим авторитетом в вопросах науки.
Но есть и честные социальные театры, которые преподносят только проверенные факты и не строят домыслов. Правда, они популярностью не пользуются.
Ежели обыватель станет свидетелем спора истинного учёного и актёра, играющего такую роль, то примет позицию того, чья теория будет оправдывать его собственные надежды и представления о мироздании. Теория же оппонента, скорее всего, будет признана обывателем несостоятельной.
Такие спектакли позволяют зрителю почувствовать себя образованным, почувствовать себя знатоком великих истин, не доступных большей части человечества. Они позволяют зрителю набраться готовых идей доводов, которыми тот может блеснуть перед собеседниками. Самостоятельное же постижение наук – занятие скучное, утомительное и бесполезное.
Театры беспредельные удовлетворяют иную потребность богатой и многогранной души закомбарского обывателя – потребность всеми мыслями своими погрузиться в чужую жизнь и почувствовав себя неотъемлемой её частью, пусть даже жизнь эта воображаемая. Но уверенная актёрская игра рассеивает эту иллюзию, и беспредельные спектакли становятся в глазах зрителей явлением вполне реальным. Настолько реальным, что люди порой ссылаются на опыт героев спектаклей, дабы отстоять своё мнение в каком-нибудь споре. Разумно, если не учитывать то, что драматург не стремился донести до зрителя мудрые мысли и продемонстрировать реальные жизненные ситуации. Скорее, наоборот: драматург стремился вовсе не утруждать его обдумыванием увиденного, а очаровать своим вымыслом и приковать к спектаклю внимание наивного зрителя.
Своё название беспредельные театры получили за то, что один и тот же спектакль могут растянуть на множество показов, каждый раз чуть-чуть меняя его незамысловатый сюжет. При этом действующие лица и декорации не меняются. Актёры, которым каждый день приходится учить новые роли, не успевают как следует сделать это, оттого игра их становится весьма скверной. Но зрителей, питающих искреннюю симпатию к полюбившимся персонажам, это ничуть не смущает.
Любимый беспредельный спектакль может сделать то, чего не может сделать ни любимый традиционный спектакль, ни любимая книга: он может не заканчиваться. Персонажи любимого беспредельного спектакля могут делать то, чего не могут сделать любимые люди: они могут не меняться.
Религия не имела большого значения для закомбарцев, что, тем не менее, не мешало им время от времени устаивать кровавые расправы в ходе ожесточённых споров на духовные темы. Что, казалось бы, странно, при том, что вера закомбарская предельно проста: всё доброе и положительное олицетворяет Демиург – светлый всемогущий небожитель; всё злое, вредное и отрицательное – правитель жаркого подземного царства, носящий множество имён. Каждое следующее быстро вызывало страх у тех, кто его произносит, поэтому приходилось придумывать новое. Его нарекали и Вельзивулием, и Мехфистопфелем, Большим Красным Драконом, Великим Красным Драконом, Драконом, Древним Змием, Лукавым, Князем Мира Сего, Иблисом, Ахриманом [Ахриман, или Ари-Манью – олицетворение зла в зороастризме. Иблис - дьявол в исламе. Иблис чаще упоминается в Коране как «Шайтан» — это общий термин, который также используется по отношению ко всем духовным силам, связанным с Иблисом. Встречаются также другие имена Иблиса, одного из которых Мудилл (ударение на первый слог), что переводится с арабского, как «вводящий в заблуждение». ]. Конечно, даже для такого злого создания люди могли бы придумать более благозвучное имя, но почему-то остановились на этом. Что ж, это их право.
К великому счастью, на момент описываемых событий наука в Закомбарье формально была в почёте. Ежели только не приравнивать выплату зарплаты рядовым деятелям науки и образования к мору голодом. Политические и общественные деятели в один голос твердили о её важности и ценности, дабы казаться благодетелями в глазах народа, но общественное сознание, сила мощная, беспощадная и всеобъемлющая, противилось ей.
Так сложилась ситуация весьма противоречивая: с одной стороны, люди, хоть немного знавшие историю, ясно понимали, просвещение – явление однозначно позитивное, способное сделать жизнь нашу более простой и спокойной. Словом, научный прогресс повышает уровень жизни. С другой стороны, благополучие у многих людей в лучшем случае вызывает только одно желание – всеми силами поддерживать его. А черпание знаний – это тяжёлый труд, сиречь нарушение привычной простоты жизни. Ещё хуже, когда благополучие вызывает скуку. Тогда человек упорно борется с ним, причём не только со своим.
Несмотря на позитивную риторику в отношении просвещения, ей сопротивлялись. Конечно, не все, но большинство – те, кто испытывал неприязнь к ясному мышлению, естественному порядку вещей и превыше всего к интроспекции. Сколь страшные тайны не хранил бы в себе мир, наиболее пугающие из них – это тайны о самом себе.
В Закомбарье царили устои, воспевающие человеческий эгоизм и маскирующие глупость, в корне которой лежит страх знания, особенно знания о своей собственной природе.
Самым почётным ремеслом, к коему многие желали приобщиться, было ремесло скоморошье. Кто-то делал это из благородных побуждений – из любви к искусству. Большинство же жаждало исключительно внимания, посему не заботилось о своих творческих способностях, тратя время и силы на раздувание эпатажа, достигая порой самых безумных его форм, ибо безумцы, бесспорно, привлекают к себе наибольшее внимание.
Но не стоит путать тех, кто жаждет славы и тех, кто лишь желает поделиться своими опусами. Было в Закомбарье и немало талантливых бардов и менестрелей, чья музыка нежно ласкала слух, при этом сами они относились к ней с должной скромностью.
И уж тем более к скоморохам не стоит причислять тех, кто проявлял к искусству поистине академический интерес, ибо искусство – средство познания мира, а скоморошье ремесло – лишь потеха для толпы. Люди искусства постигают физические законы призмы собственного восприятия, раскрывают загадки мироздания посредством передачи образов, от предельно простых до невероятно сложных, в то время как скоморохи лишь тешат собственное тщеславие, независимо от того, выступают они во дворце перед королём или же в таверне перед толпой пьяниц и забулдыг.
И, быть может, профессия скомороха не была бы столь привлекательна, не ценись она столь высоко. Каждый её представитель желал найти себе богатого хозяина, который устраивал бы ему концерты и всячески способствовал росту популярности скомороха благодаря своим обширным связям, влиянию и, конечно, толстому кошельку. Конечно, все рабочие дела, личная жизнь артиста и большая часть выручки становились бы собственностью хозяина, но возможность утешить своё хищное тщеславие не останавливала достаточно целеустремлённых людей от добровольной продажи себя в скоморошье рабство.
О событиях столь неоднозначного и противоречивого времени пойдёт речь в этой книге. Речь пойдёт о времени, когда мракобесие, плод человеческой природы, отделился от своего родителя и обрёл собственную волю. Непрекращающаяся война сделала его хитрым, коварным и очень живучим. Мракобесие научилось выжидать, маскироваться, нападать со спины, прикидываться убитым. И, как на настоящей войне, здесь имели место радость победы и горечь утраты, романтика и скорбь, любовь и человеческие жертвы.