Через 17 лет
Палатка королевы находилась в самом центре лагеря бургундов, расположенного под Изенштайном. Брюнхильда сидела меж двух стражей, даже на их фоне выглядя рослой - возможно, из-за привычно королевской осанки, в кольчуге поверх платья; из-под блестящего шлема спускались наполовину поседевшие волосы. Она читала привезённое ей послание от Зигхера, короля ксантенского. В нём, как и всегда, не было ничего содержательного - только длинные пафосно-слезливые стихи о том, будто она, получив весть о гибели Гунтера и его людей, стала кровоточить от раскаяния в причастности к убиению пресветлого Зигфрида, всячески казнить себя и жалеть Кримхильду. Брюнхильда презрительно усмехнулась - за столько лет они не могли придумать себе лучшего утешения в том, что их держава развалилась.
…Тогда, много лет назад, когда она получила страшную весть из Этцельбурга и оделась в траур, из Ксантена ей быстро пришли стихи о том, что её мучает раскаяние и скорбит она по Зигфриду, которому причинила страшное зло; она бросила бумагу в печь. Немного позже пришло письменное предложение от юного Зигхера стать его женой, и ещё не опомнившийся от горя бургундский двор получил хороший повод для смеха. Брюнхильда разыскала среди старых бумаг ксантенское письмо о светлоликом блаженном Зигфриде, велела отрезать от него финальные проклятья бургундам, чтобы оно завершалось словами о самом убиении, приписать в конце «аминь» и послать его в качестве ответа. В Ксантене оскорбились и пошли на Бургундию войной. Хотя королевство Зигхера скукожилось до ничтожного удела, каким оно было некогда при Зигмунде, но уже без прежнего отбора знатных воинов и следов какого-либо благополучия, тамошний двор, очевидно, был уверен, что даже малой силой ослабленную Бургундию достаточно будет только пнуть. Брюнхильда сама возглавила войско, какое сумела собрать, что вызвало веселье уже в Ксантене, с приступом смехотворчества о том, как отделывал её в постели доблестный Зигфрид. Смех закончился, когда немногочисленные, большей частью наспех обученные бургунды обратили в бегство расхрабрившееся ксантенское воинство, совершив внезапную атаку в то время как оно, стоя строем в чистом поле, хором пело, что Зигфрид всегда живой.
Эта победа прибавила уважения к Брюнхильде не только среди подданных, но и в окружающем мире, вызвав даже почтительно-суеверные слухи, но она не слишком обольщалась, понимая, как уязвима Бургундия, и постаралась использовать свой успех для скорейшего укрепления договоров со старыми союзниками, которые теперь не слишком колебались. Через некоторое время число последних пополнил и Дитрих, после многих лет безуспешных попыток возвративший себе готский трон с удивительной лёгкостью. Правда, говорили, что он добился этого совсем не благородным способом - вернулся тайком в Верону, нашёл там нескольких союзников, с их помощью проник к Эрменриху, что-то прознавшему и заранее приготовившему виселицу, и убил его прямо за столом. Впрочем, мало кто осудил Дитриха за такое отсутствие щепетильности, ибо Эрменрих своим произволом и свинским отношением даже к своим воинам всем уже надоел; больше ворчали, почему Дитрих раньше не мог, чем долго и бесполезно перемалывать целые войска, так быстро и без лишней крови покончить с узурпатором; Брюнхильда же с удовольствием приняла у себя готских послов. Что же до гуннской державы, то её можно было больше не опасаться, ибо державы не стало - данники стали отделяться одни за другими. Так за короткий срок переменился мир, и Бургундия устояла в тяжёлые годы, пользуясь тем, что враги ослабли, и заручившись верностью союзников. В том же, что не касалось боеспособности, страна и вовсе почти не пострадала - здесь Брюнхильде досталось крепкое наследство, и она умело управляла им, думая, что главной беды - войны на своей земле - ей удалось избежать, даже если над этим потрудились сами её враги.
В Бургундии ценили сильную и благоразумную королеву, считая сохранение государства её заслугой. Ксантен же, который стал подвергаться нападениям северных людей, на долгое время перестал тревожить её и возмещал своё бессилие отправкой в Вормс пафосных стихов о могучем Зигфриде, его великих победах, в том числе над Брюнхильдой, и о том, что хоть он и умер, но всё равно остаётся непобедимым, его сила жива и ещё всем покажет; Брюнхильда кидала послания в печь, понимая, что в Ксантене, очевидно, дела идут совсем плохо. Всё изменилось, когда вместо героических песен о подвигах лучезарного Зигфрида стали приходить тревожные вести из Изенштайна. Одно время были лишь мелкие, легко отражаемые набеги, но теперь Зигхер, найдя себе союзников, нашёл силы ударить по самому уязвимому участку Бургундии, для Брюнхильды вдвойне болезненному.
…Королева пренебрежительно смяла ксантенское послание.
- Опять ничего путного? - спросил стоящий рядом пожилой Ортвин фон Мец.
- Так и есть. В костёр, - она отдала ему бумажку. - Не понимаю, чего они от меня добиваются своими глупыми стихами. Что они меня напугают? Или что я обижусь и уйду?
- Наверное, со злости от того, что мы так быстро подошли к самому замку. Наши лазутчики говорят, что вчера его обносили каким-то копьём с песнопениями.
Брюнхильда высокомерно рассмеялась.
- А изображения Зигфрида они не носили? Жаль, им не досталось его мощей.
Ортвин подавил смешок.
- С нами снова сильное войско, и мы выбросим отсюда почитателей Зигфрида, сколько бы они ни пели.
- Верно, Ортвин. Собираем военный совет.
- Прежде ещё одна весть, моя королева.
- Говори.
- К нашему лагерю приехали двое неизвестных, юноша и женщина. Похоже, что это сын с матерью. Юноша настаивал, чтобы их провели к вам.
- Они не сказали, кто они такие?
- Нет. Говорят, скажут это только вам.
- Не слишком любезно.., - лицо немолодой королевы, ещё хранившее печать прежней красоты, сделалось настороженным. - Где они сейчас?
- Мы взяли их под стражу, но…, - Ортвин замялся.
- Что, Ортвин? Слишком не похожи на врага?
- Не то слово, моя королева. Я как увидел того юнца, так подумал, что мне мерещится.
- Говори яснее, - сказала Брюнхильда.
- Мы все, кто из того ещё поколения, ошалели просто, - произнёс Ортвин с соответствующим видом. - Видели бы вы его сами…
- Хватит ходить вокруг да около. Если ты считаешь их не опасными, то пусть придут сюда.
Ортвин вышел. Брюнхильда со вздохом опёрлась на подлокотник, почувствовав, как в груди кольнуло - в последнее время такое с ней случалось всё чаще. Отправляясь на освобождение Изенштайна, она чувствовала, что этот поход может оказаться последним для неё, и заранее дала распоряжение в случае её смерти захоронить её в Изенштайне, на её вотчине; многих перепугало такое повеление, оживив вопрос, кто тогда займёт трон. Годомар, наследник, особого энтузиазма не вызывал, и придворные уговаривали Брюнхильду остаться в Вормсе; но речь шла о её земле, и она поехала с войском, надеясь сама войти в Изенштайн.
Вернулся Ортвин, за ним двое бургундов привели юношу и женщину. Их не связывали, даже не отобрали у молодого человека меч, но он явно и не намеревался им воспользоваться; оба чужака почтительно поклонились. Женщина была небольшого роста, с тонкими чертами лица, одетая как состоятельная горожанка; на голове у неё был платок, оставляющий открытыми виски с тёмно-красными волосами. Юноша, в кольчуге и чёрных одеждах, был высок, смугл и черноглаз, с резким профилем; чёрные вьющиеся волосы падали ему на плечи.
Брюнхильда при виде его побледнела, взгляд застыл на мгновение; в груди снова стрельнуло.
- Вот они, госпожа, - Ортвин с тревогой посмотрел на неё.
Брюнхильда быстро овладела собой.
- Кто вы такие?
- Меня называют Ранке, - ответил юноша низким голосом. - Меня знают главным образом под этим именем, но на самом деле я ношу имя моего покойного отца. Со мной моя мать.
Его речь покоробила стоящих рядом воинов.
- Ты перед королевой. Говори всё как есть.
- Не нужно, - сделала Брюнхильда властный жест. - Мне этого достаточно.
Ортвин, встретившись с ней глазами, отвёл полный смятения взгляд в сторону.
- Зачем ты хотел видеть меня? - спросила королева. Было заметно, что она стала несколько чаще дышать.
- Я пришёл сообщить, что ваш муж и его воины, в том числе мой отец, полностью отомщены.
- Ты говоришь о смерти Этцеля? До меня уже дошли слухи. Говорят, его конец был очень странным. Хочешь сказать, что в том твоя заслуга?
- Да, благородная королева.
Среди присутствующих раздался короткий возглас.
- Ему и так были все девяносто лет, - протянула Брюнхильда. - Не лишним ли было торопить его смерть?
- На моих руках нет невинной крови, королева.
Брюнхильда, внимательно глядя на Ранке, уверенно выпрямившегося перед ней, удовлетворённо кивнула.
- Я вижу, что ты сын своего отца. Расскажи, как тебе удалось проникнуть к Этцелю?
- Я прибыл в страну гуннов вместе с моей матерью, чтобы побывать на месте погребения отца. Там я принял решение явиться к Этцелю. Я не скрывал перед ним, кто я такой.
- Смело… И это не насторожило его?
- Я сказал ему, что владею тайной сокровищ Зигфрида, и за награду готов показать их ему.
- Неужели Этцель проглотил столь грубую наживку?
- Жадность, королева, - сказал Ранке, блеснув глазами. - Он лишился великой державы, так решил хотя бы дожить до смерти самым богатым из королей. Он обещал сделать меня вторым человеком после себя, если я приведу его к золоту, и этим только укрепил меня в моём решении. Однажды мы с ним вдвоём уехали в лес. Там он и остался.
Воины слушали его как поражённые.
- Ты для своих лет и рассудителен, и хладнокровен, - произнесла задумчиво Брюнхильда. - Я поздравляю тебя с тем, что ты смог воздать за отца, и с тем, что не перешёл разумных пределов.
- Мне нет нужды их переходить, королева.
- А как насчёт обещания, данного тебе Этцелем? Оно не прельстило тебя?
- Мне не нужна власть в стране гуннов. Пусть сами разбираются как хотят, - продолжил Ранке. - Я думал поехать в Вормс, чтобы сообщить всё вам, но узнал, что вы находитесь под Изенштайном и ведёте войну с Зигхером.
- Это верно. Сын Зигфрида и Кримхильды не знает как подобраться к моему трону, и поскольку Бургундия ему не по зубам, ударил по земле, где некогда правила я одна, - сказала Брюнхильда. - Захваченным остался мой замок.
Глаза её вспыхнули и сделались властными.
- Если ты столь же сильный воин, как твой отец, я была бы рада, если бы ты сразился на моей стороне. Ты был бы хорошо вознаграждён за службу.
- Простите, королева. Мы не собираемся нигде задерживаться, - возразил Ранке. - Я и моя мать уезжаем далеко от этих мест.
- Твой отец был одним из лучших воинов Бургундии. И самых верных.
- Он был слишком тесно связан с этой страной, - качнул головой Ранке. - Настолько, что порвать с её судьбой он не мог, не сочтя это бесчестием. Но я не связан, и хочу вернуться на свою землю.
- Тебе есть куда?
- Я знаю, что мне делать, госпожа.
Мгновение они молчали, глядя друг другу в глаза.
- Зачем тебе искать удачи где-то далеко, когда здесь ты можешь стать могущественным человеком? Или, - переменилась в лице Брюнхильда, - ты выполняешь волю отца?
- Мою собственную, которая здесь не расходится с его желанием.
- Хорошо, - натянуто сказала Брюнхильда. - Но не торопись пока. Думаю, ты хорошо знаешь, что случилось некогда в этих краях и к чему привело. Теперь сын Зигфрида хозяйничает здесь и посылает уже отсюда бумаги с проклятиями. Сможет ли такой человек, как ты, остаться безразличным и предоставить Изенштайн любой судьбе, какой бы она ни была?
Ранке ненадолго задумался.
- Вы правы, королева. Я сражусь против ваших врагов, но затем уеду.
- Рада твоему согласию, - кивнула Брюнхильда. - Ортвин, проводи его к нашим воинам и объясни ситуацию. Всех прочих прошу также оставить меня наедине с моей гостьей, - она перевела взгляд на мать Ранке.
Воины удалились. Брюнхильда смотрела на незнакомую ей женщину, и её лицо, только что гордое и властное, будто потускнело от непрожитой и невысказанной печали.
- Ты даже не сказала, как тебя зовут.
- Хульда, госпожа.
Брюнхильда промолчала, только глаза, вопрошающие и всё понимающие одновременно, могли говорить о том, какие мысли нахлынули на неё.
- Мой сын не хотел, чтобы я его сопровождала, - заговорила Хульда, чтобы прервать неловкую тишину. - Считал, что это опасно для меня. Но за себя я уже давно не боюсь, а за него бояться даже нелепо… Я хотела увидеть вас своими глазами, госпожа, и рада, что моё желание исполнилось. Вы истинная королева с немеркнущим достоинством, - она чуть склонила голову.
- Вероятно, ты хотела не только посмотреть на меня, - произнесла Брюнхильда, - но и сказать что-нибудь, не предназначенное для посторонних ушей?
- Перед смертью он вспоминал о вас, королева.
Брюнхильда вздрогнула.
- Хаген?
- Да. Он же умер у меня на руках, - тут уже глаза Хульды омрачились давним горем.
Брюнхильда слегка отвернулась.
- Как именно вспоминал?
- В бреду человек выговаривает многое, - уклончиво ответила Хульда, - но не всегда связное. Однако я поняла, как высоко ценил он вас.
- Он только бредил?
- Когда он пришёл в себя, то говорил со мной, но лишь о том, что касалось меня и его.
Брюнхильда с беззвучным вздохом снова подняла на неё взгляд, в котором был незаданный вопрос.
- Мы недолго знали друг друга, но мне этого оказалось достаточно, - сказала Хульда. - Я знатного рода, и жизнь моя началась достойно и благополучно, но однажды она рухнула, и когда душа моя умирала, я встретила его. Он принял меня, и я вновь ожила. Но его скорая гибель оказалась для меня тяжелее, чем я могла ожидать.
- Похоже, беды сыпались на тебя одна за другой, несчастная, - взгляд Брюнхильды согрелся непритворным сочувствием. - Что дало тебе силы всё вынести?
- Его обещание, госпожа.
Лёгкая полуулыбка тронула губы Хульды.
- Когда я ощутила, что ношу дитя, то мир для меня перестал быть пустым и мёртвым. Со мной была новая жизнь. Его сын. Я успела получить награду за всё пережитое.
- Не поверила бы, если бы не видела собственными глазами, - почти прошептала Брюнхильда. - Как он обманул судьбу? Или, наоборот, исполнил?.. Скажи мне, - снова обратилась она к Хульде, - как ты жила все эти годы? О вас ничего не было слышно.
- Рассказывать пришлось бы долго, королева, а я не хочу отнимать ваше время, да ещё при таких обстоятельствах.
- Что ж, воля твоя… Как я вижу, ты не бедствуешь?
- Нет, госпожа, - улыбка Хульды сделалась довольной. - Я хорошо умею вести свои дела, а в тяжёлое время меня было кому поддержать.
- Рада за тебя. Ответь мне только, - на лице Брюнхильды появилась тревога, - правду ли говорят, что над могилой Хагена прозвучало проклятие?
- Это говорят те же, кто сочиняет сказки о том, как устроившая бойню Кримхильда воспарила в рай на крыльях любви, - презрительно ответила Хульда. - Не опасайтесь, королева. Тогда вообще не читали молитв, кроме самых коротких, а я потом сама прочитала над его могилой то, что положено. Как и мой сын впоследствии.
- Хорошо, - Брюнхильда поднялась. - Я рада была встретить тебя, и хочу теперь одарить за принесённые вести.
- Простите, королева….
- Нет, не отказывайся, - Брюнхильда взяла ларчик и достала оттуда пояс, отделанный серебром, с двенадцатью драгоценными каменьями. - Этот пояс я носила, когда правила Изенштайном. После нанесённого мне бесчестья я больше не одевала его и решила, что подарю его женщине, которую сочту достойной столь ценного подарка. Меня окружало много достойных женщин, но отдать его я могла лишь в исключительном случае. Я уже думала, что он не достанется никому, и потому привезла его с собой в Изенштайн, чтобы он вечно хранился здесь. Но моё решение изменилось. Я подарю его тебе.
Хульда отступила на шаг.
- Я не имею права его носить, королева.
- Тогда сохрани. Вижу по твоим глазам, ты понимаешь ценность этой вещи.
Хульда осторожно взяла пояс и поклонилась.
- Благодарю, королева.
- Твой сын пойдёт в бой, - удовлетворённо произнесла Брюнхильда. - Ты же оставайся здесь под охраной моих стражников. Если ты голодна, тебе принесут поесть, если устала - отдыхай. Я скажу Ранке, где найти тебя, когда наше войско вернётся.
Она шагнула к выходу.
- Королева! - голос Хульды прозвучал почти повелительно.
- Что-то ещё?
- Вы не должны удерживать нас.
Брюнхильда свысока посмотрела на неё.
- Решение остаётся за твоим сыном, - холодно сказала она.
***
Ранке и Ортвин с несколькими знатными бургундами объехали окрестности. Брюнхильда, верхом на вороном коне, поравнялась с ними.
- Что скажете?
- Замок имеет не один подход, потому я предлагаю разделить ваши силы и сделать засаду, - сказал Ранке. - Часть воинов нападёт на замок и, завязав битву, обратится в притворное бегство. Противник бросится в погоню, и тогда другая часть войска выйдет из засады и легко займёт его. Те же, кто убегали, получив знак огнём, превратятся в преследователей.
- Эта хитрость стара, как мир, - улыбнулась Брюнхильда.
- Что не означает, будто она плоха, госпожа.
- Что скажете вы? - королева обвела взглядом бургундов.
- Рискованно, чёрт возьми, но попробовать стоит, - высказался Ортвин. - Без какой-нибудь уловки мы долго будем долбиться об эти стены.
- Вопрос лишь в том, как мы будем согласовывать свои действия, - заявил другой воин.
- Обговорим подробности на совете, - сказала королева. - Вижу, в целом никаких возражений нет?
- Возражение такое, что для отвлекающих манёвров надо ли на них попадать, - подал голос ещё один бургунд. - По-моему, достаточно под стенами правильную песню хором запеть, чтобы они оттуда как ошпаренные полезли.
В воздухе грохнуло от хохота.
- Они так пения не любят? - спросил Ранке.
- Смотря какое. Если что-нибудь крепенькое про Свиного Фрица…
- Забавно, Герхард, - Брюнхильда посмеивалась, - но ненадёжно.
В это время со стороны замка понеслось пение хором.
- Опять, - скривился Ортвин.
Ранке удивлённо-презрительно приподнял бровь.
- Скажите, здесь ли сам Зигхер?
- Здесь, - ответили ему. - Приволок свою священную особу на место отцовского подвига.
- Вот и он сам на стену вышел, - заметила Брюнхильда. - Сможешь опознать?
Ранке пригляделся.
- Не та ли златовласка?
Рядом заржали.
- Хорошо сказал, - улыбалась Брюнхильда. - Он распускает свою длиннейшую гриву, показывая, какое он солнышко и золотко, хотя давно уже зрелый мужик. Сможешь его снять? Твой отец был хорошим стрелком.
- Отсюда - нет, но с более близкого расстояния постараюсь.
- Я полагаюсь на тебя. Ортвин, ты будешь во главе отряда, имитирующего нападение и бегство, я же возглавлю тех, кто возьмёт замок, - она повернула коня. - Вернёмся в лагерь и всё обговорим.
Она подала знак Ортвину, и тот отъехал в сторону вместе с ней.
- Ранке останется с вами, - тихо и взволнованно заговорила она, - смотри, если он и на поле боя достойный сын своего отца, нам нужно удержать его у себя.
- Он не намерен оставаться.
- Но он нам нужен! Сам понимаешь, кому отойдёт бургундская корона. У Гунтера была опора, и его сыну тоже не повредит.
- Вдруг он при всех обещанных почестях останется при своём? Не брать же его под стражу?
- Смотри хотя бы за тем, чтобы он незаметно не ускользнул, - бросила королева.
Под покровом темноты часть бургундского войска ушла со своего места и засела позади замка и немного справа, где труднее всего было его разглядеть. Другие стали тихо подбираться к стенам. При этом огни в лагере продолжали гореть, будто всё оставалось по-прежнему.
В замке не спали. Чем ближе подходили бургунды, тем отчётливее слышалось:
- Все мы любим Зигфрида, все мы любим Зигфрида…
Песня звучала равнодушно и заунывно. Бургунды уже привыкли не смеяться над ней. Потом она смолкла, раздался какой-то шум, и воздух прорезал хоровой вопль:
- Такого, как Зигфрид…!
- Давай! - тихо скомандовал Ортвин, и воины, в их числе Ранке, взялись за луки и выпустили стрелы кто по стенам, кто прямо в окна.
Ксантенская песня оборвалась криками. Бургунды выпустили ещё порцию стрел и бросились бежать. Противник в беспорядке стал выскакивать из замка.
Выбежал и Зигхер, скомандовал догнать и убить совершивших вылазку бургундов. Ксантенцы стали выгонять коней, и за это время рейнцы изловчились убрать ещё нескольких. Ранке, выдвинувшись на небезопасное расстояние, пустил стрелу в Зигхера, и тот не успел развернуться, чтобы зайти внутрь, как рухнул ниц.
Поняв, что случилось, захватчики толпой побежали из замка; бургунды встретили их неподалёку, и завязалась битва. Не сразу враг понял, что перед ним не только те, кто подбирались ближе к стенам; но едва сражение достигло должного накала, как рейнцы вдруг обратились в бегство, в сторону от своего лагеря. Разгорячённые ксантенцы пустились в погоню.
Сидящие в засаде слышали шум издали, но не двигались, пока не получили условленный сигнал огнём. Брюнхильда, сидящая верхом, подняла лёгкое копьё; меч давно был тяжёл для неё, и она нашла более подходящее оружие.
- Останьтесь, госпожа, - сказал ей кто-то.
- Нет! - выпалила она; стоящие позади не видели, как горели её глаза. - Это мой замок, и я сама войду в него!
Она стегнула коня и понеслась во весь опор. Её отряд последовал за ней. В замке кто-то оставался; Брюнхильда пронзила привратника, пока её воины быстро поднимали ворота, и ворвалась внутрь. Она пронеслась мимо пары ошалевших ксантенцев, которые запоздало хватались за оружие, чтобы встретиться уже с бургундами, доскакала до бывшего главного зала и, спрыгнув с коня, вошла внутрь.
В зале было пусто и так мрачно, будто много лет сюда никто не заходил; гладкие стены, на которых некогда висели щиты и копья, напоминали о разграблениях, которым подвергался замок. Только резной трон оставался там, где и был; сдвинуть его с места, очевидно, никто не смог.
У Брюнхильды стрельнуло в груди больнее обычного. Она подошла к трону, провела рукой по нему; на нём лежал слой пыли.
Позади слышались звуки битвы. Брюнхильда, не обращая внимания, села на трон, и будто что-то вспыхнуло у неё перед глазами. Да, чутьё её не обмануло. Она останется здесь. Королевой Изенштайна, навсегда.
Боль в груди не давала вздохнуть. Ей казалось, что зал снова озарён светом, а вокруг неё стоят её дамы и воины. Перед ней было четверо. Гунтер и Данкварт, бледные, как мертвецы, между ними Хаген, а рядом какое-то бесформенное, мутное туманное пятно, от которого исходило ощущение угрозы. Брюнхильда чувствовала, что Хаген пристально смотрит на неё. Оба глаза у него были на месте.
- Да, - скорее мысленно, чем вслух, сказала она. - Ты свободен. Я и теперь не стану удерживать тебя.
Хаген слегка поклонился. Мутное пятно исчезло, затем поочерёдно пропали Гунтер и Данкварт. Ослепительный свет залил зал, на мгновение стало необыкновенно легко, прежде чем грудь пронзило что-то острое, и всё, включая саму боль, угасло.
Немногочисленные оставшиеся в замке захватчики были перебиты; бургунды поднялись на стены, размахивая факелами. Ортвин, Ранке и другие, не забывавшие порой оборачиваться, заметили это.
Ранке, развернувшись с поднятым мечом, громко издал какой-то клич на неизвестном языке; воинственный возглас прокатился среди рейнцев, и они перешли в атаку. Кто-то из ксантенцев догадался посмотреть на замок, слегка подсвеченный первыми рассветными лучами, и среди них тоже пронёсся вопль, но отнюдь не победный.
Тем временем становилось светлее. Ксантенцы, бросившиеся назад к замку, и там встречали направленное на них оружие; погнавшие их бургунды полностью разорвали их силы и теперь уже просто избивали. Часть подданных Зигхера предпочла сдаться в плен; кто смог, тот разбежался кто куда.
Ортвин с группой воинов вошёл в замок; Ранке с остальными остался снаружи. Вскоре Ортвин вышел, неся на руках королеву с мечом в груди, и радостные возгласы заглушил горестный стон.
Утро осветило поле боя. Бургунды собирали раненых и убитых, отделяя своих от вражеских; если за последними никто не явится, то придётся позаботиться и о них, но не в первую очередь. Нашли и смертельно раненого Зигхера, брошенного своими сотоварищами; умирая, он в бреду жалобно звал маму, так же безнадёжно, как и маленьким мальчиком много лет назад.
Брюнхильду похоронили в Изенштайне, как она того желала, в кольчуге и шлеме, положив рядом её копьё. Все сожалели о её гибели, хотя и говорили, что эта гордая женщина не могла пожелать себе лучшего конца. Возвращаясь в бургундский лагерь, Ортвин приблизился к Ранке.
- Хаген, - сказал он ему, - оставайся с нами.
Тот, ехавший с задумчивым видом, обернулся.
- Нет. Я отправлюсь в путь.
- У Зигхера не осталось наследников, Ксантену теперь будет не до нас. Может, мрак и туман над ними наконец развеется… Наш же принц, Годомар, человек умный, только ум у него не тот, чтобы править.
- Так у него есть придворные.
- Твой отец был вторым человеком в королевстве.
- Я знаю. Но даже если мне предложат корону, я всё равно не останусь.
Он уверенно смотрел в глаза Ортвину. Тот отвернулся и тихо выругался.
- Чёрт побери… Когда я смотрю на тебя, то кажется, что вижу его взгляд. Почему ты не хочешь последовать примеру отца? Ты мог бы не только получить хорошую награду за верность, но и приобрести большую власть.
- Разве я присягал вам на верность?
- Нет, но ты бы не пожалел.
- Может, у меня действительно его взгляд и весь его облик, - ответил юноша, - но жизнь мне суждена совсем другая. Не уговаривайте меня. Всё уже решено.
Остаток дня Ранке провёл в бургундском лагере вместе с матерью, опечаленной, как и все, гибелью королевы. На ночь Ортвин велел стеречь их, чтоб не сбежали, однако утром их всё-таки нигде не нашлось.
Не было смысла выяснять, кто не уследил или сам выпустил их; за ними отправилась погоня, вскоре вернувшаяся из-за очевидной безнадёжности. Войско возвратилось в Вормс и присягнуло на верность Годомару, хотя кое-кто из старшего поколения и вздыхал про себя.
Позже до Вормса дошла весть, что Ранке и его мать видели в Равенне; несколько придворных уговорили Годомара послать туда за ним. Но когда бургунды прибыли, того уже и след простыл; только и удалось узнать, что он с Хульдой сел на корабль вместе с группой иноземных торговцев. Больше они не возвращались, и среди суеверных голов долгое время ходил слух, что альбы удалились в свой потусторонний, опасный для людей мир. Но потом, в круговороте новых нашествий, войн, перемен границ и устоев, забылось и это; мир менялся, и тот, кто мог, находил в нём свою дорогу.