— Нет, ну вы только послушайте, что вчера учудил мой приятель, — обратился Скит Йонтра к аудитории. — Явился ко мне как-то вдруг и заявил совершенно неожиданно, что не собирается более оставаться на этой планете. Ему, видите ли, все здесь надоело. В Университете к нему отношение плохое и кроме меня тут у него и друзей-то нормальных больше нет. Поэтому он в срочном порядке собирает свои вещи и на первом же звездолете улетает куда угодно, лишь бы, как он выразился, подальше от этой дыры, — Скит начал переползать из стороны в сторону, повинуясь давно уже укоренившейся привычке. — Ну вы, наверное, можете себе представить, каково было мне. Ведь мы с ним так давно уже дружим. Я, конечно, в отличие от него, куда более общительный, отчего и знаю на Тэе многих. Но все это лишь так, знакомства, не более. В результате же вчерашней нашей беседы с Тио мы так сильно с ним повздорили, что едва не подрались. Наконец он не выдержал, фыркнул, как умеют фыркать только симрики, оскалился, произнес что-то нечленораздельное и, хлопнув за собой дверью, ушел. Я же, после того как выскочил на улицу и крикнул ему кое-что вдогонку, чего он, по моему мнению, вполне заслуживал, вернулся назад к себе в дом. А что мне оставалось? Удержать его силой я не мог, навязываться тоже было как-то противно. Мысленно же в тот момент я отчего-то то и дело возвращался ко дню, когда мы с ним впервые встретились. Произошло же это, кстати, при весьма любопытных обстоятельствах. Поэтому, быть может, и вам вся эта история, а то была именно целая история, — Скит нарочито хмыкнул, — тоже может показаться интересной.
Случилось так, что родная планета Тио гибла. Их местное светило на старости лет раздувалось все сильнее, поэтому планеты ближнего орбитального радиуса оказались совершенно непригодными для жизни. В довершение ко всем неприятностям, малая планета, но уже дальнего орбитального радиуса, вращавшаяся вокруг той звезды по вытянутой эллипсоидной орбите, должна была пройти совсем рядом с планетой Тио, угрожая последней весьма серьезными гравитационными потрясениями. У той малой планеты, кстати, даже и названия-то собственного не было, а всего лишь порядковый номер в межзвездном каталоге. Двигалась она по своей орбите с огромными интервалами: то медленно приближаясь к той звезде на расстояние до двух а-единиц, то удаляясь от нее настолько, что едва не пересекала внешний пояс астероидов. И, естественно, то замерзая, то вновь оттаивая, она вполне походила на обыкновенную комету, только очень, очень крупную.
В те далекие времена я еще служил в спасательном подразделении Северного торгового альянса и был направлен в тот район в составе группы из нескольких курсантов для составления отчета о происходивших там процессах. Мы распределились по секторам и стали наблюдать. Мне же достался, как мне тогда показалось, самый неудобный пост. А именно на северном полушарии той малой, кометообразной планеты. Установив радиотрансляционный маяк и настроив все приборы, я решил немного полетать на оставленном в полное мое распоряжение флаере и, что называется, осмотреться на местности. И все было бы тогда, конечно, хорошо, если бы не невесть откуда взявшийся спасательный челнок. Вот как сейчас помню тот момент, — Скит слегка нахмурился и прекратил ползать. — Лечу я себе спокойно, вдруг — бац! Удар откуда-то снизу. Потом скрежет, шум, грохот. Потом падение. Благо, что от удара я вылетел из своей кабины как пробка из бутылки с горячим, а то бы мне, наверное, и не пришлось так счастливо отделаться. Упал я в глубокий сугроб. Тоже вот еще, кстати, везение. Ведь вокруг и ледяных глыб полно было. После чего медленно, как по инструкции, поднялся и стал себя осматривать. Никаких внешних повреждений на мне заметно не было. Сильно, конечно, болел бок да голова немного кружилась, но, учитывая обстоятельства, все это были так, пустяки.
Поглядел я и вокруг. Мой флаер лежал неподалеку весь покореженный. Ему не так повезло, как мне, и он угодил на ледяной торос. Чуть поодаль от него лежал тот проклятый спасательный челнок, что ударил меня. И тоже весь разбитый. А еще дальше и чуть влево лежал виновник всего случившегося. Разобрать, кто он был по расе, из-за его скафандра я не мог. Но мне тогда было как-то и все равно. Недолго думая и вовсе не заботясь о своих ушибах, я буквально накинулся на инопланетянина. Тот оказался симриком, и судя по всему, также избежавшим серьезных повреждений. Сознания он не терял, а оттого оказал мне ну просто яростное сопротивление. Я знал симриков. Все они были совсем ненамного ниже меня ростом, но при этом какие-то тщедушные и куда более слабые. Однако этот оказался ну просто каким-то бешеным. Он бился и лягался. Пытался даже ударить меня головой, игнорируя риск разгерметизации шлема. Наконец, после нескольких неудачных попыток сломить сопротивление, я отступил. А когда сделал это, то увидел, что у левой его ноги на снегу расползалось матовое, бледно-оранжевое пятно. Симрик был ранен. Я моментально остыл.
— Что же это ты, лао тебя заешь, не сказал, что встать не можешь? — заругался я на него, все еще с трудом пытаясь отдышаться, но уже почти миролюбивым тоном.
Соперник мой на это ничего не ответил, а попытался лишь было подняться, но только сел. Связь у него, что ли, не работает, подумал я. После чего постучал по своему гермошлему, намекая, что у него, наверное, проблемы со связью. На это симрик также постучал по своему шлему, но уже по другому месту и явно намекая, что у меня, наверное, проблемы с головой. Я улыбнулся. Потом достал из кармана мини-аптечку и после беглого осмотра его ноги обработал и забинтовал рану. К счастью, она оказалась неглубокой. После чего сходил к своему флаеру и вернулся уже с ремкомплектом. Нужно было срочно заделать дыру в его скафандре. «Хорошо еще, что на этой планете есть хоть какая-никакая атмосфера, — подумал я в тот момент, — а то бы мой незадачливый друг (я тогда впервые назвал его другом) долго бы тут не протянул». Симрик же за все то время, что я возился с его ногой и скафандром, не проронил ни слова. И только после того, как я закончил, в моем гермошлеме что-то негромко зашипело, и я услышал голос у-переводчика: «Спасибо вам». И это было все. Симрик был явно немногословен. Он также ничего не говорил, пока я объяснял ему, что собираюсь делать и куда нам нужно идти. А идти нам оставалось только к установленному мной маяку.
— Там и рация помощнее есть, да и заберут меня оттуда в любом случае, когда прилетят снимать показания. Так что мы с тобой, — я махнул щупальцем, указывая направление, — туда пойдем.
Симрик же на это вновь ничего не ответил, а только резким рывком поднялся и обхватив меня за шею, кое-как заковылял рядом. Шли мы медленно, то и дело останавливаясь. Приятель мой при этом все также молчал. А я, лишь только начинал замечать, что он уже совсем не может и просто виснет на мне, давал ему передохнуть, да и себе тоже. Так продолжалось около трех часов. Наконец, весьма основательно вымотавшись, мы опустились на снег.
— Знаешь, — сказал я ему, пытаясь отдышаться, — что-то я притомился сегодня. Может, лучше тут останемся? Выкопаем себе нору да и заляжем на ночь? А утром опять в путь. Тут ведь совсем недалеко уже. Тысяч пять орр, не больше.
— Слабак, — с явным трудом выговорил симрик.
Я уставился на него. Тогда еще не совсем стемнело и через стекло гермошлема вполне можно было разглядеть выражение его лица. Симрик улыбался. У меня тогда тоже как-то сразу отлегло и я принялся активно искать, чем бы нам таким выкопать себе нору. И знаете, нашел — крышку от коробки ремкомплекта. Очень удобно, кстати, — Скит глянул на слушателей. — Ее будто специально сконструировали для таких вот как раз целей. Правда, саму коробку пришлось тогда отломать, но это все равно. Так что примерно через час нора, вполне глубокая и широкая, была уже готова. Мы вполне могли уместиться в ней вдвоем.
— Ну что, полезли? — обратился я к симрику, выглядывая наружу. — Тебя как звать-то, кстати?
— Тио, — ответил тот, как всегда, односложно. Но в нору почему-то не полез, а остался сидеть рядом со входом, прислонившись спиной к накопанной мною снежной горке.
— Ты чего там? — позвал я его уже изнутри.
Но ответа вновь не последовало. Я вылез. Тио все так же сидел у входа, не сводя глаз с соседней планеты. Ее, в наступивших к тому времени сумерках, было уже хорошо видно. «Тук» — было ее название. Когда-то обитаемая и вполне пригодная для жизни, сейчас она представляла из себя безжизненную пустыню. Расширение звезды практически уничтожило ее атмосферу, да к тому же еще и повысило температуру поверхности градусов на пятьдесят. Наша же планета, освещенная теперь откуда-то сбоку и также нагреваемая звездой, вся словно распушалась. Атмосфера ее пришла в движение, поднимая вверх снег и частички ледяной пыли. А корональный ветер звезды подхватывал все эти потоки и, придавая им единое направление, плавно уносил в космос. Правда теперь вся эта мелкодисперсная пыль оседала на Туке, притянутая его куда более мощной гравитацией. В результате же зрелище получалось почти фантастическим. Особенно все это было красиво сейчас, поздним вечером, когда искрящаяся, изогнутая гигантской дугой снежно-ледяная дорожка, протянувшаяся между двумя планетами, была уже хорошо видна. Я уселся рядом.
— Слушай, — сказал я ему, любуясь панорамным видом, — а ведь это действительно здорово. Ты только погляди, как пыль, вон там в особенности, закручивается гравитацией в спираль и оседает на поверхности. Любопытно было бы узнать, как все это выглядит оттуда? Будто снег идет, наверно.
— Наверное, — ответил Тио тихо. — Ведь его там так давно уже не было.
Я уставился на симрика.
— Так ты что, с Тука что ли? — спросил я пытаясь снова разглядеть выражение его лица.
— Да, — ответил тот, как всегда, односложно, — я там родился. А сейчас у нас зима, почти настоящая.
Я поглядел вдаль. «Да-а, вот еще новости. По крайней мере теперь понятно, что он тут на своем челноке делал. Он, оказывается, на мир свой любовался, тоже мне романтик. Лучше бы по сторонам смотрел», — мне отчего-то стало смешно.
— Слушай, приятель, — обратился я к нему, — бросай ты уже все эти воспоминания и полезай скорее в нору. А то там одному, пожалуй, и холодно будет. Но он, конечно, ничего не ответил.
Вот, собственно, и вся история, — подытожил Скит. — Могу только добавить, что на следующий день, когда рассвело, мы проснулись отдохнувшими и полными сил. Даже Тио тогда уже лишь едва заметно прихрамывал и все норовил идти сам, без посторонней помощи. Потом нас подобрали мои сослуживцы и отправили сюда, на Тэю. Меня в заслуженный отпуск, а его на лечение. С тех пор, в общем-то, мы с ним и дружим.
Наступил поздний вечер. Скит, как всегда, вежливо попрощался с аудиторией и направился к своему дому. Впрочем, на душе у него было как-то нехорошо. Ведь мало того, что Тио улетал, да теперь еще и сам он рассказал всем эту, весьма личную, кстати, историю. Так он и полз до своего дома, понурив голову. А когда поднял ее, то увидел Тио, сидящего на его крыльце.
— Привет, друг, — поприветствовал тот его, сделав отчего-то ударение на последнем слове.
— Здравствуй, Тио, — обрадовался Скит, — ты как здесь?
— Никак, — парировал симрик односложно. — Ты чего ж это всем про ту историю рассказал, а?
— Прости меня, — Скит вновь весь ссутулился. — Просто я думал о тебе, вот и пришло в голову…
— Ах так?! — Тио аж вскочил. — Ну знай же тогда, что я с этой планеты больше уже никуда не полечу. Пусть все пальцем показывают на тебя и на меня. Мне все равно. Но ты…
— Что я, — протянул Скит грустно, — почти предал тебя, так?
— Так! — Тио злорадно оскалился, обнажив острые белые зубы. — И поэтому ты, «почти предатель», больше уже никогда просто так от меня не отделаешься.
После чего развернулся и бравой походкой зашагал прочь. Скит же остался сидеть на своем крыльце. Он неотрывно глядел вслед исчезающему в вечерних сумерках симрику и думал: «Вот она, дружба-то какая. Этот вон, скорее сам накинется, чем позволит другим сделать что-нибудь подобное».