Год тысяча девятьсот лохматый. Я уже не мальчик – мне за тридцать. И я заочно учусь во Владивостокском университете. Приехал я как-то на летнюю сессию. Было воскресенье. Встретился с сокурсниками и некоторыми преподавателями, кои были нашего возраста. И решили мы, человек шесть или семь, уже и не помню сколько нас было, выпить водки энд пива. Во Владивостоке в то время хорошее пиво было на разлив, без консервантов.
Взяли мы того, другого и третьего и задумались: куда пойти, где обосноваться. И тут одного из владивостокцев осенило:
– А пойдемте, – говорит, – в детский сад.
– Как в детский сад!
– Да тут недалеко, я в том детском саду подрабатываю сторожем. Там никого сегодня нет, а у меня ключи с собой.
А что? И пошли мы, взрослые мужики, в детский сад вить водку. Зашли в здание, заперли его изнутри. Наш сторож со знанием дела выбрал столовую комнату старшей группы. Достали мы детскую посуду. Расселись на детские стульчики вокруг стола. Неудобно, конечно, низковато. Но водку пить можно, проверено. Энд пиво тоже.
Уже после третьего стопаря потянуло нас давить спивака, петь песни, значит. Сначала, конечно, затянули «Шумел камыш, деревья гнулись». Этот старинный романс всегда поется с улыбочкой, дескать, знаем почему «измятая трава».
Потом, само собой, «Ой мороз, мороз, не морозь меня». Грустная песня – «Жена найдет себе другого, а мать сыночка – никогда». Себя, мужика, жалко, да и мать – тоже. А жену… А чего ее жалеть – она не пропадет: баба – она и есть баба.
Хлопнули еще по одной. Решили осовременить репертуар:
«Забота наша такая / Забота наша простая / Жила бы страна родная… И снег, и ветер, и звезд ночной полет / Меня мое сердце / В тревожную даль зовет …». Хорошая песня. Ее и после развала страны можно петь, так же как и «Шумел камыш» или «Ой мороз, мороз».
И тут оказалось, что один из нас, по имени Валерий, в то время преп из универа – поцелованный богом слухач. А у стены стояло пианино! Валера мог на слух сыграть все на свете. Все! Я думаю, что и классику.
Но в тот день классика нам не была нужна. Мы орали во все горло, с ухмылкой, правда, «Марш коммунистических бригад»: «А Ленин такой молодой и юный Октябрь впереди…».
Выпили пива и задумались: «Дымилась роща под горою, / И вместе с ней горел закат / Нас оставалось только трое / Из восемнадцати ребят…»
Валера тоже выпил пива, поставил стакан на крышку пианино, повернулся к нам в полоборота и пел вместе с нами. Но при этом продолжал аккомпанировать, и ни разу не сфальшивил. Сильный мужик! Мы его тогда сильно зауважали.
Я, как обычно, захотел выпендриться и затянул: «Ты такая красивая, как бывает весной / И в глаза твои синие / Даже месяц влюблен…». Валера стал подыгрывать мне, но никто не поддержал. И мы дружно перешли на репертуар Одессы-мамы: «Мне здесь знакомо каждое окно, / Здесь девушки хорошие такие. / Одесса, мне не пить твое вино / И клешей не утюжить мостовые…». Ну и, конечно же:
«Кавалеры приглашают дамов.
Там где брошка,
Там пирод.
Две шаги налево,
Две шаги направо.
Шаг назад
Наоборот»
Когда пойло кончилось, мы долго мучительно убирали следы своего пребывания. Было трудно, но мы все же довели это доброе дело до логического конца. Дети не должны были узнать, что взрослые дяди осквернили их посуду, стульчики и пианино.
Из детского сада в горячий город, насквозь прогретый южным солнцем, вышли мокрые, заметно поддатые, с пакетом мусора в руках. Асфальт дымился, дышалось с трудом. Как я добрался до гостиницы, не помню. Главное, не потерялся.
Но это последнее посещение детского сада было одним из самых ярких и запомнилось.