Автор просит прощения у героини за то, что так и не смог
сделать эту реальную историю достоянием общественности:
все местные газеты наотрез отказались печатать статью об этом.
Этот рассказ – попытка хоть так рассказать людям о том, что случилось.
***
«От сумы не зарекайся» - верно подмечено. Да разве могла Мария когда-то даже представить себе, что станет профессиональной попрошайкой! Что будет каждый день, в любую погоду сидеть у крыльца храма Покрова Божией Матери вместе с восемью другими собратьями по несчастью.
Сперва Мария очень боялась, что ее могут увидеть за таким занятием соседи. На выручку пришел зонт, всегда раскрытый над головой, чтобы успеть прикрыть им лицо при появлении знакомого. Но прошел месяц, другой, третий, и постепенно Марии стало плевать на соседей: пусть знают. Однако с зонтом она так и не рассталась: эта штука оказалась довольно полезной при ее «профессии»: помогает от солнца, дождя и cнега, когда сидишь целый день под открытым небом. Сидишь, скучая, в тысячный раз оглядывая изученную до мелочей картину: стены храма-новодела, сложенные из красного кирпича, ограду, тоже кирпичную, закатанный в асфальт двор и «коллег» по паперти с испитыми или изможденными лицами, лениво перебрасывающихся фразами в ожидании щедрых прихожан.
Лучше всего подавали по воскресеньям, особенно по праздникам, но и в будние дни народ, забегающий в церковь поставить свечку-другую, тоже кидал кой-какую денежку в протянутые у церковного крыльца руки. Когда Марии вкладывали в ладонь купюру с просьбой помолиться за чье-то здравие или за упокой, она кивала в ответ, бормоча: «Благослови вас Господь». Но в бога Мария не верила: будь он на самом деле, ни за что бы не позволил, чтобы так повернулась ее жизнь!
В тот мартовский день Мария, как обычно, сидела в своей инвалидной коляске у храмового крыльца. С утра настоятель, отец Василий, почему-то был необычно суетлив и криклив. Всё разъяснилось, когда прямо за церковную ограду въехала черная машина и остановилась почти у самого входа. Из нее вышел незнакомый человек в костюме и галстуке. Поп подбежал к нему и повел к дверям храма. Когда они проходили мимо Марии, та услышала обрывок разговора: «…сам архиепископ должен подъехать через пару часов… Да, кстати: вот это, - «костюм» брезгливо обвел пальцем глазеющих на него христарадников, - лишнее. Чтобы через полчаса никого тут не было».
Другие обитатели паперти тоже, кажется, расслышали эти слова: не дожидаясь, пока их начнут прогонять, они сами потихонечку рассосались кто куда. Поэтому когда к церковному крыльцу подошли два дюжих парня, кроме Марии никого уже не осталось.
- О! Гля: гриб на колесах, - хохотнул один из мордоворотов, ткнув пальцем в зонт.
- Чё сидишь, встала и пошла. На сёдня у тя рабочий день окончен, - лениво произнес, растягивая слова, второй.
- Ишь, калеками они тут все прикидываются, - первый грубо сдернул с колен Марии теплый плед и швырнул его на землю. – Вали давай, а не то…
Он не договорил, увидев, что у женщины нет ног выше колен, и озадаченно выдохнул:
- Блин, она в натуре неходячая. Чё с ней делать?
Его напарник заозирался вокруг и вдруг оживился:
- А давай ее пока вон туда оттащим, - и указал пальцем на небольшой овражек, начинавшийся сразу за задним двориком храма, непонятно как уцелевший среди плотной городской застройки.
Сказано – сделано. Уже через пять минут парни пристроили кресло с Марией в нескольких метрах от проходящих в овражке толстых, обмотанных изоляцией труб теплоцентрали и, весело зубоскаля, поднялись по склону и скрылись из виду. Мария пожала плечами: ей не привыкать сидеть и ждать. Она подставила лицо лучам весеннего солнца, уже дарящего тепло, и блаженно зажмурилась: вот и окончились холода, зачирикали птицы, почернели и съежились сугробы. Скоро все зазеленеет, и ее ежедневная кирпично-красная картинка перед глазами наконец разбавится зеленым цветом листвы растущих за церковной оградой тополей.
Так Мария просидела несколько часов, то впадая в легкую дремоту, то снова просыпаясь и глядя наверх, на целящиеся прямо в небо позолоченные купола храма. Часа через три она забеспокоилась: почему никто за ней не идет? Толкая колеса своего кресла руками, она попыталась самостоятельно выбраться из овражка, но склон, хоть и не очень крутой, для нее был непреодолимой преградой. Раз за разом женщина, откатываясь назад, повторяла свои попытки, пока едва не перевернулась на смешанный с грязью снег. Просить о помощи было некого: вокруг было безлюдно. Мария, подумав, что визит высокого гостя, наверное, затянулся, решила подождать еще немного.
И лишь когда окончательно стемнело, а потом в храме погасли окна, она наконец поняла, что никто за ней не придет. Осознав это, Мария начала кричать: сперва несмело, затем надсадно, отчаянно. Но, очевидно, ее никто не слышал – слишком далеко отсюда было до жилых домов и оживленной улицы.
К ночи резко похолодало. Пошел снег. Ветер усилился. Март – коварный месяц, который в любой момент может обернуться самой настоящей зимой. Мороз быстро пробрался под пальто, и Мария с тоской вспомнила про свой теплый плед, сдернутый с нее мордоворотом.
Сперва она пыталась закрыться зонтом от пронизывающего ледяного ветра, бросающего в лицо колючие горсти снега, потом, когда руки совсем окоченели, и согнутые пальцы начало ломить от холода, она засунула ручку зонта под мышку, по-прежнему пытаясь хоть немного защититься им от метели. Сжавшись в комочек и обхватив себя руками, она пыталась сохранить остатки так быстро уходящего тепла. Но тщетно. Ее била крупная дрожь, стучали друг об друга зубы.
Бездомная собака неслышно возникла из темноты, настороженно и угрюмо посмотрела на Марию и пробежала мимо, скрывшись в снежных завихрениях. Где-то в отдалении прозвучала сирена «скорой помощи». И вновь наступило гнетущее безмолвное одиночество.
Глядя на окна многоэтажек, сияющие на расстоянии каких-то двух-трех сотен метров, Мария решилась. Она отбросила зонт, неловко, боком, упала с кресла и поползла на локтях туда, на теплый желтый свет.
Но руки почти не слушались ее, уже онемев. Она преодолела лишь несколько метров и ничком упала в снег.
И в этот момент Мария вдруг остро осознала, что не переживет эту ночь. В мозгу, как в калейдоскопе, промелькнули картинки из прожитой жизни: детство, юность, двадцать лет брака, гибель мужа, потеря ног из-за диабета, ухмыляющийся зять, в лицо ей заявляющий, что не может кормить «лишний рот» и что он «договорился с попом», ее дочь, отводящая глаза, боящаяся перечить тяжелому на руку супругу. Вяло мелькнула мысль, что зять наверняка почувствовал облегчение, когда сегодня не нашел ее, приехав забрать, как обычно, с паперти.
Напоследок в голове всплыли слова увиденного утром незнакомца, перед глазами возник его палец, указывающий на нее: «Вот это - лишнее». Вспомнилось, каким равнодушием был полон его взгляд, скользнувший по ней на пару секунд.
«Лишняя! Я – везде лишняя!» - по лицу заструились слезы, но застывшие щеки уже не ощущали их тепла. Из последних сил перевернувшись на спину, Мария вскинула взор на абрис куполов, прорезающих звездное небо и сквозь застывшие губы выдохнула: «Боже, если ты все-таки есть, неужели даже тебе я не нужна?»
В ответ ей лишь швырнуло в лицо очередную горсть снега, запорошив уже стекленеющие глаза. Окоченевшее тело замерло в неловкой позе…
И вдруг кто-то тихо и нежно окликнул ее: «Мария!» И в ласковом голосе этом было столько любви…