За окном стали выплывать знакомые черты его любимого города. Он с детских лет с большим удовольствием приезжал сюда и любил бродить по узким проулкам старого города, слушать орган, читать старинные надписи, с любовью и уважением оставленные эстонцами на могильных плитах усопших. Здесь все с любовью относились к городу. Сохраняли его историю, дома, очертания улиц и … чистоту. Чистота города всегда пленяла его. Даже в советские годы здесь невозможно было увидеть на тротуаре спичку или окурок. За брошенный мусор можно было тут же огрести от прохожих. В городской транспорт все заходили не спеша, давки, привычной для Москвы, никогда не было. Простая столовая в Таллине напоминала по качеству обслуживания больше ресторан. Слово “забегаловка” точно не подходило местным столовым. В магазинах всегда было всё. А о качестве продуктов можно писать целые статьи. Московского зеленого мяса, непонятной давности, или противного запаха от рыбы тут не было никогда. Очередей тоже он тут не видел. Максимум собиралось человек три, четыре человека. А уж чтобы писать номер очереди у себя на руке, как это было в Москве, тут бы не догадались никогда. Он раньше думал, почему такая разница, теперь он знал: Таллин – не проходной двор. Гости приезжают, но попадая в атмосферу чистоты, начинают жить в соответствии. А в Москве тоже живут в соответствии. Как вы ведёте себя на помойке? Да просто приходите туда, чтобы выкинуть мусор, вот и в Москве так. Все просто приезжают, чтобы выкинуть мусор. В Таллине почти не видно полицейских, порой промелькнёт пару девушек в форме и то это дорожная инспекция. В Москве каждый третий либо полицейский, либо сотрудник ФСБ, либо депутат или представитель власти, либо пропиаренный выскочка. А хуже всего ведут себя их дети. Может поэтому и грязи столько. Эти лица считают себя сливками общества, поэтому творят всё, что им вздумается, ну словно свиньи, а где свинья, там и свинарник. В Москве крутятся самые большие деньги в России, поэтому приезжают заработать, наворовать, разбогатеть одним словом, а после этого свалить в уютное тёплое местечко. Поэтому Москва для многих не родной город, а просто времянка, словно большая общага.
Барчук любил Москву. Это был город, в котором он родился, но понимал, что сделать ничего не возможно, пока МЭР города из начальника свинарника не захочет стать главой настоящего европейского города. Видно грязь устраивает всех, проще воровать.
Сестра почти не изменилась. С последней встречи прошло примерно два года. Это было под Золочевым. Хоронили брата их отца. Все старики уходили, оставив после себя память на земле в сыновьях, дочерях, внуках, внучках. Скоро и они с сестрой уйдут. Он давно уже готов к этому. Нет ни страха, ни сожаления. Он достаточно пожил, многое успел, многое увидел, не всё, но дети доделают, досмотрят, не успеют они, это сделают их дети… Главное, чтобы какой-нибудь индивидуум, возомнив себя самым, самым не развязал новую и скорее всего последнюю войну. Мир постоянно сходит с ума. Люди разучились слушать других. Они слышат только себя, живут только собой. А ведь самое главное в человеке – это любовь. Любовь к себе, любовь через себя к ближним. Не самовлюблённость или эго, а любовь.
- Устал? – первым делом спросила сестра.
- Да нет, не успел, ты-то как?
- Да всё хорошо. Ты совсем не изменился. Даже помолодел. Влюбился?
- Что, так похоже?
- Два года назад ты был другой, сейчас в тебе словно огонь горит, ты светишься изнутри.
В старый город? Как обычно?
- Как обычно, - улыбнулся он в ответ.
Они побродили пару часов по старому городу, зашли в костёл, где он с восхищением, как в дальнем детстве разглядывал, словно в первый раз великолепные витражи. Затем сели в машину и через пятнадцать минут были в трёхэтажном огромном доме отца. Половина дома принадлежала по наследству ему, половина сестре. Он с большим удовольствием разжёг камин и сел в любимое кресло. Чарли, старый сеттер отца, лёг рядом, возле его ног. Было ощущение, словно он никогда не покидал дома, а постоянно жил тут.
- Надолго? Может, останешься тут навсегда? – с надеждой в голосе спросила сестра.
- Тамарушка, ты же знаешь, я не могу на одном месте и чужой я здесь. Да и в Австрию надо съездить, я за этим и приехал, надо наследство оформить. Когда ты сможешь со мной поехать?
- Да зачем оно мне? Это наследство? Осталось совсем чуть, чуть. Оформляй всё на себя.
- Ну что за упрямость? Ладно, завтра поговорим. Сыграй что-нибудь. Давно я не слышал, как ты поёшь. Я тут тоже записал пару песен, да девочка одна сказала, что похоже на кошачий ор, когда им на хвост наступают. Теперь стихи пишу. Хотя, они тоже, как тот кошачий ор. Но, да Бог с ними. Может, кто и прочтёт когда то.
- А рисовать бросил? Ты же прекрасно раньше рисовал, прекрасно играл на фортепьяно. Всё бросил? – сестра взглянула на него укоризненным взглядом, - мне стихи дашь почитать?
- Обязательно! А теперь спой…
- Сейчас только прислуге скажу, чтобы приготовили обед на двоих.
- Прислуге? Ах да, я и забыл, что вы у нас дочь графа, - улыбнулся он.
- Кто бы говорил, - в ответ улыбнулась ему сестра.
- Тогда сделай прислуге праздник, отпусти всех домой, я сам для нас приготовлю обед, что ты любишь?
Барчук проснулся рано утром и пешком, взяв Чарли, пошёл на пляж. Это было недалеко, рядом с дачей, на которой он сейчас был. Он прошёл мимо дачи Раймонда – друга их семьи, знаменитого на весь мир композитора и прекрасного человека. Вскоре показался и пляж. С Балтики дул пронизывающий холодный ветер, но волны были небольшие и этот взрослый мужчина, как ребёнок радовался всему, даже этому холоду. Ностальгия захлестнула его. Он стал искать плоские голыши и кидать их, считая, сколько раз камень подпрыгнет на воде. Пляж был совершенно пустынным. Мужчина вдруг улыбнулся, пришедшей в голову очередной глупости, и, скинув с себя всю одежду, пробежав значительное мелководье, нырнул в прибой. Собака бегала по берегу и словно пытаясь укусить волну, раскрывала рот, как бы хватая воду. Вода была холодной и она, в отличие от хозяина, нашла в себе разум не полезть следом.
Вечером они с сестрой сидели в гостях у её дочери, в трёхкомнатной квартире в центре города. Раньше тут жила сестра с семьёй, но после похорон сына, мужа, отца и мамы – все ушли внезапно и в один год – Тамара переехала на дачу, а тут стала жить её дочка. Вероника очень обрадовалась ему, она любила этого открытого и добродушного человека. И сейчас с огромной радостью сидела и рассказывала, кто запечатлён на фото, альбомы которых она для него принесла. Он просмотрел уже три альбома, взял четвёртый и открыл…
- Вайми – моя подруга по школе, - произнесла девушка.
- Красивая, - словно не знаком с ней, безучастным голосом произнёс Барчук.
- А твоя племянница разве не красавица? - с долей восторга произнесла его сестра, - посмотри какая выросла.
- Да, время, увы, летит!
- Ещё как летит, вчера вроде я её из роддома забирала, а теперь она своих уже троих забрала. Летит время, летит.
- Тамарушка, пойду я погуляю. Возьму твою машину? Спасибо! Прокачусь по Таллину. В Тоомпеа, в нижний… посмотрю везде, хотите, поехали со мной.
- Да нет, мы уже насмотрелись.
- Ну да, ну да…
Он оставил машину в порту и пешком пошёл бродить знакомыми улицами. Толстая Маргарита первая встретила долгожданного гостя, затем улица Пикк. Их было много, словно старых знакомых, приветствовавших его. Да они и были его старые знакомые, те с которыми он встретил детство, юность, зрелые годы. Снова приветливо его встретил и Старый Томас, радостно помахав ему своим плащом. За все эти годы город остался почти неизменным. Или ему так показалось. Поздно вечером, он забрал сестру и они вернулись в отцовский дом.
Некрасовка. 13.01.15.