6.
- Я знаю, я обещал, - вместо приветствия произнёс он. – Но нужно быть полным идиотом, чтоб верить моему слову. – Он дотронулся пальцем до рукоятки Атанаэнхэрста и определил: - Не твоя вещь. А у тебя открылось одно очень уязвимое место. Надо быть осторожным с теми, кого любишь. Понял? Если бьют тебя, это больно. Но если у тебя на глазах бьют любимое существо – это в тысячу раз больнее. А ещё очень больно, когда любимое существо бросает тебя и уходит любить другого. Я очень давно знаю Риану. И она знает меня. Понимаешь? Понимаешь. Знаю, что понимаешь. Признаться, я очень удивился, когда проведал, что Риана и ты… Мне по старой дружбе Рэли сказал. Мы с Рэли, конечно, враги, но Риана – это то, на чём мы можем сойтись. Риана… Она прекрасна. Ты должен понимать, что такую девушку нельзя надолго оставлять одну. Она не умеет оставаться одна, хотя со стороны может показаться, что одиночество ей по душе. Она пойдёт с любым, кто покажется ей интересным.
- Ты пришёл только для того, чтоб испортить мне настроение? – спокойно спросил Ромес, слушавший Конроя, приподнявшись на локте. Паукашка мурлыкнула во сне и перевернулась на другой бок.
- Ну… - неопределённо улыбнулся Конрой. – Главное – всё это правда.
- И что?
- Ничего. Когда она любит – она любит по-настоящему. Но в том-то и дело: она довольно легко влюбляется.
- Ты её ни с кем не путаешь?
- Например?
- Например, с Джиной.
- Пожалуй, нет. Я пойду к ней. Я пойду к ней, Ромчик-братчик, и поговорю. Ей сейчас одиноко, и я скрашу её одиночество. Она не откажется.
- Откажется, Рой. Непременно откажется. Да, я оставил её одну, ничего не сказав, но я просто уверен, что она дождётся меня, - сообщил Ромес.
- Жертвенная верность? – прищурился Конрой.
- Не жертвенная, - опроверг Ромес.
- С тобой всё ясно. Ты действительно верный. Ты будешь помнить любимого человека при долгой разлуке и из-за дурацкого принципа хранить верность – обещал ли, нет, - всё равно. Всё исходит от тебя самого. А она… - Конрой хмыкнул. – Как и все они.
- Все – разные. Все люди вообще. И она – не как все. Она такая же, как я. Если к ней и явится кто-нибудь из бывших привязанностей – она, естественно, обрадуется; они хорошо поговорят, возможно, обменяются братскими поцелуйчиками… И она никому – ни себе, ни ему – не позволит зайти дальше. Потому что прошлое – прошло. Она тысячу лет будет ждать меня в высоком замке, не глядя на толпящихся у подножия принцев. Так же, как и я буду ждать её, если она куда-то уйдёт, - Ромес улыбнулся. – Потому что мы с ней нашлись.
- Прискорбно, - покачал головой Конрой. – Но самое обидное: вы простите друг другу любые измены. Которых, впрочем, никогда не будет. Вы идиотски преданы друг другу, даже если о посторонних связях никто не узнает. Ох уж это мне врождённое благородство! Ладно, оставайся, а я пойду к Риане. Попытаю счастья. Постараюсь быть очень приятным, - Конрой изобразил приятную улыбку, поднял с земли и бросил в огонь сухую ветку, помахал рукой и ушёл, уводя с собой тьму за границу тени Атанаэнхэрста.
Ромес сел. Какая гадость! Чертовски неприятно. Но… Стоп. Костёр горит, как и горел до визита Конроя. И никаких веток. Тем более – до того на земле их не было. Точно, не было. И что-то ещё… Какая-то мелочь… Ах да, обращение! Ромчик-братчик – так называл Ромес а только Таар и уж никак не Конрой. Следовательно, визит Конроя – сон. Не очень приятный, но если разобраться – средней нормальности. Не то что тот, первый!.. И Ромес был совершенно уверен в том, что говорил Конрою. Что-то внутри знало. Не желание верить в желаемое, а именно знание правильности желаемого.
Паукашка дрыхла на спине, задрав лапы к звёздам. Ромес поцеловал её в макушку и подумал: как всё-таки хорошо, что Конрой всего-навсего приснился, и Риана его не знала – это точно, точно, точно! И чудесно, что она – не Джина, хотя любить умеет сильно и преданно, особенно когда осознаёт, что действительно любит. Ромес прижал к себе вздохнувшую во сне Паукашку и снова заснул. Ему приснилось целое поле цветов и ничего плохого.
С рассветом Ромес проснулся, разбудил Паукашку и затушил костёр. Они нашли маленький родничок и напились холодной, на удивление чистой воды. Ромес не устоял перед соблазном и умыл Паукашку. Паукашка возмущённо зашипела и плюхнулась в родничок, в результате чего и она сама, и Ромес оказались мокрыми с ног до головы.
Когда они выбрались на дорогу, с них капало. Проезжающие машины сигналили. Ромес высмотрел заросли растения, похожего на дикий виноград, и сделал из тонких лог какое-то вялое подобие ножен, куда поместил грозный Атанаэнхэрст.
Часа через два они набрели на придорожное кафе, где Ромес на обнаруженные в карманах деньги решил купить что-нибудь съедобное. Он оставил Паукашку и меч снаружи и вошёл в кафе. Посетителей было мало – несколько водителей припаркованных на мини-автостоянке машин. Ромес протянул парню в белом фартуке и смешном белом чепчике мятую бумажку, всё ещё влажную после Паукашкиной провокации. Парень в чепчике брезгливо двумя пальцами взял «денюжку», зачем-то понюхал её, выбил чек, отсыпал сдачу, и Ромес получил четыре порции жареной картошки, три пирожных и четыре баночки оранжада в большом бумажном пакете. Ромес вежливо оставил половину сдачи «на чай», поблагодарил кружевными выражениями и удалился.
Паукашка проголодалась, причём самым жутким образом. Ромес отдал ей три рассчитанных на неё порции картофеля и нерассчитанную половину своей, когда они сели подкрепиться на куче выброшенных покрышек у обочины шоссе. Потом Паукашка получила два пирожных (третьим жадный Ромес делиться не захотел), а потом они выпили по баночке оранжада, Паукашка подумала и отхлебнула из ещё одной баночки, а оставшееся предоставила нести Ромесу – так что у них на дорогу осталось ещё полторы баночки напитка, что их вполне устраивало.
…Около полудня они вошли в город. Странно – прохожие совсем не обращали внимания на меч Ромеса: вероятно, он был для них невидимым. Ромеса в силу его привычки не заявляться к Кэтрин с пустыми руками терзали сомнения, чем в этот раз занять руки. Он поделился мучившим его вопросом с Паукашкой, но она ничего, кроме разнообразных сладостей, предложить не могла. Ромес после недолгого размышления одобрил её предложение, и они решили приволочь Кэтрин чудо кулинарного гения и приобрели огромный дико красивый торт, украшенный мороженым и экзотическими фруктами. Паукашка самым загадочным образом удержалась от дегустации тут же, на месте. Видно, дали о себе знать съеденные по дороге пирожные. Но всё равно Ромес не доверил ей нести подарок для семьи Кэтрин.
На всякий случай он проверил, есть ли у будущей жертвы посещения кто-нибудь дома: набрал первую пришедшую на ум комбинацию цифр по телефону-автомату, чтоб, естественно, попасть в квартиру Кэтрин. Трубку взял Таар. Ромес обрадовался и дал отбой.
- Никого нет? – спросила Паукашка.
- Идём. По крайней мере, дома Таарчик, - ответил Ромес.
- А почему ты ему ничего не сказал?
- Зачем? Всё равно сейчас приду и скажу.
- Ром, я замечаю, что ты начал портиться. Сначала так нехорошо поиздевался над тем типом в «Золотом ручье», теперь вот Таару ничего не сказал. А вдруг бедный Таар подумает, что ты – это совсем не ты, а какой-нибудь урод, который подбивает клинья к его Кэтрин? – Паукашка от своего предположения даже замерла на месте, ошарашенно тряся головой.
Ромес тоже приостановился и утешил Паукашку:
- Если это урод, Кэтрин сама не даст ему никаких шансов.
Они засмеялись и пошли дальше.
Во дворе дома Кэтрин на них налетела большая чёрная собака, похожая на дога, но с шикарными очёсами на лапах. Паукашка застыла в позе свирепой кошки.
Собака резко затормозила, села и удивлённо на неё уставилась. К собаке подбежал мальчик, схватил её за ошейник и потащил в сторону с извинениями, адресованными Ромесу:
- Вы нас простите, он просто вырвался. Не бойтесь, он не кусается, он добрый, только любопытный… - А потом, подняв глаза: - Дядя Ром?!
- Привет, Джек! – Ромес подхватил обрадованного Джека свободной от торта рукой.
- Это ты? Это на самом деле ты? – всё никак не мог поверить Джек, прижимаясь к Ромесу.
- Я, - Ромес улыбался. Вот, оказывается, кто-то действительно всегда ждёт его. – Познакомьтесь: это Джек, сын Кэтрин и Таара, а это – Леди Паукашка.
Джек неуклюже свесился с руки Ромеса, изображая светский поклон и сообщив:
- Я о тебе очень много слышал от мамы.
- Она меня помнит! – Паукашка аж замурлыкала от удовольствия.
- А это, как я понимаю, Гай? – Ромес смотрел на пса, дружелюбно обнюхивающего Паукашку.
- Гай, - кивнул Джек.
- Вырос ты, парень!
Гай посмотрел на Ромеса и вильнул хвостом. Джек разглядывал Паукашку.
- Можно тебя погладить? – спросил он.
Паукашка с готовностью подставила голову, и Ромес опустил мальчика на землю, поинтересовавшись:
- Дома кто-то есть?
- Да, папа. Мама на работе, но скоро вернётся, а дядя Стан – ближе к вечеру, - как зачарованный, Джек гладил шелковистую Паукашкину шерсть.
- Тогда я поднимусь к вам, - сказал Ромес.
- А можно… - в один голос начали Джек и Паукашка, переглянулись и рассмеялись.
- Можно, - разрешил Ромес. – Только недолго, в пределах разумного.
- Откуда ты знаешь, что мы хотели спросить? – Паукашка воинственно фыркнула.
- Вы хотели спросить, нельзя ли вам вместе погулять, да?
Паукашка и Джек переглянулись и быстро закивали. Они друг другу понравились. В конце концов, оба были всего-навсего детьми, которым хотелось попасть в общество себе подобных. Ну и что, что они по-разному выглядят?
- Гуляйте, только Гая не обижайте, - предупредил Ромес. – А то он мне пожалуется. Правда, Гай?
Пёс широко, по-собачьи, улыбнулся. Ромес ещё не забыл языка животных.
- Иди-иди, - сказала Паукашка.
Ромес притворно строго погрозил ей пальцем и отправился к Таару.