А больше всего ненавидят того, кто
способен летать.
Ницше
1
Гавриил проснулся от вибрации часов на руке. было 6:30 утра, на дисплее часов светился адрес. Гавриил встал с кровати и с грустью обнаружил ,что его спина не капли не болит, а лопатки не деформированы. Он взглянул в зеркало напротив кровати: оттуда на него взирали сонные карие с медным отблеском глаза. Вокруг них скопились мелкие морщинки, свидетельствовавшие об уходящей молодости, но они его не портили. В каждом возрасте есть свой шарм. Волосы, хотя и с пробивающейся сединой, по-ребячьи завивались. В свои 40 с копейками лет он был хорошо слажен и потянут. Профессия не давала ему права стареть и каждая спасенная душа будто придавала молодости его собственной. Проведя ладонями по лицу, доктор смахнул остатки сна. Он быстро оделся и, сев в старенький темно-зеленый "Форд", выехал по адресу. Седьмой дом вниз по холму был абсолютно идентичным с остальными в этом районе- выкрашен в белый цвет, с небольшим садиком и крыльцом сбоку дома. Оттуда навстречу Гаврилу вышла крылатая женщина с болезненной тревогой на лице. она пригласила его внутрь. В доме тоже было неспокойно. еще одна женщина, по моложе сидела у маленькой кровати, на которой лежала девочка лет шести. Она лежала на животе, вытянув руки вдоль бледного тела, лицом отвернута к стене. Одеяло прикрывало половину ее тела, а на спине, в зоне лопаток виднелись два маленьких опухших бугорка. Стояла полная тишина, которую нарушали лишь всхлипы малышки и тревожные вздохи родных.
—Детка, доктор уже здесь, —сказала мать, пропустив Гавриила в комнату.
Девочка повернулась, и он увидел как ее лицо измучено неизвестной ранее болью.
—Когда это началось? —спросил Гавриил, опустив на пол чемодан с медикаментами.
—Ночью, под утро, ответила другая девушка.
—Что-то случилось? —снова спросил он, пытаясь выяснить причину. Мать и старшая дочь переглянулись.
—Вчера заселились новые соседи. У них маленький сын. Само очарование. Они проиграли весь вечер. Она горько вздохнула. Гавриил сел на край кровати и сказал:
—Можно оставить нас ненадолго одних?
Старшая сестра направилась к двери, мать поколебалась и тоже вышла. Гавриил спокойно нанес на ладонь немного противовоспалительной мази и подвинулся к пациентке. В полной тишине доктор убрал с юной спины капну густых каштановых волос и слегка коснулся лопаток. В ответ девочка вздрогнула.
—Как тебя зовут?
—Лиз, —еле слышно произнесла она.
—Очень хорошо, Лиз. Сейчас я сделаю тебе небольшой массаж, чтобы твои крылья росли здоровыми и красивыми.
—Мне больно...-почти плакала Лиз.
—Ничего, очень скоро все пройдет. А теперь сделай пожалуйста глубокий вдох. Лиз вздохнула, и Гавриил слегка нажал на больное место.
—Этот соседский мальчик, как его зовут? —спросил доктор, пытаясь отвлечь Лиз от боли. Но она молчала, крепко сжав руками подушку.
—Все рано или поздно проходят через это, —сказал он уже серьезнее, —Ты очень сильная, Лиз.
Через несколько минут он закончил, и девочка более мене спокойно вздохнула.
—Ну вот и все. Твои крылья прорежутся со дня на день. Если будет очень больно, принимай болеутоляющее. Я оставлю их твоей маме.
Лиз кивнула. Когда Гавриил уже закрывал за собой дверь , она тихо спросила:
—Доктор...я умру?
Он слегка улыбнулся и ответил:
—От любви еще никто не умирал.
2
—Мама, пожалуйста, не отдавай меня им, —дрожащим голосом шептал мальчик матери.
—Рауль, сынок, пойми, так надо.
Седоволосая бескрылая женщина сидела на диване в тусклой гостиной, прижимая почти плачущего сына к груди.
—Я не хочу этого, не хочу... —без конца повторял он.
За окном слышались в такт звучащие шаги боевого отряда. Они поднимались по лестнице, приближаясь к их квартире.
Женщина знала—они пришли, чтобы забрать ее сына.
—Ты справишься, малыш, все рано или поздно проходят через это. Обещай, что будешь сильным. Обещаешь?
Она ерошила его белокурые волосы и сильнее прижимала ребенка к себе.
В гостиную вошел отец с суровым, непроницаемым лицом.
—Пора, сын.
Мальчик отпрянул от матери, услышав голос отца, и сел ровно на диване, все еще дрожа.
Отец присел возле сына и сильно сжал его плечи.
—Ты уже взрослый, Рауль. Ты выдержишь это. Ты должен верно служить своей стране. В твоих руках наше будущее. Ты меня понял?
Рауль рассеяно кивал.
Раздался громкий стук в дверь. Взгляды всей семьи устремились на источник звука.
—Пора...-прошептал отец.
Не успел он это сказать, как в квартиру вломились двое солдат, в черных одеждах, один с оружием за спиной, другой со списком в руках. Лица обоих были закрыты тряпичной маской.
—Рауль Разорбак.
Мальчик кивнул, и солдаты, не проронив ни слова, взяли его под локти и повели прочь из дома.
—Нет! Не забирайте моего мальчика! — истошно рыдала мать, вцепившись в руку одного из солдат, но отец тут же принялся оттягивать ее.
—Он имеет право любить!
Но дверь уже захлопнулась, погрузив комнату в тишину.
Отец усадил жену обратно на диван.
—Поверь, это к лучшему. Никто не должен рушить систему. Все живут без крыльев, и он проживет...
3
По дороге домой Гавриил как обычно проезжал мимо границы и остановился посмотреть. В дымке утреннего тумана скрывался высокий решетчатый забор ,вдоль и поперек обвитый колючей проволокой. За ним вдали виднелись электростанции и заводы, лаборатории и дымящиеся сверху шахты. Это был чужой мир бескрылых. Чужой, неизвестный, опасный. Уже два десятка лет как война между крылатыми и бескрылыми людьми закончилась, но этот устрашающий забор до сих пор держал город в напряжении. Два рода давно бы отделились друг от друга если бы отчаянно в друг друге не нуждались. В руках бескрылых была весь ядерный потенциал города, все источники энергии, электроснабжения были у суровых, одержимых властью бескрылых. Они обеспечивали технический прогресс всего города. Граница строго охранялась именно их солдатами. Они всегда были в черных или серых одеждах и при оружии. И крылатым, при всей их независимости и свободе, нужна была энергия. Не могли же они топить свои дома овощами и фруктами, которыми снабжали весь город. На этой стороне было сосредоточено все культурное богатство города. Крылатые дарили миру художников и музыкантов, врачей и педагогов, а плодородные земли кормили людей исключительно чистыми продуктами. Но как бы два народа в друг друге не нуждались, жили они на строго огороженной от друг друга территории и чужих не пускали под страхом смерти. Сторона крылатых была «оазисом города». Сотни домиков-близнецов лежали в долине вечно цветущих садов, ароматных лугов и голубых прудов. На окраине города возвышались пологие холмы, а у самой границы была густая лесополоса. Многочисленная растительность скрывала устрашающий забор от глаз мирных жителей, но кое-где границу было хорошо видно, особенно из дома Гавриила.
Единственное, что беспокоило его в этой истории- это излишнее любопытство Оливии, его дочери, которая слишком много времени проводила здесь, у границы, часами разглядывая потусторонний мир, желая узнать его. Их дом стоял на холме, совсем недалеко от забора, поэтому часто можно было наблюдать, как крылатые везут продовольствие на ту сторону, как открываются ворота в чужой мир и в этот момент Гавриилу кажется, что их часть города-космический корабль и двери открываются во всепоглощающий бесконечный вакуум космоса. Открытие ворот сопровождалось громкой протяжной сиреной, которая была слышна даже в самых отдаленных уголках города и как бы напоминала жителям, что есть «другие».
В такие моменты он даже не выпускал Оливию из дома. Так, на всякий случай, уберегая ее от малейшей возможной опасности.
Оливия сидела на крыльце и читала, закутавшись в плед.
—Ты опять ни свет ни заря встала, —сказал подойдя Гавриил и поцеловал дочь в светлую макушку.
—Следом за тобой, Гавриил. Кто на этот раз?
—Когда ты перестанешь называть меня по имени? Я все таки твой отец.
—должность папы делает тебя стариком. А ты будешь вечно молодым. Хочешь, буду называть тебя доктор Приор? —усмехнулась она.
—Фантазии у тебя хоть отбавляй.
—Так что за пациент, доктор?
—Не поверишь, совсем молодая девчонка, шесть лет.
Оливия нахмурилась.
—Твой завтрак на столе.
Он почувствовал грусть в ее голосе и сел рядом.
—Эй, ты все еще переживаешь по этому поводу? Оли, ты еще совсем молодая, у тебя вся жизнь впере...
—Я не этого боюсь, доктор. Просто... Просто не хочу, чтоб вышло как у мамы.
Он замолчал, пока она снова не заговорила.
—Скажи...ты правда веришь, что крылья у нас вырастают от любви?
—Не забывай, я врач, и верю, что наука может дать объяснение всему.
—Какое же например?
—Просто в организме каждого наступает переломный момент созревания. Тогда крылья и начинают расти.
—И совершенно случайно именно в этот момент мы влюбляемся ?
—Не случайно. Влюбленность вызывает гормональный всплеск. Это способствует появлению крыльев. Лишь способствует, понимаешь?
Он с надеждой смотрел на дочь, но та продолжала хмуриться и вглядываться в одну точку. Тогда он придвигался ближе и обнял ее за плечи.
—Оли, я понимаю, как ты себя чувствуешь. Бескрылый отец значит для тебя что ты родилась не в любви...но поверь, я любил твою маму больше всего на свете, и то, что у меня не выросли крылья значит лишь то, что.... Во мне что то не так... Может с эндорфинами.
Она резко повернулась и метнула в него суровый как искра взгляд.
—Что? Что было не так с твоими эндорфинами?! И почему у мамы было с ними все в порядке ?!
Она подскочила с крыльца в попытке уйти, но Гавриил схватил ее за руку и усадил на место. Потом он сказал спокойным голосом.
—Мне трудно жить, зная, что собственная дочь осуждает меня. Но, поверь ,если бы крылья росли от родительской любви к своему чаду, я бы давно был пятикрылым Пегасом.
Оливия вздохнула и крепко обняла отца.
—Я пойду немного почитаю.
¬¬¬—Но библиотека еще закрыта.
Оливия лишь усмехнулась и достала из заднего кармана связку ключей.
—Ах ты маленькая ворюга. Льюис тебя убьет! -крикнул он ей в след.
Но она уже спустилась с крыльца и в последний момент обернулась.
—Пап, я не осуждаю тебя. Просто иногда не могу понять, как можно так любить мужчину и так не любить собственное дитя,чтобы совершить...такое...
И ушла.
А Гавриил остался сидеть в кресле, завернувшись в плед, который хранил запах дочери и раздумывая над ее словами. Далеко в небе занималась заря. Вскоре он заснул.
Когда он открыл глаза, Оливия трясла его как подушку. Встревоженное лицо дочери заставило его мигом проснуться.
—Что случилось?!
—Гавриил, Нет времени, пошли скорее!
Она забежала в дом и вернулась через секунду с ключами от машины. Через секунду она уже заняла водительское место.
—Куда это ты собралась на моей машине?
Он растерянно оглянулся по сторонам. Солнце стояло уже высоко.
—Ты все равно туда сам никогда не поедешь! Садись, доктор!
Он ввалился на соседнее кресло и машина рванулась с места. Когда они спускались с холма мимо белых домиков-близнецов, вдали показался решетчатый забор и Гавриил в отчаянии понимал, куда его везет дочь.
—Туда! -крикнула Оливия, пробираясь через густой лес к плохо охраняемой части границы. Она почти перешла с шага на бег и Гавриил едва поспевал за ней.
Наконец они пробрались на открытую местность вплотную к забору.
—Вот здесь!
Оливия подбежала к сетке и поманила отца рукой.
Гавриил резко остановился. Непонятное чувство сковывало его изнутри. То, что он увидел, ввело его в оцепенение, и он не мог пошевелиться.
По ту сторону забора совсем рядом лежала девушка. Бескрылая. Она была без сознания, в разорванной черной одежде, в ужасных ссадинах и даже издалека видно-неестественно бледная.
Гавриилом овладел настоящий страх. Страх перед неизвестностью. Будто птица, которую всю жизнь держали в золотой клетке, а теперь открыли дверцу и насильно толкают наружу.
—Ну же, чего ты стоишь?! Пошли! —кричала Оливия в сердцах. Импульсивности было ей не занимать. Она толкнула сетку, которая была надорвана метра на полтора.
—Нет. —Наконец сказал Гавриил хриплым от волнения голосом. —Ты не пойдешь туда. Ни одна, ни со мной.
Он наконец совладал с охватившими его эмоциями и сказал уже более твердо.
—Пошли, Оливия. Мы возвращаемся.
Он развернулся и собрался уходить, но Оливия уходить не собиралась.
—Как ты так можешь? Ты же врач! Посмотри, она же ранена!
Тут Гавриил не выдержал и подбежав к дочери, схватил ее за хрупкие плечи:
—Как ты так можешь? Это чужой мир, чужая девушка! На той стороне сотни бескрылых погибают каждый день! Я не позволю тебе зайти за границу даже на миллиметр, это слишком опасно! Они другие!
Он кричал, умоляюще глядя в полные уверенности глаза дочери. Он знал—все его слова бесполезны, если она что-то задумала.
—Для кого опасно? Какие другие?- спросила Оливия спокойно и отступила назад, к сетке.
Гавриил судорожно оглядывался по сторонам. Ближайший охранный пункт виднелся не ближе чем за километр.
Солнце палило с неба и мешало думать. Тем временем Оливия уже заступила за порванный участок сетки.
—Нет, Оливия!
Внутри у Гавриила нарастала паника.
—Да все в порядке, посмотри! —Она развела руками и улыбнулась по ту сторону забора, пристально глядя в глаза отца и уходя еще дальше.
Как она может быть такой бесстрашной? — мелькнуло в голове у Гавриила, пока его чадо удалялось все дальше, к лежащей у границы девушке.
—Стой! —вырвалось у него.
Он отогнул сетку и переступил через него. Ощущение открытого космоса наполнило его легкие, но он быстро прогнал страх и побежал к дочери.
—Я не пущу тебя одну.
Оливия внимательно наблюдала за отцом, пока он оглядывал девушку.
Ее бледное лицо покрылось испариной. Иссиня-черные волосы были спутаны и небрежно лежали на плечах. Она была не естественно худой и, видно, высокого роста.
—Кажется, у нее сломаны ребра. Так. Мы сейчас как можно осторожнее, но как можно быстрее поднимаем ее и несем в машину.
Оливия решительно кивнула и через несколько минут они уже ехали вверх по холму: Оли за рулем ,а Гавриил сзади, стараясь удерживать девушку в неподвижном положении.
—Пап, ее нужно отвезти в больницу ,-бросила Оливия через плечо.
—Ни в коем случае! Если узнают, что мы забрали бескрылую, нам конец!
—Да кто узнает ,что она бескрылая ?
—У нее сломаны ребра и все тело в ужасных побоях! Какое избиение на территории крылатых?
—Надеюсь, ты знаешь что делать.
Они занесли девушку в дом через заднюю дверь. Уложив ее на кровати в одной из комнат, Гавриил взял чемоданчик с медикаментами ,закрыл дверь и строго на строго запретил дочери входить пока тот не закончит.
Спустя час бескрылая девушка лежала на кровати в полумраке от завешанных штор в доме крылатых, туго забинтованная и обессиленная. Гавриил наконец смог рассмотреть ее: пухлые губы цвета спелой ягоды, длинноватый нос, впалые от болезни щеки, россыпь пушистых ресниц на закрытых глазах, а под ними -темные круги. Контраста придавали черные волосы. Какие же они наверное красивые когда не испорчены временем проведенном на грязной земле, подумалось доктору.
Гавриил загадал цвет ее глаз. Почему то они показались ему двумя черными-черными бусинками, враждебно взирающими на него.
В дверь тихонько по стучали и Гавриил быстро отвел взгляд ,устыдившись, что смотрит на пациентку чуть дольше положенного.
—Можно? -прошептала Оливия.
—Да, заходи.
—Почему она не приходит в сознание?
—Оли ,она подверглась ужасному нападению и сейчас очень слаба. Думаю придется немного подождать.
Но долго ждать не пришлось. Девушка зашевелилась и тут же издала стон. Ее лицо исказила болезненная гримаса. Гавриил прогадал- глаза ее были голубыми и ясными, как когда-то небо над их головами.
—Что случилось? Где я?-прохрипела она.
—Оливия,принеси воды,-скомандовал Гавриил от части чтобы дочь не увидела его неожиданного смущения.
—Добро пожаловать на сторону крылатых.
Девушка растерянно осмотрелась по сторонам.
—Как тут у вас бело.-только и сказала она.
Потом увидела, что полы ее черной рубашки разорваны и лежат по бокам, у доктора не было времени на цивилизованное раздевание больной, а от груди до пояса тело туго перевязано широким бинтом. Девушка смутилась и натянула на себя одеяло. Голубые глаза растерянно бегали по комнате, не на чем не концентрируясь. А Гавриилу казалось, что он во сне- он пустил домой врага. Врага. Это слово, как микроб разъедало его сознание изнутри, отворачивая от реальности, ведь девушка скорее походила на ангела.
Когда Оливия вошла в комнату, Гавриил наконец взял себя в руки:
—Послушай, долго оставаться ты здесь не можешь, но и выпускать тебя сейчас- слишком опасно. Если кто-то узнает, что мы приютили бескрылую, нашей семье конец.
Девушка смотрела на него, нахмурившись в недоумении.
—Ну как, болит? Не очень приятно, да?- немного помолчав добавил Гавриил.
—Не приятнее чем ваш прием!- ответила девушка.
Эти слова вывели из себя до сих пор пытающегося сохранять спокойствие Гавриила.
—Ты должна быть благодарна, что тебя вообще приютили крылатые.
—Крылатые? Что то я не вижу крыльев у вас за спиной.
—Дай ей воды и что-нибудь переодеться. -отрезал задетый за больное Гавриил ледяным тоном и вышел, хлопнув дверью.
За ним следом выскочила Оливия:
—Какая муха тебя укусила? Что ты набросился на нее? -крикнула она с привычной импульсивностью.
—Оливия, послушай! Из-за тебя я попал в не самую удачную для себя ситуацию! В нашем доме враг, а ты ведешь себя так будто подружка пришла с ночевкой !
—Какой враг ?и что с того, что она живет по ту сторону забора?! она безобидна и у нее сломаны ребра! ты кончено можешь сколько угодно бежать от реальности, но однажды тебе придется выбраться из своего консервативного кокона.
Гавриил отмолчался.
Остаток дня Оливия провела с нежданной гостьей, ухаживая за ней. Гавриил сидел на кухне поздно вечером и слушал перешептывание и смешки девушек, доносившиеся из комнаты. Ему бы радоваться, что его отрешенная дочь нашла друга, но эта мысль только раздражала его.
Каждое утро, перед тем как уйти на работу, Гавриил готовил завтрак для девушки и оставлял его на кухне. Раз в несколько дней он заходил к пациентке справиться о здоровье. Молча проводил осмотр, стараясь не отвлекаться на очевидную красоту ее тела, волос, теперь идеально чистых, голубых глаз, постепенно приобретающих здоровый блеск.
Девушка тоже молчала. То ли испытывая вину за сказанное в сердцах при их первой встрече, то ли боясь раскалить напряжение между ними.
Вопросы мучили Гавриила -что за девушка? За что она подверглась такому жестокому избиению и почему после этого одержимые контролем стражи бескрылых оставили ее на границе?
Ответы он мог легко узнать у дочери, но он придерживался отстраненной позиции: проблемы не существует, пока не начинаешь о ней говорить.
—Что ты собираешься делать?-спросила однажды Оливия отца за завтраком.
—Допить кофе и отправиться на дежурство.-нарочито безмятежно ответил тот, не отрываясь от чтения утренней газеты.
Оливия закатила глаза и вздохнула.
—Я про Эвердин.
—Про кого?
—После нескольких дней нахождения у нас незнакомой девушки, можно было узнать ее имя.
Гавриил шумно выдохнул и отложил газету.
—Понятия не имею. Было бы неплохо проверить дыру в заборе, но что то мне подсказывает что ее уже заделали. В любом случае, об этом пока рано говорить. Ребра еще не зажили. Она не транспортабельна.
—Вам нужно поговорить и попробовать придумать что-то. Вместе.
Гавриил ничего не ответил.
—Она мало что говорит о себе. Когда я спрашиваю о ее жизни, она заметно грустнеет и просто отмалчивается. Как будто совсем ничего не помнит.
—Вряд ли. Голова не пострадала.
—Пап, нужно ей помочь. Видно, что она очень многое пережила, но это не убило то хорошее, что в ней есть.
Оливия взяла отца за руку и тот наконец сдался.
—Хорошо. Я постараюсь. Но только ради тебя.
С этими словами он встал, поцеловал дочь в макушку и поспешил на работу.
Но сев в машину, он направился совсем не в сторону больницы. Гавриил ехал прямиком к забору. Затаившись в месте, где кончался лес, он наблюдал за границей. То место, где несколько дней назад они забрали Эвердин было залатано новым куском сетки. А на вершине забора растянулась спираль наэлектризованной проволоки. Это немного насторожило Гавриила, но то что, он увидел после и вовсе повергло его в шок. Ворота открывались. Стражи бескрылых, словно близнецы, стояли в линию по ту сторону границы с оружием в руках. На крылатую территорию, один за другим сопровождаемые ревом моторов въезжали враждебные грузовики. Сирены не было. Гавриил скрылся в тени деревьев и не мог поверить своим глазам. Крайне редко бескрылые поставляли им что-то при помощи машин, да еще и в условиях такой секретности. Через границу перебрались пять грузовиков, после чего ворота почти бесшумно закрылись и наступила гробовая тишина.. Гавриил, сбитый с толку, выждал время и скрылся в гуще леса.
Оставшейся день доктор был как в воду опущен. Слишком уж много странного и загадочного происходило вокруг. Внезапное усиление охраны на границе, грузовики, отсутствие сирены и самой большой загадкой оставалась бескрылая девушка в их доме.
И все таки он обещал Оливии наладить контакт с их нежданной гостьей, надеясь что это внесет хоть какую-то ясность в их нынешнюю неразбериху.
Дверь в ее комнату была приоткрыта и Гавриил мялся у нее как подросток. Рука, сжатая в кулак, застыла в воздухе, не решаясь постучать.
Взгляд невольно упал в дверной проем. Девушка сидела на кровати, отвернутая спиной. Копна темных волос спадала на обнаженные лопатки. Молочная кожа оттенялась тусклым светом ночника и притягивала взгляд Гавриила сильнее любого магнита. Он не мог оторвать от нее глаз, как ни старался. Ссадины на идеальном теле Эвердин вызывали в нем колющую тоску, не сравнимую с состраданием, когда девушка слегка касалась их тонкими ладонями и вздрагивала от боли.
Он заснул глубоко за полночь прямо на кухне, уткнувшись носом в старый фотоальбом, пытаясь выгнать образ Эвердин призраками прошлого.
Когда солнечные лучи разбудили Гавриила, ему показалось, что он увидел ангела. В тонком белом одеянии, купающегося в утреннем солнце, склонившегося над ним. Но, смахнув остатки сна, он понял, что это Эвердин. Она стояла прямо над ним, склонив на бок голову и облокотившись на спинку стула.
—Доброе утро, доктор.
Гавриил подскочил от неожиданности.
—Почему ты встала? Тебе еще нельзя.-первое, что спросил он.
Сквозь прозрачную белую тунику, которая Оливия одолжила девушке, виднелись свежие бинты, но перевязанные не так массивно как несколько дней назад.
—Если вы не заметили, я у вас неделю и уже вполне могу передвигаться.
Гавриил снял очки и потер переносицу. Разговор, которого было не избежать, настиг его.
Он жестом указал ей на стул напротив.
—Я...хотела извиниться,- начала Эвердин, сев напротив. —Вы меня спасли, шли на риск, а я повела себя как неблагодарная свинья.
С виду она была абсолютно спокойной, но в голосе отчетливо слышались нотки волнения.
Гавриил молчал и рассеяно смотрел на нее.
—Просто хочу сказать спасибо. И я никогда не причиню вреда вашей семье. Оливия, она...замечательная.
Упоминание дочери смягчило Гавриила.
Эвердин протянула ему руку через маленький, затянутый молочной скатертью стол.
—Эвердин,-улыбнулась она.
Доктор замешкался мгновенье, а потом протянул руку в ответ.
—Гавриил. Гавриил Приор.
—Как архангел?
Эвердин заглянула за его девственную спину и слегка улыбнулась.
—Ага, -он почесал затылок, —Парадоксально, правда?
—Ну, немного.
Повисла недолгая пауза.
—Будешь чай? Чаепитие обладает редким достоинством: вносить в наше абсурдное существование частицу спокойной гармонии.
Эвердин лишь хмыкнула в ответ.
Гавриил встал, чтобы заварить две чашки.
—Ну рассказывай, кто тебя так?-спросил он, разливая горячую воду по чашкам.
Тревогу, появившуюся в ее глазах от этого вопроса,было трудно скрыть.
—Я...я не помню. То есть, я помню, что была на Прижигании.
—Где? -переспросил
—На Прижигании,-повторила Эвердин осторожнее, будто жалея что сказала это.
—Всем детям бескрылых в определенном возрасте прижигают крылья. Точнее-железы, из которых они могут развиться.
Чашка Гавриила застыла в воздухе на пути к цели.
-Ты...не знал?
-Стой. Ты хочешь сказать что у вас тоже могут расти крылья?
Эвердин расхохоталась, Гавриил вздрогнул от того, как долго в их доме не звучал искренний женский смех.
-У всех людей они растут , глупый. Но по мнению нашего правительства, крылья-это порок. Их появление порождает в нас светлые чувства, которые, они убеждены, мешают техническому прогрессу страны. Люди воспринимают это как Божий дар, начинают вести активную духовную жизнь, влюбляются, вообще как это обычно бывает. Забывают обо всем на свете.
-Система рушиться...-рассеяно добавил Гавриил.
-Смотри-ка, понял. Да и к тому же, скажу я тебе, с нашей то экологией, крылья бы у людей были не ахти какие красивые. На довоенных фотографиях наши предки больше похожи на искупавшихся в нефти чаек.
-И они...,-Гавриил сглотнул невидимый комок в горле,-прижигают вас?
-Да. В возрасте 13-14 лет, когда гормоны начинают играть в крови, всех детей поголовно вытаскивают из домов и проводят «Посвящение»,-Эвердин сделала в воздухе импровизированные ковычки.-Делают из малышей верных стражей бескрылых. Лишая их жизни любви и волшебства.
В нашем мире нет места любви, им правят высокие технологии. Власти превращают народ в бесчувственных зомби, чтобы они верно служили своей стране. Наша любовь им не выгодна
Для всех закон неопровержим-Крыльев у «детей прогресса» никогда не было и быть не может.
Гавриил сидел в шоке, глядя в пол и изредка поднимая на девушку встревоженные глаза. Как же многого он не знал о мире, с которым они соседствовали столько лет.
-Подожди, а если маленькие дети влюбляются? В тот день, когда мы нашли тебя, я был у одной пациентки. Она полюбила соседского мальчика, у нее уже прорезались крылья, и ей всего шесть лет.
Эвердини посмотрела на него с горькой улыбкой.
-Посмотри вокруг, Гавриил! Какая у вас природа, атмосфера! Да тут последний бессердечный сухарь влюбиться. Если бы ты побывал на нашей территории, то понял бы, что и Прижигание-то нам особо не нужно. У бескрылых просто негде цвести этому прекрасному чувству. Люди разучились любить.
Доктор молчал. Он скептически относился к чужакам-соседям, но даже не подозревал, какие ужасы происходили на той территории. И как он, не первого уровня доктор и ученый мог жить столько лет в неведении. Перед его глазами мелькали лица несчастных детей. Которым прижигали крылья, лишая их природы и к горлу подкатила тошнота.
-Но ты избежала Прижигания. Не хочу ни на что намекать, но ты не выглядишь на 14 лет.
-Мне 21. И все эти годы Эмма прятала меня в своем домике-избушке за городом.
-Кто такая Эмма?
-Моя…Мой….опекун. Своих родителей я не помню. Они погибли на войне, не за долго после моего рождения. А Эмма была их доброй знакомой. И все эти годы, она как мать, оберегала меня, прятала дома, чтобы стражи бескрылых не нашли меня и не прижгли крылья. Мы старались как могли. Я почти не выходила из дому.
-Чем же ты занималась?
-Рисовала. Эмма приносила мне с рынка краски и кисти и я воплощала на бумаге всю энергию, которую не могла вытеснить наружу. Я создала свой маленький мир, в разы красивее того, что видела за окном. Я просто творила и забывалась, отгораживаясь от жестокой реальности. А в день посвящения каждый год Эмма запирала меня в подвале до тех пор, пока солдаты не произведут обход.
Но в этом году избежать Прижигания не удалось. Солдаты ворвались на день раньше и забрали меня. Но мне удалось сбежать.
Конечно, целый отряд догнал меня возле границы и вот результат их гнева.
Она приподняла подол рубашки, оголив раны.
Гавриил смотрел на нее полными сочувствия глазами.
-Ты действительно отчаянная.
-Если мне действительно не суждено полюбить, я хочу, чтобы мое тело само дало мне об этом знать. Я не позволю, чтобы чужие люди решали за меня.
Потом они долго сидели в тишине, осмысливая все, что было сказано и услышано, пока Эвердин не нарушила молчание.
-А что насчет тебя?
Гавриил наконец вышел из оцепенения.
-Что насчет меня?
-Я рассказала тебе свою историю. Твоя очередь.
-Нечего мне рассказывать.
-Прекрати. У тебя дочь, которую ты безумно любишь. И у тебя нет крыльев. Это вообще возможно?
-Как видишь да. Как нибудь я обязательно расскажу тебе.
И он снова разлил чай по их чашкам. За окном начинался жаркий день. В коридоре, Оливия, тихо отошла от кухонной двери и зашагала обратно в свою комнату.
Ближе к вечеру, когда Гавриил уехал на работу, а Оливия отправилась читать в библиотеку, Эвердин решилась исследовать дом. Первый этаж с кухней, холлом и гостевой, был ей хорошо знаком, а вот второй этаж, на который вела спиралевидная лестница, оставался для нее загадкой.
Тихо, будто за ней кто-то следит, девушка понималась по лестнице и деревянные ступени предательски скрипели под ее ногами.
Второй этаж был чердачным со скошенным потолком. Тут было теплее, пахло лаком для дерева и семейным уютом. Широкое окно на южной стене было прикрыто бежевыми занавесками. Эвердин помнила о предупреждении Гавриила не выглядывать в окна чтобы не быть замеченной, но не удержалась и слегка отогнула край занавески. На мир крылатых медленно опускались сумерки. Зеленые поля тянулись на многие километры, кое-где сменяясь прудами ,отражавшие вечернее солнце, теплицами и фруктовыми угодьями. В дали белели крыши домов, будто случайно разбросанных по всей территории, не имея особой закономерности распределения. Красота красотой, а инфраструктура у крылатых страдала. Взгляд Эвердин на юго-западную сторону и внутри у нее все похолодело. Родная сторона была совсем рядом, смотрела на нее угрожающе, будто бы с упреком. Она быстро отвела взгляд и направилась в сторону одной из двери. Яркие побрякушки и надписи подсказали Эвердин, что это-комната Оливии. Она нежно пропустила меж пальцев серпантиновую гирлянду из блестящих звезд и улыбнулась. Это девочка заняла особое место в ее сердце. Войти она не решилась, решая не вторгаться в неприкосновенный алтарь девичьей юности. Прямо напротив была вторая дверь. В отличие от первой она была слегка приоткрытой, что разогрело интерес девушки. Она стояла, раздумывая о правильности задуманного, но женское любопытство взяло верх над деликатностью и она толкнула дверь в спальню Гавриила.
На смену светлому коридору пришел полумрак, и Эвердин не сразу привыкла к темноте. Пахло медикаментами и чем-то восточным, вроде мускуса. Окна были зашторены, как и во всем доме. «И к чему такая осторожность?». Как у типичного доктора, все вещи были аккуратно сложены, кровать посреди комнаты идеально застелена. Она открыла шкаф из темного дерева(наверное единственный темный предмет интерьера), провела рукой по вороху однотонных выглаженных костюмов, вешалки заколыхались и заскрипели. Девушка вдохнула запах одежды Гавриила, и в нем послышалось что-то родное и уютное. В эйфории ощущений она двинулась к зеркалу напротив кровати. В верхнем правом уголке висела фотография. С нее Эвердин улыбалась маленькая Оливия. Слева была еще одна с девушкой, точной копией Оливии. Ее мать. Вдоль зеркальной рамы тянулись еще фотографии, и на всех была изображена одна и та же женщина. На письменном столе ее ждала та же картина, но фото женщины сменялись на несколько семейных снимков.
Первый ящик стола тоже был приоткрыт. То ли Гавриил с утра второпях забыл прочно закрыть его, то ли все в этой комнате, как по карте, с помощью знаков, вело Эвердин к глубокой истине, которую хранил доктор, и которую она так жаждала узнать. Ящик был забит ворохом бумаг, так что девушка с трудом смогла вытащить одну из толстых папок. На вид папка была довольно старая. Надпись на ней гласила «Государственная больница. Психиатрическое отделение. Медицинская карта» И от руки подписано «Лили Приор»
От подозрения, что некая Лили Приор и женщина с фотографий-одна женщина у Эвердин перехватило дыхание. Голос за спиной прервал ее раздумья.
-И что ты здесь делаешь?
Девушка подпрыгнула от неожиданности. Гавриил стоял, опираясь на косяк двери и устало прислонив голову к стене.
-Господи, Гавриил! Как ты меня напугал! Ты ведь должен быть в больнице!- сказала она с ноткой возмущения.
-Дел не было, и я решил пораньше вернуться домой. И не говори со мной с такой претензией. Это тебя я застал в своей спальне с медкартой моей жены в руках.
-Твоей же…господи, прости, я не должна была…-бормотала Эвердин, поспешно запихивая папку обратно в ящик.
Он подошел и взял ее за запястье.
-Оставь.-спокойно сказал он.-Ничего страшного…
Эвердин была удивлена такой реакцией Гавриила, учитывая с какой неприязнью он раньше относился к ней.
-Где она? -неуверенно почти шепотом спросила Эвердин.
Она заглянула в карие глаза доктора. В них залегла глубокая печаль. Он крепче сжал ее руку и повел прочь из комнаты.
-Раз уж ты почти докопалась до истины, пора тебе узнать мою историю.
Пока он вел девушку вниз, она все озиралась, будто впитывая в себя каждую деталь этого дома. Край бескрылых все так же взирал на нее из большого окна, на секунду у нее внутри все сжалось, но она отвернулась, вспоминая о том, зачем она здесь…
-Мы познакомились когда я учился в медицинском университете.-начал Гавриил, садясь за стол на кухне, который уже стал постоянным местом их разговоров.- Столкнулись прямо в библиотеке между стеллажами с пособиями по нетрадиционной медицине. Молодая выпускница провинциальной школы, на пороге университета. Ей было 17. Она обрушилась на меня дождем огненно-рыжих волос, на пол с треском упали большие очки с толстыми линзами и медицинские справочники. Знаешь, как говорят: Если ты встретился с человеком однажды, вы можете больше никогда не встретиться. Но если вы встретились во второй раз, обязательно встретитесь и в третий. Когда я узнал, что мы на одном потоке, то подумал, что видимо сделал что-то невероятно хорошее, раз Бог наградил меня таким чудом.
Он взглянул на Эвердин, и убедившись, что она слушает, внимательно глядя на него, продолжил:
-Мы влюбились как сумасшедшие. Можно сказать с первого взгляда. Она была очень одаренной. Просто гением медицины. Читала в любую свободную минуту. Этим Оливия так на нее похожа. В то время мне было 20, я писал диплом и Лили здорово мне помогала. Какое-то время после выпуска я работал в местной больнице, ждал Лили, чтобы начать общее дело, и судьба благословила нас. Ее выпуск пришел на период расцвета медицины. Мы создали один проект…в общем, пытались объяснить медицинской точки зрения почему у людей появляются крылья. И он получил такой успех, что из обычных практикантов энтузиастов мы стали гениями, мастерами своего дела! Мы были одними из первых, кто углубился в феномен крылатых!
У Гавриила волнующе горели глаза, он был не здесь, с Эвердин, на тесной кухне, он был там, далеко в прошлом, купался в лучах славы с любимой женой.
-Мы успешно лечили людей, нас называли архангелами, хотя оба были…-Он запнулся и Эвердин закончила за него:
-Без крыльев…
Гавриил шумно выдохнул и некоторое время они помолчали.
-Да. И я был даже рад. Ты знаешь, как скептически я отношусь ко всему этому. Но однажды природа взяла вверх и все изменилось.
Однажды ночью я проснулся от вскрика и характерного звука. Лили упала во сне с кровати от резкой боли. Мне было 25, а Лили-22, когда у нее прорезались крылья…
Эвердин заворожено слушала.
-Только у нее…-тихо проговорила она.
-Только у нее…-эхом повторил Гавриил.
-Конечно, и для нас и для остальных это было шоком, ведь мы любили руг друга до безумия. Честное слово, я не представлял жизни без нее!-Гавриил будто бы оправдывался. Эвердин набралась мужества и накрыла его ладонь своей. И он немного умерил пыл.
-Но труднее всего было ей. Наша профессия не позволяла нам поддаваться чувственности. Мы не должны были верить в сказки про крылья, но я видел, как ее это угнетало. Как болезненно она переносила укоризненные взгляды знакомых, их комментарии, мол «бедненькая», или «ну надо же такому случиться», «столько лет вместе и вот тебе», «ну это не конец света».
Ситуация усугубилась, когда Лили сказала, что беременна. Я видел как она страдает, но ничего не мог с этим поделать. Она любила меня и я любил ее, но этого было недостаточно. Мы решили оставить ребенка. Я сделал ей предложение и к моему великому удивлению, Лили согласилась. Мы стали мистер и миссис Приор, ездили на конференции вместе, давали интервью, все так же трубили, что любовь не имеет к нашим крыльям никакого отношения. Но подобные слова от крылатой женщины с бескрылым мужем звучали неубедительно, и вскоре наш проект стал не так популярен. Я вернулся в городскую больницу. После рождения Оливии, Лили все реже выходила из дома. Быстро становилась раздражительной, не пускала меня к ребенку. Потом посыпались обвинения, что я сломал ей жизнь, и что ее крылья-это клеймо. Что она даже не может от меня уйти, потому что «кому нужна уже крылатая женщина». Я умирал от отчаяния и безысходности. Но больше всего меня пугало, что Оливия подрастет и начнет все понимать… Потом, конечно, упреки закончились, но стало еще хуже. Она просто ушла в себя. Встречала меня дома с пустыми глазами и выглядела так отсутствующе, что становилось страшно. Большую часть времени она читала. Точнее делала вид, что читала, а на самом деле часами смотрела сквозь одну и ту же страницу.
Я показывал ее врачам, господи, Эвердин, чего я только не делал, чтобы ее вернуть!
Но однажды я вернулся домой и это…это было ужасно.
Гавриил закрыл руками измученное болью лицо. Ладонь Эвердин все еще была зажата в одной из них.
-Лили лежала в наполненной ванне, повсюду были почерневшие перья. В руках ножницы. Она…она обрезала свои крылья.
Тогда она сказала единственные слова за это время- «Может так меня еще кто-то полюбит.» Ей было проще отказаться от своих чувств, чем признать публичный позор.
А через несколько дней и вовсе исчезла. Бесследно. Навсегда. Оливии было 10…
-Ты все еще бережешь память о ней?
-В каждой истории есть что-то неподвластное времени.
Эвердин села рядом и едва слышно произнесла слова, в которых Гавриил нуждался более шести лет:
-Ты не виноват.
Они продолжали сидеть. В соседней комнате покоилась во сне юная Оливия, не подозревая, что ее отец только что избавился от тяжкого душевного груза. Мир был окутан пеленой летней ночи. И она скрывала непрошенные слезы на щеках доктора и его загадочной гостьи.
Утро выдалось пасмурным, но теплым. Доктор выкатил старый форд на дорогу. Льюис постригал траву и помахал соседу рукой в знак приветствия. Гавриил помахал в ответ. Миновав холмы, линию лесов, доктор выехал в город. Растительность сменилась безлюдными утренними улицами. Гавриил подъехал к городскому госпиталю, оставил «Форд» на служебной парковке и вошел в одно из самых высоких зданий города.
Но не прошло и пяти минут как доктор выбежал из здании больницы, сел в машину и развернув ее, помчал в сторону дома.
-По всей больнице расхаживают стражи безкрылых!-задыхаясь, заявил он, врываясь в кухню, где Оливия преспокойно готовила завтрак.
Увидев отца, она сменила благоговейное утреннее выражение лица на полное недоумение и тревогу.
-Что-то произошло или произойдет, о чем я понятия не имею и мне это совершенно не нравиться. Где Эвердин?!
Оливия виновато посмотрела на отца а потом кивнула в сторону задней двери.
Гавриил выбежал на заднее крыльцо и увидел Эвердин, сидящую спиной к нему. На коленях у нее был большой желтоватый лист бумаги, а маленьким кусочком угля в правой руке она вычерчивала на бумаге широкие линии занимающегося дня.
-Что ты делаешь?!-крикнул Гавриил так, что Эвердин вздрогнула от неожиданности. Она повернула на него полные страха глаза, уже сожалея о том, что нарушила обещание не выходить из дому.
-По городу рыщут бескрылые а ты преспокойно сидишь и рисуешь! Эвердин! Ты рискуешь не только своей но и нашими жизнями! Ты не можешь делать все, что тебе вздумается. По крайней мере, пока ты в моем доме.
Страх в глазах испуганной девушки сменился холодом и злобой. Но проронив ни слова, она свернула бумагу, отложила уголь и быстрым шагом направилась в дом.
На работу Гавриил решил не возвращаться. Ловить на себе подозрительные взгляды врагов ему хотелось меньше всего. Тем более ему было, что скрывать.
Почему вдруг бескрылые зачастили на их территорию-до сих пор оставалось вопросом, но пока ему хватало и домашней Санта Барбары. Вопрос государственной безопасности сам по себе отошел на второй план, когда к концу дня доктор заскучал по Эвердин, ее постоянному присутствию на кухне, их добродушным разговорам. Дождь полил ручьем, как и обещалось утром. Смеркалось, и доктор позвал семью на ужин на час раньше.
-Ухты, как пахнет!- довольно промурлыкала Оливия, входя на кухню.
-Решил побаловать нас ужином. Может быть так настроение поднимется. Зови Эвердин!
-Я думала она тут, с тобой…
Отец и дочь вопросительно переглянулись, и дальнейших слов уже не требовалось…
Темно-серые тучи сгущаются на окраине города. Вдали слышны раскаты грома. Вокруг все устрашающе темнеет с наступлением вечера. Время от времени на горизонте вспыхивают паутины молний.
Эвердин останавливается у линии леса. Она запыхалась. От вершины холма она бежала не останавливаясь и не оглядываясь.
Резко начинается дождь. Он усиливается, струи с грохотом бьются о листья деревьев, в зарослях которых прячется Эвердин. Одежда промокла и липнет к телу, а сама девушка дрожит от холода. Бежать ей некуда. Впереди- граница. Позади- неизвестный город. Повсюду машины бескрылых. Но сдаваться им сейчас она не собиралась. Она затаилась и стала ждать.
Становилось все холоднее, вскоре она уже не чувствовала пальцев. Ее стало клонить в сон. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем из-за поворота показался темно-зеленый «Форд» и знакомый голос не начал звать ее по имени.
Но в Эвердин ни осталось ни йоты сил, чтобы встать или хотя бы ответить на зов доктора. Она уже почти теряла сознание, когда теплые руки подхватили ее как пушинку. Так же, как подхватили несколько недель назад и спасли от гибели. Эти руки превратились для нее в Центр Вселенной, в надежную опору и защиту от всего зла, которое только существует на свете.
«Дурочка, зачем ты это сделала», «Оливия, набери горячую ванну», «у нее озноб», «принеси сухую одежду»,-слышалось у нее в голове, пока Гавриил второпях срывал с нее прилипшую мокрую одежду, опускал ее, всю синюю и дрожащую от холода в горячую ванную и что есть силы растирал обессиленное тело, пока девушка постепенно не начала приходить в себя.
-Где же твой здравый смысл, глупая..-бормотал про себя доктор.
-Здравый смысл-…скучная вещь- едва промолвила Эвердин.-Гавриил…
Доктор внимательно заглянул в уставшее лицо девушки.
-Что?
-Прости меня.
Это были последние слова Эвердин, перед тем, как она впала в забытье.
4
- Когда ты в нескольких дюймах от меня, моё сердце хочет выпрыгнуть. Чувствуешь ли ты тоже самое?
Улисес и Айноя.
Ее разбудили яркие лучи солнца. Эвердин открыла глаза и поняла, что она снова в своей тихой маленькой комнате в доме Приор. Чувствовала она себя ужасно- все тело ломило, а ребра, только начавшие заживать, снова болели. Воспоминания о прошлом вечере прибавляли горечи.
Она огляделась вокруг и замерла. Чуть поодаль кровати стояли мольберты, холсты разных размеров, наборы черного угля, масляных красок и несколько наборов кистей.
Ошарашенная, Эвердин попыталась сесть.
В дверь постучали.
-Да.-ответила на и тут же пожалела. Горло очень болело.
В комнату вошел Гавриил, молча подошел к кровати и сел. Волной до нее долетел терпкий запах парфюма и свежей рубашки. Это придавало свежести его усталому лицу:
волосы растрепаны, под глазами мешки свидетельствовали о бессонной ночи.
Они пристально смотрели на друг друга.
-Это потрясаще. Спасибо. — Прошептала Эвердин, указывая на холсты.
— Это самое малое, чем я могу загладить вину. Эв, прости. Я не должен был кричать на тебя. Пусть ты пока что под моей опекой, но я не имею власти над тобой. Вчера ты ясно дала мне это понять.
Эвердин придвинулась и обняла доктора. Он виновато опустил голову ей на плечо и обнял в ответ.
— Я всю ночь думал. И понял, что когда ты ушла, я меньше всего боялся за свою репутацию или безопасность. Я просто неустанно молил Бога чтобы с тобой ничего не случилось.
— Кажется, ты взрослеешь, доктор.- И она крепче прижала его к себе.
К больным ребрам Эвердин прибавилась еще и тяжелая простуда. План побега можно было отложить на дальнюю полку. Да и бежать девушке не хотелось, ровно так же как и семье Приор- отпускать ее.
В доме воцарился мир, до тех пор пока однажды Оливия не пришла к отцу со странным вопросом:
— А не сходить ли нам вместе в библиотеку?
Оба читали на заднем крыльце, а Эвердин рисовала рядом этюды , погрузившись в работу с головой, завернувшись в старую рубашку Гавриила, изрядно опачкавшуюся краской.
— Нам? -переспросил Гавриил.
— Мне и Эвердин.
Доктор оторвался от чтения и посмотрел на дочь. Эвердин тоже отвлеклась от работы.
— Оли, это не лучшая идея, ты знаешь.
— Брось,Гавриил! Ты не можешь держать ее взаперти вечно. Эв у нас второй месяц и кроме побеленных стен дома и зеленой долины на холстах ничего не видела. Ее картины уже некуда вешать! Эвердин, не обижайся, они прекрасны, но тебе самой не надоело?
Эвердин лишь с опаской взглянула на Гавриила.
— А Льюис?
— А что Льюис? Он закрывается в девять. Мы пойдем туда в десять. У меня есть ключи. Погуляем там немного, возьмем пару книг и вернемся. Папочка, ну пожалуйста. -хныкала Гавриилу дочка.
— Правда, доктор, -решилась вмешаться Эвердин,-бескрылые давно не делали объездов. В городе спокойно. Нас никто не заметит. А заметят- вряд ли подумают, что я-одна из них.
— Бог с вами. Идите. Но в 12 должны быть дома. Ни минутой позже. Я делаю катастрофическую глупость…
Девушки завизжали от радости и повисли на шее у доктора.
Вечером Оливия и Эвердин собирались и терпеливо выслушивали наставления Гавриила.
— Льюис ложиться спать рано. Приходить около половины десятого и к десяти уже ложиться. Тогда и пойдете. Оливия, он знает, что ты заходишь туда со вторым ключом, но все равно, будь аккуратна. Не оставляй нигде Эвердин.
-Пап, ну мы же не на войну идем. -говорила Оливия, нежно обнимая отца.
-Я знаю. Просто возвращайтесь скорее.
Был тихий теплый вечер. Цикады за окном успокаивающе пели. Но даже самая ласковая колыбель не могла сейчас успокоить Гавриила.
-Эвердин, -тихо позвал Гавриил, когда та вышла на крыльцо.
Он подошел и обнял ее за плечи.
-Если что-то случиться…
-Тсс,- прервала она его, приложив палец к его губам. -Ничего не случиться.
-Я буду ждать тебя.
-Умеющий ждать получает лучшее.
Она потянулась на цыпочках и поцеловала его. И вопреки всем законам природы у обоих за спинами затрепетали воображаемые крылья.
Ровно в десять в окнах Льюиса погас свет, и девушки двинулись в путь. Так и не заметив, что библиотекарь остался у окна, и наблюдал за нежданными гостями, оставаясь незамеченным.
Центральная библиотека представляла собой лабиринт из длинных коридоров, высоких стеллажей, где томились великие умы человечества. Тут пахло пылью, хвоей и деревом, и для Оливии это было раем на земле.
Они миновали широкий стол, за которым обычно сидел Льюис. На нем возвышалась груда библиотекарских карточек, неразгаданных кроссвордов, а под столом они нашли пустую бутылку вина.
А чуть поодаль- две керосиновые лампы.
Войдя в центральный зал Оливия в полной тишине услышала восторженный вздох Эвердин, тихо улыбнулась и они пошли вдоль рядов. Два огонька от ламп исчезли в глубине лабиринтов. Оливия по привычке углубилась в поэзию 16 века, в то время как Эвердин бездумно и без особой цели ходила вдоль рядов, бережно касаясь корешков книг, вдыхая запах старого дерева, ставший для нее запахом свободы.
Тем временем доктор Приор, привыкший каждый вечер разглядывать старые фотоальбомы, решился наконец спрятать их в дальний ящик. Вслед за ними пошли все вещи и фотографии Лили. В этом есть смутная радость, что-то из другой жизни, из того потерянного далека, что дышит сладкой печалью. Но сны о прошлом- для стариков.
Эвердин шагала вдоль стеллажей с книгами, когда ее внимание привлек один из коридоров. В конце него, еле держась на подпорках, стоял старый стеллаж, а за ним виднелось что-то белое.
—Оливия!-позвала она подругу. —Иди-ка сюда, я кое-что нашла.
Оли тут же отвлеклась от Петрарки и выбежала к Эвердин из глубин библиотеки.
Обе уставились на странную полку. Там хаотично валялись ветхие тонкие книги и журналы, казалось вот-вот рассыпятся, стоит на них подуть. Оливия пригляделась, и увидев что-то странное за стеллажом, тут же принялась сносить книги с полок. Эвердин охотно присоединилась к ней.
Время близилось к полуночи и Гавриил начинал волноваться. Он перечитал все сегодняшние газеты, допивал четвертую чашку чая, тщетно пытался подремать. Он сел на крыльце и стал дожидаться отчаянных путешественниц.
Собрав все силы, которые были в их женских руках, Оливия и Эвердин с трудом отодвинули стеллаж от стены. Там была дверь. Белая, с потрескавшейся краской и довольна старая. Немного повозившись с примитивным замком, Оливия отворила ее. Дверь неохотно поддалась. Клуб пыли вывалился из крошечного темного помещения.
Осветив комнату они увидели высокие, тянущиеся почти под потолок стеллажи. Они были заполнены пыльными папками, рассортированными по алфавиту.
Оливия, будучи по своей природе слишком авантюрной и предприимчивой, взялась вытаскивать одну папку за другой, не глядя на то, что замок на двери наверняка говорил о том, что содержимое комнаты не для чужих глаз. Она так увлеклась, радуясь появлению тайны, которую можно разгадать в их скучном и уныло-безопасном городе, что не замечала нескончаемые вопросы Эвердин.
—Они старые?
—Военных времен.
Оливия методично вскрывала каждую папку и в каждой были вложены бумаги с именами людей.
Тут Эвердин в голову пришла совершенно безумная идея. Она потянулась к полке под буквой «Б» и, покопавшись нашла там две нужные папки.
Она ошарашено села на пол, положив папки на колени.
Оливия наконец отвлеклась, забеспокоившись за подругу.
—Ты чего? Что ты нашла?
Она присела и взяла в руки папки. На них было написано « Луи и Анна Бридж»
—Кто все эти люди?- спросила Эвердин.
—Похоже, что беженцы. А эти двое кто?
Немного помолчав она ответила:
—Мои родители…
Гавриил едва задремал на крыльце, как глухой рев моторов в вдалеке разбудил его. Он всмотрелся в темноту, которую разрежали несколько пар красных глаз грузовиков бескрылых. Они направлялись в сторону библиотеки…
Резкий шум снаружи напугал девушек. Оливия выбежала в главный зал и выглянула в окно-к библиотеке приближались полицейские машины.
Внутри у Гавриила все сжалось в ужасный болезненный узел страха и тревоги. Все было как в тумане. Он едва помнил как мчался на машине в библиотеку, как пытался пробиться внутрь сквозь баррикады полицейских и бескрылых бойцов. Как кричал, звал дочь по имени, не замечая ничего вокруг, желая только увидеть Оливию и Эвердин в безопасности. Не замечал он как на него надели наручники двое молодых стражей порядка, читая ему обвинение «в умышленном нелегальном содержании представительницы бескрылых на территории крылатых», о том, что он имеет право хранить молчание. Как неподалеку толпилась бескрылые солдаты, с оружием, одетые в черное, но доктор даже не думал о том, ЧТО они тут делают. Как его заталкивали в полицейскую машину и краем глаза он заметил как выводят из здания Оливию. Она тоже в наручниках, грузный старый полицейский ведет ее к другой машине. На секунду ему стало легче, что дочь невредима. Вслед за ними вышла и Эвердин с высоким неестественно худым мужчиной. И Гавриил не сразу понял, почему она без наручников…
Более менее он совладал с эмоциями в полицейском отделении, где один из служащих оформил все документы, на отрез отказавшись отвечать на вопросы Гавриил.
—Еще раз вам повторяю, на все ваши вопросы ответят уполномоченные службы.
—Какие еще службы?!- уже срывался Гавриил.
Но полицейский лишь встал, с каменным лицом собрал бумаги и вышел. Гавриил остался сидеть в маленькой узкой пустой комнате, где был только стол для допросов и два стула. Даже часов нет-подумал Гавриил и это замечание показалось ему абсурдным в его плачевной ситуации. Через минуту ключ в замке заскрежетал и в комнату вошел тот самый болезненно худой мужчина, который был с Эвердин. На вид нельзя было понять сколько ему лет. Он был светловолосым, с коротко выбритой головой, серыми, раскосыми глазами. Он был одет в черные брюки и черную кожану куртку, застегнутую поверх. Сам вид мужчины пустил неприятный холодок по спине Гавриила. У него не было сомнений- боец бескрылых.
Мужчина схватил стул и, развернув его обратной стороной, сел, облокотившись тощими кулаками на спинку и пристально посмотрел на доктора. От него пахло смесью кожи и табака.
Интересно, все злодеи так эффектно садятся- мелькнуло у Гавриила в голове. Ему почему-то стало все вокруг безразлично. Он знал, что его ждет тюрьма, так почему бы не поразмышлять над забавными реалиями на последок?
—Что вам от меня нужно?
Наверное вопрос рассмешил мужчину, он расплылся в мерзкой насмешливой улыбке, оголив кривые зубы.
—Что ж вы так неприветливы, доктор. Меня зовут Роб Фразелли. Он протянул вперед костлявую руку. Руки Гавриила до сих пор были скованы наручниками и даже не шелохнулись на столе. Так же как и не дрогнула ни морщинка на его уставшем лице. Увидев это Роб Фразелли убрал руку.
Прежде чем начать он прочистил горло.
—Лично мне от вас уже ничего не надо.- Продекламировал он, громко выговаривая каждое слово в отдельности, будто перед ним сидел глухой. Или иностранец.
—Я здесь, чтобы внести в ваше положение некоторую ясность.
—Что тут разъяснять. Я приютил несчастную бескрылую и получаю по заслугам. Только вы-то тут при чем? Решили помочь врагам вершить правосудие?
Фразелли снова рассмеялся хриплым смехом (видимо от беспрерывного курения, а может из-за ужасной экологии бескрылых).
—Я бы уже передал вас обратно властям, но я сегодня в чудесном настроении. Пожалуй, я посвящу вас в наш великий план.
Он расстегнул куртку, достал оттуда блестящую флягу и открутив крышку, протянул Гавриилу:
—Выпьете со мной, доктор Приор? За единство крылатых и бескрылых.
В его голосе слышалась неприкрытая ирония.
—Вы прекрасно знаете, что этому никогда не бывать.-холодно проронил Гавриил.
Роб пожал плечами и опрокинул в себя горючую жидкость. Поморщился, от чего его лицо стало еще отвратительнее и спрятал обратно флягу.
—Ну…Может и не быть. По любви не хотят, а войной не могут. При чем тут мы? Скажем так, мы решили вернуть природе гармонию. Пусть силой, но видит Бог, мы на верном пути.
—К чему вы клоните?
—Вы так холодны и не проницаемы. Как же вы могли позволить вашей очаровательной дочери привести в дом шпионку?
Гавриил оцепенел. От лица резко отлила кровь. Он отказывался верить в происходящее. Наверняка ему это все снится. Ну конечно! Он просто задремал на крыльце, пока ждал девочек домой. А тревоги разыграли его воображение.
—Что?
—Доктор, вы наивнее чем я думал. Эвердин Бридж-специльно обученный агент бескрылых, посланный на разоблачение врага. Не говорите, что вы этого не подозревали.
—Не понимаю. Она лежала со сломанными ребрами, еле живая.
—Нуу…Скажем, до определенного времени она не знала о своей миссии. А когда узнала, пустилась бежать, чертова пацифистка. Наотрез отказалась от прижигания.
Значит, прижигание все таки было. Ни во всем она врала.
—Так что пришлось ее немного…ээ…подтолкнуть. И четко дать ей понять, что если она не разоблачить семью Приор, мы уничтожим все, что ей дорого.
Фразелли говорил спокойным тоном, будто вещал прогноз погоды, размеренно раскачиваясь на стуле.
—Господи, почему именно наша семья? Почему именно я?
—Вы всего лишь маленькое звено в цепочке великих перемен, которые ожидают ваш город. Бескрылые жаждут первенства. Мы принесем высокие технологии в ваш отсталый городишко. Уж слишком тут у вас все зелено. Мы заставим поверить ваш духовный народ в силу технического прогресса. Заставим понять, что эти пушистые отростки за их спинами никому не нужны и приносят лишь хлопоты. Мы лично отведем каждого на Прижигание и…
—Люди никогда не пойдут на это! И вы это прекрасно знаете. Но вы предпочтете рискнуть, разрушить свою жизнь, чтобы защитить порочную систему, из-за которой убийцы душ оказываются на улицах!-с уверенной насмешкой сказал Гавриил.
—Пойдут. Еще как. Сами. И тут-то вы нам и помогли. Без квалифицированных врачей жизнь крылатых превратится в ад. На ваших плечах весь врачебный состав города. Они вдохновляются вашими идеалами и авторитетом. И тут их лидер берет и садится в тюрьму! Да еще за что! За то, что пустил домой бескрылую проходимку. Какие тут идеалы? Эти марионетки скоро перестанут функционировать без ваших наставлений
Они уже не смогут совладать с их крыльями и предпочтут избавиться от них. Признайтесь, многие и сейчас готовы это сделать. Или нет? Может спросить у вашей жены Лили?
Отчаяние Гавриила сменилось злостью на Франзелли за его осведомленность, на свою слепоту, на Эвердин, на весь мир.
—Или у бедняжки Оливии? Как она боится повторить судьбу матери! Или может у вас, доктор Приор? Сколько лет вы казните себя за то, что у вас за спиной ничего не растет? Сколько упреков в неверности летело в вашу сторону. А ведь все могло бы быть проще.
Гавриилу показалось, что в глазах Роба было сострадание, а может это отражение его собственной жалости.
—Так что люди начнут новую жизнь, где нет места бесполезным чувствам, пока вы будете гнить в тюрьме.
Он встал, развернул стул на место и пошагал к выходу.
—Удачи, доктор. Мне правда жаль, что вы так доверчивы. Кстати, при возможности, передавайте привет вашему соседу, Льюису. Это он вызвал полицию. Если б не он, не уверен, что внезапные чувства Эвердин не погубили бы всю операцию.
Не успел он коснуться ручки двери, как в комнату ворвалась Эвердин.
—Роб! Дай мне минутку!- запыхавшись, говорила она.
—Только минутку. Мы уезжаем. -раздраженно прыснул Фразелли. —Заканчивай, Эв. Пора было уже давно покончить с этим.
Эти слова еще сотней иголок впились в сердце Гавриила, который сидел, как под гипнозом и не мог понять, что с ним происходит. Но четко он понимал одно- сейчас с ним в одной комнате находиться человек, который за самый короткий срок стал ему безумно дорог, и так же безумно и быстро его предал.
—Гавриил, мне так жаль, я не хотела…
—Уходи.-прервал ее доктор.
Глаза девушки налились слезами.
—Пожалуйста, выслушай меня. Они меня заставили, у меня не было выхода.
—Я могу простить то, что ты врала мне, но не могу простить предательство моей дочери. Она пережила предательство матери и ты это знала…Ты сделала то, что должна была. Теперь убирайся из нашей жизни.
В комнату вошел полицейский.
—Мисс Бридж, машина ждет.
—Машина ждет, мисс Бридж…-язвительно повторил доктор.
Она встала и кинув на доктора полный грусти взгляд, вышла.
Двое солдат зашли и тоже вывели Гавриила из комнаты.
—Мистер Приор, вам нужно явиться в здание Верховного Суда завтра в 10:00. Сегодня Вам разрешается переночевать дома и собрать необходимые вещи.
—И на том спасибо.- пробормотал Гавриил, пока его вели к машине.
—За вашим домом установлено круглосуточное наблюдение, так что не пытайтесь бежать.
—Не смешите братцы, сердце бегством не спасешь. Где моя дочь?!
—Мисс Приор останется в нашей камере до завтрашнего заседания суда.
Через некоторое время доктор приор стоял в коридоре собственного дома, еще недавно заполненного озорным смехом дочери и девушки, ставшей кусочком их жизни, а сейчас- безжизненный и пустой. И вроде бы те же стены, та же кухня, та же гостевая, но что-то стало по-другому. Он медленно прошагал вдоль комнат, будто каждый шаг причинял боль и приоткрыл дверь в бывшую комнату Эвердин. Тут еще стоял ее запах, даже постель была не убрана. Вся стена была увешана ее работами маслом и углем. Вид с лужайки, с заднего крыльца, всевозможные натюрморты. А в самом углу-он сам. Гавриил, придремавший за книгой, сидящий у окна в профиль, сонный, с утра разливающий кофе по чашкам. Боль и отчаяние предательским комком встали у горла доктора и он начал рывками срывать холсты со стен, рвать полотна, швырять их на пол, точно Эвердин рвала на части и швыряла его сердце, оголял стены, словно собственную душу, будто звуки рвущихся картин могли залечить его душевные раны.
Занимался рассвет, когда Эвердин подходила к своему родному дому на стороне бескрылых. За месяц, что ее не было, тут ничего не изменилось. Все те же бедные дома, разбитые дороги в районах, куда еще не добрался хваленый технический прогресс.
Она открыла дверь и увидела свою милую старушку Эмму, привычно не спящую в это время. Ее измученное годами лицо впервые за месяц разгладилось от облегчения.
—Ну наконец-то…
Эвердин села рядом положила голову на плечо ее ангела-хранителя и дала волю горьким слезам.
—Бедная моя девчка. Я так и знала. наконец сказала старушка, гладя по голове свою несчастную воспитанницу.
—Что?-всхлипывала та.
—Что ты дашь волю своим чувствам. Не надо было им брать такое нежное создание на такое паршивое дело. В таких делах любовь-помеха. Ты ведь правда любишь этого доктора?
Эвердин посмотрела в лицо Эммы, заметив, как она постарела за этот месяц, как седина предательски похозяйничала на ее некогда шикарных волосах. Как пожухли глаза. И мысленно поблагодарила ее за то, что ей ничего не нужно объяснять. Эмма всегда понимала без слов.
То утро накрыло всех тревожным сном. Оливия прозябала в камере, накануне измучив надсмотрщика расспросами и монологами о нарушении прав человека, но под утро сон взял верх. Гавриил спал в комнате Эвердин среди рваных остатков былой красоты, а Эвердин была далеко-далеко, мучилась от тревожных снов, от которых ее пробудила Эмма, не дав ей поспать и двух часов.
—Милая, мне нужно тебе кое-что сказать. Мне кажется, мы сейчас совершаем большую ошибку.
В первых лучах Эмма казалась Эвердин ангелом.
—Что такое?
—Я боюсь, что не все тебе рассказала.
Эвердин тут же вспомнила события прошлой ночи и поняла, о чем ей говорит Эмма.
—Эмми…Что имена моих родителей делают в списках беженцев крылатых?
—Я не все тебе рассказывала, любовь моя. Но поверь, это все было, чтобы защитить тебя. Теперь я вижу, что выросла и пережила все опасности, от которых я так тебя берегла. Твои родители действительно были беженцами крылатых. Они были огромной души люди, верили в дружбу народов и от своей же веры и погибли. Их расстреляли прямо на границе. Но крошечного ребенка они тронуть не посмели.
В это трудно поверить, но порабощение крылатых планировалось еще тогда. Война ничего не принесла, и у них созрел запасной план.
Ты была особенным ребенком, Эвердин. Очень умной и способной. Они наблюдали за тобой, пока ты росла в приюте для детей беженцев. Едва ты начала говорить, они знали- ты рождена, чтобы стать их козырем в игре за власть. Сама того не зная, ты стала их пешкой. Как и я.
Я работала на них и однажды мне привели тебя, нежное, непорочное создание, будущее оружие в руках убийств. Меня приставили к тебе как опекуна до той поры, когда ты будешь готова воплотить их план в жизнь. и с первых дней я полюбила тебя как собственное дитя. По приказу бескрылых я должна была воспитывать в тебе больной патриотизм и пресекать порождение любых светлых чувств. Я должна была воспитать в тебе настоящего солдата бескрылых. И я слушалась. Слушалась, потому что было страшно. Они грозили мне смертью, если я откажусь. Я водила тебя по затхлым улицам, где жил обычный народ, ты видела нищету и боль своими детскими, отчужденными глазами. Я нехотя делала все, чтобы ты не видела вокруг ни любви, ни радости, становилась одержимой возрождением, желанием отомстить врагам за то, к чему они нас привели.
Но никакой страх не смог заставить меня поломать тебя. Любовь жила в тебе. Когда ты подросла, ты стала рисовать. И твои рисунки были настолько полны красок и света, что я диву давалась откуда в тебе это. Ведь ничего подобного на нашей земле и в помине не было! Однажды ты нарисовала двух птиц, а когда я спросила кто это, ты ответила «мама и папа», и что они тебе снятся. Я едва не разрыдалась от твоих слов. Потом я долго пыталась тебе объяснить, почему люди здесь не такие как тебе рисуют сны, и что все это-плод твоего воображения. Но ты продолжала расти и цвести как цветок Олеандра. Ничто не убивало то светлое и чистое, что дано тебе от природы, твоими родителями. Я понимала- ты рождена летать, а не воевать. но Они никогда бы не смирились с этим. Ты видишь результат их упорства.
Тебя специально не забирали как остальных детей в 13-14 лет. Чтобы дать твоим убеждениям окрепнуть, чтобы ты сознательно шла на войну . Но они допустили ошибку- пришли, когда протест нынешней системе глубоко укоренился в твоем сознании. Я так боялась за тебя, Эвердин! Господи! Прости за все, что я сделала! Что я сделала с тобой, моя девочка!
Эвердин впервые видела слезы на лице Эммы и это так ее тронуло что она едва понимала смысл ее слов.
—Хочешь сказать я…крылатая?
Эмма виновато кивнула
—И мои родители были крылатыми?
—Пожалуй самыми крылатыми, которых я видела.
—И это значит…
—Да. Если ты правда любишь своего доктора, то у тебя еще есть шанс его спасти. Ведь он держал дома не врага, а самого настоящего сородича. Беги, милая,- она взглянула на часы, —Вот вот начнется заседание.
—Эмма, а как же…А как же ты…Что они с тобой сделают если узнают, что ты все мне рассказала?
—Ничего не может быть хуже того, что я сделала с тобой. Пусть таким образом я заглажу вину перед тобой.
Эвердин подошла и крепко обняла старушку на прощанье.
—Я вернусь. И все будет хорошо.
—Лучше не возвращайся. Тогда все будет действительно хорошо.
Она улыбнулась Эмме и вышла во двор, полная решимости.
Но тут резкая, невыносимая боль в спине пронзила все ее тело и Эвердин вскрикнула и рухнула на пол.
—Гавриил Приор, вы обвиняетесь в незаконном добровольном укрытии на территории крылатых представительницы бескрылых, что строго запрещается «Мирным договором» двух сторон статьей о невозможности нахождения на противоположной территории если у вас не имеется соответствующего документа о пропуске или если вы не являетесь представителем стража порядка и карается пожизненным заключением.
Гавриил сидел на скамье подсудимых и никогда не выглядел хуже чем сейчас. Вчерашняя помятая рубашка, растрепанные волосы, щетина, уставшие безразличные глаза. Глядя на него, трудно было представить его респектабельным главврачом городской больницы, надеждой и опорой современной медицины. Справа от него сидел адвокат, предоставленный судом, откровенно скучая и похоже не особо заинтересованный успешным исходом дела. Чуть поодаль сидела Оливия, бледная и печальная. Изредка поглядывала на отца и вообще на кого-то, хотя доктор каждый раз искал ее взгляд, пытаясь найти в нем поддержку. На скамье свидетелей, потупив глаза сидел Льюис, стараясь избегать Гавриила, с которыми они соседствовали всю жизнь, зная что из-за него он сейчас сидит на скамье подсудимых. И когда их взгляды все-таки на мгновенье пересеклись, он понял, как пошатнул его жизнь одним лишь звонком. Судья, крылатая женщина с короткой стрижкой и в узких очках, продолжала:
—Учитывая факт вашей высокой должности, весомым положением в обществе, а так же то, что вы действовали из добрых помыслов, суд постановил уменьшить срок заключения до двух лет и отстранить вас от врачебной практики. Пожизненно. Ваша дочь Оливия Приор передается органам опеки до наступления ею совершеннолетия. Если в зале суда есть кто-то, имеющий факты, идущие в разрез решению суда, просьба встать и высказаться.
Но в зале была тишина. Лишь присяжные, ерзали на соседней скамье, о чем-то шептались и только шорох их крыльев нарушал тишину.
Вдруг открылась дверь, и в зал вошел охранник и неуклюже извинившись, позвал адвоката Гавриила.
Судья сделала недовольное лицо. Ей уже стал надоедать весь этот процесс. Гавриилу, если честно, тоже. К чему эти предисловия,- думал он.
Через минуту адвокат вернулся на свое место с тревожным видом.
—Господин адвокат, вам есть, что сказать в пользу вашего подзащитного?- безразлично осведомилась судья.
—Боюсь, что да. В деле указано, что подсудимый скрывал дома врага, но смею изложить, что мисс Эвердин Бридж- истинна представительница крылатых.
Удивленные возгласы, бурные перешептывания послышались в зале. Судья застучала молотком, призывая к порядку.
—У вас есть доказательства этому смелому суждению?
В этот момент с грохотом распахнулись двери зала, где разъяренная Эвердин пыталась высвободиться из уз назойливого охранника, не пускавшего ее внутрь. За ее спиной раскинулись, словно пушистые ветви, белоснежные крылья…
Все взгляды были прикованы к девушке, поныне считавшейся врагом и к крыльям, которые напрочь ломали эти суждения.
Судья тоже не скрывала удивления. Пригласив Эвердин на скамью свидетелей, она удалилась для повторного вынесения вердикта, учитывая новые обстоятельства.
Взволнованная девушка села рядом с доктором, который смотрел на нее в изумлении, и с опаской взяла его ладонь в свою. Она воспользовалась моментом, когда рой присяжных гудел, обсуждая происходящее, чтобы сказать ему самое главное:
—Прости. Я люблю тебя.
Доктор нахмурился, будто не расслышал, провел рукой, по шелковистой поверхности новоиспеченных крыльев девушки, к которым она еще совсем не привыкла, и тихо сказал:
—Я вижу…
Дело закрыли за недостачей улик. Но люди продолжали говорить о скандальной истории, сломавшей представления людей о мире крылатых и бескрылых. По многочисленным просьбам стали подниматься архивы, и за историей Эвердин появилось еще множество людей, мало что знавших о своих корнях, закинутых на чужую землю волей судьбы. Правила пересечения границы смягчились, и все чаще и чаще люди отправлялись в чужую, незнакомую прежде часть города, в поисках правды. Или себя. Роб Фразелли исчез и больше его никто никогда не видел.
Возможно, ему было бы трудно признать, что любая придуманная нами система в конечном счете всегда будет давать сбой, потому что исключения неизбежны.
Что касается Эвердин и Гавриила, этим двоим предстоит еще многое обсудить, хотя крылья, прорезавшиеся у доктора накануне ночью, многое сказали без слов, и принесли в его сердце долгожданный покой.
Иногда Гавриил задумывается был ли прав Фразелли ,говоря что людям было бы легче без крыльев. Но слыша трепет собственных за спиной, и просыпаясь с окрыленной им женщиной, все плохие мысли улетучиваются куда-то далеко, туда, где бескрылые люди все еще ищут друг друга.