— Мой друг из симриков был чудным созданием. По виду — совершеннейший дуралей. На самом же деле, умница, каких свет не видывал. Талантище страшный. Самобытный, резкий, по-умному насмешливый. Но, как я уже и сказал, не без недостатков, на которые все почему-то и обращали внимание в первую очередь. Звали его Тио. На вид ему было лет сто, не больше. В действительности же он был значительно старше. Правда, точного его возраста я вам не скажу, — Скит мельком глянул на аудиторию, — потому, что и сам не знаю. Хотя каждый год непременно присутствую на всех его днях рождения. Ну, в общем, такое случается, вы понимаете. Так вот, этот самый симрик, Тио, как-то раз, уж даже не знаю, что тогда на него нашло, предложил мне экскурсионный тур по разным интересным местам. У него было свободное время, а временем своим он распоряжался исключительно сам, так вот он и решил, не потратить ли его таким вот способом, а заодно и меня с собой прихватить. Ну а я и не сопротивлялся особо. Лишь только возразил ему, что у меня, в общем-то, сейчас лекции, да и в лаборатории дел хватает. На это он, зная меня уже давно, ответил, что все понял и поэтому ждет меня через два дня в местном космопорте с документами и прочим, что полагалось брать с собой всякому уважающему себя туристу.
Сначала мы отправились понаблюдать за парадом планет. Красивое зрелище. Да и Мир — голубая звезда той системы, был великолепен. Огромный, вблизи так даже пугающий, он сиял, переливаясь различными оттенками фиолетового цвета, завораживая и ошеломляя всех, кто его видел. Потом была Лонетта — небольшой спутник в звездной системе Онто. Красивая, тихая. Можно искупаться в местном океане. Прекрасные пляжи. Отдыхающих мало. Но, в общем, курорт как курорт. А вот далее мы с приятелем отправились уже к миру Нор. Это такая скалисто-песчаная планета, расположенная очень близко к центру Галактики. И, естественно, там вокруг была масса самых разнообразных звезд, просто невообразимое количество. И все с замысловатыми радиационными полями, протуберанцами и гамма-выбросами. Поэтому в целях безопасности нас, незадолго до прибытия, всех пересадили в специальные челноки с усиленной радиационной защитой, которые курсировали там постоянно. В каждом таком челноке имелся огромный видеофон с интерактивной картой опасных областей, которых нам надлежало избегнуть. Было и удобно, и интересно наблюдать, как мы лавировали между ними. А кроме того туристы, воочию убеждаясь, что все находится под контролем, вполне себе успокаивались и задавали обслуживающему персоналу куда меньше вопросов.
Наконец мы прибыли. Нор встретил нас, однако, не слишком гостеприимно. Дул сильный порывистый ветер, вздымавший с поверхности планеты песок, что заставляло нас все время кутаться в одежду. Но там было совсем не жарко, поэтому мы не сильно-то и страдали, воспринимая подобные неудобства лишь как мелкие или даже экзотические неприятности. На самом же Норе была всего лишь одна, хотя и довольно прелюбопытная достопримечательность, ради которой туда, собственно, и прилетали туристы. Так называемая «Черно-белая статуя». Вот именно о ней, как вы, наверное, уже догадались, — Скит посмотрел на слушателей, — и будет мой сегодняшний рассказ.
Разместившись в отеле, а в наши планы входило провести на планете несколько дней, мы с приятелем без промедления отправились к этой статуе. Находилась она, правда, довольно далеко от города. Поэтому нам пришлось взять напрокат флаер, на котором мы до нее и добрались. Статуя была огромной. Примерно пятьдесят орр в высоту и изображала некоего, неизвестного нам инопланетянина. С вытянутой мордой явно звериного происхождения, длинными ушами, торчащими вверх, и абсолютно обыкновенным туловищем с руками и ногами. В общем, довольно странное изваяние. И все же оставалось совершенно непонятным, чего в нем было такого особенного, что привлекало сюда такое огромное число туристов. Мы обратились к справочникам. Буклеты, которые начиная еще с космопорта валялись чуть ли не на каждом шагу, кратко, но в весьма содержательной форме живописали увиденное нами. Выяснилось, что статуя эта меняла цвет. Вот сейчас, например, когда мы на нее глазели из своего флаера, она была черной. Ночью же, судя по информации из буклета, она должна была стать белой.
— Интересная штука, — обратился я к Тио, когда мы с ним, наверное, уже со всех сторон осмотрели изваяние.
— Ну, не знаю, — ответил тот чуть скептически, — по мне, так совершенно обыкновенная. Она, видимо, просто покрыта чем-то наподобие фосфора, вот и светится ночью. А то, что про нее пишут, что она белая, так это, как говорится, для туристов.
— Таких, как мы? — я хитро улыбнулся.
— Скит, — мой приятель, конечно же, сразу тогда догадался, на что я намекаю, — я знаю, что ты со своим химическим анализатором никогда не расстаешься. Но я все же тут, — он демонстративно огляделся по сторонам, — не собираюсь ничего ломать, высверливать или отпиливать. Ни на этот раз.
— Да ладно, ладно тебе, чего ты так разволновался? — мне пришлось притвориться, что его ответ меня совсем не смутил. — Не хочешь, как хочешь. Будем простыми туристами. Обыкновенными и тупыми, как все.
На этом разговор был завершен. Но я, хорошо зная Тио, ни секунды не сомневался, что он все же не устоит перед соблазном и, поддавшись искушению, согласится с моей идеей: взять образец материала той статуи. Все так и получилось. Поэтому не прошло и двух часов после нашего совместного возвращения в гостиницу, как он постучался ко мне в номер и с почти виноватым видом произнес: «Горт с тобой, Скит, пошли дырявить Химеру». Я же ему ответил, памятуя свои недавние злоключения с зеркалом, чтобы он не поминал Горта всуе, а пришел бы ко мне лучше часиков эдак в одиннадцать вечера, когда уже стемнеет, прихватив с собой, например, молоток, если сможет его, конечно, здесь где-нибудь раздобыть. На том и порешили.
Совсем уже затемно и не в одиннадцать, а в половине двенадцатого, в дверь моего номера вновь постучали. Я открыл. На пороге стоял довольный Тио с огромным рюкзаком за спиной и маленьким чемоданчиком в лапах.
— Ты куда это собрался? — спросил я его, с трудом сдерживая улыбку.
— В научную экспедицию, — ответил тот вполне серьезно, при этом совершенно бесцеремонно ввалившись в мой номер. — Знаешь, у меня тут такое предчувствие, что мы там с тобой сегодня чего-нибудь да найдем. Я, пока в номере вечера ждал, в местной сети покопался. И нашел много чего интересного. Смотри: во-первых, статую эту здесь аборигены никогда не строили, а на Нор ее просто приволокли. Она даже и крепится-то к почве не как все нормальные памятники, а на углепластиковых ремнях. Нашли же ее местные неподалеку от центра Галактики. Она просто летала там на бешеной скорости вокруг сингулярности, но на некотором отдалении от нее. А во-вторых, ее, как оказалось, вообще пока еще никто не исследовал. Ее просто водрузили здесь на потеху туристам и все. Поэтому мы с тобой будем едва ли не первыми настоящими учеными, кто ей действительно серьезно займется. Так что давай-ка ты, — тут мой приятель даже как-то строго посмотрел на меня, — собирайся поскорее, потому что я не хочу упустить приоритет первооткрывателя.
Сказано — сделано. И вот мы с Тио уже висим на нашем флаере над той статуей, размышляя, с какого бы боку лучше начать ее буравить. Процесс занял минут пять. Наконец, с трудом придя к соглашению, мы отправились к левой руке колосса. Должен заметить, — тут Скит, изобразив удивление, окинул взглядом аудиторию, — статуя эта действительно светилась ночью. Отчего нам даже не пригодились наши фонарики. Процесс же взятия проб, напротив, оказался неожиданно долгим и трудным. Приятель мой все пыхтел и ругался, пока пробовал пробурить хотя бы маленькую дырочку в мизинце статуи.
— Ты знаешь, Скит, — произнес он наконец, совершенно измучившись, — никакой это не мрамор. И даже не сталь, и не углеволокно. Да и вообще не представляю, что еще. Глянь только, бур-то мой горит уже, а я не смог еще как следует и начать.
Я посмотрел. Действительно, в том месте, над которым мой приятель пыхтел уже минут десять, не было видно не то что отверстия, но даже мало-мальской царапины.
— Ну что же, — отозвался я отчего-то совершенно спокойно, — по крайней мере теперь понятно почему аборигены ее к почве на ремнях прикрепили. Но вообще-то знаешь, — тут я с некоторым сомнением поглядел на Тио, — что-то мне все это перестает уже нравиться. И думаю, что нам лучше вернуться сюда как-нибудь в другой раз и не с буром и молотками, а с ионным анализатором.
— А я его уже взял, — пропищал мой приятель, при этом даже не взглянув в мою сторону и все еще продолжая возиться с буром.
«Вот вечно он так, — подумалось мне, — все заранее предусмотрит и тем не менее молчит до последнего, пока его уже прямо не спросят».
— Тио, — произнес я недовольно, но при этом вновь с трудом сдерживая улыбку, — чтоб тебя лао заели. Ты чего ж это молчал-то все это время?
На это он опять ничего не ответил, а только вынул из своего чемоданчика «ионник», как мы его в Университете с коллегами называли, и принялся просвечивать. То что мы с ним увидели, лишило нас дара речи надолго. Минут десять смотрели мы на монитор, не в силах уже оторвать от него взгляда и, не произнося при этом ни единого слова. Это был корабль.
Огромный, не меньше нашего межгалактического звездолета, — он был совсем не похож ни на один из известных нам. Странные отсеки, неизвестные приборы, да и вообще, вся конфигурация внутреннего пространства была какой-то причудливой и непонятной. Пошарив анализатором здесь и там, мы смогли наконец обнаружить входной шлюз, куда тотчас же и направились. Вход в корабль находился под левой рукой статуи и был, в общем-то, почти виден, если, конечно, знать, что искать. Открыли мы его также без особых проблем. Тио когда-то в молодости увлекался криптографией и поэтому быстро, как профессиональный взломщик, подобрал нужный код. Мы вошли. Корабль функционировал. Свет горел, приборы работали, что-то где-то в глубинах его огромных стальных конструкций постукивало и жужжало.
Закрыв за собой дверь шлюза, мы отправились исследовать внутреннее пространство. Вот отсек для команды, по виду так не более чем на десять обитателей. Вот машинный отсек с гигантскими, странной геометрии фотонными двигателями. А вот и капитанская рубка. Здесь мы с Тио, не переставая от удивления молча переглядываться, принялись копаться в разбросанных здесь и там информационных пленках и просматривать записи бортовых приборов. Все там было, в общем-то, почти как и у нас. Судовой журнал с озвучкой, чему мы уже по-настоящему обрадовались, траектория полета, место назначения и все такое прочее. Включив у-переводчики, мы, развалившись на стоявших здесь же гидродинамических креслах, принялись слушать.
Корабль этот, судя по записи, был исследовательским. Но, конечно, не из нашего мира. Целью его был сбор сведений о некой сверхмассивной черной дыре, находившейся в центре некой, также неизвестной нам Галактики. Специально сконструированный, он должен был пройти сначала на минимальном расстоянии от объекта исследования, а затем — тут мы с Тио в очередной раз переглянулись — перейти через горизонт событий. Мы остановили запись.
— Скит, — произнес мой приятель как-то непривычно медленно, — я, конечно, видел немало сумасшедших на своем веку, да и сам, как ты наверное знаешь, не слишком в своем уме, но это…
— Да уж. Неудивительно, что команды нет. Хотя…
Так ничего толком и не разобрав, мы вновь включили воспроизведение. Оказалось, что цивилизация, создавшая эту махину, была очень развитой, и в чем-то значительно превзошедшей нашу. По крайней мере, путь развития, избранный ими, был даже не то чтобы странным, а каким-то совсем неожиданным. Они, так же как и мы когда-то, натолкнувшись на проблему непознаваемости черных дыр, не успокоились при этом, а продолжили искать способы ее разрешения. И нашли. Но продвигаясь не по пути технического прогресса, а перескочив, что было на первый взгляд уж и вовсе ни с чем несообразным, на путь развития гуманитарный. Проще говоря, основываясь на том, что сингулярности являются самыми мощными объектами по уничтожению систем, да и вообще любой информации, они решили, что противостоять этому можно было лишь посредством непрерывного создания информации, то есть противопоставив «однообразной тупости», как они выражались, творческий процесс. Еще же там было что-то про нетленность истинного искусства, про Создателя, даровавшего всех способностью творить. И все такое прочее, и том же духе.
— Они что, — обратился я к Тио шепотом, — решили пройти через центр Галактики, читая стихи???
— И ты знаешь, — мой приятель был явно поражен не меньше моего, — похоже, что у них получилось.
— Да-а, — протянул я. — И поэтому корабль их такой вот — статуя…
— Статуя — произведение искусства. Да тут вообще все, — Тио ошарашенно огляделся по сторонам, — произведение.
И только тут мы поняли, что на этом корабле нам показалось таким странным. Он весь был красивым. Удивительно красивым. С поверхностями, переливающимися различными цветовыми оттенками, с обтекаемыми и неожиданными формами, в которых, по здравому размышлению, и нужды-то никакой не было. С резкими и едва ли не рваными переходами плоскостей. С абстрактными картинами на стенах, чудными скульптурами, в которых и произведения искусства-то разобрать было сразу нельзя. Да еще эта… музыка. А ведь мы на нее сначала даже не обратили никакого внимания. Тихая она была, очень тихая. И только теперь, когда мы замерли в восторженном оцепенении и перестали шаркать и шуметь, мы расслышали ее — странную, медленную, но невероятно прекрасную песнь иного мира.